Текст книги "Голос ангельских труб"

Автор книги: Инна Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 11. Шаг навстречу

Было уже темно, когда они вышли из гостиницы. Инга, с осунувшимся заплаканым, зацелованным лицом, шла неровно, поминутно оступаясь, опираясь на руку Шибаева.

– Сашенька, – сказала она, – мне нужно идти… – Выскользнув из-под его руки, она призывно помахала желтому такси. Машина плавно затормозила у кромки тротуара. – Я позвоню!

Дверь захлопнулась, отсекая Ингу от него, такси, сверкнув красными огоньками, исчезло за поворотом. Шибаев остался один на темной, пустынной улице.

Он шел, куда глаза глядят, поддавая ногой пустые жестянки из-под кока-колы. Жестянки оглушительно тарахтели, катясь по асфальту.

Над Манхэттеном висела полная холодная луна. Шибаеву не хотелось назад в гостиницу. Ему не хотелось гулять. Ему не хотелось спать. Он с удовольствием напился бы, но магазины были закрыты, а напиваться в баре на виду у всех – какое уж тут удовольствие! Ему хотелось оглушить себя и избавиться наконец от докучных мыслей, поисков ответа на вопросы, на которые ответов не было…

…Инга ехала домой. Только оказавшись в своей машине, она включила мобильный телефон. И сразу же раздались начальные аккорды Первого концерта Чайковского. Звонил Иван. Услышав голос Инги, он закричал:

– Я чуть с ума не сошел, трезвоню весь день! Что случилось? Где ты была?

– Ничего, – ответила Инга. – Вышла в парк… не очень хорошо себя чувствовала. Сейчас еду домой.

– Ты заболела? – в голосе Ивана звучала тревога.

– Да нет, – Инга почувствовала досаду. – Уже все в порядке.

– Нужно показаться врачу, – сказал Иван. – А может, ты… ждешь ребенка? Я читал, что у женщин в это время возникают всякие желания и депрессия.

– Нет, – ответила Инга и замолчала. У нее не было сил разговаривать. К чувству вины примешивалось раздражение – забота Ивана казалась настырной.

– Ты… – осторожно спросил он, не дождавшись подробностей. – Ты… о’кей?

– Да, я в порядке, – отозвалась Инга. – Как ты?

Разговор не клеился. Инга понимала, что муж заслуживает хотя бы убедительного вранья, что он готов поверить любому ее объяснению и рад обманываться. В своем простодушии он ничего не заподозрит, нужно только дать ему сладкую косточку – ласковое слово, что-нибудь вроде: «Страшно соскучилась, жду с нетерпением, когда ты вернешься?» Все, что обычно говорят умные женщины, желающие сохранить семейный очаг. Разумом-то она понимала, а выдавить из себя хоть слово не могла. Дурак тот, кто сказал, что все женщины расположены к измене и изменяют с легкостью. Не все.

Молчание в трубке затягивалось. Инга плакала и старалась не всхлипывать, чтобы Иван не понял, что она плачет. Но он понял.

– Инга, – сказал он тихо, – Инга… Я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тебя люблю. Не пугай меня.

– Я тебя тоже люблю, – ответила она. И добавила тихо: – Прости меня…

Тут ей пришло в голову, что час назад она повторяла свое покаянное «прости» Шибанову. Ей было жалко и Сашу, и Ивана. И себя. Похоже, вся ее налаженная жизнь летит неизвестно куда… Нет, не летит, а стоит на краю пропасти, покачиваясь, разбросав руки в стороны, ожидая знака…

…Она переступила порог своего нового дома, включила свет. Громадная комната, не комната, а зал, освещенная торшерами и бра, напоминала грот или пещеру. Инга любила свой дом. Широкая стеклянная дверь-окно, от пола до потолка, выходила на большую веранду, скрытую от внешнего мира кустами рододендрона. Брокер по ее просьбе поинтересовался у хозяина, какого цвета кусты. Оказалось, малинового, а внутри цветков золотые тычинки. И расцветают ровно пятнадцатого мая, и цветут ровно три недели. А внешний мир – заповедный дикий лес. «Вам повезло, – сказал брокер. – Таких домов на рынке раз-два и обчелся…»

Они выбирали мебель, посуду, ковры. Это было как игра. Игра в свой дом. После поездки в Россию Инга вернулась чужая, и Джон это отметил. Отметил, но со свойственным ему великодушием промолчал. В той стране прошло ее детство, юность, первая любовь… Мало ли, кого она встретила, думал Джон. Самое главное, что она вернулась.

