Текст книги "Пятая жертва"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Майор вытащил из "дипломата", который держал в руке, пачку с фотографиями.

– Узнаете?

Валдаев взял фотографию. И похолодел. На фото был обезображенный обнаженный женский труп. В фигуре, в очертаниях было что-то знакомое.

– Элла, – прошептал он.

* * *

Неотвратимость происшедшего придавила его, спрессовала. В душе на миг все вскипело и замерло в оцепенении. Все расставлено по своим местам. Элла мертва. Нет смысла надеяться, искать. Это тело – то, во что превратилась полная страсти, возможно, даже любимая им женщина.

Валдаев резко выдохнул. Возникло ощущение обрушившегося потолка.

– Почему она так обезображена? – спросил он сдавленно.

– Ее уронили лицом в костер, – охотно пояснил майор.

– Где ее нашли?

– В лесополосе. Около кольцевой дороги. Фотографии лежали на журнальном столике. Они притягивали взор, как магнит притягивает гвозди. Валдаеву не хотелось смотреть на них, но глаз сам упирался туда.

– Но почему в костер?

– Кто поймет душу маньяка, – пожал плечами Кучер. Валдаев заметил, что майор внимательно смотрит на него, ловит каждое его движение.

– Как же это, – покачал головой журналист. – Как же... Он не выдержал, протянул руку. И начал перебирать фотографию за фотографией. Он перебирал их все быстрее, будто тасовал карты. Потом пересел в кресло, разложил в ряд на столе все восемь штук. Они как раз уместились.

– Интересно? – спросил майор.

Валдаев не ответил. Он всматривался в изгибы обезображенного тела, в то, что осталось от лица. И потом покачал головой:

– Я не знаю... Не знаю.

– Что вы не знаете?

– Вроде Элла. Но, может, и не она.

– Так она или не она?

– Похожа... Я не знаю. Мне не хочется верить, что это она.

– Валдаев, хватит лицедействовать, – устало произнес рукой майор.

– Я не знаю. Я ничего не знаю, – Валдаев втянул носом воздух. – Что вы от меня все хотите?

– Правды.

– Все, что знал, я сказал.

– Вокруг вас происходит слишком много странных событий. Слишком много крови. Это не случайность, Валерий Васильевич. И мы оба знаем это.

– Да, не случайность.

– А что же? – майор впился в него своим гипнотическим взором. – Да говорите же. Я вас ничего не заставлю подписывать. У меня нет магнитофона. Что это? – он положил руку на фотокарточки.

– Это? Это мой рок, – прошептал Валдаев.

– Какой рок?

– Однажды тебя из серой биомассы человечества выделяет некто, дергающий за ниточки в этом мире. И против тебя ополчаются люди и события. Самое смешное, что ты ничем не заслужил этого. Ты не шел напролом, не становился никому поперек. Ты жил тихо. Но...

– Что за ерунду вы говорите? – с досадой произнес Кучер. – Кто на вас ополчился?

– Наташа считала, что сам Князь Тьмы.

– Издеваетесь? – без обиды, больше с удивлением произнес Кучер.

– Ничуть.

– Все ясно. По-хорошему не хотите.

– Слушайте, майор. Поверьте, вы добиваете ни в чем не виновного, безвредного человека, который не представляет никакой опасности. Который – всего лишь жертва. Вы должны защищать таких, как я. А вы добиваете. Вы – всего лишь шестеренка жестокого механизма, перемалывающего маленького человека. Поймите вы это!

Майор слушал его очень внимательно и с напряжением.

– Значит, шестеренка, – кивнул он.

– Я не могу, – Валдаев снова всхлипнул. – Куда мне деваться? Вы знаете, что я вернулся домой незадолго до вас.

– Очень интересно. И где же вы были в середине ночи?

