Текст книги "С тобой навсегда"

Автор книги: Инид Джохансон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

4

Тишина накрыла ее ледяным саваном. Клодия окаменела, и только недоумевающий взгляд отца вывел ее из транса – она заставила себя улыбнуться.

По-видимому, ее беспомощная улыбка успокоила Гая, и он с нарочитой грубоватостью воскликнул:

– Ну, за это надо выпить! – Не дожидаясь ответа, Гай поманил их в гостиную, где в большом старинном выложенном камнем камине уже потрескивали дрова.

Ноги у Клодии подкашивались, и она была даже рада, что Брент, по-прежнему обнимая за талию, поддерживает ее.

Глаза Гая подозрительно увлажнились, когда он торжественно произнес:

– Вы оба достаточно взрослые, чтобы знать, чего хотите, и я благословляю вас. – Его голос стал напряженным. – Брент, после того, что пришлось пережить Клодии – она, конечно, все тебе рассказала, – я думаю, ты понимаешь: моя дочь заслуживает счастья. Я знаю, вы тянулись друг к другу, когда ты работал здесь. Мне было жаль, что ты так быстро ушел. Кстати сказать, Брент, я до сих пор не знаю, почему. Но теперь это неважно. – Гай весело улыбнулся, и его осунувшееся лицо преобразилось. – Пойду принесу из подвала шампанское, и начнем праздновать – мечтать о будущем и забывать печальное прошлое.

Клодия чувствовала, что отец счастлив. Удивлен стремительностью произошедшего, но счастлив. Шесть лет назад он от всего сердца принял молодого Брента Ситона и приютил его. Так же, всем сердцем, принял его и сейчас. Однако на этот раз ей придется сказать отцу, что этот человек не друг, а враг. Ну, недоброжелатель, по крайней мере.

Клодия не могла найти себе места от волнения. У отца был такой счастливый вид, что сейчас открыть ему правду – значит сразить его в самое сердце. Ей даже показалось, что отец обрел, хоть на самое короткое время, хоть на этот час, душевное спокойствие. Господи, ну что же делать? Как выйти из этой идиотской ситуации?

– Для чего ты это сказал?! – закричала Клодия, едва они с Брентом остались одни.

Она совершенно не понимала, что задумал Брент, – ее мозг не мог проследить причудливые пути его мысли. Но, что бы он ни задумал, это к добру не приведет, потому что человек, который когда-то был ее возлюбленным, теперь ненавидим ею. Раны, нанесенные им, глубоки.

Брент в упор посмотрел на нее: улыбку его будто сдул ледяной океанский ветер, в глазах – холодный серый туман.

Он подошел к камину, сбросил легкий пиджак и остался в черной, должно быть сшитой на заказ, рубашке.

– Ты видишь, как обрадовался твой отец моим словам? – Брент слегка пожал плечами. – Конечно, ты в любой момент можешь сказать ему, что это ложь. Но я бы не советовал этого делать, учитывая состояние его здоровья. Да-да, не смотри на меня так, я навел кое-какие справки. Три сердечных приступа, и последний был совсем недавно. Боюсь, я загнал тебя в угол. – Брент сунул руки в карманы брюк, помолчал, будто раздумывая о чем-то, и, глядя в упор на Клодию, продолжил: – Поэтому тебе придется или смириться, или выложить отцу правду – и покончить с этим. Выбор за тобой. Но только хорошенько подумай, перед тем как решать. Однажды ты уже ошиблась, когда выбирала отца моему ребенку. Постарайся не наступать на одни и те же грабли.

Сердце Клодии, казалось, пронзили острой иглой. Она обессиленно опустилась на краешек кресла.

– Зачем ты обманул отца? Почему решил, что я соглашусь выйти за тебя замуж? И почему не поговорил об этом сначала со мной? Думаю, ты поступил жестоко, Брент. – Клодия прижала пальцы к вискам, чтобы унять невыносимо бешеный стук крови в висках.

– Я не лгал.

Голос Брента был резким, таким же неприязненным, как прищур его серых глаз. Он отвернулся и подтолкнул щипцами полено в камин.

