Текст книги "Нечаянный сюрприз для графа"

Автор книги: Инга Ветреная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Доктор! – негромко позвала я.

Сон у него был чуткий, потому что он сразу очнулся и подошел ко мне, настороженно поглядывая.

– Мне надо в туалет, и я хочу принять ванну, – проинформировала его.

Он понятливо кивнул и, оглянувшись, сказал:

– Марта! Помоги леди Оливии, а я позову Лесли.

Ко мне подбежала пожилая женщина, которую я видела здесь ранее и помогла дойти до туалета. Когда вернулась в спальню, увидела, как доктор взволнованно расхаживал из угла в угол, заметив меня, он остановился, грустно взглянул и, как мне показалось, обреченным голосом произнес:

– Лесли поможет Вам искупаться, она сейчас наполняет ванную, а я пойду. Если потребуется моя помощь, леди Оливия, я всегда к Вашим услугам.

– Не уходите, пожалуйста, – испуганно попросила я. – Мне необходимо с Вами поговорить.

Он изумленно вскинул бровь, внимательно посмотрел на меня, а затем медленно кивнул. Кажется, удалось удивить его, но, судя по неуверенной, доброжелательной улыбке, доктор не сердился. Что ж, надо же с чего-то начинать, чтобы приспособиться жить здесь, пока я не вернусь обратно, домой, и в данный момент разговор с доктором мне показался наилучшим вариантом для этого.  

Войдя в ванную, я остолбенела: почти все стены были увешаны огромными зеркалами, где спокойно можно было увидеть себя в полный рост. Но в ступор меня вогнало не множество отражающих поверхностей, а то, что я там увидела. Во всех зеркалах была отображена женская фигура в белом балахоне и белом чепце с оборкой, чуть меньших размеров, чем козырек у бейсболки, которая смотрела на меня, выпучив глаза и открыв рот, все лицо ее было покрыто красными прыщами, которые ярко выделялись на бледной коже. Я пару раз вяло махнула рукой, чтобы отогнать пугающее видение, но визави отзеркалило мое телодвижение. То есть, не померещилось, это мое отображение! Мой внешний вид вполне соответствовал тому кошмару, в котором я каким-то невероятным образом оказалась. Я попыталась взять себя в руки и стала распутывать завязки чепца, стараясь не смотреть в зеркало, когда заметила насмешливую улыбку бесшумно подошедшей ко мне горничной, которую она не особо и скрывала. Я сосредоточилась на ней: девушка помогла снять злополучный чепчик и ночнушку, и, будто в предвкушении забавного зрелища, медленно, стараясь не смотреть мне в глаза, со злорадной усмешкой, отошла в сторону.  Я думала, что хуже того, что я уже видела, быть не может, но ошиблась: все мое тело было усыпано красными прыщиками разных размеров, начиная от мелкой сыпи до ярко-красных отчетливо выделявшихся на молочной коже гноящихся болячек. От увиденного меня замутило, я закрыла глаза, но тут же вновь открыла их, потому что закружилась голова, и я чуть не упала на каменный пол. Шатаясь, в поисках опоры, наткнулась рукой на стену за спиной, прислонилась к ней и беспомощно сползла на пол. Некоторое время я сидела с закрытыми глазами и глубоко дышала, боясь потерять сознание, потом открыла их и в зеркале наткнулась на лицо горничной, на котором читалось торжество, ее ожидания я явно оправдала. Поведение горничной было довольно странным, разве она не должна блюсти интересы хозяйки? Понятно, что никто не ждет от нее переживаний или страданий в связи с неприятностями у той, которой служит, но радоваться моей беде – это, пожалуй, перебор. Я продолжала смотреть на нее и, судя по всему, она что-то разглядела в моих глазах, потому что перестала улыбаться и теперь растерянно озиралась, уводя глаза в сторону, но повсюду в зеркалах натыкалась на мой неотрывный взгляд.

– Позови Марту и можешь уйти, – сказала я, продолжая, обнаженная, беспомощно сидеть на полу.

