Текст книги "Записки диверсанта"

Автор книги: Илья Старинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Глава 4. Первые ученики

Около шести часов утра 14 июля, в пяти километрах от Рославля, среди болот и тощего чернолесья разыскали мы с Семенихиным и Шлегером постройки управления торфоразработок: там, по нашим сведениям, размещались работники аппарата ЦК Коммунистической партии Белоруссии, у которых мы могли узнать, где находится пункт формирования партизанских отрядов. Озадаченный нашим приездом дежурный упорно твердил одно:

– Все спят. Через открытые двери комнат я и сам видел, что прямо на полу, вповалку, спят люди. Но дело не терпело отлагательства, и мы настояли, чтобы дежурный разыскал и разбудил секретаря ЦК товарища Эйди-нова. Дежурный повел в комнаты. Эйдинов спал на коротком венском диванчике, согнув колени. Сел, энергично потер лицо, взял письмо от П. К. Пономаренко, прочитал, снова крепко потер лицо:

– Извините, мы вчера очень поздно закончили работу. Выехали в Рославль: пункт формирования партизанских отрядов находился в пионерском лагере на окраине города. Эйдинов по дороге ввел в курс дела: специалистов по партизанской тактике и технике на пункте нет, техники тоже нет, но отряды формируются, людям ставят конкретные задачи, – уничтожать фашистских солдат и офицеров, разрушать различные военные объекты и железные дороги, мешать работе связи.

– А как это делать – учат? Эйдинов пожал плечами:

– Ну! Сами сообразят! Дела аптечные В бывшем пионерлагере встретил начальник пункта Иван Петрович Кутейников, в прошлом заведующий военным отделом Совета Народных Комиссаров БССР. Иван Петрович чистосердечно признался, что не имеет ясного представления ни о партизанской войне в целом, ни о тактике партизанских действий, ни о технике и тактике диверсионной работы.

– Сами посудите – откуда мне все это знать? – развел он руками. – Никогда я в партизаны не метил. Вот если насчет обмундирования или продуктов, вообще по частям снабжения – это да, это я могу.

– С оружием беда, – дополнил картину Кутейников за завтраком. – Винтовок не хватает, пулеметов нет, даже ручных гранат не наберешь… А вы говорите – взрывчатка и прочее! Тут ни одной живой души нет, которая хоть бы малость смыслила в этом самом подрывном деле! Мы одно делать насобачились: учебные винтовки восстанавливать. Запаяем просверленные отверстия, и ничего – стреляем!

– Значит, минами партизан не снабжаете?

– Какие, к лешему, мины? Слава богу, научились дырки запаивать!

– Плохо. Мины, между прочим, могут заменить партизанам даже артиллерию. Посудите сами, Иван Петрович… – я пустился в объяснения преимуществ инженерных мин, и под конец моей страстной речи Кутейников даже вилку отложил.

– У вас и с собой эти мины есть? А ну, покажите! Образцы мин, зажигательных снарядов, ручных гранат – все это было для Ивана Петровича откровением, – Вот такая малявка может целый поезд угробить?! Сила! Знакомство с будущими партизанами состоялось сразу после завтрака. Я увидел десятки внимательных, настороженных глаз, увидел лица, отмеченные усталостью, тревогой, заботой. Мне было понятно, что творится на душе у этих" людей, самоотверженно вызвавшихся идти в тыл врага, обеспокоенных нехваткой оружия и средств связи. Не тратя времени на общие разговоры, я начал прямо с показа привезенной техники. И настороженные глаза заблестели, озабоченные лица засветились радостью. После занятий люди долго не расходились, каждому хотелось увидеть мины и гранаты поближе, прикоснуться к ним. Нас засыпали вопросами. Стало не по себе. Партизанскую технику я показал, но как объяснить людям, что в нашем распоряжении находятся лишь единичные образцы этой техники, что ни документации на изготовление инженерных мин, ни самих мин, ни прочих диверсионных средств на фронте пока нет? Да надо ли, впрочем, это объяснять, омрачать людям жизнь? Не лучше ли найти какое-то решение проблемы? Решение виделось одно: немедленно ехать в Москву, в Главное военно-инженерное управление: помочь могут только там. И вот во второй половине того же дня пикап Шлегера помчался в Москву. Именно помчался: мы добрались до Москвы по старой Варшавской дороге еще засветло. Странно выглядел город. Если бы не красноватый оттенок закатного солнечного света, можно было бы подумать, что день в Москве только начинается: слишком мало людей на улицах. Своего начальник, полковника Нагорного, я застал в рабочем кабинете.

