Текст книги "Маятник судьбы"

Автор книги: Инна Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10
Ночное приключение

Добродеев, полный сомнений, отправился в редакцию, а Монах пошел в гости к Жорику и Анжелике. По дороге он купил большой, как жернов, торт и ввалился к друзьям, прижимая его к животу, потому что в магазине не оказалось пластикового пакета нужного размера.

–Ур-р-ра! Ур-р-ра! – радостно завопил крестник Монаха маленький Олежка. – Дядя Олег тор-р-рт пр-р-ринес!

Выплыла Анжелика, как всегда, в халате, бросилась Монаху на шею. Жорик топтался рядом, приговаривая:

–Ну, ты… Монах, молодец, что… это… пришел! А мы уже думали, бросил с концами. Раздевайся, заходи. Сейчас ужинать будем. Пошли!

Все семейство так радовалось Монаху, что у того даже слезы на глаза навернулись. Они сидели за столом в гостиной, а не на кухне, как обычно; горела парадная люстра, в которой, правда, не хватало половины лампочек, отчего она напоминала щербатый рот, распахнутый в улыбке. Анжелика принесла из кухни громадную сковородку с жареной картошкой и мясом; старшенькие девочки бегали туда-сюда с тарелками и чашками и рюмками; Жорик открывал бутылку. В квартире царила милая семейная атмосфера.

–Ну и как тебе на новом месте? – спросила Анжелика, сгорая от любопытства.

–Нормально, – ответил Монах.

–А мы соскучились, и Олежка все время спрашивает, где дядя Олег, когда придет, куда уехал. Да, сына? – спрашивала Анжелика, с любовью глядя на малыша.

Маленький Олежка сидел на коленях Монаха, подпрыгивал и хватал картошку из его тарелки. Работал телевизор, показывали сериал про гарем и султана, вопил Олежка, роняя непрожеванные куски на стол и на Монаха, щебетали девочки, Анжелика пыталась перекричать телевизор, провозглашал тосты Жорик. Монаху пришло в голову, что телевизор не выключается в принципе, что-то там не срабатывает, и звук не выключается по той же причине. Так и живем, подумал он философски. Удивительно, что он не замечал всего этого раньше. Он вспомнил тихую гавань Киры, свой новый синий, в зеленую полоску халат, тапочки, ванную комнату, уютную комнатку, в которой квартировал, и неприметно вздохнул. Семья, конечно, хорошо…

–Как она тебе? – спросила Анжелика. – Хорошая женщина? Приведи на смотрины!

–Ладно, – согласился Монах.

–Или мы к тебе!

–Или вы ко мне, – не стал спорить Монах.

–А где она работает? Жорик сказал, разводит золотых рыбок? Это вроде хобби, да?

Жорик ухмыльнулся и подмигнул Монаху, и тот представил себе физиономию Анжелики, скажи он, что Кира кроме золотых рыбок держит клуб девушек по вызову. Экзотика, однако!

–В банке, – соврал он. Расплывчатая профессия «работает в банке» устраивает всех и дальнейших вопросов, как правило, не вызывает.

–А как она… в этом смысле? – Неугомонный Жорик цыкнул зубом и покосился на детишек. Анжелика хихикнула и пихнула мужа под столом коленкой.

–Нормально, – сказал Монах, прекрасно понимая, что бывают ситуации, когда легче согласиться с собеседником, который все уже решил заранее, чем что-то объяснять. – Слушай, Жорик, давно хотел спросить… Ты у нас человек технически грамотный, вот скажи мне: что ты знаешь о черном фарфоре? Возможен ли в принципе, методология… как-то так.

–Черный фарфор? – Жорик наморщил лоб. – Ничего не знаю. А разве есть такой?

–Оказывается, у прадеда Киры была фарфоровая фабрика, он всю жизнь искал рецепт черного фарфора и, похоже, нашел. У нас тут какие-то особенные глины, нигде таких больше нет. В курсе?

–Ну видел, знаю. Синяя глина, почти черная, на реке под песком. Глей называется. Есть места, где песок размыло, помнишь, все ноги синие были? Как грязь, густая, чавкает, липучая. Неужели не помнишь?

