Текст книги "Экстра: Новый Кабалион"

Автор книги: Илья Новак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Вот если задать вопрос: ‘Какой стороной упадет монетка, орлом или решкой?’ – то ответов на этот вопрос два. Вероятность и неопределенность каждого ответа одинаковы. Пока монета летит, она находится в неопределенном состоянии, как упала – какой-то из двух ответов станет определенным. И если верный ответ дан, то он уничтожает вероятность справедливости другого ответа, потому что если монетка упала решкой кверху, и дан соответствующий ответ, то второй окажется ложным. Допустим, она упала, но некто, некий человек, этого не видит. Этот Некто спрашивает у вас (а вы-то как раз видели): как упала монетка? До того, как вы ответили, в понимании Некто монетка все еще будет находиться в некоем неопределенном, ‘подвешенном’ состоянии, ведь он не знает, как она упала. И для него оба ваши возможных ответа будут равновероятны и равнонеопределенны. А теперь допустим, что Некто еще интересуется другими параметрами и спрашивает: монетка квадратная или круглая? Из серебра, золота или какого-то другого металла? Какой страны, какого года выпуска? И так далее. Так вот, каждое имя было сообщением о каком-то параметре объекта, и после того, как все имена будут перечислены, неопределенность объекта исчезнет, все его атрибуты проявятся, его энтропия обнулится – объект станет настолько определенным, что возникнет... так?

Нет, не так, подумал Андрей. Даже если я опишу во всех возможных подробностях монетку – мое описание не создаст второй монетки. Просто этот Некто, которому я ее опишу, очень хорошо, очень живо представит ее себе. То есть он получит полную информацию о ней. А Сеть – это ведь и есть пространство чистой информации, да, и если в ней что-то описать всесторонне... Однако, что ни говори, сама монетка все же не появится, хоть поэму о ней сочини.

Разочарованный, он вновь залез на сайт НРИ и там нашел очень простой совет для тех, кто сомневался, присоединяться или не присоединяться к программе: произнесение каждого имени сравнивать не с сообщением о свойстве монетки, а с ударом молотка по резцу скульптора. В результате всех этих ударов (нахождении и произнесении всех имен) в камне (‘в материальном мире’ – уточнялось на сайте) возникает, проявляется скульптура. Пока камень не обработан, заключенная в нем скульптура неявна в том смысле, что она может получиться любой, из куска камня можно сделать все что угодно, лишь бы размер позволил. Каждое имя (каждое движение резца) уменьшает эту неявность, неопределенность потенциальной скульптуры, то есть главное даже не то, что называет каждое имя, а то, что оно исключает. Причем если называет он что-то одно, то исключает целый ряд других состояний объекта. То есть каждый удар резца понижает численность потенциальных скульптур – уменьшает количество возможных состояний камня. Значит семантико-информационное содержание слова определяется не тем, что это слово содержит, а тем, что оно исключает.

Однако, подумал Андрей, это все замечательно, но есть ведь еще и такое понятие, как полезность информации? Какая мне польза от того, что будут найдены и названы все имена объекта? Вроде – никакой. Но, видимо, для того, кто запустил программу, то есть для этого самого Тота Джигурти, полезность объекта, который он намеревается заполучить в результате, велика. Он заранее знает, что будущая скульптура ему крайне нужна? То есть ценность информации не объективна, а зависит от того, какую задачу решает некто, эту информацию желающий получить...

От обилия сложных мыслей, которые в голове приходилось выделять ментальным аналогом жирного шрифта, у Андрея заломило в висках, и это стало хорошим поводом уйти с работы пораньше.

* * *

Он увидел, что клиентская программа сама собой выскочила из трея и квадратным окошком висит посередине экрана. С английским у Андрея было плохо, но в конце концов он догадался, что программа почему-то прекратила расчеты и теперь настырным миганием требует доступ в Сеть. На работе была выделенка, а дома – обычный модем, да еще и телефонная линия старая, аналоговая. С третьей попытки соединение произошло. Против ожидания, программа не стала передавать на центральный компьютер НРИ массив обработанной за день информации, а наоборот принялась скачивать что-то – причем, судя по всему, что-то очень объемное. Андрей пошел на кухню.

