Текст книги "Ретенция (СИ)"
Автор книги: Илья Мартынов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)
Дэйв потом много раз извинялся за тот случай, и я его даже простил, но раз и навсегда пообещал себе никогда не пить. Сейчас я знаю, что люди по-разному реагируют на алкоголь. Кто-то добреет и размякает, а некоторые, напротив, становятся свирепыми и опасными. Наверное, я даже рад, что у меня особо нет друзей в колледже и мне не придётся пить с кем-нибудь из них.
Я спускаюсь на первый этаж. Приходит сообщение от Никсы: «Как ты, братик? Всё получилось? Мы с мамой волнуемся за тебя». Я улыбаюсь. Так приятно, когда кто-то волнуется за тебя. Я отвечаю, что всё получилось и диплом защищён. В ответ Никса отправляет несколько графических значков. Мой взгляд отрывается от экрана коммуникатора. По бокам парадной лестницы высятся светлые колонны. Между ними портреты выдающихся мыслителей, учёных, изобретателей. Раньше я даже не замечал, как их много. Ловлю себя на мысли, что к своему стыду, едва ли я узнаю среди них Евклида или Спинозу, хотя и слышал про них немало. Сегодня настала пора попрощаться с этим миром науки, теперь меня ждёт совсем другая – интеллектуальная работа, не менее интересная.
Мимо проходит группа первокурсников, в чём-то я им даже завидую. Они совсем дети, на них нет ещё груза ответственности… «Чёрт, неужели теперь я совсем взрослый? И теперь с меня будут спрашивать, как со взрослого?» Эта мысль заставляет меня поёжиться. Диплом мне выдадут только через две недели, а завтра начнётся обещанный отпуск в Корпорации. Я планирую навестить маму и Никсу.
Выйдя из дверей и спускаясь по широкой лестнице, я гордо смотрю вперёд. Быть может, со стороны я похож на одного из пижонов из центра Мингалоса. Сегодня можно. Теперь я дипломированный бакалавр нейронаук. Лёгкий ветерок закручивает потоки воздуха, холодит нос и уши. Я дышу полной грудью. Даже мысли о ключе и вопросе, который задала Альбертине, сами собой рассосались. Когда каблук ботинка соскальзывает с последней ступени лестницы, боковым зрением я замечаю, как кто-то пристально на меня смотрит. Повернув голову вправо, я вижу, как коренастый мужчина с широким подбородком буравит меня взглядом. Я не могу различить его лица, потому что солнце слепит глаза. Только замечаю странный синий пояс поверх серой фланелевой рубашки с длинным рукавом. Человек не сводит с меня глаз. Сердце колотится, давление распирает виски.
Я продолжаю идти, перехожу дорогу, сворачиваю в сторону университетской аллеи с уродливыми растениями. Здесь почти нет людей. Прибавляю шагу, но вдруг понимаю: что-то не так. «Я забыл рюкзак в аудитории!» – досадная мысль останавливает поток сознания. Развернувшись, я бросаюсь обратно, но тут же врезаюсь плечом в человека, шедшего сзади. Я спотыкаюсь и едва удерживаю равновесие, отскакивая назад. Передо мной стоит всё тот же коренастый мужчина. Он шёл за мной буквально след в след. Его взгляд холоден. Я на ходу выпаливаю: «Извините». Он остаётся безмолвен.
Обхожу его и иду дальше, не оглядываясь. Уже когда приближаюсь к зданию университетского колледжа, получаю сообщение от Кристини с приглашением на обед к ним в дом. Видимо, её мать уже сообщила о моих успехах. Она пишет, что будет ждать в три. Уже два, осталось немного. Я даже рад, что пойду, вернее, поеду на обед. Ещё раз встречаться со странным типом на аллее совершенно не хочется.
У Кристини есть отдельная квартира, но сегодня меня позвали туда, где живет ее семья. Я не любитель подобных посиделок, но сегодня придётся поехать, чтобы понять, почему мать Кристини с таким пристрастием выпытывала у меня ответ на свой единственный вопрос. Лифт поднимает меня на третий этаж роскошного дома в стиле техномодерн. Огромные проёмы-арки в коридоре заставляют почувствовать всю торжественность момента уже на выходе из лифта. Окна заканчиваются полукруглыми сводами. Сверху на меня смотрят зеленоватые завитки люстр, словно салют, разбрасывающие свет в разные стороны.