– Двое бандитов вывезли меня на "Газели" за кольцевую дорогу, угрожали, хотели убить. Потом передумали. В ванной одежда в грязи – это я выбирался из леса. У меня до сих пор звенит в ухе – они стреляли над ним из пистолета. Но вас это не интересует. Они – бандиты. Они в силе. Они вышвыривают людей из квартир, держат местный оптовый рынок и зарабатывают достаточно, чтобы подкинуть сотрудникам доблестной милиции для детишек на молочишко! Что, не так? – Валдаев не заметил, что постепенно перешел на крик. – Вы с бандитом быстрее сговоритесь, чем со мной. Потому что я – травоядный! А вы – хищники! Вы созданы для того, чтобы гонять дичь. О, вы друг друга поймете!

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался майор. – Расскажите поподробнее.

Валдаев рассказал о двух бугаях. Майор переглянулся с подпирающим стенку знакомым по прошлым визитам долговязым оперативником в неизменном сером костюме и кроссовках.

– Это Крыс с Ломом, – сказал долговязый. – Они тут в авторитетах. Недавно действительно квартирами занялись.

– Что у вас на территории творится? – повысил голос майор Кучер.

– А что мы можем? – пожал плечами оперативник.

– Во-во, – кивнул Валдаев. – Вы можете только угробить простого человека.

– Да ладно вам прибедняться, Валерий Васильевич, – Махнул рукой майор. Если эти двое появятся, позвоните по этому телефону, – он протянул бумажку с написанным на ней заранее номером.

– Ага. Позвоню. С того света. В следующий раз они меня убить обещали. И квартиру мою загнать.

– Это у них не получится, – сказал майор.

– У них получится. У таких все получается. Все создано для них. Это у меня ничего не получится. А у них все получится... У них... – Валдаева понесло. Ему вдруг безудержно захотелось засмеяться. И хохотать так без передыха. У него начиналась истерика. И майор понял это.

– А ну, заткнись! – прикрикнул он, схватил Валдаева за шкирку и встряхнул так, что зубы лязгнули. Это немного отрезвило.

Майор помолчал немножко, позволяя Валдаеву прийти в себя, потом снова осведомился:

– Так как насчет трупа? Это она?

– Я не знаю. Спросите у родственников! У профессора Ротшаля! Я не знаю. Не знаю.

К нему опять подбиралась истерика...

– Все, – майор Кучер собрал фотографии. – До скорой встречи, Валерий Васильевич.

– До свидания, – кивнул Валдаев. Минут через сорок после ухода непрошеных гостей он наконец собрался с силами, встал и запер за ними дверь.

* * *

По телевизору показывали многосерийный фильм о жизни обезьяньего сообщества. Валдаев случайно начал смотреть его на следующий день после визита бандитов и майора Кучера, записал его и прокручивал уже пятый раз за два дня.

Где-то в заповеднике стадо шимпанзе снимали в естественных условиях. Фильм наталкивал на множество грустных ассоциаций. А заодно и на философские обобщения, типа того, что человеческое общество – аналог этого самого обезьяньего стада.

В шимпанзином стаде было всё, как положено. Имелся заматерелый зубастый вожак, способный навалять кому угодно, затащить в кусты самку, которую захочет. Большинство его подданных жили тихо, стараясь не выделяться. Это были обычные обезьяны, вожак на них цыкнет – могут угомониться, но могут показать клыки. Были и слабаки, козлы отпущения. Один из таких, у которого сородичи только что отняли – не от голодухи, а для развлечения – банан, сидел в одиночестве, подальше от других, в унылой задумчивости. Может быть, он был куда умнее своих сородичей, видел дальше, понимал лучше. Но это никого не волновало. Он не мог защитить себя. Не мог взять свое. Поэтому и смотрел с тоской куда-то вдаль, меланхолически пережевывал листья и наверняка думал о несовершенстве своего обезьяньего мира. Валдаев проникся к нему чувством общности душ. Этот съежившийся, хлипкий самец привык получать пинки ото всех. И "девушки" с ним водиться не хотели. Все верно. Горе слабому.

Нет, все-таки человечество пошло дальше обезьян. У такой же вот человеческой особи есть возможность устроиться относительно уютно... Пока не встанешь кому-то поперек и тебя не начнут ломать...

Валдаев вздохнул.

Часы показывали двадцать три тридцать.

Он понимал, что это непорядок. Что с психикой у него все хуже. Просмотр фильма затянул его так же, как не так давно подкидывание коробков. Но ничего не мог с собой поделать. Он хотел в очередной раз начать крутить пленку. Но тут зазвонил телефон.

