Текст книги "Вечный кайф"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Ладно, не тот базар. – Я присел на стол напротив таджика. – Ты кто по специальности?

– Учитель.

– Ух ты! Математик?

– Химик. В Душанбе преподавал.

– Химик, – с уважением протянул я. – Математику должен знать. Тебе товарищи объяснили, что такое цифра семь? Это минимум, который ты получишь за торговлю героином.

– Сколько?!

– Поверь, брат. Что бы ты ни говорил, каких бы адвокатов ни нанимал – все эти годки твои. Если… – я сделал паузу.

Таджик вопросительно посмотрел на меня.

– Короче, где Моджахед? – в лоб спросил я.

– Какой Моджахед? – быстро переспросил учитель.

– Муртазов.

– Не знаю, кто такой.

– Разговор такой. Выводишь на Муртазова. Тебе дают год за хранение наркотиков. Да и то, может, условно. Нет – идешь по полной программе. И я тебе не завидую.

Хаким посопротивлялся для приличия еще минут сорок. А мы общими усилиями понакручивали описаниями его судьбы в местах лишения свободы. В красках нарисовали ему – куда его будут драть всем бараком, как к чуркам-наркоторговцам на зонах относятся. Пробрало наконец.

– Ох, – застонал он, – зачем я этому врагу продал? Ну зачем? Всего-то полграмма!

– Курочка по зернышку клюет, – улыбнулся Арнольд.

– А, – таджик глубоко вздохнул, щека его дернулась. Он выдал замысловатую фразу на своем языке. – Ладно, буду говорить.

– Ты от Моджахеда наркоту получал?

– Нет. От Рахима. Муртазов сам ничего не дает. За него Рахимов всем раздает.

– Откуда наркотики?

– Из Москвы… У Муртазова большие связи. Я знаю, он еще в Таджикистане с русскими военными работал. Военными самолетами в Россию возили. Но недолго. Его чуть не арестовали. Он в Россию уехал, пока дело не замнут. Здесь строился. Сначала плохо было. Потом авторитет приобрел.

– Откуда везут?

– Из Москвы. Перебой был месяц назад. Но недавно много героина пришло.

– Хороший героин?

– Не знаю.

– А Малюта?

– У Моджахеда с Малютой – война. Малюта наглый. Глупый, как щенок. Он все хочет получить. Думает, съест все и не подавится. А все не бывает.

– И Малюта начинает убивать оптовиков, которые берут наркотики у вас? – спросил Асеев.

– Чего не знаю, того не знаю. Я человек маленький…

– Как наркотики из Москвы доставляют?

– Не знаю. Человек маленький, кто мне скажет?

– Где сейчас Муртазов?

– Он ото всех скрывается.

– Почему?

– Не знаю. Боится чего-то.

– А ведь ты знаешь, где он, – встряхнул таджика Арнольд.

Небольшая пауза. Потом таджик ответил нарочито бодро;

– Не знаю.

Видно было – врет, зараза.

– Ладно. Если так, договор разорван. А Муртазову я дам звукозапись нашего разговора прослушать. – Я открыл ящик, где лежал работающий магнитофон.

– Э, так не по-мужски, – он чуть не заплакал.

– Врать – не по-мужски.

– Муртазов квартиру снимает. – Таджик вытер со лба пот дрожащей рукой.

– Где?

– За комбинатом железобетонных изделий. Улица там в бок идет. Не помню, как называется.

– А мы вспомним, – Арнольд уселся за компьютер и вывел на дисплей карту города.

Наконец с трудом мы установили адрес.

– Убьет меня, если узнает, – сказал учитель. – И семью убьет.

– Не узнает. Не бойся.

– Я не могу не бояться… Я привык бояться, – он резко вздохнул. – Вот он где, страх, ножом вбит, – он ударил себя по сердцу…

Арнольд, развалившись на переднем сиденье и уперев колено в панель, листал изъятую у какого-то наркомана записную книжку. Этого добра у нас навалом. Иногда записные книжки содержат немало полезной информации – телефоны барыг, наркопритонов. Обычно мы отдаем списки телефонов технарям, они забивают все данные в компьютер, и тогда вырастают целые кусты связей в наркоманской среде. Так накапливается весьма полезная информация. Только отрабатывать ее нет ни времени, ни возможности. Слишком мало у нас работает людей. Слишком много наркоманов.