Одинокая жизнь имела свои плюсы и свои минусы. К минусам относилось то, что готовить приходилось самому. Он сделал два бутерброда, с колбасой и сыром, налил в чашку купленный по дороге с работы квас, прошел в зал и включил телевизор. Неторопливо жуя бутерброды, посмотрел программу новостей, после чего заглянул в спальню, где стоял компьютер. Программа все еще скачивала данные. Андрей сходил на кухню, вымыл посуду, вернулся к телевизору и от нечего делать ознакомился с шестьсот шестьдесят шестой серией ‘Удара любви’. Опять заглянул в спальню – комп все еще качал. Уже стемнело, время приближалось к двенадцати. Андрей попытался смотреть ночное ток-шоу, но прилюдно выясняющие отношения муж, его жена и ее любовник – вне зависимости от того, были ли они натуральными, или их изображали малоизвестные актеры – вызвали у него стыд за род человеческий, так что он побыстрее вернулся в спальню. Комп отключился от Сети. Это иногда происходило без команды, из-за неполадок на линии. Андрей, чертыхнувшись, бросился к машине – и обнаружил, что информация успела закачаться. Программа теперь настойчиво требовала подключения, чтобы переправить те данные, которые она обработала за день, обратно в НРИ. Модем пощелкал, попикал, вошел в Сеть, программа перестала всполошена мигать, начала отправлять биты – тут за окном бабахнула молния, и свет вырубился.

* * *

Но монитор горел, и телевизор что-то бормотал в соседней комнате. Значит, сожгло только одну пробку, а вторая работает. Андрей сунулся в раскрытое окно, услышал шорох дождя и почувствовал влагу на лице. Пожав плечами, вернулся к компьютеру, попытался опять войти в Сеть, но безуспешно. Тогда он поднял телефонную трубку – тишина. Ага, еще и с телефонной линией неполадки...

Раздался стук в дверь.

Что-то ему не по себе стало. Темнота во всей квартире, только монитор светится, да из телевизора доносится приглушенное бормотание. И в дверь стучат. Почему не звонят? Он припомнил, на какой пробке ‘висел’ дверной звонок, сообразил, что тот тоже не работает, кивнул сам себе и пошел открывать.

Ксюша хмуро взглянула на него, Андрей посторонился, и девушка прошла в квартиру. Закрыв дверь, он обернулся – гостья снимала мокрые туфли.

– Почему темно? – спросила она.

– Пробка сгорела.

– Так почини.

– Не разбираюсь я в этом, ты ж знаешь. В подъезде еще темнее, чем здесь, и так я всегда соседские пробки со своими путаю. И еще у нас щит на замочек заперт, чтоб хулиганы не лазили, а ключ я потерял. У соседа есть, но уже поздно его будить, неудобно. Что-то случилось?

Она молча прошла в спальню, Андрей, помедлив, направился следом. Ксюха устроилась на диване, положив ногу на ногу.

– Так что произошло? – спросил он, садясь возле компьютера.

Ксюха вздохнула.

– Я звонила, но ты трубку не брал. Я ключ потеряла. А мои в отпуск уехали. И подружек ни одной сейчас в городе нету. И... вот.

Они помолчали, не глядя друг на друга. Фиг тебе, не буду извиняться, подумал Андрей. Ты любишь, чтоб перед тобой извинялись, я знаю, ты после этого почему-то особенно... страстная становишься. Но сейчас – я не буду.

– Есть хочешь?

– Нет. Что у тебя с этими вычислениями?

Он улыбнулся.

– Понимаешь, кажется я как раз попал на... финал. То есть, сегодня именно мой комп закончил то, ради чего была запущена эта программа. Мне скачали весь массив обработанных данных, а моя программка добавила то, что она вычислила за сегодня. После этого она должна была отправить заказчикам весь набор имен, но тут телефон вырубился.

– Каких имен?

Андрей развел руками.

– Трудно объяснить. Это все имеет отношение к новому языку, который они используют в этих своих распределенных вычислениях. Я сам плоховато понимаю...

– А чьи это имена?

– Как это – чьи? Ты что, не поняла?

– Нет.