Инга поднялась на второй этаж и разделась. Ее знобило. Она не могла согреться. Проскользнула в прозрачную кабинку душа, открутила блестящий кран. Стояла, подставив лицо горячим сильным струям. Мелькнула мысль, что она смывает следы. Сожаление укололо остро. И она снова заплакала. Кажется, заплакала. Из-за струй воды было непонятно.

Облако пара заполнило кабинку. Вода становилась все горячей. Инга вдруг почувствовала, что сейчас упадет. Дернула скользящую дверь, выпуская пар, с трудом завернула кран, резко вдохнула рванувшийся в кабинку свежий воздух, показавшийся ей ледяным.

Набросила халат. Уселась перед зеркалом. Смотрела на свое осунувшееся лицо и остро себя ненавидела.

Любовь еще не все…

* * *

В полночь позвонил Грег – видимо, ночные звонки тоже стали входить у него в привычку, как и ночные визиты.

– Привет, – поздоровался он. – Спишь?

– Уже нет, – ответил неприветливо Шибаев. – Что-нибудь случилось?

– Случилось, – пожаловался Грег. – Завтра я бебиситтер. Тришу нужно везти на прививки, все заняты, я – единственный свободный художник. И нет чтобы по-хорошему попросить. Нет! Сразу права качать: ты отец, ты должен, это твой ребенок, хоть что-нибудь сделай… Разве я отказываюсь? Я и рта не успел раскрыть. «Твой ребенок!» Не спорю, может, и мой. И мама туда же – ты должен, собственное родное дитя, бедный ребенок… Так что завтра никак, Сашок.

– Что никак? – не понял Шибаев.

– Ну, к этой персоне Ирине. Завтра никак. Но! – Шибаев представил, как Грег проткнул указательным пальцем воздух. – Я покрутился вокруг дома, она уходит на службу в семь сорок пять, работает в «Ройял Спа» медсестрой. Это всякие процедуры, массажи, ванны. Работает до четырех. Живет одна. Я даже к ним в регистратуру сунулся, говорю, у вас тут одна красавица работает, зовут Ирина, что да как, замужем ли, дети… Якобы шкурный интерес, хочу, мол, записаться на лечебную гимнастику. Регистраторша болтливая попалась.

Кажется, опасения Шибаева наплакаться с Грегом начинают сбываться.

– Ты обещал без самодеятельности, – сказал он скучно, сдерживаясь, чтобы не заорать на Грега.

– Сашок, да я ж понимаю! Она меня даже не видела. Давай послезавтра! – В голосе его слышались просительные нотки – так маленький мальчик просит больших не уходить без него на речку. – Ты в дом, я на шухере, в случае чего позвоню на мобильник. Ну, никак не могу завтра!

– Грег, тут такое дело, – промямлил Шибаев, чертыхаясь. – Одним словом, отбой. Понимаешь…

– Значит, не нужен, – горько произнес Грег. – Мавр сделал свое дело, мавр пошел вон!

– Грег, мы же договорились. Ты держишься в тени, ты обещал. Это не игрушки… – Шибаев чертыхнулся – еще не хватало вытирать сопли взрослому мужику. Дурацкая проблема. – Ты и так много успел!

– Да ладно, – отмахнулся Грег. – Я, как отстреляюсь завтра, сразу подгребу. Перекусим где-нибудь и наметим план действий. Спокойной ночи!

