Текст книги "Мачо не плачут"

Автор книги: Илья Стогов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Мост сводили только через два часа. Он был не способен пешком идти несколько километров. Лбом он упирался в колени и всем телом дрожал. Пиво – это единственный алкоголь, который не согревает, а холодит. Напротив него остановилась машина, и оттуда несколько раз бибикнули. Машина была сочно-красного цвета, вся – чувственно изогнутая. Сидевшая за рулем девушка, перегнувшись вправо, открыла дверцу и спросила, долго ей ждать или он все-таки залезет в салон? Сперва молодой человек решил, что они знакомы. Рассмеявшись, девушка сказала, что хрен-то там!

Она достала из бардачка начатую бутылку «Мартини-Драй», и они сделали по большому глотку. По вкусу «Мартини» напоминал рябиновый компот, которым в детстве его поила бабушка. Положив его руку поверх желтой трикотажной юбки, девушка спросила, чувствует ли он, какое впечатление на нее произвел? Он окончательно перестал понимать, что происходит.

К чему врать? Иногда ему приходилось сексом расплачиваться со старыми стервами, тональным кремом мажущими прыщи на скулах. Школьником он даже отымел искусственным членом пятидесятилетнюю уродливую женщину, обещавшую отмазать его от армии. Войдя в роль растлительницы мальчишек, она сладострастно извивалась и что-то шептала на незнакомых языках. В шепотках ему слышались рявкающие команды прапорщика и грохот армейских сапог. Отчаявшись, женщина вложила ему в руку фаллоиммитатор таких размеров, что он стал всерьез опасаться за ее жизнь.

Эта девушка была, конечно, вдрабадан пьяна, но она была молодой, светловолосой, смешливой. Они допили «Мартини», и он попробовал стянуть с нее трусы. Она сказала, что спешить незачем... она даст ему телефон, и они куда-нибудь сходят... а уж затем... Она умела роскошно целоваться. После того как мост свели, она отвезла его к самому дому.

Его ужасно тянуло набрать продиктованный телефон и посмотреть, что получится. Он мечтал, чтобы, гуляя, на них натолкнулась бы ЕГО девушка. Он выходит из освещенной неоном двери, за которой грохочет музыка, а под руку его держит фотомодельно-красивая блондинка. Он лениво скользнет по девушке взглядом, скажет: «Привет, как дела?» – и, не слушая ответа, сядет в машину. Он представлял, как станет встречаться с телезвездой, знаменитой теннисисткой, негритянской красоткой. Или порно-актрисой – у него было несколько знакомых.

Он хотел, чтобы девушка знала: его СЛЕДУЮЩАЯ подружка будет лучше. Но, глядя вокруг, он с ужасом обнаруживал: нет никаких «лучше». Он продолжал пить и окончательно сходил с ума. Он хотел медленно и больно ее убить. Хотел отомстить, как в четырнадцать лет отомстил школьной подружке, уговорив ее переспать с парнем, у которого была запущенная форма сифилиса. Пусть она потеряет работу и не найдет другую. Пусть распродаст свои шелковые лифчики и дорогие украшения. Пусть ее родители сдохнут, пусть она будет голодать и выть от одиночества.

Выдержка кончалась сразу после того, как кончались деньги. Перед этим он несколько ночей спал не раздеваясь, а футболки и носки менял от силы раз в неделю. Люди в трамваях и троллейбусах, встававшие к нему слишком близко, начинали морщиться и отходили. Придя домой в час дня, он долго смотрел в окно, пытался курить и прикидывал, что же сегодня за день недели. А потом звонил девушке сам.

Ему хотелось упасть на колени прямо у телефона, но ледяным деловитым тоном он выговаривал: «Привет, это я». Невыносимую секунду он ждал, что она ответит. От волнения у него отвратительно мелко дрожала верхняя губа. Он радовался, что видеотелефоны так и не были изобретены.

