Текст книги "День начинается утром"

Автор книги: Илья Дворкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Про акул и морских котов

Солнце пекло вовсю. Красноармейцы в тяжёлых сапогах, со скатанными шинелями за плечами шагали по бульвару, ползали, бегали, кололи чучела.

Красноармейцы обливались потом. Когда, в перерыв, снятые гимнастёрки высыхали, их можно было поставить на землю, и они стояли.

Солдаты были издалека. Из Сибири. Они привыкли к снегам, морозам, а тут сразу двадцать восемь градусов жары. Тяжело.

Почти все они были здоровенные, высокие. И называли себя непонятным словом «чалдоны». Говорят по-русски, а сами – чалдоны.

Костик, Шурка и Толик ходили с ними купаться. Умора! Такие большущие, ну просто богатыри, а воды боятся. Визжат, как женщины. А если окунаются с головой, то долго и тщательно зажимают пальцами нос и уши. И глаза закрывают. Окунаются медленно-медленно, тут же быстро выскакивают, отфыркиваются и трясут головой.

Как-то раз Толька стал рассказывать про акул. Будто их тут видимо-невидимо.

– А ротище у них – во! – говорил Толька, разводя руки. – А зубы – во! – показывал он ладонь. – Как цапнет поперёк живота – так и перекусит.

Все они стояли в воде, и красноармейцы стали ёжиться и оглядываться.

– Ну, уж ты скажешь! Не так их много, этих акул, – включился в игру Костик. – Вот морской кот – это да!

– Это ещё что за зверь? – спросил старшина и усмехнулся, будто ему не страшно.

– А это такая рыба, плоская, как блин. Только блин этот с автомобильное колесо, – заливался соловьём Костик. – У неё есть хвост, будто стальной трос, а на конце хвоста кривая колючка. Острая, как бритва.

– Ну и что? – спросил кто-то.

– Да ничего. Только они любят подплыть незаметно к человеку – да как чиркнут колючкой! Не обрадуешься!

Многие сибиряки стали выходить на берег. Остались старшина и ещё человек пять.

– Врут они всё, чертенята, – сказал старшина и начал тереть голову мылом. Но голова не намыливалась.

– Вот поганая вода, а ещё море, – плюнул он, – помыться по-человечески и то нельзя.

Про акулу и кота стали как будто забывать, понемногу возвращались в воду.

Костик пошептался с Толькой.

– Да где тебе! – громко закричал тот. – Вы только послушайте, – обратился он к сибирякам, – вот он, – Толька показал на Костика, – говорит, что нырнёт дальше меня!

Он ткнул пальцем себе в грудь и неестественно захохотал:

– Ха, ха, ха!

– А ну, давай, – закричал старшина, – соревнуйтесь!

– Давай, давай, – загалдели сибиряки, – судить будем честно; ныряйте, ребята.

Их долго устанавливали на одной линии, около каждого собрались болельщики.

Костик незаметно подмигнул Шурке. Тот вышел на берег, отошёл подальше и сел на парапет. По команде старшины Костик и Толька нырнули.

Под водой тот и другой повернулись и поплыли обратно.

Основное, из-за чего всё могло сорваться, – это прозрачная вода.

Но сибиряки так внимательно и азартно всматривались в ту сторону, куда нырнули мальчишки, что не заметили никакого подвоха.

Переполох начался, когда Костик царапнул указательным пальцем по животу старшины, а Толька схватил кого-то за ногу.

Пострадавшие заорали во всё горло, высоко подпрыгнули и со всех ног бросились на берег. За ними как ветром сдуло остальных.

Когда Костик и Толька вынырнули, им закричали:

– На берег! Скорей! Там акулы!

Старшина показывал пальцем на свой живот:

– Вот! Чуть кишки не выпустили.

Костик и Толька так хохотали, что несколько раз хлебнули горько-солёной воды – огурца съели, по местному выражению.

