Текст книги "Ретенция (СИ)"
Автор книги: Илья Мартынов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
– Трэй, сумел раздобыть алгоритмы? – часто вдыхая воздух, спрашивает он.
– Ага, вот держи, – я протягиваю ему пластину с четырьмя узенькими позолоченными плоскими полосками на ней.
– Отлично! Надеюсь, там всё, что нужно.
– Наверное. Мы с Тодом старались, – я пожимаю плечами и улыбаюсь.
Я жму Элиасу руку, и мы с Равартой покидаем базу Плодородия. Идти около шести километров, но моим ногам это идёт на пользу. Разгоняясь, кровь сперва словно разжижается, а потом вскипает.
– Я думала, что ты будешь один, – с нескрываемым изумлением на уставшем лице в прихожей нас встречает мама.
– Это Раварта. Мы с ней встречаемся.
– Здравствуйте, – здоровается Раварта с моей матерью. Обеим явно немного не по себе. Пока Раварта снимает кроссовки, я озираюсь по сторонам в поисках Никсы.
– А где Никса? – наконец, спрашиваю я, глядя на мать, прислонившуюся к стене и наблюдающую за тем, как Раварта поправляет волосы перед зеркалом в нашей прихожей.
– Я здесь, – из комнаты выплывает не моя сестра, а словно её бледный призрак.
Я обнимаю Никсу, боясь сломать её хрупкие кости, обтянутые почти прозрачной молочно-белой блестящей кожей. Я отстраняюсь, приседаю на корточки и принимаюсь разглядывать её исхудавшее тело с ног до головы. Раварта подходит к Никсе и протягивает ей руку.
– Она приятнее Кристини, – произносит Никса и пожимает Раварте руку. Мы все улыбаемся, мама смеётся, но мне смеяться совсем не хочется. Мы все направляемся на кухню, где нас ждёт скромный праздничный стол в честь моего дня рождения. По пути я кидаю на мать осуждающий взгляд.
– Она почти ничего не ела с того последнего раза, как приезжала доктор, – почти шёпотом говорит мне мама.
– Так нельзя…
– Я знаю, – тяжело вздыхая, произносит мама. И потом резко меняет тему. – Мы решили отпраздновать твой день рождения сегодня, потому что не знали, успеешь ли ты завтра.
Пока Раварта спрашивает у Никсы, где можно сполоснуть руки, мама обнимает меня, едва касаясь, и вручает мне небольшой пакетик. Я раскрываю его и вижу внутри коробку витаминов для мужчин VitaDNAMen. Я знаю, что они стоят безумных денег, возможно даже целых четыре или пять её зарплат, но она не пожалела.
– Я подумала, что ты столько работаешь, питаешься там через раз, всё приносишь сюда. Вот и решила тебе подарить.
– Спасибо, – я целую её в щёку и мой взгляд падает на Раварту, вытирающую руки полотенцем.
Мы садимся за стол с двумя мисками салата, тарелкой печёной индейки и небольшой корзинки с сухофруктами. В первые же минуты общения за столом я понимаю, что Раварта явно пришлась по душе Никсе. Они даже успевают перекинуться несколькими шутками, пока я с ужасом разглядываю ключицы, торчащие из-под зелёного платья Никсы.
Мама усиленно не замечает мой укоряющий взгляд. Я после прогулки нагулял аппетит и с удовольствием уплетаю мясной салат. Раварта ковыряет вилкой кусочки огурцов. Никса не притрагивается ни к чему. Просто сидит и смотрит то на меня, то на Раварту.
– Давай может немного сухофруктов? – спрашиваю я у сестры, протягивая ей корзинку.
– Нет, я только хлебцы ем, ещё сыр немного, – её голос звучит болезненно тускло, она едва шевелит бледными губами.
– Чёрт! Надо было что-то захватить сегодня! – не выдерживаю я, обращаясь к Раварте.
– Трэй, не употребляй таких слов, – мама делает вид, что сердится. – Господь не разрешает произносить этого в доме.
– А не кормить детей он тебе разрешает?! – выкрикиваю я.
– Трэй, тише, не надо, – Раварта, сидящая слева, гладит меня по плечу.
– Хоть бы у Нори взяли еды с собой! – с досадой говорю я.
– Но не факт, что она пришлась бы по вкусу твоей сестре.
