Текст книги "Мачо не плачут"

Автор книги: Илья Стогов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Он посидел, посмеялся над тем, что говорил радиотелефон, потом помолчал и исчез. Кто-то из соседей пил виски прямо из горлышка. На тонкой шее его голова напоминала весенний цветок. Марина смеялась. По скулам у нее расползались пунцовые пятна. Я снова удивился, насколько они с Кариной похожи.

– Ого!

В руке вынырнувший американец держал двухметровую пластиковую пальму. Она была разлапистая, нереально зеленая и, наверное, очень тяжелая. Американец сказал, что выдернул ее из кадки на лестнице. Цветов купить было негде. От удовольствия его красный носик даже блестел.

– Это мне?

Марина широко улыбалась. Ее отличные зубы были видны на восемь в каждую сторону. Хмыкая и качая головами, все решили, что американец достоин поцелуя. Марина выкарабкалась из низкого кресла. Рядом с ней американец был похож на мавританского карлика, стоящего с опахалом у ложа своей белой госпожи. Женя смотрел в другую сторону. Когда официантка вытирала со стола, он убрал в карман свои дешевые сигареты.

Около полуночи администраторша сказала, что мероприятие окончено. Кафе закрывается. Я попробовал уговорить ее немного выпить. За столом осталось всего несколько человек. Зал был усыпан недоеденными яйцами.

– Не хочется расходиться.

– Та же фигня.

– А куда пойдем?

– А куда можно?

Все посмотрели на меня. Я сказал, что неподалеку есть клуб «Грешники».

– Только у меня денег очень немного.

– Не проблема.

– А что там, в «Грешниках»?

– Танцы. Рейв, пиво. Байсекшуал-шоу.

– О-о!

Такси решили ловить не на Мойке, а пройдя через проходной двор до Конюшенной. В длинных, как туннели, подворотнях мы казались стадом мустангов. Где-то на полпути Марина рассмеялась и сказала, что сперла со стола красивый графин из-под воды. Все тоже посмеялись. Американец сказал, что украл не пустой графин, а целую бутылку «Chivas Reagal».

«Молодчага!» – хлопнул его радиотелефон. Как самый богатый, он взял на себя роль организатора.

– Нужно разделяться. В одну тачку все равно не влезем. Я стану ловить тут, а вы отойдите подальше.

Машины брызгали из-под колес бляшками тяжелого, цвета кофе, снега. Я отпрыгивал от края тротуара и поддергивал полы плаща. Такси остановилось быстро. Почему Женя не сел с нами, я так и не понял. Я сидел на переднем сиденье и грел руки в карманах. В зеркало заднего обзора мне было видно, как целуются Марина и американец. Лежащая на ее груди короткопалая лапа казалась огромной, как ковш экскаватора. Запрокинутые головы выглядели, наоборот, карикатурно маленькими. Иногда колеса пробуксовывали в тающем снеге.

– Янки, гоу хоум!

Пьяный радиотелефон вывалился из машины. По пути они куда-то заехали, подкупили пивка. Бутылка с синей этикеткой виднелась и в Жениной руке. Мы прошли через кованые двери клуба. На первом этаже «Грешников» расположен ресторан. К основному веселью нужно подниматься по узенькой лестнице. Мы поднялись.

Бухающие басы били по ушам. По одежде ползали сполохи липкого зеленого света. Танцоры в обтягивающих футболочках толклись перед зеркалом. «Что пьем?» – орали все разом. Я не люблю громкую музыку. Вернее, люблю, но не рейв. Несколько раз, пригибаясь к столу, я отхлебывал из пронесенной с собой бутылки. Потом поднялся на балкон. Оттуда танцпол был хорошо виден, а музыка не так давила. Хорошо бы выпить пива, но денег совсем не осталось. Стрельнуть у американца? У Марины, как я помнил, денег тоже не было.

Я закурил.

– А я тебя ищу! Чего ты здесь сидишь? Ты же говоришь по-английски?

– В меру сил.

– Что значит это слово?

На салфетке было написано и зачеркнуто множество цифр. Перед каждой стоял значок $. Красивый Маринин ноготь упирался в слово «blow-job».

– Оральный секс.