Черт, думал Шибаев. С такими друзьями и враги не нужны. Ирина уже знает, что ею интересовались. Плохо. Облом за обломом, с самого начала. Все наперекосяк. А ведь пустяковое дело. Лёнька Телефон, Лиля, Грег… какие-то выморочные отношения, не он выбирает, а его выбирают, тащат куда-то, навязывают ненужные действия, а он плывет по течению. Ситуация выбилась из-под контроля. Нужно кончать бодягу, думал Шибаев. Если не получится с женщиной, придется придавить адвоката. Интересно, за что Прахов ей платит? Тысяча в месяц как довесок к заработку… За какие услуги? Массаж на дому? Пенсия? Пособие? Грег сказал, ей около тридцати пяти, здоровая, в теле. Что же их связывает? Или связывало?

Он просмотрит ее бумаги, письма, записные книжки. Прахов… жутковатая фамилия, возможно, он сменил ее, но не обязательно. Если бы сменил, то не стал бы действовать через фонд, хотя это тоже спорно. Зависит от того, как сильно он наследил. Вполне достаточно уехать из страны. Если он крутит бизнес, то под именем Прахова. Мир становится тесным, и ему, хочешь не хочешь, приходится встречаться с теми, кто знал его раньше. Изменить имя – все равно, что признаться: я тут типа сильно наследил, так что теперь я уже не Прахов, а «икс», прошу запомнить. Вряд ли, думал Шибаев, он пошел на это. А то, что люди Заказчика не вышли на него… ну что ж, значит, плохо искали. В отличие от него, профессионала-сыскаря, который достанет его из-под земли. Потому и нанят.

Но все это, так сказать, рассуждения в пользу бедных. Его, шибаевская, логика отличается от праховской. И фамилию Прахов все-таки поменял. Если «Прахов» отсутствует в телефонных блокнотах Ирины, то придется обратить внимание на все мужские имена. Надеюсь, она не держит дома списки пациентов, думал Шибаев. Намеченное предприятие казалось ему сомнительным, но… хоть какие-то телодвижения. А там посмотрим.

Вряд ли Прахов в Бруклине, думал Шибаев. Скорее всего, в Манхэттене. Или в апстейте [16]16
  Северная часть штата, здесь штата Нью-Йорк.


[Закрыть]. Или в Майами, поближе к своему адвокату. «Если у него бизнес, то поближе к Брайтон-Бич», – сказал Грег. Правильно сказал – с кем Прахову иметь дело, как не с бывшими соотечественниками? Значит, Нью-Йорк. Необязательно метрополия, вполне возможно маленький живописный городок где-нибудь поблизости, на Гудзоне, где живут богатые и знаменитые.

А где живет Инга, вдруг подумал он. Он по-прежнему ничего не знает о ней. Она ушла, как растворилась в большом городе. Тоненькая ниточка – номер телефона – единственная связь между ними…

Шибаев наконец поднялся, принял душ. Впервые за почти две недели праздной жизни он почувствовал, что готов к делу. Наскоро выпив кофе в знакомой забегаловке, поехал на Брайтон-Бич. В шесть тридцать он уже был на Эванс-стрит. Запарковался в двух кварталах так, чтобы видеть дом номер тридцать восемь, и приготовился ждать. Без четверти восемь дверь открылась, выпустив крупную женщину в черном кожаном плаще. Повозившись с замком, она грузно протопала по ступенькам и направилась к своей машине. Яркий грим, пышные темно-рыжие волосы, красивое, грубоватое, сильно накрашенное лицо. Персона Ирина…

На крыльце все еще пахло ее тяжелыми духами. Дверь, как он и ожидал, оказалась весьма хлипкой. Он проскользнул внутрь и запер ее за собой. Постоял, прислушиваясь. Все тихо. Чужой дом был как остров, со своей особой атмосферой, запахами, маленькими звуками. Пол скрипел под его ногами.

Прихожей, как таковой, не было. Сразу кухня. Довольно большая, с круглым обеденным столом в центре – плавно переходящая в гостиную. Цветы на окнах. Горка с разноцветным стеклом. Фотографии в золоченых рамочках. На каждой персона Ирина, пышная, яркая, в красном платье. Моложе лет на десять, прикинул Шибаев. Рядом – девочка лет пяти, неожиданно беленькая и хрупкая. В парке, на пляже, на карусельной лошадке, на скамейке с мороженым. Видимо, дочка. И никаких следов мужа и отца.