Она выскочила, и через некоторое время в ванную заглянула пожилая служанка.

– Марта, помоги мне, пожалуйста, искупаться, – попросила я ее.

Она на мгновенье замерла, удивившись, но потом быстро подошла ко мне и помогла подняться. Кажется, головокружение прошло, но чувствовала я еще себя неуверенно, поэтому с благодарностью приняла помощь Марты, тем более, в том, как она ухаживала за мной, чувствовалась забота. Я, кажется, задумалась и ненадолго выпала из реальности, потому что не заметила, как Марта мне надела на голову чистый чепчик, очнулась, когда она попыталась его завязать. Я отстранилась и, как можно мягче, сказала:

– Спасибо, но не надо ничего надевать на голову. Кстати, Марта, ты здесь всех знаешь, надеюсь, можешь порекомендовать мне горничную?

– Я? Порекомендовать? – растерялась она, но после моего уверенного кивка, смутившись, ответила: – Моя дочь Нора, она умеет укладывать волосы и ухаживать за одеждой, но вряд ли леди Сибилла позволит ей прислуживать Вам.

– Ну, я еще не определилась насчет горничной, но почему ты так думаешь? – поинтересовалась я, смутно догадываясь, о ком она говорит.

– Дворецкий назначает горничных только с позволения леди Сибиллы, – несмело пояснила Марта.

– Если я все же решусь на замену горничной, то думаю, мне удастся убедить ее, – уверенно сказала я.

Марта робко улыбнулась в ответ. Перед тем, как выйти к доктору, посмотрела на себя в зеркало: лицо было щедро усыпано прыщами, поверх ночной сорочки – копии предыдущей, был надет длинный теплый халат цвета красного кирпича, который  по цветовой гамме почти совпадал с этакой красноватой россыпью на лице и шее. В таком облачении моя внешность выглядела не просто неприятной, а откровенно отталкивающей. Я даже не сразу заметила длинные густые волосы пшеничного цвета с вьющимися локонами вдоль лица. Какая ирония! С горечью усмехнулась про себя, мой облик, который сейчас отражался в зеркалах  – это просто  насмешка, точнее, издевательство над той, какой я была раньше, за исключением волос! Но раздумывать над шутками и ударами судьбы  было некогда, я и так непростительно долго заставила ждать доктора.

Я вошла в спальню и пошатнулась, как от толчка в грудь, приторный запах разнообразных цветов, заполнивший комнату, приложил меня не хуже удара, полученного при случайном столкновении с кем-то. Врач, стоявший возле окна и глядевший на улицу, резко повернулся и посмотрел на меня. Взгляд его был тревожным, в нем не было ни отвращения, ни жалости, только беспокойство обо мне. Это обнадеживало.

– Извините, что заставила Вас ждать, но мне необходимо поговорить с Вами, – я села на кушетку, жестом предложив ему место в кресле напротив.

Потом обратилась к служанке:

– Марта, убери, пожалуйста, все цветы отсюда.

Она недоуменно посмотрела на многочисленные букеты, хотела, видимо, что-то сказать, но не решилась, лишь взяла ближайшую вазу и вышла. Я посмотрела на врача, его взгляд стал заинтересованным, что ж, не будем разочаровывать:

– Почему Вы помогаете Оливии, то есть мне?

Он удивленно вскинул брови:

– Как странно Вы говорите, леди Оливия! Я – лекарь семьи Стелтон, и знаю Вас с рождения!

– Те женщины, что здесь были, они ведь мои родственницы, не так ли? – настойчиво продолжала я. – Тем не менее, они меня едва выносят, а Вам я не безразлична, почему?

Лекарь не спешил отвечать, он внимательно смотрел на меня, раздумывая, а потом все же решился:

– Я отвечу на Ваш вопрос, но Вам лучше лечь в постель, потому что мне кажется, что леди Сибилла скоро вновь навестит Вас.

Что я и сделала, продолжая слушать его.