– Он натуральная, без генных модификаций. Никса бы её съела несмотря на вкус. Ведь правда Никса ты бы съела настоящих фруктов ил овощей?
– Ага, – глядя на меня круглыми от удивления глазами, отвечает сестра.
По лицу Раварты я замечаю, что произнёс что-то не то. Мама, сидящая напротив, раскрыла рот, в ее глазах – ужас.
– Извини, я погорячился, – говорю я, обращаюсь к Раварте. – Я просто хочу, чтобы Никса была здорова.
– А как зовут Нори полностью? – всё ещё пребывая в состоянии истукана, спрашивает мама.
– Нори Гловер-Парсон, – с осторожностью отвечает Раварта. – А что?
–Тебе что-то известно о ней? – спрашиваю я у мамы, видя как изменилось её лицо.
– Мы были немного знакомы. Не думала…– она обрывает фразу.
–Что ты не думала?! – спрашиваю я, вытаращив на неё глаза.
– Не думала, что она осмелится торговать запрещёнными продуктами.
– А она и не торгует, – спокойно произносит Раварта. – Мы их сами выращиваем и раздаём тем, кто нуждается.
– И ты тоже с ними? – спрашивает сухим, сдавленным голосом мама.
– Да…Мне пришлось, – я кидаю взгляд на Раварту. – И я не жалею.
Мы сцепляем наши руки. Какое-то время мы все сидим молча, пока мама не задаёт следующий вопрос.
– Ты уже успел что-нибудь вырастить сам?
– Нет. Пока только кусты.
Глядя в её тёмные глаза, полные страха, отчаяния и растерянности, я кратко рассказываю о том, как проник в НИВПР и выкрал семена. Сперва мне кажется, будто мама не верит мне, но затем к рассказу подключается Раварта. Она подбрасывает дополнительные детали, и история становится похожей на правду. Когда я заканчиваю, мама всё ещё неподвижна, но в её взгляде словно что-то меняется.
– Сколько ты сможешь раздобыть еды для Никсы? – спрашивает она резко, почти сердито. Я давно не слышал у нее такого голоса.
– Сколько потребуется, -подхватывает Раварта. – Новый урожай соберут буквально на следующей неделе.
– Это хорошо, – мама кивает.
– Я рад, что ты поняла ситуация, – говорю я ей.
– Ты сильно рискуешь, -говорит она, но потом переводит взгляд на бледное тело Никсы и добавляет. – Но, видимо, оно того стоит.
Я замечаю, что мама словно немного посветлела и взбодрилась, но я боюсь об этом думать много, чтобы не обмануться. Пусть лучше пока она побудет в моём сознании безвольной и неэмоциональной. Никса достаёт из холодильника торт с белым сметанным кремом. Я знаю, они его испекли сами. Он оказывается на удивление вкусным, хоть и сделан из ГМО. Никса почти не притрагивается. Я слизываю с указательного пальца кремовую массу и запиваю горячим чаем. Он обжигает язык так, что тот становится шершавым и нечувствительным. Вечер затемняет улицу за окном.
– Уже начало десятого. Никсе пора спать, – говорит мама.
– Мы тогда пойдём прогуляемся, – говорю я маме.
– Хорошо. Ты сегодня вернёшься ещё?
– Пока не знаю.
– Я рада была с вами познакомиться, миссис Коулман и с тобой, Никса.
Никса подходит к Раварте и обнимает её.
– Ты хорошая. Береги моего брата.
– Обязательно.
– Трэй, ещё раз с днём рождения. Хотела бы видеть тебя почаще – Никса обнимает меня и направляется в свою комнату. Её хилое тело, которое вот-вот воспарит в воздух и улетучится, вызывает во мне ощущение жалости и досады на собственное бессилие. Неужели маме всё равно, что происходит с её дочерью?
– Я подожду тебя на улице, Трэй, – Раварта кивает и выходит за дверь, давая нам с мамой возможность поговорить.
Я смотрю на свою мать. На её безвольно опущенные книзу плечи, на выбившиеся из-под металлического волнистого обруча волосы, и мне хочется обнять её крепко-крепко.
– Мама, – выдавливаю я, бросаюсь к ней и стискиваю ее спину..
Сперва она почти не двигается, а потом я ощущаю, как её руки ложатся на мои лопатки. Я утыкаюсь носом в её старую серо-фиолетовую кофту и не могу сдержать слёзы. Она прижимает меня к себе всё крепче. Как же мне не хватало её такой простой, материнской поддержки все эти годы. Иногда одни объятия могут сделать гораздо больше, чем тысячи самых эмоциональных слов.