Монах пожал плечами.

–А зачем тебе?

–Любопытно. Я пошарил в Инете, похоже, черного фарфора не существует. Из чего он вообще делается?

–Ну… из белой глины, наверное. Надо поискать.

–А из черной что? Черный фарфор?

–И чего? – спросил Жорик.

–А если у нас тут действительно уникальная глина, которой больше нигде нет, тогда понимаешь, что получается?

–Что?

–А то и получается, что можно наварить хорошие бабки.

–А «Зеленый лист»?

–А что – «Лист»? «Лист» – само собой. Параллельно. Что скажешь?

–Ну… можно попробовать, – согласился Жорик. – Но это же печь нужна.

–Ага, и температура до двух тысяч градусов.

–Сколько? – поразился Жорик. – В домашних условиях не получится.

–А мы в цеху! Запустим фабричку и займемся. Чем черт не шутит!

Сомнение отразилось на лице Жорика.

–Послушай, Монах, столько умных людей вокруг, и никто никогда не врубился?

–Получается, что никто. Открытия делают чудаки-одиночки, Жорик. Все в теме, а поставить с ног на голову способен только один. Бац! И открытие.

–Ну, в принципе, я не против, – сказал Жорик. – Надо забежать в библиотеку, в отдел краеведения, может, есть что-нибудь.

–Давай. А я в Интернете покопаюсь, нароем что-нибудь обязательно.

Монах так увлекся, что не сразу заметил около своей тарелки небольших размеров животное с рыжеватым мехом. Оно сидело неподвижно и подергивало носом и усиками, словно принюхивалось. Монах ткнул в его сторону вилкой и спросил:

–Что это?

–Где? – спросила Анжелика. – Ой, это же Лунтик, наш хомяк! – Она залилась смехом. – Испугался? Жорик и Олежка вчера купили. Я тоже испугалась, думала, крыса.

–Лунтик-фунтик! – радостно закричал маленький Олежка, хватая хомяка. – Дядя Олег боисся! Ур-р-ра!

И так далее и тому подобное. Незатейливые семейные радости.

Через пару часов разомлевший от еды и питья и оглушенный децибелами Жорикова семейства вкупе с телевизором Монах добрался до своего нового пристанища. Кира вчера выдала ему ключ, и он не стал звонить в дверь. Стараясь не шуметь, сунул ключ в замочную скважину. В квартире было темно и тихо, и он понял, что Кира уже легла. Часы на площади стали отбивать время. Монах разделся и на цыпочках пошел к себе. Он с удовольствием отменил бы рейд в опечатанную квартиру Ирины Г., он чувствовал себя уставшим, захмелевшим и хотел спать – перспектива выхода в ледяное белое месиво его ничуть не радовала. Погода, похоже, вконец распоясалась. Шквальный ветер закручивал снежные смерчи, выл, как по покойнику, в подворотнях и наметал сугробы поперек тротуара. Улицы опустели, горела лишь половина фонарей – выморочным лиловым светом, отчего город казался призраком. Не было видно припозднившихся прохожих, и случайный автомобиль, двигаясь рывками, вдруг освещал белый снежный столб и в страхе шарахался в сторону. Город был в лапах стихии.

«А ведь это только ноябрь, – подумал Монах, стоя у окна и глядя на пустую улицу. – Куда мы идем?»

В смысле – куда идет человечество в связи с глобальным потеплением, смещением магнитных полюсов, фокусами климата и разболтанной вконец экологией!