На берегу заливался Шурка.

Постепенно сибиряки поняли, что их провели, разыграли сопливые мальчишки. Первым делом погнались за Шуркой. Но куда там! У того только пятки блеснули.

Костик и Толька на всякий случай отплыли подальше – вдруг камнями начнут бросаться. Но обошлось. Им грозили страшными карами, приказывали немедленно вылезти и отдаться на милость победителей. Но мальчишки только смеялись.

– Эх, вы! А ещё солдаты! Сдрейфили! – кричали они.

– Ну, чертяки, погодите. Мы с вами ещё встретимся, – погрозил старшина.

Он говорил сердитым голосом, будто бы всерьёз, но Костик заметил, как старшина подмигнул одному солдату и оба хитро улыбнулись.

Костику вдруг показалось, что солдаты просто играли с ними.

– Здо́рово мы их! – хвастливо сказал Толька.

– Эх ты! «Здо́рово»! С нами пошутили, а ты и уши развесил, – ответил Костик. – Станут солдаты какого-то там кота бояться. Не такие они люди.

– А ты что, знал об этом? – изумился Толька.

– А как же! – слукавил Костик.

Между небом и землёй жаворонок вьётся

Старшина оказался прав. Они действительно скоро встретились. Ох, если бы Костик мог предвидеть такую встречу!

Всё было как обычно. Они лазали по развалинам водолечебницы, раскачивались на торчащих прутьях арматуры, прыгали с камня на камень.

Бабушка каждый день ругала Костика и Шурку за эти развалины. Боялась, что их там придавит. Они молча её выслушивали, а назавтра принимались за старое.

– Совсем от рук отбились, – говорила бабушка и грозилась написать маме.

У них в развалинах была пещера. О ней знали трое: Костик, Шурка и Толик. Пробираться туда нужно было ползком, между рухнувшими железобетонными колоннами. Там хранились все их богатства. Пещера называлась громким словом «штаб».

О штабе знал ещё только один человек – Митя с потопленного транспорта «Ялта», – но он был далеко.

В пещере было сухо и уютно. По узкому проходу волоком, ползком натаскали матрасов, устлали ими весь пол.

Можно было хоть кровати поставить – среди развалин их сколько угодно, – да только кровати не пролезут, да и зачем они – кровати?..

В углу сложена печурка. В большой никелированной кастрюле из-под медицинских инструментов хранились припасы – три початка кукурузы. Съесть их решили, когда станет совсем уж невмоготу.

Но самое главное богатство – это ракетница. Чистили и смазывали её каждый день. По очереди. Запрятана ракетница так хитроумно, что если кто и заберётся случайно в штаб, всё равно не найдёт: надо вынуть кирпич из стены, за этим кирпичом тайник. А кирпич-то в углу, на уровне пола, да ещё завален куском бетона.

В штабе дали клятву. Костик сказал, что её всегда дают. Во всех книжках написано. И революционеры, и военные.

Спорили чуть не до драки, какая она должна быть. Каждому казалось, что его клятва лучше всех. Потом Костику надоело спорить и он сказал:

– Чего ругаться? Давайте просто подумаем, что для нас, для троих, самое главное. Чего мы друг другу не должны делать. И что должны обязательно. Ну?

– Не трусить, – сказал Шурка, – самое главное – не трусить. И не обманывать. Не врать никогда друг другу.

– И всегда помогать, выручать, если беда, – сказал Толик.

– А если кто нарушит? – спросил Костик.

– Не нарушит.

– Ну, а если?

– Тогда всё. Не дружить с ним, не разговаривать и ракетницу не давать, – сказал Толик.

– А как бы это сказать получше?

– А так: кто нарушит, тот гад и фашист, – сказал Шурка. – Сразу всё понятно – кто же будет с таким дружить?

Клятву произносили торжественно и очень серьёзно, по очереди, держа ракетницу в поднятой руке:

«Стоять друг за друга, не врать и не трусить. Кто изменит – тот гад и фашист».

