Текст книги "Тайна рыцарей тамплиеров"
Автор книги: Инге Отт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
Камень
Деодат дошел до фонтана, наклонился к краю и долго пил текущую воду. Он бросил взгляд на верхний край лестницы, откуда раздавались стук молотков и дробилок, визг пилы и крики. Некоторое время Деодат еще медлил. Наконец он перекинул узелок через искривленное плечо и поднялся по лестнице. Строительный барак был втиснут между недостроенной церковью и скалами. Деодат поднялся по разбросанным вокруг глыбам светло-серого гранита и белого известняка. Он узнал мастера по командам, которые тот подавал.
Мастер Мильян был старый грузный человек с гигантскими кулаками и голубыми, остро глядящими глазами, запрятанными глубоко под кустистыми бровями. Деодат назвал свое имя и сказал:
– Тамплиер Мигель послал меня к тебе. Он передает тебе привет. Он вернулся из Дамьетты и привез оттуда меня, так как я был ранен.
Мастер Мильян скользнул взглядом по искривленному плечу Деодата.
– Так, – сказал он, кивнув. – Так. Сними свой узелок! Ты сможешь жить у меня дома, если мне понравится, как ты будешь работать. Сегодня ты можешь спать на строительной площадке. Достаточно ли у тебя с собой еды?
– Достаточно.
На следующее утро мастер, поднявшись на строительную площадку, фазу же сказал:
– Итак, покажи мне, на что ты способен. Хоть я и полагаюсь на взгляды и суждения Мигеля, все же хочу видеть собственными глазами, что мы с тобой сможем делать.
– Я очень благодарен тамплиерам, – произнес Деодат, – поэтому мне хотелось бы украсить их прекрасный дом, изготовив навершие для колонны, если ты не против. Дай мне какой-нибудь камень, потом я отработаю его цену, чтобы ты не был внакладе.
– Дом принадлежит королям Наваррским.
– Мигель говорил мне. Думаю, тамплиеры хотели бы украсить дом этим навершием колонны, в признательность за то, что им было позволено так долго жить в нем. Мне хотелось бы изобразить битву тамплиеров с неверными: действие будет происходить здесь, в Испании, а не только на Востоке.
– Мы называем неверных маврами. Щиты у них круглые, с изображением лунного диска, под которым они подразумевают своего бога Аллаха. Когда мавры закрываются щитами с лунным диском, то полагают, что их хранит Аллах. Где ты обучился своему мастерству?
– В Шартре. Мой отец работает архитектором в соборе. Он получил образование в одном из строительных братств.
– Если ты обучался ремеслу у него, то должен знать, и что всякий раз перед работой необходимо погружаться в себя, чтобы образ, который ты собираешься изваять в камне, начал светиться в твоем воображении. Это свечение должно быть чрезвычайно сильным, и тогда оно не пропадет, когда ты снова откроешь глаза. Картина будет стоять перед тобой, и тебе останется лишь обвести долотом ее очертания. Можешь взять гранитную глыбу, которая находится у потолочной опорной балки, – мастер кивнул вверх.
Деодат подошел и стал разглядывать глыбу. Она имела четкое зернение, цвет не был таким серым, как у других камней, в нем слегка «играла бледность». Мастер пристально следил за Деодатом.
Деодат сел в темный угол, закрыл глаза и подумал об изображении, которое ему хотелось бы изваять. Но сосредоточиться, как он делал в Шартре, не получалось. Его отвлекали уже давно не слышанные шумы мастерской: возгласы подмастерьев, стук деревянных колес под глыбами, скрип лебедок, стук молотков, шипение в воде раскаленного железа. Сюда примешивались знакомые запахи каменной пыли, искр, высекаемых железом из камня, и древесного угля. Все это отвлекало Деодата, и мысли привели его назад в Шартр. Как далеко там продвинулось строительство собора? Построен ли поперечный неф? Сделаны ли кружала? Возводят ли фигуры на боковых порталах? А как дела у отца? Мать, наверное, печалится о сыне… Деодат внезапно обнаружил, что его охватила тоска по родине. Никакой сосредоточенности у него не получилось. Сражающиеся рыцари, которых он собрался изваять, еще не пришли в его воображение.
– Пойдем со мной! – велел мастер вечером, несмотря на то, что Деодат ничего не сделал. – Ты можешь у меня поесть и поспать.