Он прилег не раздеваясь и закрыл глаза. Думать о судьбах человечества ему не хотелось, и тогда он стал думать о своем новом знакомом Лео Глюке, то есть, о Добродееве Алексее Генриховиче, борзописце и, как оказалось, таком же авантюристе, как и он, Монах. Толстая горячая рука журналиста с мощными толчками пульса многое сказала Монаху. Враль, неутомимый гуляка, хвастун и авантюрист. Скор на подъем, подвижен, всегда готов лететь в огонь и воду за первой попавшейся юбкой или горячим материалом. Весь город в друзьях. Но… вскрыть опечатанную квартиру – это вам не кот начихал, можно так влететь, что никакие кулуары не помогут. Правда, не факт, что Лео явится. Скорее всего, положит с прибором на договор о сотрудничестве и взаимопомощи, не дурак же он, должен понимать, во что ввязывается. Сгоряча и в подпитии согласился, а подумавши – в кусты, несмотря на весь свой авантюризм. А он, Монах, потянет крест сам, раз ввязался и пообещал Кире… распутать. Он стал вспоминать фотографию… Девушка на столе, длинные волосы, кровь. Руки сложены на груди. Под головой подушка. Туфли на высоких каблуках на полу у стола. Туфли… Свет софитов, гардины задернуты, входная дверь открыта. Почему? Хотел немедленного признания? Чувствовал себя творцом, художником, представлял, как они входят, и… шок, крики, ужас! Убийство, допустим, из мести… а подушка? Зачем он положил ей под голову подушку? Извращенная симпатия к жертве? Сложил руки на груди… Когда кладут в гроб, подкладывают под голову подушку. Имитация положения в гроб?

Личность убийцы вызывала все больший интерес Монаха… кроме того, что-то зацепило его на фотографии, что-то… что-то… выпадало из стиля, так сказать. И предчувствие кольнуло в области не то сердца, не то желудка… Что же это было? Что-то.

В половине двенадцатого Монах поднялся, стараясь не шуметь, натянул свою видавшую виды дубленку и синюю вязаную шапочку и осторожно отпер дверь…

Через полчаса он достиг дома Ирины Г., затаился за трансформаторной будкой, откуда открывался вид на подъезд и где не так дуло, сунул руки в карманы и приготовился ждать. Он дал журналисту двадцать минут форы, рассудив, что больше не выдержит. А потом – будь что будет. К его приятному удивлению, Добродеев появился всего-навсего на четыре минуты позже назначенного времени. Встал у подъезда, прямо под фонарем, оглянулся. Монах выступил из-за будки и помахал рукой.

–Привет, Христофорыч! – прошептал журналист, наклоняясь к уху Монаха. – Я думал, ты развел меня, как лоха. Иду и думаю – не придет! Погодка разгулялась, а?

–Через час утихнет, – ответил Монах. – Я человек слова, Леша. За дело!

Он достал из кармана фонарик, осветил панель домофона, потыкал в кнопки. Добродеев потянул за ручку, и дверь распахнулась. Они вошли, отряхнули с себя снег и стали осторожно подниматься на второй этаж, где находилась квартира номер шесть.

Из квартир раздавались приглушенные выстрелы, визг, хохот – народ взахлеб поглощал продукцию зомбоящика. Монах сорвал белую бумажную полоску с печатью и приник к замку, сунув фонарик журналисту. Тот все время оглядывался на двери других квартир – было видно, как ему не по себе.

–Готово! – сказал Монах, толкая дверь. Они вошли в квартиру убитой девушки, Ирины Гуровой. Луч фонарика обежал небольшую прихожую, вешалку с одеждой, изящную тумбочку, на которой лежали перчатки и голубой шарфик. В квартире стоял неприятный запах тления…

Они вошли в первую дверь – это была гостиная с фотографии, Монах сразу узнал ее. Длинный стол в центре был пуст, гобеленовая скатерть свисала криво, гардины были по-прежнему задернуты. На полу у стола стояли черные туфли на высоких каблуках. Черные пятна засохшей крови, покрывавшие ковер и скатерть, напоминали черные хлопья пепла. Монах застыл на пороге, раздумывая, не включить ли свет. Могут заметить, конечно, но, принимая во внимание погоду и время, вряд ли. Во всяком случае, минут десять у них есть. То, что царапнуло его, лежало на поверхности, десяти минут достаточно, чтобы понять, что это. Даже пяти. Даже трех. Не обыск же они собираются устраивать! Он щелкнул кнопкой, вспыхнул свет.

–Христофорыч, ты с ума сошел! – прошипел журналист. – Выключи! – Он метнулся к выключателю.

–Спокуха! – Монах придержал его за плечо. – Помолчи, Лео. Я буду думать. Дай фотографию.