– Имена, гм... Бога...

– Бога? – удивилась она.

– Ну... вроде да.

– Какого Бога?

– Вот не знаю. Почему-то на их сайте про это ничего нет.

– Так у него что, много имен, раз их так сложно вычислить?

– Вроде того.

– А их услышать можно?

Андрею уже и самому стало интересно. Он открыл папку программы и обнаружил, что скачанный массив данных – большой, между прочим – имеет расширение, позволяющее прослушать файл.

Хорошо, конечно, но у Андрея не работала звуковая карта.

– Нельзя, – сказал он с сожалением. – У меня ж звуковуха полетела недавно.

– Жаль, – произнесла Ксюша и улеглась, положив руки под голову. Юбка на ней была широкая и не сказать, что длинная, а теперь она еще и задралась, так что стали видны коленки. Ксюха так и рассчитывала, что сейчас мысли Андрея пойдут в определенном направлении, и вслед за мыслями он и сам начнет действовать в этом же направлении, а она скажет: нет, ты меня обидел утром, и ему все равно придется извиняться, потому как зов плоти, куда от него денешься? – но Андрей, воскликнув: ‘А, так у нас ведь есть вот...’ – схватил со стола плеер и отвернулся от нее.

Это была новая моделька флэш-плеер в виде часов с нейтральным дизайном, чтоб и мужчины и женщины могли носить на руке. Можно просто положить в нагрудный карман и слушать музыку через наушники, а можно – через динамик плеера. Андрей вставил штекер в USB-порт компьютера и только успел включить перекачку, как за окном громыхнуло.

– Фу... – сказала Ксюша. – Как гремит.

Из Интернета массив информации скачивался долго, файл-то оказался большим, но переброс данных с жесткого диска компьютера на флэш-память плеера куда быстрее. Все же пару минут на это должно было уйти, и Андрей сел на диван рядом с Ксюшей. По выражению ее лица, освещенного монитором, он понял, что сейчас предстоит сцена с обвинениями, объяснениями и другими штучками, которые она так любила. Андрей, неожиданно для самого себя, решил сразу же прекратить весь этот вздор – сунул руку под ее кофточку, быстро нагнулся и поцеловал, пока Ксюха не успела рта раскрыть. Она зашевелилась, попыталась высвободиться, но Андрей знал, каких именно частей ее тела перво-наперво надо касаться, и деваться Ксюхе теперь было некуда... но тут комп просигналил, что перекачка закончилась.

Андрей выпрямился. Ксюша лежала, глядя на него блестящими глазами. Дышала она теперь глубже, чем раньше.

– Потерпи секунду, киса... – подмигнув как можно более плотоядно и сально, Андрей вытащил штекер, повертел в руках плеер, надел браслет на запястье и спросил:

– Хочешь послушать, что там?

– Хочу.

Он включил воспроизведение, и тут окно со звоном распахнулось от порыва ветра.

* * *

Germasus... Germosus... Germusus...

Ксюша вскрикнула. В соседней комнате зазвенело разбившееся стекло, возник такой сильный сквозняк, что Андрея качнуло.

Germus... Germis... Girmas...

Вода хлынула на стоящий у стола системный блок. Внутри затрещало, сама собой вдруг выехала полочка сидирома, блеснула искра. Монитор мигнул, но не погас.

– Черт! – взревел Андрей, пытаясь захлопнуть окно.

Gormus... Gorbus... Girbas... – слова, доносящиеся из динамика плеера, звучали очень быстро, почти сливались, так что трудно было разобрать каждое отдельное имя. Произносил их синтезированный голос – тихий, равнодушный и неприятный. Закрыв окно, Андрей глянул на монитор и растерянно повернулся к дивану.

– Чуть комп не сгорел...

– А там стекло разбилось, – добавила Ксюха, краем диванного покрывала накрывая ноги.

В квартире стало ощутимо холоднее. Андрей открыл шкаф и достал теплую байковую рубашку.

Gormas... Gorbas... Girbis...

– Слышишь? – спросил он. У рубашки были длинные рукава, когда Андрей застегнул манжет, тот скрыл плеер, и голос стал тише.

– Что? – спросила Ксюха.