– Братва, вы поглядите, какой стиль, – Арнольд ткнул пальцем в книжку и нараспев выдал:

– «Искали счастье и покой. Нашли разлуку и конвой».

– Определенно не шедевр русской словесности, – сказал Асеев, сидящий за рулем.

– Зато сколько чувств. Какой драматизм.

– Ничто прекрасное им не чуждо, – усмехнулся я, по-тягиваясь на заднем сиденье. – Стихоплеты чертовы.

– А вот еще, – перевернув несколько страниц, зачитал Арнольд:

– «Я сидел под могучим кишмишем, начиняя мозги гашишем».

– Ладно, кончай расслабляться, – сказал я и взял рацию. – Второй, что там?

– Пока глухо. Никакого шевеления.

Машина стояла в обильно поросшем зеленью дворике, рядом с котельной. За деревьями был подъезд, в нем на лятом этаже была хата, которую снимал Моджахед-Муртазов. Жил там с телохранителем – отпетым бандитом, спускавшимся с гор и скучающим без ежедневного сдирания скальпов.

Сперва мы хотели вломиться в хату, но дверь была железная, пока будем вести переговоры, если что и есть на квартире, так обязательно закинут куда-нибудь, потом не найдешь. А спецназ подключать не хотелось.

Муртазов был дома. Он выходил на балкон, и в бинокль я отлично видел его одутловатое брезгливое лицо.

Нам оставалось ждать, когда он вылезет. Если в ближайшее время не выйдет, надо будет что-то придумывать.

Двор был как двор. За кустами четверо краснорожих до-давливали, как классового врага, уже третью бутылку «чернил». За кустами у подъезда на лавочке мальчик, опасливо оглядываясь, тискал девочку, и все было бы ничего, если бы не совсем нежный возраст этих двух созданий. Дворничиха со скрежетом мела двор – метла у нее, что ли, железная? Звук продирал до внутренностей. Да еще, старая, бросала на нас подозрительные взоры.

– Вон, коллеги пожаловали, – недовольно буркнул Асеев, кивнув в сторону милицейской машины.

– Затовариваться, – сказал я.

– Они нам всех распугают, – нахмурился Арнольд, отбрасывая назад записную наркоманскую книженцию.

Старшина с дубинкой вылез из «Москвича» с мигалкой, потянулся, сладко зевнул и нырнул в подъезд, в подвале которого располагался оптовый продовольственный магазинчик. Через некоторое время слуга закона вышел, с трудом таща два объемных ящика.

– Пиво, – завистливо протянул Арнольд. – А у меня с утра горло сухое.

– Ничего, – кинул я. – Переживешь. Я за тебя возьмусь – ты вообще у меня только боржом пить будешь.

– Лучше сразу пристрели, как загнанную лошадь, – воскликнул Арнольд.

Скукотища страшная – так сидеть и пялиться по сторонам. Но когда это не в первый раз и, что важнее, не в последний, невольно начинаешь находить в этом занятии свою прелесть. Ты – сторонний наблюдатель, мимо тебя проходит чья-то жизнь. Вон стайка малолетней шпаны отправилась по своим делам – явно наши клиенты. Вон два опухших типа вылезли и в обнимку направились куда-то – это явно не наркомафия, это алкомафия. Ярко и дорого одетый азербайджанец с двумя русскими девахами-блондинками под ручку важно вышагивал рядом с нашей машиной.

– Браво! Молодец! – высунувшись из окна, захлопал в шоши Арнольд. – Мужчина! В каком вендиспансере таких гарных дивчин отхватил?

Азербайджанец кинул на нас гордый, вместе с тем затравленный взор и прибавил шагу.

– Арнольд, ты громче ори! – посоветовал я. – Чтобы все слышали.

– Не, ну куда это годится? Какая-то обезьяна русских девок пачками скупает, – обиделся Арнольд.

– Какие девки, – сказал Асеев. – Кошки помойные…

– Глянь, братаны подъехали, – я кивнул на желтый «жигуль» седьмой модели, в котором было двое квадратных.

В инкубаторе их, что ли, выращивают? Почему они все похожи друг на друга?

– Может, РУБОП? – приценился Арнольд. Отличить борца с оргпреступностью от самого оргпреступника порой весьма нелегко.

– Непохоже, – покачал я головой. – Смотри, выставились на точку. Ждут чего-то… Чего им надо?

– Не нравятся они мне, – поморщился Асеев. – Ох, не нравятся.