Я выхожу на улицу. И вижу у фонарного столба силуэт Раварты, которая, вытянув ногу, как балерина, очерчивает кружок вокруг себя.
– Как ты? – она спрашивает, когда я подхожу ближе.
– Паршиво.
– Понимаю. Надо срочно вытаскивать твою сестру из этой голодовки, – её синие глаза заглядывают в мои.
– Да. Я думаю, завтра попросить еды у Митчела.
Мы сворачиваем на дорогу, в сторону леса и идём так, словно гуляем там каждый вечер.
– Обязательно. Не думаю, что он пожалеет что-то для твоей сестры.
– Надеюсь.
– Тебе он не понравился? Так ведь?
– Ну… скорее –нет, чем да. – в этот момент я думаю, стоит ли говорить Раварте о своих мыслях по поводу. Плодородия или нет. В конце концов, сегодня после окончательного расставания с Кристини, мы должны стать ближе. – Я до сих пор не понимаю, откуда у восстановителей деньги, откуда у Митчела деньги. Насколько высокие у него покровители, – я рассуждаю вслух, когда мы уходим на достаточное расстояние от дома.
Теперь несколько огоньков нашего дома кажутся размазанными желтоватыми пятнышками. На фоне непроглядной августовской черноты.
– Я и сама мало что знаю об этом. Говорят, когда-то Митчел сам занимал высокий пост в Плазмиде, а потом что-то произошло, и он ушёл от корпоратов. Ты им не веришь?
–Кому?
– Восстановителям.
– Нет, – я пытаюсь разглядеть в темноте её глаза, но вижу лишь две неяркие блёстки.
Она молча тянется к моей руке, кончики наших пальцев соприкасаются. Тепло разливается по моей руке и струится выше к голове.
– Я тоже перестала им верить с тех пор, как встретила тебя, – произносит она спустя минуту.
Я не знаю, что на это сказать – хорошо это или плохо. Нори и другие члены Плодородия стали для неё семьёй. Подарили ей новый дом и, возможно, веру в светлое будущее. Смею ли я так вот запросто отнять всё это у неё?
– А побежали на холмы? – предалагаю я.
– На исполинские? – спрашивает она.
– Ага! Откуда ты их знаешь?
– Да их все тут знают, с них же вид открывается вид весь город.
И мы сворачиваем вправо и бежим по дороге, огибающей лесную чащу, которая, как мне кажется, за последние несколько лет стала гуще. Когда мы почти добегаем до места, через двадцать минут, Раварта хватает меня за рубашку и тянет назад. Я слышу её смех и, подбегая к её силуэту, принимаюсь щекотать её под рёбрами. Она визжит, и смех, перемешанный с возгласами, заполняет пространство тёмного, влажного и ещё тёплого вакуума вокруг нас. Мы зовём холмами высокие уступы с резким обрывом вниз, у подножья которых земля принимает форму плоской платформы.
Поднявшись на один из холмов, мы отыскиваем место посуше и плюхаемся прямо на траву, свесив ноги вниз. Раварта кладёт голову мне на левое плечо, заставляя мои губы незамедлительно поцеловать её волосы.
Сине-зелёные огни выстраивают силуэты небоскрёбов Мингалоса. Окраинные районы почти полностью погрузились во тьму. Люди в них серьёзно экономят на электричестве. Над всем городом величественно возвышается спираль ДНК. Белые полоски волнистых тяжей словно мелком на старой школьной доске вырисовывают контуры башни в чёрном небе, заполненном звёздами. Сегодня крапинки небесных светил проглядываются над всей территорией города, но обычно безоблачное небо бывает только над центром. Облака там специально разгоняют цилиндрическим силовым полем.
– Знаешь, я до встречи с тобой думала, что проживу всю жизнь в Плодородии, помогая им выращивать урожай, – заговаривает Раварта.
Здесь, на холме я могу видеть её глаза отчётливее. Я замечаю, что её нос немного треугольный сбоку имеет малюсенькую горбинку, но от этого он не становится менее аккуратным.
– А теперь? – спрашиваю я, беря её за правую руку и целуя пальцы.