На следующий день Деодат снова попытался углубиться в себя. Ему удалось отвлечься от шумов в строительном бараке. Но дым кузнечного горна напомнил ему о костре в Лавлане и о прекрасной девушке. Пот струился у него изо всех пор. Ему тяжело было в этой мастерской, он стремился на воздух, только на воздух! Мастер молча наблюдал за ним. Деодату хотелось выгнать его из мастерской дубиной, которая валялась под ногами и тоже мешала самопогружению!
Целый день Деодат бродил по городу, разговаривал с паломниками, расспрашивал их и пробовал отвлечься, слушая их рассказы. Затем он снова собрался с мыслями, поднялся в строительный барак и сел на камень. Картина по-прежнему не появлялась перед его внутренним взором.
На следующий день было воскресенье, и строительный барак затих и опустел. Некоторое время Деодат слонялся между брошенными инструментами, потом спустился в городи сел около прекрасного фонтана.
Мимо проходили празднично одетые молодые люди, парочки шли под руку. В лице одной изящной девушки промелькнуло мимолетное сходство с той – погибшей на костре. Деодат не сводил с нее глаз. Стала бы девушка из Лавлане ходить такой пританцовывающей походкой, если бы осталась жива? Он вдруг понял, что никогда больше не поведет девушку под руку, как этот молодой человек. Перед ним все время возникало лицо приговоренной девушки – то не по-зимнему прекрасное лицо со светящимся взглядом.
Словно его что-то потянуло, Деодат соскочил с края фонтана и помчался вверх по лестнице, вырубленной в скале. Он нашел свой камень и любовно погладил руками его поверхность. Светящееся лицо девушки из Лавлане парило перед камнем.
И на следующее утро, когда Деодат снова стоял перед блеклым камнем, он увидел, как светится на нем лицо девушки.
– Мастер, я хочу вырезать на этом граните лицо девушки, которую я видел перед тем, как ее сожгли на костре – сказал Деодат.
Глаза мастера сузились.
– Ты знаешь наши правила, подмастерье! – отрезал он, и Деодат пристыженно потупил взгляд. Каменотес не имел права делать что-либо помимо того, что было ему предписано.
Девять дней Деодат в полном безделье просидел в задней комнате строительного барака. Слишком долго не годилось ему заниматься самопогружением! Но умение, приобретенное в Шартре, медленно возвращалось. И вот произошло следующее: все переживания его собственной жизни поблекли. Осталась только кровь тамплиеров, пролитая в Европе и Азии. Изображение, которое Деодат собирался изваять, казалось, обрело плоть.
С этого момента и впредь Деодат был уверен в своем деле. Левая рука служила ему почти столь же исправно, как раньше, и держала долото под необходимым углом.
То и дело мастер испытующе смотрел на него и всякий раз с удовлетворением отворачивался. Возникало навершие колонны с изображением битвы на пиках между тамплиером и мавром. На заднем плане помещались другие воины: одни – с продолговатыми щитами, на которых был изображен тамплиерский крест, другие – с украшенными орнаментом круглыми мусульманскими щитами. Подмастерья из строительного барака подходили и смотрели с любопытством на то, что Деодат высекает из камня. Вместе с ними приходил и мастер и сидел некоторое время рядом с Деодатом.
– Мигель был прав, – как-то сказал он в знак признания заслуг Деодата. – Его мнение до сих пор соответствует истине, – и мастер дружески кивнул Деодату.
Когда навершие колонны было почти готово, мастер однажды сказал:
– Подмастерье, если ты не против остаться со мной в строительном бараке, то я хочу, чтобы ты стал мастером.
– Я не против, – ответил Деодат.
Мастер протянул ему свою мозолистую руку, и Деодат ударил по ней в знак согласия.
Экзамен на мастера состоялся в 1225 году. К вечеру жена мастера приготовила Деодату горячую ванну; затем она угостила его супом, чтобы показать, что время учения кончилось. Как предписывал ритуал, ночь перед посвящением полагалось провести без сна; к Деодату пришел молодой подмастерье и оставался с ним всю ночь напролет как свидетель этого бдения.
Как только забрезжил рассвет, Деодат вымыл лицо и руки в колодце и вошел в комнату мастера, где собрались и другие мастера. Каждый пожал Деодату руку и приветствовал его изречением, которое он должен был парировать. Затем мастера сели за стол, а Деодат остался стоять рядом с ними. Экзамен начался.
