Текст книги "Вечный кайф"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Мне Тютя тот героин впарил, – Кукиш облизнул губы, не отводя взгляда от героина.

– Утютин, что ли? Который у кафе «Волна» точки держит?

– Он.

– Ты чего, у него затовариваешься?

– Нет. У таджиков. Но тут он сказал, что есть дешевый героин. И сдал мне несколько грамм.

– А ты их Бацилле сплавил?

– Да.

Все, круг замкнулся. Опять Тютя. Барыга, которого мы упустили.

– А он у кого взял? – спросил я.

– Наверное, тоже у таджиков. Кто еще героин по дешевке толкает партиями?.. Давай… Ну, это, давай, – он дрожащим пальцем указал на пакетик.

– Погоди, разговор еще не закончен.

– Ничего не скажу, пока… – он не договорил, жадно сглотнул слюну.

– А что ты еще можешь сказать?

– Тютя от ментовки хоронится.

– Это я знаю, – усмехнулся я.

– А где хоронится – знаешь?

– Нет. Но хотел бы знать.

– Скажу… Давай…

Он взял пакетик, развернул его, взял кусок газеты, разложил на нем порошок и втянул «белый» ноздрей. Глаза блаженно закатились. Вопреки распространенному мнению, героин не только колют, но и нюхают. Правда, кайф не совсем полный, да и расход вещества поболе. Но все-таки действует.

– Так где Тютя хоронится? – спросил я.

– На Конноармейской улице, – Кукиш прислонился спиной к стене и закатил глаза. – Дом девяносто. Квартира шестнадцать. Или семнадцать, – он начал уплывать.

– Точнее, – гаркнул я фельдфебельским голосом.

– Ну, семнадцать.

– Помнишь, там взяли Аскерова, – Арнольд ткнул пальцем в направлении проплывающего слева универмага.

– Это который в детской коляске героин возил? – спросил Асеев.

– Он самый.

– Тут же Тюленину брали, – сказал я, включая поворот и обгоняя «БМВ», тащащийся, как больной «Запорожец».

– Мать-одиночка, – кивнул Арнольд.

Да, действительно была такая стерва с крашеными белыми волосами – мать-одиночка. Давала своей дочурке трех лет от роду героин для клиентов, отдав дозу, дочурка забирала деньги. А вторая дочь двенадцати лет стояла на стреме. Было Тюлениной лет тридцать пять, сама не наркоманка, нашла наилучший способ зарабатывать деньги. Помню, изъяли у нее три пейджера, два мобильника…

Да, еще одно место для экскурсий по местам сражений нашего ОБНОНа с наркоманией.

– Ох, пожалеет Тютя, что на свет родился, – мечтательно улыбнулся Арнольд, хлопнув кулаком о ладонь.

– Его еще найти надо, – сказал я.

– Чувствую, найдем, – кинул Арнольд. – И еще интуиция подсказывает, что хреново ему придется, – он вновь ударил кулаком о ладонь. – Вот так мы его.

Конноармейская улица располагалась на самой окраине. Шестнадцатиэтажный грязный дом гнилым одиноким зубом торчал среди приземистых бараков.

– Здесь, – сказал я, притормаживая. – Арнольд – со мной. Князь – стереги выход.

Мы вошли в подъезд.

– Пятый этаж, – проинформировал я. – На лифте поднимемся?

– Нет, на карачках, – возмутился Арнольд. – Конечно, на лифте!

– Тренироваться надо, – поддел я.

– В другой раз, – ответил Арнольд. Когда мы уже поднимались в лифте, ближе к пятому этажу я услышал приглушенный звук захлопывающейся двери.

– Не Тютя погулять вышел?

– А хотя бы и он, – сказал Арнольд. – Князь его внизу возьмет.

Мы остановились перед дверью. Я прислушался. За дверью шорохов не было. Я надавил на хлипкую дверь рукой. Она не поддалась.

– Что-то есть, – сказал я.

За дверью слышалось какое-то шуршание.

– Ну-ка, – я отступил на шаг и двинул ногой по двери. Ох, люблю я это дело – выбивание дверей. Ощущаешь себя терминатором, которого ничего не удержит. Дверь вылетела. Куда ей против меня?

Тютя лежал в прихожей. И скреб рукой по полу, размазывая собственную кровь.

– Они… – прохрипел он.

Он дернулся. И прохрипел послабее:

– Они!.. Быстрее!