– Я думала, что это хорошая жизнь, – она словно не расслышала моего вопроса. – Но сейчас я понимаю, что не представляю её без тебя. Но я также знаю, что ты не захочешь быть с Плодородием всегда.
Я и не думал, что Раварта может так тонко чувствовать меня. А ведь она права. Я и правда не хочу так провести всю жизнь. Мне интересны тренировки с Тодом, но однажды они наскучат. Выращивать овощи – явно не мой конёк, но я готов это делать ради Никсы. Видимо, только ради неё одной или кого-то ещё из близких. Неужели она боится, что я уйду?
Нет, это скорее я переношу свой страх на неё. Такая красивая девушка, как Раварта, обратила внимание на простого, лопоухого парня без денег. Она ведь может найти богатого парня из центра. Я боюсь её потерять. И этот страх меня гложет с нашего первого поцелуя.
– Мы не должны быть с Плодородием всегда, -наконец я нахожу что сказать, пока она молчит, явно ожидая моей реакции. – В конце концов, если будет война и восстановители победят, то нам не придётся больше вести такую скрытную жизнь. Мы станем свободны и сможем сами выбирать что нам делать.
– Я бы хотела в это верить…
Я замечаю, что пока мы говорим, ДНК сдвинулась вправо и как будто немного убавилась в размерах.
– Башня поехала, – говорю я, указывая на белые спиральные нити.
– Ага. Интересно зачем? Неужели в северные регионы?
– Не знаю. Может Тод или Митчел знают.
Начинает холодать, и мы прижимаемся ближе друг к другу. Раварта немного рассказывает о том, как в детстве она думала пойти учиться играть на скрипке, увидев её в одном из антикварных магазинов их города, но поняла, что её мечте не суждено будет сбыться и отдала предпочтение борьбе. Я представляю её со скрипкой в руках. Как она дёргает смыком, отбрасывая своим пышные волосы назад, а ей аплодирует весь зал, наполненный возгласами воодушевлённой публики.
– Уже полночь, – она смотрит время на своём коммуникаторе.
– Ага, наверное, пора идти спать.
Её рука проникает в карман шорт и возвращается оттуда с небольшим прямоугольным конвертом.
– С днём рождения, Трэй. – она протягивает его мне и целует.
Я и забыл, что день моего рождения только что наступил. Из конверта мне на руку падает серебристый браслет, собранный из вытянутых подогнанных вплотную друг к другу листьев. Металл холодит пальцы.
– Тебе нравится?
– Очень.
– Я купила его…, – я не даю ей договорить, прикасаясь своими губами к её.
Глава 17
На утро я просыпаюсь в одной из комнат в корпусе комбината, переделанном под общежитие. Оно стоит чуть поодаль от главного комплекса, поэтому мне не видно из окна, чем занимаются другие члены Плодородия. Раварта уже вылезала из постели, но мне кажется, что кровать всё ещё сохранила тепло её тела рядом со мной.
Вчера мы пришли сюда почти в два ночи и были рады тому, что Сьюзан ждала нас в дежурной комнате. Она же застелила нам постель. Выйдя на улицу, я замечаю, что сегодня значительно жарче, чем вчера. Пока я добираюсь до центрального здания комбината, волосы у кожи головы делаются мокрыми. За столом почти никого нет, видимо все уже позавтракали. Из центральных ворот выходит Тод.
– Привет. Есть сорок минут на сборы. Сегодня выдвигаемся за ягодами, – произносит он. Явно старается казаться учтивым, но я замечаю раздражение в его голосе.
– Хорошо.
– Ээ, с днём рождения, кстати, – он закидывает руку за спину и делает вид, будто чешется.
– Спасибо.
– Ага… Там, куда мы идём, много змей. Нужно будет переодеться. Походные ботинки и штаны лежат в подсобке на втором этаже.
– Ладно, -киваю я.
Пока мы говорим, Нори выносит мне рисовую кашу с орехами. Ещё я замечаю у неё в руке какой-то жёлтый пакетик.
– Это тебе, – она протягивает его мне. – Там мыло и ещё мазь. Всё из натуральных ингредиентов. Мыло сама варила.
Я обнимаю Нори и принимаюсь за кашу. Орехи немного вяжут язык. Но мне это даже нравится. Кажется, будто весь концентрат леса собран в каждом ядре ореха. Поев, я ковыляю в сторону здания, надеясь там найти Раварту, Алекса, Абига и всех остальных. На первом этаже только снующие туда-сюда незнакомые мне парни и девушки с лейками. Я поднимаюсь на второй этаж и ищу комнату с одеждой.