Тяжёлые дубовые двери с глубоким растительным орнаментом разъезжаются в разные стороны, и я попадаю в пространство, утопающее в богатстве. Я ни разу не был в настолько дорогих квартирах. Меня встречает женщина, одетая в простую тёмно-малиновую униформу с серыми нарукавниками. Она провожает меня в гостиную, где за столом уже собрались Кристини, её мать, молодой человек, две незнакомых мне девушки и Пош. Молодого человека я вижу впервые, а девушки, по всей видимости, подруги Кристини. Сперва меня удивляет, что Пош тоже здесь, но затем вспоминаю, что он тот ещё лизоблюд и прогибан под начальство, и моё смущение улетучиваются.
– А вот и виновник торжества, – приветливо, но всё равно властно, деланно низким голосом произносит миссис Альбертине, сидящая по ту сторону стола.
– Поздравляю, утёночек, – Кристини встаёт из-за стола и, сияя, обнимает меня.
Все в гостиной начинают хлопать.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – уверенно говорит Пош и указывает мне на свободное место слева от Кристини, напротив её матери.
В этот момент я замечаю, что он сидит в самом центре вытянутого прямоугольного стола с обрубленными углами. По его спокойному и почти безмятежному виду я понимаю, что он нередкий гость за этим столом. Интересно, как это начальник среднего звена так запросто сошёлся с Альбертине, которая входит в группировку аппарата управления корпорацией.
– Трэй, вам что-нибудь налить? – Альбертине отвлекает меня от мыслей о Поше, когда я усаживаюсь за стол.
– Эмм, даже не знаю, – растерянно мямлю я.
– Трэй, ничего что я вас так называю? – вновь обращается она ко мне, уже чуть более ласковым тоном.
– Да, без проблем, миссис Альбертине.
– Хорошо… Трэй, не волнуйтесь. Самое напряжённое уже позади, – она улыбается, и я замечаю, как платье настолько плотно обтягивает её объемную грудь, что полукруглый вырез кажется неприлично большим. – Давайте вина или, может быть, шампанского?
– Да я бы соку, – произношу я, и подруги Кристини начинают тихо хихикать.
– Ну, надеюсь, соку хоть томатного и с водкой? – грубо шутит Альбертине.
Про себя пытаюсь вспомнить, как называется эта дрянь. «Кровавя Мэгги… Мэрлин, нет, Мэри», – вертится в голове. В голову отчего-то приходит образ Мэри Поппинс из сказок, которые мне читала бабушка в детстве. Я представляю себе Мэри Поппинс в шляпе, облитую с ног до головы томатным соком и обиженную, что её называют кровавой.
– Давайте тогда шампанского, если можно, – отгоняя от себя глупые детские фантазии, наконец говорю я. Музыка, звучащая где-то на заднем плане, становится чуть громче – не могу разобрать, откуда она. Я окидываю взглядом шикарные гобелены на стенах, зелёные шторы с золотым рисунком, хрустальные бра по бокам от окна.
Когда официант в малиновой форме приносит мне бокал шампанского, Пош встаёт из-за стола и произносит тост.
– Друзья, коллеги единомышленники, давайте же выпьем за научный успех и за новые квалифицированные… кхе-кхе… дипломированные кадры в нашем корпоративном цеху!
– Ураа! – кричит Альбертине, вставая из-за стола.
Все поднимаются, я следую их примеру. Руки тянутся к центру стола, присутствующие поднимают хрустальные бокалы и ударяют их друг от друга. Какое-то время все пьют, проскакивает несколько шуток от Поша, Кристини о чём-то спрашивает свою подругу справа, но та её не понимает или делает вид, что не понимает. Я выпил почти весь бокал до дна, напряжение понемногу утихает. Идя сюда, я не был уверен, что Альбертине не устроит мне допрос, но теперь я расслабляюсь и не думаю о прошлом. Я немного завидую её жизни.
– Знаете, Трэй, – внезапно обращается ко мне Альбертине, – технология, которую вы изобрели, она ведь почти революционная. Как вам это удалось?
Она смотрит на меня лукаво. Я пытаюсь понять по её широкому раскрасневшемуся лицу, насколько она пьяна и стоит ли воспринимать сказанное всерьёз.