Один пролет лестницы можно преодолеть в два прыжка. Кто не пробовал – попробуйте. Это нетрудно, когда очень хочется кого-то догнать. Можно даже и в один прыжок, если себя не жалко. А чего оперу себя жалеть?

Я выскочил из подъезда. Выглядел я, наверное, устрашающе. Глаза по полтиннику, в руке пистолет Макарова. На бабок, которые о чем-то ворковали на скамеечке, во всяком случае впечатление я произвел. И на Князя тоже. Он курил, прислонившись к скамейке. Заметив меня, выплюнул сигарету, подался вперед с естественным вопросом:

– Что?

– Кто выходил сейчас? – крикнул я.

– Два лба. Вон, – кивнул на выруливающую со двора белую «Ауди».

– В машину! Они пришили Тютю! – Я распахнул дверцу и метко воткнул ключ в замок зажигания. – Арнольд – займись Тютей, – крикнул я ему, вылетевшему из подъезда.

Арнольд кивнул, по дурной привычке отмолотив языком что-то вроде – «там уже все сделано до меня».

Я рванул машину с места на второй скорости – только кошки из-под колес разлетелись в стороны.

– Давай жми, – Князь передернул затвор пистолета.

А то мы без него не знаем. На дороге «Ауди» ушла далеко вперед и маячила где-то у светофора.

– Ну же! – хлопнул по панели ладонью Галицын.

Из моего драндулета я и так выжимал сколько мог. Я надавил на кнопку сигнала. Выжал газ. Мы бешеным мулом пролетели на красный свет.

Сперва те, в «Ауди», не усекли, что к ним прицепились.

А усекли, когда выехали на шоссе – прямое, ведущее из города.

– Ну же! – ерзал Князь.

Дальше все было просто. У «Ауди» мотор – не моему чета. У моей лошадки и в лучшие времена движок тянул лениво.

– Уходят! – ярился Галицын.

– Считай, ушли, – я сбросил скорость. – По «02» надо звонить. Номер засек?

– Да, – Князь протянул пачку сигарет с записанным номером.

Это только в кино из полицейской машины связь с дежурным и всеми постами. С моей рации можно только за километр связаться точно с такой же рацией.

Оповестив по телефону-автомату дежурного, мы вернулись на Конноармейскую. Я поднялся на этаж. «Скорой» еще не было.

– Клиент скорее мертв, чем жив, – сообщил Арнольд. – Чем его? – спросил я. – Финарем. Вон лежит.

– Князь, ты лбов этих опознаешь? – повернулся я к Галицыну.

– Лбы как лбы. Точнее, один – лоб. Второй – мелкий… Узнаю.

– Найдем мы их, – заверил с неубывающим оптимизмом Арнольд. – Дурак, – нагнулся он над трупом Тюти. – Лучше бы ты тогда от нас не бегал…

Совсем без проблем жить скучно. А когда их перебор – жить становится тяжко. Еще один труп по этому делу. Правда, у нас за него голова не должна болеть. Тютей должен заниматься убойный отдел да опера из отделения. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это убийство – звено в цепочке, которую мы тянем. Тянем-потянем, вытянуть не можем. Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота…

– А может быть, этот? – спросил Женя Рыжов – опер из убойного отдела, тыкая пальцем в очередную фотографию.

– Нет, – покачал головой Галицын.

Он сидел за столом и просматривал уже четвертый по счету альбом. Там были приятные, средней противности и просто отвратные морды представителей преступного мира нашего города. И Арнольд должен был высмотреть тех, кто выходил из подъезда дома на Конноармейской. Вообще опознавать мельком виденных людей по фотографиям – занятие малоперспективное. С недавнего времени начали создавать видеотеки преступных рож, но пока достаточно скудные.

– Этот похож, – сказал Арнольд, указывая на отъевшуюся ряху.

– Алексей Стахов, – кивнул Рыжов. – Провел год в сизо за наемное убийство. Освобожден за недоказанностью.

– Похож, но не он. Процедура продолжилась.

– И этот похож, – Арнольд ткнул в другую фотокарточку.

– Обвинялся в изнасиловании, – сказал Рыжов. – Освобожден за недоказанностью.

– Не он… А вот этот?

– Обвинялся в разбое. Освобожден за недоказанностью, – зачитывал данные Рыжов.

– Да что ж они все освобождены-то? – возмутился Галицын.

– Так дела расследуют. И так судят.

– И так подмазывают, – поддакнул я.

