Текст книги "Знакомства по объявлению"

Автор книги: Инна Дубровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Неужели это правда? – Лера нервно высчитывала дни, сверяла их по календарю, судорожно вспоминала последние встречи и сама себя спрашивала: как же это могло случиться?

Рано утром – я еще спала – Лера тихо вышла из общежития. На улице было прохладно. Ссутулившись, она направилась к метро: «Врублевский, Серж, Шеколян – я расскажу им всем, это же их ребенок», – думала она, точно не зная, от кого беременна.

Первым на очереди был Стас. Именно с ним она встретилась в тот вечер, после которого, по ее расчетам, могло произойти зачатие. Конечно, верилось в это с трудом. «Стас был пьян, как свинья, – рассуждала Лера, – и он почти ничего не мог…» Она шла к предполагаемому папаше, готовясь к неприятному разговору.

В девять утра Лера была у Шеколяна. Полчаса звонила в дверь – если Стас спит, его и пушкой не добудишься.

– Прекратите хулиганить! – выкрикнула в щелку старушка из соседней квартиры. – Весь дом на ноги подняли.

– Не хами, бабуля! – огрызнулась Лера, теряя терпение. – Мне хозяин нужен позарез.

Тут за дверью послышались чьи-то шаги, и Стас впустил ее в квартиру. Его лицо опухло после очередного запоя, он был бос, нечесаная со сна грива черных волос топорщилась.

– А, это ты, – он разочарованно зевнул. – Давно тебя не видел. Чего пришла?

– Скучала.

– Да что ты говоришь?

– Честно! Клянусь! – Лера вымученно улыбнулась. – Нам нужно поговорить.

– Мы уже говорим.

– Ну, как ты тут?

– Лучше не бывает. Скоро едем в Голландию.

– На гастроли?

– Не совсем, но в Москве пока делать нечего.

– Когда?

– Скоро. – Стас лег на кровать. – Зачем разбудила так рано?

Лера не знала, как начать разговор, на ум не приходили нужные слова.

– Стас, у нас будет ребенок, я беременна. – Она была готова услышать все что угодно, любую грубость, но Стас растерялся и как-то съежился. – Я не специально, Стас.

– Что? Ну, знаешь… Вообще-то, у меня есть знакомый в клинике.

– Но я не хочу делать аборт, это так ужасно, – Лера не смогла удержаться и заплакала, – я боюсь.

– А что ты хочешь? – Он смотрел на нее с удивлением. – Или делай аборт, или – уходи, это твои проблемы… – Стас уже начинал заводиться. – Выкручивайся сама, при чем здесь я? Мне не нужны лишние хлопоты, я развелся полгода назад, ты что, не знала? Беременна! Ну и что? Не ты первая.

Лера хлопнула дверью и вышла на улицу. Час утреннего затишья прошел, и теперь по мостовой с шумом проносились машины. «С одним все ясно», – подумала она, доехала до Тверской и опустилась на скамейку на бульваре у фонтана. По привычке достала сигареты, но курить почему-то не хотелось.

Посидеть на скамейке ей не дал грязный, провонявший мочой алкоголик, который сел рядом и заныл:

– Помогите, на хлеб не хватает…

Пришлось встать и идти дальше – к квартире на улице Герцена.

Все было по-прежнему – тот же мусор, та же картошка на полу и гора немытой посуды в раковине на кухне.

Серж встретил Леру радостно, он был бодр и свеж, расточал густой запах французской парфюмерии и сыпал комплиментами:

– О-о, кто к нам пожаловал! Какими судьбами! Какие люди! Ты выглядишь великолепно, как всегда! Проходи.

Лера протиснулась между шкафами и вошла в «комнату» Сержа. Знакомая обстановка: кровать и под ней таз с бельем. Неожиданно возле кровати возникла девичья фигурка в розовых лосинах, мальчишечьих ботинках на шнурках, короткой юбчонке и спортивной курточке.

– Молодежный стиль? – спросила Лера, глядя на незнакомку. – Любопытно.

– Познакомься, Лера, – Серж пододвинул стул и предложил даме сесть, – это Юля. Мы решили пожениться, уже подали заявление.

