Текст книги "Вечный кайф"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

…Утром Арнольд прилепил на «Стену объявлений» новое анонимное произведение:

"Запомни сам и передай другому.

В армии обязанности строго определены:

– Все до старшего лейтенанта включительно должны уметь работать самостоятельно.

– Капитан должен уметь организовать работу.

– Майор должен знать, где что делается.

– Подполковник должен уметь доложить, где что делается.

– Полковник должен самостоятельно найти место в бумагах, где расписаться.

– Генерал должен уметь самостоятельно расписаться, где укажут"…

– Как? – спросил Арнольд.

– Где взял? – поинтересовался я.

– В народном театре. В РУБОПе.

– Отлично, – я вытащил таблетку, проглотил. Голова раскалывалась. Мигрень, черти ее дери. А чего удивляться? Дискотечная баталия, следующий день – разборы у начальства, чего мы такой дебош закатили и почему «детям» бока намяли. Спасало положение, что наизымали множество таблеток экстэзи, несколько «чеков» героина и шприцы. И добыли показания на двух барыг, торговавших в туалете. Часть вчерашнего дня мы потратили на получение объяснений у хозяев дискотеки и на подготовку представления о закрытии заведения, как точки, где систематически распространяются наркотики. Хозяину это сильно не понравилось. Он начал было намекать на вознаграждение, но быстро заткнулся, так что поставить его на технику и вменить дачу взятки мы не смогли.

Между тем ребята из убойного сначала привели в чувство Долму, а затем стали из него эти самые чувства выбивать. Бесполезно – колоться на убийство Тюти он не хотел. При обыске на его квартире изъяли одежду с замытыми каплями крови, нашли в вентиляционном канале сверток с «ТТ» и «Береттой». Теперь дело за экспертизой. Галицын его опознал как типа, который отчалил в «Ауди». «Убойщики» пусть дальше копают – нам неинтересно. Нам интересно – зачем Долма убил Тютю. Ничего, время будет – дожмем его.

– Арнольд, сделай чай, – велел я.

– Есть, ваше сиятельство, – он вытащил из шкафа чайник «Мулинекс» и заполнил водой из кувшина.

– Душно, – я подошел к окну, распахнул его и воскликнул:

– Ба, у нас гости!

– Кто? – Арнольд подошел к окну.

– Сам пахан пожаловал.

На улице остановился джип «Чероки» – здоровенный и мощный, как бронетранспортер. За ним замерла «Волга». Из джипа вышел сам Малюта – хлипкий, быстрый в движениях, в костюме – костюм на нем сидел примерно как на цирковом шимпанзе. Малюта был создан для тельников и телогреев. И для оловянных ложек и финарей с наборными ручками, а не для сотовых телефонов и серебряной посуды.

К нему в хвост пристроился сутулый хлыщ – на нем и костюм, и галстук сидели так, будто он в них родился. Никак, личный адвокат. Куда же теперь Малюте без адвоката? Не хрен собачий – вор в законе.

– И не жарко им? – покачал я головой.

– У них в салоне кондиционер, – сказал Арнольд. – Может, к начальству пожаловал? Чего ему с мелочью типа нас якшаться?

– К нам он. Зуб даю, – я залез в ящик стола. Там был магнитофон. Я перекрутил кассету и нажал на запись.

Зазвонил телефон. На том конце провода был дежурный по УВД.

– Терентий. Тут какой-то блатарь татуированный, – сказал он. – К тебе рвется.

– Пусть проводят, – разрешил я.

– К тебе или на хрен?

– Ко мне.

Я посмотрел в окно. Двое «быков» вышли из «Волги» и прохаживались, как павианы-вожаки в обезьяннике – сурово и недружелюбно оглядываясь по сторонам.

– Тимофеич, – сказал я дежурному. – Пусть твои ребята две тачки под нашими окнами проверят – джип и белую «Волгу». Там стволы могут быть. И клиентов проверьте.

– Без труда, – заверил дежурный.

– Минут через пятнадцать сделай. Ладно?

– У меня тут омоновцы дежурят. Все будет тип-топ, – заверил дежурный.

Дверь открылась. На пороге возник помощник дежурного и козырнул:

– К вам, товарищ майор.

– Пусть заходят, – пригласил я. Вошел Малюта со своим поводырем.