Он понимал, что завтра все изменится. Отоспавшийся, он будет пахнуть хорошим афтешейвом, одет в хорошее нижнее белье и вежлив. Прикуривая сигарету, он обратит внимание, какой изящный у него маникюр, и непременно купит своему ребенку игрушку в самом дорогом универмаге города. Он станет уступать женщинам место в транспорте, будет пугаться громких голосов и избегать встреч с теми, кто видел его предыдущие дни. Небольшая дрожь в руках да слишком быстро пачкающиеся волосы – только это и будет напоминать о маниакально-депрессивном психопате, которым он был накануне. Но это будет завтра. А пока он идет встречать ее к метро.

У пешеходов гранитные плечи и жестокие глаза, а он оказывается самым беззащитным в городе. Тревожный, он пытается вытащить из пачки сигарету, дрожащими пальцами ломает ее и ловит на себе взгляды коварных прохожих: «Что это с ним?» Мир рушится, все не просто плохо, все катастрофично. Он плюет на сигареты и дальше почти бежит.

Позади в руинах лежат дюжины дней, от которых остались только неправдоподобные воспоминания. Зато теперь значение имеют каждые пять минут. Откладывать ничего нельзя, он начинает стаскивать ее тесные джинсы в первой попавшейся парадной. У него не остается сил довести ее до дома, он очень спешит, ему плевать, что он будет чувствовать всего через несколько минут, у него нет вчера и нет завтра. Только ее мягкая грудь под руками и влажное дыхание слева над ухом... Зажмуриваясь, он думает, что, может быть, все действительно кончилось.

Рецепт девятый -

Лобио-жлобио

Самые трудные времена он пережил в комнате, которую нашел на набережной Невы. Она считала эти времена обычными. Комната располагалась в коммунальной квартире, в которой обитало чуть ли не сорок человек. На потолке с прошлого века сохранились лепные ангелки. Из окна открывался вид на Петропавловку, и ночью они могли, не вылезая из постели, смотреть на разведенные мосты. Мимо окон катались расцвеченные гирляндами речные трамвайчики. Было слышно, как на них играет музыка.

Первый раз они остались здесь в начале сентября. Он работал редактором глянцевого журнала. Ресторан «Кэт» купил в журнале рекламную площадь и расплатился частично не деньгами, а пригласительными билетами. Два билета, каждый с оплаченным столом на двести долларов. Билеты должны были достаться читателям, угадавшим конкурсное задание. Призы в журнальных конкурсах никогда не доходят до читателей. Не забрал бы их он, забрал бы кто-то другой. За месяц до этого рекламная начальница вылечила зубы на $2000, присвоив все призовые места в конкурсе, проводившемся стоматологической фирмой.

Они договорились встретиться на «Гостином Дворе». За два года пока они были вместе, девушка ни разу не явилась вовремя. Он все равно пришел пораньше. Занял удачную позицию, стал ждать. Эскалатор как будто рвало людьми. У всех девушек на лицах были прыщи. Прошло десять минут... двадцать... сорок... Сорок минут было многовато даже для нее. Он вышел на улицу, выкурил сигарету. Мерзавка-память подкидывала тысячи моментальных фотографий. Не придет? Неужели не придет? Ладонь, в которой он держал цветы, давно вспотела. Он перебирал причины, по которым она могла не прийти. Причин не было... но ее тоже не было!

Прошел час. Ждать дальше не имело смысла. Он достал из кармана наушники плейера. Куда бы зашвырнуть этот кретинский букетик? Все в нем обрушивалось от горя... от ужаса... от отчаяния. И тут она появилась. Никогда он не ждал девушку так долго, честное слово! Почему она опоздала? А разве она опоздала? Во сколько мы договаривались? Как это в семь? Мы договаривались в восемь! Неужели в семь? Хм, глупо получилось, прости... Над ее головой висела реклама «Баскин-энд-Роббинс» с жирным розовым тортом в виде сердца. Ему показалось, что оно кровоточит.

Хозяин «Кэт» по совместительству являлся графом, председателем одного из городских Дворянских собраний. В меню молодой человек обнаружил блюдо, обозначенное как «форель из карельских владений господина графа». Он заказал для нее самые дорогие сорта виски, а на десерт им принесли целый ананас, пропитанный изнутри взбитыми сливками. После ананаса он сказал официанту, что «теперь мы... э-э-э... пожалуй, теперь мы закажем-м-м..» Официант наклонился и прошептал, что четыреста долларов, которые были вписаны в пригласительные билеты, уже кончились. Но если они хотят продолжить за наличные... Он посмотрел на цены и поседел.