Сначала ему предложили квадрат чисел – он должен был найти строительный ключ. После краткого раздумья Деодат нашел его. Затем один из мастеров достал из-под стола спутанную веревку.
– Завяжи маятник Соломона! – велел он, положив на стол клубок.
– Я с удовольствием это сделаю, – ответил экзаменуемый, – если ты будешь добр сказать мне, для какого города я должен его завязать.
Мастера обменялись замечаниями, признав правильность ответа, из которого вытекало, что Деодат знает о существовании местных локтей, зависящих от расстояния до ближайших меридианов.
– Тогда завяжи маятник Соломона, как бы ты это сделал в Шартре.
– Мастер, – без колебаний сказал Деодат, – это следует делать там, где я мог бы определить положение звезд, а не здесь.
Мастера удовлетворенно кивнули. Ответ снова оказался правильным.
– Если позволите, я завяжу маятник Соломона для Эстельи.
Деодат завязал двенадцать узлов на необходимом расстоянии друг от друга, так что получилось тринадцать отрезков веревки. Задача была решена верно.
Теперь он должен был вычислить нагрузку, которую могла вынести колонна объемом в семь локтей. И с этим Деодат справился.
Наконец мастера встали и вышли вместе с Деодатом на лужайку, чтобы он им показал, каким образом архитектор должен возвести лунную колонну, при помощи которой проверяется правильность расстояний на маятнике Соломона. Деодат успешно продемонстрировал это.
Тогда старики с торжественными речами ввели его в круг мастеров, ибо Деодат теперь полностью овладел теми знаниями, о которых архитекторы говорили только на языке символов. С этих пор он имел право ставить на каждый обработанный им камень свой личный знак каменотеса.
– Что ты будешь делать завтра, мастер? – спросили его, дав понять, что он теперь стал хозяином своих решений.
– Я поеду в Шартр, чтобы повидать родителей, – ответил Деодат.
– Ты останешься в Шартре? – поинтересовался один из мастеров.
– Я вернусь из Шартра сюда, – помедлив, ответил Деодат. Мысли его устремились к тем дням, когда вместе с Мигелем он приехал в Испанию. Вечером, когда каменотесы как всегда были заняты своей работой, Деодат погрузился в раздумья, сидя на краю прекрасного фонтана, где сидел в первое воскресенье своего пребывания здесь. Тогда мимо проходили, держа друг друга под руку молодые люди, и он понял, что никогда больше не сможет гулять с девушкой, потому что не в силах забыть прекрасное лицо, увиденное им в Лавлане.
Так было. И так будет впредь. Глаза Деодата искали королевский дворец, ограничивавший площадь с фонтаном. Тамплиеры то входили, то выходили из него. Деодат соскользнул с края фонтана и поднялся по лестнице, вырубленной в скале. Фигуры, произведенные им в мастерской мастера Мильяна, стояли справа и слева в стенных нишах рядом с порталом церкви, Деодат не обращал на них внимания. В заднем углу строительного барака, там, куда выбрасывали мешки и доски, под грудой мусора целым и невредимым остался лежать камень, обтесанный им для тамплиеров.
С помощью одного из подмастерьев он погрузил камень на тачку и доставил в окружное управление тамплиеров.
– Возьмите этот камень, господа, – сказал Деодат, – и считайте это моим вкладом. Ибо по моей твердой воле я вступлю в ваш орден, как только вернусь из Шартра, – после короткой паузы он добавил: – Если требуется мастер-каменотес.
Тоска по родине
В чердачной комнате в доме мастера Мильяна Деодат вечером складывал свои пожитки. Он не собирался брать с собой много, так как обещал комтуру вернуться в Эстелью, как только сможет.
– Мы с нетерпением ждем твоего возвращения, мастер, – обратился к нему комтур. – Наш орден рад каждому новому члену, в особенности мастеру. Мы так обескровлены непрерывными сражениями с маврами, что во всех наших крепостях не хватает людей.
– Я только повидаюсь с родителями, – сказал Деодат. Он привязал узелок к ремню и повесил над постелью. На следующий день, еще до восхода солнца, он собирался покинуть этот дом.
И тут с улицы до него донесся шум, а из комнаты в нижнем этаже послышался жалобный крик. Кто-то стремительными шагами взбежал по лестнице, и раздался голос:
– Мастер, мастер, скорее! Спускайся!
В комнате он увидел мастера Мильяна, лежащего на носилках. Лицо у него было бледное, а изо рта струилась кровь.