– Что?

Музыка стучала отвратительно громко.

– О!-раль!-ный!-секс! С какой целью интересуешься?

Марина махнула рукой и убежала вниз. Чтобы не упасть, она двумя руками держалась за перила. В «Грешниках» чертовски неудобные лестницы. Часов в пять американец стал прощаться. Аккуратно пожал всем руку – Жене тоже – и ушел. Марина сбегала на улицу, в круглосуточный обменник, и угостила меня текилой. У нее же я одолжил немного денег на такси. Брести домой по грязи и слякоти не хотелось. За окном машины было уже утро. Вдоль поребриков текла серая, гранитная вода.

Проснулся я только к обеду. Снова почувствовал, что грязен, похмелен, разбит. Поворочался в постели, потаращился в окно. Вставать не хотелось. Я доковылял до туалета. Там-то все и понял.

«Мазефака!» – сказал я.

* * *

В том году мне исполнилось четырнадцать. Была весна. Все только и говорили о рванувшей Чернобыльской АЭС.

Сколько же лет назад это было?

Вместе с парнем по кличке Лис я жил в полурасселенной квартире на Таврической. Лис уверял, что только что сбежал из колпинской колонии для несовершеннолетних. Как его звали на самом деле, я не спрашивал. В квартире нам принадлежали две смежные комнаты с оборванными обоями и наваленными на пол матрасами. Плюс конфорка на коммунальной плите. Когда становилось совсем нечего есть, мы ходили грабить посетителей модного дискобара «Вена». Или отправлялись на Университетскую набережную танцевать брейк-данс.

По набережной гуляли ценители белых ночей и разведенных мостов. Публика пила алкоголь, веселилась и бросала нам деньги. Танцевали мы средненько, но на вареную курицу и кофе в «Сайгоне» хватало. Заодно решалась проблема секса.

Ту наголо бритую девицу с сигаретой в ярком рту я заметил сразу. Морщась от дыма, она разглядывала мои па, а потом мы оказались в парадной. Несколько раз она расстегивала свои тесные джинсы. Нас постоянно прерывали. Похоже, что парадная была проходной. Девица сказала, что это утомительно и нельзя ли пойти ко мне.

Дома она разделась, аккуратно сложила одежду и сказала, что в процессе любит курить. Это считается унизительным для мужчины, но, вы знаете, мне понравилось. На груди у нее были вытатуированы значок «пики» и голый женский силуэт. Сосок был свой, настоящий, лиловенький. Ближе к полудню пришел Лис, и все стало еще интереснее.

О приключении я вспоминал с улыбкой. До тех самых пор, пока моя интеллигентная мама не вызвала меня ПОГОВОРИТЬ. Не ее, конечно, дело... но не хочу ли я показаться венерологу? Я успел вернуться в квартиру родителей. Именно мама стирала мое нижнее белье. Разумеется, я и сам замечал зеленые потоки, коркой застывающие на трусах. Я даже беспокоился по этому поводу. Но и в самом страшном сне я не мог представить, что ЭТО случится со мной. С героями авантюрных романов... с алкашами из медицинских брошюр... со смутно знакомыми простофилями...

Впрочем, очень быстро вензаболевания перестали быть для меня экзотикой. Это повторялось столько раз, что иногда бывает трудно вспомнить очередность. Длиннолицая скрипачка из знаменитого ансамбля (двухнедельный курс пенициллина в больнице на Восстания). Вечеринка с тремя учительницами младших классов (тяжелый, с осложнениями трихомоноз, до сих пор отдающий горьким привкусом на языке). Какие-то балерины с косичками...

Так что симптомы я узнал сразу. Стоял над унитазом и разглядывал свой искалеченный член.

– Мазефака... Мазефака, блядь!.. Мазефака...

На кухне я выкурил сигарету. Пепел стряхивал в тарелку. Потом снял телефонную трубку. Кому, интересно, я собирался звонить? Мне вспомнился мужчина из суицидальной больницы. Тот, с порванными мышцами шеи. Большой член, говоришь?

Я вернулся в комнату. Щенок на своих кривых лапах по диагонали полз от книжного шкафа к дивану. Он уже понимал, что это его дом. Он был веселым и любопытным. День за днем он исследовал доставшуюся ему территорию.