– А кому надо сажать бандита? – хмыкнул Рыжов. – Бандит – часть социально-экологической ниши. Как волк. Охраняется государством.

Ту «Ауди» мы установили. Она была зарегистрирована на вечно пьяного алкаша из пригорода. Он вообще не понимал, кто мы, что мы и о какой «Ауди» говорим. Получив от нас бутылку водки, он припомнил, что какой-то житель гор попросил оформить машину и доверенность. В нотариальной конторе установили, что машина по генеральной доверенности передана некоему жителю Ингушской Республики. Ох, эти доверенности. Одно время стало модным регистрировать иномарки на жителей районов, пострадавших от Чернобыля, – там для них дикие льготы. Потом подсчитали, что в одной такой радиоактивной деревне на старичков и старух приходится по пять-шесть иномарок, а на одну старуху был зарегистрирован спортивный «Мерседес» за две сотни тысяч долларов. Естественно, все машины эксплуатировались по доверенностям. Чудны дела в нашей стране.

– Он – не он, – покачал головой Галицын, разглядывая очередную морду. – Нет, не он…

Он пролистнул страницу и покачал головой:

– Тошнит от этих лиц.

– Прервемся, – кивнул Рыжов.

– Вот он, – вдруг неожиданно воскликнул Галицын.

Рожа, на которую он указал, еле влезала на карточку.

– Только волосы сейчас покороче, – сказал Князь.

– И как узнал? – спросил с сомнением Рыжов.

– Губа нижняя оттопырена. Глаза свинячьи… Точно, он.

– Долматов Евгений Павлович, – сказал Рыжов. – Срок за разбой. Обвинение в убийстве…

– Освобожден за недоказанностью, – поддакнул я.

– Угадал.

– Чего тут угадывать, – улыбнулся я. – Это система… Что на него есть?

– Долма. Старый мой знакомый, – сказал Рыжов. – Организовал налет на офис своего родного дяди. Сел. Потом работал на Армена…

– Армена грохнули.

– Во-во. Тогда война была Армена с татарами. Долма принимал участие в качестве мяса. Грохнул татарского бандита на стрелке. Отсидел в изоляторе. Дело развалилось.

– И чего сегодня делает?

– На кого-то опять «шестерит». Он по сути своей «шестерка». Сам ни на что не способен. Шкаф, одним словом.

– И чем ему Тютя помешал? – задумался Князь.

– Чем-то помешал… Ну что, поможешь нам его отрабатывать? – спросил Рыжов.

– А куда мы денемся, – произнес я.

Начали отрабатывать. За день перепахали информцентр УВД, банки данных, переговорили с руоповцами. Проехались по адресам Долмы. Его там не нашли.

Получалась интересная картина. Сейчас Долма был недреманным оком на дискотеке «Эльдорадо».

– Она под чьим крылышком? – спросил Рыжов.

– Малюты, – сказал я.

– Значит, Долма работает на Малюту.

– А вор в законе Малюта, по нашим данным, сейчас поставлен ворами на город заведовать наркотой. И чего получается? Что убрали Тютю по его заказу?

– Зачем? – спросил Рыжов.

– Малюта сейчас прибирает к рукам наркоторговцев или уничтожает конкурентов. Может, Тютя не отстегивал ему денег. Или работал на него, но недостаточно честно. Но Долма и сам мог с Тютей что-то не поделить… А мог халтурку на мокруху взять. Все могло быть. Версий можно настругать целый флот. Главное, по какой реке они поплывут.

– Будем брать Долму – так говаривал майор Пронин, – потер руки Галицын.

– Инспектор Лосев, – возразил Рыжов. – Где его искать? Бандиты на съемных хатах живут.

– Надо с людьми перетрещать, – сказал Галицын. – Где-то он должен появляться.

– Пап, – подошел ко мне мой драгоценный Вовка, когда я пораньше – всего часов в восемь вечера – добрался до дома. – А налкоманом холошо быть?

– Кем?

– Налкоманом.

– Очень плохо.

– А Мишка сказал, что холошо. Что он выластет и тозе будет налкоманом. Как его папка.

– Боже ты мой, – вздохнул я и взял мое чадо на руки. – Ладно, Мишка будет наркоманом, как его папка. А ты, как твой папа, будешь бороться с наркоманами. Идет?

– Идет.