Пару дней назад ему в редакцию звонил Олег Алмазов, ди-джей «ЭльдоРадио». Его интересовало: если на обложке последнего номера журнала он увидел лицо Аллы Довлатовой, ди-джея «Радио-Модерн», означает ли это, что на обложке следующего номера может оказаться уже его лицо? И если означает, то не мог бы он встретиться с уважаемым редактором в клубе «Луна», где Олег ведет ночные шоу и за бокалом «Джей-энд-Би» все как следует обсудить?

Довлатова появилась на обложке только потому, что заплатила своему пресс-секретарю, приятелю молодого человека, $150. С Алмазова он тоже был не прочь получить денег. Но ради того, чтобы куда-нибудь пригласить девушку, он поставил бы на обложку не только лицо, а даже чью-нибудь задницу. Он позвонил в клуб. Олег был там и сказал, что будет рад их видеть. Тем более что сегодня у них «очень ви-ай-пи гость» и стриптиз будет улетный.

«Лунные» стриптизанки не просто стягивают с себя трусы и лифчики, их танцы – это искусство. У каждой девушки своя роль – «Строгая Учительница», «Белый Ангел», «Официантка», «Сорви-Голова», а в конце каждого часа на сцену выходит транссексуал с четырьмя женскими сиськами. Около двух ночи Олег взглянул на дверь и сказал: «А вот и наш гость». Сперва молодой человек не узнал сутулого мужчину дремуче-еврейской внешности, окруженного дюжиной бодигуардов. Об этих гастролях уже два месяца орали все телеканалы страны, но не до телевизора было ему той осенью. Девушка громко сказала: «Блин! Неужели Копперфилд?» Самый знаменитый фокусник планеты сел за их столик.

Вокруг выстроилась вся дюжина телохранителей. Маг сидел за столом, весь в черном и почему-то не снимая перчаток. Ничего умнее, чем «Покажите фокус», молодому человеку не придумывалось. «Может, пойдем? Здесь становится скучновато», – сказала девушка. Публика, глотая слюни, смотрела на освободившиеся рядом с Копперфилдом места. В машине он сказал девушке, что зря она так. Миллионы женщин по всему миру спят и видят, как бы хоть минутку посидеть рядом с человеком, который умеет летать, и не исключено, что является инопланетянином. Она сказала, что воспитанные мужчины перчатки за столом обычно снимают.

Сентябрь в Петербурге очень странное время. Еще тепло, и ночи должны быть белыми, но уже осень, и после десяти на улице темно, как зимой. Не знаю с чего, но она вдруг заговорила о своем первом мужчине. Сказала, что это был ее муж... когда-то она была замужем... хотя... нет, не муж... зачем ей врать?.. это был совсем не муж... просто какой-то паренек... тогда она задалась целью лишиться невинности, вот и лишилась... где-то в гостях... Вы помните? Той осенью молодому человеку было тяжело... совсем ни к чему было говорить такие вещи. Он купил себе пива и еще до рассвета, а вы знаете, как рано светает в сентябрьском Петербурге, кончил в нее, которую знал уже год, ровно семь раз... Ну может, вру, шесть... Все равно много. «Гадина!» – шептал он.

Они стали приходить в эту комнату. Вечером через двор выходили на Шпалерную и шли, например, в джаз-клубик «JFC». Директор клуба Феликс слишком уважал прессу, чтобы разрешать ему платить за напитки. Той осенью молодой человек тратил на нее и зарплату, и гонорары, так что в «JFC» они ходили часто. Прощаясь, Феликс каждый раз грустно говорил: «Приходите еще...»

Если же они с парадного хода выходили на набережную, то шли в сторону Летнего сада. Там нет ни одного магазина, и алкоголь приходилось тащить с собой. Зато, замерзнув, там можно было погреться у Вечного огня на Марсовом поле. По ночам на Марсовом Поле бомжи продают романтическим парочкам цветы, подобранные с надгробий воинов революции.