Почти все разговоры в штабе кончались воспоминаниями о встрече в горах. Виной тому, наверное, была ракетница. Когда держишь её в руках, как тут не вспомнить. Толька уже оправился после конфуза с Иммой Григорьевичем и кипятился больше всех.

– Эх, вы! Шпиона упустили. Вор!.. Никакой он не вор. Как взяли ракетницу, так надо было наставить на него и будить. Потом связать – и на лошадь. Дураки вы! Даже не узнали, что в ящике. Эх, жаль, меня там не было! Я б ему показал!

– Ты уже один раз показал, – смущённо огрызался Костик, – легко тебе болтать. Небось удрал бы, как заяц. Тоже мне – герой!

Шурка молчал и улыбался. Чего ему было не улыбаться?! Ракетницу-то он добыл! Теперь издалека всё казалось совсем не страшным.

Костик переживал и думал, что они действительно сделали всё не так. Может быть, просто струсили.

От этой мысли щёки начинали полыхать, и он тряс головой, отгоняя её, как муху.

А тоненький ехидный голосочек где-то там внутри тихо говорил: «Струсили, струсили».

– Погоди, погоди, – шептал Костик, – я тебе покажу. Пусть только случай подвернётся.

* * *

В тот день играли в казаки-разбойники. Десять на десять. Было весело и шумно. Три дня не бомбили, а Костик и Шурка получили письма от своих мам. Разом. Будто мамы сговорились. Только этого не могло быть: Шуркина мама писала из Ашхабада, а Костика – откуда-то с фронта. Её письмо во многих местах было вымарано цензурой. Письма были хорошие, весёлые. Шуркина мама обещала скоро приехать.

Костик, Шурка и Толик попали в «разбойники». Откровенно говоря, это было не очень честно: они знали развалины лучше всех, облазали каждый закоулок. Попробуй поймай их.

Один угол здания сохранился. Он стоял, как нос корабля. Очень печального корабля с громадными пробоинами – окнами. Сохранились и три колонны, которые когда-то держали балки этажных перекрытий.

На последнем, четвёртом, этаже висел кусок пола. Если по нему быстро пройти, то можно добраться до верхушки одной из колонн. На стенку-то забраться было проще простого – по арматурным прутьям. Как по лестнице. А вот пробежать по чуть наклонному куску пола до колонны не всякий решится. Первым, ещё несколько месяцев назад, это проделал Шурка. А Костик не смог. Шурка уже стоял на колонне и говорил:

– Ты вниз не смотри. Гляди на меня. И быстро – раз! И готово. Тут же близко.

Костик несколько раз пытался… и не мог. Как только он представлял себя на этой полоске, висящей над грудой кирпича и скрученных балок, то видел, как ноги его начинают скользить, руки нелепо взмахивают – и…

Он снова смотрел вниз и не мог решиться.

Пол был аккуратно выложен шашечками паркета, только в одном месте покоробился да двух паркетин не хватало.

Костик сидел на корточках, и ему было нестерпимо стыдно перед Шуркой. Он ругал себя трусом, девчонкой, но ничего не мог с собой поделать. А потом он смотрел, как Шурка легко пробежал обратно. Будто по твёрдой земле.

Шурка заглянул вниз и сказал:

– Ого! Если б раньше видел, не пошёл бы.

«Будто он не видел», – подумал Костик.

Они стали спускаться. Костик тащился сзади.

Шурка никому об этой истории не рассказал и ни разу не напомнил её Костику.

В конце концов Костик прошёл до колонны.

Два дня он убегал с уроков. Один, тайком пробирался в развалины. И прошёл. А под ногами трещало.

…Почти всех разбойников поймали. «Казаки» оказались проворнее, чем думал Костик.