Он стоял у двери, переводя взгляд с фотографии на комнату, сравнивая. В комнате ничего не поменялось с тех пор, только стол был пуст. У правой его ножки стояли черные туфли, которые убийца почему-то снял с девушки.

–Она жила одна? – спросил Монах.

–Одна. У нее есть мать и сестра, но она с ними не поддерживала отношений. В восемнадцать ушла из дома, поступила на курсы аудита, содержала себя сама. Поменяла несколько работ, была администратором в гостинице, бухгалтером в торговой компании, последние пять лет работала в банке.

–Сколько ей было?

–Двадцать восемь.

–Он ее…

–Нет, он ее не тронул.

–Тоже странность. Посмотри на туфли! – вдруг сказал Монах. – Ничего не замечаешь?

–Туфли? Нет! – Добродеев уставился на фотографию, перевел взгляд на туфли у стола.

–Ну?

–Не вижу! Что?

–Размер неподходящий. У Ирины нога маленькая, а туфли на пару размеров больше. Неужели не видишь?

Журналист присмотрелся:

–Кажется, вижу. И что?

–Это не ее туфли, Лео. Подожди, я сейчас! – Монах выбежал в прихожую, открыл шкафчик для обуви и вытащил оттуда пару белых туфель. – Сравни! – Он поднял с пола черную туфлю. – Видишь? Кроме того, посмотри на фасон… каблук толстый, носок круглый… сейчас такие не носят. И краска выцвела… уже не черная, а сизая. Этим туфлям лет тридцать, не меньше. А то и больше.

–Сейчас что угодно носят, – пробормотал журналист. – Если это не ее туфли, откуда они тут взялись?

–Убийца принес их с собой.

–Зачем? – изумился Добродеев.

Монах пожал плечами. Они в молчании смотрели друг на друга.

–Ты уверен? – спросил наконец журналист.

–Есть другое объяснение?

Оба вздрогнули, когда раздался звонок в дверь. Монах погасил свет, на цыпочках пошел в прихожую и выглянул в глазок. На лестничной площадке стояла пожилая дама в халате и бигуди.

–Кто там? – вдруг закричала она тонким голосом. – Я сию минуту звоню в полицию! Я же видела свет! – Она проворно отбежала и скрылась в соседней квартире.

–Лео, делаем ноги, – прошептал Монах, осторожно отворяя дверь.

Они скатились по лестнице, выскочили во двор и бросились на улицу.

–Отчаянная бабка! – Журналист с трудом отдышался за третьим углом. – Если бы она сначала вызвала полицию, а потом сунулась в дверь, нам кранты.

–Женская логика, – заметил Монах.

–Что будем делать?

–Ты хочешь сказать, что ты будешь делать?

–В каком смысле? – не понял журналист.

–В прямом. Завтра ты позвонишь следователю Пояркову, с которым паришься в бане, и скажешь, что абсолютно случайно заметил, что туфли на фотографии явно большего размера, и подумал, что надо бы довести это до сведения следственных органов. Придется, правда, покаяться, что случайно прихватил фотографию… где ты ее прихватил, кстати?

Журналист не ответил. Они шли по пустой улице, и эхо их шагов металось между домами. Снегопад прекратился, как и предсказывал Монах, и ветер стих. Удивительные покой и умиротворение определились в природе. Высыпали звезды – посверкивали сверху, как любопытные глаза небожителей. Нарушители спокойствия брали штурмом наметенные поперек тротуара сугробы…

Они остановились попрощаться на площади около театра, и журналист вдруг предложил:

–Христофорыч, пойдем посидим, а то муторно как-то на душе. Есть тут одно местечко поблизости.

Монах кивнул…

Было около трех, когда Монах наконец добрался до дома. Он был измучен физически и духовно и мечтал лишь об одном – принять душ и упасть в кровать. Он постоял под душем, завернулся в красивый халат, подаренный Кирой, и направился к себе. По дороге заглянул в аквариумную. Комната напоминала пещеру – по углам горели две неяркие лампы, и еще одна висела над «вольером» с Нептуном. Монах постучал по стенке, всколыхнулись воды, и на поверхность всплыл скат – коричневый, с оранжевыми пятнами, размером с большую тарелку. Он уставился маленькими глазками на Монаха, словно спрашивая: «Ну? Чего надо?»