Щенок задрал на меня умную морду. Может быть, даже успел понять, что что-то не так. Он завилял всей задней частью длинного тельца, а когда я протянул к нему руку, бросился, задирая лапы, бежать. Разумеется, я был быстрее.

Он посмотрел на меня черными глазами. Лизнул мне пальцы. Я отвернулся, вдохнул поглубже и сжал кулак. Вдох получился судорожным. Всей рукой, до самого плеча, я чувствовал его агонию. Поверьте, это было посложнее, чем распилить собственное запястье.

Пальцы я не разжимал долго. Мертвое тело казалось намного тяжелее живого. Я дошел до помойного ведра. Прежде чем положить туда трупик, не удержался и посмотрел. Умирая, он описал мне рукав. Поверх кулака свисали смешные щенячьи ушки. В ванной я долго тер руки мылом и губкой. Посидел, глядя в стол, на кухне. Через полчаса все-таки донес ведро до мусоропровода.

Потом я стоял у окна и курил. Окно было большое, но мутное. Последний раз его мыли год назад... тоже весной. Помнится, тогда я собирался уехать в Гоа.

Как глупо все получилось... хотя и счастливо тоже. Снаружи светило весеннее солнце. Сосульки-фаллосы и все такое. Весна все-таки началась.

Следующая, еще одна весна.

«Охо-хо», – выдохнул я.

Часть вторая
Четырнадцать рецептов кавказской кухни

«Жили-не-были Он и Она...»

Традиционное начало кавказских сказок о любви

1. Аперитив

Рецепт первый —

Терпкое, молодое, красное вино

Потом он так и не вспомнил, с чего они тогда завелись. Выпили после редколлегии по паре «Балтики», плюнуть бы да разойтись – так нет! Спустились на второй этаж к Сердитову, он сказал, что занят. Зато были свободны неизвестно откуда взявшийся немец-журналист и новенькая стажерка. После еще одной «Балтики» немец ушел, а стажерка осталась. Так они и встретились.

На шее у девушки был повязан платок. Тем же вечером выяснилось, что он должен скрывать шрам, здоровенный рубец через все горло. Шрам на шее, множество шрамов на руке: несколько лет назад резала вены. Насчет рубца он решил, что она пробовала вешаться. Его знакомый патологоанатом рассказывал, что у тех, кого вытаскивают с того света, на шее всегда остаются такие шрамы. Через год с лишним они сходили в тату-салон, и девушка обзавелась каннибальским узором на левом плече. В общем, вы представляете, что у нее было за тело.

Из Лениздата по Фонтанке они дошли до мексиканской кантины «La Cucaracha». Если бы остались там, то эта книга была бы о мексиканской кухне. Но из «Кукарачи» они ушли, на красный свет перебежали Невский возле Аничкова моста и отправились в «Метехи», грузинское кафе напротив Цирка. Дотуда добрались всего втроем: он, она и девушка-бильдредактор, у которой были выпученные глаза и противная родинка на щеке.

В «Метехи» низкие потолки, всего пять столиков, на стенах картинки под Пиросмани. На одной носачи в громадных кепках читают надпись «Всегда в продаже свежый пиво». У мохнатой официантки были золотые передние зубы. Она совсем не говорила по-русски и стоимость заказа написала на салфетке. За их столик подсели несколько молоденьких европейцев. Парень с девушкой были вроде бы из Швейцарии, а их приятель – испанец. Когда «Метехи» закрылся, молодой человек предложил продолжить вечеринку в квартире его родителей, здесь напротив.

Представляя их друг другу, редактор ее отдела сказал про молодого человека, что он – «супержурналист» и «гордость их редакции». Так что теперь он сплетничал о «звездах», рассказывал, как прыгал с парашютом на Петропавловскую крепость и как его возили на экскурсию в настоящую тюрьму. Он видел, что девушке нравится.

