Текст книги "Отвергнутые воспоминания"

Автор книги: Имби Паю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Представитель тирании делает все для того, чтоб истребить любые свидетельства о том, что раньше жизнь была лучше. Потому и нижеследующий рассказ – это скорее документ человеческой памяти, который вырос из тоски по свободе и идеалам, рождающим революции и художественные произведения, откуда люди черпают жизненную силу и которые оставляют свой след в их подсознании. И даже тогда, когда, казалось бы, все исчезает в безмолвии, они остаются и при первой же возможности, подобно сновидению, напоминают о себе оставшимся в живых наследникам. Чтобы, опираясь на память, не потерять в хаосе истории преемственность.

Перед нами совершенно новая возможность трактовки истории. Уже не предопределенные истины, а их последствия; уже не события, которые помнят, а оставленный ими след. Как выразился Франсуа Досс (François Dosse), события важны не только как отдельные факты, и прошлое важно не только потому, что оно было. Важно то, как появилось и передавалось это прошлое. В этом процессе стоит спросить себя, чего достойна правда без верности памяти и верность памяти без правды. Эти два измерения могут быть соединены в тексте.^[13]

К СВОБОДЕ И СВОЕЙ РЕСПУБЛИКЕ: ВСПОМИНАЕТ ЭЛЬСБЕТ ПАРЕК

Эстонцы до 1917 года были лояльными подданными Российской империи. Эстонии удалось отвоевать свою самостоятельность благодаря тому, что в России, как и в Германии, вспыхнула революция – оба давнишних угнетателя эстонцев были ослаблены изнутри. Демократическая Февральская революция в России вынудила царя Николая II отречься от престола, было создано Временное правительство, давшее национальным меньшинствам царской империи право на самоопределение.

Это время в своих тетрадях воспоминаний запечатлела историк и культуролог Эльсбет Парек, дочь которой – Лагле Парек – в годы советской власти была известным диссидентом и политзаключеной. После восстановления Эстонией независимости Лагле Парек была министром внутренних дел.

Эльсбет Парек описывает, как в феврале 1917 года местная газета «Пяэвалехт» активно и смело поддерживала новую власть.

Для человека моего возраста самой интересной была непосредственная реакция на события в школе. За все школьные годы привыкла стоять на утреннем молебне, обязательной частью которого была молитва за императорскую семью. Император Николай Александрович, мать императора Мария Федоровна, императрица Александра Федоровна, царевич Алексей Николаевич – эти имена принадлежали утреннему молебну так же, как хлеб обеденному столу. Это был любопытный и до сего времени невиданный момент, когда пастор Капп, наш учитель богословия, в утренней молитве не упомянул императорскую семью, а просто попросил разума тем, кто правят нашим государством и народом.^[14]

В марте 1917 года, после вестей о революции, события в Таллинне получили новый толчок. Под предводительством матросов, люди собрались в Старом городе у знаменитой башни XVI века Толстая Маргарита, где в то время находилась известная тюрьма политзаключенных (в настоящее время здесь располагается Морской музей). Собирались освободить всех политзаключенных, все были в возбуждении. Мать Эльсбет Парек, актриса, была не из робких и взяла с собой и дочь, чтоб стать частью этой атмосферы и духа свободы.

Я никогда не забуду эту картину, когда мы вышли со своего двора на улицу. Во мраке мартовского вечера на Тоомпеа полыхал огонь. Меж средневековых стен замка Тоомпеаской тюрьмы полыхал пожар, искры и дым от которого поднимались высоко к небу. Мощное пламя должно было быть видно далеко-далеко. Слышали, что горят все тюрьмы – башня «Толстая Маргарита», в Ласнамяэ, на улице Вене. Картина была потрясающая, но страшно не было. Никакого чувства ужаса не помню. Скорее наоборот – было чувство торжества и романтики. Этой ночью на Тоомпеа правил огонь, окрасивший все небо заревом. Впервые в жизни наблюдала за пожаром, который не тушили, а спонтанно поджигали …

Громились отделения милиции и здания суда. Городские улицы были полны парившими на ветру полусгоревшими документами. Сцен насилия не было заметно. В одной из воинских частей были расстреляны офицеры – применение такого насилия открыто осудил и только что созданный Совет солдатских депутатов. Я целыми днями находилась на улице и следила за событиями. Ни одного выстрела мне в эти дни не удалось услышать, не удалось увидеть и ни одного трупа. На следующий день прочитали в газете о новом Временном правительстве.