Зашуршала рация.

– Движение началось, – сообщил Галицын. – Два клиента из квартиры вышли.

– Хорошо, – кивнул я.

Галицын сидел в подъезде. И ему было видно то, что нам не видно.

– Спускайся за ними, – велел я. Подъезд нам был виден отлично.

– Пошли, – кивнул я Арнольду. – Моджахед появляется с телохранителем. У машины ставим их сразу под стволы. Первым из подъезда вышел плотный узкоглазый телохранитель. Огляделся и направился к «Фольксвагену». За ним вышел сам Муртазов.,

Тут и началось. «Жигуль» с «квадратными» ринулся вперед. У пассажира возник в руках автомат – укороченный Калашников. Затарахтел он отрывисто.

Телохранитель Муртазова выдернул руку из кармана. И тут же грохнулся на спину. Когда упал, его пистолет отлетел в сторону.

Галицын, высунувшийся из подъезда, отпрянул обратно.

Муртазов невероятно проворно для своих объемных телес отпрыгнул в сторону. Перепрыгнул через ограждение около подъезда. И кинулся в кусты, как кабан, за которым гонится стая голодных волков.

Киллеры хотели снять Муртазова, как в американском кино. Машина разгоняется на всех парах. Стрелок прошивает дичь из автомата. И, не тормозя, авто вылетает со двора. Дальше они кинут машину через несколько кварталов, а там – разбегутся или пересядут на другую тачку. Одного они не учли. Майора Стрельцова… Я выдернул из подмышечной кобуры пистолет. Мой «макарыч» рявкнул два раза, наддав мне по ушам.

И… «жигуль» вильнул, сбил урну и врезался в наваленные строителями на тротуаре трубы.

Дверь машины распахнулась, и стрелок вылетел на асфальт. И не поднялся.

Тем временем Муртазов с еще большим проворством мчался прочь. Он уже выбегал со двора, и расстояние нас с ним разделяло приличное.

– За ним, – крикнул я.

Арнольд на ходу запрыгнул в нашу машину, и Асеев наддал газу. Наш «жигуль», взвизгнув колодками, устремился вперед, дабы перехватить странно, вприпрыжку мчавшегося Моджахеда.

Я подбежал к машине киллеров. Водитель лежал лицом на рулевом колесе с дыркой в шее. Киллер на асфальте замычал, зашевелился, воздух вырывался с сипением из его простреленных легких. И на асфальте расплывалась лужа крови.

Я ногой отбросил прочь автомат. Впрочем, его хозяин вряд ли мог им воспользоваться. Откуда столько кровищи? Моя пуля точно ушла в водителя. Мне кажется, в киллера я попасть не мог.

Ладно, потом будем разбираться.

Появилась патрульная машина. За ней с воем – «Скорая». Потом – наша тачка с Асеевым и Арнольдом.

– Ну? – осведомился я.

– Ушел, – махнул рукой Арнольд куда-то ввысь. – Там дальше стройка на территории железобетонного комбината. Он на ней затерялся.

– Ну ты даешь. Навскидку. С такого расстояния, – с уважением оценил мое достижение Асеев, глядя на искореженную машину.

– Достигается тренировкой, – скривился я. На стрельбах я никогда выше трех баллов не поднимался.

Объявленная тревога, разосланные по постам ориентировки, введение планов оперативного реагирования – все это ни к чему не привело. Муртазов как сквозь землю провалился.

Арнольд подошел к зеркалу и пригладил перед ним свою новую джинсовку.

– Фирменная, – сказал он. – Последние бабки убил. Как, идет?

– Ну да, – кивнул Галицын. – На телогрейку похоже.

– Много ты понимаешь в картофельных очистках.

– Да хватит галдеть, – буркнул я.

Я был мрачен. Я был в тоске. Настроение – хуже некуда. И для него были все причины. Люди не должны стрелять по людям. Но выхода у меня не было. Как и три года назад – когда он стоял напротив меня и жал на спусковой крючок. В тот раз я тоже попал, а он нет. Не пожелаю этого ощущения никому. Глаза того подонка – испуганные, загнанного зверя – запомнились мне очень хорошо… И Грозный прекрасно помню – последних дней пребывания наших войск там – ночь, грохот, пальба и начинающий клинить АК, – 74". И ты ощущаешь себя маленьким, беспомощным перед этим светопреставлением, перед вакханалией смерти. И только остается жать на спусковой крючок. И молиться неумело

Господу…

– Переживаешь? – спросил Асеев.