– Ваша мать долго болела, я и другие лекари лечили ее, но спасти так и не удалось, и я чувствую свою вину за это. Вам было восемь лет, когда ее не стало. Вы правы, леди Оливия, Вы, действительно, мне не безразличны, я полагаю, Вы до сих пор не оправились после смерти своей матери, – потом, подавшись ко мне, взволнованно спросил: – Вы ведь помните меня?

Ответить я не успела, Марта как раз подошла к двери с очередной вазой и чуть не столкнулась с ворвавшейся хозяйкой, которая прямо с порога начала возмущаться:

– Я не позволю тебе самовольничать, Оливия! В то время, когда я непрестанно забочусь о тебе, делаю все, чтобы украсить твою жизнь, ты отвечаешь мне черной неблагодарностью! Чем помешали тебе цветы? Ведь ими так приятно любоваться, или ты предпочитаешь смотреть на себя в зеркало?

Вот это да! Какая «трогательная» забота! От укуса змеи не отличишь!

– Леди Сибилла! – робко вмешался лекарь: – Это моя вина. Я распорядился убрать цветы, потому что леди Оливии трудно дышать.

– Но при чем здесь эти прекрасные цветы? – упиваясь своим «милосердием», вопрошала Сибилла.

– Я стараюсь исключить все возможные причины ее плохого самочувствия, – настаивал отважный  Клейт.

В этот раз мне удалось получше рассмотреть леди Сибиллу. Я с интересом наблюдала за небольшого роста, рано располневшей симпатичной женщиной, она возмущенно прожигала взглядом лекаря, но возражать не решилась, от бессилия со всем своим невысказанным раздражением обратила свой взор на меня. Сколько же там было негодования и неприязни! А еще обещание кары. Вообще, я совсем не против эмоциональности, часто она вполне оправданна, да и женщины в гневе бывают прекрасны, но только не в данном случае. Чувствовалось, что это был не непредвиденный всплеск эмоций, а вполне обычная, годами отработанная практика общения с Оливией, лишь с корректировкой на присутствие постороннего лица. Я смотрела на эту совсем не старую, сохранившую красоту, если не считать внушительного подбородка и выпирающего животика, но то ли глупую, то ли обнаглевшую от безнаказанности женщину, и понимала, что, если мне все же придется  здесь задержаться, то я, пожалуй, найду, чем заняться. Для начала нужно собрать всю информацию, а потом  прикинуть, что тут можно сделать.

– Пришлите еще слуг, чтобы побыстрее освободить мою спальню от атрибутов Вашей  чрезмерной заботы, – сказала я, глядя ей прямо в глаза, которые после моих слов стали резко увеличиваться в размерах, а потом насмешливо спросила: – Или Вы предпочитаете, чтобы я задохнулась от этого приторного благолепия? И не вздумайте кричать, пока я пребываю в таком состоянии, – строго добавила, увидев, что она собирается мне ответить, – иначе все решат, что Вы не желаете моего выздоровления.

Так ничего не сказав, задыхаясь от не выплеснутого мне на голову возмущения, леди Сибилла резко развернулась и вышла из комнаты. Я перевела взгляд на Клейта, который озадаченно разглядывал меня.

– Я просто не узнаю Вас, – непонимающе произнес лекарь. – В данный момент Вы мало напоминаете леди Оливию, за исключением внешности, разумеется.

– Зовите меня Оливия. Вы спросили, помню ли я Вас. Отвечаю на Ваш вопрос: нет, не помню, ни Вас, ни кого-то другого. Я не помню даже себя, – старалась говорить спокойным уверенным голосом, глядя ему в глаза. – Я утонула, а потом  по воле высших сил вернулась к жизни. Я побывала за гранью, откуда обычно не возвращаются. Но мне почему-то дали такую возможность, и не просто вернуться, а родиться заново в двадцать с лишним лет, потому что я ничего не помню из той жизни, которой жила до этого, но уверяю Вас, что с мозгами у меня все в порядке.

– Вы хотите сказать, что, несмотря на то, что ничего не помните из своей жизни до  несчастного случая, поступки Ваши вполне разумны и осмысленны? – слегка замявшись, задумчиво уточнил он.