10 марта отмечался всеобщий день свободы. /…/ Вся Петровская площадь (в настоящее время Вабадузе вяльяк), все улицы, ведущие туда, и склон холма Харьюмяги были черны от народа. Никогда раньше я не видела такой массы людей. Погода была прекрасная, светило солнце. Складывалось впечатление, что горожане собрались все как один, и у всех красные ленточки на груди. Помню, как готовили их у нас дома. И вправду, в стороне от этой радостной революционной демонстрации оставались лишь наиболее консервативные элементы: остзейское дворянство и высшие государственные чиновники, связанные с царской властью и старым порядком. По мнению всех остальных, они порвали со старым режимом угнетателей.^[15]

Эстонцы были первыми, кто в том же году на конгрессе, состоявшемся в Тарту 24–26 марта 1917 года, приняли законопроект об автономии Эстонии, который был отправлен Временному правительству. Временное правительство видело, что требования эстонцев завышены, и сомневалось. Чтобы ускорить процесс и продемонстрировать силу, эстонцы Петрограда – солдаты и штатские – всего около 40 000 человек (из них 15 000 солдат), организовали митинг перед зданием Государственной думы, где снова были провозглашены требования местного совета.

5 июня 1917 года Временное правительство приняло закон об автономии Эстонии. Одновременно были отменены средневековые привилегии остзейского дворянства, утвержденные после капитуляции в 1710 году и по Ништадтскому миру в 1721 году. Комиссаром Эстляндской губернии Временное правительство назначило эстонца Яана Поска. Временный земский совет Эстонии, или Маапяэв, состоявший из 62 депутатов (в их числе и 4 большевика), начал свою работу в Таллинне в Тоомпеаском дворце.

Однако Эстония все еще оставалась в составе Российской империи. Вскоре начался развал российской армии. Для сохранения порядка на своей территории требовалось приступить к созданию эстонской национальной армии.

В годы Первой мировой войны в составе российской армии служило около 100 000 эстонцев, из них более 2000 офицеров. Теперь их хотели сосредоточить на родине в эстонских полках, для этого было получено разрешение от российских центральных властей. Хотя это было и не так просто – часть дивизий разрешили эстонцам покинуть свои части, часть была против этого. Тем не менее в Таллинне сосредоточилось более 4000 солдат из Эстонии.

Осенью 1917 года в России созрели условия для нового переворота – для победы большевиков. Вспыхнула следующая, Октябрьская революция большевиков, руководителем которой был Владимир Ульянов-Ленин, который признавал только одну – большевистскую – партию и верил в диктатуру пролетариата и террор. Мой дедушка по отцу, Эльмар Паю, не смог сразу попасть в Эстонию, в годы Октябрьской революции он был мобилизован в российскую Красную армию. Одетый в форму красноармейца, по вечерам после сражений он играл на трубе на могилах павших. Для защиты советской власти вскоре были созданы новые вооруженные силы. Важнейшей революционной силой в Эстонии была Красная гвардия, отряды которой были сформированы во всех уездах и волостях. В качестве революционных судов начали свою работу трибуналы и народные суды. Деду Эльмару, тем не менее, удалось бежать из Красной армии, и хотя во время побега он был ранен в ногу, это было «ничто по сравнению с красным террором». Эльмар присоединился к частям эстонской народной армии.

По воспоминаниям Эльсбет Парек, Октябрьская революция насторожила эстонский народ. Не было чувства упоения свободой, «ничего запоминающегося, впечатляющего».

Большевистский переворот на территории Эстонии готовил Военно-революционный комитет, руководимый Иваном Рабчинским, его заместителем был Виктор Кингисепп. Под руководством Виктора Кингисеппа начались выступления против Временного земского совета Эстляндской губернии и создающихся эстонских воинских частей.

После свержения руководимыми Лениным большевиками демократического Временного правительства России власть в Эстонии перешла от Яана Поски в руки большевиков. Были национализированы крупнейшие предприятия и банки. Одновременно изымались земли и поместья прибалтийских немцев – земля стала государственной собственностью. Эльсбет Парек описывает, как большевики арестовывали остзейцев.