–Как жизнь, рептилия? – спросил Монах.

–Нормально! – ответил скат. – Я не рептилия, я рыба. Сам как?

–Пока не знаю. Проблем много, – пожаловался Монах.

–Не бери в голову, образуется, – утешил его скат. – Главное, чтобы воду меняли и кормили, понял?

–Понял. Ладно, пошел я, спокойной ночи!

–И тебе спокойной!

…Монах упал на кровать и тотчас уснул, а утром уже не помнил, то ли действительно заходил поболтать с Нептуном, то ли скат ему только приснился.

Глава 11
Беседа по душам. Исход

Они встретились за завтраком…

Около девяти утра Кира негромко постучала в дверь, и Монаху тут же стала сниться Аманита в розовой шляпе и подвенечном платье, которая требовала открыть, а он притаился и не отвечал, потому что не хотел жениться. Аманите удалось протиснуться в дверь, и теперь она скалила белые зубы, особенно жуткие на черном фарфоровом личике, и шарила взглядом по комнате, а он, почему-то нагой, в одной вязаной шапочке с помпоном, забился в тесный шкаф и подглядывал за ней в щель…

Монах проснулся в испарине. Фу… приснится же! Тесный шкаф… латентная клаустрофобия? Как-то не замечалось ранее. Или… что? Почему подсознание выбросило сюжет про невесту, от которой он спрятался в шкаф? Полный страха и безнадеги, он сидел в шкафу и знал, что она все равно до него доберется. Причем нагой.

Негромкий стук в дверь повторился, и Монах закричал:

–Сейчас! Иду! – Он вскочил с кровати, помахал руками, поприседал и побежал умываться.

Кира ожидала его на кухне за столом. Монах сказал: «Доброе утро», – и уселся напротив. Он отметил, что лицо у Киры было измученным, с синими кругами под глазами, – видимо, она спала плохо или не спала вовсе – и смотрела она на него, Монаха, выжидающе и, пожалуй, со страхом. Она вызывала в нем жалость и раздражение одновременно, как всякий человек, сказавший «а» и застывший в нерешительности, не смея произнести «бэ». Кредо Монаха… вернее, одним из, было: «Замахнулся – бей!»

–Вы поздно вернулись вчера… – уронила Кира полувопросительно.

–Вы видели статью в «Вечерней лошади»? – спросил он.

–Видела… – Она зябко повела плечами и опустила взгляд.

–Вы его знаете?

Она поняла, что он имеет в виду Добродеева, и кивнула.

Монах разлил кофе в чашки.

–Вы что-нибудь узнали? – Она посмотрела ему в глаза, и он уже в который раз, подумал, что ей есть что скрывать, и о том, что ей страшно.

–Пока нет. Кира, вы обещали список… тех, кто был знаком с Ириной и Линой. – Монах намеренно не сказал: «клиентов», ему казалось, это прозвучит нарочито грубо…

–Да, вот. – Она достала из кармана джинсов сложенный листок и протянула ему.

Монах вспомнил, как Лина деловито поставила галочки против девятерых в списке клиентов клуба. Он развернул листок. Клиентов, которые прибегали к услугам обеих девушек, было семеро. Если произойдет еще одно убийство, то список тех, кто знал всех троих, уменьшится до… пяти, четырех или трех. Чем больше убийств, тем короче список, и так до самого конца, пока не останется всего-навсего один, который был знаком со всеми жертвами. Не хотелось бы…

Он поднял на нее глаза.

–Кира, скажите мне все. Мы ведь союзники.

–Убийств больше не будет, – сказала она твердо. – Убийцу Ирины ищут, Лина в безопасности.

Монах молча смотрел на нее.

–А вы… – Она запнулась. – Я думаю, Олег, на этом наши отношения заканчиваются. Сколько я вам должна за услуги?

–Ничего. Сколько я вам должен за ночлег? – Монах ухмыльнулся – она все-таки решила отказать ему от дома.