Лера в упор смотрела на юное создание с тоненькой шейкой, короткой стрижкой, остреньким птичьим носиком и испуганным личиком. Она хотела рассмеяться, но смех застрял у нее в горле.

– Это ты-то подал заявление? – наконец выдавила Лера. – Не смеши меня. Ты, Юля, наверно, первокурсница?

– Нет, я еще в школе учусь.

– Что? Серж, тебя же надо привлекать… Ей же нет восемнадцати! Ты, Юля, второгодница?

– Отцепись он нее, – заступился Серж за подружку. – Ты что, не с той ноги встала?

– Ну, вы отмочили, – Лера беспардонно разглядывала Юлю. Бросив взгляд на ее талию, покачала головой: – Как же ты рожать будешь с такой-то попкой?

– А это уже не твои проблемы, чего пришла?

– И когда же ты успел?

– Слушай, выйди-ка на минутку. – Серж решительно вывел Леру в коридор.

Разговор продолжили на кухне. Но все, собственно, было и так ясно: Юля несовершеннолетняя, беременна уж точно от него, да и Серж не упустит случая обзавестись желанной московской пропиской.

– Я, по-моему, ничего тебе не обещал, – взбеленился он, – чего ты из себя обманутую девочку корчишь?

– А что ты мог мне пообещать? Койку в этой конуре? Можешь валяться на ней сам со своей подружкой. Бедный ребенок, кому я сочувствую, так это ему.

– Себя пожалей. – На кухню осторожно вошла Юля.

– На каком месяце? – бесцеремонно спросила Лера, кивнув на живот.

– На третьем, – послушно ответила девушка.

Лера метнула на Сержа испепеляющий взгляд:

– Да, ребята, с вами не соскучишься.

Она встала и на всю квартиру рявкнула: «Совет да любовь вам, молодожены!»

К Врублевскому пришла поздно вечером, Миша встретил ее в старом домашнем халате и тапочках.

– Извини, я весь в работе, поэтому беспорядок.

– Все нормально, как роман?

Врублевский глубоко вздохнул:

– Не роман, Лерочка, а пьеса. Трагедия. Все становится на свои места. Газета «Вечер» обещала дать несколько больших кусков, с издательством «Искра» в Улан-Удэ кое-что наклюнулось, северокорейские товарищи проявляют интерес… Я работаю, надежды не теряю.

Лера вполуха слушала драматурга и неожиданно бурно разрыдалась. Врублевский не растерялся, он заботливо, по-отцовски уложил ее на диван и укрыл одеялом:

– Полежи, успокойся.

Как всегда, предложил ей выпить, после чего они обычно отправлялись в постель, но Лера предупредила:

– Выпьем, но за этим ничего не последует. Неделю ничего не ем, ужасно себя чувствую: голова раскалывается, тошнит. – Она достала из сумочки платок, вытерла слезы. – А вчера наконец до меня дошло, – Лера опустила глаза и перешла на полушепот, – представляешь, Миша, у нас будет ребенок.

С минуту Врублевский с удивлением смотрел на нее, затем расплылся в широкой улыбке.

– Я так боялась говорить тебе, думала, ты не поймешь. А потом подумала, это же такое счастье иметь ребенка, который будет умным и красивым, как его родители.

Врублевский сел на диван и погладил Леру по голове, как гладят маленьких девочек.

– Какая милая. И какая хитрая! – Он смотрел на Леру так, словно перед ним находился диковинный предмет.

– Что ты имеешь в виду?

– Значит, скоро ты станешь матерью?

– Да, а ты отцом, – Лера стыдливо улыбнулась.

– Кого ты хочешь обмануть, прекрасное дитя? – спросил он наконец.

– Да кто тебя обманывает! – вспылила Лера, но тут же, успокоившись, добавила: – Я же все подсчитала…

– Не знаю, деточка, что ты там у себя подсчитывала, но что касается меня, то, к великому сожалению, детей у меня с некоторых пор не может быть. Хотя откуда тебе, собственно, знать?

– То есть как это? – Лера чувствовала, как ее уши краснеют и лицо покрывается пятнами, ей захотелось превратиться в таракана и уползти под диван. – Почему? Почему не может быть?