Клодия с горечью уставилась на его спину. Он не лгал и шесть лет назад, предлагая ей выйти за него замуж. Он лгал, когда говорил, что любит ее. И этого она никогда не сможет ему простить.

– Я не лгал, – повторил Брент.

Он повернулся, его глаза на миг задержались на Клодии, а потом медленно обежали уютную комнату. Огненные блики горящего камина темными зыбкими тенями ложились на дубовые панели, которыми была обшита старинная гостиная.

Словно оценивает стоимость того, что здесь находится, подумала Клодия. Впрочем, убранство этой комнаты мало кого оставляло равнодушным, в ней все привлекало глаз, начиная с викторианской лаковой ширмы, изящной этажерки времен Регентства и заканчивая старинным дубовым столом, уже накрытым для ужина.

– Но ради спокойствия твоего отца советую тебе принять мое предложение, – неторопливо продолжил Брент. – А что касается остального… Считай, что это ложь во спасение. Тем более что у тебя в этом отношении уже есть опыт. Конечно, если для тебя имеет значение, чтобы твой отец и наша дочь жили в нормальных условиях, я уж не говорю о твоем собственном существовании. – Голос Брента звучал спокойно, даже назидательно, по крайней мере, Клодии так казалось. – Догадываюсь, что ты продаешь «Фартингс-Холл» не от хорошей жизни – вероятно, у вас большие финансовые трудности. Поэтому прими мой совет: соглашайся с тем, что я предлагаю. Сейчас вернется твой отец, – неожиданно добавил он.

И действительно, будто по его указанию, появился Гай с бутылкой шампанского и тремя хрустальными фужерами.

У Клодии просто не осталось времени, чтобы произнести хоть слово, даже если бы оно смогло пробиться сквозь хаотичное вращение ее мыслей. Она не могла принять то, что Брент говорил, но также не могла, да и не успела, выдвинуть контраргументы.

Мужчины о чем-то заговорили, время от времени разражаясь смехом, а Клодия, безучастная ко всему, погрузилась в свои мысли. Каким же вероломным оказался Брент! Его способность с легкостью переворачивать все с ног на голову заставила ее содрогнуться. Почему она не смогла разглядеть его шесть лет назад? Была слишком юна, неопытна, слишком влюблена – вот почему.

Клодия едва обратила внимание на пенящийся фужер с шампанским, который протянул ей отец. И тогда, посмотрев на нее долгим внимательным взглядом, Гай посоветовал:

– Расслабься, дорогая! Конечно, кое-кто станет брюзжать, что тебе еще рано выходить замуж, поскольку ты недавно похоронила первого супруга. Ну и что из того? Пусть болтают. Ведь мы трое знаем правду, и это – главное.

Клодия улыбнулась и залпом выпила шампанское.

– Извините, пойду присмотрю за приготовлением ужина, – сказала она. – Уверена, вы оба проголодались.

Это был только предлог – стейки из лосося и салаты она приготовила еще днем. Достаточно было просто вытащить блюда из огромного холодильника. Но ей хотелось хоть как-то упорядочить свои мысли, отыскать причины столь неожиданного предложения Брента.

Разумеется, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: «Фартингс-Холл», некогда доходное предприятие, переживает трудные дни. Достаточно посмотреть вокруг, чтобы заметить, насколько все обветшало и настоятельно требует ремонта. Да и знаменитый их ресторан – с большим вкусом и выдумкой переоборудованный из старого амбара и соединенный с кухней крытым переходом – предлагал теперь ограниченное число блюд и полностью заполнялся только по субботам, к тому же далеко не столь состоятельными клиентами, как прежде.

Следовательно, сейчас Брент хочет жениться на мне не из-за моего блестящего будущего, заключила Клодия. И о любви нет речи – он откровенно признался, что презирает меня.

Она без сил прислонилась к выложенной кафелем стене, закрыла глаза, и на ее ресницах тут же появились слезы. Этот человек ее погубит!

– Сердишься на меня? – Брент бесшумно появился в дверях кухни и встал перед Клодией, которая зажмурилась еще крепче. – Пришел посмотреть, не надо ли тебе помочь. Твой отец человек доверчивый, поверил, что без моей помощи тебе не обойтись. – Брент положил руки на плечи Клодии и слегка ее встряхнул. – Посмотри на меня.