Я дохожу почти до конца коридора со старыми бетонными стенами, минуя теплицы с парниками, когда понимаю, что явно пошёл не в ту сторону. В этот момент откуда-то из глубокой темноты неосвещённой части коридора я слышу разговор Митчела и Нори. Их голоса чуть пригулшены, и я догадываюсь, что они находятся в каком-то в помещении с открытой дверью. Я ныряю в темноту и крадусь вдоль стены, чтобы лучше расслышать их речь. Щель в двери совсем узкая, но её достаточно, чтобы волны их звуков проникали в коридор.
– Ты же знаешь, что корпораты не отступятся, Митчел, – с уверенностью в голосе произносит Нори.
– Да, но, если мы не оставим им выбора, им придётся отдать нам остров.
Он сказал “остров”? Что ещё за остров?
– Но остров принадлежит всем жителям Аридафии. Мы же не можем взять и забрать его себе, даже если и победим.
– Да, только мало, кто о нём знает. Нам нужно успеть всё там проверить до того, как туда хлынут потоки людей. Это наш шанс перезапустить всю природу на планете.
“О чём он вообще?!” – я думаю про себя и чувствую, как моё дыхание учащается.
–Ой, не знаю. –я узнаю Нори по её тревожному вздоху. – Главное, чтобы все наши дети не погибли. Без них всё это теряет смысл.
– Перестань Нориссия, потери будут в любом случае.
“Нориссия” – Значит так её зовут. Интересно, моя мать знала её под этим именем? Чёрт! Почему я не расспросил вчера маму о её знакомстве с Нори? Правда, вряд ли бы она мне много рассказала.
– Я бы не хотела, чтобы…
– Погоди, – он прерывает её, и я слышу, как он движется к двери, в десяти сантиметрах от которой к стене прислонено моё ухо. Я ожидаю, что дверь сейчас распахнётся, и я буду разоблачён, но вместо этого раздаётся громкий хлопок, а затем щелкает механизм замка. Они закрылись наглухо. Мне теперь ничего не слышно. Интересно, этот замок уцелел еще со времен до катаклизма?
Я бреду в обратном направлении, пока не натыкаюсь в другом конце коридора на Алекса.
– Привет, дружище! – он легонько стучит кулаком мне в плечо. – С днём рождения! Прости, что я без подарка. Но я готов сегодня нести все твои вещи в лесу.
Я смотрю на Алекса и понимаю, что у меня появился настоящий друг. Впервые за несколько лет. Надёжный товарищ, способный поддержать в трудную минуту. Я уже и забыл каково это – с кем-то дружить.
– Спасибо. Поможешь мне отыскать шмотки, чтобы переодеться?
– Да, пошли, вторая дверь справа по коридору, там цела груда ботинок!
Пока Алекс ковыряется в куче сваленных вместе сапогов, калош и другой обуви, моё сознание поглощено мыслями об острове. “Перезапустить природу” – что бы это значило, прокручивается в моей голове снова и снова. Алекс находит нужный сорок второй размер, и я переобуваюсь. На поляне, рядом со столом, Тод раздаёт всем рюкзаки с разным инвентарём. Мне достаются котелки для еды, корзинки и бидоны для ягод и палки-копалки.
Раварта держит в руках корзину с коричневой шайбой – устройством, отпугивающим насекомых. Я такие видел в лавке мистера Феликса, но никогда сам не пользовался. Дилан тащит рюкзак с бутылями воды для питья. Тод взвалил на плечи рюкзак с провизией. Алекс тоже нагружен едой. Он пытается стянуть с меня лямки рюкзака, но я сопротивляюсь.
В конце концов я остаюсь со соей поклажей, и мы выдвигаемся в лес, одетые в темные походные рейтузы, заправленные в тяжелые ботинки. Пройдя около двадцати минут, я ловлю на шее первого комара. Он успевает забуравить свой хоботок кожу прежде, чем я его смахиваю. Теперь в месте укуса неприятно зудит.
– Мы сегодня совершаем одно из самых страшных преступлений, – поворачиваясь к нам на ещё широкой тропке, произносит Тод. – Мы собираем ягоды. Любые съедобные. Чернику, бруснику, голубику. Что найдёте. Если кто-то заметит странную активность вокруг, сразу подавайте сигнал.