Она старалась не делать резких движений. В то, что план ее рухнул, верить не хотелось. Казалось, она еще куда-нибудь сходит – и все разрешится.

– Вы так милы, Михаил Яковлевич, так гостеприимны. Ну а как ваша порноколлекция, пополняется?

– Зачем же так грубо, милая? Это не порно, это – искусство. – При слове «искусство» Врублевский закатил глаза.

Лера шла по улице, наталкиваясь на прохожих и по привычке останавливаясь у заманчивых витрин магазинов, но мысли не давали ей покоя. Она думала о том, что упрекать ей себя, в общем-то, не в чем, ведь все эти годы она не ждала, не сидела сложа руки, она искала. И с каждым новым знакомством ей казалось, что вот уже ближе, уже теплее, еще немного, и она найдет его – единственного. Так в чем же дело? Почему ей не везет? Рассматривая свое отражение в темном окне вагона метро, Лера отметила, что сама себе нравится. Только вот в любви не везет, ну хоть ты тресни!

Лера должна вернуться из больницы через четыре дня. Я ждала ее. Дел было невпроворот: до трех ночи копировала чертежи, потом, отоспавшись, усаживалась за пояснительные записки. В общем-то, оба диплома были готовы.

Я поймала себя на мысли, что мне ее не хватает, и я скучала. Письма давно уже не приходили, а именно сейчас мне, как никогда, нужна была поддержка – в одиночестве обнажились печальные стороны моего стародевичьего бытия. Работа была завершена, появилось свободное время и возможность заняться чем-нибудь приятным и интересным. Я готовила любимые блюда, но некого было ими угостить. Не с кем поделиться прочитанной книгой или куском пирога. Перспектива жить только для себя мучила, давила. Неужели я обречена на это?

Вспомнила встречу с Эдуардом и постаралась понять, почему все так скверно завершилось? Может, во всем виновата я сама? Дала повод рассчитывать на взаимность, а потом нелепым поведением довела до нервного срыва? Что же я сделала не так?

Зациклившись на таких мыслях, я не могла найти себе места. «Да и хотел ли он изнасиловать меня? Что, если я неправильно поняла? Ведь на улице он извинялся… А может, если бы я согласилась с ним переспать, мы бы сейчас встречались?»

Я достала письмо Эдуарда и спустилась на вахту. Телефон был занят. Поднялась на второй этаж, набрала номер. Он оказался дома.

– Извините, что вас беспокою, это Регина. Вы не могли бы помочь мне с черчением, у меня защита на носу, возникли проблемы… – это был повод, который я придумала как повод для разговора.

Эдуард был удивлен, но сразу нашелся:

– Рад тебя слышать… Так что у тебя там? Чертежи? Заезжай завтра в одиннадцать вечера, нет, в десять! А можно и раньше.

– Но я хотела бы встретиться не у вас дома, а в другом месте: на улице, в кино…

– Ну зачем же на улице? Приходи ко мне, выпьем, поговорим, с чертежами разберемся…

– Давайте в библиотеке, – не теряла я надежды, – или в парке.

– Не-е-ет, я хочу, чтобы ты пришла ко мне. Адрес у тебя есть.

Минуту назад я была готова мчаться к нему без оглядки, перспектива вечного одиночества казалась страшнее всего. Но неожиданно до меня дошло, насколько глупо и смешно выглядит этот разговор. «У меня, кажется, едет крыша», – решила я и положила трубку.

Леру обещали продержать в больнице четыре дня, но уже на третьи сутки вечером она широко распахнула дверь, радостно потрясая бутылкой коньяка.

– Зашла в магазин по дороге, хочется чего-нибудь горячительного для души.

– Ты что, уже?

– Да, уговорила врачиху отпустить пораньше. – Лера выглядела уставшей, измученной, но даже после аборта светилась весельем и желанием радоваться жизни. Ее носик был по-хулигански вздернут, ненакрашенное личико светилось, глаза блестели, щедро рассыпая лучистые искры – она была на удивление хороша.