– Он произносит эти самые имена.

В подъезде послышался шум – вышел кто-то из соседей, у которых, наверное, свет тоже отключился.

– Гляну, что с окном.

Войдя в зал, он чертыхнулся, увидев, что лишился большого стекла – осколки лежали на подоконнике и на полу. Штора от ветра то надувалась пузырем, то опадала. Телевизор шипел, экран светился, но изображения не было, только мутно-белая рябь. Андрей шагнул к окну. Экран начал тускнеть, почернел, затем опять разгорелся, показав фигуру человека до пояса. Чуть подавшись вперед, он пристально глядел прямо перед собой. У человека была густая черная борода, блестящие глаза и нос с горбинкой. Напряженная поза создавала впечатление, что он не сидит на стуле, а застыл на полусогнутых ногах, невидных, впрочем, за нижним краем экрана. Андрей разинул рот: странные какие дикторы пошли. Диковатый тип в телевизоре медленно повернул голову, кося глазами. Скорее всего, неполадки в студии – телевизор был настроен на небольшой частный канал, где периодически случались всякие казусы, то видеоряд прервется, то камеру включат слишком рано, и зрители увидят, как изящная дикторша, что-то бормоча, мизинцем вытаскивает из носа козявку.

Казалось, что человек пытается выглянуть через стекло экрана и рассмотреть, что происходит в комнате. За окном ветер прогудел что-то угрожающее, штора вздулась, как парус у идущей на полном ходу яхты.

– Е-мое! – в сердцах сказал Андрей, хватая ее обеими руками. Дождь барабанил по жестяному карнизу, брызги влетали внутрь. На подоконнике расплывалась лужа, штора тоже намокла. Удерживая ее, Андрей выглянул. С двенадцатого этажа была видна вся улица Панельная, состоящая из трех домов, хозяйственного магазина и автостоянки. Двор внизу скрывала пелена дождя.

– Ксюха! – позвал он. – Совсем окно разбилось...

– Что ты сказал? – откликнулась Ксюша из соседней комнаты.

– Разбилось, говорю!

В дверь громко постучали.

* * *

– Кто?

В подъезде было тихо, соседи уже разошлись по квартирам.

– Электрик, – произнес голос за дверью.

– Я не вызывал электрика, – помедлив, сказал Андрей.

– Но у вас свет-то вырубился? – откликнулись снаружи. – У нас эта... авария. Не в щитовой, просто где-то проводка перегорела. Как раз, вроде бы, в вашей квартире. Мне проверить надо. Заодно и пробки ваши гляну.

– Да пробки-то снаружи. Ну ладно. – Он открыл дверь и посторонился, пропуская в квартиру высокого мужика в комбинезоне, с дубинкой в руке. Андрей чуть не подпрыгнул, увидев дубинку, но тут же в свете горевшей на лестничной клетке тусклой лампочки разглядел, что это просто здоровенный разводной ключ.

– Погодка-а... – протянул электрик. Голос у него был слегка блеющий. Гость заглянул на кухню, потом прошел в зал. Хозяин квартиры потопал за ним, поеживаясь от пережитого конфуза – ‘дубинка’ напугала его.

– Та-ак... – гость обошел зал по периметру, будто собака, обнюхивающая незнакомую территорию.

– А этот... телевизор работает, – заметил он, поворачиваясь к Андрею и поигрывая ключом. Инструмент выглядел внушительно, даже устрашающе. Когда электрик обернулся, выяснились интересные подробности. Бровей нет, нос картошкой, лоб узкий, а подбородок – что твой утюг. Нижняя половина лица заросла густыми вьющимися волосами. Руки тоже были волосатыми.

– Чего у вас еще тут? – спросил гость и устремился прочь из зала.

Андрей едва успел отступить: электрик пронесся мимо, размахивая ключом, пересек коридор и исчез в дверях спальни. Пришлось идти за ним.

Ксюха сидела на диване, поджав под себя ноги, и пялилась на электрика. Не обращая на нее внимания, тот склонился над монитором.

– Работает, – заметил он, когда Андрей вошел. – Эта... а тут что? – он ткнул ключом в системный блок.