Прикосновение его рук воспламенило ее чувства, горячая волна, как никогда сильная, захлестнула Клодию. Очередное предательство собственного тела напугало и возмутило ее. Она открыла глаза. Слезы ручьями текли по щекам, и Клодия сердито вытерла их, перед этим столь же сердито стряхнув руки Брента. Она ненавидела свою слабость, однако еще больше ненавидела Брента – не только за прошлое и за настоящее, но и за то, что он видит ее такой: худой, измученной тревогами и тяжелой работой, в платье, будто снятом с чужого плеча.

Ну и что из того, что я ужасно выгляжу? – одернула она себя. Мне это только на руку. Авось откажется от своей нелепой мысли жениться. Клодия вызывающе вздернула подбородок и в упор посмотрела на Брента.

– Хотелось бы узнать подробности твоего брака с Тони Фейвелом, – холодно произнес он, ничуть не смутившись его бравадой. – Твой отец обронил по этому поводу несколько слов… У меня сложилось впечатление, что жизнь не очень-то тебя баловала. Это, знаешь ли, несколько облегчает мою совесть.

Плевать на его совесть! Насколько мне известно, совести у него нет, пронеслось у Клодии в голове.

– Мой брак с Тони не имеет к тебе никакого отношения, так что отстань от меня! Могу только сказать, он был настоящим мужчиной, каким тебе никогда не стать!

Это была ложь. Один другого стоил. Оба отвратительны! А если Брент хочет, чтобы она «облегчила» его душевные муки, ему придется ждать до седых волос.

– Пожалуйста, уйди с дороги, – резко бросила Клодия, подталкивая к холодильнику столик на колесах.

Она начинала приходить в себя. Будто упоминание Брента о совести сделало его менее самонадеянным и дало ей нечто вроде преимущества. Клодия принялась вытаскивать блюда из холодильника и с нарочитым стуком ставить их на сервировочный столик.

– Ты не мог бы объяснить мне, что стоит за твоим сумасшедшим предложением? Только, пожалуйста, не будем ссылаться на заботы о моем отце.

– Желание иметь дочь, что же еще? – удивился Брент. – Я долго думал, как этого добиться. Первым моим побуждением, можно сказать низменным инстинктом, было взять над ней опеку. Но я тут же отбросил эту мысль: забрать Рози от вас с Гаем значит травмировать девочку. А этого я себе никогда не позволю. Разлучать детей с родными – преступление.

Брент взял масленку из задрожавших рук Клодии и расчистил для нее место на столике.

– Я не из тех, кто поворачивается спиной к своим детям. – Серые, как осенний туман, глаза заглянули в ее испуганное лицо. – И я не хочу быть приходящим отцом с ограниченными правами на собственного ребенка. Я не желаю, чтобы ты снова вышла замуж и у моей девочки появился отчим. Отсюда следует: если хочешь быть участницей спектакля о новой счастливой семье, принимай мое предложение. Если же хочешь бороться со мной в суде – давай, действуй. Но тогда, – в его голосе появились угрожающие нотки, – готовься к худшему. Я организую громкий судебный процесс, найму лучших в стране адвокатов, так что в плачевном для себя результате можешь не сомневаться. Кроме того прими во внимание, чего скандал будет стоить нашей дочери, не говоря уже о мистере Салливане.

Клодия ухватилась за ручку сервировочного столика – ей требовалась опора. Каждое слово Брента попадало в цель.

Ему нужен ребенок, и он собирается заставить меня страдать за то, что я скрыла от него существование Рози. И ничего мне с этим не поделать, не навредив двум людям, которых я люблю больше всего.

Клодия заглянула в его холодные спокойные глаза. Никакой надежды, никакого успокоения. Брент изложил свою позицию, заявил о своих намерениях и знает свою силу.

С вежливой улыбкой Брент открыл кухонную дверь и сделал жест, означающий: пожалуйста, проходи.