Я убрала со стола чертежную доску, поставила чайник и нарезала колбасу и сыр. Мне захотелось расслабиться и поговорить по душам, ей-богу, я соскучилась. «Даже позавидовать можно, – восхитилась я, – столько пережила, а выглядит отлично. Есть люди, на которых всегда приятно смотреть».

Мы разлили коньяк по стаканам и начали пить маленькими глотками. Нам хотелось, чтобы напиток подействовал сильнее. Последний год мы частенько баловались разными алкогольными напитками. С Лериной легкой руки много чего перепробовали. Коньяком меня угощал Дима, вином не брезговала и раньше, а вот водка – это полностью Лерина заслуга.

За годы учебы отношение к спиртному стало спокойнее. Даже нравилось ощущение легкости и подъема после небольшой дозы горячительного. Но напиться вдрызг мне не приходилось ни разу.

Первый глоток коньяка был обжигающим, я поторопилась и выпила все до конца.

– У меня никакой реакции, чиста, как стеклышко. – Я с удивлением посмотрела в пустой стакан. – Обидно даже.

– А у меня уже шумит, и тепло по всему телу растекается. – Лера откинулась на спинку стула и гордо тряхнула головой. – Ты быстро пьешь, а пить надо медленно, смакуя.

Она добавила еще понемногу. Вторая порция шла тяжелее – коньяк хорош, пока выпито немного, потом очень быстро становится плохо. Сейчас приятно кружилась голова, и самое время было остановиться.

В дверь кто-то постучал, мы притихли и сидели, как мыши, пока незваные гости не удалились. Потом ели колбасу, запивали ее крохотными глоточками коньяка и не хотели никого видеть.

– Меня в больнице три дня кашей кормили, – пожаловалась Лера.

– Скажи спасибо, что вообще кормили. – Мне было совсем хорошо, я почувствовала прилив сил и жажду деятельности. – Почему считается, что пьяному море по колено? Я, например, все соображаю и не пойду в коридор стекла бить. Только вот координация движений несколько нарушена…

Тут я выронила вилку и наклонилась, чтобы ее поднять. Но она далеко закатилась под кровать, так что дотянуться до нее не было сил. Сделав отчаянную попытку подцепить ее циркулем, потеряла равновесие и шлепнулась на пол.

Лерка покатывалась со смеху:

– Ой, я умираю, ты совсем пьяная!

– Как мне подняться? – Я на четвереньках ползала по полу, хватаясь за все подряд. – Не могу встать, совсем захмелела.

Мне вдруг стало ужасно весело, я представила, как валяюсь на полу, цепляюсь за покрывала на кроватях и вместе с ними снова скатываюсь вниз. Лера попробовала мне помочь, но сама шлепнулась.

– Ой, потолок качается! – закричала она. Мы барахтались на полу, пока Лера кое-как не встала и не подняла меня. Перевернутый стул валялся посреди комнаты. Минут двадцать мы лежали пластом на кроватях, не шевелясь, только по инерции нервно хихикали.

– Никогда так по-свински не набиралась, – первой нарушила тишину я.

Лера попробовала заняться чаем. Через минуту я услышала, как в ванной что-то загремело. То ли уронила чайник, то ли упала вместе с ним, – я опять истерично расхохоталась. В конце концов она вернулась с чайником, полным воды, и с грохотом опустила его на плитку.

Мы решили заварить крепкого чаю и добавить в него остатки коньяка. Хмель улетучивался, оставляя на лицах болезненный румянец. Икая и всхлипывая, мы медленно приходили в норму.

За день до защиты Лера привела Рамиля Шайдуллина, который получил диплом неделю назад и теперь беспрерывно обмывал его.

Последнюю неделю в общежитии царила вакханалия: на полную мощность гремела музыка, на кухне в огромных тазах и кастрюлях варилась еда, разнося по коридору запахи мяса, плова, тушеной картошки, и в комнатах стоял пир горой – все поголовно ходили под мухой. Лера перехватила Рамиля прямо у плиты, пока тот еще не свалился с ног.

– Рамиль, – взмолились мы, – ты умный, во все врубаешься, помоги!

– Главное – подшипники, – изрек Рамиль, – остальное – ерунда!

– Подшипники – это с крестиком? – уточнила Лера.