Он поставил аппарат перед собой на журнальный столик. Погладил пальцами его черную, изящных изгибов поверхность. И прикинул – сейчас он берет вон ту хрустальную вазу. Размахивается. И опускает ее на телефонный аппарат. Звон. Хруст. Разлетающиеся куски пластмассы. И никаких проблем. Связи с окружающим миром порваны.

Он вздохнул, поняв, что это бесполезно. Те, кому он очень нужен, достанут его в любом случае. А если расколотить телефон, то его не достанут те, кто нужен ему...

Он поднял трубку.

– Валерий Васильевич, – прозвучал в трубке знакомый голос.

– Ким Севастьянович? Здравствуйте.

– Вечер добрый. К вам не приходили представители из органов?

– Приходили.

– Предъявляли фотографии для опознания?

–Да.

– Меня возили в морг на опознание, – сообщил про фессор.

– И что?

– Я не смог опознать Наверняка. Мне кажется, это она. Но, может быть, и не она.

– Должен же быть способ установить личность, – произнес Валдаев. Этот разговор не нравился ему. Он затягивал в какой-то темный омут.

– Есть. Генетическая экспертиза. Это в какой-то мере моя епархия. И я обещал помочь следствию. Весь вопрос в том, чтобы добыть материал для сравнительного исследования. Кровь, частички кожи Эллы. Вы не можете помочь?

– Чем?! – обалдел Валдаев. – Вы думаете, у меня есть кровь или кожа Эллы?!

– Нет. Конечно же, нет. Но мог остаться пучок ее волос. Или еще что-то. Сравнительного материала нужно не очень много.

– Нет. Я ничем не могу помочь.

– Жаль... Очень жаль... Хотя по большому счету это не имеет особого значения.

– Почему?

– Ее труп или не ее – это ничего не меняет. Она мертва. Тут нет никаких сомнений. Вопрос в том, найдет ли милиция убийцу.

– Они не найдут даже газету в собственном почтовом ящике! – в сердцах воскликнул Валдаев.

– В общем-то это не имеет значения. Каждому человеку отмерен свой срок. Убийца – лишь орудие судьбы. И не больше... Но ведь и убийце отмерен свой срок. Как правило, не длинный. Зло возвращается, Валерий Васильевич. Возвращается.

– Вы слишком подвержены мистическим умонастроениям для ученого-естественника.

– Я вам уже говорил, что наука все ближе вторгается в исконные владения мистики? В этом нет ничего удивительного... Может быть, когда-нибудь мы корректно опишем формулами такие понятия, как судьба, возвращение зла... И покаяние.

– Бог ты мой.

– Впрочем, к чему о грустном... Навестили бы как-нибудь старика. Думаю, нам есть что обсудить.

– Обязательно... Когда-нибудь.

Хлоп – Валдаев швырнул трубку.

С ним все обращаются, как с маньяком, вина которого еще не доказана. Они все уверены, что он имеет какое-то отношение к убийствам, исчезновениям... И хуже всего, что их уверенность возрастает с сомнениями в его душе. И он боится того, что хранится в темной половине его сознания.

Он так и просидел минут пятнадцать. Потом включил на обратную перемотку фильм о шимпанзе. Тут телефон подал ВНОВЬ СВОЙ ГОЛОС.

–Але.

Ответом было тягучее молчание. И хриплый выдох в телефонной трубке.

– Кто говорит? Я вас слушаю! – закричал Валдаев. В трубке послышался тоненький хриплый смех. Каркающий. Неизвестно кому принадлежащий – мужчине или женщине.

– Что за идиотские шутки? Я позвоню на телефонную станцию!

Смех стал громче. В нем было какое-то торжество. – Гады! – Валдаев бросил телефонную трубку о стену. И повалился лицом в диванные подушки. Его трясло, как на вибростенде.

– Гады, гады, гады, – всхлипывал он.

И отключился – рухнул то ли в сон, то ли в обморок. Когда проснулся, то увидел, что проспал шестнадцать часов.

Новый день уже заканчивался...