Клодия толкала несчастный столик и мечтала: хорошо бы это был танк – я направила бы его на Брента и прекратила его гнусное существование. Что за мысли приходят мне в голову? – спохватилась она, потрясенная и испуганная доселе ей неведомым стремлением к насилию. Хотя какая мать не прибегнет к силе, если угрожают ее ребенку? – размышляла она. Вполне естественно, что мне в голову лезут такие мысли.

Но в глубине души Клодия понимала: Брент Ситон угрожает не Рози, он угрожает ей, Клодии. И гораздо серьезнее, чем может себе это представить.

– А я уж думал, вы заблудились! – встретил их Гай шутливым замечанием.

Брент обезоруживающе улыбнулся и развел руками.

– Вы должны простить нас, сэр. Нам с Клодией нужно о многом переговорить.

– Об этом и говорить нечего!

Гай снова налил всем шампанского. Чувствовалось, что он счастлив.

– Могу только восхищаться доселе незнакомой мне способностью моей дочери молчать даже о таком важном событии, хотя в последнее время радостей в ее жизни было немного.

– Мне очень жаль, сэр. Но, видите ли, в связи с недавней трагедией мы не считали возможным объявить о наших чувствах. Я уверен, вы нас понимаете.

– Полностью!

Клодия, переставляющая блюда с сервировочного столика, испытывала нестерпимое желание швырнуть их в стену. Да, Брент Ситон умел убеждать. Благодаря легкой, очень естественной интонации его слова приобретали совершенно иной смысл. Настоящий актер, думала Клодия, клоун, мерзавец!..

Сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, она пригласила мужчин к столу, предложила им заняться самообслуживанием и довольно скоро перестала притворяться, что интересуется содержимым своей тарелки.

Через некоторое время Брент отложил вилку, небрежно откинулся на спинку стула и произнес, можно даже сказать, застенчиво:

– Хочу просить вас об услуге, сэр. И кроме того у меня есть к вам одно предложение. Вы позволите?

– Слушаю тебя.

– После свадьбы мне бы хотелось переехать сюда, сделать «Фартингс-Холл» своим семейным домом, если вы не возражаете. В данный момент я живу в стандартной безликой квартире, предоставленной мне фирмой.

– Не возражаю! – Гай не мог скрыть облегчения. – Я счастлив, что Клодия нашла наконец свою судьбу, но должен признаться, все время задавался вопросом, как далеко ты ее увезешь от меня. Моя жизнь опустела бы без нее и без Рози.

– Договорились. Это была услуга, а теперь предложение. Что вы скажете, если мы закроем «Фартингс-Холл» как пансионат и перестроим ресторан, допустим, в бассейн? Мне бы хотелось, чтобы Клодия была только женой и матерью, чтобы она наслаждалась жизнью, а не служила на посылках у всех и каждого. Хватит ей убирать комнаты, заниматься кухней и прочими, скажем так, малоинтересными делами.

Брент подобрал удивительно точные слова, чтобы привлечь моего отца на свою сторону, думала Клодия, видя, как тот охотно кивает головой. Если и существовало для Гая Салливана что-то более важное, чем некогда процветающий бизнес, то только счастье и благополучие его семьи.

– Естественно, придется и еще кое-что изменить, – продолжал Брент. – Кухню, например. Она идеальна для обслуживания ресторана и удовлетворения потребностей постояльцев, но не для семьи. Я буду счастлив оплатить эти работы, а также и другие, если мы найдем нужным изменить что-то еще.

И пошло-поехало. Один предлагал – другой соглашался.

Гай высказал желание, чтобы Эми продолжала служить экономкой.

Прекрасно.

За Стариной Роном нужно оставить его жилье над конюшней.

Замечательно.

Наконец Брент предложил:

– Почему бы вам не переложить все дела на меня, сэр? Это освободило бы Клодию – пусть готовится к свадьбе, да и вам стало бы легче.

– С радостью, мой мальчик! Мне больно видеть, как Клодия с утра до вечера, не зная покоя, носится по дому, пытаясь со всем справиться. А с тех пор как… ну, в последнее время вести дела стало особенно трудно. Да еще моя болезнь…

У папы такой вид, словно на «Фартингс-Холл» пролился золотой дождь, подумала Клодия, выпив больше, чем следовало. Знал бы он, что в основе всех «благ» – шантаж и ненависть!