– Это он про экологическую полицию, – говорит мне Алекс, идущий рядом.
– Ааа… я так и понял.
Через час ходьбы плечи начинают ныть, но я стараюсь о них не думать. Быть может, я соберу целый бидон ягод и накормлю вечером Никсу. Нет, я просто обязан это сделать! У меня перед глазами опять вырисовывается бледный силуэт её исхудавшего, почти мумифицированного тельца. Я замечаю, как под ногами становится всё больше мха, а вокруг появляются кустики с малюсенькими листиками.
Мы приближаемся к ягодным местам. Нас совсем немного, помимо меня, Раварты, Алекса, Тода и Абига и Дилана с Марвином, ещё человек шесть. Других знакомых мне ребят с нами сегодня нет. Через ещё десять минут ходьбы мы рассредотачиваемся по поляне с кустами. Они почти никем не тронуты, вряд ли кто-то кроме восстановителей может дерзнуть собирать что-то в лесу. Наказания слишком строги. Через два часа мой двух литровый бидон наполняется черникой почти наполовину. Мы делаем привал. Я достаю еду. Дилан распределяет бутылки с водой.
– У тебя такие аппетитные губы, -произносит Раварта. – Фиолетовые и сочные, как ягоды.
Мы смеёмся. Я открываю бутылку с водой и залпом выпиваю почти треть. Потом принимаюсь смывать черничный краситель с губ, хотя и понимаю, что это бессмысленно.
Мы перекусываем бутербродами и начинаем подниматься со своих кочек. Когда я встаю, то чувствую какую-то нездоровую тяжесть в голове. Преодолевая неприятное ощущение, выпрямляюсь. Через несколько минут ходьбы я чувствую, будто в мой желудок словно встроили поршень, который вот-вот вытолкнет всё наружу. Я делаю несколько глотков, но понимаю, что это было ошибкой. Сбрасываю с себя рюкзак и падаю на корточки. Как раз вовремя. Меня начинает рвать.
– Ты ел какие-нибудь ягоды, кроме черники? – спрашивает Раварта, подбежав ко мне. Судя по тревоге в ее глазах, я выгляжу совсем паршиво.
– Нет, я знаю какие ягоды есть нельзя.
Я ещё раз припоминаю что именно я брал в рот. Дед научил меня отличать ядовитые ягоды от съедобных. Отравление продуктами леса исключено. Остаётся только еда или…вода. Сознание начинает путаться. Я кидаю взгляд в сторону Дилана. Он усиленно делает вид, что ничего не замечает. Даже Тод, ушедший далеко вперёд, теперь направляется к нам. Алекс поднимает мой рюкзак и стоит, сморщив лицо. Он явно не знает, что делать в такой ситуации.
– Что с ним? – кидает Тод.
– Отравился, – растерянно произносит Раварта, – только не пойму чем.
Она ловит мой взгляд, направленный на бутылку воды, валяющуюся рядом с моей рукой.
– Ах, ты скотина! – я слышу её вопль. Она сбрасывает рюкзак со своих плечей и антилопой в два счёта преодолевает расстояние от меня до Дилалана.
Он едва успевает стащить с себя рюкзак, когда получает короткий, прямой удар в челюсть от Раварты. Сбросив свою поклажу, Тод бежит к ним. Он подбегает, но уже поздно. Дилан в отключке.
– Нужно возвращаться назад, – слышу я сквозь помехи шума в ушах.
Перед глазами всё начинает плыть, а поле зрения сужается. Теперь я словно высвечиваю пространство перед собой, как прожектором. Алекс и Абиг помогают мне подняться. Мы разворачиваемся. Проходим несколько сотен метров. Точнее они почти тащат меня над землёй. Треск. Повсюду треск. И хлопки, будто лопаются бумажные пакеты.
– Линейка! Берегись справа! – кричит Раварта откуда-то сзади. Делая над собой усилие, я пытаюсь напрячь обмякшую шею, но мне едва удается повернуть голову чуть в сторону. Что-то сильно бьёт по ноге, но из-за яда все ощущения притупляются. Абиг и Алекс подпрыгивают. Я падаю носом в кусты. Листья забиваются мне в ноздри. Слышны выстрелы, будто издалека.