– Все в норме, – ответил я.

Действительно, что переживать? Человечеству куда лучше, что я завалил этого гада. Все правильно, люди не должны стрелять по людям, вот только звание человека так легко утерять однажды тому, в чьей в руке оказывается автомат и кто начинает зарабатывать на жизнь убийством. Киллер должен знать, что к нему подойдут с теми же мерками, с которыми подходит к людям он. Так что – прочь тоска. Даже водкой не буду заливать ее. Само пройдет.

За два дня я прошел полный круг удовольствий. Написал штук пять рапортов и объяснительных, переговорил с прокурором и инспекцией по личному составу. Мотать нервы у нас умеют. Хорошо, нервы у меня пока еще крепкие. Конечно, лучше, чтобы они были еще покрепче – например, как у Асеева. Но у того другая школа.

В кабинет зашел наш друг и товарищ из убойного отдела Рыжов. Он с интересом посмотрел на меня. И сказал:

– А здорово ты его с такого расстояния уделал. Каждый, кто видел меня, делился со мной этой мыслью.

– Нарочно или случайно? – спросил Рыжов.

– Какие тут случайности.

– Заливаешь, – кивнул Рыжов.

– Что там с киллерами? – спросил Асеев. – Кто они такие?

– Водитель, которого угрохали, – уроженец Архангельска, не судим, не привлекался. Второй, который из автомата палил, – две судимости, две амнистии.

– На кого из «бугров» пашут? – поинтересовался Арнольд.

– Неизвестно, – ответил Рыжов.

– Киллер молчит? – осведомился я.

– Молчит, – сказал Рыжов.

– Что с ним вообще?

– Живой, сученыш, – с сожалением произнес Рыжов. – Из реанимации перевели, но все под капельницей. Кстати, нам разрешили с ним перекинуться парой слов.

– А следователь с ним не говорил? – спросил я.

– Следователю он ни слова не сказал, – Рыжов криво улыбнулся. – Припомнил, что по закону имеет право отказаться от дачи показаний.

– А где он сейчас?

– Под охраной в третьей больнице. Через несколько дней в сизо переведут.

– Поехали. – Я поднялся с места.

– Поехали, – кивнул Рыжов.

Бандиту отвели отдельную палату, перед которой скучал омоновец в бронежилете. Еще один омоновец устроился в палате. При нашем появлении сержант в коридоре тут же скинул вниз скобу предохранителя и резко кинул:

– Стоять.

Но, узнав Рыжова, расслабился. Доложил:

– Происшествий не случилось.

Бдительность омоновца легко объяснима. Жить захочешь – будешь бдительным без понуканий. Год назад киллеры расстреляли машину с бизнесменом-армянином, чудом его не убили. У палаты в этой же больнице выставили милицейский пост. А вскоре в больницу пожаловали киллеры. Одного омоновца сразу скосили из «АКМа», второй попытался отстреливаться, был ранен. Досталось по пуле врачу и медсестре. Бандиты деловито дострелили недостреленного в разборе бизнесмена и спокойно скрылись. Несколько суток весь регион стоял на ушах, но бандюг мы все-таки вычислили. Тот случай показал – нынче правил для бандитов нет. Отморозок правит бал. И омоновцы, потерявшие тогда товарища, были учены горьким опытом.

– Здорово, болезный, – сказал я, проходя в палату. Рыжов жестом отослал омоновца.

Киллер – отекшая квадратная морда лет тридцати – с забинтованной головой лежал на кровати. Над ним была капельница. На наше появление он не отреагировал.

– Как же ты сам себя подстрелил? – спросил Рыжов присаживаясь на табуретку.

Киллер умудрился, выпадая из машины, нажать на спусковой крючок короткоствольного автомата, и пуля прошила его тело. Всяко бывает. В прошлом году на дачу пенсионера КГБ полезли двое грабителей, он выстрелил в них одной пулей – и два трупа. Пуля – дура. А дуракам и дурам закон не писан.

– Говорить будем? – спросил Рыжов.

– С адвокатом… Могу не давать показания, – негромко, с одышкой просипел киллер.

– Излишняя грамота до добра не доводит. – Я склонился над ним. – Кто вам Моджахеда заказал?

– Нет базара, – прохрипел киллер и отвернулся в стену.