– Он упал с лесов! – сказал один из подмастерьев, беспомощно столпившихся вокруг Мильяна.
Мастер с трудом приподнял руку, показав на строительный барак.
– Займи мое место, – тихо сказал он Деодату. – Не нужно ехать в Шартр.
В напряженном ожидании он смотрел Деодату в лицо.
– Я буду работать вместо тебя, – ответил Деодат, не раздумывая. Мастер Мильян, успокоившись, закрыл глаза.
– Пошлите к тамплиерам за врачом! – сказал Деодат рыдающей супруге мастера.
Он медленно поднялся к себе в комнату и снова вынул из узелка вещи, приготовленные в путешествие.
Мастеру Мильяну потребовалось полгода, чтобы полностью оправиться после падения. Все это время Деодат в одиночку справлялся с делами в строительном бараке. Он принимал на работу новых подмастерьев и отпускал тех, кто хотел переехать в другую местность. Как раз в это время у него начал работать один веселый каменотес из Шартра.
– Как дела у моих родителей? – спросил Деодат, услышав, откуда приехал подмастерье.
– У твоей матери все хорошо. Чего не скажешь, к сожалению, о твоем отце.
– Объясни мне, почему?
– Каменная пыль, которую все мы вдыхаем во время работы, забила ему дыхательные пути. День и ночь он сидит на стуле, а твоя мать должна постоянно стучать ему по спине, чтобы он откашлялся, избавившись от слизи и каменной пыли.
– Значит, он уже не работает в соборе?
– Нет, – сказал подмастерье, покачав головой.
Когда через полгода мастер Мильян начал выздоравливать, подмастерье, уезжавший в Шартр, снова прибыл к Деодату. Он привез известие, что отец Деодата умер этой весной.
– А твоя мать, я слышал, еще до наступления лета собирается переехать к своей сестре в Лион, чтобы стареть вместе с ней.
Деодат очень опечалился – так и не удалось ему еще раз увидеться с отцом.
Уже весной Деодат вступил в орден тамплиеров. Когда он со своими немногочисленными пожитками покинул дом мастера Мильяна и пришел в королевский дворец, ему сразу бросилось в глаза навершие колонны, которое он обтесал в первые недели своего пребывания здесь. Тамплиеры поставили его в королевском дворце на самое видное место.
– Мы хотим поручить тебе ответственную задачу! – сказал комтур, протянув Деодату руку в знак приветствия. – Группа архитекторов нашего ордена должна по возможности скорее выехать для осмотра крепостей, расположенных вдоль границы с маврами. Мы были не в стоянии охранять эти крепости, и поэтому другие христианские ордена в Испании стали перенимать наш опыт рыцарского монашества. В эти замки ты отправишься вместе с тремя другими каменотесами. Прежде всего речь идет о крепости Калатрава, которую мы недавно передали монахам цистерцианцам из Фитеро. Они называют себя «Христианскими Рыцарями из Калатравы». Монахи из аббатства Сан-Хулиан объединились в «Рыцарский союз из Алькантары». Цистерцианцы из Валенсии стали «Рыцарями из Монтесы». Подобным же образом в Португалии появились «Рыцари из Ависа».
Некоторое время комтур смотрел в окно на площадь с фонтаном, затем добавил:
– Но сначала нам хотелось бы отправить тебя в Понферраду, там тебя ждут другие каменотесы.
У Деодата появилась надежда увидеть Мигеля – если тот еще в Понферраде, – и он обрадовался.
Император вступает в Иерусалим
Когда 110 лет назад Бернар Клервоский послал девять первых рыцарей в Святую Землю, он сказал им: «Всегда считайте дела королевства Иерусалимского первоочередными!» С тех пор в ордене тамплиеров стало законом: если Иерусалим просит помощи, то отзываются монахи всех комтурий Европы.
Теперь Иерусалим снова позвал на помощь.
Император Фридрих II, так и не появившийся у стен Дамьетты, был отлучен папой от Церкви, Каждый связанный с Фридрихом вассальной клятвой освобождался от этой клятвы. Теперь император, вероятно, размышлял о том, не лучше ли принять на себя все расходы и мучения нового крестового похода, чем потерять своих баронов и рыцарей, которые помогали ему в сражениях? Он планировал организацию нового крестового похода, и тамплиеры Европы снаряжались, чтобы плыть по Средиземному морю.