Костик забрался на самый верх стены и оттуда увидел, что деваться некуда. Два «казака» лезли к нему, окружали. Он стоял у остатков пола и ждал. «Казакам» с непривычки было страшно. Они шли медленно и напряжённо, расставив руки. Боялись смотреть вниз. Костик ждал. Они подходили всё ближе и ближе. Сейчас схватят. Костик прыгнул со стены на висящий кусок пола. Что-то громко заскрипело, и он почувствовал, как пол уходит из-под ног.

«Падаю», – с ужасом подумал Костик и рванулся вперёд. В последний миг он успел оттолкнуться ногами и повис на колонне. Острый край упирался в живот, руки вцепились в какую-то проволоку. Внизу глухо ухнуло, и колонна сильно качнулась.

Медленно-медленно Костик подтянул ногу, стал на колено. Потом повернулся и сел. Напротив него сидели на корточках перепуганные «казаки».

– Как же ты слезешь? – шёпотом спросил один.

– Не знаю, – тоже почему-то шёпотом ответил Костик. Руки у него дрожали. Он хотел потереть ушибленное колено, но тут же снова вцепился в проволоку. Что-то острое врезалось в ногу. Сидеть было неудобно, но Костик боялся пошевелиться.

Внезапно рядом с «казаками» появился Шурка. Костик не видел, как он лез. Шурка тяжело дышал.

– Страшно, Костик? – негромко спросил он.

Костик отвернулся.

– Не бойся. Бабушка ничего не узнает. Толька побежал к чалдонам. Они выручат.

Костик взглянул на Шурку и улыбнулся.

– А морского кота забыл?..

* * *

Солнце медленно садилось. Румяное и круглое.

«Как будто стриженное под машинку», – подумал Костик, и сам себе удивился: как он может сейчас думать о всякой ерунде?

А солдат всё не было.

– Не придут они, – сказал Костик.

– Ну да! Обязательно придут! – ответил Шурка, но голос у него был не очень уверенный.

Он повернулся к «казакам»:

– Сходите к ним, ребята. Скоро ведь темно будет.

«Казаки» обрадованно закивали и на четвереньках пошли к спуску.

«Им-то хорошо», – тоскливо подумал Костик.

* * *

– Идут, идут, – заорали снизу.

Костик приподнялся, вытянул шею.

– А ты говорил, – закричал Шурка, – не придут! Вот они!

Костик увидел красноармейцев. Двое несли доски. Немного в стороне шёл старшина с мотком верёвки на плече.

Он что-то говорил, распоряжался. Солдаты начали сколачивать две широких доски. Старшина посмотрел вверх и стал снимать гимнастёрку. Снова посмотрел на стену, покачал головой и полез.

Костик видел, что ему мешает верёвка – цепляется за прутья, сползает с плеча. Старшина что-то бормотал. Ругался, наверно. Потом он шёл по стене, боязливо переставляя ноги – точь-в-точь, как «казаки». Остановился напротив Костика, присвистнул.

– О, старый знакомый! Вот ты где попался, голубчик!

Он сунул в рот поцарапанный палец. Высосал кровь. Сплюнул.

– Между небом и землёй жаворонок вьётся. Как тебя туда черти занесли? А?

Костик молчал.

Старшина продолжал ехидным голосом:

– Сначала я тебя оттуда сниму – раз! – он загнул один палец. – Потом надеру уши – два! Потом отведу к батьке и посмотрю, как он тебя выпорет, – три! Устраивает?

– Не выпорет.

– Почему это? – огорчился старшина. – Обязательно выпорет. Я ему всё расскажу.

– А его нету.

– Нету? Воюет батька?

– Совсем нету! – крикнул Костик.

– Нету – так нету, – согласился старшина. – Тогда мамка выпорет.

– И мамка не выпорет, – Костик улыбнулся.

– А мамка-то где? – удивился старшина.

– Воюет.

– Ты мне зубы-то не заговаривай! Твоё от тебя не уйдёт. Сам выпорю.