Говорят, машину, которая в милиции составляет фоторобот преступников, сконструировал всего один человек, который всю жизнь смотрел на лица людей и классифицировал их глаза, овалы лиц, брови, подбородки... Смотреть на лица людей... молодой человек хотел бы получать деньги за такую работу. Ее лицо он знал слишком хорошо. Он даже пробовал это лицо рисовать. Он помнил каждую ее веснушку. Я ведь, по-моему, говорил, что она была невозможно красивая?

Последний раз они ночевали в этой квартире в ноябре. Девушке хотелось сходить на конкур, соревнования по верховой езде, и он аккредитовался на мероприятии. Посмотреть на конкур приехали даже члены шведской королевской фамилии. Чтобы сфотографироваться на их фоне, она положила себе в сумочку камеру. Со стадиона они заехали к нему в редакцию. Там отмечали день рождения дамы, которая выполняла не до конца понятные обязанности, обозначаемые словом «офис-менеджер». У нее были длинные ноги и прыщи на длинном узком лице. Когда она улыбалась, то становилась похожа на плоскогубцы.

После полуночи наиболее крепкие отправились к даме домой. Собака-колли, собачьи волосы на коврах. Маринованные болгарские помидоры, рюмки из толстого хрусталя. Едва выпив первую водку, он поволок девушку в ванную. Она шептала, что неудобно, нас заметят, но потом взяла сумочку. «Пусть думают, что мне нужно накраситься», – и нырнула за ним. Если вы помните, с собой у них был фотоаппарат, и в ванной офисменеджерской квартиры он первый раз сфотографировал ее голой. Девушка сказала, что это забавно, положила руку на низ живота и томно закатила глаза. Раскрасневшиеся, довольные, они вывалились из ванной, допили алкоголь и почти бегом отправились домой.

Той ночью он понял – в нем погиб порнофотограф, и пожалел о его гибели. Они делали секс почти всю ночь, на сколько хватило пленки. Он придумывал огромное количество ракурсов и позиций. Ему казалось, что этот раз будет последним, и он хотел, чтобы у него осталась память о Ней. Той осенью он постоянно боялся, что все вот-вот кончится.

Они проснулись в семь утра и тут же опять сплелись телами. Она чересчур бесстыдно для такой коммуналки стонала, и он пытался заглушить ее музыкой. Спустя час молодой человек почувствовал, что голоден. Он прокрался на кухню и украл с чужого стола банку рыбных консервов. От нее аппетит только разыгрался. Они вышли из дому и отправились в круглосуточное кавказское кафе «Риони». Щетинистый хозяин кафешки вечно сидит в дальнем углу, рассматривает клиентов, чешет живот и радуется каждой капающей копеечке. Официантки в кафе выглядят так, будто сейчас предложат вам переспать.

Она покрутила камеру в руках: «Знаешь, а пара кадров еще осталась». Обе эти карточки они тоже потом напечатали. На первой, людоедски скалясь, девушка сидит перед тарелками с маринованными грузинскими перцами, крупно нарезанным лавашом и лобио. В горшочке дымится аджапсандали, на большом блюде истекают соком крупные куски шашлыка. Второй кадр – глаза у нее сонные и ленивые, а на последней тарелке лежат корки...

Сейчас похмелье у него бывает не реже, чем тогда, но это другое похмелье. Разлепив глаза, он смотрит на пустую стену напротив кровати, а потом снова надолго зажмуривается. Убивающие перегарные ароматы. Он лежит, слушает радио, шлепает на кухню, включает воду и долго, пока она стекает, смотрит в окно. Во дворе лежат несколько сожженных машин и бродят ужасные кошки.

Потом, сдвинув в сторону грязную посуду, он наливает воду в чашку и пьет. Вода все равно оказывается тошнотворно-теплой. Только после этого он говорит первые за утро слова. Чаще всего это бывают слова «Ка-ка-я-мер-зость...»