Где-то в час ночи швейцарка заныла, что хочет хэша. Наверное, он был здорово пьян, потому что тут же поперся с ее приятелем покупать анашу. Побродив по неосвещенной Моховой, он мобилизовался и сказал, что, наверное, пушеры ушли спать. Пока их не было, оставшиеся гости нашли в холодильнике банку соленых грибов и зачем-то их пожарили. Дым от подгорелых соленых грибов (как вам такое блюдо?) ел глаза, и гости стали собираться. Пучеглазая бильдредакторша забрала на такси его последние деньги. Девушку он уговорил остаться. Зачем уезжать, раз все так славно началось? И, главное, как? Я включу тебе музыку, а с утра сварю кофе, я очень вкусно готовлю кофе, и спать ты можешь в другой комнате.

План его был коварен, но спьяну незамысловат. Вообще-то он был уже четыре года как женат и привык к этому. Ругался с водопроводчиком, с гонораров покупал жене шоколадки, приглашал в гости друзей семьи. Изменять жене он не собирался. Но в ту ночь на пороге возник, положенные слова говорил, влез в постель и долго целовал ее теплую кожу... Глядя, как снаружи светает, он продолжал нести бред. Не мог поверить, что ничего не изменишь, идиотом выглядеть он все-таки будет... он ведь даже трусы снял. Он не добился вообще ничего. Едва дождавшись, пока откроется метро, она оделась и уехала.

Он всегда любил девушек, способных много выпить. Эта девушка выпила вчера больше, а пьяна оказалась гораздо меньше его. Плюс то, что она работает в газете. Жена никогда не понимала его профессиональных удач, а с этой... Проснувшись вместе, они шли бы писать каждый свои материалы, а вечером обсуждали их за кружкой «Гиннеса»... Блядь!

Утром он лежал в постели и морщился от липких ощущений. Звонить жене он не стал. Наверняка она обиделась, что накануне он не доехал до дому, лучше дать ей остыть. Насчет новой знакомой молодой человек решил, что будет вести себя так, будто ничего не было. Однако, увидев ее в лениздатовском буфете, говорить стал совсем не то и после работы оказался с ней в безымянном кафе у Пяти углов. Одна стена в кафе была выложена аквариумами, и внутри шевелили хвостами большие рыбы.

Выйдя из кафе, на улице они встретили здоровенного бомжа. Бородатый, с прямым пробором, он был похож на православного батюшку. Посмотрев молодому человеку в глаза, он громко сообщил, что семья – это главное для мужчины.

На такси молодой человек ехал ее провожать и в машине из горлышка пил шампанское. Потом было снова пиво, а когда пиво кончилось, она сказала, что у нее еще есть коньяк, только он плохой, но он сказал, что ему все равно. Когда в три ночи она спросила, где он будет спать – в дальней комнате, где балкон, или на кресле у нее в комнате, – он сказал, что, разумеется, у нее... Уходя с утра, он спросил, можно ли взять послушать ее плейер, и Марк Нофлер долго перебирал свои тоскливые струны.

Жена поняла, что это не рядовая ссора, звонила и спрашивала, что происходит. Недавно он гулял с ней и коляской на пустыре за его купчинским домом. Было жарко, а их общий сын спал, и из уголка его маленького рта свешивалась смешная слюнка... Ему вспоминались ощущения летнего вечера, возвращения домой после рабочего дня... вкус последней перед ужином сигареты натощак... в конце улицы тихо садится солнце... а дома ужин и телевизор... жена готовит еду с множеством холестерина, как и нужно усталому мужчине... а завтра снова на интересную, дающую заработать на жизнь работу... но перед этим будет ночь и до мелочей знакомое, всегда с радостью его, тело жены... Он затосковал, заметался и утром проснулся уже в постели жены. Рядом с кроватью лежала записка. Жена просила больше не уезжать, уверяла, что не собирается ни о чем спрашивать.

На деревьях появлялись подозрительно пегие листья. Он снова гулял с коляской. Псы вертели эрегированными хвостами. Все окна в большом дворе были настежь. Орал телевизор – везде одна и та же программа. Он знал, что через полчаса придет домой и тоже включит эту программу. По ночам вокруг него толпились юнгианские уродцы.