Старшина снял с плеча верёвку, размотал её. Потом сел верхом на стену, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и крикнул:

– Давай!

Солдаты внизу привязали к верёвке сколоченные доски. Старшина поплевал на руки и стал тянуть.

Доски, видно, были тяжёлые. Старшина побагровел. Под синей майкой и на руках вздулись узлы мышц.

«Здоровенный какой! А ведь выпорет», – опасливо подумал Костик.

Старшина положил доски поперёк стены.

– Убери ноги, – сказал он Костику.

Костик сел на корточки. Доски медленно приближались. Старшина откинулся назад. Лицо у него блестело от пота. Костик протянул руку, схватил доску, потянул. Доски тяжело легли на колонну. Захрустели крошки кирпича и цемента.

– Готов мост! – задыхаясь, сказал старшина.

Костик встал.

– Сядь!

Он сел. Старшина неторопливо поднялся. Потрогал ногой доски. Подвинул их немного вперёд и медленно пошёл.

Жидкий мостик скрипел и прогибался. А колонна заметно дрожала. Твёрдая рука приподняла Костика, притиснула к горячему боку – так, что дышать стало трудно. Костик спиной чувствовал, как у старшины редкими толчками бьётся сердце.

Как много, оказывается, можно чувствовать спиной! Под ногами старшины ходуном ходили доски. А вот он качнулся, ещё сильнее притиснул Костика и остановился. Снова пошёл. Медленно-медленно. Остановился. Шумно вздохнул. И Костик понял: дошли. Он открыл глаза. Старшина осторожно поставил его на стену.

– Уф! Земли вам не хватает, паршивцам! – Он нагнулся, поднял доски и сбросил их вниз.

– Всё, – старшина повернулся к Костику. – Пойдём, я тебя выпорю.

Он взял Костика за плечи, улыбаясь, притиснул к себе и легонько толкнул коленом.

Ловцы жемчуга

Бабушка страшно похудела. На шее и на руках кожа у неё висела складками. Лишняя кожа.

На фрукты был неурожай и такие цены – не подступиться.

Август стоял очень жаркий.

В залив упало столько бомб, что рыбы почти не осталось. Наверно, и Диоскурия развалилась вся.

Костик и Шурка целыми днями пропадали у моря. Бродили по берегу, запускали руки под камни – искали крабов. Крабики попадались такие маленькие, что в них и есть было нечего.

Мальчишки многому научились. Например, добывать соль. Брали большой лист фанеры и поливали его морской водой. Вода высыхала, оставался белый налёт – соль. Поливать надо было долго, терпеливо и очень осторожно – как бы не смыть осадок. Потом соль соскабливали ножом.

Соль получалась не очень хорошая, с каким-то привкусом, но всё же лучше, чем ничего.

Толька им помогал. Его папа был директором табачной фабрики. Костик и Шурка иногда обедали у них. Однажды даже мёд ели. О! Это было здо́рово – мёд!

Но у Тольки ещё две сестрёнки – Галя и Вера, – а его мама говорила:

– Кушайте мёд, мальчики, кушайте! Он очень свежий. Галочка и Верочка так любят мёд. И Толик тоже. Правда, Толик? Жалко, что его так мало. Одна маленькая баночка.

Толька краснел и отворачивался.

Дядя Саша Дорошенко научил бабушку варить мидии. Мидии – это чёрные двустворчатые раковины. Они густо облепляют сваи пристани. На прибрежных камнях тоже есть, но мелкие. Чем дальше в море, тем они крупнее.

Внутри у мидий, на перламутровых стенках, – нежное жёлтое мясо. Когда так хочется есть, что невтерпёж, их можно глотать сырыми – живьём.

Раковину нужно разбить камнем и осторожно выбросить желчь – это такой комочек оранжевого цвета. Желчь очень горькая. Если её случайно проглотишь, то потом целый день во рту привкус меди, будто сосал дверную ручку.

