Текст книги "Ответный удар"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Центральное разведывательное управление – это квинтэссенция, суть самой Америки, – с неожиданным воодушевлением произнес Ривкин. – Остальное – Билль о правах, высокое назначение демократии – большей чуши мне слышать не приходилось.

– Не думаю, что американский народ был бы счастлив услышать подобные откровения.

– Что такое американский народ? Один из самых дерьмовых и невежественных народов в мире. Ей-Богу, гораздо приятнее иметь дело с немцами и на худой конец – с русскими. Но так уж получилось, что именно американцы – часть той цивилизации, которой суждено переустроить мир по наиболее совершенному образцу. Америка – это не народ. Не политики. И даже не суперкорпорации. Это нечто большее, чем каждое из составляющих. Это сила. Это – мистическое явление. Остальное – для дураков.

– Америка – это ЦРУ, – усмехнулся Уайт.

– В какой-то мере – да. Во всяком случае в нашем ведомстве цели и средства выражены четко, без сопливого либерализма. И мы готовы ради их достижения расплачиваться кровью. И убивать. Это война.

– Ох, Ривкин, чем-то напоминает мне это гитлеровские труды.

– Именно. Гитлер слишком многое перенял у США. Почитайте его вечерком – идеи о концлагерях и этническом терроре он во многом почерпнул из истории нашей войны с индейцами…

– Вы философ.

– Нет. Я прагматик. Я не верю в сладкоголосую чушь о том, что Америка несет миру мир. Америка несет миру только себя – свои ценности. Она расширяется. Она не может жить иначе, чем расширяться. И нам от этого не уйти. Идиоты сенаторы создают комиссии по деятельности ЦРУ. Это все равно, что создавать комиссии против самой Америки. Они рубят сук, на котором все так уютно расселись. Они – дураки, Уайт, и вам это известно не хуже, чем мне.

– Известно, – кивнул Уайт. Он неожиданно почувствовал себя пожилым, усталым человеком. И ему так захотелось бросить все к чертовой матери. Но он не мог. Самое ужасное, что Ривкин кругом прав. И возразить ему нечего. Остается только работать…

Скромные «Жигули» шестой модели притормозили рядом с Муссой, терпеливо ждавшим около метро «Сухаревская». Он успел уже полюбоваться на все эротические газеты, имевшиеся в продаже на лотках.

Громила за рулем распахнул дверцу.

– Сколько часов накапало? – осведомился он.

– Часы в столе оставил, – пожал плечами Мусса.

– Садись.

"Жигули» сорвались с места. Муссу раздражали все эти игры в пароли-отзывы. Конспираторы, шайтан их забери. А на встречу на десять минут опаздывают.

– Контролировали возможность наблюдения, – будто угадав мысли горца, произнес громила. – Покрутимся еще немного.

Минут десять они болтались по переулкам.

– Второй, ответь, – донеслось из рации, лежавшей между передними сиденьями.

– Второй слушает, – произнес громила.

– Все в порядке.

– Понял.

Машина свернула в тихий тенистый переулок. С лавки поднялся Атлет. Он распахнул дверь и уселся рядом с Муссой.

– Что, не нравится? – осведомился он. – Из-за неосторожности год назад я потерял двоих людей. С тех пор проверяюсь.

– Слишком много врагов у тебя, Атлет, – улыбнулся Мусса.

– Куда больше, чем ты можешь себе представить… Ладно, к Делу. Оружием мы затоварились процентов на семьдесят. Один грузовик и документы я добыл. Где деньги, Мусса?

– Вот. Переведены на счет, – он протянул Валееву бумажку, где был написан номер, куда перевели миллион долларов.

– Ох, счастье не в деньгах, а в их количестве, – покачал головой Валеев. – Если что не так – сам понимаешь, договор расторгнут.

– Все в порядке. Фирма ручается.

– Как у вас, детей гор, все получается?

– Люди гор крепки дружбой. У них много хороших друзей.

– Понятно… Как с твоими людьми? Перед акцией я должен познакомиться с ними, провести тщательный инструктаж, посмотреть, кто и что из себя представляет.

– Вот тут-то и загвоздка. Один из моих аскеров пропал

– Кто?