Я протянул Вовке ладонь, и он хлопнул своей ладошкой по ней. Во новости. Уже в детском саду покоя нет. Вдруг волной пролился по телу страх. Я представил, как мой Вовка, когда подрастет, вгонит в вену адскую жидкость – раствор героина… Нет, не бывать этому! Никогда! Мой Вовка никогда не пойдет на это. Ну а у скольких вот таких сегодняшних малышей кто-то уже заранее перечеркнул будущее, скольким суждено закончить жизнь на игле? От этих мыслей рука тянулась к пистолету.

– Ты же мужчина, Вовка, – я притянул его голову к своей груди. – Ты будешь солдатом, как и твой отец, правда?

– Плавда. Только генелалом, – поправил он.

– Это ты молодец. Лучше, конечно, быть генералом… Я пока не «генелал», поэтому мой рабочий день начался с бумажной волокиты, вызовов к начальству. Потом приперся безумный майор из нашего штаба и начал требовать какие-то планы. Ну и, наконец, позвонил телефон и послышался голос агента Рока:

– Я за конфетами приеду. Карл Карлович мне обещал.

– Рок, что у тебя за язык?! – воскликнул я.

– Сейчас буду на работе.

Я повесил трубку и сказал:

– Агент Рок звонил. Сказал, что на работе будет.

– А где он работает? – не понял Галицын.

– Как где? Он говорит, что у нас.

– Ое-ей, – покачал головой Асеев. – Нахлебаемся мы с ним.

Сперва Рок, приходя к нам, открытым текстом требовал дозу. Учитывая, что в нашем кабинете время от времени какие-то доброжелатели – то ли чекисты, то ли наши нелюбимые братья из службы собственной безопасности – устанавливают микрофоны, за эти слова он пару раз получил от Арнольда по морде. И теперь начал именовать «чеки» конфетами.

В кабинете – сумасшедший дом.

– Что за бардак? Где бумага с перечнем запрещенных веществ? Здесь лежала! – орет Асеев.

– Нет, – разводит руками Арнольд.

– Ничего не найдешь.

– А ты забыл, с кем работаешь в отделе?

– С идиотами!

– Ну так что ты хочешь? – удовлетворенно кивает Арнольд.

Рок появился как штык. Щелкнул каблуками и заявил:

– Прибыл.

Он как-то незаметно стал деталью нашего интерьера, как тумбочка у двери. Без него даже становилось скучно. Ежедневно он выдавал что-то новое. И сегодняшний день исключением не стал. Рок, закинув ногу на ногу, уселся напротив неопохмелившегося Арнольда, внимательно оглядел его и вдруг осведомился:

– Арнольд, а ты сам не колешься?

– Ты совсем охренел, дефект ходячий?! – с готовностью порохом вспыхнул Арнольд.

– А чего особенного спросил? – обиделся Рок. – Чтобы бороться с чем-то, надо это знать.

– Ну а чтобы с убийствами бороться, надо кого-то грохнуть? – с угрозой осведомился Арнольд.

– Ну…

– Где работа, Рок? – завопил Арнольд. – Где?! Зря, что ли, тебе документ выдали?

– Я навожу справки.

– Где обещанное оружие?

– Где транснациональные связи наркомафии? – со смешком добавил Галицын.

– Я работаю в этом направлении.

– А где справка о сращивании наркокапиталов и банковских капиталов? – не отставал Арнольд.

– Я уже кое-что нащупал, – на полном серьезе ответил Рок, и Галицын в углу издал булькающий звук, давясь от смеха.

– Развеселились, – заворчал я. – Рок, ты на дискотеке «Эльдорадо» часто бываешь?

– Бываю иногда. Там наркоты – завались.

– Слышал о таком – Долме? – спросил я.

– Что-то слышал, – Рок задумался, потом, как компьютер, выдал:

– А он из бандитов, кто дискотеку прикрывает.

– И часто он там бывает?

– Два раза в неделю точно. Сегодня будет.

– Почему?

– Присматривает. И бабки они сегодня там подбивают. До утра он там будет.

– Он с барыг тамошних процент стрижет? – наседал я.

– Да.

– Сам получает?

– У него «шестерок» там полно. Он там старший.

– Большой человек?

– Большой, – кивнул Рок.

– Точно сегодня будет? – настаивал я.

– Да точно, точно… Дайте конфетку, а то горло сухое…

– Сладенького захотелось? – угрюмо спросил Арнольд.

– Ага.

– Вот тварь, – Арнольд полез на шкаф и выудил оттуда «чек». Сунул его в карман Року. – Последний. Дальше – только за работу.