Мидии солоноватые на вкус, студенистые. Дядя Саша говорил, что это черноморские устрицы. Деликатес. Устрицы едят буржуи.

Костик и Шурка, не задумываясь, обменяли бы буржуям кучу этого деликатеса на ломоть хлеба. Варёные мидии были вкуснее, но, чтобы наесться, надо было сварить целую гору.

Костик, Шурка и Толик вплавь добирались до середины пристани, толкая перед собой маленький лёгкий плотик. Плотик привязывали к свае и начинали нырять. Самые лучшие раковины были внизу, у дна. Отрывать их довольно тяжело, но за полчаса плотик заполнялся.

Самое главное – не попасть под бомбёжку на воде. Даже если бомба упадёт далеко, всё равно может оглушить. Всплывёшь, как рыба, – брюхом кверху.

Однажды их увидели с небольшого транспорта, пришвартованного рядом.

Транспорт был битком набит легко раненными. Они разгуливали по пирсу, стояли, опершись на костыли, на палубе.

Давали советы, как нырнуть поглубже. На палубу вышел моряк с перевязанной рукой. Он посмотрел на ребят, очень удивился и сказал:

– Привет ловцам жемчуга! Я не верю своим глазам: это Кавказ или Гавайские острова?

Он вытащил из кармана горсть мелочи.

– Проверим ваше искусство.

Полетела монета. Без всплеска врезалась в воду и пошла на дно.

– Ну, что же вы? – закричал моряк. – А ещё ловцы жемчуга. Поймать не можете.

Он снова подбросил монету. Костик нырнул. Монета медленно, зигзагами шла на дно. Поймать её ничего не стоило.

Вынырнул. Показал. Раненые захлопали в ладоши. В воду упало сразу несколько монет. Нырнули втроём. Поймали.

И началось! Блестящие кружочки летели со всех сторон. Раненым очень нравилась эта забава. Ребята не успевали ловить. Мидии сбросили, на плотик складывали новый улов.

Бо́льшая часть монет упала на гладкое песчаное дно. Лежали там светлыми точками.

Мальчишки начали уставать. Шурка хлебнул воды и сильно закашлялся.

– Хватит, братва, хватит, – закричал моряк, – уморим ребятишек! Здо́рово ныряете, лягушата. Хоть сейчас на остров Таити.

На пирсе появился покачивающийся матрос. Он посмотрел вниз на мальчишек и расплылся в улыбке.

– Н-нырки?! – матрос полез в карман, вынул какую-то бумажку.

– Лови, ребята!

Он сильно качнулся, чуть не упал в воду. Красная бумажка, медленно кружась, села на воду рядом с плотиком.

– Ой! Тридцать рублей! – прошептал Шурка.

Костик взял бумажку.

– Дяденька, я сейчас принесу! – крикнул он матросу.

– Не сметь! – матрос топнул ногой. – Купите себе леденцов.

Но Костик завернул в бумажку три пятака и бросил её на пирс.

Монеты – это монеты. Их ловить интересно. А тридцать рублей – это деньги.

Матрос подобрал бумажку и вдруг проговорил жалобным и совсем не пьяным голосом:

– Возьмите, ребята, очень прошу. Ну, возьмите. Мне они ни к чему. Зачем вы меня обижаете?

И снова бросил. Пришлось взять. Как обидеть раненого?

Шуркина идея

Денег было 76 рублей 40 копеек. Неслыханная сумма! Никто из троих не видел столько сразу.

Ребята сидели в развалинах, в своём штабе. Деньги лежали в никелированной крышке от кастрюли, в которой когда-то кипятили инструменты. Все трое расположились на полосатом матрасе и думали.

Что делать с деньгами? Возникало множество проблем.

Можно было купить у цыган семь петушков на палочке и ещё останется шесть рублей и сорок копеек. По два леденца на брата и один – бабушке.

Можно – пятнадцать стаканов семечек.

Или того и другого вместе.