Она вспыхнула и попыталась улыбнуться:

–Ну что вы! Знаете, когда мужчина в доме… как-то спокойнее. Спасибо вам.

Она действительно была уверена, что история с убийством закончилась. Или следует сказать «убийствами»? Во второй раз он был нацелен на убийство, просто жертве удалось спастись. Откуда такая уверенность, интересно?

–Вы позволите спросить, Кира… – церемонно начал Монах, – почему вы уверены, что убийств больше не будет?

Он прекрасно знал, что она не ответит, потому что ответить – значит рассказать ему все о своих страхах, и если она не сделала этого раньше, то тем более не сделает теперь. Он представлял себе, что именно произошло… он был уверен, что знает… почти уверен, потому что события протекали в русле некой закономерности, которая пока виделась ему в тумане и только угадывалась. Он просчитывал эту закономерность, оценивал и про-видел, будучи уверен, что наступит момент и он увидит ее вполне отчетливо, равно как был он уверен и в другом – это не конец, убийства будут продолжаться. И самое правильное, хоть и неприятное, что ему придется сделать, – это «продать» с потрохами клуб «Черный фарфор» прожженному журналюге Лео Глюку, у которого связи и который парится в бане со следователем Поярковым. А что борзописец сделает дальше – будет его головной болью. Он был уверен, что тот, кто придумал и подготовил убийства, пойдет дальше. Неудача с Линой перечеркнула успешный дебют, и он захочет повторить успех. Он вспомнил фотографию с места убийства…

Кира не ответила. В молчании они допили кофе, и Монах поднялся. Похоже, его собственный детективный дебют не состоялся. А жаль…

Он запихнул в рюкзак пожитки, натянул унты и дубленку. Кира стояла молча, опираясь о косяк двери, наблюдала.

Они попрощались, и Монах подмигнул ей. Открыл дверь и вышел, сказав на прощание:

–Не поминайте лихом, Кира. Звоните, если что.

Он не стал вызывать лифт, так как с трудом помещался в тесной кабине, да еще и после ночного кошмара, и потопал вниз на своих двоих. На улице уже он вспомнил про «список Киры» и приостановится – что за выверт? Зачем давать ему список «засекреченных» членов клуба, если отказываешься от его услуг? Что это? Недомыслие? Тайный умысел? Игра?

Он сунул руку в карман свитера – список был на месте. Он смял его и собирался уже выбросить, но не удержался, пробежал взглядом и наткнулся на уже известное ему имя популярного писателя Леонида Громова, гордость отечественного пен-клуба. Монах рассмеялся – наставник молодежи, рассуждавший о морали и этике, пользовался услугами девушек по вызову. Это, конечно, не преступление, но… тем не менее! Тем не менее.

И еще одно имя было ему знакомо – Кривов Д. Неужели? Неужели тот самый Дениска Кривов? Коллега по бурсе, маленький завистливый соглядатай, с которым они однажды схлестнулись… Монах рассмеялся: Дениска Кривов и девочки по вызову! Торгуется небось, ибо скуп, паршивец! Видение Дениски с его физиономией пакостного хорька и красотки Лины мелькнуло перед мысленным взором Монаха. Настроение и так было хуже некуда, а тут Дениска, как черт из табакерки.

Монах неторопливо шел по улице, вспоминая альма-матер, коллег, студентов… Хорошее было время!

Утро было ясное и нехолодное; на небе проглядывало блеклое солнце, обещая погожий день. Монах уселся на скамейке в парке и задумался. Вытащил листок и еще раз просмотрел имена. И снова рассмеялся, увидев имя бывшего коллеги и соперника, написавшего на него, Монаха, два доноса декану факультета. Доносчик насчитал за ним с десяток проступков: тут было и панибратство со студентами, и сомнительные занятия эзотерикой, и пьянство, и неприличные анекдоты, рассказанные в присутствии женщин, и опоздания, и пропуски лекций. «Человека с подобной моралью, – заканчивался донос, – нельзя и на пушечный выстрел подпускать к юношеству с его неокрепшей психикой!» Праведный пафос записного моралиста – и девочки по вызову! Каков поворот сюжета! Монах рассмеялся, оценив иронию.