– Ваша формулировка моего нынешнего состояния безукоризненна, – отметила я с восхищением.

– Так иногда бывает, человек, находясь в шоковом состоянии, забывает то, что с ним произошло и причину этого. Ничего необычного в этом нет, просто защитная реакция организма. В очень редких случаях человек забывает обо всем, но, все равно, велика вероятность, что со временем память вернется.

 – Но, тем не менее, не думаю, что будет правильно говорить об этом даже близким, как Вы считаете, господин Клейт? – продолжила я.

– Но откуда тогда Вы знаете мою фамилию? – начал было он, а потом, вспомнив, что я слышала, как совсем недавно к нему обращались, продолжил: – А, ну, да, леди Сибилла. Итак, соглашусь с Вами, сообщать о потере памяти было бы неразумно и, полагаю, даже опасно.

– Вот как? – встрепенулась я. – Поясните, пожалуйста.

Он замялся и смущенно стал отвечать:

– Как я и говорил, леди Оливия, произошел несчастный случай – Вы упали с мостика в пруд, полагаю, что в сложившихся обстоятельствах потеря памяти лишь усугубит Ваше положение, могут возникнуть серьезные подозрения по поводу Вашего душевного состояния. Оговорюсь сразу: я буду настаивать на Вашей вменяемости.

Ничего себе! Не успела выжить, а мне уже, похоже, дурдом светит! Кому же понравится подобная перспектива? И все-таки лекарь что-то не договаривает. Надо выяснить, в любом случае, сдаваться не намерена!

А Клейт продолжал, хотя в его голосе явно слышалось сомнение:

– Но вряд ли потерю памяти удастся долго скрывать, хотя бы потому, что Ваше поведение,  манеры, возможно, и привычки будут отличаться от прежней Оливии, Вы это только что продемонстрировали.

– То, что я изменилась после перенесенного стресса, на мой взгляд, вполне объяснимо с медици.., с лекарской  точки зрения, – убеждала его. – Но, чтобы своим поведением сильно не травмировать психику окружающих и не давать им повод упечь меня в какую-нибудь лечебницу, Вы расскажите мне о прежней Оливии, ее близких, знакомых, родственниках. Кстати, кто меня спас?

– Садовник, оказавшийся неподалеку, видел, как Вы упали в воду, – лекарь засуетился, отвел глаза в сторону и стал внимательно рассматривать свои руки, он явно что-то скрывал.

Мы помолчали, давить на него не хотелось, опасалась потерять единственного союзника в этом мире. Клейт доброжелательно отнесся ко мне и даже сам предложил не распространяться о потере памяти.

– Господин Клейт, не могли бы Вы рассказать о последних событиях, произошедших в моей жизни перед несчастным случаем, чтобы я не попала в неловкое положение, если зайдет о них разговор.

– Недавно состоялась Ваша помолвка с виконтом Литлом, – грустно сказал Клейт и, не заметив никакой реакции с моей стороны, каким-то обреченным голосом пояснил: – Ему  пятьдесят шесть лет, и уже давно ходит множество слухов о его порочных наклонностях, он настаивал на свадьбе в кратчайшие сроки.

Лекарь замолчал и с жалостью смотрел на меня. Я ошарашенно взирала на него, как там говорила Алиса: «Все чудесатее и чудесатее»? Кажется, как раз тот случай.

– Господин Клейт, – вновь обратилась я к нему: – По-моему, пора уже Вам рассказать о моей семье.

Лекарь подобрался и, волнуясь, начал говорить, тщательно подбирая слова:

– Ваш отец граф Стелтон через год после смерти Вашей матери женился на леди Сибилле. Она в то время была вдовой с двумя маленькими дочерьми Сеоной и Каприной, они погодки, Сеона младше Вас на четыре года, Каприна – на пять. Мачеха окружила Вас заботой, уделяла Вам внимания не меньше, чем родным дочерям, сама выбирала для Вас нянь и учителей, которые, учитывая Ваше здоровье, занимались с Вами по особой программе, она даже сама украшала Вашу комнату. Во всяком случае, именно так это выглядело со стороны, но, несмотря ни на что, Вы становились все более молчаливой и замкнутой, стали часто болеть. Потом родился Ваш брат Кайл, ему сейчас девять лет.