– Слушайте, что вы вообще делаете... – начал Андрей, но умолк, когда электрик поднял руку, призывая к молчании. Несколько секунд он стоял, прислушиваясь к чему-то, затем упал на четвереньки и прижался ухом к системной блоку.

Андрей перевел растерянный взгляд с него на Ксюху – и увидел, что там манит его к себе.

– Кто это? – прошептала она, когда Андрей склонился над диваном. – Кто он такой?

– Говорит, электрик.

– Кто-кто? А почему у него разводной ключ? С ними сантехники ходят.

Эта мысль как-то не пришла Андрею в голову, теперь же он удивился еще больше: и вправду, при чем тут ключ?

Они с Ксюхой вытаращились на широкоплечего высокого мужика, который непонятно за каким чертом торчал на четвереньках перед системным блоком, приложив к нему ухо.

– Жужжит! – ночной гость вскочил, озираясь с непонятным выражением. – Там жужжит! Это что значит?

– Значит, работает – пояснил Андрей.

– А? – электрик поднял ключ и словно в недоумении постучал им себя по темечку. Раздался такой звук, будто чем-то железным стукнули по чему-то деревянному. – До сих пор работает?

Он размахнулся и саданул ключом по корпусу.

* * *

Если бы Андрей успел задуматься, действовал бы иначе, а так, испугавшись за двухсотдолларовую видеокарту, дорогой процессор и винчестер на сто двадцать гигабайт, он прыгнул к нагнувшемуся над системным блоком электрику, ухватил его за плечо и сильно дернул. При этом рукав задрался, из-под манжета стал виден плеер.

Gors... Gorbs... Girbs...

Гость подскочил, отбросил Андрея к дивану и развернулся, упустив ключ на пол.

– Выключи! – прохрипел гость, хватаясь за ворот комбинезона и раздирая его на груди. – Выключи это!!!

Материя разорвалась бесшумно и как-то очень уж легко, распалась от горла до пупа. Ксюха завизжала. Андрей выпучил глаза на грудь, поросшую волосами еще более густо, чем лицо – словно шерсть животного, черная и кучерявая. Мужик схватил ключ, замахиваясь, шагнул к дивану, и Андрей рефлекторно поднял руку, пытаясь защититься. Ладонь чуть ли не уперлась в лоб электрика, браслет плеера оказался прямо перед его глазами.

Garbus... Girbus... Grobus...

Электрик заорал, схватил Андрея за шиворот и швырнул через всю комнату так, что хозяин свалился лицом вниз. При этом он ударился затылком о стену, после чего в голове помутилось – визг Ксюши теперь доносился словно из глубины гулкого колодца.

Он приподнялся, упираясь ладонями в пол. Пальцы нащупали что-то выпуклое и твердое. Нет, это не крик доносится из колодца, это Андрей очутился в колодце, темном и глубоком, а все остальное – далеко-далеко. От удара головой зрачки съехались к переносице, перспектива искривилась; озаренная лишь светом монитора комната приобрела гротескные уродливые очертания. Будто в подзорную трубу, Андрей видел далеко впереди – и в тоже время прямо перед собой – выпуклую, искаженную фигуру электрика, диван и Ксюху на нем. Все это находилось в круге тусклого света, окруженного темнотой. Он прижал ладонь ко лбу, одновременно поднимая предмет, который нащупал на полу. Лицо электрика придвинулось, увеличилось, потеряло пропорции, будто Андрей смотрел сквозь лупу: нос стал огромным, на жирной коже проступили поры-кратеры, а волоски в ноздрях обернулись черными кустами; лоб, скулы и подбородок вытянулись назад и уменьшилось. Нос еще приблизился, ноздри превратились в темные колодцы, ведущие в преисподнюю. Откуда-то издалека доносились вопли Ксюхи, но совсем приглушенные. Андрей взмахнул рукой, пытаясь отодвинуть от себя страшного электрика. Раздался глухой стук, и его сильно толкнули в грудь.

* * *

Когда поезд пересек реку и втянулся в туннель, свет мигнул и погас. Но лампы на стенах рассеяли почти полную тьму, воцарившуюся в вагоне.