Но сказать отцу об этом она не могла.

– Дорогая, Брент сделал интересное предложение, а ты где-то витаешь.

Клодия покосилась на своего мучителя. Брент тепло улыбался – как всегда, когда рядом были посторонние.

Сейчас скажет, что после свадьбы мне лучше всего поселиться в мансарде, разумеется, во имя моего же блага, решила Клодия, но ошиблась. Брент мечтательно прищурился и протянул:

– А что, если нам с тобой и, конечно, с Рози навестить завтра наше любимое местечко – знакомую бухточку среди скал? Можем устроить там небольшой пикник. Думаю, пропустить один день в школе – небольшая беда. Ты не могла бы попросить учительницу отпустить Рози? Нужно же нам с до… с девочкой лучше узнать друг друга.

Клодия уловила в его голосе едва заметные просящие нотки. Без сомнения, непритворные. И она тут же пожалела Брента, пропустившего первые годы жизни своего ребенка. А впрочем, он сам в этом виноват, напомнила себе Клодия и холодно кивнула.

– Хорошо, но только если позволит погода. С учительницей я поговорю.

Клодия заметила, что его напряженный взгляд смягчился, по-видимому, Брент не был уверен, что она так быстро согласится. Клодия почувствовала даже легкий укол совести, но приписала это действию алкоголя.

Брент цветисто поблагодарил за ужин и встал. Клодия предпочла бы, чтобы его проводил отец, но Гай сказал:

– Когда вернешься, закрой на замок дверь, дорогая. А я соберу посуду и отвезу ее на кухню.

Клодии ничего не оставалось, как подчиниться.

Но оказалось, Брент и сам не собирался затягивать свое пребывание в ее доме. Он только сухо довел до ее сведения то, что счел необходимым:

– Я буду здесь в десять утра. Предлагаю сообщить через местные газеты, что ресторан закрывается. Если есть какие-то заказы, отмени их. А что касается свадьбы, я это организую. Думаю, шумиха никому из нас не нужна.

Клодия не стала дожидаться, пока он отъедет. Она заперла тяжелую входную дверь и без сил привалилась к ней. Слезы чертили мокрые дорожки по ее щекам. Неужели никогда не прервется бесконечная цепь невзгод, сопровождающих ее все последние годы?

– Дорогая…

Клодия открыла глаза и выдавила из себя улыбку, чтобы отец не заметил влажный блеск ее глаз. Но улыбка не помогла.

– Подойди сюда.

Гай нежно обнял ее, и Клодии мучительно захотелось облегчить душу и все рассказать. Но это была лишь минутная слабость: она знала – нельзя перекладывать на отца свои проблемы, нужно быть сильной.

– Со мною все в порядке, папа. Правда. Ты, наверное, заметил: я слишком много пила и слишком мало ела.

Но Гай, движимый любовью к дочери, отмел это почти правдивое объяснение.

– Не надо стесняться своих чувств, девочка. – Он погладил ее по голове. – Нам обоим здорово досталось: сначала несчастный случай, потом то, что мы узнали о погибших…

И это еще не все наши беды, пронеслось у Клодии в голове. Хорошо, что он не представляет пока, сколь ужасно наше финансовое положение.

– Пошли, – тихо сказал Гай. – Поплачь хорошенько, сбрось напряжение, моя девочка. Тебе столько пришлось выстрадать… Да и я из-за своей болезни, можно сказать, повис на твоей шее камнем. Так что поплачь, дорогая, а потом наслаждайся жизнью, думай о своей свадьбе. Интересно, как вы с Брентом встретились, когда?

Как человек деликатный, Гай решил отвлечь дочь от грустных воспоминаний и перевел разговор на то, что, по его мнению, составляет ее счастье.

Как же он ошибался!

Клодия до смерти страшилась вопросов отца, которые, она не сомневалась, непременно последуют. И теперь, услышав их, постаралась ответить как можно более обтекаемо:

– Он был в наших краях… Ну и заглянул сюда. Мы позавтракали в «Единороге»…

Клодия старательно обходила вторую часть вопроса – узнай отец, что они встретились только позавчера, все покатилось бы снежной лавиной.