– Привет, Малюта, – всплеснул я руками. – Давно не виделись. Все сумки воруешь?

– Нет. Перевоспитали, – улыбнулся он. Перемены к лучшему в нем были налицо. Во всяком случае передние золотые зубы он сменил на отличную металлокерамику – получились как родные и даже лучше. Улыбка у вора теперь белозубая, но все равно гнусная.

– А это кто? – кивнул я на сопровождающего.

– Это мой юрист, – сказал Малюта.

– Ясно. Раб… Арнольд, – кивнул я, – возьми дядю, проверь на оружие и наркотики.

– Вы не имеете права, – сверкнув очками, изрек юрист.

– Имеем.

Мы остались один на один.

– Садись, Малюта.

– Не круто забираешь? – прищурился зло Малюта.

– Я тебя звал? Нет. А в чужой монастырь со своим уставом не лезут… Эх, Малюта, друг дней моих суровых. Земляк.

Мы росли с ним в одном районе. В одной школе учились. Он на год старше. Семнадцать лет прошло после выпуска, а старые учителя до сих пор вспоминают класс Малюты. Это легенда. Семьдесят процентов пацанов оттуда село, несколько человек так по лагерям и сгинуло. Малюта был там самый вредный. Естественно, в школе житья от этой шантрапы никому не было. Били, гады, в школьном туалете пацанов, иногда до бессознательного состояния. Милиция с ними извелась. И меня били, пока я веса не набрал живого. Тогда я начал с ними драться. И создал эдакий комитет самообороны. В школьном туалете мне и полоснул один из малютинских прихлебателей ножиком по руке. А я его отправил в больницу, проломил им дверь.

Так мы с ним и пересекались всю жизнь. Я в стройинститут поступил, Малюта – в тюрьму. Я в студенческую добровольную народную дружину, Малюта – сумки вырывать. С сумкой я его и поймал. Он меня пришить обещал. Когда он вышел, я уже офицером-стройбатовцем был. Он опять в тюрьму, а я в милицию работать. Он вышел, и мы опять встретились. Помню, гонял его по кабинету, на колени ставил. А теперь, гляди, сморчок, у блатарей вес набрал. Паханом стал.

– Карьеру сделал, Малюта, – с уважением произнес я.

– Сделал.

– Пахан. Где короновали?

– Во Владимирской пересыльной. – Малюта ел меня злыми глазами.

– Ух ты. Солидная фирма. Бесплатно?

– Что? – прищурился он.

– А чего стесняться? Сейчас за бабки воровские титулы покупаются. Знаешь, сколько воров стало? В СССР пятьсот было, сейчас тысяча двести… Ну ты-то, наверное, за заслуги стал.

– За заслуги, не бойся, мент, – кивнул он.

– Значит, до свидания, сумки. «Белым» приторговываешь. Не западло людей травить?

– Это уже не люди.

– А ты – человек?

– Я – да, – с угрозой посмотрел он на меня. – Терентий, кончай гнилой базар. У меня серьезный разговор.

– Ну…

– С твоей подачи человека моего взяли. Я его уважал. И «Эльдорадо» прикрыли. Знаешь, какие это бабки?

– Представляю.

– Давай договариваться. Называй.

– Что?

– Условия.

– Это какие условия?

– У меня есть дело. У тебя есть дело. Мы соприкасаемся. Мне нужна эта дискотека. Отвали от нее. Я там наведу порядок, не будет глаза мозолить.

– А взамен?

– Про материальную сторону не говорю – тут проблем нет. Но это не мне договариваться…

Умный, знает, что писать на магнитофон могут.

– У тебя план по валу, да, – не вопросительно, а утвердительно произнес он.

– Ага. Как на зоне – десять сосен за смену перепилить.

– Я тебе план обеспечу. Чурок сдам, которые по наркоте масть держат в городе.

– Во, в агенты пришел наниматься, – с умилением всплеснул я руками.

– Ты языком-то не слишком молоти.

– Не буду… Ну и что?

– Сосуществуем на основе взаимной пользы. А то ты слишком шустро взялся…

– Малюта, ты сильно расширяться решил, если тебе конкурентов убрать надо?

– Биндюжник, – назвал он меня по прилипшей у наркоманов кличке. – Лучше, когда в городе один хозяин. С ним можно договориться.