Поезд был последним на этой ветке. За двадцать минут до часа ночи тишина воцарилась на всем протяжении городского метрополитена, смолкло гулкое эхо, целый день звучащее под сводами станций, и дежурные начали отключать эскалаторы.

Опанас Манкевич, молодой человек двадцати трех лет от роду, сирота, холост, метр шестьдесят девять, шестьдесят семь килограмм, шатен, системщик южного филиала финансовой группы «Руссовирт», ехал в последнем вагоне.

С моста, на котором находилась станция «Речная», поезд сразу же нырнул в туннель – и тогда свет погас. Сквозь свое отражение в черном стекле пассажир глядел на близкие, смазанные скоростью стены.

Вибрация пришла спереди. Несколько секунд она накатывала волнами, затем режущая глаза вспышка накрыла поезд. Грохот ударил в две стороны, выстрелил потоком воздуха из того отверстия в крутом склоне, куда втягивались рельсы, а с другой стороны разошелся по сетке туннелей.

Вагоны качнулись, пол накренился, но Опанас успел вцепиться в поручень. Секунду вагоны, скрежеща и содрогаясь, мчались, как автомобиль каскадера, лишь на тех колесах, что располагались с одной стороны, а затем качнулись обратно. Разбрызгав снопы искр, колеса, до этого находившиеся в воздухе, вновь соприкоснулись с рельсами, и тут передний вагон взорвался.

А может и не взорвался. Но что-то такое с ним произошло, от чего покореженная масса металла и пластика закупорила туннель. В нее один за другим стали влипать остальные вагоны. Первый попытался встать на дыбы, что было совершенно невозможно, потому что он весил тридцать две тонны, да и в туннеле для этого не было места. С хрустом выворачивая из креплений токоприемник, вагон уперся передней частью в потолок. Инерция следующих вдавила его в тюбинги.

Авария повредила несколько толстых силовых кабелей, на всем многокилометровом протяжении ветки разом погас свет. Каждая колесная пара, проезжая по стыку соединенных медным проводом рельс, замыкала контакт и заставляла бежать огонек по общей схеме метрополитена в центральной диспетчерской. Теперь один из огоньков – уже редких в этот час суток – сначала остановился, а затем и вовсе погас.

Тот вагон, в котором ехал Опанас, начал переворачиваться набок, но туннель был слишком узок. Единственный пассажир здорово стукнулся головой. Зазвенело разбитое стекло, и перед глазами Опанаса на некоторое время стало темно.

Он пришел в себя уже снаружи – кое-как встал, привалился к стене. Рядом висел переломленный силовой кабель с расплющенной изоляцией, и Опанас, сам не понимая, что делает, ухватился за него.

Заработавшие было лампы аварийного освещения вспыхнули и погасли. В темноте раздался треск и короткий вопль. Из кабеля выстрелил фонтан искр, озарив вагон, который стоял наискось, упираясь углом в тюбинги и задрав половину колес в воздух – в этом, казалось, присутствовало какое-то необъяснимое механическое бесстыдство.

Опанас упал на банкетку: высокая и узкая бетонная ступень тянулась вдоль всей длинны туннеля, прямо под трубами водопровода, с которых капала вода. Рядом в стене темнело забранное металлической решеткой прямоугольное отверстие, ведущее к выработке, вспомогательному помещению между двумя туннелями, где стояли насосы дренажной системы.

Придерживаясь за трубы водопровода, он встал, огляделся и пошел по банкетке в обратном направлении. Перешагнул через лужу черного масла, в чьей затянутой пленкой поверхности тускло отражался потолок и стена. По пленке прошла мелкая рябь, словно пол дрогнул – хотя никакой дрожи Опанас не ощутил. Что-то едва заметно изменилось вокруг, ровный поток дующего в туннеле ветра принес запах дождя, мокрой листвы, стоячей воды... запах другого континента. Над Опанасом развернулась вуаль, сквозь которую, как сквозь окно, в туннель проник новый звук. Он тут же смолк, исчез вместе с изменившимся светом и мимолетными запахами...

Ядовитая африканская ночь дрожала в такт рокота тамтамов.