Занавесок нет. Шибаеву еще в первый его приезд в Америку показалась странной привычка жить без штор, словно напоказ. Раздеваясь, он гасил свет. Потом привык. Здесь никто ни за кем не подглядывает. Да и некому – улицы пустынны, никто не ходит пешком, даже в лавку за молоком на соседнюю стрит ездят на машине. Шибаева в свое время страшно удивляла соседка Джона Пайвена, которая ровно в семь утра выходила, или, вернее, выезжала, купить кофе для себя и мужа. Возвращалась через десять минут с двумя стаканчиками, закупоренными крышками. Морщась – кофе был горячий, – несла их в руках к дому, поворачивалась задом к двери, толкала ее ногой…

«Почему она не готовит кофе дома?» – спрашивал Шибаев. «Купить быстрее», – отвечал Джон, пожимая плечами. Ему и в голову не приходило, что действия соседки могут вызвать подобный интерес. Ну, купила и купила. «Кип прайвеси!» – девиз американского образа жизни. Что значит: «Не лезь не в свое дело. Не суйся».

За резной деревянной стенкой с окном-прилавком – плита, кастрюли, кофеварка, немытая чашка в раковине; яркое «плодово-ягодное» кухонное полотенце, громадная красная клетчатая варежка, красный клетчатый фартук, брошенный на табуретку. Красно-зеленая фаянсовая миска с яблоками и бананами.

Красный телефон. Персона Ирина, видимо, любит яркие краски. Шибаев выдвинул ящик буфета под телефоном. Блокнот, квитанции, поздравительные открытки, конверты. Он раскрыл блокнот, почти чистый. С десяток имен, в основном, женских. Два мужских – Жора, рядом в скобках сообщалось «стрижка», и Петр. В скобках «сантех.» Прахова не было. Чего и следовало ожидать.

Гостиная… Довольно скромно – два разновеликих дивана и кресло, обитые темно-красной тканью; журнальный столик с хрустальной пепельницей; большой телевизор в шкафу с полками, где негусто стояли компакты. Ковер на полу в багровых тонах. На окнах – прозрачные занавески, для красоты, так как ничего не скрывают. Сквозь жидкую кисею виден унылый внутренний дворик с чахлыми кустами.

По скрипучей лестнице он поднялся на второй этаж. Четыре двери. За первой – ванная. Рюши, флаконы бутылочки. За второй – пустая комната со сваленным ненужным хламом – старой одеждой, коробками, пылесосом – кладовка. Третья – детская, напоминающая розовое облако. Пышное розовое покрывало на маленькой кровати, пышные подушки, пышная розовая занавесочка на окне. С десяток разнокалиберных кукол на крошечном диванчике в углу. И десятки фотографий в цветных рамочках: на стене, на полочках, на ночном столике. И везде все та же девочка, беленькая и хрупкая, совсем маленькая – в коляске; постарше – в песочнице; еще старше – с рыжей собачкой. Но нигде не старше лет пяти или шести примерно. Эти лет пять или шесть стали чертой, за которой, казалось, уже ничего нет.

Последняя комната – спальня хозяйки. Выдержанная в одной, знакомой уже гамме – покрывало на громадной кровати, ковер, задернутые портьеры – все багрово-красное. После радостной розовой детской комнаты спальня персоны Ирины казалась мрачной. Вещи и жилье могут многое сказать о хозяине. Ирина была, видимо, не особенно радостным человеком, тяжеловесным, с сильным характером, упрямым и неуступчивым. Такие если любят, то до смерти, а если ненавидят, то тоже до смерти. Преобладание красных и темно-красных тонов в ее доме говорит о скрытой агрессии. В свое время Шибаев посетил несколько семинаров по психологии в педагогическом университете, кое-что почерпнул. Да и за свою бурную, хоть и короткую карьеру, насмотрелся всякого.

Телефон на тумбочке у кровати, разумеется, красный. Рядом книга – детектив с окровавленным женским трупом на обложке, заложенный пилкой для ногтей. В ящичке – два золотых кольца, пластмассовый желтый флакончик с таблетками, в глубине пачка писем и крошечный черный блокнот.