– Значит, я буду давать тебе уничтожать детей, а ты мне будешь выполнять план?

– Не правильно выразился. Но по сути верно.

– Выгодное предложение, – оценил я.

– Даже слишком.

– Знаешь, что позавчера на дискотеке пятнадцатилетний пацан загнулся?

– Слышал.

– Малюта, как тебя паханом выбрали? Ты же ни хрена не понимаешь в людях.

– Отказываешься?

– Нет, я согласен к тебе в «шестерки» пойти!

– Смотри. Под Богом ходим, – в его глазах плескалась злоба.

Малюта все-таки шпана обычная. Главное в нем – злоба отчаянная и способность терпеть боль. Болевой порог снижен, как у многих урок, а потому ему до фонаря разбитые губы и выбитые зубы. Его столько били на этапах и в зонах, что другой бы сломался. А он только кураж да авторитет наварил. Благодаря этому да злой хитрости, неуемной жестокости и способности завсегда наплевать на все правила и договоренности, когда это выгодно, вырвался наверх. Но долго он не протянет. Такие никогда долго не тянут.

– Да слышал. За десять штук в городе без проблем можно щелкнуть мента, – махнул я рукой. – Так?

– Есть и такое мнение.

– Так вот слушай, – я взял его за отворот пиджака, притянул к себе. Стиснул его так, что чуть глаза из орбит не по-вылезли. – Вора можно прищелкнуть и забесплатно. И найдется, кому это сделать.

Этим, конечно, Малюту не проймешь. Мы остались при своем. Но по моему тону он понял – сказано было от души, на полном серьезе, так что есть еще кого опасаться. Когда блатные теряют это ощущение, они становятся готовы на Дрянные поступки.

– Вольному воля, – отряхнув рукав своего роскошного и безвкусного сиреневого пиджака, произнес Малюта.

Я снял трубку и набрал номер дежурного.

– Как там тачки? – осведомился.

– Трое «быков» в них, – сообщил дежурный. – Два ствола.

– Отлично.

– Чего отлично? У них на стволы документы есть. Частное охранное агентство.

– Так. Надо оформить бумаги. Будем выяснять, что это за ЧОП, – я положил трубку.

– В солдатики играешь? – произнес Малюта хрипло.

– Малюта, ты как Папа Римский. Своих швейцарских гвардейцев завел для охраны. С табельным оружием, – усмехнулся я.

– Положено, – прищурился он.

– Забирай своего крючкотвора. И вали.

– Пожалеешь, Терентий.

– Поглядим.

На совещании у начальника областного УВД собрались начальники областного ОБНОНа, РУБОПа, нашего РУВД и СКМ, ну а также Романов и я. Докладывать пришлось мне, как самому активному участнику этой истории.

Слушали меня достаточно внимательно. Новый начальник УВД – молодой, спортивного вида (заслуженный мастер спорта по биатлону) генерал, из тех, кому два раза объяснять не надо, делал отметки в блокноте.

– За последние двое суток еще три наркомана скончались.

Картина все та же. Обстановка обостряется. Волны, поднятые у нас, дошли до Москвы. Дело на контроле в УБНОНе МВД, – взял слово генерал, выслушав всех. – Создаем следственно-оперативную группу из представителей следственного управления, УБНОНа, уголовного розыска и РУБОПа. План оперативно-розыскных мероприятий с подробной расстановкой сил и средств – мне завтра. Все.

Мы вышли из отделанного гранитом, с массивными колоннами здания областного УВД, на верху которого сохранился герб СССР. Часы показывали полседьмого.

– Группу создали. Уже легче. Не одних нас драть будут, – сказал Романов.

– Все равно на нас все ляжет, – махнул я рукой. – А когда все раскрутим, выяснится, что это заслуга целой оравы, притом многих ты и в глаза не видел.

– А опер что, за ордена работает? – с усмешкой спросил Романов.

– Правильно, – сказал я, трогая машину. – Опер работает бесплатно, скромно, исключительно за идею. Тебя в контору?

– А куда же еще. Интересно, как у ребят с рынком?

– Сейчас и узнаем.

В нашем кабинете стоял галдеж. Асеев печатал на компьютере документ, Арнольд лаялся на Князя.

– Взяли Халика? – спросил я.