Вуаль, сотканная из миазмов дождевого леса, из хохота гиены, тигриного рычания, шелеста наползающих на побережье Гвинейского залива волн, из звука барабанов, звона ритуальной погремушки и бормотания шамана, мгновение висела в воздухе, а затем свернулась и пропитанным дождевой влагой комком поднялась куда-то под потолок. Там она стала почти незаметной, но полностью не исчезла. Невидимая субстанция казалась одушевленной: Опанас смутно ощущал, как что-то живое наблюдает за ним. И оно было еще не готово к тому, для чего появилось здесь, оно пока лишь пыталось оформиться.

Опанас шел дальше, чуть повернув голову и скосив глаза. Вуаль, опустившись ниже, летела над его плечом.

Некоторое время он двигался молча – конец туннеля приближался. Потом, вздрогнув, остановился, внимательно поглядел на вуаль и увидел картину...

Тихо нес свои воды Нигер, магическое древо сейба возвышалось среди более низкорослых деревьев, мелкие брызги от водопадов висели теплой пеленой, и посреди этой пелены в сердце дождевого леса притаилась деревня йорубу. Там шаман, ставший теперь братом, танцевал вокруг «дороги духов» , потрясая погремушкой асо – он заканчивал ритуал-призыв. Кто-то нарисовал эту картину темной акварелью на залитом дождем стекле, но за стеклом был тот же лес и та же деревня, контуры, выведенные краской, совпадали со смазанными контурами того, что открывалось позади стекла, такое наложение создавало эффект необычный и пугающий, и звуковым фоном ко всему этому являлся равномерный рокот тамтамов – sound impact, coupe l`aire, воздушный удар, один из этапов ритуала...

Теперь одушевленная вуаль достигла необходимого ей состояния, оформилась и словно бы уплотнилась.

А Опанас стал Бокором.

Он побрел к выходу из туннеля – туда, где было отверстие в холме, метромост, ночь и река.

Выражение его лица изменилось, нижняя губа отвисла. Плечи опустились, руки расслабленно повисли вдоль тела. Пока он шел, шаркая и цепляясь ногами за шпалы, и без того сутулая спина сгорбилась еще больше.

– Ibarokou mollumba eshu ibaco... Moyumba ibaco moymba... – глухо пробормотал он.

«Ну наконец-то, – опускаясь ниже, откликнулся Эшу Рей, Закрывающий Пути, он же – Легба Кафу, Лунное Божество, он же – Шутник, Владыка Перекрестков, он же – Барон Суббота. – Поспеши. Твой брат подготавливает ритуал.»

– Мой брат – хороший шаман, – согласился тот, кто шел по туннелю. – Мы возьмем какую-нибудь машину.

Выйдя наружу, Бокор прямо с рельс вспрыгнул на ограждающие мост перила и исподлобья огляделся.

Легба парил над ним, тихо посмеиваясь – шутник, триксет, ему и положено было смеяться. Это он обманул когда-то Триждывеличайшего, создателя мира.

‘Вперед, мой конь’ – произнес Легба, и Бокор прыгнул вниз.

Спустя полчаса на угнанной иномарке он въехал в подземный гараж жилой башни. Охранник, выскочивший из будки, получил удар кулаком в челюсть, свалился под шлагбаумом и больше не подавал признаков жизни. Опанас снял с его пояса две пары наручников, спрятал тело за будкой, поставил машину так, чтобы можно было быстро покинуть гараж, и поднялся к лифту. Барон Суббота парил над его плечом.

Бокор нажал на кнопку, кабина поехала – и тут сверху донеслись голоса. Женский прокричал: ‘Я соврала! Я хотела к тебе...’, а мужской: ‘Надо милицию вызвать!’. Потом раздался топот ног.

* * *

Привалившись к столу, Андрей выпрямился. Разжал пальцы – разводной ключ упал на пол. У электрика, лежащего возле системного блока, волосы на правом виске слиплись от крови.

Хозяин осторожно коснулся ногой его плеча, подтолкнул.

– Э... – начал он и умолк. В голове было тихо и пусто, будто только-только проснулся ранним утром и еще не соображаешь, кто ты и где находишься...

– Он... Кажется, я его убил.