Вместе с другими я была на улице, когда провели их (остзейских дворян) колонну: много стариков, которые с трудом передвигались в своих шубах, мужчины с гордыми лицами и представительной осанкой, мальчишки с испуганными лицами. Мужская половина дворянства Эстонии шагала меж штыков. Народ наблюдал молча. Немцев не любили,но и не злорадствовали над их судьбой. Было даже как-то неудобно смотреть на ковыляющих стариков. Первую часть дворян повели в здание элеватора, расположенного в порту. Распространялись ужасные слухи, что их хотят взорвать вместе с элеватором, если приблизится фронт. В действительности их отправили через Петроград в Сибирь. После заключения Брест-Литовского мира они были освобождены – те, что выжили в злоключениях. Отчаянный крик о помощи остзейских немцев ускорил приход немецких оккупационных частей на территорию Эстонии.^[16]

Землю крестьяне не получили, целью было создание крупных хозяйств или колхозов. Были закрыты и превращены в «народные дома» церкви. Это была крупнейшая ошибка большевиков, ибо после этого они потеряли поддержку крестьян. Установление советской власти на всей территории Эстонии не удалось, и после Октябрьской революции здесь оставалось двоевластие. Насилие и убийства, учиненные большевиками в Эстонии, привели к тому, что народ не стал их поддерживать.

Воспользовавшись слабостью власти, в ноябре 1917 года Земский совет сделал важный шаг: он собрался на внеочередное совещание на Тоомпеа и принял декларацию, в которой провозгласил, что является носителем высшей власти в Эстонии. Эстония сделала первые шаги к независимости. К тому времени, когда большевики во главе с Виктором Кингисеппом проникли в зал дворца, совещание было уже закончено. Перед дворцом собралась толпа народа, которая под влиянием большевиков атаковала делегатов, дело доходило до драки.

Часть люмпенизированных элементов, которая обычно находится в моменты беспорядков, напала на членов Маапяэва, покидавших дворец. Были избиты и закиданы камнями Юри Вильмс, Яан Теэмант, Яан Тыниссон и Пеэтер Пылд, состоявшие в одной фракции и поддерживающие друг друга. Позднее по всей территории Эстонии распространялись протесты против избиения депутатов Маапяэва. Помню, как после Октябрьской революции у всех офицеров исчезли погоны у кого-то их просто сорвали, кое-кто снял сам. Опасными могли стать и следы погон, ибо в армии господствовала ненависть к офицерам.^[17]

1918 год ознаменовался настоящим голодом. Хлеб выдавался по талонам – в Таллинне дневная норма на человека была 100 г. Но и этого хватало не всем. В мясных магазинах в основном было лошадиное мясо, даже трех сортов, например, очень вкусными были котлеты, сделанные из 1-го сорта этого мяса. Мясо было темнокрасного цвета, и при варке получалось много пены. Улицы были мрачными, неприбранными. Стала нормой ночная стрельба. Установить порядок не удавалось, было много краж и ограблений.

На рубеже 1917–1918 гг. власть большевиков в Эстонии становилась все более призрачной. Причины этого крылись в их политике. Большевики ждали мировой революции, народ ожидал мира. Они отрицали самостоятельность Эстонии и хотели, чтоб Эстония входила в состав России. Они не дали народу землю и преследовали церковь, использовали грубое насилие к врагам, а также к мирному населению и не сотрудничали с другими политическими партиями.

В декабре 1917 года большевистская Россия заключила мир с Германией, и военная деятельность с обеих сторон была прекращена. Вслед за этим в польском городе Брест-Литовске между Россией, Германией и их союзниками начались переговоры о мире. Стало ясно, что Германия претендует на огромные территории, в т.ч. и на Эстонию, ранее входившую в состав Российской империи. Руководители России не согласились с этим, и глава российской делегации Лев Троцкий объявил, что Россия прекращает войну и возвращает солдат на родину и без заключения мира. Немцы признали перемирие прерванным, и через неделю снова продолжили военные действия.

Руководители эстонского Маапяэва должны были действовать очень быстро, чтобы стало возможным объявить самостоятельность Эстонии, когда германская армия вступит на ее территорию. Одной ногой она была уже здесь, ибо с Октябрьской революции 1917 года эстонские острова Сааремаа, Хийумаа и Муху были в руках германской армии. Все российские чиновники и семьи военных покинули Эстонию.