– Взяли, – кивнул Арнольд. – В кутузке парится.

– Как взяли?

– Ну, наш человек в главный павильон зашел. Мы аккуратно выставились, чтобы не светиться. У азеров же на рынке своя «наружка» работает – всех секут, кто в окрестностях объявляется, – пояснил Галицын. – Халик ранними среднеазиатскими арбузами на рядах торговал – они, наверное, дороже наркоты стоят. Агент ему деньги. А эта обезьяна дольку с арбуза снимает, лапу волосатую свою внутрь сует и «чек» «герыча» извлекает.

– Сколько взяли? – поинтересовался я.

– Грамма полтора, – сказал Арнольд. – Двадцать «чеков».

– Как семечками «чеками» арбуз был начинен, – хмыкнул Галицын.

– Халик в признанке?

– Ха, – Арнольд вытащил из папки бумагу и протянул мне. – Прочитай этот крик души.

«Обясение. Я ничэго плахого не делаль, ничэго не свершаль. А о том, как я продаваль наркотик, только следвателю скажу…»

Халик – правая рука Ахмеда, предводителя азерской мафии, держащей южный рынок и торгующей там героином. Южный – это наркоязва города. Там в месяц распродается до кило «белого». Ментовку местную наркомафиози с потрохами купили. К нам подъезжали, предлагали и отдел на содержание взять, машины купить. Что угодно предлагали. Сам Ахмед приезжал. На Романова вышел. И начал его грузить, что азеры с милицией всегда хорошо жили. «Лучше людям вообще хорошо жить, потому что у всех жены, дети». И выкладывает моему начальнику про него все – его домашний адрес, закрытый телефон, данные на членов семьи. Романов – человек спокойный, но в ухо ему заехал. Шеф только с виду хлипкий, а так был кандидатом в мастера по боксу. Тут я подоспел. Ствол ко лбу и лекцию прочитал, что и Ахмеда, и его родню многочисленную перебьем, если на наши семьи «наезды» будут. Подействовало. Больше Ахмед ближе чем на километр к нашей конторе не подходил.

– Как Халик пережил задержание? – спросил я.

– Он обиделся. И возмутился, – Арнольд улыбнулся. – Мы его в отделение притаскиваем. Он нахохлившийся, как воробей, вдруг заявляет: «Что за жизнь, да! В день по две сотни баксов зарабатываю. Участковому дай. Патрулю – дай. ГНР – дай. А еще кушать надо… Ну что делать-то будем?» И на нас глядит, на понятых. Потом начинает перечислять, тыкая в меня, дядю Асю и Князя пальцем: «Тэбе – тысячу баксов. Тэбе – тысячу». Тут понятые обиженно завопили:

«А нам?» Он: «А вам по пятьсот хватит…»

– Дело возбудили? – спросил я.

– Возбудили, – кивнул Асеев. – Чего мне это стоило!

– Не думаю, что местное отделение будет надрываться, чтобы дело в суд направлять, – вздохнул я. – Там они все на азерских деньгах поднялись. Надо, чтобы управление дело взяло.

– Лучше было бы, – согласился Асеев.

– Думаю, мы с Романовым следаков из управы напряжем. Сядет Халик.

Затренькал на столе телефон. Арнольд взял трубку.

– Да, это ОБНОН. Из двенадцатого отделения? Что там? Что?! – Арнольд покачал головой и включил громкоговоритель.

По кабинету разнесся голос:

– Говорю, вашего кадра на улице омоновцы повязали со шприцом из-под героина. Говорит, агент Рок.

– Так и говорит? – переспросил Арнольд.

– Да.

– И чего он еще говорит?

– Ох, чего он только тут не наговорил, – вздохнул звонивший. – Я думаю – то ли он с Луны свалился, то ли это я наркотиками обкололся.

– Про мэрию и взятки говорил?

– Ага?

– Про подкоп под зоопарк?

– Говорил. И про колумбийскую наркомафию. И про банки, где наркоденьги моются. Еще заявил, что он секретный агент ОБНОНа. Под Карлом Карловичем работает. Кто это хоть такой?

– Это типа Деда Мороза.

– И бумагу какую-то идиотскую показал с печатью… Что с ним делать?