Я вытащил из Рока все, что тот знает о дискотеке. То, что «Эльдорадо» – наркоманский притон, нам и без него известно. Раза три мы там устраивали большие шмоны и загружали обдолбавшимися наркотой несовершеннолетками омоновские автобусы. Теперь, похоже, пришло время разобраться с этим культурно-массовым объектом серьезно.

– Все? – спросил Рок.

– Пока да, – сказал я.

– Я сейчас приду, – он как-то боком вышел из кабинета.

– Отрываться пошел, – отметил Арнольд.

– Он три дня назад уборщицу напугал, – поведал Князь. – Она заходит в туалет убираться, а там на полу Рок сидит, глаза навыкате.

– Нашел место, – возмутился Асеев. – Вы его вообще распустили! Обнаглел, сволочь!

– Да, пора его на место ставить. – согласился я. – Чего с «Эльдорадо» делать будем?

– Если Долматов не лег на дно, то будет сегодня там. Значит, надо его брать, – сказал Асеев.

– Как предлагаешь? – спросил я.

– Возьмем Рыжова с его ребятами. Взвод ОМОНа на всякий случай. И тряхнем дискотеку по полной программе.

– Там же сориентироваться надо, – сказал Галицын. – Присмотреться. Опознать Долму этого.

– Верно, – кивнул я. – Так что на вечер у нас пляски.

– Нас там сразу распознают, – с досадой произнес Арнольд.

– Не распознают в полутьме, – отмахнулся я. – Надо только одеться помаскараднее.

– Тебе, Терентий, можно и не маскироваться, – гыкнул Арнольд. – Ты маленький, тебя не заметят.

– Да, белого слона они и не заметят, – согласился я.

Мою весомую фигуру на дискотеке не заметить будет трудно. Но и ребят одних в этот клоповник не отпустишь. Ничего, замаскируемся.

– Я на доклад к Романову, – сказал я.

Выслушав доклад о ситуации и наших планах на вечер, Романов, подумав, кивнул:

– Идет…

И отправился докладывать начальнику службы криминальной милиции Управления. Вскоре все утрясли – и с УМОНом, и с «убивцами» – операми из убойного отдела.

– По домам, – велел я, вернувшись от Романова. – Сбор в девять часов в кабинете. И приоденьтесь как-нибудь по-панковски. Там клиентов наших – полбиблиотеки.

– Не боись, братан, прикид будет в поряде, – сделал Арнольд пальцы веером.

– М-да, – сказал я, оглядев свое воинство. – Арнольд, в законченной тобой школе милиции твой вид не одобрили бы.

– По-моему, мне идет, – он разгладил на груди малиновый жилет, под которым ничего не было. Челка на его голове была обработана лаком и стояла наверх, как у панка. Да еще очки черные – так что на самого себя он был похож не слишком. В принципе избытком фантазии мы не блеснули. У всех – очки. Наколбасили с прической. У меня – кепка с пластмассовым козырьком, с Крита привез, где отдыхал в позапрошлом году.

У Галицына на груди висела толстая цепь.

– С унитаза? – Я провел по ней пальцем.

– Обижаешь. Помнишь, в прошлом году Шибзика с компанией брали, – сказал он.

– Ну.

– Их все.

В качестве трофея мы у Шибзика и его компании набрали несколько коробок амулетов, цепей и разного железа. Ребята были то ли панки, то ли сатанисты, то ли сектанты – они сами точно не знали.

– А мы не додумались поживиться, – сказал Арнольд.

– Там в шкафу есть еще, – кивнул на шкаф Галицын. Арнольд полез в шкаф и вытащил связку цепей и бляхи.

Он нацепил на руку цепь с шестиконечной звездой.

– Конгресс еврейских общин, – хмыкнул он.

Асеев пришел в белой рубашке. Правда, в тех же темных очках. – Тебе в таком виде только в тачке ждать, – сказал я ему – На подхвате. – Дискотеки, – Асеев поморщился, – ненавижу.

– Чего так? – заинтересовался Галицын.

– Часть культуры создана, чтобы человек рванулся ввысь, – назидательно занудил Асеев – штатный философ нашего отдела. – А часть – чтобы впал в тяжелый кайф, уде ел в иные пространства, но не вверх, а вниз. В преисподнюю. На дискотеках выдалбливают мозги, чтобы осталась скорлупа черепушки. Что, не так?