Ксюха, всхлипывая, на животе сползла с дивана, постояла несколько секунд на коленях спиной к Андрею, вскочила и, шлепая по полу босыми пятками, выскочила из комнаты.

– Ксюш, подожди!

Перешагнув через тело, Андрей поспешил за ней.

Когда он пересек коридор, Ксюха уже обула туфли и пыталась отомкнуть входную дверь.

– Стой, ты куда?

– Я... я... – она наконец справилась с замком. Андрей положил руку ей на плечо, но Ксюха вывалилась в парадное.

– Да погоди ты! Куда же ты пойдешь? – прокричал он, стоя на пороге.

– К Ленке! – донесся сквозь стук каблуков ее голос.

– Ты же говорила, сейчас никого в городе нет!

– Я соврала! Я хотела к тебе... а тут...

– Надо милицию вызвать! – запоздало крикнул Андрей.

Света не было во всей квартире, комп молчал. Хозяин метнулся в спальню, оттуда в коридор, потом в зал – и остановился, открывая и закрывая рот. Экран телевизора показывал окруженный домами двор с автостоянкой и сквером, все это полускрытое пеленой дождя. Камера не двигалась, двор снимали с одного ракурса, наискось сверху... Несколько секунд Андрей пялился в экран, потом перевел взгляд на окно. И опять посмотрел на экран. И опять на окно. Если он сейчас подойдет и выглянет наружу, то увидит...

Он мотнул головой, пятясь от телевизора, пересек коридор и вновь очутился в спальне.

Раньше ее немного освещал монитор, теперь же стало совсем темно. Из системного блока не доносилось ни звука – умер окончательно. Рядом лежал электрик, тоже мертвый. Надо вызвать милицию! – сообразил Андрей. Обязательно, прямо сейчас, все им объяснить, в конце концов, у него же есть свидетельница, пусть она и сбежала к какой-то Ленке – не беда, менты отыщут и Ленку... – он сделал шаг к двери, застонал и повернул обратно, вспомнив, что телефон не работает. А мобилка? Где его мобилка? Что за манера, вечно он оставляет вещи в разных местах, а потом не может найти, эта постоянная бытовая рассеянность, ни открывалки, ни ручки, ни половника, ничего не найти сразу, когда оно нужно... где мобилка?! Андрей метнулся к столу и стал один за другим выдвигать ящики. Тихий голос что-то говорил, но он звучал уже давно и стал привычным фоном, на который Андрей не обращал внимания.

Нагнувшись, он выдвинул последний, нижний ящик, сунул внутрь руку, растопырив пальцы. Этакое потаенное дно в пространстве письменного стола, куда каким-то непонятным образом, будто просачиваясь сквозь ящики, находящиеся выше, попадали самые ненужные предметы и самый мелкий мусор – пальцы нащупывали обломки карандашей, ластики, смятые квитанции, обертки жевательных резинок, пустые упаковки витаминных таблеток... нет, телефона здесь не было.

А голос все говорил, и теперь Андрей различал слова:

Cardus... Cirdus... Cobus...

У ног раздался шум. Он выпрямился, упустив ящик на пол. Попятился, скорее угадывая, чем видя движение в темноте: вот электрик тянется к разводному ключу, вот бесшумно поднимается, загораживая окно...

Продолжая пятиться, Андрей достиг дивана и плюхнулся на него. Темная фигура нависла над ним, замахнулась ключом. Андрей поднял руку, пытаясь прикрыться, манжет рубахи задрался, неприятный синтетический голос стал громче:

Dardos... Darbus... Dagrdus...

Андрей с воплем метнулся из комнаты, слыша позади шаги, пробежал по коридору и споткнулся о коврик. Входная дверь распахнулась – он увидел перед собой невысоко парня лет двадцати, Ксюху, повисшую на его руках, – и упал. Раздался возглас, глухой стук, в следующую секунду рядом с ним свалился электрик с проломленной головой.

Тут Андрей совсем потерялся, и происходившее на протяжении следующих нескольких минут запомнил смутно. Он пришел в себя в салоне машины, которая стояла под стеной подземного гаража. В тусклом свете сквозь боковое окно виднелся поднятый шлагбаум, будка охранника и ноги в черных ботинках, торчащие из-за нее.