Он пытался вести себя так, будто все нормально. Бегая по кухне, жена чересчур оживленно болтала. В постели он называл ее «Малыш». Потом он на нее наорал. Жена тихонечко плакала, запершись в ванной, а его тошнило от телевизора и знакомой до сантиметра квартиры. Потом он все-таки сбежал. Ему больше не было дела до женщины, с которой он прожил четыре года. Ей предстояло остаться в протухшем позавчера.

Теперь значение имели каждые десять минут. Он набрал номер новой знакомой. Она удивилась звонку. Она спросила, где он пропадал. Сегодня она устала и предпочитает побыть дома. У нее был грудной и волнующий голос. Напряжение не проходило, но бежать было некуда.

Он скрипел зубами, мотал головой и мучался. На следующий день ему предстояло сдавать важный материал. Рассвет он все равно встретил в уличном кафе у Гостиного Двора. На столах стояли красные винстоновские пепельницы. Кроме него, в кафе сидели мясистый бизнесмен из Прибалтики, который раз в десять минут доставал кошелек, чтобы за всех заплатить, несколько пареньков, отмечавших выход приятеля из тюрьмы, и пара молоденьких проституточек, бессовестно разводивших мужчин на алкоголь и чипсы.

Важный материал он все-таки сдал. Толком поспать не успел, но спать и не хотелось. Побродив по Лениздату, он сагитировал едва знакомого компьютерщика выпить красного грузинского вина. Когда они пошли за следующей порцией, тот уронил бутылку и брызгами испачкал ему куртку. Интересно, он сбежал от жены ради этого? Он вышел из Лениздата и перешел через дорогу. Поребрик напоминал разрушенный бастион. Окончательно план оформился уже после того, как он назвал таксисту ее адрес: «Только, слушай, давай заедем куда-нибудь купить цветов, а?»

Он купил много, может быть двадцать пять, роз. Букет был таким толстым, что нести его пришлось, обхватив обеими руками, как новорожденного. Шипы сквозь куртку кололи предплечья. Прохожие пальцами показывали ему вслед. Одетая в спортивный костюм, она открыла дверь и удивленно задрала брови. Спустя три минуты розы, разметав могучие ноги, лежали на полу, а они – в постели. Боясь, что это будет последний раз, он был тороплив и груб, но девушка ничего не сказала на это и даже оставила его ночевать.

Он разглядывал ее тело, касаясь губами, щекотал внутреннюю сторону красивых бедер, он расцеловал ее везде, куда смог дотянуться. Жуткое предыдущее существование вспоминалось с брезгливой дрожью. Не усидев дома, они выскочили за пивом, потом он купил бутылку шампанского, но пить вино они не стали, а взболтав, вылили, брызгаясь, друг на друга. Он смотрел на ее узкие плечи, большую, высокую, хорошей формы грудь... на талию, очень по-античному расширяющуюся в красивые ягодицы... ему казалось, что она ненастоящая. За ближайшие пятнадцать лет такая девушка могла бы родить ему восемь мальчиков и семь девочек. «Я говорил, что ты самая лучшая? Считай, что говорю».

К жене он больше не вернулся и отказался разговаривать, когда она позвонила. Он попал в финальные кадры костюмированного блокбастера. Туда, где герой взасос целует красавицу-героиню. Весь конец того лета и был таким красивым кино. Только в кино никогда не показывают что было, когда поцелуй кончился.

Тост первый,

произносимый обычно тамадой

Ф нашых гарах, расказывают старики, жыл джыгит. Не была равных джыгиту ва всем ауле, и все девушки хатели, штобы он сматрел на них сваими глазами, пранзительными, как сабля абрэка. Но род джыгита был древний и знатный, и хател джыгит, штобы жэнщина, каторая радит иму сына, была лучшы всех. И кагда спустилась на Кавкасский хрибет ночь, темная, как ум двоичника, он сидел за аулом, на высокам и крутом биригу рики Куры и абнимал дэвушку, стройную, как горная козочка, и цэловал иё губы, вкусныи, как глаток маладова вина. И дэвушка абнимала джыгита, и эта ночь была гарячей, как тот шашлык, каторый вы, дарагие гости, видите пирит сабой на стале. Да-а-а...