– Спасибо, но вообще-то я лишь доработал ее, – отвечаю я, смущённо поджимая губы.
– Нет, в самом деле, вы не просто доработали, вы довели её до рабочего состояния. Это ведь главное, не так ли?
– Возможно. У меня не было другого выбора.
– Выбор есть всегда! – внезапно в разговор встревает изрядно подвыпивший Пош.
– Котик, угомонись, дай мне поговорить с молодёжью, – Альбертине берёт Поша за руку и смотрит ему в глаза с глуповатым выражением лица. Вот откуда Кристини взяла эту гримасу. Видеть ее на лице дочери – ещё куда ни шло, но Альбертине выглядит странно. Мне всегда она казалась достаточно благоразумной женщиной. Такое ощущение, будто она просто прибалдела от этого Поша. Тьфу. Судя по тому, как она обращается с Пошем, они, вероятно, не просто хорошие приятели, их связывает нечто гораздо большее. Мне хочется хихикнуть, и я едва себя сдерживаю. Пош начинает крениться в сторону. Альбертине встаёт из-за стола и куда-то уводит его из гостиной. Через несколько минут она возвращается, ее лицо залито краской. Молодой человек вскакивает и помогает ей усесться на стул.
– Извините, алкоголь – дело тонкое, – говорит она, явно опьяневшим голосом.
Краснеет она, но мне отчего-то становится неуютно, и все остальные отводят взгляды.
– Давайте десерты! – вопит Кристини. Все оживляются.
– А знаете, Трэй, я ведь знала вашу мать Мелиссию, – выпаливает внезапно Альбертине.
Кристини распахивает глаза и таращится на свою мать. Затем переводит взгляд на меня. Я смотрю в её тёмно-карие глаза и вижу сходство с глазами её матери. Даже едва смугловатый цвет кожи тоже выдаёт родство.
– Да? – спрашиваю я. – Не знал.
– Да. Я знала её ещё в те времена, когда сама была примерно в твоём возрасте.
– Мама, ты мне этого не рассказывала, – с раскрытым ртом удивлённо почти пищит Кристини.
– Я тебе много чего не рассказывала, дочка.
– А откуда вы её знали? – я не выдерживаю и задаю вопрос. Моему изумлению нет предела.
– Она начинала работать в новой администрации Мингалоса, но долго не продержалась и ушла. У меня на мгновенье ёкает сердце: «Мама работала в администрации города! А сейчас варит суп в школе! Я ничего не знаю о своей матери!»
– А почему? – придумать вопрос поумнее мне не удается.
– Она была молода, строптива и принципиальна. Неужели она вам ничего не рассказывала об этом?
– Нет. Совершенно ничего.
– Впрочем, это неудивительно, она всегда была скрытна. Я тогда сама только пришла работать в администрацию. Мы какое-то время немного дружили, потом у неё случился роман с твоим отцом. Она тебе об этом тоже ничего не рассказывала?
– Ээ, нет… Она только сказала, что он ушёл, давно…
Альбертине с прищуром смотрит в мою сторону. Скажет ли она что-нибудь особенное про моего отца? Я ведь почти не знаю его.
– А чем она сейчас занимается? – Альбертине резко меняет тему, словно не желая развивать сказанное.
– Она… – я чешу затылок. Почему-то он и правда чешется. Мне немного стыдно говорить, кем работает моя мать, особенно здесь. На окраине я никогда не стеснялся, но в этой роскошной гостиной мне как-то не по себе.
– Она повар в школе, – наконец выговариваю я.
– Вот почему Кристини не смогла найти с ней общий язык. Не смогли две женщины договориться о еде, – отшучивается Альбертине. – Кристини, тебе, быть может, стоит поучиться готовке у мамы Трэя? Ты сама и яичницу не разобьёшь.
Искренне ли она смеётся? Таких женщин сложно понять. Они настолько профессионально деформированы своим высоким положением, что, скорее, похожи на хамелеонов, чем на людей.
– Тьфу ты, мама, перестань, – краснея, произносит Кристини. Её подруги заливаются смехом.
– Давайте выпьем за маму Трэя, подарившую миру такого замечательного сына! Поднимем бокалы! Урра!