Шибаев просмотрел письма. Почерк старческий. «Дорогие мои девочки… очень волнуюсь… как вы, мои дорогие… у меня все хорошо… обнимаю… целую…» И подпись «мама». Последнее верхнее – трехлетней давности…

В блокноте имена, адреса и телефоны. Несколько листков из середины вырваны с «мясом». Как будто человек проделал это, не помня себя от ярости. Исчезли буквы «о», «п», «р» и «с». Случайность?

Шибаев так увлекся, что легкий шорох за спиной услышал слишком поздно. Он резко обернулся, все еще держа в руках блокнот…

Глава 12. Облом

Грег «отстрелялся» около полудня, сдал Тришу Елене Семеновне и сразу же позвонил Шибаеву. Но его мобильник молчал. Батарейки сели? Он позвонил в гостиницу. Там ответили, что клиент, видимо, вышел, так как не берет трубку, хотя ключ дежурному не вернул. Так что, «извините, сэр».

Грег почувствовал разочарование. Жизнь за последние дни сделала неожиданный виток, приобрела краски и вызывала интерес. Новый друг был именно таким, каким, с точки зрения Грега, и должен быть агент секретной службы. Замкнутый, немногословный, себе на уме, жесткий. Или жестокий. В том, что Лёньку Телефона замочил именно он, Грег ни секунды не сомневался. Не надо нас дурить! Девочка-танцовщица из «Старой Аркадии» тоже подозрительна. Мата Хари с Брайтон-Бич. Крутится в центре событий, за всеми наблюдает, со всеми знакома. Конечно, речь идет не о шпионаже – какой в наше время шпионаж! – а о криминале. О деньгах, уведенных из страны. Нераскрытых убийствах. У секретных служб длинные руки, достанут и за океаном. В эпоху глобализации, когда эти самые службы из разных стран плотно сотрудничают друг с другом, это все равно, что в сортир прогуляться.

Тут Грегу пришло в голову, что сотрудничеством в данном деле и не пахнет. Иначе Сашок не скрывался бы по сомнительным гостиницам и не ждал бы звонка с инструкциями, и с банком разобрался бы в два счета. «Значит, дело настолько сложное, – понял Грег, – что «волк-одиночка» вышел в плавание на свой страх и риск под глубоким прикрытием. Этого Прахова хотят найти и взять тихо, без шума и пыли. Пока он не попал в руки другой стороны – ФБР или даже ЦРУ [17]17
  ФБР – Федеральное бюро расследований. ЦРУ – Центральное разведывательное управление.


[Закрыть]. Сотрудничество сотрудничеством, глобализация глобализацией, а табачок врозь. Ну и правильно, дело домашнее, нечего светиться. Тем более если речь идет о больших деньгах».

Сашок увез девочку-танцовщицу из того дома, притон, кстати, а не дом. Ему, Грегу, это прекрасно известно. Она была избита, похоже, он вырвал ее из лап… А те, чьи лапы, что с ними случилось? Превратились в трупы? Правда, пока тихо. Никаких слухов – он, Грег, был бы в курсе. Все были бы в курсе. Тут новости не передаются, а взрываются. Значит, все было проделано в гробовой тишине, извините за каламбур. Такому, как Сашок, свернуть шею, как… работа такая, одним словом. А он, дурак, предлагал ему пушку. Хотя, с другой стороны, пушка – вещь тоже необходимая в хозяйстве. Но, с третьей стороны, зачем Саше лишняя головная боль? Оружие – это уже серьезно. Из разряда спецэффектов. И шума много. Правда, лично он, Грег, предпочел бы пистолет, но у каждого свои профессиональные привычки. Тут ему пришло в голову, что он и стрелять-то не умеет. «Зато серые клетки работают, и с логикой полный порядок, – утешил себя Грег. – А раз так, то вполне можно обойтись и без грубой силы. Головой работать надо! Как Юрик. Взял и вычислил персону Ирину без всякого напряга…»