Тост третий,

произносимый обычно почетным гостем

Адин рас жэнщына, жына джыгита, праснулась, пасматрела на часы и сказала: «Вах!» Было полдивятава утра, а рибенка, сына джыгита и сына жыны джыгита, принимали в дэтский садик толька да васьми. Жэнщина вскачила, схватила рибенка и бросилась лавить такси, а кагда приехала, паняла, что забыла дома деньги. «Вах!» – ищо рас сказала жэнщына, а таксист сказал: «В мылицию паедим или как?» «Или как...» – вздахнула жэнщина, высажывая рибенка из машыны, а сама аставаясь внутри.

Кагда жэнщына, жына джыгита и мама сына джыгита, вашла в садик, было ужэ девить часов. Васпитатиль сказал жэнщыне: «Вы апаздали, што будим делать? Ни будим брать рибенка в садик или как?» Жэнщына сагласилась, патамушта уже апаздывала на работу, а рибенка деть ей было некуда. «Или как, – сказала ана. – Толька пусь дэти не видят, ладна?» «Ладна», – сагласился добрый васпитатиль.

Иликак с васпитатилем прашло быстро, и жэнщына, аблигчонно вздахнув, паехала на работу в тралебусе, но в тралебус зашли кантралеры, а дениг на билет у жэнщыны с сабой не было. Ани спрасили, будит ана платить штраф или как, и жэнщына падумала, што посли таксиста и васпитатиля лучшы, наверно, иликак, чем штраф и сказала: «Или как».

Ана думала, что это все, но кантралерав было много, и кагда жэнщына пришла на работу, путь ей приградил вахтер. «Вах! – сказал вахтер, – пака вы иликакствовали с кантралерами, начался рабочий день. Будим саставлять акт аб апаздании или как?» Што было делать беднай жэнщыне, жыне джыгита? Ана не хатела, штобы на ниё саставляли акт. Ана сказала: «Или как, толька скарее, патамушта впириди ищо главный ынжынер и он можыт пиринисти мой отпуск на зимние время, зачем мне это надо, да?..»

Знаити, к чиму я это гаварю? К таму, что мы наканец выпьим сигодня или как?

4. Горячие блюда

Рецепт десятый (кошерный) -

Два шашлыка из свинины

«Занять бы где-нибудь сто пятьдесят бачков. Каждый день менять на еду и сигареты по три доллара и спокойно искать работу. А когда у меня будет нормальная работа, может быть, появится и девушка». «Зачем тебе девушка? Посмотри на мою. Ей только пить да кокаин нюхать. А оплачивать все приходится мне». «Кокаин я бы и сам понюхал. Только не спид-бол, а чистый кокс. От спидбола в носу перегородки лопаются. Я рассказывал, как съел лимон, накачанный ЛСД, и проснулся уже в больнице?»

Лето кончилось. Бредя ночами домой, он подошвами наступал на пузырящиеся лужи. Утром вчерашняя грязь застывала коркой, а воздух казался пустым, будто его нет, и от холода ломило в ушах. Ветер шумел ветками высоченного, выше крыш, дерева. С него сыпались мертвые листья. Ветер смотрел на них со странного ракурса, оттуда, где летают птицы, одна из которых капнула на лучшую куртку молодого человека в тот момент, когда он собирался послушать про ЛСД и больницу. Когда на куртку капает птица, это верная примета, что скоро начнет везти в рулетку.

Их последняя осень началась с того, что городские власти задушили бандитское агентство недвижимости, спонсировавшее его журнал. Когда за дело взялись чиновники, бандиты оказались беззащитны, как дети. Искать новую работу нужно было срочно. Он выяснил, что крупному казино требуется пресс-секретарь. В чванливом мирке масс-медиа важно не кто ты, а как ты себя преподносишь. По телефону хозяин казино сказал, будто что-то о молодом человеке слышал, и предложил встретиться лично.

На следующее утро он погладил лучшую рубашку, завязал на галстуке узел, и тут к нему зашел Попов, который сказал, что сегодня у его дочки день рождения, а он не видел дочку уже несколько месяцев, последняя жена не разрешает ему встречаться с дочкой, и, может быть, если ты не занят, нам стоит выпить по чуть-чуть алкоголя, в честь дочкиного дня рождения, а то у меня что-то совсем муторно сегодня на душе. Было пол-одиннадцатого утра. С денежным мешком встречаться предстояло лишь через полтора часа. И идти до казино было всего ничего...