– Дайте по морде. Я за ним сейчас заеду, – Арнольд выключил телефон и поднялся. – Ну дает, – покачал он головой.

– А вы чего хотели, клоуны? – воскликнул Асеев. – Тоже мне, Жванецкие.

– Да ладно, – махнул рукой Арнольд. – Все в порядке. Появился он минут через сорок. Он гнал перед собой пинками Рока. Ухо у наркомана было красное, он поскуливал и держался за него.

– Слушайте, ну хоть вы ему скажите, – проскулил Рок, обращаясь ко мне. – Чего дерется-то?

– Поделом, – произнес я. – Ты чего секретное задание кому ни попадя разглашаешь? Зачем про Карла Карловича каждому встречному говоришь?

– А чего, нельзя?

– Нельзя… На зарплату тебя хотели взять, теперь тысячу раз подумаем.

– Я тут работаю на вас день и ночь. Жизнью рискую. А вы… – Рок всхлипнул.

– И чего ты наработал? – спросил Арнольд.

– Пошушукался. Узнал, на кого Утютин работал.

– Откуда это ты узнал?

– Я же всех знаю. С людьми общаюсь. Шила в мешке не утаишь.

– И кто его хозяин?

– Таджик.

– Какой таджик?

– Моджахед.

– Абдуламон Муртазов?

– Абдуламон, – кивнул Рок. – Ваша правда. Все складывалась. Я вспомнил оперативную информацию, полученную от Волоха о партии наркотика, которую завозит Муртазов. Дешевый наркотик. Наркотик с проблемами. Значит, от него люди загибаются, да? Пока все сходится.

– Значит, Тютя получал от таджика порченый героин, – задумчиво произнес Асеев.

Муртазов был главным авторитетом у таджиков-наркодельцов. Героин он гнал с родины.

– Выйди, – кивнул я Року. – На лестнице постой. Рок послушно вышел и застыл у дверей. В коридоре было пусто. Рабочий день давно закончился. Только у нас тут – шум, веселье, потеха. Веселая жизнь у ОБНОНа. К ночи начинается.

– На лестнице постой. И дверь закрой! – крикнул я.

– Я чего, подслушивать буду, что ли? – обиженно заворчал Рок, но исчез.

– Надо этого басмача брать, – сказал я.

– На чем? – спросил Асеев. – Он сам не торгует. У него «шестерок» для этого дела полно. А «шестерки» против него показания давать не будут. У нас руки коротки.

– Будем брать по беспределу, – хлопнул я ладонью по столу.

– Три грамма героина на карман, – без энтузиазма произнес Арнольд. – И ствол в придачу… Душу не греет.

– А что ты предлагаешь?! – взорвался я. – Чтобы и дальше люди мерли?

– В принципе таких людей не жалко, – отметил Асеев. – Но это непорядок – факт.

Между полицейскими и ворами есть какие-то правила взаимоотношений. Лучше всего работать честно: поймал – посадил, не пойман – не вор. Но бывают ситуации, когда в рамках нам тесно. У каждого опера бывают ситуации, когда он, если хочет называться человеком, просто не имеет права в них оставаться. Поскольку древнеримские заморочки – пусть погибнет мир, но восторжествует закон – это из области абстрактных истин. А истина конкретная – опер должен защищать людей. И если для этого нужно таджикскому бандиту подбросить наркотик, даже грохнуть его втихаря, – я это сделаю. Правда, при таком раскладе они тоже начинают играть без правил. За десять тысяч баксов грохнуть опера – нет проблем. Или похитить ребенка… От этой мысли по спине пробежала дрожь… Но дрожать не время.

– Сейчас идет не борьба с преступностью, – будто откликнулся на мои чувства Асеев. – Сейчас идет война. А на войне, как на войне.

– Его найти сначала надо, – сказал Арнольд. – Он хаты меняет раз в месяц. И хата у него не одна.

– Подходов к нему у нас нет? – спросил Галицын.

– Если бы были, – вздохнул я. – Будем искать.

– Будем, – кивнул Асеев.

Вежливо постучали. Дверь приоткрылась. В проем просунулась морда Рока.

– Тебе где сказали стоять? – гаркнул Арнольд.

– Знобит, – заныл он. – Мне бы конфетку.

– Это с каких таких щедрот? – уставился на него Асеев.

