Текст книги "Сайз новогодний. Мандариновый магнат (СИ)"

Автор книги: Инна Максимовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 4

Алиса Нежина

Сумасшествие. Видимо резинка на варежках передавила мне что – то в шее и в мозг перестал поступать кислород. Зачем я согласилась на странное предложение мужика, имени которого даже не знаю? Может сбежать? Вот прямо сейчас. Пока он нежно вытаскивает сына с заднего сиденья. Я вывалилась из машины, как мешок зимнего волшебника, совсем забыв о том, что моя нога травмирована. Взвизгнула от боли, и разбудила малыша.

– Пап. Маму неси, – промямлил он полусонно. – Поставь меня, я мужчина. А мужчин не носят на ручках.

– Ты маленький мужчина, – боже мой, сколько тепла в голосе этого варвара, похожего на таежного шатуна – людоеда. – И это не стыдно.

Черт, он меня поднял легко, как пушинку, под пристальным взглядом мальчишки, и понес как королеву к празднично – украшенному особняку, утопающему в сказочных соснах, стремящихся к звездам. Если бы у меня был дом, то только такой. Замок с башенками. Какая я дура. Ведь у ребенка же есть мать. Настоящая. Зачем я ему – безымянному Синему Бороде? Я упала с неба? Господи. Значит…

– Меня зовут Глеб, – прошептал мужлан в мой помпон. – И бога ради, ты же моя жена, так что будь любезна не выпадать из роли.

– Ты даже не спросил, какое мое желание, вдруг оно страшное? Как у Румпельштильцхена, – оскалилась я. Представив какое лицо будет у этого самоуверенного павиана, когда я скажу ему…

– Ну вот, теперь я знаю твое настоящее имя. Думаю, что я справлюсь, – хмыкнул Глеб. – Главное ты не хочешь мою душу.

– Да, мне будет достаточно другой части твоего организма, – пробубнила я в драп пальто. Но он не расслышал моих слов. Открыл ногой тяжелую дверь и я поняла, что пути назад теперь точно нет.

– Ну вот мы и дома, дорогая, – хмыкнул, свалив меня на огромный диван. Вовка скинул курточку прямо на пол, и подбежал ко мне.

Счастье, когда тебя обнимают детские руки. Он доверчиво прижался ко мне, и прошептал «Я так тебя ждал. Люблю, прелюблю. Ты же больше никогда меня не оставишь? Нас с папой. Ему тоже плохо без тебя. Я знаю. Он не говорит, но ночью сидит в кабинете допоздна и пьет взрослый сок»

Что же мы натворили?

– Иди переоденься, малыш, – взъерошив волосы на белобрысой детской головке, сказала я, протолкнув внутрь противный колючий ком выросший в горле. Посмотрела вслед, бросившемуся исполнять мою просьбу Вовке и начала подниматься с дивана. Лучше вот так. Сразу. Не дарить ложных надежд.

– Соскакиваешь? – насмешливый голос разорвал пространство. – Правильно. Значит не так тебе нужно то, ради чего ты приехала в чужой дом, к незнакомому мужику. Значит твое желание не заветное, детка.

– Да пошел ты, – выплюнула я. В глазах полетели искры от боли, от злости, от незнания как поступить.

– О, мы уже на ты? Мы же не пили брудершафт, курица? Или ты пересмотрела свои дурацкие принципы?

Глава 5

Глеб Снежин

Она чертовски права. Дьявольская ведьма, смотрит на меня глазами цвета снежного неба, сжав маленькие кулачки. Наверное она бы растерзала меня, будь чуть смелее. Растерзала за то, что я хочу сделать счастливым маленького сына. Или за то, что сделаю его абсолютно несчастным, повинуясь какому – то своему темному желанию хоть на миг почувствовать праздник жизни.