– Вот хорошо, что приехал! Ваша группа задачу выполнила, войска получили пополнение, теперь будешь работать в отделе! Заверенную копию приказа наркома обороны о назначении меня начальником оперативно-учебного центра прочитал, хмурясь. Возвратил приказ:

– На двух стульях сидеть собрался? Не удастся. Однако, выслушав меня, согласился, что надо всячески помогать обучению партизан. С помощью Нагорного и Галицкого быстро получили наряды на принадлежности для изготовления мин, гранат и зажигательных снарядов, не удалось получить только средств радиосвязи.

– Что же ты не спросишь, где семья? – усмехнулся Нагорный, когда я в очередной раз зашел к нему в кабинет с каким-то требованием.

– А что? Надеюсь, они дома?

– Дома-то дома, а где этот дом, знаешь? Я растерялся.

– Скажи спасибо Вакуловскому и Цабулову, – посоветовал Нагорный, называя фамилии моих товарищей по отделу. – Пока некоторые партизанят, они эвакуируют их жен и детей. В тот самый лесной городок, где ты после Испании полигоном командовал… Нагрузив пикап добытым имуществом, поздним утром следующего дня мы двинулись обратно в Рославль. А там огорошил Кутейников: получено распоряжение в ночь на 16 июля отправить во вражеский тыл сто человек.

– С чем отправлять, не сказали?

– Самим приказано думать! Лихорадочно прикинув, что можно сделать, я тронул заместителя за плечо:

– Аптека далеко? Работает?

– Аптека в городе. Работает. Вам нездоровится, товарищ полковник? – встревожился Кутейников.

– Не поздоровится, если подведет аптека. Поехали! Провизор, не видя в моих руках рецепта, выжидательно поднял брови. Я предъявил удостоверение личности и – объяснил, – что требуется Провизор обладал чувством юмора:

– А вы гарантируете, что пациенту придется туго?

– Полностью гарантирую.