– Мой минер. Хороший минер. Вышел на связь, сообщил, что прибыл в Москву. А потом пропустил все плановые контакты.

– Это-то плевать – у меня минеры не хуже.

– Я потерял своего человека. В Москве.

– Ну да. Потерял бы в горах, было бы легче… Плохо, когда перед акцией пропадают люди. Если его взяли… Что за человек? По какому паспорту прибыл? Внешность?

Узнав от Муссы интересующие его подробности, Валеев кивнул:

– Хорошо. Попытаюсь что-то узнать…

Следующая встреча Валеева и Муссы произошла с теми же предосторожностями. Они сидели на лавке в Сокольниках. Валеев протянул пакет с фотографиями.

– Полюбуйся. Не твой?

Мусса открыл пакет и извлек черно-белые фотографии. В окровавленном трупе он без труда признал Юсупа.

– Что это такое?

– У ресторана «Вечерок» сцепился с какой-то шпаной, решил показать класс, его и забили ногами. Можешь сходить к нему на свидание во второй морг…

Мусса выругался по-чеченски.

– И много среди твоих «серых волков» любителей кабацких драк? – лениво осведомился Валеев.

– Мало… Это мой человек. Я хочу знать, кто его убил.

– Вряд ли это удастся. Милиция потыкается несколько дней, а потом положит дело на верхнюю полку. У них таких дел – вагон. Да и никто из-за земляка твоего напрягаться не будет. Не любят вас.

– Псы… Милиция не найдет – найдешь ты. Я хочу отрезать головы тех псов, которые подняли руку…

– Мне отложить задание и заняться этим? – в голосе Валеева проскользнула откровенная насмешка, и Мусса злобно зыркнул на него, будто пытаясь проколоть насквозь глазами.

– Нет, сначала дело. Потом найдешь.

– Потом и увидим. Надо бы еще живыми остаться.

– Останемся, – Мусса улыбнулся, обнажив ровные фарфоровые зубы, которые никак не делали эту улыбку менее зловещей. – Не отлили еще для меня пулю, Атлет.

– Будем надеяться…

Виктор Жаров и Роман Демьяненко сидели на балкончике, откуда просматривался весь ресторанный зал. Посетителей было немного – всего человек десять, чего не скажешь об официантах. Неестественно стремительные, ловкие и расторопные, в белоснежных одеждах они смотрелись какими-то привидениями или пришельцами из иного странного мира. Этот ресторан – не просто заведение, где тебя покормят. Он работал как дорогие, хорошо отлаженные швейцарские часы. Здесь все посвящено одному – удовлетворению желаний самых взыскательных клиентов. Самых богатых людей Москвы.

Жаров никогда не посещал подобных заведений. Его месячной зарплаты хватило бы здесь на пару чашек кофе, не говоря уж о том, что без соответствующих рекомендаций сюда и на порог не пустят.

Роман был одет в строгий, очень дорогой костюм – в похожем появлялся недавно перед телезрителями лидер либерал-демократов, а он толк в одежде знает. У Романа были пышные, красивые волосы, но в них предательски прокралась седина, осыпала их легким первым снегом. Ни на преступного авторитета, ни на бывшего офицера Роман не походил. А походил он на отпрыска английского аристократического рода. И кличку ему дали в преступном мире Дипломат – в основном благодаря внешности, поскольку методы решения им своих проблем дипломатическими не назовешь.

– Хорошо живешь, – Жаров с удовольствием уминал кусок изумительно приготовленного мяса.

– Да, это тебе не чеченская баланда, – невесело произнес Роман. У него аппетита не было.

Он отхлебнул сухого вина, задумчиво посмотрел вокруг.

– Я здесь бываю нечасто. Но все знают – это место мое. Обожаю этот балкон. – Он поставил бокал на стол. – А знаешь почему?

– Почему?

– Отличная огневая точка. Я представляю, как беру автомат и поливаю зал. Как эти боровы и их длинноногие шлюхи плюхаются мордами в жюльены и в торты. А вместо крови из них хлещет расплавленное золото и черная слизь.

– Чем тебе не потрафили эти ребята?