Тамплиеры из Понферрады также должны были внести свой вклад. Но в этой крепости на пути святого Иакова собралась лишь небольшая их горстка. Кого же снарядить в поход?
Мигель ехал впереди небольшой группы тамплиеров. Боевой конь, так грозно выглядевший рядом с ним, шел у него в поводу. С недавнего времени каждый тамплиер довольствовался лишь одним оруженосцем, который вел за собой лошадей с поклажей.
Той же дорогой вдоль Пиренеев, которой он привел Деодата в Эстелью, Мигель теперь ехал в обратном направлении. Он думал о друге и о неожиданной встрече с ним. Мигель не сразу и узнал в коренастом мастере-каменотесе молодого Деодата, с которым невероятно давно расстался в Эстелье.
– Смотри-ка, – сказал Мигель другому тамплиеру, – точно такое же искривленное плечо, как у того человека, было у моего друга из Дамьетты. При штурме города он находился у катапульты по прозвищу «Мефертисса», за ее усовершенствованием я позднее наблюдал в Агде… – но тут Мигель узнал Деодата, и они обнялись.
Когда Мигель ехал в раздумье впереди своего отряда, ему бросилось в глаза, как увеличилось количество постоялых дворов и насколько больше, чем прежде, встречается паломников. И купцы, попадавшиеся по пути, ехали на более крепких лошадях, а брезентовые шатры, натянутые над их повозками, были не столь пестро заплатаны.
Благосостояние Европы возросло, и этому способствовали тамплиеры строительством новых дорог и борьбой с разбойниками. Они накапливали в амбарах зерно, предупреждая голод. Они обезопасили границы с маврами и освоили новые пахотные земли; создали новые рынки и начали заниматься банковским делом. Мигель городился тем, что был тамплиером. И все же он не насвистывал радостную песенку, а хмурился, зная, что стоит ему оглянуться назад, и он увидит лишь этот жалкий отряд, которым собирается попасть в Святую Землю. Он подумал о господине де Пайене, когда-то набравшем в орден столько новых членов. Настоящее войско должно было находиться в Марселе, оно ожидало отплытия на Восток. Восток дрожал от страха перед этой закаленной в боях армией.
Когда тамплиеры из всех областей Юга собрались в Коллиуре и тамплиерский флот, гордо раздувая паруса, величественно выплыл на голубую морскую гладь, в Мигеле все-таки осталась печаль. Но и другие рыцари-монахи разделяли эту печаль и смотрели на побережье Святой Земли, так же нахмурив брови. Что там могло их ожидать? Вероятно, прибрежная полоска земли находилась в руках христиан с тех пор, как был построен Каструм Перегринорум. Но Иерусалим принадлежал султану.
Иерусалим рыдал.
Как только рыцари-монахи, прибывшие из Европы, высадились в Каструм Перегринорум, их встретил широкоплечий тамплиер и проводил в замок.
– Я Эрнест из Шартра – прюдом ордена и ответственный за содержание в порядке этих стен, – так представился он прибывшим тамплиерам.
Мигель знал, что этот человек – двоюродный брат Деодата. Рыцари-монахи из Европы обступили Эрнеста со всех сторон, чтобы услышать от него последние новости в политике. Каково было соотношение сил на этой территории? Появлялись ли здесь участники крестового похода?
– Император Фридрих вместе с иоаннитами и тамплиерами вернул христианам город Яффу. Теперь он находится в Акконе, где флот его стоит на якоре.
– Значит, крестоносцы уже тут! – воодушевленно воскликнул один молодой рыцарь-монах.
– Вы увидите палатки пилигримов в пределах городских стен.
– Каковы дальнейшие намерения императора? Вступил ли он в Акконе в контакт с Великим магистром?
– Об этом я ничего не слышал, – печально сказал Эрнест.
– Сначала он примет у себя баронов Святой Земли, – воскликнул один седовласый рыцарь, – чтобы узнать, на кого из них он может рассчитывать в походе на Египет.
Но император Фридрих отнюдь не собирался учитывать интересы баронов Святой Земли. Не принял он и обоих Великих магистров рыцарских орденов. С отсутствующим видом сидел он на своем роскошном корабле и смотрел на волны. Казалось, его ничуть не тревожат недовольные разговоры крестоносцев. Возможно, теперь, когда все было готово к штурму, Фридрих сочинял новое стихотворение на провансальском языке, которым он так мастерски владел. Но самый ли удачный момент он выбрал для мечтаний?