– На нет и суда нет, – кивнул я и поболтал трубкой капельницы, от чего киллер встревоженно заерзал на кровати. – Мы тебя без суда…

– Чего? – буркнул киллер. – Да пошел ты, падла!

– Существующая система борьбы с бандитизмом показала свою несостоятельность. Начинаем перестраиваться, – я еще сильнее поболтал капельницей. – Вытащить, что ли?

– Зачем?! – Голос у киллера был слабый, прерывался.

– Не бойся, потом поставлю. Воздух только попадет. Воздушная эмболия. Воздух идет по венам, врывается в сердце, гранатой разрывает его. Смерть мгновенная. И, главное, любой эксперт скажет – несчастный случай на медицинском производстве.

– Ты на пушку не бери…

– Какой слог! – с восхищением произнес я. – В детсаду слышал или на зоне набрался? – Я стал вытаскивать трубку.

– Э… Я заору!

– Да, – я кивнул Асееву. – Подушкой придется прижать.

Асеев усмехнулся и потянул из-под головы бандита подушку.

– Ладно, ладно, мужики, – выдавил киллер. – Будет базар. Не протокольный.

– Ну так говори. Кто заказал?

– Это… Золотозубый.

– Это азер?

– Ну да. Рустам Магомедов.

– Как вы подгадали подкатить именно тогда, когда Моджахед из квартиры вышел?

– Наш человек – кореш Моджахеда. Они встретиться договорились. Недалеко от дома. Таджик вышел, тут мы его…

– А чего Золотозубый с таджиком не поделили?

– Таджик сплавил азеру товар.

– Что за товар?

– «Геру». И люди стали ей травиться.

– И?

– Золотозубый Моджахеду штраф выставил – оно и понятно, у азера самого проблемы из-за товара начались. Таджик отдать деньги отказался. Спрятался. Слушок прошел, что он тоже на Золотозубого заказ выписал, чтобы бабки не отдавать.

– И? – понукал я его.

– Мы нашли Моджахеда. Дело принципа. Еще несколько минут потерзали вопросами, пока киллер не стал тяжело дышать. Я поболтал еще трубкой.

– Оставь, – с мольбой произнес киллер.

– Оставь? Ты мне наврал с три короба, а я оставь? Все, хватит. – Я потянул за трубку.

– Нет! Я правду сказал!

Похоже, он действительно говорил правду. В принципе мог бы наврать нам с три короба, но сейчас он не в том сосоянии, чтобы делать это. Поверим.

– Живи, скотина, – я отпустил трубку. – Сегодня я добрый.

Мы вышли из палаты. В машине Рыжов сказал:

– Хорошо вы его сделали.

– Мне говорили – я создан для сцены, – хмыкнул я.

– Я даже поверил, что ты готов его…

– В принципе готов, – кивнул я. – Опять будет потеха. Следствие, суд. Потом решат, что милиция на этого подонка наговаривает, он выйдет, получит новый заказ. И кого-то опять угрохает. Вся система правоохранительная гнилая. Она не работает.

– Не работает, – кивнул Рыжов.

– Топить их в реке, сволочей, надо, – кивнул Асеев. – Закона они не боятся. Они ничего не боятся, кроме силы.

– Кубик воздуха – и все проблемы, – поддакнул я.

– Все, мужики, так можно много до чего договориться, – отрезал Рыжов.

– Главное мы узнали, – сказал Асеев. – Порченый героин идет от таджика.

– И все равно – слишком много неясного, – покачал я головой. – Слишком много…

Дело потихоньку стопорилось. Знали мы уже немало. Но что со всем этим делать? Моджахед исчез. Золотозубый исчез. Оба как сквозь землю провалились – не удивлюсь, если они вообще дернули из города. А тем временем от неведомой заразы умерло еще шесть человек. Притом четверо – в других областях. Порченый героин начал свое шествие по России.

Между тем Романов, как обычно к концу полугодия, начинал нервничать и нервировать других.

– Знаешь, что у нас палок меньше, чем в прошлом полугодии, почти на треть? – заявил он, вызвав меня для профилактической взбучки.

– Знаю.

– Мы скатываемся по области с первого места куда-то в конец.

– Ну и что?

– Палки нужны. Палки!

Палка – возбужденное дело. Бюрократическая система работает не на результат, а на показатели.

– У нас весь отдел по порченому героину пашет, – обиделся я.

– Я понимаю. Много вы за три дня наработали по нему?

– Немного.