– А для чего они здесь? – спросила я, ткнув пальцем в то место на чертеже, где стояли перечеркнутые прямоугольнички.

– Ну, вы даете, подруги. Абсолютно ни ухом ни рылом. Делайте хоть умное лицо, иначе хана.

Мы еле уговорили Рамиля написать нам небольшие «докладики», он нехотя продиктовал нам две страницы текста и коротко объяснил сборочные чертежи. На этом подготовка у нас закончилась.

Ночью поспать не удалось. Прямо под нашей дверью устроили танцплощадку технологи-нигерийцы. Они не придумали ничего лучшего, как вынести магнитофон с колонками в коридор. Лера пробовала навести порядок, но негры и их подвыпившие белые подруги только заливисто смеялись и тащили ее танцевать. Под утро все угомонились, и мы немного подремали.

В институт явились в начале одиннадцатого и оказались последними, – пришлось четыре с половиной часа подпирать стены и «думать думы». Как инженеры мы не состоялись, это ясно, но и задачи такой перед собой не ставили, так что жалеть вроде бы и не о чем. Но если проделано столько работы, обидно завалиться на защите.

Лере действительно было чего бояться – она переживала, что репутация прогульщицы и двоечницы может повлиять на результат. Мне особо переживать нечего, таких специалистов, как я, пруд пруди, но все-таки было страшно.

Наши опасения оказались напрасными. Защищаться в последний день традиционно приходили откровенные «чайники», члены комиссии это прекрасно понимали. Лера и я маловразумительно промямлили наспех заученные тексты и что-то невнятное пробубнили в ответ на вопросы. Получив по вожделенному трояку, довольные жизнью и собой мы возвратились в общежитие.

– Сегодня я напьюсь до чертиков, – заявила Лера.

Мы прикинули наличность: остатки от стипендий и последних родительских переводов, Лерины доходы за спекуляцию перекупленным у арабов барахлом – все это, конечно, ерунда, но кое-что сообразить можно.

Убрав чертежную доску, накрыли стол. Лере не терпелось поскорее открыть шампанское, она кое-как разложила на тарелки снедь и принялась за дело.

– За то, чтобы никогда не работать по специальности! – провозгласила она тост.

Мы набросились на курицу. Потом налили еще и выпили за здоровье членов комиссии, за институт, потом за общагу и за счастье в личной жизни.

– Восемь лет жизни коту под хвост, – не могла никак успокоиться Лера. – Постоянные стрессы – ты знаешь, они портят внешность? И каждый раз бояться, что заметят шпору и выгонят, как шелудивого кота. А этот дебил доцент Гнатюк? «Нечаева, вы пришли на консультацию по дипломному проектированию, а не в ночной клуб!» А какое твое дело, куда я хожу, старый козел? «Нечаева, назовите мне тему вашего проекта». А я виновата, если не могу выговорить эту ересь, как это… да я уж и не помню ничего. Вот какой мутью забивают наши головы!

После шампанского мы принялись за коньяк, настроение шло по восходящей, и недавние страхи казались уже смешными.

– Когда этот толстячок, как его… профессор Шатохин попросил что-то там объяснить на электрической схеме, я поняла, что пропала. Стою и думаю, на каком листе у меня электрическая, а на каком гидравлическая?.. А потом дошло – на самих же листах сверху и написано. Совсем мозги пересохли.

– А видела бы ты меня!

Незаметно мы выпили весь коньяк и шампанское, захотелось танцевать. Включили музыку погромче, чтобы отомстить неграм за бессонную ночь, и устроили себе импровизированный дансинг. Кассета оказалась с записью песен Принса. В порыве вдохновения решили изобразить леди из «Трио экспрессия» Бори Моисеева. Мы на полном серьезе совершали проходы по комнате, выделывали грандиозные па, изгибались и выбрасывали коленца. В конце концов, обессилев, рухнули на пол, заходясь в каком-то истерическом, гомерическом хохоте.

Потом потянуло на живопись. Я сняла со стены портрет Преснякова, размалевала его физиономию, подрисовала рога и бороду. Но шедевра не получилось, я скомкала портрет и швырнула его в форточку.

– Ура, Лера, попала, попала, смотри, он улетел! – радостно взвизгнула я.