– Ну пожалуйста…

– Рок, – сказал я. – Ты на приближенных Моджахеда выхода случаем не имеешь?

– Имею, – с видом знатока кивнул он. – Знаю, кто у него на подхвате. Передаточное звено.

– Это откуда же? – недоверчиво спросил Арнольд.

– Я всех знаю.

– Ну, если свистишь…

– Не свищу. Это Хаким.

– Сам торгует?

– Торгует, – сказал Рок.

– Тебе продаст?

– Надо попробовать.

– Будешь покупать…

– Ох, – загундосил Рок. – Обо мне и так уже нехорошие слухи, идут.

– Не бойся. С такой «крышей» не пропадешь, – ободрил я его. – Арнольд, выдай агенту Року довольствие…

Я включил автоответчик, и послышались голоса. В основном призывы о помощи. «Дочь наркоманка, помогите…» «У нас на этаже собираются наркоманы и колются. Едва не убили моего мужа. Сделайте что-нибудь…» Сообщений набралось полно.

В кабинете было непривычно пусто. В нем я был один – все разбежались по делам. Я дослушал записи. И тут зазвонил телефон.

Истеричный голос принадлежал женщине. Ощущался явный кавказский акцент.

– Это отдел наркотиков?

– По борьбе с наркотиками, – поправил я.

– Вам двадцать тысяч долларов предлагали, сволочи?! А? – орала она. – Не взяли, а?! Так тротила у нас на всех хватит!

– Правда, что ли? – спросил я.

– Выблядки!

– Слышь, подруга. У нас тоже патронов на всех хватит. И Ахмеду – первая маслина. Весь рынок ваш с землей сровняем. Так и передай, крыса недотраханная.

Я бросил трубку. Ну, это вообще наглость… После того как задержали Халика, опер из местного отделения подъезжал к Асееву, намекнул, что азербайджанцы готовы разориться на двадцать тысяч долларов, чтобы выкупить Халика. Мы решили провести комбинацию и взять с поличным задачу взятки. Когда уже все организовали, кто-то из отдела по экономическим преступлениям, который мы сдуру привлекли к мероприятиям, нас продал. Продали свои – это уже настолько часто происходит, что не воспринимается как нечто из ряда вон выходящее. Вот только противно на душе стало.

Телефон опять зазвонил. Опять эта крыса азербайджанская? Ничего, сейчас услышит, насколько богат русский язык.

– Слушаю! – крикнул я.

– Это Стрельцов? – послышался так хорошо знакомый голос.

– Он самый, – произнес я. Ох, только ее не хватало!

– Это Турусова Анна Леонидовна. Мне сообщили, что Крюков Арнольд недавно пытался отравить и убить еще одну девушку. Моя внучка была не последней жертвой.

– Это какую девушку он пытался отравить?

– Некую Воронову.

Откуда она узнала, что Ворона чуть не умерла? Опять кто-то из наркоманов напел?

– Откуда вы это знаете? – спросил я.

– Мир не без добрых людей.

– Мне кажется, вы заблуждаетесь.

– Вы наивны, молодой человек. Как вы наивны.

– Ясно. Учтем. Проверим.

– Я уже написала в прокуратуру. Так что вам не удастся спустить все на тормоза.

– Спасибо за информацию. – Я бросил трубку.

Достали!

Я вынул из стола толстенную папку с документами – обзорами МВД, документами – и углубился в изучение бумаг, отмечая карандашом интересующие меня моменты, касающиеся деятельности таджикской наркопреступности против которой нам на днях вести войну по всему фронту.

После того как в Домодедово изъяли рекордную поставку наркотиков – шесть килограмм героина было спряано в петрушку, – президент Таджикистана Рахмонов заявил что это прискорбный факт, позорящий государство. Правильно, явился громкий факт – вызвал соответствующий шум. Негромкие факты никого не волнуют. А главный факт остается фактом – девяносто процентов героина идет в Россию из Таджикистана. И меньше не предвидится.