Моя рука тянется к центру стола. Но мне так хочется провалиться сквозь пол в какую-нибудь бездонную яму. Я представляю, как сижу в темноте, высунув на свет лишь руку с зажатым в пальцах бокалом.
В тот вечер Кристини явно осталась недовольной. Ещё нет семи, когда мы прощаемся у лифта. Она даже не обнимает меня, просто разворачивается и уходит. Я тихо бреду в сторону дома и мысли о том, что Альбертине знала моих родителей в молодости, не покидают моей головы. Они измываются надо мной, скребут череп изнутри, не дают покоя. Внезапно мне на ум приходит мысль, что Мингалос на самом деле маленький город, почти как деревня, в которой все друг друга знают.
Глава 8
Прошло уже более двух недель с момента защиты диплома. За это время я успел съездить на окраину и навестить маму с Никсой. Никса выглядела чуть лучше, чем в прошлый раз. Сперва я хотел обсудить с мамой то, что рассказала мне Альбертине, но внутренний голос приказал мне этого не делать. В те несколько дней она действительно сияла и была рада за меня. Не хотелось разрушать нашу хрупкую идиллию. На деньги, выплаченные мне за успешную сдачу диплома, я купил Никсе велосипед, а маме ещё витаминов. На рынке нашёлся плоский старый аквариум, в который мне удалось набрать лесной земли с муравьями.
Когда буйволы-проверяющие спросили, зачем мне это, я ответил, что изучаю поведение насекомых, и они нужны мне для экспериментов. Скривив лица, они не стали больше задавать вопросы. Так я получил чистую почву для растений. Полторы недели назад я успел посадить несколько семян помидоров. Сейчас я смотрю, как в моей домашней исследовательской лаборатории под лампами от микроскопов колышутся нежные зелёные всходы. Пластинки листочков радуют меня. Я словно большой ребёнок, только что заполучивший самую желанную на свете игрушку. Кончики пальцев нежно ласкают пушок молодых стеблей. Листики всходов похожи на резные плоские пики. До цветения ещё как минимум восемьдесят дней, но меня не покидает стойкое ощущение, что дело того стоит.
Я одеваюсь и выхожу на лестницу, чтобы посвятить день своему здоровью. Взгляд в очередной раз непроизвольно скользит по косяку двери напротив. Я слышал, как она открывалась и закрывалась несколько раз. Там точно кто-то живёт. На плече у меня рюкзак, я направляюсь в бассейн, а потом планирую зайти в цветочный за каким-нибудь растительным уродцем и удобрениями. Лифт еле слышно гудит, на время лишая моё тело ощущения силы тяжести.
Я выхожу из дома и срезаю путь через арку слева. Плитка под ногами сияет разными цветами. Сейчас чуть больше двенадцати. Самое время. Прохожу арку. Иду вдоль аллеи, пересчитывая фиолетово-бурые стволы гибридных деревьев. Прохожу несколько кварталов, пока вдалеке не появляется стеклянный купол спортивного комплекса. Не то стрелы, не то иглы заострённых металлических конструкций вырываются из крыши и разрезают небо серебристыми бликами.
В бассейне много народу. Крупные брызги разлетаются во все стороны из синей чаши. Я улыбаюсь и прыгаю с бортика, плыву вдоль самой свободной дорожки. Вода мягко холодит кожу. В моём кошмарном сне всё не так, там вода густая, вязкая и едкая. Здесь она лишь щекочет нос и лёгкими уколами проходится под веками. Сегодня я плаваю без маски. Вода забирает напряжение, а вместе с ним и беспокойство. Выйдя из душевой в раздевалку, я подхожу к зеркалу и замечаю, что руки покрылись бугорками и впадинами мышц, живот стал более плоским, а грудь распрямилась, сделавшись объёмнее.
Одеваюсь и покидаю спорткомплекс. Тепло поднимается от разогретого дорожного покрытия, обволакивает лицо. Немного душно и неприятно после освежающей прохлады бассейна. Я тащусь к торговым центрам, решив прикупить себе что-нибудь в качестве подарка по случаю окончания колледжа. Я так себя ничем и не побаловал. Последние несколько лет я больше думаю о маме и сестре. Им средства нужнее – мне всего и так хватает. По сравнению с ними я просто жирую. Внезапно я вспоминаю, что мама некогда работала в администрации. Как она тогда жила? Баловала ли она себя? Ходила ли в бассейн? Как они начали встречаться с отцом? Были ли они счастливы вместе? Целый ворох вопросов. С досадой понимаю, что мне даже не с кем обсудить всё это. Я так и не завёл друзей. Почему? У меня же были друзья в школе, по крайней мере были люди, которых я считал друзьями. С кем-то мы даже вместе убегали в лес, после чего нас отчитывали их родители.