– Ну ты суров, – покачал головой Галицын. В дверь постучали. Вошел Рыжов с еще одним опером и капитаном из областного ОМОНа – эдаким колобком вширь больше, чем ввысь, с кувалдометром, соизмеримым с моим.

– Капитан Владимов, – козырнул омоновец. – Ну чего, кому сегодня наваляем?

– Наркоманам из дискотеки «Эльдорадо», – сказал я.

– Это по нам, – кивнул капитан. – Оформим по первому разряду.

Он провел пальцем по наручникам, висящим на поясе.

– Итак, дислокация, – я развернул ватманский лист на столе.

Началась подготовительная работа. Мы утрясали, кто где стоит, кто как действует, позывные рации, действия при обострении ситуации.

– Народу там полно, – сказал я. – Надо действовать аккуратнее. Все может в массовые беспорядки вылиться.

– В беспорядки, – кровожадно улыбнулся омоновец. – Не выльется, – пообещал он, постучав дубинкой по полу.

– А если нет там Долмы? – спросил Рыжов. – Снимаемся?

– Чтобы зря вечер не пропал, тряханем барыг, а затем и посетителей, – заявил я. – Там половина на экстэзи и героине сидит.

– Це дело, – еще шире улыбнулся капитан-омоновец.

Потом мы устроили знакомство с омоновцами. «Бульдогов» обязали очень внимательно посмотреть на каждого из Нашей группы, ибо под горячую омоновскую дубинку попасться да еще в таком прикиде – нечего делать.

К десяти вечера мы были на месте. Омоновский фургон выставился далече, дабы не мозолить глаза. Асеев устроился в «Жигулях» напротив кинотеатра вместе с опером-убойщиком. А мы двинули внутрь.

– Ох, узнают тебя, – покачал головой Арнольд. Я нацепил круглые черные очки – тоже боевой трофей, такие когда-то носил Паниковский и люди со слабым зрением, а теперь они считаются писком моды, поглубже надвинул козырек.

– Ну что, похож я на тучку? – процитировал я Винни-Пуха.

– Все равно ты похож на медведя, который летит на воздушном шаре, – махнул рукой Галицын.

– А, прорвемся, – сказал Арнольд.

На дверях стояли амбалы в черной форме частной охраны. Перед входом была давка. Ночная дискотека только открылась. В нее ломился в основном молодняк – шестнадцать-восемнадцать лет. Двадцатитрехлетний Галицын смотрелся тут дедушкой, ну а я, по этим меркам, вообще должен был писать мемуары о жизни России при царском режиме… Ничего, не я один такой. Тут еще было несколько волосатых, легкомысленно одетых людей, из тех, кому даже не за тридцать, а уже за сорок. Чего человека в таком возрасте может потянуть в этот гадюшник – для меня загадка.

Некоторые посетители одеты были странно, некоторые – вполне прилично. Мальчики-одуванчики, прыщавые пэтэушницы, откормленные «быки», шпана с синими от татуировок руками – весь срез молодежной среды.

Музыка уже гремела вовсю. Просторное фойе кинотеатра вмещало достаточно народу, места было немного. Упаковка здесь была плотная – обязательно наступишь кому-нибудь на ногу. Тут же работал бар со спиртными напитками. А в сортире в подвале шел торг кое-чем покрепче.

Дискотека была как дискотека. Пот на лицах, извивающиеся в мигающих прожекторах разноцветные фигуры – общий шаманский ритм. Общий порыв. Плясали, как грешники в аду на сковородках.

Музыка была качественная. Возникало ощущение, что бьют не по барабану, а барабаном бьют тебя.

Динамики ревели, визжали. Стены вибрировали. Публика дергалась, улюлюкала. Мальчики знакомились с девочками. Познакомились, угостили друг друга таблетками или травкой, трахнулись, разбежались. На то и дискотека. Легкость, темп, ритм. Все остальное – скукота и паутина. Здесь все молоды, подвижны, легки. Здесь – жизнь. Здесь – общий порыв.

– А! – завизжала девица от избытка чувств и начала выделывать круги на полу.

– У-я, – завизжал ее приятель, пристроившись рядом. Все шло привычным путем. Напляшутся. Обдолбятся наркотой. Кому-нибудь начистят морду. У кого-нибудь вывернут карманы. Но без лишнего шума. На случай скандала есть «быки», которые разведут ситуацию. Хозяевам лучше, чтобы все было здесь чин-чинарем.