– Тогда я приготовлю «лекарство» в любом количестве! Оставив провизора и его помощников выполнять наш огромный заказ, я вернулся в пионерлагерь и немедленно начал занятия с партизанами. Побывал с ними в поле, на автомобильной и на железной дорогах. Показывал, как надо ставить мины в различных условиях, знакомил слушателей с другими способами разрушения вражеских коммуникаций. Используя химикаты прихваченные в аптеке, успели сделать некоторое количество самодельных гранат, терочных воспламенителей и взрывчатые смеси. Тем временем лейтенант Семенихин, получив сведения, что в одном из ближайших совхозов осталось много аммиачной селитры, привез в пионерлагерь три тонны этого удобрения. Оно послужило сырьем для самодельной взрывчатки. Таким образом, гранатами, воспламенителями и взрывчатыми веществами уходящую группу обеспечили. Теперь задача состояла в том, чтобы предохранить терочные воспламенители и самодельный аммонал от отсыревания на время следования группы в тыл врага. Но выход и тут был найден, хотя наше новое требование повергло провизора рославльской аптеки в замешательство (Похоже, Илья Григорьевич реквизировал все "изделия № 2" Бзкского резинового завода. Прин. ред. А. Э.) Впрочем, провизор не подвел и на этот раз. Подготовка первых инструкторов На рассвете 17 июля я получил приказ перебазировать оперативно-учебный центр в Чонки, что под Гомелем: накануне враг захватил Смоленск, и обстановка ухудшилась. Постоянный состав ОУЦ и работники ЦК Компартии Белоруссии добирались до Чонков через Мглин. Забитые беженцами и мычащим скотом улицы Мглина напомнили Валенсию 1936 года. Из Мглина, не задерживаясь, мы свернули в сторону Унечи, остановку сделали только в Клинцах. Эвакуация и тут шла полным ходом. Прибыв в Гомель, мы расположились в так называемых "обкомовских дачах". Место оказалось – лучше не придумать: леса и железная дорога поблизости. Занятия начали сразу, как только разгрузили машины, разместили имущество и людей. На подготовку партизанской группы отводилось всего 60 часов, раз* в пятнадцать меньше, чем когда-то, в начале тридцатых годов. Но ничего не поделаешь – война, обстановка крайне тяжелая… Начали с обучения инструкторов. Готовить инструкторов-универсалов не позволяло время, – стали заниматься инструкторами по диверсионной технике. В первую группу вошли лейтенант Г. В. Семенихин, К. С. Михеева, Ф. П. Ильюшенков и несколько других товарищей. Семенихин – человек нелегкой судьбы. Сын командира кавалерийского полка, сподвижника М. В. Фрунзе, он девяти лет остался сиротой. Вместе с сестрой жил и учился в детском доме в Ленинграде. С 1930 года начал слесарить на заводе. Хотел стать инженером и упорно добивался осуществления своей мечты: без отрыва от производства поступил в Ленинградский институт инженеров-механиков социалистического земледелия и, совмещая учебу с работой, успешно защитил в 1937 году дипломную работу. Сразу после института Семенихина призвали на службу в железнодорожные войска Красной Армии. Он окончил так называемые "курсы одногодичников" и был оставлен в кадровых войсках. Уже на Карельском перешейке зимой 1939/40 года я оценил смелого, инициативного и достаточно осторожного командира, а познакомившись с Семенихиным поближе, понял, что этот волевой человек может стать неплохим воспитателем будущих партизан. И не ошибся. В оперативно-учебном центре Семенихин отлично усвоил новую для него диверсионную технику, изучил тактику партизанской войны, начал самостоятельно обучать людей. Через год он стал заместителем начальника, а потом и начальником партизанской школы при созданном в 1942 году Центральном штабе партизанского движения. С Клавдией Семеновной Михеевой, молоденькой, голубоглазой Клавочкой, как ласково называли ее подруги, работники ОУЦ познакомились в Гомеле. Михеева работала на спичечном заводе, ее заинтересовали партизанские зажигательные средства, она во многом нам помогала. Приглядевшись к работящей, боевой девчушке, я предложил ей перейти в мастерскую учебного центра. Клавочка залилась румянцем и… наотрез отказалась. Даже как-то обидно стало!

– Прошу вас, товарищ полковник, не разговаривайте со мной при свидетелях, – не поднимая глаз, скороговоркой произнесла Михеева. – И вообще не нужно, чтобы люди знали о моем сотрудничестве с вашими подчиненными.

– Для такой просьбы есть веские причины?