К востоку от города протекает запруженная река. Говорят, что раньше город был и на восточной стороне. Но там всё размыло, и пришлось перенести основные постройки на запад. На реке остались строения заброшенного целлюлозного комбината со множеством громадных помещений. В одном из них, кажется, в бывшем складе, мы устроили баскетбольную площадку. Нас ругали, но мы продолжали убегать к реке, пробираясь вдоль порушенных перил полуразвалившегося моста. Затем прыгали по деревянным брусьям, кинутым в сырую болотистую почву, до самой высокой каменной стены комбината. По выходным мы часами лазали по ржавым трубам, а вечером устраивали матчи двенадцать на двенадцать.
К концу предпоследнего года все сделались серьёзными и почти перестали встречаться вне школы. Мне пришлось заполнить время подготовкой к экзаменам. Другие одноклассники и ребята из двух параллельных классов готовили себя к взрослой жизни и тяжёлой работе. Многие уехали зарабатывать в прибрежные регионы – на запад или на север. Там много работы. Это главное для них. Жаль, что у нас нет того фантастического «Интернета». Быть может, мы могли бы видеться виртуально, хоть нас и разбросало по разным уголкам Аридафии.
Мысли ведут меня вперёд по центральному торговому бульвару. Мелькают вывески и витрины. Они все почти одинаковые, в соответствии со строгими рекомендациями администрации города. В центре нельзя строить и возводить что-то без разрешения городских властей и Корпорации (что по сути одно и то же). На окраинах наоборот – кто во что горазд. Вывеска каждой лавки и магазинчика стараются перещеголять друг друга своей вычурностью.
Я брожу несколько часов, вспоминая детство, и ещё раз утыкаюсь в мысль, что всё-таки без друзей в большом городе ужасно грустно. Только сейчас, оставшись хоть и на время без дела, я это остро почувствовал. «Вырастить натуральные овощи – вот моё дело», – выуживаю из потока мыслей самую важную идею и направляюсь в сторону цветочного павильона. Едва я приближаюсь к дверям, меня атакуют насыщенные сладковатые цветочные ароматы, смешанные с влагой торфянистой земли. Витрины утопают в зелени с яркими сверкающими пятнами цветов.
Прохожу внутрь, здороваюсь с продавщицей, миловидной женщиной лет сорока, которая возится с декоративной упаковкой. Около получаса гуляю вдоль длинных стёкол, разглядывая искорёженные модификациями растения. У некоторых цветков из бутона вместо тычинок торчат ризоидные корни, свисающие вниз до самой земли. Представляю, как бы смотрелся со стороны я сам, если бы у меня из ушей торчали ноги или руки. Морщу нос.
Выбираю фикус с широкими плотными листьями. Мне он кажется самым естественным на вид. Хотя я знаю, что ночью он может выкинуть какой-нибудь финт, начав светиться или пахнуть лимоном. К нему прилагается большой горшок, полный земли, и пакет удобрений. Учёт удобрений ведётся строго. Нельзя покупать больше определённого количества на одно растение. Именно поэтому мне и нужен цветок. Возможно, ему придётся обойтись и вовсе без подкормки. Изучив вопрос в библиотеке, я выяснил, что цветочные удобрения содержат наименьшее количество вредных накапливающихся химикатов. Поэтому именно их я и буду использовать для подкормки помидоров.
Горшок оказывается слишком тяжёл, чтобы пронести его несколько кварталов в руках. Я вызываю грузовое такси. Через полчаса я вытаскиваю горшок из машины. Осторожно заношу цветок в лифт и мчусь вверх. Руки затекают от груза, пальцы белеют. Медленно выхожу из лифта, и, крепко вцепившись обеими руками в горшок, шагаю направо к своей двери. Слышу, как лифт с лёгким свистящим гулом падает вниз.