Эстонцы создали Комитет спасения с чрезвычайными полномочиями, в его состав входили 3 человека: Константин Пятс, Юри Вильмс и Константин Коник. Это было решающее время для действий. 23 февраля 1918 года с балкона пярнуского театра «Эндла» был зачитан манифест о независимости Эстонии. На следующий день была провозглашена независимость государства.

В то же время было создано и Временное правительство Эстонской Республики, премьер-министром которого стал Константин Пятс. Эстония объявила себя нейтральной по отношению к российско-германской войне. Утром 25 февраля состоялись праздничные торжества и молебны, но уже днем в Таллинн вступили немцы, не признавшие независимость Эстонии.

Парек вспоминает солнечный день 25 февраля, когда германская императорская армия заняла Таллинн. Люди стояли на улице без единого звука, у всех серьезные лица. Было видно, что эстонцы подавлены. На следующий день на столбах и стенах появились распоряжения за подписью оберста фон Шекендорфа, начинавшиеся с жирных букв „Ich befehle” («Я приказываю») и „Ich verbiete” («Я запрещаю»). Для вечернего передвижения были введены особые разрешения, был объявлен комендантский час.^[18]

В декабре 1917 года большевики арестовали Константина Пятса, судьей был Виктор Кингисепп. Пятс был обвинен в саботаже и приговорен к аресту на один месяц. Вслед за освобождением его снова арестовали, но в результате всеобщего недовольства в ту же ночь освободили.^[19] Вскоре Пятса арестовали немцы.

Юри Вильмс, вероятно, был арестован на финских островах, по пути в Финляндию. Немцы расстреляли его на территории сахарного завода в Хельсинки, в настоящее время недалеко от этого места находится здание Финской национальной оперы. Политические и военные руководители Эстонии были вынуждены уйти в подполье.

Немцы занимали территорию Эстонии до 3 марта. Немецкая оккупация эстонской территории продолжалась до конца ноября 1918 года. Целью немцев было объединение Эстонии и Латвии в Балтийское герцогство. К счастью, Первая мировая война закончилась в ноябре 1918 года поражением Германии, и немцы уступили власть Временному правительству во главе с Константином Пятсом.^[20] В Эстонии немцы вели себя настоящими хозяевами: на руководящие посты были поставлены немцы, экономика Эстонии работала на Германию, был начат вывоз продовольствия.

Процесс онемечивания начался и в сфере культуры. В ноябре было провозглашено Балтийское герцогство, но было уже поздно. Компьенское перемирие, заключенное 11 ноября, завершило Первую мировую войну, Германия покорилась. По условиям перемирия немцы должны были оставить завоеванные территории (в т.ч. и Эстонию).

Правительство Эстонии за границей во главе с Яаном Тыниссоном действовало успешно – уже в мае 1918 года Эстонию признала de facto Великобритания, затем Франция и Италия.

Положение эстонского правительства было сложным. Надо было восстановить железнодорожный транспорт, обеспечить продуктами города, создать армию. Последняя задача была самой важной.

13 ноября 1918 года Россия денонсировала все договоры, заключенные с Германией. Тем самым Россия односторонне денонсировала договор, заключенный 27 августа 1918 года, где она отказывалась от своих прав на Эстонию. Было ясно, что советское правительство стремится восстановить с военной помощью границы Российской империи 1914 года.

16 ноября 1918 года главнокомандующий Красной армией Иоаким Вацетис дал приказ о вторжении на Запад. Чтоб создать в глазах мировой общественности видимость гражданской войны в Эстонии, в Петрограде был создан Эстонский Временный революционный комитет, состоявший из эстонских большевиков. 21 ноября он издал указ, по которому эстонское Временное правительство признавалось незаконным. Тем самым не было никакой надежды на соглашение, и Эстонская Республика с оружием в руках должна была защищать свое существование.

III

Рассказы об Освободительной войне, память о ней и ее участниках в Советской Эстонии были запрещены, ибо это были воспоминания о независимой Эстонии со своими мифами, традициями и символами, и, что особенно важно, с правовой системой, совершенно отличной от той, что действовала в Советском Союзе. Эти воспоминания стали нежеланными и почти что исчезли, так как полвека находились под гнетом советской власти, его периодически нарушали лишь спонтанные выступления студентов. Несмотря на запреты, наказания и слежку органов КГБ, студенты Тартуского университета ходили 24 февраля на расположенную на Раадиском кладбище могилу (каким-то чудом сохранившуюся) героя Освободительной войны Юлиуса Куперьянова, возлагали цветы и зажигали свечи. Кое-где поднимали и сине-черно-белые национальные флаги. Это было сопротивление тотальной советизации и амнезии. Разумеется, оно не оставалось без наказания советскими репрессивными органами.