Грег не все рассказал Саше, решив, что тому всякие банковские тонкости по барабану, только запутают. Юрик пошел несколько дальше, решая поставленную Грегом задачу. Он определил, откудапоступают деньги на счет фонда «Морнинг Стар». Логично было бы предположить, что со счета скрывающегося Прахова. Тогда и дело, считай, было бы раскрыто. Но нет, увы. Деньги на счет фонда поступали со счета Рогового, что казалось бессмыслицей – зачем тогда нужен фонд? Отчисляй всем заинтересованным лицам со своего счета и радуйся жизни. Ан нет, создали фонд за каким-то хреном. Не за хреном, конечно, а по одной-единственной причине – Роговой хоть и перечисляет деньги в фонд, но деньги эти не его, а того же Прахова, который не хочет светиться. То есть Прахов дает деньги Роговому, тот в фонд, а оттуда уже заинтересованным лицам. И попробуй догони. Видать, серьезный мужик этот Прахов. Затаился. Ну ничего… Так даже интереснее. Можно еще более усложнить задачу – Юрик только обрадуется. Вычислить всех доноров, перечисляющих деньги Роговому. Среди них обязательно будет Прахов. Правда, и другие лица, причем, может оказаться, в изрядном количестве. Сложно, одернул себя Грег, особенно, если Прахов сменил вывеску. Ладно, решил он, пока отработаем персону Ирину. А там – посмотрим.

Жизнь действительно делалась интереснее на глазах и набирала обороты. Он еще напишет свою книгу! Подпевая Кобзону, Грег в самом радужном расположении духа колесил по Бруклину, подбирая пассажиров то здесь, то там. Даже исчезновение нового друга не особенно его огорчило – мало ли, куда тот мог отправиться. В музей Метрополитен, например, для повышения культурного уровня. Он же знает, что Грег выпал из обоймы на весь день. А завтра они наконец займутся делом. «Пойдут на дело!» – поправил он себя.

* * *

Легкий шелест сзади… Шибаев резко обернулся. В проеме распахнутой двери стояла женщина в черном, занимая собой все пространство. Ноги расставлены для устойчивости. Пышная словно наэлектризованная грива рыжих волос разбросана по плечам. Вытянутые вперед руки сжимают пистолет. Выражение лица… даже трудно определить с ходу. Злоба, торжество, радость. Одного в нем нет определенно – страха. Персона Ирина…

Дама молчала. Пауза затягивалась. Дурацкая ситуация. Шибаев шевельнулся, положив на тумбочку блокнот, который все еще держал в руке.

Ирина тут же скомандовала:

– Стоять! – Голос был резкий, неприятного тембра.

– Послушайте… – начал было Шибаев, но она перебила:

– Молчи, сука! Здесь ничего нет! Так и передай этому бандюку. То, что ты ищешь, в другом месте. Я не такая дура, чтобы держать бумаги дома. Руки!

– Мне не нужны ваши бумаги, – сказал Шибаев, поднимая руки и чувствуя себя при этом последним идиотом. Он шагнул к ней, и в тот же миг раздался выстрел. Ирина, не долго думая, шарахнула в него из пистолета. К счастью, промахнулась. Пуля, всхлипнув, ударила в стену на уровне его головы, чуть левее, чем нужно. Шибаев опешил – он не верил, что она выстрелит. Пистолет – не женское оружие. Женщина, как правило, долго думает перед тем, как пустить его в ход. И по закону жанра должна зажмуриться, нажимая на курок. Персона Ирина действовала по-мужски. Она не пугала его – нисколько не колеблясь, она сразу принялась палить. То, что Ирина промахнулась, случайность. Следующий выстрел ляжет в десятку.

– Послушайте, – начал он снова. – Мне не нужны ваши бумаги. Я искал номер телефона… одного человека.

Она презрительно фыркнула.

– Честное слово… Он связан с вами. Если вы мне сообщите его телефон, я уйду.