Но ночь сминилась днем, а патом на горы апять спустилась ночь, и джыгит апять сидел на высокам и крутом биригу рики Куры и снова абнимал дэвушку, но это была ужэ другая дэвушка. И на этат рас дэвушка была прикрасна лицом, как сонце, греющие склоны Кавкаскава хрибта, а губы иё были красны, как самыи красныи губы на свети. И эта ночь тожа была страстнай, жгучий и гарячий, но и ана кончилась утрам, патомушто на смену гарячей ночи всигда приходит теплае утра-шмутра, ну, вы панимаити.

А патом снова настала ночь, и нисущая сваи воды, как атару барашкав, рика Кура увидила, што на берегу апять сидит джыгит и снова он сжымаит в сваих абъятьях прикрасную дэвушку, и это была ужэ новая дэвушка. Третия дэвушка была ниприступна, как склоны Ильбруса, но джыгит был настойчиф, как сборная страны па альпинисму, и дэвушка пакарилась иму, как дэвушки пакаряюца джыгитам. Спал в ту ночь аул, и никто ни слышал слов, каторыи гаварил джыгит этай дэвушке, а если бы и слышал, то честь горца ни пазволила бы иму рассказать аб этих словах. Вах-вах-вах!

Адин был джыгит, но многа дэвушык было с ним на биригу рики Куры. Так наполним жэ, дарагие гости, наши бакалы этим замичатильным вином и выпьим жэ да дна за пастаянство нас, мужчин, и нипастаянство жэнщин!

2. Холодные закуски

Рецепт второй -

Папиросы «Казбек»

Ему нравилось в ней все, начиная от поведения в постели и кончая тем, что она много пьет. Она не задумываясь смешивала напитки. После любимой водки с грейпфрутовым соком могла выпить пива, коньяку, водки уже с колой, потом хлопнуть крепленого вина, потянуться и сказать: «Эх, выпить хочется – сдохнуть можно!» Той первой осенью ему казалось, что он спит с героиней романов Хэммета и фильмов с Микки Рурком.

Они поздно просыпались, в темпе делали секс, и он набирал целую ванну горячей воды. Ныряя под воду, он целовал пальцы у нее на ногах. Она смеялась, говорила, что щекотно. Как правило, в ванной они делали секс еще раз и потом долго брызгались из водяного пистолетика его сына.

После ванны девушка залезала обратно в кровать, а он шел по магазинам. В видеопрокате на «Чернышевской» брал чего-нибудь посмотреть, а неподалеку от дома выпивал стакан дешевого кислого «Пепси» и покупал равиоли. Магазинчик был маленьким: салями, чипсы «Лэйс», испанские консервы. Продавщица быстро выучила его репертуар, и, когда молодой человек подходил к прилавку, сама тянула руку за пепсикольным стаканчиком.

Равиоли они ели из мисочек, похожих на плошки для китайской лапши. Щедрой рукой она вливала туда майонез, клала столовую ложку хрена, «Татарский Соус», кетчуп и сметану, а поверх всего этого еще и солила. Ели они, снова залезая в ванну или лежа голые в постели. Потом девушка вытягивалась и просила, чтобы он прижимался к ней как можно плотнее. Поглаживания пальчиком по ладони и булькающие поцелуи в щечку были не для нее. Иногда все кончалось тем, что они снова долго и увлеченно делали секс.

Всем известно, что в хорошем похмелье можно выделить три фазы: «сушняк», «голодняк» и «опасюк». Их особенно доставала фаза «голодняк» – сосущий похмельный голод. Заранее готовясь к схватке, они ездили на рынок. Она ходила между рядами с кимчой и маринованными перцами, а продавцы-кавказцы окончательно забывали русский язык.

Она говорила, что если в макдональдовских гамбургерах-чизбургерах есть кусочек соленого огурца, значит, где-то должен быть и рассол из-под этих огурцов. «Мы могли бы за копейки выкупать рассол у „Мак-Дональдса», а потом разливать в фирменную упаковку и продавать в особых отделах, как „Коку" или „Пепси"". Она обещала, что уже через полгода они станут миллионерами.