Чья-то крепкая рука подхватывает меня и, прежде чем окончательно потерять сознание, я вижу сквозь узкие щели как Раварта почти зависает в воздухе крутясь, как каракатица, над волной плотного ряда металлических шаров. Это, без всякого сомнения, ловушка с линейным оружием.
Я просыпаюсь в той же комнате, что и сегодня с утра. Раварта тут же подбегает ко мне и прикладыает руку ко лбу.
– Жар спал, – произносит она, поджимая зубы.
– Что случилось? – я чувствую, что в моём горле застоялось что-то тягучее и гнилое.
– Мы попали в засаду экологической полиции, но сумели вырваться…правда…– он замолкает.
– Что правда? – спрашиваю я, пытаясь приподняться, но едва отрываю голову от подушки.
– Правда, с потерями…Марвин погиб и ещё двое наших.
– Как? – спрашиваю я, но тут же сам понимаю бессмысленность вопроса.
– Марвину прострелили ногу, а потом попали в грудь…это всё, что я видела.
Я вспоминаю глаза доброго паренька, за которого я совсем недавно заступился. Такие люди не заслуживают подобной смерти. В голове всплывает подслушанные с утра слова Митчела о том, что потери будут в любом случае. Вот и они – первые потери. Сколькими ещё они готовы пожертвовать?
– Мы попали в засаду, – внезапно, будто озарённый чем-то, говорю я.
– Да, вероятно. Ещё…, – её голос дрожит. – Ещё я не ожидала от Дилана такого. Он недавно сознался в том, что подлил тебе яду в бутыль. Неужели он настолько злопамятный? Он правда убит горем… из-за смерти Марвина. Но мы не знаем, что теперь с ним делать. Тод предложил его изгнать.
– И? – сглатывая гадостный привкус во рту, спрашиваю я.
– Мы решили, что ты как человек, который чуть ли не погиб из-за него, сам решишь его судьбу.
– Вот как!
Меньше всего на свете мне хочется решать судьбу подонка Дилана. Если я его изгоню, не обозлиться ли он на всех? А ещё он может начать мстить и тогда в озлобленном отчаянии направится в экологическую полицию.
– Да… Нам нужно идти, Трэй. Мы должны успеть на последний поезд. Он через час. Ты сможешь сам идти?
– Думаю, да, – я медленно спускаю ноги с кровати, так, что ребро матраса упирается мне под колени. Голову словно набили ржавыми шариками от подшипников. За окном чёрный квадрат Малевича. Я видел эту картину в музее искусства прошлых веков. Правда я не понимаю ее смысла, но когда-то он точно был – и сейчас эта картина как нельзя лучше описывает и черноту вечера, и моё состояние.
Я медленно спускаюсь по лестнице со второго этажа, Раварта по-сестрински подставила мне плечо, за которое я цепляюсь левой рукой, болтающейся, словно полубезжизненный канат.
Снаружи нас ждут Алекс, Абиг, Снор и Шелена. Остальные уже выдвинулись к платформе. Мы прощаемся с Нори и Митчелом и спешим к лесной тропе. Я стискиваю зубы – кажется, что, так ржавые шарики потише перекатываются в голове, и она перестаёт гудеть. Сегодня вечерние красоты выглядят для меня несколько иначе, чем в романтичном вчера с Равартой.
Шорохи листьев давят на барабанные перепонки, но я отвлекаю себя от этого ощущения мыслями об острове, упомянутом Митчелом и об операции “Ретенция”. Мне даже плевать на Дилана и его подлый поступок. При мысли о нём в голове собирается образ Марвина с добрыми, честными глазами. Моя печень скоро выведет яд, выпитый мною, и я выздоровею, а Марвина вернуть не сможем уже. Из глаз капают слёзы, и я рад, что мои сопли скрыты под пологом накрывающей лес ночи. До завершения работы кассы остаётся десять минут, но Дана любезно купила нам все билеты.
– Чего, досталось тебе? – спрашивает она, пренебрежительно растягивая слова и всовывая билет мне в свободную руку.
Раварта кидает сердитый взгляд на Дну, но та словно не замечает его. Интересно, Дана вообще иногда бывает счастлива? Я её ни разу не видел улыбающейся. Она либо собранная и агрессивная, как пантера, либо презирает всё и всех. Любила ли она кого-нибудь в своей жизни? Всегда ли у нее был такой характер, или она стала такой после пережитого горя?