– Купить любовь нельзя, и мать ребенку тоже, – кривит идеальные губы «подарок небес». И ведь говорит чистую правду, но мне почему – то хочется ее схватить за острые плечи, затянутые в идиотский свитер украшенный смешным красноносым оленем, и хорошенько встряхнуть. – И вернуть прошлое, тоже невозможно. Я знаю, поверь. Да и не нужно это. Дурацкие воспоминания только ранят. А это ребенок. Ты сделаешь ему страшно больно. Да услышь же меня, – уже кричит она.

– Это не твоя печаль, – с трудом выдавливаю я, не желая признавать абсолютную правоту этой мартышки в помпончатой шапке. – Ты, кстати, так и не озвучила свое желание. Машина? Квартира? Что ты хочешь?

– Ребенка, – спокойствию в ее голосе мог бы позавидовать ледяной царь из дурацкого Вовкиного мультика. – Мне нужен только донор. Процедура ЭКО назначена на первое февраля. У тебя есть сын, он красивый, здоровый и умный. Генетический материал твой мне подходит. Лучше не найду все равно. Но, теперь я сомневаюсь, что мне нужны живчики сумасшедшего кабана, играющего чувствами своего сына.

– А что так мелко, куколка? Ребенок? Всего-то? Почему ты сразу не потребовала переписать на тебя мое состояние? – мне не смешно. Девка явно с придурью или просто чертовски наглая. Но этот нос ее покрасневший от злости… Мать ее за ногу. – Тебя осмотрит врач и можешь валить на все четыре стороны. С сыном я как-нибудь разберусь. Скажу, что тебя унес Крампус, за то что ты была плохой девочкой. Очень плохой.

– Да, так будет лучше, – словно про себя шепчет она, вдруг сдувшись и растеряв свое нахальство. И звезды в осколках неба меркнут, от чего становится страшно и щемяще тоскливо. – Прости. Я не хотела. Мы бы бумаги все подписали у юристов, что я претендовать не стану ни на что, и все такое. Я просто… Прости. Отчаяние страшная штука. И Вовка не заслужил лжи. Он чудесный у тебя. Я уйду. Такси вызови мне, пожалуйста. Ой. А деньги все были в сумочке. Оплатишь? Я верну, честно. День сегодня просто такой…

– Я прикажу прислуге принести тебе халат и тапочки из гостевой.

– Это значит…?

– Это ничего не значит, – ухмыляюсь я, стараясь не смотреть в растерянное лицо авантюристки. Хотя. Для мошенницы она слишком уж простодыра.

Черт, ну зачем? Пусть валит. Исчезнет из наших с сыном жизней и все станет прозрачно и ясно. Я думаю так, но делаю и говорю совсем иначе. И жалось щемящая в моей замороженной душе, как нечто иноземное, но очень теплое и чужеродное.

И вздрагиваю неподдельно, когда маленький вихрь врывается и разряжает повисшее в комнате напряжение. В ручонке Вовки маленькая коробочка, перевязанная смешным пластырем, разрисованным мультяшными псами.

– Я сказал горничной, что ты вернулась и велел подготовить твою спальню, – радостно прошептал малыш, устраиваясь на коленях посторонней девки. – И принес подарок. Открой.

Лицо гостьи становится растерянным, почти детским. Ее пальцы дрожат, а в глазах танцуют слезинки. А я слепну от того, что эта наглая баба будет спать в комнате, в которую уже шесть лет не заходил никто. "Чертоги синей бороды" – так ее называет прислуга. Нет, они не правы. Это царство снежной королевы. Вовку надо бы наказать за самовольство. Но он так рад, и скачет, как щенок вокруг дурехи, желание которой я не исполню. Но ей то об этом знать совсем не следует. Всему свое время.

– Я согласен, – окончательно безумею я, напарываясь на испуганный взгляд распахнутых от удивления очей, как на финку грабителя. И бабочки ресниц ее дрожат. – Три дня. Ни каких правил. Ты наша. И мы подпишем все бумаги.

– Ты все таки ужасный придурок, – ее губы трогает улыбка. Вовик смотрит на нас с хитрой улыбкой, в которой столько счастья, сколько я наверное никогда не видел в этом холодном доме, вдруг ставшим радостным и праздничным.