Дискотека – царство синтетического наркотика экстэзи. Много рок-подлецов заявляло в интервью, что экстэзи – это нормально, экстэзи – это хорошо, это даже и не наркотик. А что им еще сказать, когда их бизнес тесно завязан на экстэзи? Рэйв-музыка вообще была специально под экстази создана. Хард-рок-мегатранс – все под него.

– Только идиот может на дискотеке, да еще с металликом, всю ночь продергаться. Там делать нечего без таблеток, – как-то признался мне один из наркошей.

Ритм барабана на дискотеке подстроен под бешеный ритм сердца, подстегнутого экстэзи. Двести сорок ударов в минуту – так барабанит сердце на дискотеке. Тогда возникает кайф.

На экстэзи физиологическая зависимость практически не развивается. Но этот наркотик оказывает огромное воздействие на психику. Галики появляются. Развязывается язык. Сексуальное вожделение через край плещет. И появляется искренняя любовь ко всему миру и всем людям. Резвое недержание. И эмоции текут – как сывороткой правды накололи. Истощается нервная система. Происходит обезвоживание организма, притом такое, что иногда приводит к гибели. Но главное – хочется кайфа покруче. А тут рукой подать до шприца с героином.

– Ну как? – воскликнул Галицын, начавший дергаться в такт музыке.

– Шабаш на Лысой горе! – прокричал я.

– Конфликт поколений. Ты начинаешь зудеть, как дядя Ася.

– Много говоришь. Работай, – притянул я его к себе. – По сторонам гляди.

Минут через сорок я уже сам был готов обдолбаться экстэзи или героином, лишь бы не слышать этого рева, стука, лязга и не видеть потные рожи и тела вокруг.

– Еще полчаса, – сказал я. – Если Долмы не будет, обшмонаем все и закруглимся.

– Подождем. Должен появиться, – заверил меня Арнольд.

Я посмотрел в сторону дверей. Вот и дождались. На дискотеку начала стекаться братва. Та, что прикрывает заведение. Будто с картинок сошли или из «нового русского» кино – один в спорткостюме, со златой цепью. Другой – бритозатылочный, накачанный барбос, мышцы распирают желтую майку. Еще пара таких же. С ними сутенерского вида тип в строгом костюме – это правая рука директора этого заведения, нас знает отлично.

– Хозяева. Владения Малютины осматривают, – приблизился ко мне Голицын.

– Долма? – спросил я.

– Нет его.

«Быки» устроились в сторонке. Им угодливо поднесли орешков, колы и пива. Ничего крепче. Пить, колоться и глотать экстэзи им на работе нельзя. Да и вообще нельзя. Малюта – сам не прочь косяк забить, но среди своих людей алкашей и наркоманов не терпит.

– Вон еще один, – сказал Князь.

К бандитам подскочил татуированный доходяга. Начал что-то объяснять, горячо размахивая руками. Это все их деда. Это не наши дела.

– Вон, – дернул меня за руку Галицын. – Он!

Долма – типичный представитель своего племени. Задница и морда примерно равновеликие – то есть увесистые. Глаза – свинячьи. И не только глаза. Выглядит, как свинья. Передвигается, как свинья. В общем – свинья и есть. Только в костюме и галстуке.

Я сунул руку за пазуху и нажал один раз на клавишу рации. Прошел звуковой сигнал: «Клиент здесь, начинаем задержание».

Пару минут на то, чтобы омоновцам подтянуться поближе и заблокировать все выходы.

Пистолет в поясной сумке – его сразу не выдернешь. Ну да ладно. Обойдемся. Не вытаскивать же его сейчас.

Арнольд сунул руку в карман, где у него была «черемуха».

Долма, сунув руки в карманы брюк, важно направился куда-то вдоль стен. Тут мы к нему и подвалили.

– Милиция, – воскликнул я, перекрикивая шум музыки. – Сейчас пойдешь с нами. Тихо. Не дергаясь.

Долма выпучил глаза. И рванулся напролом – то есть на Арнольда.

Прошел бы бандит его, как нож масло. Но я придал Долме ускорение. Подставил ногу. Здоровяк дернулся, споткнулся, удержался на ногах, только согнувшись. Тут я ему засветил ногой в солнечное сплетение. А потом кулаком с размаху по физиономии.

Весил он килограмм сто. Всеми этими стами килограммами он и шарахнулся оземь. Арнольд, которому Долма проехался по ребрам, в обиде с размаху вдарил ему ногой по почкам, навалился на спину коленом. Мы завели руки за спину. Щелк – наручники.