* * *

Оказалось, что телефонную трубку Валдаев не расколотил. По ней проползла извилистая трещина, но на качестве работы это не сказалось. Штуковина фирмы "Сони" оказалась достаточно крепкая. И он преисполнился к аппарату сочувствием и жалостью. Ведь аппарат не виноват ни в чем. Он просто попал под горячую руку. Ему не повезло – он передал не то сообщение. Вот и получил от хозяина.

Глупо, конечно, но Валдаев порой относился к аппарату как к одушевленному предмету.

Остаток дня он провел бесполезно и бесцельно. Вечером уселся за очередной авангардный рассказ. И одолел его к середине ночи. "Матрос в бочке" – назывался он. Как будет ощущать себя человек в бочке на мачте каравеллы, если на эту бочку вдруг наденут крышку? Идея была абсурдная, как раз такая, какая и нужна для произведения подобного литературного направления.

Валдаев увлекся писаниной и отвлекся от всего остального. И стало немного полегче.

Заснул он часа в три ночи. Проснулся в десять утра.

Недобитый телефон тренькал с привычной настойчивостью.

Оказалось, что звонят из газеты, куда Валдаев закидывал удочку насчет работы. Приятный женский голос уведомил:

– Владимир Антонович ждет вас через час тридцать шесть минут. Будете?

– Да, конечно, – кивнул немного обалдевший Валдаев. Это "час тридцать шесть" смутило его. Хорошо, что не назвали еще и секунды. Ему сразу расхотелось связываться с изданием, живущим по долям минуты. Руководители, поставившие так дело, обычно без меры занудны, педантичны и капризны. Но предложение все-таки было заманчивое – и по деньгам, и по условиям. Так что через час тридцать шесть надо быть на месте.

Мысль покинуть дом отзывалась дрожью. Страх улицы, живший в нем всегда, сегодня достиг предела. Валдаев долго собирался с духом. Лет десять назад знакомые пытались заставить его прыгнуть с пятиметровой вышки в бассейн. Так и не заставили. Он не мог сделать один-единственный шаг. Сейчас у него было такое же ощущение. Ему казалось, что стоит ему ступить за порог, несчастья и неприятности обрушатся на него с новой силой.

На душевную борьбу он потратил немало энергии, пока не понял, что опаздывает. И только тогда, вздохнув, вышел из квартиры.

К назначенному времени он успел впритык. Запутался в переулках у метро "Новослободская". Запыхался. Но через час тридцать четыре минуты – на две минуты раньше – был в роскошном офисе с белыми обоями, окнами-стеклопакетами и с пятком компьютеров в каждом из многочисленных кабинетов. Для газеты, пишущей о всякой чепухе, здесь было чересчур шикарно.

В приемной его встретила секретарша – вышколенная, молодая, красивая, недоступная. Он позавидовал шефу этой газеты, для которого наверняка эта девушка была вполне доступна. Иных в подобных организациях не держат.

– Владимир Антонович занят, – уведомила она с пластмассовой улыбкой куклы Барби. – Вы будете чай? Кофе?

– Чай, если можно.

– С лимоном?

–Да.

Секретарша, вильнув аппетитным задом, закованным в тесную юбку, принялась готовить в углу приемной чай с лимоном.

Газета была из новых. Из тех, что печатаются в Финляндии на мелованной бумаге, в цвете, как журналы. И у которых себестоимость раза в два выше розничной цены.

Естественно, дохода такие печатные издания приносить не могут в принципе. Политические издания существуют благодаря щедрым вливаниям из финансово-промышленных структур, а то и из иностранных источников. Ну а издания типа этого используются чаще для отмывания денег полученных преступным путем, для этого разработана элементарная технология, которая до сей поры срабатывала безошибочно.

Впрочем, Валдаева все эти вопросы интересовали мало.

Ему нужна была работа, чтобы печататься и получать деньги. Естественно, в такой красивой газете печататься куда приятнее, чем в мятом желтом листке.

Из кабинета главного редактора вышли двое с иголочки одетых седовласых бизнесменов, у одного на руке был "Роллекс".

– Вас ждут, – сказала секретарша.