– Ура, папа и мама снова влюблены. Вы такие у меня красивые, прямо принц с принцессой, – закричал Вовка, – пап, иди сюда. Давайте обнимемся все вместе. Как настоящая семья. Я видел, в кино так все делают. А еще, потом папа целует маму. Ну чего вы встали? Целуйтесь.

Ее губы легко касаются моих. В голове звенят рождественские колокола. И щеки ее пунцовеют, как ягоды рябины на снегу.

– А теперь подарок. Мам, ну разверни. Я старался. Папа сказал, что это слеза снежного ангела, – суетится Вовка, и сам вытаскивает из коробочки кулон в форме капли на длинной платиновой цепочке. – Он не успел тебе подарить тогда… Ну, когда…

– Когда ты разбилась насмерть, – выплевываю я, не в силах больше сдерживать рвущуюся из груди ярость смешанную с тоскливым бессилием. Ее улыбка меркнет, и Вовка испуганно жмется к своей новой игрушке. Не ко мне – к ней. Искры волшебства в глазах сына стоят моей души и обманутых надежд этой дурехе. Денег, что я ей дам хватит на донора. Да. Так и поступлю.

Глава 6

Алиса Нежина

– Один, два, три, четыре, – голос мальчика звенит в тон с курантами. Бумажка с желанием написана и я поджигаю ее об стоящую рядом с моим прибором свечу. Пять, шесть, семь. Пусть сбудется то, что я загадала. Восемь, девять, десять, – пепел осыпается в бокал с шампанским. Выпить одним глотком. Господи, что я творю. Мне нельзя же. Это вредно. Я планирую стать мамой, а значит…

– Одиннадцать, двенадцать, ура!!! – с треском разгорается бенгальская свеча.

– В чем дело, дорогая? Не нравится шампанское? – насмешливый тон портит мне впечатление от обманчивого, фальшивого семейного праздника.

– Ты бы тоже не пил, – лепечу я, стараясь не смотреть в прищуренные глубины космоса. – Месяц это немного.

– Этот халат… – он нарочито игнорирует мои слова. Пропускает мимо ушей, наблюдая за сыном. Который радостно поджигает очередной колюче – искристый кусочек нового года от свечи, одурительно воняющей мандарином и корицей.– Знаешь, напиши мне свой размер. Завтра тебе доставят одежду. Еще один подарок от меня. Негоже ангелам ходить в шлафроке. Тем более. Что он… Боже, запахни чертову тряпку.

– Божеством меня еще никто не называл, – ухмыляюсь, понимая, что дразню опасного зверя. – Ты превзошел всех, дорогой.

– И много их было? – его тон не злой, скорее ядовитый. И взгляд пробирающий до самых пяток.

– Кого?

– Ну, этих всех, – странный вопрос. Он сидит на своем стуле, похожем на трон, обхватив пальцами подбородок, кажется расслабленным. Но я знаю – впечатление обманчиво. И воздух, кажется, трещит от напряжения, как римская свеча на морозе.

– Пап, а у нас же салюты. Ты забыл? Смотри, все уже запускают, – возбужденно выкрикнул Вовка, раздвигая тяжелые шторы на панорамных окнах. Странно, обычно такую красоту не драпируют тканью. Они должны быть открыты. Смотрю в неимоверной красоты витражное стекло, на распускающиеся в темном небе огненные цветы.

– Маме нечего надеть, – я слышу, как он выталкивает слов "мама", борясь с собой. – И нога у нее еще не прошла.

– Ничего, я вполне могу одеться в то, в чем была. И щиколотка почти не болит, лишь слегка ноет. Просто ушиб, я думаю. Мы будем запускать салюты, малыш. И завтра пойдем гулять, а потом распишем витраж. Правда, Глеб? Ты же нам закажешь краски и кисточки?

– Па, закажешь, закажешь? – ребенок счастлив. Именно за этим я тут. – И еще я хочу кошку. Мы будем с мамой ухаживать за ней. Теперь ты не скажешь, что я не справлюсь. Потому что я не один буду. Пап, ну не молчи.