Он замолчал, чтобы, видимо, перевести дух, но мне необходимо было кое-что уточнить о своем здоровье, коль уж он сам упомянул об этом.

– Скажите, господин Клейт, прыщи на моем теле были с самого рождения?

– Нет, – покраснев и смущенно опустив голову, ответил он: – Они появились, когда Вам исполнилось девять лет, это произошло вскоре после женитьбы Вашего отца на леди Сибилле.

Любопытная информация! Навевает на определенные мысли, но необходимо проверить.

– А чем вызвана моя столь поспешная помолвка с виконтом?

Клейт совсем смутился, даже покраснел, но все же ответил:

– Видите ли, Оливия, вряд ли в Вашем возрасте помолвку можно назвать поспешной. Леди обычно выходят замуж до двадцати лет, а Вам уже двадцать один.

Ничего себе! Жестко! Бедные девчонки! Цель жизни определена буквально для каждой – из кожи вылезти, но выйти замуж до двадцати лет. Иначе автоматически переходишь в разряд второсортного товара, и твои ставки резко падают. А мне уже о, ужас! двадцать один год, да и вид нетоварный! Веские причины, чтобы сбагрить из семьи! Ладно, пусть старому, но почему непременно  развратнику?

– Уверена, это не единственная причина, чтобы фактически погубить жизнь Оливии, выдав ее замуж за какого-то извращенца, – заметила я. – Есть что-то еще, связанное с моей мачехой, не так ли?

– Не совсем так, девушки начинают выходить в свет с шестнадцати лет, но только в случае, если старшие сестры замужем. Считается не совсем приличным, если разновозрастные сестры появляются при дворе одновременно. А Сеоне уже семнадцать, и, если Вы будете хотя бы помолвлены, то Ваша сводная сестра сможет посещать балы. Кстати, Каприна могла бы делать это вместе с ней, поскольку разница в возрасте в один год допускает выход в свет сразу обеих сестер.

Я поймала себя на мысли, что история про Оливию немного напоминает сказку о Золушке: мачеха, две сводные сестры, все недолюбливают главную героиню и самозабвенно изводят ее. Вот только, в отличие от Золушки, Оливия не тянет на красавицу, и свадьба с принцем ей не грозит, она просто невольно мешает родственницам выгодно устроить свою судьбу. И они решают устранить ее с дороги, выдав замуж за извращенца, потому как самый обычный мужчина на нее вряд ли позарится.

Я посмотрела на Клейта, он терпеливо ждал, внимательно наблюдая за мной.

– Скажите, а как отец относится к Оливии? – поинтересовалась я.

– Он по-своему любит Вас, и, кажется, уверен, что леди Сибилла заботится о его дочери, не хуже родной матери, но я не могу сказать, насколько Вы с ним близки и откровенны, – ответил лекарь.

– Благодарю Вас, господин Клейт! Вы оказали мне огромную услугу, поведав о моем прошлом, – сказала я, взяв его руку и крепко пожав ее.

Он выслушал меня, удивленно глядя на наше рукопожатие, потом улыбнулся и добавил:

– Оливия, я в любой момент буду рад помочь Вам, помните об этом, пожалуйста.

Я кивнула и от переизбытка информации, кажется, заснула раньше, чем он покинул комнату.

Глава 4

Следующим утром  я прошла в ванную и обнаружила там горничную Лесли, которая выкладывала принадлежности для купания. Она лишь мельком взглянула, присела в книксене, упорно глядя в сторону, видимо, это помогало ей избегать ехидных ухмылок. Я немного помедлила, внимательно наблюдая за ней, но служанка лишь покорно ждала моих указаний.

– Не хочу мочить волосы, – прервала я молчание.