Когда к трем дня они доползли до «Money-Honey», то кружку с пивом он уронил и разбил. Чем ему всегда нравился этот клуб – подбором публики. Где еще, скажите, за двухместным столом станут вместе сидеть пузатый бандит, длинноволосый студент, рокабил в остроносых, как лыжи, сапогах и цыган с золотыми зубами, из тех что грабят посетителей в Апраксином Дворе? В казино перед этим он заходил и даже договорился о чем-то с хозяином. Ума не приложу о чем.

Ближе к вечеру они с Поповым пили крепленое вино, потом снова пиво. Потом сидели со знакомыми карманниками. Один из них заснул, свалился со стула и разбил себе лицо. Попов остановил такси, вытащил водителя из машины и принялся избивать посреди улицы. Потом они сидели у кого-то в гостях, и, швырнув тяжелую пепельницу, молодой человек разбил в квартире окно. Под утро была какая-то девушка, но откуда она взялась и куда делась, вспомнить так и не удалось.

Впрочем, на работу в казино его взяли. Работать там было легко и интересно. Он видел, как за вечер рыжий мужчина с лицом язвенника проиграл $80 000, стоял всего в метре от сцены, на которой посреди выступления умер от инфаркта клавишник ансамбля «Дружба». За работу в казино ему платили немного, но всегда вовремя. Честно говоря, молодой человек был жаден, хотя и не от природы, а от бедности. И все-таки... только поймите его правильно.

Много лет назад вместе с приятелями, пятнадцатилетними купчинскими кобелями, молодой человек уговорил за деньги заняться оральным сексом случайную... непонятно откуда взявшуюся девицу. Он собирался сбежать от нее, не заплатив. Но та попросила настолько смешную цифру, что, порывшись в карманах, он все-таки дал ей денег. Девица села в парадной девятиэтажки. Кто-нибудь один заходил в дверь, а когда он вываливался оттуда, внутрь шел следующий. Молодой человек заходил раза три и в перерыве даже успел сбегать домой перекусить. Под вечер в компанию затесался смутно знакомый пятидесятилетний уголовник. Когда девица вышла из парадной, было уже темно. Накрученный вокруг шеи шарфик был заляпан сопливыми сгустками. Она вытерла усталые губы: «Ну что, желающих больше нет?»

Те несколько недель, что он работал в казино, ему постоянно хотелось задать этот вопрос: «Желающих больше нет?» Короче, в начале октября из казино он все-таки уволился. Если бы не уволился сам, его все равно бы выгнали. Однако деньги были нужны: ему предстояло поддерживать ИХ уровень. Уровень это чертовски важно. Он знал людей, в гараже у которых стоит что-нибудь вроде «Форда-эскорт», но которые не ездят на модном авто, потому что нет денег на бензин. Когда он интересовался, почему бы не продать машину, знакомые задирали брови и не понимали вопроса.

Времена пошли тяжелые. Он навострился бесплатно пролезать в метро. Когда пил пиво, то больше не выкидывал пустые бутылки и ходил не в платные туалеты, как раньше, а в туалеты фаст-фудов. Знал, где проблемы не будет, а где охрана может выгнать. Утешало то, что некоторым приходилось еще не слаще. Бывший его заместитель теперь работал гардеробщиком в клубе. Когда молодой человек попробовал ему посочувствовать, тот сказал, что доволен: $10—15 за ночь имеет. Удивившись, в ответ он узнал, что бывший зам главного редактора журнала теперь лазает по карманам дорогих пальто.

Он знал, что новую работу искать придется, но вместо этого каждый вечер отправлялся с приятелями выпить пива. Каждое утро он решал, что поисками работы займется с утра... со следующего утра.