– У тебя болит нога. Ефим Кельманович придет только утром. Не глупи, Аля. Пусть он ставит диагнозы.

Я дергаюсь. Мне не нравится это имя. Словно примериваю на себя чужую жизнь. И этот странный зверь замирает, и паника в его глазах неприкрытая.

– Пойдем запускать салюты, – хриплю, проклиная свою мягкотелость. Зря я осталась. Нельзя ради мечты ломать чужие судьбы. Нельзя надеть на себя чужую жизнь, словно чертов халат, разъезжающийся на груди. – Нога почти прошла. Я здесь для того, чтобы сын был счастлив, так ведь? Одевайся, Вовка. Глеб, и ты, я сама не справлюсь.

– Прости, – шепчет он, когда малыш уносится в свою комнату. Я не знаю, почему назвал тебя Алей.

– Да, лучше Лисой. Мне больше нравится, – слишком близко. Настолько, что его губы касаются моих волос, опаляют дыханьем, заставляя сердце в груди замирать. – Не надо. Держи дистанцию. В цену не входит интим.

– Черт, какое слово то выбрала поганое, – Снежин снова похож на себя. Снова мерзкий, язвительный сноб. – Интим. Детка, я столько не выпью. Ты не в моем вкусе. Мне нравятся маленькие миниатюрные бабы. А ты арясина.

– Это замечательно. Тебе сейчас и нельзя ни пить. Ни другого. Надо беречь материал, – хмыкаю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не влепить ему пощечину. Но я же воспитанная дама, и знаю, как себя вести в гостях. – Кстати, кроме одежды мне нужны средства гигиены и телефон. Я должна предупредить подруг, что не приду. Иначе они объявят розыскные мероприятия, а это страшнее "Бури в пустыне".

– Тревога, тревога, волк унес зайчат? – от его смеха мне становится легко. Отпускает звенящее в воздухе напряжение. – Точнее одну маленькую зайчишку – Лисичку. Хорошо, моя бубновая королева. Телефон получишь после салютов. Все остальное завтра. Какие еще пожелания будут?

– Ты пойдешь с нами запускать фейерверки, – чувствуя, что одержала маленькую победу, улыбаюсь. – И будешь радоваться жизни, потому что мальчикам нужен отец – сильный и храбрый. Ну и, с моими способностями, я запросто могу спалить дом. Думаю, что тебе это не понравится.

– Ты нестерпимо – невероятная, и жутко меня бесишь, – отворачивается он от меня, – очень надеюсь, что за три дня ты меня не доведешь до сумасшедшего дома.

– Я тоже надеюсь. Моему ребенку нужен адекватный и душевно – здоровый донор.

– Слушай, а если не получится? – вдруг замирает он у самой двери. – Ну бывает же, что с первого раза процедура неуспешна, или материал неподходящий. Несовместимость, пятое – десятое.

– Тогда, ты получишь услугу "Мама на три дня" совершенно бесплатно, – истерично хмыкаю я. Черт, а ведь мне не приходило в голову даже, что такое возможно. Блин, ну зачем он мне сейчас это сказал?

И кажется он доволен произведенным эффектом. Даже начал песенку напевать из дурацкого мультика. А мне хочется упасть на пол и зарыдать в голос.

– Ты не передумала зажигать, курица?

Глава 7

Глеб Снежин

Я перенес ее через порог моего дома, совсем не задумываясь над тем, что впускаю в наши с сыном жизни. Странное чувство. Смотрю, как эта девка сидит на корточках перед Вовкой и наморщив нос, натягивает на его ноги идиотские колготки, которые он наотрез отказывался носить еще вчера, аргументируя это тем, что мужик в колготках смотрится не брутально и вообще колхозно, особенно в колготках с собачками. Вот если бы с бетменом или человеком пауком, тогда бы еще куда не шло. Откуда только набрался? А теперь его совсем не заботит, что о нем подумают окружающие. А я как дурак мнусь у порога с коробкой, полной пиротехники в руках, замотанный в шарф до самых бровей и рассматриваю чужие женские ноги, затянутые в драные джинсы, торчащие из – под дурацкого халата, на который сверху она нацепила свой глупый свитерок. И ноги эти такие длинные, что голова кружится, словно я ее задрал, чтобы рассмотреть небоскреб.