Валдаев собрал волю в кулак. На это потребовалось немало усилий. Главное, выглядеть нормальным человеком, а не истериком, затравленным жизнью и людьми, каковым он, несомненно, являлся сейчас. Эх, если бы тут знали о нем побольше вряд ли бы пустили на порог.

Владимир Антонович был из журналистов старой гвардии, но в глазах было куда больше адекватности и понимания, чем у шефа "Запределья".

– Сейчас мы развиваемся, – начал он. – У нас уже готовятся пробные номера еще двух газет – для женщин и криминальной. Идут переговоры о выпуске нашей передачи на российском канале телевидения – думаю, это решится положительно через два-три дня. Так что возможности для профессиональной самореализации большие. Зарплата – шестьсот долларов. Но это начальная. Будет расти соответственно заслугам.

Владимир Антонович расписывал схему типичного издательского концерна. Три газеты – аномальщина, порнуха и криминал. И для поддержки – телепрограмма. В принципе такая организация могла существовать и на самофинансировании. Но при одном условии – нужны немалые деньги на раскрутку. Такие деньги здесь, похоже, были.

– Как журналист вы нас устраиваете, – заключил главный редактор. Единственно...

Валдаев напрягся, ожидая очередной подлости судьбы.

– Вы знаете главный порок журналиста? – Владимир Антонович снял сильные очки и протер их бархоткой.

– Думаю, не лживость.

– Это как раз порой больше достоинство... Неуемная страсть к спиртным напиткам, – главный редактор поморщился. – Если честно, у меня и так перебор алкоголиков. Так что я подумываю о сухом законе.

– Я практически не пью.

– Похвально, – с некоторым сомнением в голосе произнес главный редактор. Когда вы сможете приступить к работе?

– Мне нужно хотя бы несколько дней на раздумье... Пока в знак сотрудничества принес вам пару статей, – Валдаев вытащил из "дипломата" скрепленные скрепкой материалы в пластмассовой прозрачной папке.

– Спасибо. Мы обязательно рассмотрим их и дадим ответ в ближайшее время, он выразительно посмотрел на часы. Время – деньги. Валдаев раскланялся, вышел из кабинета, попрощался с секретаршей.

На улице подумал – и за каким чертом он столько лет общался с "молодым коммунистом" из "Запределья", когда давно бы мог уйти оттуда. Но когда ты инертен и не привык искать от добра добра, можно так и умереть на одном месте от старости.

Несколько дней на раздумье... Внезапно Валдаева обожгло – какое к черту раздумье в его ситуации? Какие несколько дней? Он вдруг понял, что стремится этим визитом не столько трудоустроиться, сколько зацепиться за обыденность.

А зацепиться не удавалось. Обыденность ускользала. Вокруг была одна катастрофа.

Он направился к метро. И неожиданно окружающее стало для него куда четче. На него набросились звон и грохот Улицы. Попав в толпу у входа в метро, он ощутил, что его душат закованные в костюмы, платья, куртки человеческие тела. А еще он стал болезненно различать запахи, резкие звуки. Валдаеву захотелось взвыть. Ему захотелось в тот его заветный бункер, о котором он мечтал, – в мир без людей запахов и шума...

В расстроенных чувствах, выйдя из метро на своей станции и переходя улицу, он едва не угодил под поливальную машину. И удостоился от водителя таких матюгов, которых не слышал никогда в жизни.

– Харю бы тебе размолотить! – закончил тираду водитель и, малость успокоенный, покатил дальше.

Город с каждым днем все больше высасывал силы и здоровье, будто и не Москва это была, а чернобыльская зона. Предельно допустимые дозы разлада и страхов Валдаев, кажется, давно уже схватил. Город отравлял душу, терзал ее, как терзает тело радиация.

– Чего встал, чурбан! – заорала тетка с тележкой, и Валдаев как ошпаренный отскочил.

К дому он подошел измотанный. Голова кружилась. У своего подъезда, совсем близко от желанной цели – железной двери своей квартиры, он услышал резкий, как выстрел, окрик:

– Стоять!

Он кинулся вперед. Ему хотелось одного – бежать. Исчезнуть. Припасть к земле или зарыться под нее. Не успел. Его сграбастали. Затолкали в машину.