Ставлю цветок у двери и с облегчением выпускаю воздух из лёгких. Пальцы скребут по дну карманов в поисках электронного плоского ключа. Лифт за спиной вновь гудит. Кто-то поднимается. Гудение приближается. Я нахожу ключ и прислоняю к считывателю. Дверь с мягким щелчком открывается. Я беру в руки цветок, подпирая коленом дно горшка. Слышу, как расходятся створки лифта. На площадку просачивается тот самый аромат, нежный, цветочный, но одновременно яркий и сногсшибательный. Я знаю, это точно она, незнакомка с развевающимися волосами. Дверь начинает автоматически закрываться, врезаясь ручкой в горшок. Меня чуть ведёт в сторону и, словно косолапый медведь с бочонком мёда в когтях, я заваливаюсь с цветком в руках на бок. Влажные пальцы не удерживают стенки горшка, и он с глухим стуком ударяется об каменный пол. Почти половина земли высыпается наружу. Я не оборачиваюсь, а лишь присаживаюсь на корточки.
Моё лицо залито краской. Мне должно быть плевать, что обо мне подумают, но смущение завладевает разумом. Она заставляет меня испытывать нелепый стыд. За спиной тишина. Она смотрит. Я точно это знаю. Пальцы вминаются в комья разбросанной почвы, и под ногтями сразу же появляются черные дуги. Я спешно сгребаю грунт в горшок. Развернувшись боком, я вижу, что она приближается ко мне. Аромат становится гуще и слаще. Голова начинает кружиться. То ли от аромата, то ли от волнения. Она теперь совсем близко. Её коленки сгибаются, и она опускается рядом. Её длинные красивые пальцы входят в грунт, подбирают щепотку земли и несут в сторону горшка. Посмотрев на нее, я замечаю лишь синие глаза. Её взгляд сосредоточен. Она уверена в своих движениях.
– Спасибо. Не стоило вам… эээ, – я смотрю, что ей на вид не больше чем мне, – тебе пачкать руки.
– А я и не пачкаю, – спокойно отвечает она.
– Теперь под ногтями останутся частицы земли и всякая грязь, – улыбаясь, произношу я и смущённо отвожу взгляд. Сердце колотиться, уверен, моё лицо похоже на блин красного предзакатного солнца.
– Разве это грязь? – спрашивает она с лёгкой насмешкой.
– Да, конечно. Она же пачкается.
– Не той грязи надо бояться, – она произносит это и ещё усерднее собирает почву. Мне кажется, будто я уже где-то слышал похожие слова, но не могу припомнить, где именно.
– А какой же? – провоцирую её на ответ.
На мгновение она замирает. Её голова поворачивается в мою сторону. Я повторяю её движение. Наши взгляды встречаются.
– Грязи из сердца и души, – произносит она. У неё настолько спокойный и уверенный взгляд, что я не в состоянии долго его выдержать. Я отвожу глаза. Вернее, они сами хотят сбежать.
– Понятно, – еле слышно произношу я. Мы продолжаем сгребать землю.
– Не стоит добавлять много удобрений. Эти фикусы их не любят, их почти не трогали инженеры, – произносит она, когда мы почти заканчиваем собирать грунт.
– Понял, спасибо, учту, – смущённо произношу я. Мой обонятельный анализатор уже начал привыкать к аромату её духов. Они почти не ощущаются, лишь изредка, когда она двигает руками. От ее тела веет теплом, которое смешивается со сладостью цветочного запаха и заполняет носовые ходы, буквально вынося меня из реальности. Может, у меня есть зачатки синестезии?
– Ну вот и всё, остальное завтра уберут дроны, – она встаёт и стряхивает остатки комочков и песчинок с пальцев прямо в горшок.
– Спасибо тебе огромное за помощь.
– Да не за что, – она пожимает плечами. Я встаю. Горшок остаётся на полу.
– Ты ведь недавно здесь, верно? – не удерживаюсь я от любопытства.
– Ну, уже почти месяц, если даже не больше. Я наездами тут. Иногда ночую у брата в другой части города. А ты здесь давно?
– Да, уже почти четыре года. Квартиру предоставляет «Плазмида».
– Ты так давно работаешь на них? – ее голос звучит по-прежнему уверенно, но теперь в нем слышно удивление.