– Тебе очень идет этот шарф, – обжигает она меня улыбкой. За своими мыслями не замечаю, что они с Вовиком уже стоят рядом, держась за руки. Так близко, что я чувствую ее запах. Лиса пахнет мандаринами, своими идиотскими варежками и снегом. Ну да, никогда не думал, что странные девки могут варежками пахнуть. Смешно. – Я бы еще на тебя шапку надела. Нельзя простывать, понимаешь. А то процедуру могут перенести. А время уходит. У меня его очень мало.

– У меня хороший иммунитет, – бубню я в крупную вязку шарфа. Только она и не слышит меня. Легко прихрамывая ступает на снежное покрывало, закутавшее землю, и спящие ели и даже, кажется, рогатый месяц на небе.

Смех звучит в разреженном воздухе, как звон бубенчиков, пока я расставляю фейерверки. Руки действуют отдельно от разума. И я вдруг осознаю, что давно не чувствовал себя так легко, словно сбросил с себя груз прожитых без Альки лет. Обновился. Обнулился. Все, что болело, улетело к звездам, вместе с облачками пара, вылетающими изо рта.

– Мама, а как это крепость? – восторженно спрашивает мой сын, повизгивая от восторга. – Прям из снега? Ни фига себе.

– Ты не строил крепостей? – удивление в голосе девки неподдельное. Будто строительство укреплений из снега, что – то жизненно важное, такое без чего нельзя вырасти и стать счастливым. – А в снежки играл?

– Нет. Крокодиловна говорит, что это плейбойское занятие, – хмурится ребенок.

– Плебейское, – поправляю я мальчишку. – И будь любезен, не выражайся. Что это еще за «ни фига»?

– Ни фига – это значит круто в данном контексте, – хмыкает Лиса нахально, поправляя шапку, съехавшую на глаза, ладошкой в пушистой рукавичке. Вовка исчезает в еловых лапах, согнувшихся до самой земли. И я вдруг понимаю, что никогда его не видел таким живым и довольным. – А еще, круто глотать под одеялом в шесть лет книги про Карлсона и Эмиля из Леннеберги, подсвечивая себе фонариком, есть чипсы и бросать водяные бомбочки. Я бы на твоем месте дала пинка Крокодиловне, заставляющей ребенка изучать "Идиота", в столь нежном возрасте. Классика – это тоже, конечно, круто. Но не в шесть лет. Она отвернет его от чтения, и лишит детства. А еще, ему нужен ты. Не час в день, не игрушки на откуп и не счет в банке.

– Не лезь туда, где этого не ждут. Мы прекрасно жили много лет без твоих советов, – рычу я, схватив эту наглую дуру за запястье. Оно такое тонкое, почти бестелесное, как птичья косточка. – Курица ты – курица и есть. У моего сына счастливое детство. Я о таком только мечтал.

– Мам, я нашел место для крепости. Можем еще снеговика слепить. Ты умеешь?

– Конечно. С утра и начнем, – улыбается Лиса, выдергивая руку из моих пальцев. И я ощущаю… Я ощущаю горькое разочарование. – И папа нам поможет. Правда, дорогой? Он, оказывается, тоже не умеет играть в снежные игры. А Крокодиловна в отпуске с завтрашнего дня, правда ведь, милый?

– Правда? – столько неподдельного счастья в голосе моего сына. Неужели ему и вправду так плохо живется? Что ж, остается констатировать – я дурной отец.

– Мне утром нужно быть в офисе, – малодушно бурчу себе под нос, доставая из кармана зажигалку. Надо как то отвлечься. Взорвать тут все на хрен этими гребаными салютами, а эту дуру запустить в космос, верхом на огненном шаре.