В газете, где они работали, как-то отмечали день рождения жены редактора. Прогнуться зашли даже те, кто терпеть не мог ни редактора, ни его жену. Алкоголя было много. Одного из обозревателей, бывшего офицера, служившего военным советником в Никарагуа, ему пришлось выносить в туалет. Чтобы тот не описался, он своими руками расстегнул ему ширинку. Дам присутствовало немного. Потрепанные жизнью, много курящие машинистки. Пара девушек с первого этажа, связанных то ли с рекламой, то ли с бухгалтерией. Одна из них прославилась тем, что как-то голая купалась в Фонтанке, напротив Лениздата. Другая любила рассказывать, что у редактора соседней газеты член маленький и он этого стесняется. Плюс наивные молодые стажерки.

Он не собирался напиваться. Бутылок семь пива или две вина – и можно уводить ее к себе. Он выскочил подкупить алкоголя, встретил знакомых, заболтался, а когда вернулся, веселье било ключом. Толстый верстальщик играл на неизвестно где взятом баяне. Кто-то пытался под баян танцевать, но постоянно падал. Ему сказали, что она в кабинете криминалистов, криминальных обозревателей. Как он не вышиб запертую стальную дверь, никто так и не понял. Он чуть не за волосы выволок ее в коридор, он орал и брызгался. Пригласившему ее пареньку в пиджаке он сказал, что если тот подойдет еще раз – получит ножом в жирный бок. И никакие знакомые менты с бандитами не защитят. Ты понял меня, ублюдок?! нет, блядь, я кого спрашиваю, ты понял?!

Она оправдывалась, говорила, что зашла просто выпить: ни в одном другом кабинете алкоголя нет. Он силой затолкал ее в такси и отправил домой. Из редакции он ушел, хлопнув дверью и обозвав всех идиотами. Вечер он закончил с коллегами из «Часа Пик» и плечистым американцем, их знакомым. Они немного походили по клубам, потом зашли в «Конан» поесть раков. Раки напоминали отожравшихся тараканов. Американец сказал, что с тех пор как его бросила девушка, он замечает в себе ростки бисексуальности, и пытался подвести под это заумную теорию. От упоминания о «бросила девушка» молодой человек расстроился и пошел домой отсыпаться.

Глядя ей в лицо, мужчины каждый раз решали, что их победа будет легка. Первый раз заходя в комнату, где она собиралась заснуть, он и сам так считал. Они бились в истерике, перли к ней через стол, как собаки Павлова пускали слюни и теряли сознание. Ему нравилось, что мужчины никогда не получат того, что в любом количестве получает он.

Несколько лет назад, проехав всего за пять часов от коленки апеннинского сапога до середины икры, он остановился в салезианском монастыре города Лоретто. Стены там были расписаны ренессансными фресками. Она была одним из тех веснушчатых итальянских ангелков. Грива вьющихся волос – словно черные крылья вокруг головы. Наверное, такой ангел мог бы отвечать на небесах за сектор чувственных удовольствий.

В ту осень в городских пабах только появилась текила. Ему нравились эти ритуальные «лизни-опрокинь-кусни». Они отправились потанцевать в дансинг на Невском, но, обнаружив в баре текилу, он сказал, что танцевать ему расхотелось. Девушку пригласил тип редкой прыщавости. Начинаясь у висков, к середине щеки прыщи сгущались до консистенции румянца русских народных красавцев. Они потанцевали, а когда музыка кончилась, развернулись и уплыли в проход, над которым висел указатель «Мужской туалет».

Это потом он узнал, что на самом деле там просто чил-аут. А тогда рванул к типу с таким лицом, что тот просто исчез – растаял в воздухе. Он зверел и покрывался пятнами. На диванчике сидел охранник, и он пнул его ногой. Невероятно, но вместо того чтобы рубануть обидчику дубинкой промеж рогов, тот вскочил и принялся оправдываться. Он ничего не видел! честное слово! где?! кто волочет девушку в мужской туалет?!

В начале зимы он простудился, а девушка сидела у себя дома. Промаявшись целый день, засморкав все найденные в шкафу носовые платки и съев упаковку «Эфералгана-УПСА», вечером он не выдержал и поехал к ней. В гостях у нее сидели подружки. Дамы собирались выпить по паре пива и курили папиросы «Казбек». Где только взяли? До этого он не видел таких папирос лет семь. Его отправили за «Балтикой-номер-три». Чтобы лишний раз не ходить, он купил сразу бутылок двадцать.