– Ну, не совсем… сперва я учился, а потом, после первого курса колледжа, уже стал на них работать. Я, кстати, Трэй.
– Я Раварта. Можно просто Рав. Я уж думала, ты никогда не представишься, – она смеётся, и я вижу, как её пухлые губы обнажают маленькую кривизну одного из центральных нижних белых зубов. Это не уродует её, а, напротив, красит, добавляя естественности. Даже при не очень хорошем освещении я успеваю заметить, что, в отличие от Кристини и её подруг, на лице Раварты почти нет яркой косметики. Её красота – природная и чистая, первозданная.
– Да, извини, растерялся с этим цветком.
– Да ничего. Бывает. Ты увлекаешься разведением растений?
– Ну как тебе сказать… Пытаюсь, – я почти не лгу, я действительно пытаюсь.
– Давай помогу занести его в квартиру, чтоб ещё раз не выронить.
Я окидываю взглядом её подтянутое, стройное тело, оценивая её силу и сноровку. Одновременно прокручиваю в памяти последние сутки, пытаясь сообразить, закрыл ли я дверь в лаборантскую. Вспоминаю, что закрыл, и соглашаюсь. Мы вместе втаскиваем цветок в прихожую и ставим его под планкой с крюками для одежды.
– У тебя есть гидрогелевый коврик! Вух! – удивляется она, увидев рассыпанные белые влажные шарики с хвостиками.
– Да… вообще-то он, вернее они, шарики эти, были здесь с самого начала.
– А у меня вот нет такого, – она наиграно поджимает губу, но тут же будто берёт себя в руки и переводит взгляд на цветок. – Жить будет. Главное, рассеянный свет и тепло.
– Ага… – Я стою в растерянности, не зная, что делать. Она помогла мне, и нужно как-то отблагодарить. – Знаешь, у меня есть чай и клубничный джем.
– Спасибо, я, пожалуй, пойду.
– Эмм, – я чешу затылок, – я просто хотел тебя отблагодарить.
– Я не люблю этот синтетический джем.
– На самом деле я тоже. Гадость. Раньше, когда была жива бабушка, мы собирали ягоды в лесу и делали настоящее варенье.
– Правда? – в ее глазах внезапно загораются огоньки. Она оживляется.
– Ну да. Оно было таким вкусным и ароматным.
– Знаешь, если ты подождёшь пару минут, я кое-что принесу к чаю.
Меньше, чем через две минуты она возвращается с небольшой банкой чего-то красного.
– Что это? – тихо спрашиваю я, закрыв дверь.
– Это настоящий брусничный джем! – она улыбается, и в ее глазах искрится неподдельная радость.
– Из лесной брусники? – шепчу я.
– Да!
– Но откуда?
– Это секрет. Старые запасы. Последняя банка. У меня бабушки не было, я сама всё собирала.
Мы идём на кухню, я завариваю чай, но она отказывается и просит налить ей горячей воды в кружку.
– Я пью просто воду или иногда развожу в кружке пару ложек джема, – поясняет Раварта.
– Класс! – я запускаю в банку чайную ложку. Кисло-сладкий с лёгкой горчинкой вкус заполняет весь рот. Слюна прибывает.
– Как тебе?
– Бесподобно, – отвечаю я, с благодарностью глядя ей в глаза.
Она кокетливо хихикает. Нравлюсь ли я ей? Такая шикарная девушка, должно быть, интересуется парнями постарше и побогаче. Тут я вспоминаю Никсу – она бы обрадовалась настоящему джему. После того случая мама почти всё ей запрещает.
– Знаешь, ты меня прости, – робко начинаю я, – мне нечего тебе предложить взамен такого богатства, как брусничный джем. У меня есть маленькая сестра, у неё аллергия и… я готов тебе дать, может, что-то из своей еды или вещей каких-нибудь взамен… эм… – слова застревают в горле. Мне совестно просить у малознакомой девушки.
– Бери всё, – договаривает за меня Раварта.
– Ты серьёзно?
– Да! – она смотрит на меня и пододвигает банку ближе к моему локтю. – Если бы у меня был такой брат, как ты, я была бы счастлива. Наверное, вы очень счастливая семья.