– Какого человека? – спросила она резко. – Кончай свистеть, шмак! Думаешь, я не знаю, что ты от него? Мало он мне горя принес? Он же сказал, что все, разбежались. Подонок, я, как чувствовала, с самого утра не в себе. Ну ничего, я тебя живым не выпущу! А ну, мордой к стене! – И, видя, что непрошеный гость медлит, снова выстрелила. Шибаев почувствовал легкий ветерок на щеке – пуля почти задела его. Он отшатнулся. – Ага, не нравится, – торжествующе засмеялась Ирина. – Все вы герои против беззащитной бабы. А против этого, – она качнула пистолетом, – попробуй, сунься. Давай, насилуй меня, падла! Давай! Распускай руки! Жаль, что самый главный подонок не явился с тобой! К стене! – В ее возбужденном голосе звенели истеричные нотки.

Шибаев повернулся к стене. А что ему оставалось делать? Увлекшись, персона Ирина подошла ближе. Продолжала говорить, распаляя себя, хотя, казалось, куда уж больше. Шибаев почувствовал резкий запах ее духов и еще жаркий, особый запах, свойственный крупным женщинам. Ситуация приняла неожиданный оборот. Полоса невезения продолжалась. «А ведь она пальнет», – почувствовал вдруг Шибаев. Почувствовал затылком и спиной – между лопатками. С такого расстояния невозможно промахнуться. Ну, идиот, влип! Сыскарь гребаный!

– Его зовут Прахов Константин Семенович, – предпринял он еще одну попытку.

Он слышал ее дыхание сзади. Сухой щелчок заставил его вздрогнуть – она взвела курок. Эта психопатка действительно собирается его убить! Нырнув куда-то вниз, он, извернувшись, прыгнул. Новый выстрел – снова мимо, куда-то в потолок, и в следующий миг он накрыл ее своим телом, прижимая к полу. Пистолет отлетел под кровать. Женщина закричала от боли и ярости и попыталась сбросить его. Она извивалась под ним и при этом выкрикивала ругательства, от которых покраснел бы одесский биндюжник. Шибаев чувствовал ее бурное горячее дыхание. Вдруг она плюнула ему в лицо, но ему чудом удалось отклониться. Тогда она укусила его в плечо. Он вскрикнул и залепил ей пощечину. Ему было уже не до церемоний.

– Подонок! Мразь! Сволочь! – Она вопила без перерыва, пиная его коленями.

Шибаеву ничего не оставалось, как усесться на нее верхом и залепить еще одну пощечину. При этом он удерживал обе ее руки в своей, так как фурия норовила вцепиться длинными красными когтями ему в лицо. Свободной рукой он закрыл ей рот, чтобы помешать еще раз плюнуть. Ирина, казалось, сошла с ума. Тело ее билось в конвульсиях от ярости, она выкрикивала непристойности, несмотря на зажатый рот. И наконец, укусила его за палец. Шибаев, озверев, сжал ее горло, и она стала задыхаться. Глаза ее вылезли из орбит, из горла вырвался хрип. В следующий момент тело ее обмякло, руки упали, стукнув кольцами о пол.

Опомнившись, он разжал руки, выпуская ее горло, испугавшись, что она умерла. На шее краснели следы его пальцев. Она судорожно, со всхлипом, втянула в себя воздух.

Шибаев поднялся, ощущая дрожь в коленях, в глазах потемнело. Утерся рукавом куртки. Сел на кровать. Ирина лежала на красном круглом коврике, растрепанная, в разорванной блузке, босая – слетевшие туфли валялись рядом. Она была похожа на жертву насилия. Любой, увидев их сейчас, отдал бы голову на отсечение, что подлый негодяй пытался изнасиловать беззащитную женщину, ворвавшись к ней в дом. Хотя это еще надо посмотреть, кто из них жертва. Он взглянул на укушенный палец – в следах от ее зубов выступила кровь. Она все-таки прилично тяпнула его.

Персона Ирина по-прежнему лежала на полу, Шибаев постепенно приходил в себя, сидя на кровати и рассматривая ее. Такиеженщины ему еще не попадались. Шаровая молния, а не женщина. Что же ей сделал этот… «А кто, собственно? – пришло ему в голову. – Кто он, и чем провинился?»