– Это не ребята, Коля. Это новорусская элита. Сюда абы кого не пустят. Это собрание разномастной нечисти. Нетопыри и вампиры, людоеды и оборотни. Посмотри на них, полюбуйся!

Роман махнул рукой в сторону зала.

– Глянь. Они прекрасно одеты. У них румянец на щеках. Они довольны собой. Они сентиментальны, сердобольны. Они любят себя и человечество. Посмотри, с каким аппетитом они жрут и пьют. И тебе ничего не слышится в их чавканье, в бульканье, в отрыжках?

– Вроде нет, – пожал плечами Жаров, раздумывая, действительно ли сбрендил Роман или просто ерничает в своей привычной манере.

– А ты присмотрись. Вон, заказчик получил салат – сотни полторы баксов. Ты думаешь, на его острых зубах хрустят салатные листья? Это хрустят денежки, выколоченные из людей на финансовых пирамидах… А вон, боров раззявил рот на бутерброд с черной икрой. Тебе не видится в черноте этой икры бьющая из земли нефть, осевшая многими нулями в европейском банке?.. А вон, видишь, льется красное вино, запачкали белоснежную скатерть? Это кровь тысяч людей, выброшенных из их квартир, отравленных, закопанных, изувеченных… А запах дорогих сигарет? Разве он не отдает марихуаной, а сахар, который серебряной ложечкой размешивается в чашке, – это ли не героин?.. Вон, отбивная – это часть проданного завода, в цехах которого устроили хранилище финской колбасы. Тот разлапистый омар – разворованные сельхозкредиты. Коньяк – три тысячи баксов бутылка – это прокрученные много раз зарплаты таких, как ты, майор.

– Ах ты, классификатор научный. Что, взгляд со стороны? Ты, как Чацкий, вернувшийся из-за границы. Будто сам не варишься в этом дерьме.

– Варюсь. А в чем мне еще вариться? Политики плюнули мне в морду, простив орды бандитов и террористов, вылизывая им зады и кой-чего еще с неистовством вокзальных шлюх. Народ мой меня продал. Никто не сказал спасибо солдату, который воевал, чтобы всякая нечисть не ходила по земле. Это не народ, майор. То, что происходит в моей стране, – отдает запахом преисподней. Люди потеряли ответственность. Ответственность за себя, за свою страну, за будущее. Они не думают о завтрашнем дне. Для них нет будущего. Они не видят себя в нем. У одних желание выжить. У других – хапнуть. И избирают таких правителей, которые их же грабят, добивают государство, промышленность, армию, флот – и всех это устраивает! Конец нашей стране, Николай. Сушите весла. Ее теперь ничто из могилы не поднимет.

– Тебе пора выдвигаться в Госдуму, а не какой-то шайкой руководить, Рома.

– Шайкой лучше. Я знаю, что могу давить этих клопов. И когда-то я нажму на спусковой крючок.

– Брось, Роман. Ты уже привык. Ты перестаешь быть воином. Ты становишься частью их ПРЕИСПОДНЕЙ.

– А вот тут ты ошибаешься, майор. Очень ошибаешься.

Роман вздохнул.

– Ладно, лирику побоку. У тебя ведь ко мне дело.

– Есть небольшое, – согласился Жаров. – Ты не задумывался, что происходит в стране в последнее время?

– Задумывался. Вывод напрашивается сам собой – нас решили добить. По всем направлениям.

– Одно из них – террор.

– Горцы понимают язык силы. Любые переговоры и предложения дружить – для них проявление слабости. Улыбаясь, они с готовностью всадят нож в того, кто повернулся к ним спиной. Вот этот нож они сейчас и всаживают… Скажу больше, всаживают, не забывая делить бабки с московскими массовиками-затейниками.

– У тебя есть информация?

– У меня много что есть, – Роман внимательно посмотрел на Жарова. – А тебе как, из любопытства или для дела?

– Для дела, Роман. Для справедливого дела.

– С благословения московских шишек чеченцы в ближайшее время прорубают еще несколько окошек по наркотранзиту. Будут использовать аэропорт Ханкалу, самолеты российских авиакомпаний. Намерены сбросить героин в Европу как минимум на зеленый арбуз.

– Миллиард долларов?