– Больно, – прошипел Валдаев, скривившись от боли в руке.

– Переживешь, – оборвал грубый голос.

* * *

Кажется, Валдаев уже должен был привыкнуть к тому, что его постоянно заталкивают в машины, что ему все время угрожают, допрашивают, засовывают в камеры. Но привыкнуть к этому невозможно.

Долго гадать, кто его взял за шкирман в очередной раз – милиция или бандиты, – не пришлось. Бежевый "жигуль", в котором его везли, затормозил около райотдела милиции.

– Выходи, – его грубо выволокли из машины. Наручники жали. Железо впилось в кожу. Почему они всегда так туго затягивают браслеты? Из принципа? Или от спешки? Или просто так?

– Давай, – один из сопровождавших пинком придал ему ускорение. – Майор заждался.

Ну конечно. Майор Кучер. Кто же еще?

Валдаева провели в хорошо знакомый просторный кабинет. Майор был с тем самым долговязым оперативником, с которым приходил в последний раз.

– Ну все, Валдаев, – произнес угрожающе Кучер. – Терпение лопнуло. На этот раз ты спекся. Его усадили на стул. И начался очередной допрос.

– Ты когда познакомился с Ломом? – спросил майор.

– С кем?

– Который донимал тебя насчет квартиры.

– Не так давно. Они окатили меня водой из-под колес в моем дворе.

– Ах из-под колес. Ну-ка, рассказывай.

Взялись за него крепко. Выдавливали по капельке каждую деталь. Сбивали с толку. Ловили на противоречиях, а противоречий, естественно, было немало, поскольку при разговоре в таком темпе по любой проблеме – будь то хоть погода, хоть положение в сельском хозяйстве, хоть причастность его к серии убийств Валдаев начинал путаться и сбиваться. После каждого прокола молодой оперативник удовлетворенно хмыкал, всем своим видом показывая, что допрашиваемый сам себя разоблачает, отчего Валдаев терялся еще больше.

Его спрашивали о двух бандитах. Потом о сатанистке. Потом об Элле. Потом опять о бандитах. Потом требовали подробно, по часам, описать, как он провел последние дни. Заявления, что он сидел дома и смотрел телевизор, вызывали одобрительные ухмылки. Тогда его требовали подробно рассказать, что же показывали по телевизору. Естественно так как он телевизор не столько смотрел, сколько сидел в расстроенных чувствах уставившись куда-то мимо экрана ничего путного он вспомнить не мог. Даже когда он действительно смотрел телеящик, он с трудом мог рассказать о потоке информации, которая льется из него. Но сказать что он ничего не делал в это время, а копался в своих чувствах, – это означало вызвать новую радостную гримасу на лице молодого опера и видимое удовлетворение на лице майора.

– Так. Значит, вы легли спать, – майор Кучер посмотрел в свои записи. Писал он очень быстро, исписывая черной чернильной ручкой один за другим листы бумаги. – И сколько проспали?

– Четырнадцать часов.

– А не многовато?

– После таких мучений – в самый раз. Меня от стрессов в сон клонит... Я уже не могу, понимаете! – воскликнул Валдаев в отчаянии. – Вы хотите моей смерти?

– Всем бы лучше было, – буркнул молодой оперативник. И заработал уничижительный взор от Кучера.

– Я уже говорил вам, что у нас одно желание – разобраться в происходящем, заметил майор.

– Ну так разбирайтесь. Зачем целенаправленно доканывать меня? – Валдаев провел дрожащей рукой по своей лысине. Ему было неудобно за слезы на глазах, но он вдруг подумал, что это им должно быть неудобно.

– Итак, еще раз. Опишите вашу последнюю встречу с Ломом, – потребовал майор.

– Я уже говорил. Они выкинули меня из машины за кольцевой дорогой...

– Вы лжете. Это была не последняя ваша встреча, – Устало произнес майор.

– Я не видел его больше!

– Глядите, пробрало, – хмыкнул молодой оперативник. Майор открыл стол, вытащил несколько фотографий и бросил перед Валдаевым изображениями вниз.

– Полюбуйтесь.