Он помнил, как его вызвал декан, покойный ныне Коля Шморгун, душа-человек и не дурак выпить, и показал подметное письмо. Он, Монах, тут же зачитал его вслух, с выражением и паузами, как актер на сцене, а Коля, улыбаясь, смотрел на него, как на расшалившегося подростка.

–Пошли по пивку! – предложил он, и Коля согласно кивнул.

Со вторым доносом разбирался уже новый декан… В результате Монах сказал ему все, что думает о мудозвоне, написавшем «эту галиматью», и дураках, которые ее читают, и написал заявление об уходе. После чего подался в бродяги и ни разу не пожалел о содеянном. Человек… мужчина должен надкусить всякий плод, считал Монах. И горький, и сладкий…

Остальные имена были ему незнакомы. Как гурман изучает меню, так Монах изучал список Киры. Наконец он поднялся со скамейки и направился в сторону бывшей альма-матер, рассудив, что грешно было бы лишать себя удовольствия. В то, что его бывший коллега-доносчик замешан в деле об убийстве, он ни минуты не верил – не тот калибр, но ему хотелось поговорить с этим ничтожеством по душам.

Спектакль, разыгравшийся спустя полчаса, превзошел все его ожидания. Бывший коллега, ныне декан – барственный, высокомерный… Монах помнил его мелким пакостником и ябедой, а сейчас перед ним сидел импозантный, прекрасно одетый мужчина с лицом разжиревшего хорька, в белоснежной рубашке с золотыми запонками, с часами, стоившими целое состояние. Монах прошел в кабинет мимо моложавой секретарши, которую прекрасно помнил, спросив, у себя ли начальство. Та, улыбнувшись, кивнула и уже в спину ему неуверенно произнесла: «Олег? Олег Монахов?»

Он ввалился в кабинет с рюкзаком, громадный, едва вписавшись в дверь. Непринужденно поздоровался и уселся прочно в кресло против письменного стола.

–Кто позволил? Что такое? Людмила Яковлевна, я же просил! – заголосил хозяин кабинета.

–Здравствуй, Денис, – сказал Монах. – Помнишь меня? Это сколько же годков натикало?

–Вы… ты… в чем, спрашивается, дело? Что вам нужно? – растерянно повторял бывший коллега.

–Вырос, возмужал, карьеру делаешь… Не узнаешь?

–Олег, ты? – Денис привстал, присмотрелся. – Олег Монахов? Ты? Откуда? Какими судьбами?

–Вот, вернулся домой. Потянуло к истокам. Дай, думаю, зайду в родной институт, поспрошаю насчет трудоустройства.

–Но… у нас нет вакансий! Ты извини, старик, у нас сейчас совещание… так что, сам понимаешь. – Он развел руками.

–Я пошутил, – сказал Монах. – У меня бизнес, так что не надо трудоустройства.

–Бизнес? Какой бизнес? – Денис, похоже, растерялся.

–Я частный детектив, Денис. Я у тебя не просто так, а по долгу службы, так сказать.

–Частный детектив?! – рассмеялся Денис, не чуя худого.

–Думаешь, не гожусь? Для этого бизнеса нужно знать человеческую породу и уметь просчитывать варианты, у меня с этим полный порядок. Породу я знаю и просчитывать умею. А также собирать и сортировать информацию. Информация в наше время решает все, Денис, так как мы живем в век информации. Информация – это оружие. Информацией можно уничтожить противника… Слышал про информационные войны? Или так подпортить репутацию и нагадить, что мало не покажется. Народ, правда, ко всему привык, но, как понимаешь, всегда есть за что зацепиться.

–Ты как-то странно говоришь, Олег, словно обвиняешь… – Похоже, испугался, но уверен, что речь идет о взятках и шашнях с заочницами.

«Ну, я тебя сейчас!» – подумал Монах и сказал внушительно:

–Так что это не дружеский визит, Денис, а неприятная необходимость. Если не виноват, спи спокойно. Короче, я веду дело об убийстве, Денис. Убита девушка по вызову, некто Ирина Г., которая обслуживала членов клуба «Черный фарфор». Я уверен, ты читал статью в «Вечерней лошади» нашего местного папарацци Лео Глюка. Собранная мною информация позволяет предположить, что ее убил один из членов клуба. Ты ее знал? Возможно, под другим именем? Возможно, под именем Руна?