Подружек было две. Задастая, с хищным носом Таня и девушка из Бурятии по имени Ыржэнда. Бурятка обижалась, когда он острил на счет Далай-ламы. Его девушка говорила, что реинкарнация это круто, и еще несколько раз посылала его за пивом. Языки заплетались все сильнее, а потом он стоял, запершись в ванной, и смотрел, как сидящая на корточках Таня расстегивает ему ремень.

Что это? – удивился он. У него и без Тани были неплохие виды на вечер. Наверное, целую минуту промучившись, он все-таки сказал, чтобы она остановилась. Подняв голову, Таня на него посмотрела. Он понимал, что если действительно остановит ее, то потом станет жалеть... и зачем останавливаться?.. все ведь уже произошло... от чего он отказывается?.. нужно просто подождать... несколько минут... если он позволит ей завершить, то будет здорово, а если не позволит... то не будет... Он спросил, может ли она проделать совсем уж головоломный оральный трюк, который в свое время так и не удался его жене. Таня проделала этот невозможный трюк играючи. «Ничего себе!»... но на этом из ванной они все-таки вышли. Под утро Ыржэнда, далеко высунувшись из окна, блевала, а Таня, голая, завернутая только в простыню, бегала на улицу смотреть, как блюющая Ыржэнда выглядит снизу.

Он был горд: проявил силу воли, девушке не в чем его упрекнуть. Через неделю, случайно встретив эту Таню на вечеринке, он попробовал опять увести ее в ванную, но та только презрительно фыркнула. А уже после Нового года с редактором журнала, для которого тогда писал, он пошел в «Арт-клинику» послушать оркестр Кирилла Миллера. Зал «Арт-клиники» напоминал Берлин сразу после налета союзной авиации. Оркестр оказался нудным. Он договорился с охраной и пронес с улицы бутылку водки. Редактор обнаружил в баре двух скучающих молоденьких художниц, отсюда же, со сквота на Пушкинской. Скоро редактор ушел, а он сходил купить еще водки и постоянно подливал художницам.

Возможно, в санузлах сокрыт незримый миру эротический потенциал, кто знает? В этот раз все было точно так же. Правда, вместо ванной они заперлись в туалете: ванные в петербургских клубах большая редкость. В дверь стучали, он говорил, что занято. Первая художница была пьяна, теряла равновесие, падала с корточек, стукалась коленями и жаловалась, как ей больно. Он отвечал, чтобы она не отвлекалась. С кончика медного краника в железную раковину капала вода. Выпив еще водки – откуда что бралось? – в тот же туалет он повел вторую художницу. У этой были раскосые глаза и яркая помада. Иногда она поднималась с колен и чего-то требовала. Каждый раз он не мог понять – о чем это?

Потом в дверь стали ломиться особенно активно, и ему пришлось открыть. Там стоял певец Олег Гаркуша из «АукцЫона». Он подошел к унитазу, а обрадованная художница бросилась просить у него автограф. Певец расписался, не отрывая второй руки от... ну, вы поняли. Этот эпизод вспоминается еще неплохо. Из дальнейшего всплывает лишь масштабная драка, и художницы, вцепившись друг дружке в волосы, на весь клуб орали, а он ударил кого-то прямо в лоб и разбил кулак. Утром кулак распух и болел. С грохотом катилась по мраморным ступенькам большая цилиндрическая пепельница, а охранник, наклонившись к нему, говорил: «Э-эх, а еще журналист!..»

Шатающийся, жалкий, не способный даже развязать шнурки, он посреди ночи приехал к своей девушке. Она гладила его, и он жалел о том, что произошло.

Рецепт третий -

Салями, сулугуни и «Цинандали»

Ей хотелось, чтобы у них был собственный дом, но дома у них так и не появилось. Большая часть этой истории происходила в снятых для свиданий квартирах, дома у приятелей, в гостиницах, сквотах, на Витебском вокзале, самом европейском из городских вокзалов, на ночном Марсовом Поле, куда они пошли смотреть комету Хейла-Боппа, в клубах, на квартирах случайных знакомых и один раз в настоящем наркопритоне.