– А давай сожжем весь этот мусор! – Лера потрясала охапкой черновиков, тетрадей, каких-то бумаг, накопившихся за время учебы.

Но остатки разума не покинули нас, пожар мы устраивать не стали. Страшно счастливые и совершенно усталые, упали на кровати и моментально уснули.

Получив вожделенные синие корочки, мы могли спокойно жить в общежитии до конца августа. Домой не спешили и за оставшееся время решили наверстать упущенное и посетить Кремль и Третьяковку, чего раньше сделать не удосужились и, как ни странно, угрызений совести не испытывали.

Последние дни в Москве были прощанием с вольной студенческой жизнью. Лера носилась по магазинам, примеряя украшения, наряды, обнюхивая духи и дезодоранты. Купить она почти ничего не могла, но запахи дорогой парфюмерии доставляли ей почти чувственное наслаждение. Она разглядывала дорогие прилавки фирменных магазинов, часто не удерживалась и тратилась на какую-нибудь мелочь.

Я обожала кино, поэтому ездила по кинотеатрам, стараясь пересмотреть все фильмы, о которых что-либо слышала или читала, соблазнялась легким чтивом, и скоро моя сумка наполнилась детективами, мелодрамами и фантастикой, перечитать которые я планировала дома. Скоро мы были вынуждены покинуть столицу.

Уезжали почти в одно время – Лера с Казанского, я с Ленинградского вокзала.

Мы вышли из общежития, нагрузившись сумками, чемоданами и коробками с барахлом. Никто не помог, не уступил место и не поднес сумки. Около часа мы ловили такси, но при виде наших огромных баулов машины прибавляли газу.

На вокзале носильщиков, как всегда, не оказалось. Приходилось часто останавливаться, ставить сумки на заплеванный асфальт, разминать онемевшие руки, опять хватать вещи и тащить их в толчее и сумятице к поезду.

– Гражданин, нам не по пути, случайно? – спрашивала Лера у мускулистых ребят с туристским снаряжением, многообещающе моргая глазками. Но те не спешили на помощь, непонимающе отшучиваясь.

Вдыхая копоть и гарь, я дотащилась до последнего вагона. Едва не испустив дух, вошла в купе, кинула сумки на пол и зло затолкала их ногами под сиденье. Измученная, одна в пустом купе, я с тоской смотрела за окно – через несколько минут состав тронется. Последние пассажиры бежали к поезду, прощались, целовались, что-то кричали друг другу. Толчок – и мимо поплыли замусоренные платформы, ржавые цистерны, кирпичные домики…

Я жила одна в двухкомнатной квартире, которую оставила мне младшая сестра, выскочившая замуж и укатившая с любимым в Новосибирск. Я наслаждалась свободным пространством, с трудом представляла, что буду делать с целой газовой плитой, – стандартная кухня казалась мне Лужниками. Часами валялась в ванной и ходила по комнатам без халата.

Город, в котором я родилась и куда вернулась после учебы, – классическая провинция на северо-востоке Эстонии. В нем есть пара ресторанов, десяток кафе, бары, магазины. Он живет тихой, размеренной жизнью: полупустые улицы под вечер и вовсе вымирают, жизнь кипит лишь у торговых точек, а центром культурной жизни считается городской рынок.

Первое время я активно ходила по книжным лавкам, пробуя выискать там что-либо достойное, заставляла себя просматривать газеты. Но скоро выяснилось, что московские газеты в Эстонию не поступают, а местные скучны, пусты, и слишком жалко выглядят на столичном фоне. Телепередачи можно смотреть только с шести часов вечера, и заняться порою просто нечем. Последней отчаянной попыткой вырваться из застойного провинциального быта стала поездка в Пюхтицкий монастырь.

Насладившись свободой, я задумалась о хлебе насущном и, взяв диплом и паспорт, направилась на биржу труда. Войдя в темное полуподвальное помещение, я заняла очередь, которая продвигалась на удивление быстро.

– В первый раз? – равнодушно спросила работница биржи, не удостоив взглядом мои бумаги. Не дожидаясь ответа, она швырнула мне толстый журнал.