– Ты не умеешь врать, – глаза чертовки смотрят прямо в душу. – Это хорошо. Мой ребенок будет честным.

– Ошибаешься. Я вру, как дышу, – фитиль с треском загорается, и маленький огонек ползет по нему к огромной коробке. Черт, я что, поджег не тот шнур?

– Глеб, там… Ложись, – ее голосок писклявый больше не раздражает. Девка, юркой белкой метнулась к замершему на месте Вовке. Да что она делает, что позволяет себе? Бросила на землю моего сына, сама упала сверху. Что происходит?

Грохот устрашающей силы взрывает, кажется, всю действительность. Я вижу, как валится снег со спящих елей, огромными пластами, похожими на комья сахарной ваты. Ударной волной меня сбивает с ног, под оглушительные крики МОЕЙ семьи и свист летящих снарядов. Лежу на спине и смотрю на вакханалию. Яркие огни почему-то не расцветают в небе. Они хаотично носятся над землей и мечутся перед моим лицом.

– Вовка, домой. Пригнись, – испуганно кричит Алиса. Странная. Хотела фейерверков – получите и распишитесь. Мой сын несется к двери, пригнувшись, как боец под артобстрелом. А она ползет за ним, смешно подскакивая круглыми ягодицами.

– Ты как? – дыхание женщины опаляет, оживляет. Маленькая ладошка в почерневшей варежке, сметает с моей щеки снег. – Дурак ты, магнат. Ну разве поджигают пиротехнику, не вынув ее всю из ящика? Я думала, только я такая растыка. Мы однажды чуть не спалили…

– Три дня, всего три дня, – шепчу я, перехватывая пушистую руку. Сдираю с нее варежку и подношу к губам. Всего лишь рукавичка, а кажется, что она полностью обнажена передо мной. – Мне хватило одного вечера. Три дня – это целая вечность.

– Не нужно. Пожалуйста, – облачком пара ее стон превращается в тишину. Пальцы тонкие с ногтями в форме миндаля, без грамма лака. – Это все просто мираж. Новый год, понимаешь? Сказка. Не стоит выдавать за истину, кажущееся.

– Ты права, – ее слова ломают наваждение, как леденцовую пластину в коричном печенье. – Спасибо, что среагировала и вывела моего сына из-под удара. Что хочешь за это?

Надо же, что это я поплыл? Права ведьма, просто захотелось почувствовать себя ненадолго полноценным. Смешно. Как пацан. Она же просто продажная девка, купленная игрушка. И говорить с ней на равных просто верх идиотизма.

– Телефон, – Алиса меняется сразу. Пыхтит как ежик, выпустив колючие иголки. Собранная, деловитая и судя по раздувающимся ноздрям, злая как сто чертей. И такой она мне нравится еще больше, бесы бы ее подрали. – И обещание, что завтра ты подаришь своему сыну целый свой день, уважаемый деловой магнат. Чем, кстати, ты занимаешься? Или это тайна золотого ключика?

– Ма, вы как там? – Вовик вышел на крыльцо. Интересно, давно он наблюдает за нами? Надеюсь нет, потому что сразу раскроет обман. Дети чувствуют фальш, потому что безгрешны.

– Все хорошо, сын, – кричу я в ответ, приобнимая за плечи рассерженную фурию. Она дергает плечиком, пытаясь сбросить мою руку. Мелкая злюка, от которой сводит внутренности. Не отпущу. А что, нельзя выпадать из роли. – Улыбайся, женушка. Шоу должно продолжаться

– Ну целуйтесь тогда, а я спать пойду, – хихикает сынуля. Маленький сводник. – И это, в следующий новый год я хочу сестренку. Я загадал, сжег бумажку, бросил ее в сок и выпил. Так что теперь не отвертитесь, родители. Там это, я немного скатерть еще сжег и на штанах от комбинезона теперь дырка. Мам, ты чего? Ты плачешь? Не расстраивайся, это же мелочи жизни, правда, пап? Штаны новые купим. А сестренка – это круто.