– Я очень рад за вас. Очень. Если… это то, что ты хочешь.

Клодия сделала вид, что не заметила вопросительной интонации, с какой были произнесены последние слова. Выложи она правду – и они окажутся на улице, без пенни в кармане, зато с судебным иском на руках по поводу опеки. Такого она допустить не могла.

Приняв ее молчание за согласие, Гай сказал уже с большим оживлением:

– Пока ты хлопотала над ужином, Брент рассказал мне немного о своем положении в «Холмен-групп». Он действительно многого добился, но подробностей я услышать не успел: он слишком торопился помочь тебе на кухне. Давай я приготовлю горячий шоколад, а ты расскажешь мне о Бренте побольше, а?

Эх, папа, папа! – с горькой усмешкой подумала Клодия. Да расскажи я тебе о Бренте Ситоне чистую правду, твои седые волосы встали бы дыбом!

Она неопределенно улыбнулась и пообещала:

– Когда-нибудь потом, папа. Ладно? Я едва держусь на ногах, да и тебе не стоит переутомляться. Впереди у нас уйма времени.

– Как хочешь. – Отец ласково потрепал Клодию по щеке. – Беги и не волнуйся обо мне. Счастье – лучшее лекарство.

Прощальные слова отца долго не давали Клодии уснуть. Он был счастлив за нее и видел ее будущее светлым и безоблачным. И разве можно рассказать ему, что в действительности происходит?

Уснула Клодия только под утро.

– Она – чудо.

Глаза Брента не отрывались от фигурки девочки, бегущей впереди них по каменистой тропе. Одетая в розовые шортики и такого же цвета футболку, с мягкими черными волосами, обрамляющими смышленое личико, Рози и в самом деле была прелестна.

У Клодии сжалось сердце. Ей вовсе не хотелось, чтобы Брент слишком привязался к дочери. Она молилась, чтобы изменилась погода, чтобы бабье лето отступило наконец перед дождями и ветрами, обычными на побережье в это время года. Тогда пришлось бы срочно менять сочиненный накануне Брентом сценарий. Увы, день, будто назло, выдался ласковым и теплым, и Клодии ничего не оставалось, как смириться: она позвонила в школу и извинилась, что Рози не придет.

Перед рассветом ее осенило: можно жить с Брентом, не вступая в брак. Своего рода проверка и разумный выход, хотя бы временный, из сложившейся ситуации. В подходящую минуту она предложит это Бренту.

– Больше всего Рози любит прогулки в бухту. Пожалуй, только это и может ее заставить пропустить школу, которую малышка любит не меньше, – сказала Клодия и наставительно добавила: – Только не вздумай превратить сегодняшний поход в традицию.

Она говорила, не глядя на Брента. Когда он появился сегодня утром в облегающих, низко держащихся на бедрах джинсах и черной футболке, с ней чуть не случился удар. Клодия вспомнила со всеми подробностями, как он обнимал ее и как она умирала от восторга в его объятиях. И так было много раз. Много лет тому назад.

Тогда она жаждала Брента телом и душой. Сейчас только телом. А это не одно и то же.

Вот почему Клодия старалась не смотреть на Брента. Зачем разжигать пламя, которого стыдишься? Зачем раньше времени создавать себе мучительную проблему, которая неизбежно встанет перед ней, если она согласится на его матримониальное предложение.

– Я об этом и не мечтаю, – сухо отозвался Брент. – Сегодняшний день – исключение. Скоро я буду постоянно жить с вами. Через три коротенькие недели, – уточнил он. – Когда мы поженимся, я хочу попросить Рози называть меня папой. А потом, когда она подрастет и привыкнет ко мне, я расскажу ей правду: что настоящий ее отец я, а Фейвел был всего лишь отчимом.