Прочитав на обложке надпись «Вакансии», я углубилась в занимательное чтение. Городу требовался гардеробщик, три дворника, уборщица, шофер, водолаз… На мою попытку разузнать, нет ли вакансий на инженерные должности, служащая, удивленно вскинув брови, задала сакраментально-убойный вопрос о степени знания эстонского языка. Оставалось прикусить язык.

В глубине души я не слишком расстроилась, надеясь, что все как-то образуется. Сейчас же, чтобы не тратить время попусту, решила еще раз попытать счастье через газету «Двое», благо в нашем городе она продавалась на каждом углу.

Мне давно не приходили письма, и было ясно: тот, кто хотел мне ответить, давно уже сделал это, и на большее нечего рассчитывать. Купив два номера газеты, я выбрала пять более-менее подходящих объявлений. Честно говоря, к тому времени я на них почти не надеялась. Понимала, главное в такого рода знакомствах – счастливый случай. Я постаралась излагать свои мысли с юмором и без тяжеловесных фраз – именно такие корреспонденции приходили от иностранцев.

«Здравствуй, (имя)!

Меня зовут Регина. Я не замужем, хоть обаятельна и красива, в чем можно убедиться, посмотрев на фото. Кроме того, дьявольски умна, как и все старые девы, поэтому и решила ответить только тебе, и никому другому.

Хочешь ты этого или нет, но я тот самый идеал, который ты ждешь всю жизнь. И пока я еще свободна, не упусти свой шанс. Пиши, если хочешь найти верную спутницу.

Коротко о себе. Под настроение я могу белить, стирать, убирать квартиру и вести хозяйство и глубокомысленные беседы (можно одновременно). Люблю – читать, готовить, слушать хорошую музыку. Не терплю категорически лжи и тупости.

Ко всему вышесказанному хочу добавить, у меня есть диплом о высшем образовании, который лежит пока мертвым грузом. Я безработная, надеюсь, временно.

До свидания. Регина».

Скорого ответа ждать не приходилось. Но через несколько дней я получила конверт из США, который переслали мне из Москвы оставшиеся там знакомые. Письмо было из «МК Интернейшнл», мне предлагалось заполнить бланк для повторного объявления.

«Дорогая Регина!

Тысячи мужчин в США, Канаде и других странах ищут прекрасных дам для переписки и создания семьи. Твои снимки, помещенные в одном из наших каталогов, дали возможность познакомиться с тобой. Пожалуйста, заполни этот бланк и вышли фотографии, которые мы сможем напечатать в следующем номере. Очень важно, чтобы они были оригинальными (в открытом платье, мини-юбке, шортах или купальном костюме) и не публиковались в других каталогах. Помни, лучшее фото – лучший шанс».

Вся беда в том, что сниматься в купальниках у нас не принято, а личным фотографом я не обзавелась. Поэтому я решила сделать обычное фото и отправить повторную заявку.

Я ходила по городу в надежде найти работу, стучалась во все двери, но незнание эстонского языка не оставляло мне надежды. Пособие по безработице компенсировало лишь моральный ущерб, материально оно почти ничего не значило – денег хватало на уплату коммунальных услуг и скудное питание. Я дала себе слово учить каждый день десять эстонских слов по словарю, но произношение было ужасное, и дело продвигалось медленно.

Где-то в середине декабря, открыв почтовый ящик, я увидела конверт, подписанный знакомым почерком. Я сразу узнала Леркины каракули – даже за сотни километров она удивляла своей непредсказуемостью. Сейчас она сообщала, что живет одним домом с «любимым человеком» и чувствует себя очень счастливой.

Впрочем, Леркино «замужество» можно было предвидеть. В Москве она говорила, что ничего хорошего от своего приезда домой не ждет, так оно, кажется, и вышло. Ее мать повторно вышла замуж, когда Лере было пятнадцать лет, и скоро в семье родилась еще одна дочь. Девочка почувствовала себя лишней. Она рассказывала мне, как и раньше, до появления отчима и сестры Кати, ссорилась с матерью. Ну, а потом, уже в новой семье, скандалы возникали по любому незначительному поводу. Когда Лера закончила школу и исчезла с глаз долой, родители на время облегченно вздохнули. Но она вернулась и теперь уже, кажется, надолго.