– Результата по порченому героину нет. И палок нет. Работа стоит.

– Все пропало, – поддакнул я.

– Еще не все. Работать надо! – воскликнул Романов. Вернувшись к себе в кабинет и глядя на режущегося в компьютерную игру «Дюк» Арнольда и стоящего за его спиной сопереживающего Князя, я прикрикнул:

– Работа стоит! Все пропало! А вы монстров по экрану гоняете!

– А? – недоуменно протянул Арнольд, нажимая на паузу и приглаживая на плече свою новую джинсовую куртку.

– Наркоманов надо гонять… У Романова приступ депрессии. Показатели съехали.

– А мы при чем? – искренне удивился Арнольд.

– На столе стоит телефон. Так давайте людей своих обзванивайте. Источники напрягайте. Вкалывайте, – призвал я.

Арнольд вздохнул и начал листать записную книжку. Засел за телефон.

– Натаха, – начал он. – Привет, ласточка. Чего, не рада? За тобой должок! Должок, говорю, что ты на свободе… Чего, барыгу сдала, думаешь, обо мне можно забыть? А я о тебе помню… Чего я слышу?.. Ах, ты не наркоманка… А кто, злкоголичка?.. Нет, Натаха, ты наркоманка. И барыг знаешь. Если к завтрашнему дню не додумаешься, кого нам сдать, я тебя, козу, на привязь посажу. Ясно?.. Ну вот и отлично…

Он дал отбой и сказал:

– Натаха обещала на неделе. Барыгу с кокаином.

– Ничего себе! Натаха в такие сферы поднялась? – покачал я головой.

Кокаин – любимый наркотик эстрады и «новых русских». От него возникает эйфория, мир окрашивается в розовые тона. Наркотик богемы начала века. Очень любили его в серебряном веке, образ кокаина проходит через поэзию и литературу. Говорят, хорош секс под кокаин – сильнейшие ощущения. Улет полный. Сейчас это наркотик для очень обеспеченных людей. В США он стоит двадцать-тридцать долларов за грамм, поскольку там Латинская Америка рядом, где этой дряни завались. У нас же до двух сотен «зеленых» цена доходит. Да еще вес кокаина и вес героина далеко не одно и то же. Кокаин вообще только граммами продают, его не колют, а нюхают. Притом когда делаешь дорожку и втягиваешь зелье в ноздрю, кажется, что ничего не происходит, и втягиваешь его еще больше. Так что грамм кокаина – это на один раз. Организм он разрушает не хуже «герыча», порождает сильнейшую физиологическую и психологическую зависимость. По большому счету дрянь не менее опасная, чем героин.

– Давай дальше звони, – понукал я.

– Димон, здравствуй, это я… Ты чего, урод, уже мой голос забыл?… Это Арнольд. Помнишь?.. Давно тебя не слышно. Ах, уезжал… За черняшкой или марихуаной? Ах, лечился… Вылечился? Нет? Правильно, таких только пуля лечит… Чего оскорбляю? Так я любя, Димон. Я тебя ценю. Особенно ценю, что ты мне обещал на Воронежской заставе барыгу сдать… Забыл, да? Тебе как напомнить, чтобы опять в больницу?.. Давай, работай…

Князь уселся за другой телефон.

– Привет, Дюдя… Как кто? Хрен в кожаном пальто, – воскликнул Галицын. – Князь это… Язык проглотил? Не ждал? Ах, работал, искал? И чего нашел?.. Тех самых?.. Дюдя, если мы их возьмем, не пожалеешь.

Галицын нажал на кнопку громкоговорителя, и донесся тонкий голос Дюди – нашего старого источника.

– Князь, они же там снова торгуют. Опять обезьяна эта… Та же самая обезьяна. Феликс.

– Ты к ним вхож? – спросил Князь.

– Могу купить пару «чеков».

– Когда стрелку можешь забить?

– Да хоть сегодня.

– Они на той же самой хате?

– На той же.

– Давай прозванивай им. Забивай стрелу на сегодня. Потом звони в отдел мне… Все, действуй.

– Я без копья сижу, – пробормотал наркоман.

– На закупку бабки найдем.

– Они меньше грамма не дают.

– Наскребем.

– А мой интерес?

– Хороший товар возьмем – не пожалеешь.

– Я тебе напомню. – Голос был какой-то издалека, нервный, напряженный. В общем, голос наркоша, которому надо бабахнуться.