Знакомо ли вам это состояние? Замирание от того, что все складывается и скоро вы будете пить алкоголь? Когда внутри повисает праздничная пустота и лихорадочно проносятся варианты – куда пойти?.. что пить?.. в каких пропорциях миксовать напитки?.. и уже заранее немного неудобно от того, что будешь говорить девушкам. Будущее китайской стеной отделено от настоящего. Завтра заваренное придется расхлебывать, но выпив хоть немного, ты искренне не поймешь: неужели такие мелочи могли всерьез волновать?

Ради того чтобы сегодня все удалось, ты наврешь другу, подведешь надеющихся, словчишь и извернешься. Занять денег, особенно без надежды отдать, – великое искусство. И, радостно гогоча, ты понесешься в сторону ближайшего кафе. Ты не хочешь спешить, понимаешь, что денег удалось раздобыть немного, на весь вечер не хватит, и потратить их нужно с максимальным удовольствием. Но все равно первый бокал выпиваешь сразу – залпом! Только после этого начнется самое главное... настоящее...

Они встречались две весны и три осени. Эта осень была последней. Теперь он редко проводил время с ней. Иногда получалось само. За ним кто-то заходил, он звонил сказать, что будет через полчасика. Вечером звонил еще раз, говорил, что еще не дома... а потом больше не звонил. Иногда он ругался с ней специально. Хватался за пустяшный повод, устраивал скандал и уходил, радуясь, что не придется смотреть в ее брезгливо скривившееся лицо.

Какое-то время после этого он еще помнил о ней. Ему думалось, как лет через тридцать, старичками, они станут сидеть дома. Он – в шлепанцах и очках с дорогой оправой. Она – пожилая, с большой грудью, выкормившей нескольких крепких, как эрегированные члены, русско-еврейских детей. Да-а-а! Он делал глоток из плохо вымытой кружки и закидывал в рот ломтик гадости, которую хозяева пытались выдать за скумбрию холодного копчения.

Но потом наступала ночь, и больше ему не нужна была виртуальная Она. Он хотел быть рядом с живым, теплым человеком. Он подолгу накручивал телефонный диск, куда-то мчался, шепча на чем-то настаивал и с утра глупо себя чувствовал, добираясь, еще немного пьяный, плохо пахнущий, домой. Он терпеть не мог утренние электрички метро. Газету с анекдотами купить уже не на что и, трясясь в бесконечных перегонах, ты абсолютно не знаешь, чем себя занять.

Рецепт одиннадцатый -

Шаверма

Вы замечали, что именно одежда определяет, как вы станете относиться к людям? Его возбуждало расстегивать девушкины вещи, стягивать их с нее, бросать на пол. Ему не нравилась эта зависимость от вещей, но такие ощущения засасывают. Вещи, которые покупала девушка, всегда ей шли. Особенно она любила покупать нижнее белье, серебряные украшения и средства по уходу за телом. Несколько полок с бюстгальтерами, трусами, поясами для чулок, загадочными сиреневыми, белыми, красными, черными кружевными тряпочками. Каждую неделю – новая ароматическая добавка для ванной, минимум за $16. Вещи, это ведь как гонорея, диарея или слушать радио.

Она, например, не носила колготок – только чулки. Однажды она даже надела чулки на него в постели. Прикосновение синтетики к коже оказалось раздражающим, и чулки он стянул. Ему нравилось, как она одевается, ее же внешний вид молодого человека не устраивал категорически. Еще в пятнадцать лет он решил, что будет носить не рубашки, а футболки, не модельную, а спортивную обувь, не вязаные вещи, а стопроцентный коттон. Было время, он не соблюдал эти принципы. Живя с женой, он обзавелся несколькими пиджаками, покупал в «Littlewoods’е» шелковые галстуки. Но потом все равно сполз к тому, с чего начинал.

Рубашек той осенью у него осталось лишь две. Зато футболок – каких только не было. Камуфляжная, как у колумбийских герильерос. Черная, с рекламой тату-салона, где он подкрашивал свою наколку на плече. Смешная, с Бивисом и Баттхэдом и надписью «All customers are motherfuckers!.. Yeah-Huh-huh!..».