– Да. И им дается еще добро на махинации с нефтью. Вот только почему?

– Почему? Только ли от того, что все куплено?

– Может быть, это не только мародерский дележ награбленного имущества из горящего дома? – Роман сжал в кулаке вилку, будто хотел ее согнуть. – А не расплачиваются ли с ними?

– За что?

– За что-то.

– В том числе и за террор? – Жаров напряженно глядел на Демьяненко.

– Все знают, что террор не существует просто так. Он – один из инструментов политики, служит для достижения каких-либо целей. А цель у нетопырей одна – добить больное государство Российское, а наследство растащить.

– Что у вас с чеченцами?

– Вооруженное противостояние с редкими боевыми действиями. Была идея – смести их одним ударом. Устроить им тут Чечню девяносто шесть. Сил не хватает.

– Нам надо хоть немного сбить волну, – вздохнул Жаров. – Помоги информацией.

– Ладно. Чем могу – помогу. Давай, – Роман поднял бокал. – Чтоб сдохли наши враги и жили друзья.

Жаров поднял свой бокал и со звоном чокнулся.

– Они стреляли. Из пулемета по мирным людям! – надрывался бандит в папахе.

– Это не защитники! Это убийцы! – подвывала ему закутанная в платки женщина с перекошенным ненавистью лицом.

Сутки назад солдаты внутренних войск, несшие службу на границе со «Свободной Ичкерией», открыли огонь по боевикам, внаглую попершим на них. И уже сутки шумел без умолку теле – и радиоэфир. Почему армия стреляет в мирных людей? Кто дал такой приказ? Кому отвечать? И вообще, инцидент осложнит мирный переговорный процесс на Кавказе.

– Вновь заявили о себе «социал-дворники». Они взяли на себя взрыв автомобиля, оставленного около отдела внутренних дел в Красноярске, когда было ранено трое сотрудников МВД.

– За допущенные нарушения начальник Федеральной службы безопасности генерал Пантелеев отстранен от должности. Источник в администрации Президента утверждает, что причиной опалы является сфальсифицированное дело в отношении заместителя министра экономики, который сегодня же был решением Генерального прокурора освобожден из-под стражи.

Телеведущий излагал эти новости с озабоченной миной человека, у готорого гвоздь в седалище.

– Так, пункт восемнадцать и двадцать, – удовлетворенно произнес Голубев, отчерчивая строчки в тексте.

Алексеев с содроганием смотрел на эту ручку. Как жезл оракула – она отмечает поступь предсказанных событий. И от этого становилось не по себе.

– Опять гибнут люди, – покачал головой Алексеев.

– Гибнут, – кивнул Голубев. – Но это все мелочи по сравнению с основным этапом. И если мы здесь ошибаемся – это будет по-настоящему плохо.

Затренькал на столе прямой телефон с генералом Залыгиным.

– Николай Сергеевич, генерал ждет вас с Голубевым, – произнес голос адъютанта.

– Во сколько?

– Немедленно.

– Есть, – Алексеев повесил трубку. – Пошли, Семен Владиславович, голова кличет.

Они пешком поднялись на два этажа, не уставая показывать пропуска солдатам из бригады охраны, перекрывавшим коридоры. Отстукали шифр на цифровом замке и проникли в коридор, где обитал Залыгин и его помощники.

– Товарищ генерал, к вам Алексеев и Голубев, – произнес адъютант в селектор и кивнул:

– Заходите.

Залыгин пригласил их сесть. Потом протянул Алексееву донесение. Тот прочитал его и дал Голубеву. Пробежав текст глазами, Голубев хлопнул по столу ладонью:

– Вот она, ключевая фигура!

– Похоже на то, – согласился генерал.

Во время визита в Брюссель первый вице-премьер правительства России Александр Чумаченко встречался с неким Мартином Старком, который являлся одним из координаторов «Местного контроля».

– За инструкциями летал, воробышек-то наш, реформатор-стахановец, ударник-терминатор, – покачал головой Алексеев.

– Это еще подтвердить надо, – произнес Залыгин.

– Будет подтверждение. Скоро, – сказал Голубев.

– Итак, предположительно дата акции – двадцатое июля, – сказал генерал.