После советских (1940–1941 и 1944–1991) и немецкой (1941–1944) оккупаций в Эстонии было много одиночества и бесприютности. Часть умолчанного потому и останется навеки невысказанным.

Беженцы в Таллиннском порту в сентябре 1944 года

Этот потускневший исторический след в идентичности эстонцев интересует меня с разных аспектов, я пытаюсь найти его, чтобы и кто-то другой получил толчок к открытию новых следов. Этот потускневший след – след моей семьи в независимом государстве, где в 1930-х годах родились мои мама и папа. За эту независимую страну боролись дядя моего отца Леонард Мартинсон и мой дедушка по отцу Эльмар Паю. Это след, дававший людям уверенность в том, что такая маленькая республика, как Эстония, может бороться против таких великих стран, как Россия и Германия, против обеих держав, поочередно терроризировавших Эстонию.

Революция и Освободительная война интересуют меня и потому, что в них участвовали национальные меньшинства Эстонии. Эстонские евреи, русские и шведы, которые позднее, после начала советской оккупации, были сосланы в лагеря Советского Союза. Моя бабушка по матери, Хелене, знала русских староверов, репрессированных советской властью за их участие в Освободительной войне и деятельность на благо Эстонской Республики. Когда в 1948 году НКВД арестовал мою маму и ее сестру-близняшку, бабушка поспешила в соседнюю деревню к своим друзьям-староверам, которые собрались перед своими иконами и молились за ее детей. Работая над своим фильмом и изучая архивные документы, я открыла для себя, что эти люди несли в себе важнейшие этические ценности, благодаря которым стала вообще возможной независимость Эстонии.

Русские староверы появились на территории Эстонии в результате гонений в 1650-х годах, когда патриарх Никон и царь Алексей Михайлович предприняли церковную реформу. В этих вопросах меня просвещала исследовательница культуры русских староверов и учительница русского языка Аполинария Репкина, уроженка деревни Муствеэ на побережье Чудского озера. Она помогла мне понять принципы демократии, закодированные в учении староверов, и истолковала мне суть морали староверов, направленной против власти насилия и политической деятельности, обрекающей на предательство. Староверы знали, что политику нельзя объединять с властью. Старообрядцы считали себя рабами бога, а не его наместниками, обладающими неограниченной властью. Отношение большевиков к староверам и вообще к церкви было еще более жестким, нежели царское. Таким образом, к началу Освободительной войны староверам не оставалось ничего, кроме надежды на то, что в независимой Эстонии они могут дышать свободно. В 1990-х годах я подготовила для Эстонского телевидения (ЭТВ) документальную передачу «Народ деревни Раякюла» о культурном и певческом наследии староверов, где в числе прочего открыла для себя «молчаливую мудрость» староверов – философию иконографии – учение о добре, святом и зле. Староверы подчеркивали, что годы Эстонской Республики (1918–1940) были в их истории самыми счастливыми, так как было прекращено политическое гонение, у них был свой депутат в Рийгикогу.

Аполинария Репкина перед старообрядческим монастырем в деревне Раякюла в начале 1990-х годов

Нельзя не рассказать и о поселившихся в Эстонии евреях, которых в царской Россия постоянно преследовали. По данным моего друга, издателя и исследователя культуры эстонских евреев Эльхонена Сакса, в Освободительной войне приняло участие около 200 добровольцев-евреев, в том числе 12 врачей. Пользуясь возможностью, я называю имена этих замечательных людей: Эсре Добрушкес (служил во 2-м батальоне 1-го полка), Мозес Эпштейн, Давид Франк (госпиталь 2-й армии), Носсон Генс (3-й пехотный батальон), Юлиус Кахн (бронепоезд), Макс Кломпус (3-й артиллерийский батальон), Якоб Кропман (батальон школьников), Зигфрид Мирвиц (7-й пехотный батальон), Самуэль Поликовский (бронепоезд, старший врач партизанского батальона), Йозеп Рубанович (бронепоезд номер 3), Мориц Шуман и Хирс Шварц. Эльхонен Сакс, помнящий об Эстонской Республике довоенного периода, вспоминает, что демократическая национальная политика Эстонии вызывала в евреях, проживающих в других странах, чувство зависти. В Эстонии не стремились ассимилировать национальные меньшинства – шведов, русских, немцев, да и евреев, а старались интегрировать их. Этот опыт солидарности стерла история со своим террором.

ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ ВОЙНА

28 ноября 1918 года Красная армия вместе с эстонскими полками Красных стрелков вступила на территорию Эстонии и в тот же день заняла Нарву. Вслед за этим эстонские коммунисты по указке из Москвы провозгласили в Нарве Эстляндскую трудовую коммуну, которую Яан Анвельт и Ханс Пегельман. Это должно было придать наступлению Красной армии элементы Гражданской войны. Партия большевиков, контролирующая деятельность Эстляндской трудовой коммуны, была в составе РСДРП(б), и руководство ею осуществлялось из Москвы.

Основной составляющей большевиков было безжалостное насилие. Председатель Эстляндской трудовой коммуны (ЭТК) Яан Анвельт 3 декабря 1918 года в «Вестнике Эстонских красных стрелков» писал: «За каждый волос, который упадет с головы товарищей в результате насилия, своей жизнью и имуществом ответят десять белогвардейцев, а также их жены и дети».

Политику террора стали проводить комиссии по борьбе с контрреволюцией. Так, контрреволюционерами, тем самым и врагами пролетариата, были объявлены все церковнослужители, и им было запрещено находиться на территории Эстонии. Спустя два дня были запрещены церковные праздники. 30 декабря 1918 года Управление внутренних дел ЭТК издало указ о передаче церковных зданий в ведомство местных исполнительных комитетов.^[21]

Первые церковнослужители к тому времени были уже казнены.

18 декабря 1918 года после тяжких пыток был казнен пастор Йыхвиской церкви Карл Иммануэль Хессе. Для тогдашних эстонских священников особенно трагическими были кровавые деяния, совершенные большевиками 14 января 1919 года в подвале Тартуской Кредитной кассы, из 19 жертв которых пятеро были священниками, в том числе пастор прихода Тартуского университета Трауготт Хан, епископ Эстонской православной церкви Платон и протоиерей Н. Бежаницкий.^[22]

Английский историк Кэтрин Мерридэйл (Catherine Merridale), исследовавшая вопросы смерти и памяти в Советской России^[23], констатирует, что война большевиков против ритуалов была осуществлена путем вандализма. Их неприятие церкви как устаревшего явления очень часто проявлялось в истерической грубости. Большевистский атеизм, который они стремились утвердить вместо религии, оказывал на людей противоречивое воздействие. Жестокость и была тем, что отталкивало от большевиков и самые бедные слои эстонского населения. Для многих из них стало разочарованием и то обстоятельство, что им не дали землю. Земли и поместья, отнятые у остзейских помещиков, были превращены в коллективные хозяйства, руководимые правлением, состоящим из горожан.

Эстляндская трудовая коммуна, занимавшая территорию Восточной и Южной Эстонии, захваченную Красной армией, просуществовала недолго. Однако на первых порах Красной армии удалось достичь больших успехов, ибо эстонская национальная армия только создавалась, Перелом наступил после того, как в декабре 1918 года вернулся домой генерал Йохан Лайдонер, назначенный на должность главнокомандующего войсками (был в эмиграции, спасаясь от немецкой оккупации). Лайдонер не считался с офицерскими чинами царской армии и назначал на руководящие должности молодых талантливых людей. В начале войны большая часть населения была в подавленном настроении, эстонцы уже не верили, что Эстония в состоянии противостоять огромной России. Исключение составляли офицеры и школьники. Офицеры лучше других понимали, что после опустошительных революций от России оставалась только жалкая тень. Школьники же особо не раздумывали – они взяли в руки оружие.^[24] В числе ушедших на войну были и родители Хейно Ноора – 24-летний Карл Ноор, получивший военное образование в царской России в Иркутском военном училище, и 24-летняя Сальме Ноор (в то время е Кюйен). До этого девушка успела окончить немецкую женскую школу в Пайде и год проработать на Кавказе гувернанткой в эстонской семье генерала царской армии, а затем пройти и курсы сестер милосердия. По словам Хейно Ноора, будучи сестрой милосердия на фронте, Сальме Ноор сталкивалась с людьми разных национальностей, проживавших в Эстонии. Например, с главным хирургом времен Освободительной войны, прибалтийским немцем Максимилианом Фридрихом Вернером Цёге фон Мантейфелем, защитившим в 1886 году докторскую диссертацию при Тартуском университете и одним из основателей сердечно-сосудистой хирургии при Тартуской хирургической клинике на Тоомемяги. Перед войной он занимался операциями на сердце и первым ввел в практику резиновые перчатки, или «метод стерильных рук». Фон Мантейфель был также врачом при царском дворе и в 1906 году принимал участие при составлении Женевской конвенции российского Красного Креста в Лондоне. В 1918–1925 гг. он был генералом-консультантом эстонской армии.