В «Солдате Удачи» он купил себе камуфляжные штаны натовского десантника. В «Сити-Клабе» разговорился с моряком из Уругвая и поменял ему свою T-Short на дорогой палестинский платок. Ближе к весне он собирался вставить в бровь сережку. Если вы одеваетесь так, как одевался в ту осень молодой человек, найти приличную работу вам будет сложновато. Еще труднее общаться с работодателем, если на лице у вас расплывается лиловый синяк.

В «Шаверма-баре» он как-то встретил знакомого негра. Тот пах всенощным пьянством и луком. У негра было смешное имя Арчибальд. Он был не черным, а оттенка шведского шоколада, такого чистого, что хотелось лизнуть. Арчибальд пожаловался, что вчера его побили скинхеды. Они выбрались из бара и пошли искать обидчиков. С собой Арчибальд прихватил здоровенный железный штырь. В два часа ночи на безлюдном Литейном скинхедов не было... были такие же любители размяться перед сном, как и они. В общем, если хотите совет – никогда не пробуйте закрашивать тональным кремом царапины, оставшиеся от удара ботинком по лицу. Выглядеть это будет как неизлечимая зараза вроде лишая или сифилиса.

В подвальном «Шаверма-баре» пол был всегда грязным, и, разъедая глаза, висел сигаретный дым. Радио стояло на стуле посреди зала. Пиво в баре было очень недорогим, ему это нравилось. Правда, барменша четко знала, когда клиент готов, и с этого момента безбожно недодавала сдачу и недоливала напитки. У нее были немного умные глаза и рот женщины, которая сама зарабатывает на кусок хлеба.

Завсегдатаи «Шаверма-бара» смотрелись созревшими для съемок в фильмах Родригеса. Богемные студенты, окрестные алкоголики. Как-то к нему за столик подсел смертельно пьяный милиционер в форме. Пил молодой человек девятый день подряд, и дразнить милиционера ему было уже немного неинтересно. Он залез к нему в кобуру, забрал поносить фуражку. Милиционер упорно не злился, хихикал и по сторонам расползался глазами. В его рыжих усах неприлично запутались белые капли шавермового соуса. После того как бар закрылся, они вышли на пустую темную улицу. Он завел валящегося на бок милиционера во двор, ударил по лицу, а когда тот упал и захрипел, несколько раз добавил, целясь в голову, ногой.

После хорошего похода в бар день вылетает. Заняться делом ты все равно не сможешь, станешь бродить по комнатам и таращиться в телевизор. А потом не вспомнишь, был он, этот день, или не был? Зато еще через сутки все изменится. Ты примешь душ, наденешь чистое белье, и все у тебя будет чистым... свежим... в голову придут чистые мысли... ты подумаешь о будущем... решишь, что да, черт возьми, алкоголь это действительно яд!.. что можно и не пить, это будет здорово!.. жизнь откроет тебе свою светлую изнанку... ты вспомнишь, что главного до сих пор не сделал... но ведь можешь сделать!.. и даже знаешь как!.. ты займешься этим прямо завтра!.. прямо с утра!.. А потом завтрашнее утро станет вечером и еще раз утром, и ты спросишь себя зачем?.. и не найдешь ответа... спросишь, к чему все это?.. и на четвертый день все равно отыщешь себя в «Шаверма-баре» с бокалом в руке... А потом все повторится снова.

Этой последней осенью он наконец купил себе косуху. Кожаную куртку с толстой молнией через грудь и двумя маленькими на рукавах. Московский журнал, для которого он пробовал писать, расплатился неожиданно щедро, и молодой человек купил самому себе подарок.

Все говорили, что косуха ему идет. Он не вылезал из обновки неделями. Одетый в эту куртку, он пошел выпить с художником Димой. Заговорили они о супружеских изменах. Дима сказал, что за четырнадцать лет жизни с женой ни разу ей не изменял. В руке он держал стакан с погрызенными краями. Потом они вдвоем дошли до Невского и сели у магазинчика «24 часа». Как я понимаю, они собирались угощать девушек. По ночам из дорогих клубов всегда выбегают девушки: покупать алкоголь внутри им не по карману. К ним подошла глухонемая нищенка с бумажкой, на которой, как обычно, читалось, что она сирота и голодает, дайте, пожалуйста, денег.