Лесли подошла и забрала их наверх, закрепив шпильками и заколками. Я разделась, стараясь не глядеть на свое отражение, и погрузилась в воду. После купания, завернувшись в полотенце, по размерам напоминавшее простынь, ошеломленно смотрела на белье и ярко-розовое платье с глубоким вырезом, приготовленные для меня. Затем молча прошла в гардеробную и с интересом стала перебирать имевшиеся там наряды, почти все они, повседневные и бальные, были ярких расцветок и обязательно с декольте. Они выглядели настолько нелепо, что невольно вызвали у меня улыбку. А рассматривая нижнее белье: короткие сорочки с кружевами и без оных, панталоны длиною до колена, я уже откровенно веселилась. Пожалуй, над гардеробом надо серьезно поработать, и я совсем не нижнее белье имела в виду, а замену глубоких вырезов на платьях глухими воротниками-стойками, упирающимися в подбородок. Думаю, в моем случае и балаклава была бы не лишней, да только здесь мой порыв вряд ли поймут и оценят. Указала горничной на выбранное мною  повседневное коричневое платье с закрытым воротом и позволила ей помочь мне одеться. Не сразу заметила ее недоуменное лицо, когда она с опаской смотрела, как я, улыбаясь во весь рот и с трудом сдерживая смех, поправляла кружевные оборочки на панталонах и пыталась разобраться в многочисленных тесемках и шнурках. Наконец, когда полностью одетая, взглянула на себя в зеркало то, не выдержав, рассмеялась, я напоминала еловую шишку, макушку которой уже погрызла белка и поэтому чешуйки ее не лежали ровным слоем, а были расшвыряны в беспорядке, как прыщи на моем лице.

Я села перед зеркалом и выжидательно посмотрела на Лесли, та быстро взяла расческу, с опаской поглядывая на меня. То, что она сделала с волосами, прической можно было назвать с большой натяжкой. Во-первых, прежде чем расчесать волосы, она их чем-то смазала, и они стали выглядеть не блестящими, как до этого, а сальными. Во-вторых, туго натянув их, просто зачесала назад и, скрутив, закрепила на затылке непривлекательным узлом. Все это я стерпела для того, чтобы окончательно убедиться в своих сомнениях относительно горничной, которые возникли у меня еще вчера. Вывод, что горничную нужно менять, напрашивался сам собой.

Мне необходимо было начать действовать. Понимала, что еще совсем мало знаю, как о самой Оливии, так и об окружающих ее людях, и резко менять что-то в этих отношениях было бы не слишком дальновидно, это могло принести больше вреда, чем пользы, и в первую очередь, именно мне. Но уверенность в том, что заняться сменой своего имиджа мне следует безотлагательно, только выросла, пока я изучала свой гардероб и методы ухода за моей внешностью. Я вспомнила, как когда-то мама, ласково улыбаясь,  говорила мне:

– Доченька, я очень рада, что, несмотря на твою привлекательную внешность, ты не стала самонадеянной пустышкой, а по-прежнему осталась доброй разумной девочкой. К счастью, родная моя, тебе абсолютно не свойственна зависть. И знаешь, я уверена, даже, если бы ты не обладала такой яркой внешностью, то смогла бы что-то придумать, чтобы выглядеть сногсшибательно и кружить головы мужчинам. Впрочем, тебе это было всегда малоинтересно, завоевание мира и покорение мужских сердец – не твое. Такие крупномасштабные задачи тебе совершенно без надобности, хотя, уверена, что ты смогла бы их решить в любом облике, если бы захотела. Но тебе нужны истинные чувства. Только встретив свою любовь, ты станешь счастливой. И я верю, что это обязательно случится!

Мама оказалась права в том, что заполучив внешность, от которой я сама вначале впала в шоковое состояние, мне захотелось ее изменить, жажда деятельности обуревала меня. И то, что я совершенно одна в незнакомом мире без друзей и родных, готовых в любую минуту прийти на помощь, почему-то не смущало, а вопросы: надолго ли я здесь и когда вернусь обратно – перестали быть актуальными. Я улыбнулась своим мыслям, глядя в зеркало на покрытое прыщами лицо, и обратилась к горничной:

– Мне пора завтракать, проводи меня, пожалуйста.