– Это уже точно, – согласился Алексеев.

– День рождения Президента, – произнес задумчиво Голубев. – Ожидается большой фуршет. Если здоровье главного позволит.

– Позволит, – хмуро сказал генерал. – Он обязан быть там.

– Чтобы показать – царь здоров, – поддакнул Голубев. – Царь еще ого-го.

– Поменьше иронии, – отрезал генерал.

– Есть.

– Нам пора начинать отрабатывать второе главное направление «Местного контроля», – сказал Алексеев.

– Пора. Тут нам ФСБ поможет.

– После того как их шефа выкинули, – насмешливо произнес Голубев.

– Просчитались, – заметил генерал. – Сегодня Президент отказался подписать указ о назначении на должность начальника ФСБ Мартемьянова. А значит, до контроля над этой конторой им ох как далеко. И у нас еще есть шанс поработать вместе… Все, товарищи офицеры, не смею вас задерживать. О малейшем изменении в ситуации и о предпринимаемых мерах докладывать мне немедленно.

– Есть, – кивнул Алексеев и встал.

Прошел дождь, повеяло холодом, и Жаров накинул на себя легкую ветровку. Она хорошо скрывала небольшую рацию.

До контрольного времени оставалось несколько минут. На ВДНХ было, как всегда, многолюдно. Здесь царила лихорадочная суета. Выставка превратилась в полигон для людей выбирающих. Кто-то выбирал себе пиджак за пятьсот баксов, кто-то новую мебель, кто-то пытался понять, какой же телевизор лучше – «Шиваки» или «Голдстар». И это в стране, где вскоре, не исключено, отключат электричество и тепло, люди были заняты выбором комбайнов и видеомагнитофонов, модельных туфель и автомашин.

Жаров скомкал бумажку от ванильного мороженого, бросил в урну, зашел в павильон «Космос», перед которым еще гордо возвышалась ракета – такая же вывела на орбиту первый пилотируемый корабль Земли. Сегодня она смотрелась занозой, раздражающей деталью на фоне всеобщего выбора утюгов и кофемолок.

В павильоне «Космос» было гулко и неуютно.

В детстве Жаров мечтал о космосе. Попала ему в руки давным-давно книга «Дороги в космос». Он с восторгом рассматривал фотографии космических кораблей и рисунки будущих межпланетных лайнеров, пейзажи иных планет. Эта любовь так и осталась с детства. Еще долго на душе теплело и накатывала сладкая грусть, когда он думал о взмывающих в небо ракетах, о чужих мирах. Может, он и посвятил бы себя этой стезе, но в старших классах понял, что не создан для точных наук, и на экзаменах нахватал трояков по физике и химии. Сорви голова, отличный спортсмен, заводила всяких школьных авантюр, редкий посетитель детских комнат милиции (иногда попадал в разные истории, поскольку привык защищать слабых, и поэтому имел постоянные стычки со шпаной, а ее в окрестностях хватало), он отправился поступать в Киевское училище спецназа. И начались дороги войны. Но мечта осталась до сих пор. А вот Витька Ракитин поступил в Бауманку на космический факультет, много лет не вылезал с Байконура, работал по беспилотным программам.

В одиннадцатилетнем возрасте Жаров впервые очутился в павильоне «Космос» на ВДНХ. Раскрыв рот, он смотрел на спутники и космические станции, на луноход и дальние межпланетные аппараты, братья которых побывали на Марсе, Венере. Не мог оторвать глаз от «Востока» – такой же вывел на орбиту Гагарина – кумира мальчишек в школе, где учился Жаров и где увлечение космосом было естественным для всех пацанов. Уже став взрослым человеком, Жаров все равно любил сюда захаживать. Здесь он ощущал чистоту человеческих стремлений, видел прорыв человечества к новым вершинам, мужество настоящих людей, которые скидывали тяготение и вырывались в холодные бесконечные просторы. Здесь не было грязи, не было выстрелов, моджахедов, ночных забросок и необходимости с оружием в руках защищать интересы страны. И Жаров завидовал тем, кто посвятил себя такому делу, хотя понимал, что профессия защитника важна и почетна.