«20 и 23 июня сего года сотрудниками УБНОН ГУВД гор. Москвы, УБНОН МВД России проводились мероприятия в аэропорту Домодедово. Было задержано девять граждан Таджикистана, прибывших 631-м рейсом Душанбе-Москва, у которых изъято 3 килограмма героина…»

«Сотрудниками УБНОН УВД Новосибирской области в августе с. г. в ходе операции „МАК“ пресечена деятельность группы сбытчиков наркотических веществ с межреспубликанскими связями. Было арестовано пять человек, из которых двое – граждане Таджикистана. Преступная группа занималась ввозом из Душанбе в Новосибирскую область наркотиков. Изъято 4 кг опия и 180 г героина. В общей сложности по ценам черного рынка на 60 тысяч долларов США».

«В Московской области задержано двенадцать граждан Таджикистана, у которых изъято два килограмма опия и двести грамм гашиша».

«Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков МВД РФ только в последнее время ликвидировало шесть международных наркогруппировок, поставлявших наркотики через Таджикистан. Арестовано двадцать семь человек, изъято 3 кг опия, 4, 6 кг героина, 0, 5 кг гашиша на сумму по ценам черного рынка миллион долларов США…»

Поток наркоты. Девятый вал. Из Таджикистана везут героин на гражданских и военных самолетах. Курьеры приспосабливают для транспортировки чемоданы, сумки с двойным дном, контейнеры с продукцией, а то и собственные желудки. Перевозчики не боятся ни пули, ни тюрьмы, потому что большинству из этих людей нечего терять. Потому что в тюрьме в России лучше, чем умереть от голода или свалиться в арык с перерезанным горлом у себя на родине.

Таджикистан – горная, выжженная войной, высушенная ненавистью братоубийственной войны страна. Часть истекшей кровью, разодранной стервятниками советской империи. То, что творилось в Таджикистане, как все там начиналось, знаю из первых уст. Мой дядя – главный инженер Душанбинского строительного треста – успел вовремя уехать из города, где прожил всю жизнь. Но насмотрелся на многое. Видел, как от демократической общественности России выступал будущий мэр Питера и будущий обвиняемый во взятках Собчак, как он орал на митинге оппозиции:

«Москва с вами», а в это время благодарная ему за это оппозиция по всему Таджикистану заваливала арыки трупами своих политических противников, а заодно и русских, и иноверцев. Сколько там погибло под хор из Москвы о правах человека, о необходимости политического диалога, о развитии национального самосознания? Сто тысяч? Двести? Что-то около того – кто считал. Так уж получилось, что первая мысль в пробуждающемся национальном исламском самосознании была – «рэзать». Рэзать тех, кто другой нации, другой веры, других политических взглядов. Советская империя развалилась, и отвалившиеся куски умывались кровью. А в это время власть имущие светочи рынка и демократии, дорвавшись до власти в России, оптом продавали друзей России и миловались с ее врагами.

Двести первая Российская дивизия спасла тогда положение. Иначе что творилось бы в Таджикистане – трудно представить. Но страна продолжает кровоточить в гражданкой войне. Потихоньку там подбирается голод. А рядом, через границу, – афганские душманы. Рядом – горы орудия. И рядом – океан наркотиков. Все наркотики идут в Таджикистан из Афгана.

Для Афганистана наркотики – жизнь. Страна десятилетия воюет с иностранцами и друг с другом. Там почти не осталось промышленности и гибнет сельское хозяйство. Зато есть наркотики. Наркотики – это пища для голодающих. Это машины и горючее. Это лекарства для больных. Но главное – это оружие и боеприпасы. Без них в Афганистане делать нечего. Война там – образ жизни. Безоружный погибает. Поэтому торговали, торгуют и будут торговать наркотой.

Афганистан поставляет в год на рынок две тысячи тонн опия. Притом если раньше путь шел через Иран в Турцию, там опий перерабатывался в героин и растекался по Европе, то теперь в число главных получателей входит Россия.

В афганском Файзабаде за килограмм опия дают полсотни долларов. В Хороге в Таджикистане цена возрастает уже до двух сотен. В Оше в Киргизии – будет уже тысяча-полторы тысячи «зелени». В Алма-Ате – пять «тонн». Ну а в Москве – десять тысяч долларов. Правда, в последнее время в связи с экономическим кризисом и перепроизводством товара цены немножко начали падать.