Валдаеву не хотелось брать эти фотографии. Он знал, что ничего хорошего на них нет. Здесь не от кого ждать чего-то доброго. Эти двое как паразиты пожирают его волю, сознание. Они мечтают доломать то, что еще осталось от его личности. Два впившихся в жертву беса.

Валдаев с ненавистью посмотрел на майора. И тот понимающе слегка кивнул.

Валдаев взял одну фотографию. Тут же потянулся ко второй. Просмотрел их всех, кинул перед собой.

– Это как? – прошептал он.

– Его нашли в квартире, которую он снимал. Он лежал на полу. Он не сопротивлялся. Судя по всему, он не ожидал от гостя ничего подобного. Он не принимал гостя всерьез... Для скольких ему подобных недооценка противника стала роковой.

– Ужасно... Ужасно, – Валдаев обхватил голову руками. Казалось, в ней завелся комар, он звенит, и его звон перерастает в гул взлетающего самолета. Кабинет качнулся. Все как бы размывалось. Уплывало в сторону.

– Осторожнее, – майор поддержал его и не дал свалиться со стула.

Валдаев до боли закусил губу и собрал рассыпающуюся, как разбитый витраж, картинку действительности воедино.

– Что, дурно себя чувствуете? – с участием осведомился майор Кучер.

– Мне нехорошо.

– А ему еще хуже было, когда жизнь вытекала из него вместе с кровью, майор положил ладонь на фотографию.

– Я не понимаю, почему вы лезете ко мне со всем этим?

– А чего тут непонятно? Лом – ваш недоброжелатель, обещал вас убить. И где он? Мертв.

– Мало в Москве у него было конкурентов? Бандиты Убивают друг друга. На то они и бандиты.

– Действительно. На то они и бандиты. В логике вам не откажешь... Вот только одна любопытная деталь. Способ Свершения преступления. Вам это ничего не напоминает?

Майор кинул перед Валдаевым фотографию, где была крупно изображена голова убиенного и верхняя часть его туловища.

– Специфическая рана, не правда ли, – произнес майор. – Горло как перерезано?

– От уха до уха, – прошептал Валдаев.

– Слишком много вокруг одного человека событий. Слишком много похожих смертей. Невероятно много, Валерий Васильевич. Вывод – или человек опутан нитями заговора, что маловероятно. Вы никому не нужны...

– Никому, – слегка кивнул Валдаев.

– Или человек сам причастен к этому, – закончил майор.

– Ни к чему я не причастен, – прошептал Валдаев. – Я ничего не делал. Какие доказательства, кроме ваших умозаключений? Что вы имеете, чтобы так вот подло изничтожать меня? Интуиция ваша чертова, которая ничего не стоит, да? За что все это мне?! За что. Господи?!

Ему казалось, что он громогласно кричит, этот крик сейчас разметает все вокруг, расколет стекла и стены. И сам испугался своего порыва. Но на самом деле он просто слабо выдавливал эти слова.

Витраж действительности снова начал колоться на отдельные фрагменты.

Валдаев сжал кулаки, закусил губу. Но на сей раз усилия не помогли. Все осыпалось.

Последнее, что он услышал, – отдаленный голос молодого оперативника:

– Вот поганка. Симулирует.

– Нет, – возразил майор Кучер. – Это взаправду. Слишком сильно мы его зажали. Давай "Скорую", а то глядишь...

И Валдаев отключился...

Часть третья

ДОМ, ГДЕ ВЫРЫВАЮТСЯ СЕРДЦА

Моторная лодка мчала вперед, зарываясь носом в волны и подпрыгивая на них. Вокруг расстилалась бескрайняя водная гладь. Небо было хмурым, тучи висели так низко, что казалось, до них можно дотянуться рукой. Лодка налетела на очередную волну. Валдаева тряхнуло и...

И он открыл глаза. Кончено, моторной лодки не было. Очнулся он на носилках в салоне машины. Здесь пахло лекарствами. Рядом сидела женщина в белом... В белом халате.

В голове звенело. В ней царила пустота. А вокруг было как-то ватно.