Сегодня у Жарова было гадливое чувство. Будто в очередной раз наплевали в душу. В Музее космонавтики, где раньше стояли ракеты и спутники, сейчас сверкали полировкой импортные автомашины. Торгаши услужливо смотрели в глаза возможным клиентам. Мальчишки бережно протирали стекла. Важно прогуливались хозяева с кавказскими гордыми профилями. Все правильно, так и надо. Такие времена, такие вкусы. Вместо орбитального «Салюта» – «бээмвуха». Вместо «Бурана» – «Линкольн» с ценником «90 000 долларов США». Вместо фотографий Гагарина и Титова – абрекская алчная физиономия нового хозяина жизни, хозяина бывшего космического музея, властелина душевных порывов оскотиневшегося обывателя. Немногие оставшиеся экспонаты, бесцеремонно сваленные в углу смотрелись жалко и беспомощно. Что-то сиротливое было в них. Кому нужен космос, когда люди зарылись в помоях и довольно, жадно чавкают, не в силах поднять голову и посмотреть наверх? Кому нужны новые горизонты, когда самое время копаться в промышленных отходах со всего мира и вытирать лобовые стекла «бээмвух»? Жаров вздохнул. Что ж, выбранная большей частью русского народа участь – протирать стекла «бээмвух», а не запускать в космос корабли и не глядеть со сжимающимся сердцем на уходящую в небо огненную стрелу.

Своего одноклассника, космического инженера Витьку Ракитина, Жаров встретил в прошлом году в переходе около метро «Таганская». Он торговал женскими колготками и увлеченно обсуждал цены на них на разных базах с пожилым мужчиной, как выяснилось, доктором биологических наук. Самое интересное, Ракитин жизнью был вполне доволен.

– А что, старик, зарабатываю неплохо. Деньги капают. Мне нравится торговать. На людях. Общение. Торг. А этот Байконур осточертел. Холод, жара, запуски, драли в три шкуры… Ни о чем не жалею. Тем более денег в институте полгода не платили. Ну его на хрен, этот космос.

Жаров остановился у джипа, рядом прошелся кавказец, видимо, не усмотрел в майоре потенциального клиента и удалился, презрительно поджав губы.

Небольшой наушник, вставленный в ухо, прошипел:

– Объект Один появился. Перед лестницей в главный выставочный центр.

Засекли. Жаров встряхнулся и направился к выходу.

В газетном киоске у павильона «Космос» он купил газету.

Вон – объект, под ракетой. Светло-серый пиджак, черные брюки – на фуршет что ли вырядился? Кто так одевается на подобные встречи? Уселся на лавку. Портфель поставил справа от себя.

Жаров просмотрел «Комсомолку». Опять очередные разоблачения. Интервью с «серым волком» – пространное, нахальное, хвастливое. Расписано, как «волки» хорошо дрались и насколько беспомощны были российские солдаты. И все до последней строчки вранье. Скорее всего сочинил все сам корреспондент, собрав вырезки из чеченских листовок и телеинтервью.

– Пустобрехи, – прошептал майор.

Тем временем к серопиджачному подсел крепкий высокий с длинными и пышными волосами шатен. И не холодно ему в легонькой синей футболке? «Серый пиджак» встал и побрел прочь. Без портфеля.

– Передача, – зазвучал наушник.

Шатен посидел с минуту, полистал яркий журнал, прихватил чужой портфель и направился в сторону оптового продовольственного рынка, приютившегося на окраине ВДНХ.

Интересно, какого черта их сюда понесло? – подумал Жаров. Не могли передать, как принято, через камеру хранения? Какие-то свои соображения. Мало ли какие у людей обстоятельства? Главное – посылка пришла по назначению.

Получателя посылки повела «наружка». Ребята на этом собаку съели. Жаров что хотел получил. Увидел двоих. Оценил их. Он умел оценивать людей по повадкам, поведению, динамике движений – так оценивают скаковых лошадей.

– Сел в «контейнер». Квитанция номер… – балабонили сотрудники службы наружного наблюдения на своем малопонятном языке.

Шатен уселся в свой «Фиат» на стоянке около оптового рынка. «Серопиджачный» поймал «такси» на проспекте Мира. За обоими уцепились «прилипалы» – они своего не упустят.