В начале Освободительной войны эстонцам приходилось очень сложно, позднее на помощь эстонским полкам пришла и сама погода. Так как война велась зимой и дороги были занесены снегом, победителем мог стать тот, в чьих руках находилась железная дорога. Предугадав это, эстонское командование в срочном порядке построило бронепоезда, давшие преимущество на железной дороге.

В январе 1919 года в рядах Эстонской армии было 13 000, в феврале – 30 000 военнослужащих. 2 января, после завершения подготовительных операций, Лайдонер дал приказ к контрнаступлению.

9 января эстонские войска перерезали коммуникации Красной армии между Северной и Южной Эстонией. Бронепоезда были направлены теперь в сторону Тарту. Неожиданным ударом они прорвались в тыл Красной армии и привели в беспорядок все расположенные в Тарту и Тапа воинские части.

Чтоб освободить свой родной город Тарту, с бронепоездами соединились и партизаны лейтенанта Юлиуса Куперьянова, в их числе был и дядя моего отца, в то время 18-летний фельдфебель Леонард Мартинсон.

В начавшейся войне Эстония не осталась в одиночестве. Расширение Советской России не совпадало с планами Великобритании, и англичане отправили на помощь эстонцам свой флот. Благодаря англичанам, Эстония достигла преимущества на Балтике. На помощь Эстонии пришли финские, датские и шведские добровольцы. Американцы отправили в Таллиннский порт вооружение и продукты на 3 млн. долларов.

Руководитель Эстонской коммунистической партии Виктор Кингисепп пытался дать унизительную оценку деятельности эстонской буржуазии и т.н. интервентов. В 1919 году он напечатал в подпольной коммунистической типографии листовку „Wilsoni heeringad” («Селедки Вильсона»).

«Америка помогает нам! Англия помогает нам! Могущественные союзники помогают нам». Так звонят во все колокола буржуазные прохвосты и собирают народ на войну против Красной России. И они помогли «нам». Они отправили боеприпасы, а также селедку и зерно. Конечно, не бесплатно, а за «хорошую» рыночную цену. А за это эстонские белогвардейцы должны были бороться. За это должны были пролить свою кровь насильно мобилизованные в Белую гвардию сыны эстонского трудового народа, своими пролетарскими руками душить пролетарскую революцию! Вильсон обменивает свою селедку на испаряющуюся человеческую кровь! Радуйтесь, материдети! Радуйтесь, дети-сироты! Это наша кровь, это булочка американского дяди. /–/ Жуйте селедку Вильсона, дети эстонского пролетариата! Но с каждым куском откусывайте безграничную ненависть и презрение к тем золотым богам, которые дают вам булку и говорят: смотри, здесь масло! – но пусть пойдет твой отец и убьет моих врагов! /–/ Выплюньте эту селедку, возьмите ружья, свергните эстонское буржуазное правление и смиритесь со своей салакой! Тогда освободитесь от баронов /–/ будете свободны, чтобы править буржуазией и ее достоянием.

Вероятно, Кингисепп верил в тот момент, что деятельность коммунистов может принести людям счастье, однако, как показывает история деяний советского коммунизма, все их дела превратились в особенно жестокое предприятие. Кингисепп был расстрелян в 1922 году за попытку государственного переворота в Эстонии. Коммунистов Анвельта и Пегельмана сталинские палачи убили в 1930-х годах при акциях «чистки» в Советской России. Позднее их реабилитировали, и после оккупации Эстонии в советских учебниках по истории появились мифы, где они предстают мучениками во имя коммунизма. Их именами были названы улицы и клубы, однако у всего этого не было особого резонанса, так как это было частью советской пропаганды, не имевшей ничего общего с действительностью.