– Да. Веские причины надо уважать. Я кое о чем догадывался и поговорил о Михеевой в ЦК Компартии Белоруссии. Как и предполагал, ее намеревались оставить на подпольной работе в Гомеле. Удалось доказать, что скрыть факт сотрудничества Клавдии Семеновны с оперативно-учебным центром уже не удастся, что оставлять ее теперь в подполье рискованно, и Михееву передали в распоряжение ОУЦ. А Клавочка всего через десять дней работы в учебном центре заявила о своем желании отправиться во вражеский тыл. Она, мол, уже обучила многих девчат и парней делать вместо спичек зажигательные снаряды и взрыватели, очень хочет бить врага сама. Я объявил, что никуда ее не отпущу, пока не выучу всем тонкостям дела, и сдержал слово. Вслед за группой инструкторов по диверсионной технике стали готовить инструкторов по партизанской тактике. Набрасывая проект приказа о создании учебного центра, я предусмотрел направление в центр не менее двадцати пяти командиров-пограничников. Опыт подсказывал, что они станут ценнейшими сотрудниками: по роду службы командиры-пограничники хорошо знакомы со многими приемами и методами борьбы с врагом, используемыми партизанами. Пограничников в ОУЦ направили, и наши ожидания они оправдали. Ф. П. Ильюшенко, П. А. Романюк, Т. П. Чепак, И. С. Казанцев, Ф. А. Кузнецов, все другие товарищи "первого призыва" оказались хорошими оперативными работниками и стали отличными преподавателями тактики. О партизанской стратегии Шло время. Фронт неумолимо приближался к Гомелю, и дорожить приходилось уже не днями, а буквально часами! Выпускники школы овладевали основами партизанского дела твердо. Им постоянно напоминали: гитлеровская армия полностью зависит от доставки пополнений, боеприпасов и вооружения из глубокого фашистского тыла, партизаны могут массовыми диверсиями парализовать вражеский транспорт, оставить вражеские соединения на фронте без боеприпасов и горючего. Диверсии рекомендовалось производить по возможности вдали от населенных пунктов, жители которых помогают партизанам. Объяснялось, кстати сказать, что массовость диверсий – самый надежный способ заставить врага отказаться от жестоких репрессий против мирного населения. Часть подготовленных нами организаторских и диверсионных групп и часть партизанских отрядов, формировавшихся в районах, которым угрожало фашистское нашествие, оставляли тогда на местах. Другие отряды перебрасывали через линию фронта. Вскоре ОУЦ развернул партизанскую школу в Мозыре, направив туда ряд инструкторов во главе с Чепаком и Казанцевым. Забирали от нас инструкторов и в другие школы. Казалось, дела налаживаются! Но беспокоило еще многое. Нехватка оружия. Полное отсутствие средств радиосвязи. Промахи в подготовке людей. Выяснилось, например, что экипировка партизан и проводников-пограничников под "местных жителей" добра не приносит. Играя роль «местных», наши ряженные заходили в населенные пункты, спрятав оружие, а на дневки располагались, не выставив надежное охранение, и несли потери. Тогда было решено, что все наши люди обязаны носить военную форму, а оружие без крайней надобности прятать не должны никогда. Тем, кому формы не досталось, на головные уборы нашивали кумачевые полоски. Результат сказался быстро. Появление в тылу врага обмундированных, хорошо вооруженных отрядов воодушевляло население, приводило в ужас предателей и изменников, нервировало оккупантов, а самих партизан дисциплинировало, заставляло проявлять бдительность: на день они либо оставались в лесу, либо, зайдя в село, – организовывали боевое обеспечение, не полагаясь на «маскарад». Люди к нам шли и шли. Замечательные люди! Многие могли бы уехать в Сибирь или Среднюю Азию, избежать ужасов войны, но предпочли идти в тыл врага и выполнять опасные задания, чтобы собственным ратным трудом и подвигом приблизить час победы.

Глава 5. Новые школы

Вскоре после размещения под Гомелем мастерские оперативно-учебного центра начали испытывать нужду в деталях, необходимых для производства мин. Иссяк даже запас батареек для карманных фонариков, без которых не сделаешь мины с электродетонаторами. В Гомеле ни деталей, ни батареек не нашлось, могла решить вопрос поездка в Киев: город столичный, промышленный, до него только двести километров, каких-нибудь четыре часа езды на поезде. И едва возникла мысль о поездке в Киев, тут же родилась идея разыскать там партизанских командиров и специалистов подрывного дела, знакомых по началу тридцатых годов. Не может быть, чтобы все разъехались!.. Самая короткая дорога из Гомеля в Киев лежит через Чернигов. Я приказал ехать Шлегеру к обкому партии: обстановка угрожающая, в обкоме, конечно, готовятся к ведению партизанской войны, могут испытывать трудности – партизан на Черниговщине не готовили, никому, в голову не приходило, что враг окажется за Днепром и Припятью! Секретарь Обкома Федоров В приемной первого секретаря Черниговского обкома партии Алексея Федоровича Федорова сидело человек пятнадцать. Помощник секретаря обкома взял мой мандат, ушел за высокую, обитую коричневой кожей дверь и буквально через минуту-другую распахнул ее:

– Вот кстати приехал! – неожиданно приветливо встретил меня Федоров.

– Ну, как нельзя кстати! Собираемся партизанить, а знающих людей нема!.. – Вы сидайте, сидайте, товарищ полковник. Зараз я вас так просто не отпущу! Возвратив документы, Алексей Федорович сказал, что люди в партизанские отряды и группы подобраны, вооружены винтовками, есть даже гранаты и пулеметы, вот только о партизанах знают в исключительно по книгам.