Трудоустройством падчерицы занялся отчим, который работал завотделением в поликлинике и имел кое-какие связи. Он подыскал ей вакантное место учителя географии в школе. Так Лера стала учительницей.

Преподавать оказалось несложно. Ученики изучали новый материал по учебнику сами, на уроках царила полная анархия. Нагрузка была небольшая, да и сверхзадач перед собой Лера не ставила, за рамки школьной программы не выходила. Двоек она почти не ставила – потом самой же приходилось заниматься с отстающими.

Школьники ее любили, на работе все шло замечательно. При встрече с директрисой Лера, вытягиваясь в струнку, вежливо здоровалась, с коллегами была предупредительна, и в коллективе она, как говорится, пришлась ко двору. Зато дома все шло кувырком, катилось в тартарары. Мать то ревновала Леру к отчиму, то устраивала сцены из-за неубранной постели. Дочь, конечно, в долгу не оставалась. Так они и жили.

Однажды во время педсовета Лера случайно оказалась рядом с учителем физкультуры Толиком Басовым. Он вертелся на стуле, часто смотрел на часы и с нетерпением ждал конца педсовета. Они не могли скрыть зевоту.

– Что, скучно? – спросил Толик. – Может, прогуляемся? – предложил Басов. – Куда пойдем? В кино? В театр? На вечер органной музыки?

– А если в казино? – подыграла Лера. Она просто отшила бы Толика, но хотелось развеяться – давно уже нигде не бывала.

Толик рассмеялся:

– А просто ресторан вас не устроит?

Центральный ресторан города «Турист» при ближайшем рассмотрении оказался грязной забегаловкой, где собиралась далеко не самая изысканная публика. Прямоугольные столы покрыты стираными-перестиранными скатертями, в зале накурено, крутили затертые записи.

«Ну и гнусное местечко! – подумала Лера. – Козел же этот Толик!» Зал был наполовину пуст; раздевшись в гардеробе, они сели за свободный столик.

– Что закажем? – спросил Толик.

– Я хочу выпить. – Лера решила не кокетничать.

– Водку будешь?

– Пока не стоит. – Она задумалась. – Лучше вино.

Сравнивая «Турист» с московскими ресторанами, Лера только вздыхала. Полчаса пришлось ждать официантку. Наконец она снизошла до них. Толик попросил бутылку вина и два лангета. Минут через сорок принесли вино.

– «Монастырская изба», – прочитала Лера этикетку и засмеялась: – Как раз про нашу школу. Ты давно работаешь? – спросила она.

– Третий год.

– А где учился?

– В Питере, в физкультурном.

– Здорово было?

– Да, выпили немало, – признался Толик, – был очень интенсивный учебный процесс.

Посетители потихоньку прибывали. Размалеванные девицы, местные валютчики, мелкие бизнесмены, два иностранца с переводчиком…

Публика курила, и Лере страшно хотелось затянуться душистой сигареткой. Толик догадался, купил в баре пачку дамских и предложил даме.

Раздавив в пепельнице окурок, Лера пригласила его танцевать. Они вышли на середину зала, Лера положила руку ему на плечо и прижалась к могучему торсу. Толик действительно был симпатичным темноволосым мужчиной, высоким и с атлетической фигурой. Его внешность несколько портило отсутствие переднего зуба, но правильные черты лица и прямой взгляд обезоруживали. «Славный самец, – оценила Лера и тут же задумалась, – а стоит ли связываться?»

– Я предлагаю выпить за знакомство, – сказал Толик, когда они вернулись. Лера чувствовала, что перебирает, но все же опустошила очередной бокал и блаженно откинулась на спинку стула.

В зале стоял ровный гул, состоящий из пьяных голосов, звона бокалов. Все это создавало неповторимую кабацкую атмосферу, которая так нравилась Лере. В голове шумело, настроение становилось приподнятым.

– Это, конечно, не «Метрополь», но за неимением лучшего – сойдет, – миролюбиво заметила Лера.

– А ты что, в «Метрополе» была? – заинтересовался Толик. – Ну и как там?