А ведь эта психопатка запросто убила бы, подумал он. И, если бы не промахнулась, то лежать ему бездыханному на круглом красном коврике в ее спальне. Такой поворот судьбы. Так что ему, можно сказать, повезло. Он жив, почти не пострадал, разве что прокушен палец и исцарапано лицо. Она все-таки ухитрилась вонзить в него свои длинные красные ногти. Убила бы, убила… И по закону ей ничего бы не было – она убила его в своем доме, куда он влез без приглашения.

Черт, что же делать, беспомощно думал он. Самым умным было бы убраться отсюда подальше, но эта Ирина – его единственный реальный шанс узнать, где Прахов.

«А если это Прахов? – подумал Шибаев. – Если она приняла его за человека Прахова? Вряд ли, – сомневался он через минуту, – если у них такие отношения, он не стал бы ей платить. Хотя… отношения между людьми иногда принимают самые странные и нелепые формы».

Ирина застонала и пошевелилась. Шибаев отодвинулся, опасаясь нападения. Она открыла глаза, поднесла к лицу руки, принялась их рассматривать, словно видела впервые. Потрогала шею, с усилием сглотнула. Шибаев кашлянул. Она перевела взгляд на него. Смотрела молча, и в пустых глазах не отражалось ничего – ни ярости, ни страха. Она попыталась сесть, тяжело опираясь на руки. Припадок прошел, и теперь женщина ничем не напоминала дикую кошку, искусавшую его десять минут назад, – потухший взгляд, потекшее лицо, красные пятна на лице и шее. Казалось, она даже не сознает, что не одна в спальне.

Сознает. Облизнув губы, Ирина спросила, не глядя на него:

– Вы убьете меня?

Час от часу не легче.

– Нет, – ответил Шибаев.

– Зачем тогда? – спросила она снова.

– Я ищу человека. Я же сказал…

– Здесь никого нет, – отозвалась она. – Я живу одна.

– Вы знаете его, – сказал Шибаев. – Это Прахов.

– Послушайте, мне совсем плохо, – прошептала она. – Я сейчас потеряю сознание. Пожалуйста, помогите.

Выглядела она действительно неважно.

– В тумбочке лекарство…

Не выпуская ее из виду, Шибаев выдвинул ящик, где, как он помнил, лежал флакон с таблетками. Сняв крышечку, он достал одну, протянул ей. Она положила таблетку в рот. Прислонилась спиной к кровати, закрыла глаза.

– Помогите, – произнесла она почти неслышно. – Мне нужен горячий чай или кофе. На кухне… – Она попыталась встать. Шибаев помог, подхватив ее под мышки, испытывая странное чувство от сюрреализма ситуации, которая не желала возвращаться в реальное русло.

По лестнице они спускались вместе. Шибаев почти нес ее на себе. Она была тяжелой и неуклюжей. От запаха ее духов его замутило. На кухне он усадил ее на табуретку. Налил воды в электрический чайник, включил. Ирина безучастно сидела, опираясь плечом о буфет. Он спросил, где кофе. Она не ответила. Он нашел кофе в одном из шкафчиков, насыпал в чашку. Залил кипятком…

– Подождите, – вдруг сказала она, с трудом поднимаясь с табуретки. Он настороженно следил за ней. Она распахнула верхнюю дверцу буфета – даже босая, она была ростом с него – и достала бутылку коньяку и рюмки. Разлила коньяк, к изумлению Шибаева. – Вы меня чуть не убили! – Она впервые взглянула ему в глаза, пододвинула рюмку.

– Я не собирался вас убивать, – сказал он с досадой. – Вы начали стрелять…

– Я очень испугалась, – пробормотала она. – Я думала вы от… – Она замолчала и взяла рюмку, выжидательно глядя на Шибаева. Тот неохотно взял вторую, инстинкт самохранения взвыл сиреной.

– Это чудо, что мы живы, – сказала она. – Меня зовут Ирина. За знакомство!

И Шибаеву ничего не оставалось, как опрокинуть рюмку. «А может, это и к лучшему, после такой встряски…» – было последнее, что он подумал…