Время от времени рядом с ним появлялись посыльные и тут же уходили, так как он прогонял их нетерпеливым движением руки.
Наконец однажды в Каструм Перегринорум проник невероятный слух: император ведет тайные переговоры с египетским султаном!
Тогда паломники и крестоносцы, разбившие свои палатки в пределах стен Каструм Перегринорум, собрались на площади перед дворцом и стали звать комтура. Энергичными шагами он спустился по наружной лестнице. Гнев крестоносцев был оправдан.
– Знайте же, рыцари и миряне, – мрачно закричал комтур в толпу, – что император заключил договор с египетским султаном. Он не счел необходимым посоветоваться перед этим с христианскими владыками Сирии. Не спросил он и согласия кипрского короля. Ни одному полководцу вашего и своего крестового похода он не доверяет! В этот час к нам в руки попала копия этого договора. Я зачитаю вам его важнейшие пункты.
Когда комтур начал читать, на площади воцарилось впряженное молчание.
– «Город Иерусалим передается христианам сроком на десять лет…»
– Браво! Хорошо! Хорошо! – донеслось из толпы. – Да здравствует император!
– «Христианские державы, – продолжил комтур, не обращая внимания на прерывающие его возгласы, – в ответ на это отказываются от ведения каких бы то ни было боевых действий на Востоке. Египетский султан также воздержится от каких бы то ни было нападений на христианские территории…»
Крестоносцы, задумавшись, молчали. Потом из их рядов стало доноситься:
– Что за сделку заключил император с султаном? Мы не можем вести войну с врагами Святой Земли? Зачем мы тогда сюда приехали? Зачем мы претерпели столько опасностей, дошли до полного изнеможения и потратили столько денег на поездку? Разве мы совсем ничего не можем сделать для Святой Земли? Выходит, что Гроб Господень будет одолжен христианам лишь на время? Значит, через десять лет он перейдет к египтянам?
Некоторые кричали:
– Он обманул нас, пообещав нам здесь большую добычу!
В гневе они проклинали императора. Раздавались восклицания:
– Он предатель христианского дела!
Никто больше не слушал того, что читал комтур.
Но были слышны и довольные голоса:
– Наконец мы сможем совершать паломничество по святым местам в мире! И император достиг этого без кровопролития! Ничего, что этот договор действует всего десять лет!
Мигель был того же мнения: теперь ордену снова будет принадлежать дом тамплиеров в Иерусалиме, место великих таинственных открытий, за которые предок Деодата заплатил жизнью!
В мрачном молчании тамплиеры чистили свои мечи песком. С большой неохотой они стирали свои плащи и небрежно начищали кольчуги: через три дня Иерусалим торжественно передавался христианскому войску. Разве они не радовались, снова увидев свой главный дом на Храмовой площади? Тамплиеры должны были идти в авангарде.
Увидев императора рядом с рыцарями и баронами в праздничных доспехах, когда процессия приближалась к прибрежной дороге в Акконе, тамплиеры развернули свое черно-белое знамя и выстроились в авангарде. Лица у них были недовольные, и они педантично следили за тем, чтобы расстояние между ними и войском императора, над которым еще тяготело церковное проклятие, не уменьшалось.
Мигель не понимал своих братьев. Разве сегодняшний день не должен быть вписан золотыми буквами в книгу истории? 16 марта 1229 года Иерусалим без кровопролития возвращен христианам! Так об этом будут говорить впоследствии.
Три дня потребовалось праздничному войску на то, чтобы достичь Яффских ворот и через них войти в Святой Город. Впервые христианский король из Европы уезжал в Иерусалим. Он гордо восседал на белом коне; его пурпурная мантия ниспадала с плеч многочисленными складками, золотыми нитями на ней была вышита камелия. На диадеме сверкал гигантский рубин.
Приезд императора мало взволновал жителей Иерусалима. На улицы вышли лишь немногочисленные христиане, еще остававшиеся здесь в монастырях. Какое дело было мусульманам до этого по-барски ведущего себя христианина? Аллах даровал ему этот город на краткий срок в десять лет. Когда они пройдут, Аллаху, вероятно, будет угодно передать его арабам или туркам, или кому-нибудь еще. Пути Аллаха неисповедимы.