–Спасибо, – я едва выдавливаю из себя одно слово, и ощущаю как шарики перекатились в моей голове, заставив виски пульсировать. Это давление на фоне температуры. Порой совсем не хочется знать, что происходит внутри тебя, но от собственных знаний не убежишь. Видимо неспроста меня в школе считали занудой. Зануда – он и когда вырастает остаётся занудой.
В поезде я сижу, опираясь головой на плечо Раварты. Вчера она так сидела у меня, сегодня – я. Кроме нас, пассажиров почти нет. Все, кто хотел, уже уехали в город. Сегодня мы помещаемся в одном вагоне. Чёрные волосы Даны, сидящей напротив меня, блестят, как речка под луной в тусклом дежурном освещении вагона. Раварта рассказывает мне, как они убегали от полицейских, как Тод схватил меня под мышку и прыгал над снарядами линейного оружия.
Потом я узнаю, как она снова избивала Дилана, и в конце концов он заплакал и сознался, что подлил мне яду. С его слов, он хотел только вызвать тошноту и понос, но видимо перестарался. На границе с одиннадцатым периметром я засыпаю и пропускаю момент, когда в вагон входят проверяющие. Если бы я был здоров, то нервничал бы после сегодняшней облавы в лесу, но сейчас моя голова проваливается в сон. Раварта будит меня уже на вокзале. Мы прошли проверку и спокойно добрались до центра города.
Я иду до привокзального проспекта. Слышу жужжание мотора – шмеля. Такси везёт нас в лагерь восстановителей.
Я просыпаюсь от того, что кто-то меня расталкивает. Раварта склонилась надо мной и всматривается в моё лицо.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Я не знаю, но вчера весь день твой коммуникатор разрывался, -сообщает она, пожимая плечами.
– Вчера? А какой сегодня день?
– Вторник, – она насмешливо фыркает, выдыхая через нос. – Ты проспал больше суток!
– Ого. И голова почти не болит. Значит мне уже лучше, – я резко встаю и вижу помутнение перед глазами, которое быстро проходит.
На коммуникаторе двадцать три пропущенных вызова от Никсы. Она раньше мне никогда не звонила. С чего бы это? И Раварта, конечно же, из деликатности не стала отвечать на вызов.
Я набираю номер, понимая, что это может быть что-то срочное, особенно в свете всего случившегося.
– Сынок, где ты был? – я слышу взволнованный голос мамы, который нервно дрожит. – Я столько раз тебе уже звонила. У нас беда. Никса попала в больницу. Она в коме.
– Что значит в коме?
– Сорвалась, что-то съела после твоего отъезда… мне показалось, что остатки торта стали меньше… может, его ела…– мама срывается на плач. Теперь слышны только всхлипы.
Моя рука трясётся, а сердце цементным грузом падает в низ живота. В голове по кругу бегают слвоа “Кома”, “больница”.
–В какой больнице она?
Только всхлипы в динамике.
–Где она, мама?!
– Её сначала отвезли в нашу ближайшую клинику, но ей стало совсем плохо, и она впала в кому. Тогда я уговорила врачей перевезти её в больницу в седьмом периметре. Я сказала, что ты работаешь в Корпорации. Они попросили тебя подъехать и передать твои личные данные.
– Хорошо. Я тебя понял. Я сейчас поеду туда.
Раварта, слушавшая разговор, быстро понимает, что к чему.
– Это опасно, Трэй. – произносит она. – Тебя сейчас могут искать. Тем более, что ты не вышел на работу.
– Я должен навестить сестру.
– Безусловно, но не сегодня. Ты всё равно не вытащишь её из комы.
– А вдруг они её опять вышвырнут в больницу на окраине! Там же ничего нет! Богатым всё, а нищим – порошок из мела!
Раварта сводит брови, и я вижу, как кончики крыльев её носа приподнимаются. Она хочет закричать, но сдерживается.
– Давай поедим, а потом решим. Ладно? – произносит она, длинно выдохнув.
– Договорились.
Мы выходим из комнаты и направляемся по коридору в основное помещение.
Здесь завтрак скуднее, чем был на базе восстановителей за окраиной Мингалоса. Я съедаю пустую овсянку с ломтиками кураги и обильно запиваю двумя стаканами воды. Вода холодит живот изнутри. Из-за отравления произошло обезвоживание и теперь нужно пополнить запасы жидкости в клетках организма.