– Кого не спроси, що це таке – партизаны, зараз отвечают: ну, як же, Бакланов да Метелица, словом, «Разгром». Далось, понимаете, им это название – «Разгром»! Им же, наоборот, самим фашиста громить надо! Говорил Алексей Федорович вроде бы сокрушенно, но лукавые глаза смеялись, и я чувствовал: секретарь обкома приглядывается, оценивает меня. В кабинет без доклада вошел широкоплечий мужчина лет тридцати пяти.

– Знакомтесь, – сказал Федоров. – Полковник Старинов. А это секретарь нашего обкома Николай Никитович Попудренко. Ведает сейчас подпольем и партизанами. Я слышал, что Попудренко работал слесарем на Днепропетровском металлургическом заводе, и удивился, что рука у него белая и мягкая, но тут же сообразил: слесарил-то он десять лет назад!

– Илья Григорьевич собирается трохи помочь нам с организацией партизанских дел, – уточнил Федоров. – Ты, Николай Никитович, когда можешь собрать группы для инструктажа?

– Завтра. Прямо с утра. Я запротестовал:

– Товарищи, мне срочно нужно в Киев. Ни на час задерживаться нельзя!

– Так чего же вы заехали? Почеломкаться? – удивился Федоров, – Зачем – почеломкаться? Помочь. Оставлю вам краткий конспект лекций по нарушению работы тыла противника, а когда вернусь в учебный центр, то и инструкторов прислать сумею.

– А ну, кажите конспект! – протянул руку Федоров. Я достал из портфеля кипу изрядно потертых листов, отдал секретарю обкома. Алексей Федорович бегло просмотрел конспекты, хлопнул по кипе широкой ладонью:

– Добре! Для начала берем это. Сгодится. А вы обещайте, что сами приедете после Киева. Договорились?

– Обязательно приеду, Алексей Федорович. Я поднялся.

– Думаю, вам и шоферу не вредно пообедать. Зайдите в столовую, я распоряжусь, – предложил Федоров.

– А удобно?

– Это в лесах и болотах будет неудобно! На этом и расстались, а к вечеру перед ветровым стеклом легковушки Шлегера вспыхнули красноватым закатным золотом купола святой Софии, расплавленной медью, синевой стали сверкнула полоса Днепра, пятнами темной и светлой зелени заклубились киевские сады и парки. Минут через пятнадцать въехали в город. Но на улицах, где я бродил когда-то с дорогой сердцу девушкой и друзьями, рыли окопы, на заветных перекрестках топорщились наспех сваренные противотанковые ежи, а на окнах домов, перечеркнув прошлое, белели бумажные полоски – защита от взрывных волн… Остановились на Крещатике около дома № 25. Прежде здесь жил боец бригады Котовского, кавалер двух орденов боевого Красного Знамени Николай Васильевич Слива. В тридцатые годы его готовили на должность командира бригады. Тут ли он? Дверь открыла незнакомая женщина:

– Николая Васильевича? Так он еще в прошлом году уехал с семьей в Молдавию.

– Адреса не знаете?

– Мабудь, вин в Бельцах, а може, где еще… Слабый огонек надежды угас. ЦК Компартии Украины На площади перед зданием ЦК партии Украины – ни души. Солнце закатилось, наползли сумерки, может, из-за этого явственней доносится с запада смутный гул канонады. В отделе пропусков выясняют к кому я хочу пройти, связываются с заведующим военным отделом ЦК Петром Ивановичем Захаровым тщательно изучают документы и, наконец, выписывают пропуск. Коридоры здания, устланные ковровыми дорожками, безлюдны. Захаров внимательно выслушивает просьбу: выделить оперативно-учебному центру десять тысяч ампул серной кислоты, тысячи две батареек и лампочек для карманных фонариков, еще кое-что, и разыскать известных мне по прежней совместной работе командиров и специалистов минноподрывной техники.

– Со своей стороны мы могли бы оказать помощь в подготовке партизан, – говорю я под конец. Петр Иванович трет переносицу.

– Дело важное, – заключает он. – Очень важное дело. Пойдемте к товарищу Бурмистенко. Сейчас я позвоню… У секретаря ЦК Компартии Украины Михаила Алексеевича Бурмистенко серый цвет лица, под глазами темные, набрякшие мешки, но взгляд пристальный, цепкий.