– Пришел в себя, – кивнула женщина в белом. Она завозилась. В ее руке возник стилетом одноразовый шприц. Он совсем не больно впился в предплечье. По телу Валдаева стал растекаться жар. И стало еще больше до фонаря.

Машину тряхнуло так, что у него лязгнули зубы. Валдаев застонал.

– Тихо, тихо, – женщина успокаивающе погладила его по плечу.

Все стало опять уплывать. Он провалился в забытье.

Очнулся он ночью. В окно светила полная, серебряная, как бы налившаяся силой выпуклая луна. Она выползала из-за труб дома напротив. Выползала быстро. Только что был виден лишь кусочек ее верхней части. И вот уже она поднялась над домом и карабкается выше и выше в небо, как сверкающий воздушный шар.

Валдаев испытывал такую слабость, что едва смог двинуться. Ему не хотелось вставать, шевелиться. Ему нравилось глядеть на взмывающую вверх луну.

Мысли текли вяло и были путаными. Он скосил глаза.

Увидел, что лежит в больничной палате, дверь со стеклом и через него из коридора падает тусклый свет. Палата была на четыре места – две койки были свободны, а на одной кто-то спал, причмокивая и посапывая.

Причмокивал этот некто сладко и заразительно, и Валдаева тоже потянуло в сон. На грани сна и реальности он решил было вспомнить, как попал сюда. И понял, что вспомнить это – проблем не будет. Ну а что потом? Вспоминать ничего не хотелось. Там, за дверцей забытья, притаился первобытный ужас, от которого он уехал на машине "Скорой" и возвращение в который его совершенно не радовало...

Проснулся он утром от тонкого позвякивания. Седая строгая медсестра разносила градусники и наблюдала, чтобы больные клали их под мышку. Следом за ней молоденькая, на вид не больше семнадцати, смазливая сестричка толкала перед собой столик на колесах с таблетками, склянками, мензурками.

Валдаев сделал попытку встать, но седой медсестрой она была пресечена на корню.

– Лежать, – прозвучало как приказ.

– Почему? – слабо произнес– Валдаев.

– Дня три-четыре, как пойдет, у вас постельный режим, – проинформировала медсестра.

– А что случилось?

– Вы немного устали. Вам надо отдохнуть, – увещевающе произнесла медсестра, взяла со столика мензурку, две таблетки и стакан воды. Приблизила мензурку к его губам. Он проглотил содержимое и закашлялся. Лекарство было горьким. Следом медсестра накормила его таблетками, дала запить и удалилась к следующему больному.

Валдаев прикрыл глаза. Мысли в его голове ворочались туго. Они бежали окольными путями. Ему неохота было думать о вчерашнем дне. Но против его воли картинка за картинкой в мозгу сложились воспоминания.

И привычный скользкий ужас заметался где-то в глубине его сознания. Он стремился вырваться наружу и пожрать все существо Валдаева, но это не удавалось. Видимо, пациента от души накачали медикаментами, эмоции померкли, отдалились. Да дело даже не в медикаментах. У него не было больше сил переживать. Эмоции в последние дни истощали его силы, отзывались физической болью. И это было счастье – равнодушие.

Через пятнадцать минут у него забрали градусник. Седая медсестра измерила ему давление и почему-то с осуждением отметила:

– В космос можно.

Валдаев в космос не собирался. Он опять провалился в полусон-полуявь, куда доносились голоса, шаги, смех, приглушенная музыка из радио. В больнице шла своя жизнь.

– Вставай, браток, еда приехала, – услышал Валдаев. Он приоткрыл глаза и увидел над собой крупного мужчину лет тридцати пяти в адидасовском спорткостюме. Мужчина держал в руках поднос, на котором была тарелка с пюре и сосиской, а также бутерброд с маслом и стакан какао.

Валдаев нехотя приподнялся. Присел. Каждое движение давалось с трудом.

– Спасибо, – прошептал он.

– Не за что. По-соседски, – мужчина кивнул на соседнюю койку. – Товарищи по несчастью.

Что-то смущало Валдаева в его соседе. Но думать об этом не хотелось. Думать не хотелось ни о чем.

– Алексей, – представился сосед.

– Валерий, – ответил Валдаев.

– Вот и познакомились.