Галицын положил трубку и сказал:

– Помните, в январе мы негров с Таманской улицы хотели брать?

– Студентов политеха? – кивнул я. – Помню. Они на Таманской однокомнатную квартиру снимали.

– Во-во. Потом эти дети джунглей свинтили куда-то… Теперь вернулись. Опять торгуют.

– И Дюдя нам их сдает?

– Сдает.

– Отлично…

Дюдя перезвонил через пятнадцать минут и сказал, что забил стрелку на полшестого.

В предвкушении хорошей забавы я извлек из сейфа три Рации и сунул их в гнезда зарядных устройств. Тут меня и выхватил Романов.

– Собирайся на совещание по порченому героину.

– Куда? – осведомился я.

– К Воропаеву.

– Чего он вдруг проснулся?

– Видимо, на него давить начинают.

– Во сколько?

– В полпятого.

– У нас на полшестого стрелка с неграми. Будем принимать их за героин.

– Сбыт? – заинтересовался Романов.

– Ага.

– Хорошо. Палка на тяжкие пойдет. Но ты со мной едешь.

Неудача. Хотелось мне повалять негров. Один из них торговал героином рядом со школой, предлагал детишкам. Притом тем, кто приходил к нему по первому разу, давал бесплатно, чтобы подсели на героин и потом можно было драть в три шкуры. Достаточно было сказать: «Ай эм Иван. Ай вонт хероин». Ох, при задержании я бы ему этот «хероин» для детишек припомнил… Ничего, пусть ребята с ними позабавятся.

У начальника СКМ ГУВД Воропаева в просторном с лепным потолком кабинете собрались следователь, ведущий дело, а также опера из других служб. Успехами похвалиться не мог никто.

– Знаете, что будет, если дело не поднимем? – строго спросил Воропаев.

– Нет, – брякнул я.

– Плохо будет, – произнес полковник. – А тебе, Стрельцов, особо.

– Это почему? – возмутился я.

– Сильно разговорчивый… Пришло заключение из ЭКЦ МВД по этому героину.

– Нашли что-то?

– Нашли, – Воропаев протянул Романову копию экспертного заключения. – Ознакомься. Прикинь, что все это может значить… Все свободны.

Вернувшись в контору, мы досконально изучили заклюпение. Если отвлечься от всех цифр и диаграмм, получалось, что в наркотики было подмешано какое-то невероятно сложное, не так давно знакомое науке вещество с пятиэтажным названием, которое даже в микроскопических количествах в сочетании с наркотиками приводит к параличу нервной системы и скорой погибели в корчах. Дальше шел примерный список учреждений, где эта хреновина могла быть произведена.

– Этим пусть РУБОП занимается, – сказал Романов. – Они там крутые. Делать им не хрена. Пусть и разбираются, откуда… как его… четыретригидридный… Или… Ну как его?

– Триглокузнаный нитрат… Тринитратный… Тьфу… В общем, яд, – я отодвинул от себя заключение.

– Ничего не понятно, – задумчиво произнес Романов. – Черным по белому написано, что это вещество никакого отношения не имеет к производству героина, появиться там случайно не могло. Вывод?

– Оно появилось там не случайно, – сказал я.

– И кто его туда засунул? Члены общества «Россия без наркотиков»? Секта? Кто?

– Ты слышал, что пакистанцы в Россию в последнее время повадились сплавлять героин, разбадяженный толчеными костями людей, умерших от СПИДа? Чтобы русские неверные наверняка дохли. Чтобы у нас вообще людей не осталось.

– Слышал. И что?

– А ничего. Тут ответ может быть один.

– Какой? – заинтересованно посмотрел на меня Романов.

– А хрен его знает, – с чувством воскликнул я. А что еще скажешь?

– Плохо… – романов прищелкнул пальцами. – Терентий, ты и должен стать тем хреном, который это знает.

Арина сообщила мне, что у нее появилась возможность уйти на пару недель в отпуск. И неплохо вытащить детей куда-нибудь на море.

– В Ялту бы, – мечтательно произнесла она.

– Тогда в Анталию. Там лучше. Хотя сейчас жарковато

– Обожаю жару, – сказала она.

– Тогда тебе здесь надо оставаться. Такое пекло.

– Ох, на море… Как Высоцкий поет – где деньги? – вздохнула жена.

– Ответ ясен.

– Какой?

– Надо последние деньги убить.

– А потом что делать? – спросил Арина.