– Старых партизанских баз давно нет, – выслушав меня, говорит Бурмистенко. – А вот люди должны были остаться. Вспомните, кого можете, сами, да и мы поищем. А батарейки и все прочее, конечно, дадим!

– Товарищ Старинов привез образцы диверсионной техники, – вступает в беседу Захаров.

– Где они? – оживляется Бурмистенко.

– Внизу, в машине.

– Ага! Ну, надеюсь, в ЦК вы диверсии устраивать не станете и ваши «игрушки» сюда внести можно? Я мешкаю с ответом. Взрывчатку в «игрушки», если под таковыми разуметь мины и гранаты, мы не закладывали, однако электрозапалы в минах имелись, а зажигательные снаряды" вообще были настоящими.

– Может, лучше организовать показ в другом месте? – спросил я, объяснив причину сомнений. – . К тому же, с охраной недоразумение может выйти.

– В чем вы держите ваше хозяйство? – перебил Бурмистенко.

– В двух чемоданчиках.

– Несите. Дам команду, чтоб пропустили. Пока ходил за чемоданчиками, в кабинете секретаря ЦК собралось десятка полтора человек: работники аппарата ЦК, несколько секретарей обкомов. Со стола для совещаний убрали графины и пепельницы.

– Выкладывайте добро! – указал на стол Михаил Алексеевич и усмехнулся:

– Это, видимо, первый случай, когда в здание ЦК вносятся подобные вещи. Я показал, как работают партизанские мины, даже действие зажигательных снарядов продемонстрировал, поместив" их из предосторожности в массивные каменные урны, принесенные из коридора.

– Впечатляет! – сказал Бурмистенко. – Давайте нам эту технику, товарищ полковник, а товарищу Пономаренко передайте мою настоятельную просьбу командировать вас сюда хотя бы на пять дней. Мы ведь тоже создали партизанскую школу, а опытом похвастаться не можем. На следующий день я вновь пришел, в ЦК, на этот раз со списком бывших партизанских командиров м специалистов минноподрывного дела, чьи имена и фамилии удалось вспомнить ночью.

– Людей начнем искать немедленно, – заверил Бурмистенко. – Вашу заявку на детали удовлетворили?

– Да, Михаил Алексеевич. Большое спасибо, выручили!

– Говорят, долг платежом красен. Не забудьте, мы вас ждем… Пономаренко остался доволен результатами поездки в Киев, просьбу Бурмистенко командировать меня в Киев принял, и через два дня я снова отправился в путь. На этот раз уселись в пикап и четыре инструктора, а среди них двадцатитрехлетний командир-пограничник Ф. П. Ильюшенко, избранный мною в помощники. Был Ильюшенко кареглаз, суховат телом, подтянут, быстр в движениях. Он обладал замечательной памятью и все новое запоминал прочно и надежно. В густой каштановой шевелюре молодого командира блестели серебряные нити – память о первых днях и ночах войны: он служил в пограничном литовском городке Мариамполе, хлебнул лиха полной мерой, видел и трусость и неразбериху, но видел и несгибаемое мужество солдат и командиров, и сам проявил большое мужество в горькие недели отхода на восток. Я уже убедился, что могу положиться на Ильюшенко полностью. Дату второго приезда в Киев помню точно – 1 августа: в этот день Центральный Комитет партии Украины проводил совещание командования двух киевских, донецкого и харьковского партизанских отрядов. Мы попали на совещание прямо с дороги. Тревожный был день! Артиллерийская канонада приблизилась, в разных концах города слышались разрывы авиабомб, в синей вышине надрывались моторы истребителей, слышался сухой отрывистый треск авиационных пулеметов и пушек. По просьбе украинских товарищей мы на скорую руку развернули в фойе, перед залом совещаний, выставку диверсионных средств борьбы. Члены ЦК Компартии Украины, работники аппарата ЦК, партизанские командиры и комиссары А. Ф. Федоров, В. Т. Волков, И. Ф. Боровик и другие с любопытством осматривали «экспонаты», вертели их в руках. Тут, в фойе, познакомился я и с Леонидом Петровичем Дрожжиным, заместителем заведующего отделом кадров ЦК, живым, энергичным, приветливым человеком. Еще перед началом совещания я узнал от Захарова, что для партизанской школы подобрано место в Пущей Водице и что по вопросам партизанских кадров и снабжения партизан впредь следует обращаться именно к Дрожжину.