Просто глаза разбегаются!

– У Красного моста цыганка торгует. Ох, и петушки у неё! Зелёные, синие, красные! – сказал Толик.

– Она их облизывает, – заявил Шурка.

– Для чего? – удивился Толик.

– Чтоб блестели лучше.

Шурка плюнул. Слюна длинной торпедой вылетела в дыру от выбитого кирпича.

– Врёшь! – сказал Костик.

– Чтоб я пропал! Сам видел.

Шурка сидел, положив подбородок на острые колени. Задумчиво водил щепкой по пыльному полу.

Костик представил себе чёрную усатую цыганку в ярких юбках, засаленных на животе, и ему расхотелось петушков.

– Тоже мне – петушки! Съел – и нет ничего! Как и не было, – сказал Шурка. – Вот бы чего-нибудь такое купить! – он щёлкнул пальцами.

Ох, этот Шурка! Хитрющий. И про цыганку, наверно, нарочно выдумал.

– Какое «такое»? – повернулся к нему Костик. – Выкладывай!

Шурка улыбнулся.

– Вот такую бы вещь купить, чтобы была маленькая, – куда хочешь с собой бери. А потом – раз! И на этой вещи плавать можно. Как на лодке.

– Что ты несёшь? Какая вещь? При чём тут лодка? – рассердился Толик.

– При том. Если большую автомобильную камеру свернуть, – она маленькая. А надуешь, – она лодка. Понял?

Шурка встал и быстро заговорил, размахивая руками:

– Представляете? В любом месте надул – и плыви. Хочешь – у маяка отчаливай, хочешь – у рыбоколхоза. А хочешь, – он понизил голос, оглянулся, – хочешь – плыви на «Эмбу».

Шурка замолчал. Посмотрел на друзей. Глаза у них блестели. Попасть на «Эмбу» – давнишняя их мечта. Пограничники приказали вытащить на берег все лодки. Выходить в море строго-настрого запрещалось всем, кроме рыбаков рыбоколхоза. «Эмба» – это большой пароход, который стоит на мели в двух километрах от берега, за маячной косой.

«Эмбу» торпедировали немцы, когда она выходила в море после ремонта в плавучем доке. По счастью, это случилось над песчаной банкой – мелью. «Эмба» села на дно, погрузившись чуть выше ватерлинии.

Издали казалось, что плывёт сильно перегруженное судно.

Фашистам тоже так казалось, и поэтому каждая их подлодка, которая забредала в эти места, считала своим долгом всадить в «Эмбу» парочку торпед.

Так она и стояла.

Снимать её с мели не было смысла: все машины разворочены и корпус как решето.

– Вот бы, а?! – Костик даже привстал. – Только где её купишь, камеру?

– На барахолке, – авторитетно заявил Шурка, – там всё есть. Дядя Саша недавно там леску прозрачную купил. Говорит, только птичьего молока там нет.

– А нам его и не надо, – сказал Толик.

– У нас на чердаке насос велосипедный есть, – сообщил Костик.

– Ну да? Тогда обязательно надо покупать, – сказал Шурка. – Для чего ж насос, если накачивать нечего? Вжик, вжик!

Шурка надул щёки.

– Бабушку попросим сшить такой мешок, чтобы в него засовывать камеру. Круглый. Накачаешь – и будет дно, как у лодки. Вжик, вжик! – заорал Костик и толкнул Тольку.

– «Эмбу» на абордаж! Вжик, вжик! – Толька подмял под себя Шурку, Костик стал его стаскивать. Скатились с матраса на пол.

– Встречаем фашистов – и вжик, вжик! Берём в плен подлодку! – орал Шурка. – Я – капитан! Вжик, вжик! Назначаю Костика боцманом! Вжик, вжик! Назначаю Тольку коком.

– Вжик, вжик! Выстреливаем хвастуном Шуркой вместо торпеды, – обиженно сказал Толик.