Блуждать по дому в поисках столовой с моей стороны было бы неосмотрительно. Лесли  уже в который раз за сегодняшнее утро удивилась, но, послушно склонив голову, вышла из комнаты. Я следовала за ней, не забывая крутить головой и с интересом рассматривая оформление коридоров, переходов и лестницы, по которой спустились на этаж ниже и, наконец, подошли к столовой. Двери в нее были распахнуты, возле них стоял дворецкий – статный пожилой мужчина с бесстрастным лицом и цепким взглядом, от внимания которого вряд ли что ускользало. Лесли остановилась в паре метров от входа, я же прошла вперед, приветливо улыбнувшись дворецкому. Помещение, куда я вошла, трудно было назвать столовой, скорее, это был обеденный зал, где стоял огромный стол, подойдя к которому, я остановилась.

Во главе его сидел довольно симпатичный мужчина в возрасте чуть более пятидесяти лет. Его густые, когда-то пшеничного цвета волосы поседели, особенно на висках. Карие глаза недовольно, даже осуждающе, смотрели на меня из-под нахмуренных бровей, ноздри крупного прямого носа нервно трепетали, а тонкие губы были плотно сжаты. Я с любопытством рассматривала отца Оливии, его внешность, несмотря на раздражение по отношению ко мне, понравилась, в глазах его я не увидела злости и уж тем более, ненависти, но он не скрывал и своего разочарования.

По правую руку от него сидела Сибилла, обеспокоенно поглядывая то на мужа, то на меня. Напротив нее, по левую сторону от  графа, сидел мальчик, но его мне разглядеть толком не удалось из-за сводных сестер, которые расположились, как мне показалось издали, рядом с ним. Это были хорошенькие юные девушки, очень похожие на свою мать, такие же темноволосые и сероглазые. Взглянув на меня, они хмыкнули, презрительно сморщив свои носики, и уставились в тарелки. Видимо, для них я была постоянным объектом для насмешек. Похоже, все уже завтракали, потому что тарелки у них были наполнены.

– Доброе утро! – обратилась я ко всем и учтиво улыбнулась. – Прошу прощение за опоздание.

– Что застыла, Оливия? Проходи и садись за стол! Ты опять опоздала на завтрак! – вместо приветствия проговорила мачеха возмущенным тоном. – Мы все понимаем, что с твоей внешностью тебе требуется намного больше времени, чтобы привести себя в порядок, но я уже говорила, что не следует лениться, а стоит просыпаться пораньше, чтобы успевать все делать вовремя, и не опаздывать к столу! И боюсь, что извинения тебе больше не помогут. В следующий раз, если не придешь вовремя, двери зала для тебя будут закрыты!

После такой отповеди улыбка моя растаяла, вспомнилась фраза: утро добрым не бывает! Нахмурившись, я пристально смотрела на Сибиллу, пытаясь понять, что ею движет: ненависть ко мне или собственная глупость. Она с видом оскорбленной добродетели указала рукой на пустую тарелку, которая стояла через, как я посчитала, девять! стульев от нее. Это походило на, пусть частичную, но все-таки изоляцию. Я удивленно взглянула на отца, который не вмешивался, лишь рассеянно наблюдал за происходящим. Встретившись со мной взглядом, он немного смутился, устало вздохнул и занялся содержимым своей тарелки, из чего я сделала вывод, что такие сцены – рядовое явление. И, если двери обеденного зала будут для меня закрыты, никто не будет возражать, потому что исчезнет причина конфликтов, и никого не смутит моя, по сути, полная изоляция. Это, что, мачеха так мстит мне за вчерашнее?