– Добудем все, что попросите! – пообещал Леонид Петрович при знакомстве.

– Боюсь, одну субстанцию даже вы не достанете! – пошутил я.

– Какую?

– Время, Леонид Петрович.

– Да. Чего нет, того нет. Но будем стараться! Доклад делал Бурмистенко. За Бурмистенко выступили другие товарищи. Это было первое на моей памяти совещание, где всесторонне обсуждались вопросы партизанской тактики, говорилось о боевом опыте гражданской войны, вспоминалась подготовка партизанских кадров в тридцатые годы. Обсуждались и операции, проведенные отрядами, начавшими действовать в тылу врага… Вечером я поехал со своими инструкторами в Пущую Водицу. Занятия в партизанской школе начали со следующего дня. В мастерских обучали изготавливать партизанскую технику, а в поле, на железных и автомобильных дорогах учили ставить мины. И так по двенадцать часов в сутки. Помогало, что я хорошо знал городок и окрестности: не пришлось ломать голову над тем, где лучше устраивать засады, какой маршрут избрать для ночного перехода. А ученики легко схватывали и усваивали материал: ведь среди них было немало молодых людей со средним и даже высшим образованием. К 6 августа партизанская школа в Пущей Водице работала полным ходом. Не все во время занятий шло гладко. Одно чепе произошло со Шлегером. Он исправно посещал наши занятия, присматривался, прислушивался, а в Пущей Водице, понимая, как мало у нас инструкторов, попросил доверить ему занятия с одной группой. Володя Шлегер обучал людей неплохо, но однажды перемудрил с ампулами и сжег серной кислотой сапоги. Хорошо, что ноги не повредил. К сожалению, ничего, кроме старых ботинок с обмотками, добыть для Шлегера не удалось. Между тем срок командировки истек. Пора было прощаться с Пущей Водицей и Киевом. Перед отъездом меня принял Михаил Алексеевич Бурмистенко. Разговор состоялся серьезный, касавшийся в основном вопросов подпольной деятельности и работы партизан в городах. Заодно Михаил Алексеевич сообщил, что пока, к сожалению, никого из партизанских командиров по моему списку разыскать ме удалось. Поблагодарив за помощь в работе, Бурмистенко с – тревогой осведомился:

– Это правда, "что ваш шофер тоже подрывник – и уже успел подорвать собственные сапоги? Я смешался, начал было объяснять… Бурмистенко расхохотался:

– Ну ладно! Шучу же! Нагнулся, вытащил из под стола новые хромовые. сапоги:

– Поблагодарите вашего Володю и передайте ему подарок. А то еще рассказывать станет, что в Киеве его раздели!

– Как вы узнали об этой истории? – удивился я, – А уж это военная тайна! Позже я узнал, что ввел Бурмистенко в "курс дела" и предложил позаботиться о Шлегере Леонид Петрович Дрожжин. По дороге в Гомель, выполняя давнишнее обещание, мы завернули в Чернигрвский обком партии.

– Наконец-то! – воскликнул Федоров. – Люди и ждать устали! Вынул из ящика письменного стола – книжечку:

– Нравится?

– Виноват, что это?

– Не узнаете? Ваши конспекты, только в божеский вид приведенные! Мы их тут тиснули небольшим тиражом.

– На мою долю оставили?

– Оставили, не беспокойтесь! Черниговский обком, сказал Федоров, уже наладил подготовку партизан и подрывников.

– А у вас, поди, что-нибудь новенькое есть? Не скупитесь, поделитесь!

– попросил он. «Новеньким» были зажигательные снаряды замедленного действия, десяток таких снарядов я и – выложил на стол.

– Обождите, соберу товарищей! – попросил Федоров. Собралось человек шесть-семь, в их числе Попудренко. Демонстрируя зажигательные снаряды замедленного действия, я воспламенял их различными способами. Снаряды вспыхивали через неравные промежутки времени, горели бурно. Стал объяснять устройство снарядов. Алексей Федорович взял один из шариков "на память", а тот возьми да. и воспламенись!