Тут братаны поняли, что ихних бьют. И кинулись на выручку.

И началось. У одного в руке была резиновая дубинка. Успел увернуться и встретил ее обладателя прямым удароом в пятак. Потом добил в челюсть, и он улегся надолго.

Князю врезали по лицу, и он улетел куда-то. Арнольд подпрыгнул и врезал каблуком в спину очередному «быку», отчего тот взревел.

– Стоять, милиция! – крикнул я, добивая коленом в брюхо «быка».

Откуда-то высыпали еще человека четыре – шантрапа помойная.

– Бей сук! – послышался вопль.

Я увернулся от полетевшей в меня бутылки пива. Толпа с диким воплем и визгом отхлынула, когда Арнольд опустошил в нее часть баллончика «черемухи».

И все это под какой-то забойный хит какой-то эстрадной крысы.

– Бей козлов! – снова заорал татуированный живчик.

Тут я его и достал прямым ударом. Зубы нынче дороги. А ему вставлять нужно будет не меньше трех. Он заглох надолго.

На периферии пляска продолжалась, будто ничего не происходило.

Тут и влетели омоновцы. И началась ночь потехи – маски-шоу.

– Кого? – подлетел ко мне капитан-омоновец.

Мне оставалось только указывать пальцем, и дубинки гуляли по ребрам. Теперь уже мало кто сопротивлялся. Наконец диск-жокей додумался вырубить музыку.

– Милиция, – крикнул Галицын, взяв микрофон. – Всем оставаться на своих местах.

– Позаботьтесь, – сказал я, ударив по ребрам распростертого Долму. – Он шустрый.

– Сейчас, – омоновец с треском врезал дубинкой, и Долма заорал раненым вымирающим мамонтом. Пробрало убивца недосаженного до печенок – в буквальном смысле.

Я бросился на нижний ярус. Там была курилка – просторное помещение с креслами, оттуда вели двери в сортиры. В зарослях за пальмами в кадках валялись и пыхтели, не обращая внимания на происходящее, двое сладострастцев.

– Шабаш, голубки, оргазм пришел! – Омоновец с чмоканьем влепил дубинкой по наполовину оголенной заднице и услышал ответный вскрик.

Теперь – сортир. Наркоманский загон.

Там уже были Асеев с омоновцем. На полу валялся негритос и часто дышал. У стен стояли двое полностью обдолбанных пацанов. Еще один пускал пузыри, сидя на полу в нечистотах, – встать он не мог, на его лице было нарисовано счастье.

– Сука, несколько пакетов сбросил, – Асеев плюнул на негритоса, а омоновец дал черному другу человека дубинкой по шее.

– А это кто? – спросил я, глядя на еще одного, обнявшего унитаз.

– Ему нравится, – сказал омоновец.

Пацан всхрипнул. Рядом с ним валялся шприц.

– Сильно улетел, – сказал омоновец, примерившись врезать ему ботинком.

– Стой! – прикрикнул я. – Вот черт! «Скорую»! Асеев взял парня за длинные волосы, оторвал от унитаза.

Посмотрел в стекленеющие глаза, на наливающееся синью лицо.

– Героин порченый, – сказал я.

– Он самый, – кивнул Асеев.

Ночь. Тусклая лампа светит. А ты стоишь и видишь перед собой оскаленные рожи, у которых одно желание – тебя растерзать… Да, так и было.

После строительного института один год я отслужил в стройбате сержантом, потом закончил офицерские курсы. Помню солдатские свои времена. Нас в роте было трое русских, остальные – дети степей и гор, притом многие с уголовным прошлым. Естественно, трое русаков подлежали опусканию, издевательствам. Не тут-то было. Так уж получилось, что мои земляки по габаритам ненамного мне уступали и привыкли в деревне своей работать и руками, и курками. Спуску мы не давали. Воспоминания, как мы с табуретками на изготовку, спина к спине стоим против полусотни жаждущих крови варваров – они и сейчас не выцвели в памяти. И не было случая, чтобы мы не отбились. Да и офицером когда дослуживал – в роте одни урки да чеченцы были. Для них мои офицерские погоны мало что значили. А что я любого могу кулаком на полчаса угомонить – это много значило. Так что ночная дискотечная забава в «Эльдорадо» с такой жизненной школой – для меня просто разминка. Ребятам, правда, пришлось похуже…