Меня ошарашивает внезапное согласие Раварты. Откуда такая щедрость? Я уже даже не спрашиваю, откуда у неё джем из настоящей брусники. «Счастливая ли у нас семья? Мы небогатые, но добрые. Я так думаю. Во всяком случае я люблю маму и сестру, а они меня. Наверное, мы счастливы». Мне хочется узнать, почему она не счастлива с братом, но я удерживаюсь от вопроса.
– Я просто хотел попросить немного отлить из банки. Я не могу забирать всё.
– Можешь.
– Нет, Раварта, прости.
– Трэй, теперь тебе точно придётся всё забрать, – её голос звучит решительно.
Я сдаюсь, хотя мне совестно. Мало того что мне помогли, так ещё и последнее сокровище отдали. Ситуация похожа на сон. Я даже тянусь к оголённому локтю и незаметно щиплю себя за кожу. Нет, я не сплю. Как всё странно.
Мы болтаем с Равартой, обмениваемся воспоминаниями о детстве и о том, как там было много всего настоящего и натурального. Выясняется, что они с братом приехали из одного северного региона. Она почти не упоминает брата, лишь вскользь говоря о нём. Я не выпытываю. Когда я сижу рядом с ней, внутри отчего-то становится хорошо и светло, словно по воздуху мне от нее передается какой-то заряд. Из-под короткого рукава её светлого платья виднеется небольшой, но глубокий шрам. Видно, у неё было боевое детство.
Мы не замечаем, как проходят минуты и часы. Лишь около одиннадцати вечера мы вдруг осознаем, как быстро утекло время. Я прощаюсь с Равартой. Мы смотрим друг на друга, и я чувствую, как тепло разливается в животе, а затем охватывает всё тело. На прощанье мы обмениваемся кодами номеров коммуникаторов. Достав из кармана пиджака своё устройство, вижу несколько непрочитанных сообщений от Кристини. Мне совестно больше обычного, но я отключаю эти мысли. Хватит с меня на сегодня угрызений совести.
У меня остаются ещё две с половиной недели отпуска. Мы с Равартой видимся почти каждый день. Я сознательно избегаю Кристини, выдумывая поводы, чтобы не встречаться с ней. Один раз я даже вру, что вообще уехал из города. С каждым днём, понимаю я, тяга к Раварте внутри меня лишь усиливается. Я напоминаю сам себе кусочек металла, завлекаемый силами мощного магнита – девушки с пышными светлыми волосами и пронзительными небесными глазами.
Временами Раварта отлучается к брату на день или два, но затем мы вновь встречаемся и проводим вместе часы. Я много рассказываю ей про своё детство, про сестру, про странное поведение матери в последние годы. Она слушает, внимательно глядя мне в глаза. Так увлечённо ещё никто и никогда меня не слушал. Удивительно, за эти дни я пересказал Раварте почти половину своей сознательной жизни, но о ней самой так толком ничего и не узнал, кроме того, что их мать умерла, когда она была совсем малюткой, а через какое-то время этот мир покинул и её отец.
Мой отпуск заканчивается. Я выхожу на работу – теперь в должности руководителя лаборатории, как и обещал Пош. Мы реже видимся с Равартой, но в свободное время стараемся погулять и зайти ко мне домой. Я ещё ни разу не был у нее в квартире, но мне это и не нужно, она сама заходит ко мне. Проходит ещё несколько недель, и вот однажды на кухне случается первый робкий поцелуй. Мы сидим, обнявшись, и молчим, долго. Мне хорошо, и я не хочу высвобождать её из своих объятий. Она не остаётся, просто нежно целует в лоб, проводит мизинцами по шее и уходит.
В тот же вечер я принимаю решение окончательно порвать с Кристини. Я знаю, что рискую, ведь её мать может устроить мне неприятности, но так дальше продолжаться не может. Мой мозг не выдержит столько лжи. Я начинаю обдумывать, как именно расстаться с Кристини. Решаю, что какое-то время буду проявлять холодность, а потом скажу, что просто больше ничего не хочу. Дурацкий план, но опыта у меня в таких вещах нет. С девчонками в школе было всё как-то проще. Мы целовались, потом просто не разговаривали и избегали друг друга, если решали порвать и не общаться. Мысль о том, что Кристини использовала меня в качестве игрушечного бойфренда, несколько успокаивает меня, но не избавляет от чувства вины.