Мигель озабоченно смотрел вокруг: он видел равнодушие людей, запущенность зданий, грязь на улицах. Неужели это действительно тот славный город, на который в будущем опустится Новый Иерусалим?
– Иерусалим рыдает, – бессознательно пробормотал Мигель, – кто осушит его слезы?
Эрнест, который ехал рядом с Мигелем, заметил его разочарование.
– Ты найдешь дом тамплиеров в хорошем состоянии, – сказал он, пожав плечами, – ибо мусульмане считают его единственным достойным почитания зданием во всем Иерусалиме, кроме мечетей. Понимаешь?
Султан со своей свитой выехал навстречу императору на Храмовую площадь. Торжественные колонны остановились, и оба властителя одновременно спрыгнули с седел и устремились навстречу друг другу. Свиты почтительно отступили.
Император поклонился, приложив правую руку к сердцу.
Султан положил свою правую ладонь на лоб, он величественным жестом обратился к императорской свите, и все христианские рыцари сошли с коней, отвесив низкие поклоны. Вслед за этим император поднял руку в знак приветствия людям из свиты султана. С невероятной грацией рыцари-мамелюки спрыгнули с коней, поклонившись изящно и очень низко. Затем оба владыки направились к единственному дому в Иерусалиме, в котором было достаточно места для них и свиты, – к дому тамплиеров.
За императором последовали король Кипрский и Иерусалимский и Великий магистр тевтонского ордена. За ними можно было видеть графа Ибелинского между Великим магистром тамплиеров и Великим магистром иоаннитов. Далее шли рыцари из императорской державы и несколько баронов Востока, Благороднейшие люди из державы султана следовали за ними – засвидетельствовать акт передачи города в рыцарском зале дома тамплиеров. Несколько других рыцарей остались на заднем дворе для охраны.
Как только за свидетелями подписания договора закрылись ворота, вперед выступили рыцари, оставшиеся вместе с конями на Храмовой площади. Эрнест взял Мигеля за руку.
– Пойдем со мной! – печально сказал он. – Мы получше осмотрим избранный город.
Он повел Мигеля по замершим переулкам, где двери домов косо свисали с фасадов без окон. У некоторых домов двери вообще отсутствовали, так что можно было заглянуть во внутренние дворы, заросшие высокой высохшей травой. Многие цистерны, ранее получавшие воду из великолепного акведука, были опрокинуты и покрыты птичьим пометом. Желоба для воды заросли колючим кустарником.
Эрнесту не был известен дом, где жили Пьер, Арнольд и Ролан. В этот город приезжали так много людей, и столь многие покидали его, что невозможно было удержать в памяти все имена.
Они вышли к пришедшей в запустение крепостной стене. Мигель озабоченно остановился перед ней.
– Город без защиты! – в ужасе воскликнул он. Эрнест печально рассмеялся.
– Теперь ты понимаешь, почему договор императора с султаном такой подлый? Никто больше не думает о том, что султан Саладин в 1189 году приказал снести городские стены Иерусалима!
– Но император снова укрепит город!
– Этого не позволяет сделать договор. Кроме того, императору жалко даже мелких монеток, все деньги он тратит на войны в Северной Италии. Передачи Иерусалима в руки христиан достаточно для триумфа императора, а вместе с ним и папы. Достаточно для того, чтобы снять с императора отлучение от Церкви. То, что произойдет со Святой Землей в дальнейшем, совсем не волнует императора. Все остальное должны осуществлять христианские бароны Сирии и рыцари ордена, не жалея своей крови и денег, и с помощью тайной дипломатии, для которой этот дьявольский договор почти не оставляет места. Пусть Фридрих идет к черту вместе со своим союзником!
– Разве в этом договоре совсем нет ничего хорошего, Эрнест?
– Ты ведь сам видишь, что город беззащитен. Окрестности города, все, что ты можешь окинуть взором, Принадлежит мусульманам. То, что они возделывают на полях, скупают многочисленные египетские гарнизоны, расположенные в окрестностях Иерусалима. Хозяин города – это слово можно произнести лишь в насмешку – не способен защитить своим мечом крохотные поля, обрабатываемые в течение одного дня! А это значит – тот, кто находится в городе, сидит в мышеловке! Каждый, кто находится за его пределами, может обречь горожан на голод.
Как только Эрнест и Мигель вернулись на Храмовую площадь, они стали свидетелями выезда султана из Иерусалима. Среди мусульманского населения города долго не стихали рыдания и жалобы.