–Я понятия не имею… Олег, о чем ты говоришь? Какая девушка? – Денис побледнел.

–Денис, ты меня знаешь, я пользуюсь исключительно проверенной информацией, и отрицать бесполезно. Одна девушка убита, на другую совершено покушение, она чудом осталась жива. И с этой девушкой ты тоже был знаком. Имя Алена тебе ничего не говорит?

–Какая… Олег, я ничего не понимаю! Ерунда какая-то! Ты действительно думаешь, что я имею отношение… Это же просто смешно! – Он попытался рассмеяться.

–Все ты прекрасно понимаешь, Денис. Ведется следствие, следователь Поярков – настоящий монстр, он докопается, можешь мне поверить.

Денис на глазах посерел и осел в своем кресле. В нем уже не оставалось ничего от лощеного хозяина кабинета с барственными манерами, каким он был совсем недавно.

–Но! – Монах поднял указательный палец. – Но он пока ничего о тебе не знает. Копают пока в другом направлении, а про клуб никто ничего не знает. Пока.

–Я не имею никакого отношения… поверь! Твои инсинуации просто нелепы! – Жертва еще трепыхалась и пыталась сопротивляться.

–Допустим, – ухмыльнулся Монах. – Допустим, мои инсинуации просто нелепы и ты не убийца.

Денис дернулся затравленно при слове «убийца».

–Допустим, ты не убийца, – с удовольствием повторил Монах, – но, как ты понимаешь, скандал будет феерический. Уважаемый человек, наставник молодежи – пользуется услугами проституток… Некрасиво. Да что там некрасиво – катастрофа!

–Ты не докажешь! – пискнул Денис.

–Докажу! Есть свидетели – персонал базы отдыха, где ты встречался с проститутками, есть картинки. Показать? – Монах бил наугад, никаких фотографий у него не было. – А представляешь, что будет, если фотки просочатся в Интернет?

–Это не криминал!

–Верно, это не криминал до тех пор, пока все тихо. Это просто досадная утечка все той же информации, никого этим сейчас не испугаешь. Но когда происходит убийство двух твоих… подруг по вызову, то, как ты сам понимаешь, поднимается волна… цунами. Поярков, уверяю тебя, вдоволь покопается в твоем грязном белье, да и коллеги не останутся в стороне. Как я понимаю, ты не пользуешься любовью родного коллектива. Скольким ты задолжал? Сколько из них с удовольствием тебя утопят?

Денис судорожно рванул галстук, на лбу его выступила испарина. Монах загадочно молчал.

–Чего ты добиваешься?

–В смысле?

–Чего тебе надо? Ты не можешь мне простить, ты мстишь!

–Ты прямо как истеричная барышня, Денис. Месть, страсть, не можешь простить. Я тебя давно простил, речь не обо мне.

–Я написал правду! Ты… ты… клоун! Ты паяц! Тебе нельзя доверять… – Он осекся.

–Воспитание молодежи? – Монах рассмеялся и почувствовал, что… хватит. Ему был неприятен Денис, его испуганная гнусная физиономия, на которой отражалась лихорадочная работа мысли – что делать?

–Сколько ты хочешь? – вдруг спросил Денис.

–Я подумаю, – ответил Монах, поднимаясь. – А ты из города ни ногой! Понял? Я буду звонить. До скорого, Денис!

Секретарша ожидала его под дверью кабинета – подслушивала, не иначе.

–Олежка, ты? – Она смотрела на него во все глаза.

–Я, Людочка! Я. – Он приобнял ее, чмокнул в щечку.

Она вспыхнула.

–Возвращаешься? Ой, Олег, как я рада! Честное слово!

–Я подумаю, моя хорошая. Если и вернусь, то только из-за тебя!

Он вышел из мрачноватого вестибюля, чувствуя, что нужно немедленно принять на грудь, а то может стошнить. Не долго думая, он отправился в «Тутси», где был радушно приветствован хозяином заведения Митричем…