Все, теперь можно возвращаться.

Жаров прошел на стоянку и сел в машину. Сорокин, сидевший за рулем, осведомился:

– Порядок?

– Нормально.

– Я слышал переговоры. Куда теперь?

– На хату. Будем ждать указаний.

Встреча проходила на одном из подмосковных секретных объектов ФСБ. Собрались генерал-полковник Логинов, генерал-лейтенант Залыгин и исполняющий обязанности начальника ФСБ генерал-полковник Ильичев.

– Смешно. Нашу теплую компанию на фото и в газету под заголовком: «Готовится госпереворот», – улыбнулся Ильичев.

– А, все равно терять нечего, – отмахнулся Залыгин. – Чего генералу терять, кроме собственных цепей?

– Вот, – Ильичев положил на стол папку с документами. – Кое-что удалось узнать.

Логинов пододвинул папку к себе и перелистал.

– После того как съели бывшего начальника службы безопасности Президента, организация все больше деградирует, – начал излагать Ильичев. – Как вы знаете, компетенция нового начальника оставляет желать лучшего.

– Ну конечно, из адъютантов Президента – в начальники охраны. Зонтикодержатель и двереоткрыватель. Отличное паркетное воспитание, – кивнул Залыгин. – Новое поколение идиотов.

– После того как СБП вошла в Федеральную службу охраны, – продолжил Ильичев свою речь, – следы деградации наблюдаются все явственнее. Готовность подразделений падает. Моральный уровень – ниже нуля. Той организации, той мини-суперспецслужбы, которая была, сегодня нет.

– Это известно, – кивнул Логинов.

– На ключевые должности потихоньку назначаются люди, верные ленинградской политической группировке и лично Чумаченко.

– Везде пострел поспел, – покачал головой Залыгин.

– Сегодня на Руси кто хранит главное тело, у того ключи от рая, – сказал Ильичев.

– Если умеет телом распорядиться, – произнес Логинов.

– Они умеют, – усмехнулся Залыгин.

– Вот возможные фигуранты, – Ильичев пододвинул к себе папку, вынул из нее фотографии и разложил как карты. – Наиболее вероятный – начальник отдела полковник Сапрыкин. Работал еще в девятке в ближнем круге охраны Горбачева. За аморалку его едва не выгнали. Грянула перестройка. Он оказался в экономическом управлении Министерства безопасности, потом у Коржова. Коржов его долго терпеть не стал, почувствовал гнильцу и выпер в Федеральную службу охраны – сторожить правительственные объекты в Краснодарском крае. После того как «съели» Коржова, неожиданно возник Сапрыкин в Службе безопасности Президента. И привел с собой еще нескольких сотрудников.

– Похож на мерзавца?

– Мерзавец и есть. Всю жизнь продавал окружающих, шагал по головам, делал карьеру. Из глухого села, решил сам сделать себя в жизни.

– Кто обеспечивает безопасность фуршета в честь дня рождения «большого папы»?

– Ответственный – Сапрыкин. Он уже начал суетиться. Ильичев описал остальных кандидатов.

– Если это Сапрыкин и он действительно затеял то, о чем мы думаем, с ним должен еще кто-то работать, – сказал Залыгин. – Его ближайшие связи?

– Уже проверили, – сказал Ильичев и изложил расстановку по следующей группе лиц.

– Кто из них? – спросил Логинов. – Нужно узнать. Время еще есть… Насколько у вас сильно влияние на ФСО?

– Достаточно. Начальник ФСО вот здесь сидит, – и.о. начальника ФСБ сжал здоровенный кулак, и стало ясно, что начальнику федеральной службы охраны, если он действительно в этом крепком кулаке, не позавидуешь.