– Ничего, – успокаивал меня и других товарищей Федоров. – Я же сам виноват. Зато все бачили, як эти треклятые зажигалки горят! Ну, диверсанты, ну, химики!.. Школа пожарников. Едва мы вернулись в ОУЦ, как туда прибыли работники обкомов и райкомов Белоруссии, оставляемые для работы в тылу гитлеровских войск. Враг подходил к Гомелю, времени для обучения новичков едва хватало, чтобы показать партизанскую технику и ее действие, прочитать лекцию о принципах организации подполья. А в середине августа П. К. Пономаренко сообщил, что ЦК Компартии Белоруссии принял решение передислоцировать оперативно-учебный центр в Орловскую область. Пономаренко просил срочно выехать в Орел. Вручая письмо к первому секретарю Орловского обкома товарищу В. И. Бойцову, Пантелеймон Кондратьевич сказал, чтоб я договорился о размещении ОУЦ и помог наладить подготовку партизан на Орловщине. Разговор происходил под обвальный грохот близкой бомбежки и резкие, отрывистые выстрелы зенитных орудий. Буквально через два-три часа с небольшой группой пограничников из ОУЦ мы тронулись в новую дорогу. На следующий день "добрались до Брянска, заночевали в пустой из-за непрерывных бомбежек гостинице, а наутро заторопились дальше. В Орле я не был лет шесть. В глаза бросались трубы и цеха новых заводов, новые дома, улицы, но большинство. труб не дымили, а улицы и тут оказались малолюдны: эвакуировался и Орел. В обкоме партии идею создания партизанской школы поддержали. В. И. Бойцов немедленно договорился с командованием военного округа о продовольственном обеспечении будущих партизан, а чтобы школа не пострадала из-за отсутствия кадров, денег и вещевого снабжения, в штабе военного округа ее формировали как подразделение Оперативно-учебного центра Западного фронта. Место для школы нашли в десяти километрах от города, неподалеку от аэродрома, где посторонним лицам делать нечего. Сначала обком направил в школу двадцать шесть человек для обучения на инструкторов, а к 18 августа укомплектовал ее полностью. С целью конспирации школу стали именовать "школой пожарников". Начальником ее назначили спокойного, рассудительного партийного работника И. Н. Ларичева, его заместителем по оперативной части – коммуниста Д. П. Беляка, начальником штаба также коммуниста, человека сугубо штатского, но прямо-таки созданного для штабной работы – М. В. Евсеева. В создании школы и подготовке партизанских кадров обкому партий постоянно помогали оперативные работники Орловщины – Г. Брянцев, ставший в послевоенные годы популярным молодежным писателем, М. М. Мартынов, В. А. Черкасов и их товарищи. Немало сделал для школы и начальник областного управления НКВД К. Ф. Фирсанов. Среди присланных обкомом будущих инструкторов имелись партийные и советские работники, сотрудники НКВД, агрономы, учителя, даже один заведующий-"" хлебопекарней! Очень дружно держалась "девичья команда" – шесть девушек-инструкторов, из среды которых вышли прославленная партизанка Ольга Кре-това, воевавшая на Южном фронте, и Мария Белова, обучившая в годы войны диверсионной технике и методам партизанской борьбы с противником сотни людей. В сентябре в "школу пожарников" прибыли группы из Курска и Тулы, направленные для учебы тамошними обкомами партии. Вновь очень хорошо показал себя в те дни мой помощник Ф. И. Ильюшенко. Ему довелось готовить прославившийся впоследствии отряд секретаря Брянского горкома партии Д. М. Кравцова. Сам Кравцов, тогда молодой, энергичный, инициативный, помог наладить в Брянске массовое производство инженерных мин и гранат. Кроме Кравцова готовились в "школе пожарников" будущие прославленные партизанские командиры М. П. Ромашин, А. Д. Бондаренко и Герой Советского Союза генерал М. И. Дука. Сам я пробыл под Орлом всего несколько дней: из Москвы пришел приказ срочно возвратиться в Главное военно-инженерное управление.