Похоже, Брент собирается самостоятельно заниматься воспитанием дочери, с тревогой подумала Клодия. Она вспомнила, как искусно он завязал с Рози разговор сегодня утром, как непринужденно объявил ей о неожиданной прогулке и спросил, не хочет ли она показать ему свой любимый пляж, и слушал лепет девочки внимательно, с мягкой улыбкой впитывая каждое слово.

Тони никогда не проявлял интереса к своей приемной дочери. Нет, он не был груб с Рози – Клодия не допустила бы этого, – даже делал дорогие подарки на Рождество и на день рождения, но всегда соблюдал дистанцию. Детская болтовня навевала на Тони скуку, а редкие капризы Рози тут же обращали его в бегство.

– Почему ты так уверен, что она твоя?

Эти слова вырвались откуда-то из подсознания, совершенно неожиданно для нее самой. Бессмысленные, глупые слова. Что они теперь значат? Ведь она сама недавно подтвердила его отцовство.

Клодия почувствовала на себе взгляд Брента и быстро пошла, почти побежала, по тропинке, пытаясь догнать дочку. Но в какой-то момент кожаные подошвы ее босоножек скользнули по мелкой каменной осыпи, присыпанной песком, и Клодия едва не упала. Сильная рука Брента подхватила ее, и он прижал Клодию к себе.

Должно быть, они простояли так всего несколько секунд, но эти секунды показались Клодии вечностью, потому что жадное, ненасытное желание сразу охватило ее, помутило сознание. Рука Брента, лежащая на ее животе, жгла раскаленным железом.

– А разве нужны мозги Эйнштейна, чтобы быть в этом уверенным? – прошептал он ей на ухо. – Я хорошо помню, как это случилось в первый раз. Я хотел тебя, очень, но был еще не готов – не ожидал, что это случится в тот же вечер. Однако ты проявила такую настойчивость, что я не устоял. Можно сказать, потерял бдительность. А потом – не помню даже, сколько раз это было, – я не сомневался, что ты предохраняешься. – Брент отстранился, но руку не убрал. – Кроме того внешнее сходство. Рози – копия моей матери в этом возрасте. Могу показать фотографию.

Брент наконец отпустил ее и обычной своей небрежной походкой пошел вперед. Опять этот надменный вид, подумала Клодия. Его слова – злые, несправедливые – обожгли ее до мозга костей. Ожили и стремительной чередой понеслись горькие воспоминания, и она не знала, как с ними справиться. Будто арктический ветер закружил вокруг нее в злобном, забивающем дыхание танце. По спине пробежал холодок. Он опять возложил всю вину на нее!

Когда Клодия спустилась к бухточке, Брент и Рози уже сидели на белом песке, дружно разбирая корзину для пикника. Клодия сама торопливо укладывала ее этим утром, пока Эми охала и ахала – только утром Гай рассказал ей о «блестящем» будущем, которое ожидает обитателей «Фартингс-Холла».

Клодия понимала, что теперь вопросам не будет конца, ведь Эми знала, когда произошло «воссоединение» жениха и невесты. Как же лучше поступить: сочинить для нее какую-нибудь фантастическую историю или сказать правду? У Клодии просто не было времени подумать об этом. К тому же еще ничего не ясно: если свадьба, как она надеялась, будет отложена, тогда вопросов не будет.

– А! Вот наши йогурты и соки! – радостно воскликнула Рози. – Для тебя, мамочка, тоже есть. Садись с нами.

– Спасибо, солнышко. – Клодия заставила себя улыбнуться.

Нужно вести себя так, подумала она, будто между мной и Брентом ничего не происходит. Девочка не должна уловить враждебные токи, пронизывающие воздух между ее мамой и малознакомым дядей.

Она села немного в стороне от Брента и Рози и, покусывая яблоко, которое достала из корзины, невольно прислушивалась к низкому ласковому голосу Брента, который разговаривал с дочерью.

– Много лет назад я любил бывать здесь. Спасибо, что ты снова привела меня сюда, я уже стал забывать, как здесь хорошо. Мне нравятся эти гребешки на волнах и высокое-высокое голубое небо над ними.

Да, сегодня у бухточки хорошее настроение, отметила Клодия, но так бывает не всегда. Иногда, даже летом, над ней начинают клубиться черные облака, застилающие приветливую голубизну, визгливо кричат чайки и шумно бьются о скалы высокие волны.