– А потом подумаем, – вздохнул я.

Честным ментом быть тяжело. Если бы я был нечестным ментом, дети мои не имели бы никаких проблем, жена ездила на «Форде». Правда, если бы я был по-дурацки честным ментом, то ни машины, ни денег на Анталию у меня не было бы. Если бы мы жили только на зарплату, даже в отделе все встало хотя бы потому, что не было бы денег ни на бензин, ни на закупки наркоты. Чтобы жить, приходилось иногда оказывать услуги. Мошенники обули фирму, нагрели людей на очень большие деньги. ОБЭП не чешется – у них дел полно. А я вижу, что дело можно раскрутить. Мы и крутим, берем за жабры мошенника, изымается ворованное, возвращается хозяину. Нам – благодарность в энной сумме. Так же нашли несколько дорогих машин, которых хозяева уже и не мечтали увидеть. Когда есть источники информации и когда в этой работе неплохо ориентируешься, все можно сделать. Главное, не зарываться, не входить сильно во вкус и оказывать помощь только тем людям, которых ты знаешь лично и которые не имеют отношения к криминалу, иначе легко попасть на крючок… Незаконно, да? А законно не давать денег на закупки наркотиков, не обеспечивать транспортом отдел и требовать одного – давай палки?! Упрекнуть меня некому!

Я развез привычно жену и детей и заявился на работу.

В кабинете первое, что увидел, это агента Рока, который сидел за столом и, от усердия прикусив кончик языка, раскрашивал в детской книжке-раскраске Микки-Мауса.

– Нашел работу по душе? – спросил, я.

– Угу, – не поворачиваясь, буркнул он. – Здравствуйте. В углу сидел Галицын и зевал.

– Ну, взяли обезьяну? – спросил я.

– Даже двух. И хату подняли, – сказал Князь довольно.

– Чего вчера не отзвонились? – спросил я.

– Да нигеры нас до восьми вечера за нос водили. Стрелку переносили. Все-таки мы их зацепили.

– Сколько «геры»?

– Полтора грамма героина у Феликса было на кармане. И еще одиннадцать грамм на хате взяли.

– Не хило.

– Отличный героин. Высшего качества. Это тебе не та разбадяженная двадцать раз «дурь», которой барыги на точках торгуют.

– А чего палец перевязан? – спросил я.

– Эта тварь меня укусила, – возмущенно произнес Князь.

– Рассказывай.

– Ох, Терентий, что там было, – улыбнулся Князь. – Мы не раз пожалели, что тебя не взяли.

– А что было?

– Бой быков. Коррида. Охота на львов.

Негр несколько раз откладывал встречу. Потом наконец вышел из дома. У остановки Феликс Имечета выплюнул изо рта заваренный целлофановый шарик с полутора граммами героина, передал его Дюде, получил купюры с переписанными номерами и стал ждать четырнадцатый автобус. На остановке его и взяли. Князь кузнечиком подпрыгнул и ногами дал ему в грудину. Негр завалился, тут на нем защелкнули наручники, дали пистолетом по балде и поволокли на хату с известным нам давно адресом, где ждал его напарник.

Хорошо, что сработал эффект неожиданности. Потому что Феликс Имечета в недавнем прошлом – чемпион Нигерии по боксу в тяжелом весе, а вес его под стольник килограмм. Как-то на него шпана местная наехала, с деньгами кинули, товар отобрать на улице решили, так из шестерых человек трое прописались в больнице, и надолго. Такая горилла – и по морде, и по телосложению, и по физическим , возможностям.

Дверь съемной хаты открыл напарник задержанного – Игбокве Шиджиоке, смотревшийся не гориллой, а недрессированной макакой – страшный, маленький, щуплый, злобный. «Макаку» приковали на кухне наручниками. «Гориллу» уложили мордой вниз в большой комнате. Лежал он смирно, пока из книги с вырезанным внутри пустым пространством не извлекли целлофановый пакетик с «герой». Тут в мозгах у Феликса Имечеты что-то щелкнуло, и он с рыком стал подниматься. Арнольд с Галицыным навалились на него всем весом, прижали на миг к земле. И тут разыгралась сцена, достойная фильма ужасов. С ревом, как Кинг-Конг, Феликс поднимается, рвет наручники и мощным движением раскидывает всех по стеночкам. И всем становится понятно, что сейчас эта туша ринется напролом, и ничем его, кроме пули, не возьмешь.