Я села на указанное место, и только после этого мне удалось разглядеть мальчика, сидевшего рядом с отцом. Судя по всему, это и был мой брат Кайл, которому, как говорил лекарь, уже исполнилось девять лет, но выглядел он младше своего возраста года на два, худенький, болезненного вида и ко всему – с красноватыми прыщами на бледном лице. Для меня это было полной неожиданностью, и я непроизвольно задержала на нем взгляд, он поднял голову и сердито посмотрел на меня. Даже ребенок был настроен против своей сестры, хотя, мы ведь, вроде как товарищи по несчастью. Я отметила, что лишь один стул отделял Сеону и Каприну от Кайла. И тут меня неожиданно пронзила мысль: а не считают ли они меня виновной в том, как выглядит Кайл? Неужели все до такой степени запущено? Я очнулась от неприятных подозрений и обнаружила, что по-прежнему сижу перед пустой тарелкой, удивленно посмотрела на дворецкого – разве не он дает распоряжения слугам? – тот бесстрастно смотрел в никуда поверх наших голов, повернулась к мачехе, та увлеченно поглощала пищу, но ядовитую усмешку в уголках губ ей от меня скрыть не удалось.

– Хотелось бы узнать, почему меня не обслуживают? – не сводя глаз с мачехи, холодно поинтересовалась я.

– Ты опоздала! – с готовностью отозвалась мачеха и радостным голосом добавила: – Поэтому теперь обслуживай себя сама!

– Пожалуй ты права, Сибилла! – произнесла я, поднимаясь: – Мне, действительно, незачем больше присутствовать на подобных трапезах. Своей очередной выходкой ты еще раз продемонстрировала, насколько низко пали нравы в этом доме, потому что, оскорблять меня в доме моего отца стало обычным делом. Обидно, что мой родной отец потворствует твоим недостойным поступкам, тем самым подчеркивая, что к неродным дочерям относится гораздо лучше, чем ко мне, своей кровной дочери.

Я вышла из-за стола и направилась к двери, но успела сделать только пару шагов, когда услышала вслед:

– Потому что они, в отличие от тебя, не позорят семью! Даже, когда ты выйдешь замуж за виконта Литла, и они, наконец, смогут появляться в свете, им трудно будет найти хорошую партию, и все из-за твоего уродства!

Я развернулась и, усмехнувшись, ответила:

– Ты уверена, что сейчас говоришь обо мне, а не о моем брате? Ведь, любому ясно, что у нас с ним общая беда. Но ты настолько погрязла в своем бессмысленном озлоблении, что даже не замечаешь, как оскорбляешь собственного сына!

– Нет! – в испуге воскликнула мачеха. – Я говорила только о твоем уродстве!

– Сибилла! – соизволил, наконец, рявкнуть папенька.

Та тут же умолкла, а он разгневанно продолжил, обращаясь уже ко мне:

– Оливия! Через полчаса жду тебя в своем кабинете!

– Всенепременно! – ответила я, усмехнувшись, даже не пытаясь изобразить покорность и послушание, и, поймав взгляд карих рассерженных глаз, четко проговорила:

– Через час. Мне необходимо позавтракать.

– Хорошо, через час, – уже спокойнее сказал отец после небольшой заминки, задумчиво разглядывая меня.

– И еще, могу ли я от твоего имени заявить, что игнорирование прислугой моих, то есть, твоей дочери, распоряжений будет рассматриваться как невыполнение твоих, то есть хозяина и моего отца, приказов, начиная с этой минуты?

Лицо отца немного вытянулось от удивления, теперь он, подавшись вперед, впился в меня взглядом, будто не узнавая, я же, изогнув бровь, насмешливо смотрела на него, ожидая ответа. Мачеха с сестрами, приоткрыв рты, бессмысленно переводили взгляды с него на меня и обратно, то ли не веря в услышанное, то ли не понимая.

– Так каков будет твой положительный ответ, отец? – через минуту спросила я, продолжая улыбаться.

Для окружающих его реакция была ошеломительной: сначала засверкали его глаза, а губы растянулись в улыбке, потом он все же не выдержал и, запрокинув назад голову, захохотал громко, от души. Слуги замерли, Сибилла, прижав руки к груди, в ужасе смотрела на мужа, а мои сводные сестры встревоженно таращились на мать. Любопытна была реакция Кайла: он восторженно взирал на отца, можно было спокойно биться об заклад, что таким родителя он видел впервые.