Однажды они с Брентом попали в такую бурю и решили принять вызов стихии: сидели, прижавшись друг к другу, под резким косым дождем, пока холод и голод не погнали их обратно к дому. Добежав до высокого развесистого дерева, они легли рядышком, надеясь переждать дождь, но вскоре их одолел другой голод, более сильный, чем неожиданно разразившаяся буря.

Клодия запрокинула голову и, опустив ресницы, попыталась прогнать мучительное воспоминание.

– Рози, что ты обычно делаешь, когда приходишь сюда? – услышала она голос Брента.

– Ловлю рыбу. Если хочешь, можешь мне помочь, – вскочив, предложила девочка, уворачиваясь от матери, которая попыталась надеть на нее шлепанцы вместо босоножек.

Клодия знала, что малышка имеет в виду под словами «ловить рыбу»: бродить по мелководью, по неглубоким заводям, как можно сильнее шлепая по воде ногами. Поэтому она всегда брала для дочери запасную одежду.

– С большим удовольствием, – отозвался Брент, с мягкой улыбкой наблюдая за переодеванием. – Беги, через минуту мы с мамой тебя догоним.

Значит, Брент помнит, что заводи здесь мелкие, с ровным дном и без острых каменных зазубрин, отметила Клодия. Значит, он помнит все… Ее охватил гнев. Да как он смеет постоянно навязывать мне свою волю?!

Клодия начала вставать, чтобы высказать ему прямо в лицо – не сидя же это делать, – что она о нем думает, как вдруг Брент заметил:

– А ты изменилась…

Дымчатые глаза медленно скользнули по ее фигуре, задержавшись на груди, скрытой свободной кофтой.

– Шесть лет назад у тебя были очаровательные формы. В чем дело? Куда подевалась та восхитительная пышность?

Ярость Клодии была настолько велика, что она буквально лишилась дара речи. До чего же он жесток! Как же он ее ненавидит!

– Можешь презирать меня сколько угодно, но какого черта ты пытаешься меня унизить?! – выкрикнула она. – Тебя совершенно не касается, как я выгляжу!

– Ну не скажи. Предстоящий наш брак – брак фиктивный, надеюсь, ты это понимаешь. Я нормальный мужчина со всеми обычными потребностями – уверен, ты это помнишь. И если бы ты… если бы ты, скажем так, вызывала слишком большое искушение, это могло бы, хм, осложнить наши отношения. Поэтому…

Фраза повисла в воздухе. Но Клодия поняла, что Брент хотел сказать: сейчас она не представляет для него как мужчины никакого интереса.

Она даже не предполагала, как это обидно звучит, как ранит. Хотя не должно бы, не должно!

– Тебе нравится быть жестоким? – яростно прошипела она. – Ты получаешь удовольствие, обижая слабых и беззащитных женщин?

Брент сидел на песке в ленивой расслабленной позе, легкий бриз играл его мягкими темными волосами. Посмотреть на него – сама кротость и доброта.

– Не всегда, – отозвался он и начал неторопливо складывать еду в корзину. – Наверное, ты забыла, как мастерски проделала это сама. Почему бы тебе не принять собственное лекарство?

– Не понимаю, о чем ты!

Клодия действительно не понимала. Да, шесть лет назад она уязвила его гордость, сказав, что он ее больше не интересует. Но разве это была жестокость? Она растоптала надежды Брента на безбедное будущее в браке с богатой наследницей. Вот, собственно, и все.

Брент с треском захлопнул крышку корзины и поднял на Клодию колючий взгляд.

– Не понимаешь? Неужели? Ты лишала меня общения с моей дочерью несколько лет. Ты поставила на мое место другого мужчину, позволив ему наблюдать ее первую улыбку, следить за ее первыми шагами, слышать ее первые слова. Если ты думаешь, что это не больно, значит, в тебе столько же чувств, сколько в песке, на котором ты сидишь! – Брент рывком вскочил на ноги. – Так что не говори мне об оскорбленных чувствах и жестокости. Просто спроси себя, что ты сделала со мной!