В последние годы в самом Афгане развернулась сеть лабораторий по производству героина. Так что потоком пошел чистейший порошок. Это как поток лавы, залившей Помпеи. Вот только Помпеи – это все без исключения русские города…

Когда я только начинал работать по наркотикам – это было семь лет назад, – марихуана считалась серьезным зельем, опий-черняшка и сваренный кустарно винт – это было пределом. Героин и кокаин были огромной редкостью. Два-три года назад будто шлюзы прорвало. Наш город, да и вся Россия утонули в афгано-таджикском героине.

Героин возить куда выгоднее, чем опий. В Афгане грамм «белого» стоит доллар, в Таджикистане – пять, в Москве оптовикам сдают по пятьдесят-шестьдесят, распространители берут по девяносто-сто, бадяжат (разбавляют всякой дрянью типа мела) и продают уже до десяти долларов «чек», в котором одна десятая, а то и меньше, грамма.

Так что есть кому сказать спасибо за героиновые российские грезы. Спасибо афганцам – они не без выгоды для себя мстят России за десять лет войны. За то, что мы влезли туда, куда не надо было, а потом, под завывания плешиво-пятнистого Генерального властителя СССР, вывели войска, с готовностью продав своих союзников и отдав несчастную страну во власть моджахедов. Спасибо таджикам – они мстят России все за тот же грех предательства, за то, что в свое время старшие братья их оставили в беде, один на один с теми же душманами. Зло возвращается. Зло растекается по России мертвенно-белым героиновым порошком.

Сегодня на наркоденьги живет оппозиция в Таджикистане, так же подкармливаются там и чиновники. Наркоденьги – это способ безбедной жизни и для российских военных. Многие из них тоже вписываются в наркобизнес, притом очень органично. Чуть ли не каждый месяц на российских военных самолетах, вертолетах изымаются наркотики… «В самолете „Ан-26“ Министерства обороны России обнаружено 3 кг опия…» «В Душанбе в вертолете „Ми-8“ изъято 22 кг опия…» «В Душанбе – опять в военном вертолете – изъято 100 кг опия на миллион долларов – перевозили зелье из Приграничья в столицу…» Огромные деньги – огромные соблазны. Помню, мы задерживали полгода назад бывшего подполковника-пограничника – тот бойко торговал героином; изъяли у него почти полсотни грамм. Героин шествует победно, руша одну за другой все преграды. Мораль, честь – что это сегодня перед длинным баксом Даже для государевых людей, для офицеров. Их кинула Родина в нищету, их поливали грязью, унижали год за годом, кидали умирать за чьи-то деньги в Чечне. Российская власть продала своих военных, внушала им – спасайся сам, делай Деньги. И вот пришла страшная пора – настало время платить по счетам за предательство своих людей. Только вот платят почему-то не те. Платят дети, которые мрут от героина…

Я перевернул еще несколько страниц. И тут из коридора послышался истошный вопль:

– Клянусь поком, не мои наркотики!

У таджиков говор такой – они не «Богом», а каким-то загадочным «поком» клянутся. Арнольд, как осла на привязи, за галстук втащил в кабинет чистенького смуглого перепуганного таджика. На вид задержанному было лет тридцать. Следом ввалились Галицын и Асеев.

– Смотри, какого чистюлю нашли, – потрепал Арнольд таджика по щеке.

– Это не правда! – долдонил тот. – Не продавал наркотики!

– Садись, Хаким, – Арнольд ногой пододвинул стул и силой усадил таджика. – Попался – так веди себя прилично.

– Я не попался!

– Да ты сверху донизу в порошке измазан, ты в ультрафиолете, как кремлевская елка светился, козлик горный! Деньги меченые, придурок! – Арнольд взял со стола тяжелый комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу и засветил таджику с размаху по голове.

– Э! – обиженно завопил тот.

– В следующий раз на книжку гантелю положу, – Арнольд кивнул на ржавую десятикилограммовую гантелю, лежащую за двухэтажным сейфом. – Докладывай, басмач драный, откуда героин берешь!

– Врут! – крикнул таджик.

– Кто врет?

– Все врут!

Стандартный восточный прием. Хоть двадцать человек на чурку показывают, что он что-то сделал, так он до упаду будет орать: «Они все врут!»

Это тот самый Хаким, приближенный Моджахеда, которого нам сдал Рок. Отлично. Взяли за шкирман. Будем трясти, пока не выложит все. Как грушу. «Они все врут» – У нас это не пройдет. Это он пусть судьям заливает…