Ильичев был из старой гвардии гэбистов. На рубеже восьми-десятых-девяностых одни из его коллег запили, другие, в том числе и в генеральском чине, лихорадочно листали агентурные дела и предавались шантажу своих наушников, в результате чего очень быстро повыходили на пенсию и расселись в креслах руководителей коммерческих структур, замов по безопасности крупных фирм и банков, которыми владели их бывшие агенты. КГБ оказался неспособен сдержать развал страны. И ГКЧП – слабая попытка повернуть маховик распада вспять, притом попытка неподготовленная и глупая, обреченная на крах – отлично подтверждала это. Комитет, державший в страхе и Союз, и весь мир, на исходе восьмидесятых годов лопнул как мыльный пузырь. В годы реорганизаций из спецслужб были вышвырнуты наиболее способные сотрудники. Логинов относился к вымирающим динозаврам, знающим не понаслышке, что такое настоящая контрразведка.

– Давай провернем такой вариант, – предложил Залыгин. – Устроим небольшой переполох. И посмотрим, о ком Сапрыкин будет проявлять трогательную заботу.

– Думаю, это возможно, – кивнул Логинов, выслушав все соображения.

На квартире Жаров собрал две группы – столько посчитал необходимым для предстоящей работы. Кроме него и старшего лейтенанта Сорокина там были главный рукопашник Селиванов и старший лейтенант Ховенко, который отлично знал Москву и прекрасно умел развязывать языки допрашиваемым – природная способность, истинный виртуоз в этом деле.

– Ну что, настроились на работу? – спросил Жаров.

– А чего настраиваться? Работа она и есть работа, – Ховенко зевнул.

– Ах ты хохол, – Селиванов хмыкнул. – Сало оно и есть сало.

– Ага.

Запиликала рация с блоком засекреченной связи, который делает переговоры, когда их засекут, практически невоспринимаемыми шумы и никакой ясности.

– Первый Третьему, – послышался искаженный голос Алексеева.

– Третий на связи, – произнес Жаров.

– Выдвигайся со своими. Жду у метро «Тушинская». На стоянке. Понял?

– Понял.

– Контрольное время – двадцать один час.

– Почему так поздно?

– Пока мои парни его попасут. Поработают с техникой. Расклад ясен будет.

– Понял. Жаров дал отбой.

– До девяти часов нечего ждать, – покачал головой Селиванов.

– А чего, – пожал плечами Ховенко. – Солдат спит – служба идет. Смотри видик. Вон, фильм с Вандамом. Про русскую мафию. Класс демонстрирует.

– Дерьмо этот фильм. И дерьмо этот Вандам. К нам на татами – ровно пятнадцать секунд выдержал бы. Это разве боец? – завелся Селиванов. – Танец, а не карате.

– Чак Норрис – тоже танец? – усмехнулся Ховенко, откровенно подзуживая товарища.

– Норрис – карате. Больше спортивное. А вообще все это дерьмо… Ты смотри, по оценке независимых экспертов… – Селиванов начал что-то объяснять. Завел любимую волынку о преимуществах того или иного вида рукопашного боя и об их боевой эффективности.

Жаров знал, что хуже всего – ожидание. Ребятам хочется настоящего дела. Им надоел этот отпуск. И сейчас они на нервах – ждут работу. С этим тревожным ожиданием, с напряжением перед делом сделать ничего невозможно. Даже старые вояки испытывают это возбуждение. И идут на каждое следующее дело, как на новое. Но у опытного бойца включается автомат, и остальное он делает механически, на подсознании, рефлекторно. В бою долго думать нельзя…

В двадцать один час Жаров со своей группой на двух машинах был в условленном месте.

– Здорово, – Алексеев распахнул дверцу и уселся на заднее сиденье.

– Ну? – осведомился Жаров.

– Дома окопался. Дверь железная. Мои ребята поработали. Телефон на контроль поставили. Умудрились даже внутриквартирную прослушку сделать.

– Лихо.

– Техника – двадцать первый век… Сегодня, думаю, беспокоить его нет никакого смысла. Он никуда не выходит. Что-то шебуршится. Подождем.

– А мы?

– А вам – быть поблизости и быть готовыми. Ждать пришлось целую ночь. Тот самый виденный Жаровым на выставке шатен – Вадим Кульгин – всю ночь просидел за письменным столом, что-то мастерил. Кульгин – профессиональный подрывник. Работал на войне в Азербайджане. Были данные, что он связан с московскими криминальными структурами. Кульгин – спец по самоделкам, разносящим на куски автомобили. О том, что он сооружал этой ночью на своей хате, можно было догадаться.