Текст книги "Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г."

Автор книги: Илья Эренбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Негасимый огонь

Когда о «новом порядке» Гитлера рассказывают русские, их могут заподозрить в пристрастии. Я предоставляю слово немцам. Говорят обер-ефрейторы 575-го полка 221-й дивизии Вальтер Вирт и Георг Фишер:

«Когда мы вступили в деревню Яшичи, мы увидали на дереве два трупа. Это были русские. Их повесили солдаты из полка „Великая Германия“. Вешать – это специальность эсэсовцев. Мы не вешаем, мы расстреливаем.

В деревне Яшичи наш взвод расположился в школе. Мы там пробыли месяц – в ноябре – декабре 1941 года. Когда мы пришли в Яшичи, лейтенант Хехт приказал старосте собрать все население. Около 20 человек мы расстреляли. У нас была формула: „Идем в комендатуру“ – это мы говорили всякому, чье лицо нам не нравилось. Были тут и женщины, и старики, и дети. Задержанных обычно до комендатуры не доводили, их расстреливали в лесу возле деревни. Всего за месяц мы расстреляли в Яшичах свыше ста человек.

Лейтенант Фриц Гаан убивал, людей хладнокровно. Если он кого-нибудь замечал, бедняге приходилось плохо: „Идем в комендатуру“, выводил за деревню и расстреливал. Он убивал сразу. А вот ефрейтор Ганс Экснер любил издеваться над жертвой. В Рогачеве он избивал людей прикладом карабина, иногда палкой. Люди падали, а Экснер их бил. В Яшичах он расстреливал медленно: сначала прострелит одну руку, потом другую, потом выстрелит в спину и не спешит с последним выстрелом – в голову.

Обер-ефрейтор Ганс Пенкалла рассказывал, что он находит удовлетворение в расстрелах. Он хвастался числом расстрелянных и, возвращаясь после экзекуции, облегченно вздыхал: „Ну, вот, еще одного прикончил“.

Как-то в трех километрах от деревни Яшичи мы зашли в дом. Там была женщина лет тридцати пяти и ее дочка лет пятнадцати. Мы обыскали дом, но ничего не нашли. Однако лейтенант Хехт сказал, что эта русская может быть связана с партизанами. Мы повели женщину и ее дочку к яме, расстреляли и зарыли. В ту же ночь мы убили ещё девять человек.

– Когда мы стояли в районе Стародуба, нам указали на один дом. В доме жила женщина-врач. Ее мы расстреляли.

С июля по октябрь 1942 года мы пробыли в Людинове. Там мы делали то же, что и в Яшичах: придя, собрали всех и стали расстреливать».

Спокойно, обстоятельно созидатели «нового порядка» говорят о своих трудах. Они строго разделяют функции. Вальтер, Вирт и Георг Фишер возмущены мыслью, что они вешали. Нет, вешали эсэсовцы. А солдаты 221-й дивизии только расстреливали. Обер-ефрейторы подчеркивают «гуманизм» лейтенанта Фрица Гаана, который убивал женщин и детей сразу, в то время, как другой носитель «нового порядка», ефрейтор Ганс Экснер, растягивая наслаждение, расстреливал человека в несколько приемов.

Они вешают. Они пытают. Они бьют умирающих детей. Они медленно расстреливают старух. Пытки их пьянят. Ганс Пенкалла еще может обойтись без шнапса. Но он не может обойтись без детской крови. Замучив невинного, он, как выражаются его коллеги, «облегчение вздыхает».

Им мало и этого. Они топчут тела русских. Они хотят вытоптать души. Гнусным колбасникам мало убить – они жаждут унизить. В освобожденном селе Покровское Орловской области найден приказ бургомистра за номером 3 от 23 октября 1942 года:

«Цивильное население обязано приветствовать офицеров и солдат германской армии снятием головного убора и наклонением головы до пояса, произнося при этом приветственные слова на русском языке или с правильным произношением на немецком языке».

Женщины Яшичей, у которых немцы убили дочерей, должны кланяться в пояс своим палачам. Они должны говорить «доброе утро» убийце ведь утром этот немец застрелил десять русских. Старик из Стародуба должен «с правильным произношением» восклицать «хайль Гитлер» – ведь мимо него идет немец, который только что убил женщину. Шапки ломать должны русские люди перед проклятыми колбасниками, сгибаться до земли перед, кровожадными карлушками. Идет «новый порядок», идет ефрейтор с опушки леса, где он пытал невинных, – дорогу ему, кланяйтесь в пояс, приветствуйте палача.

Мы знаем судьбу наших близких, которые попали в лапы немцев. Мы знаем, что пережил Харьков. Мы знаем, что ему еще суждено пережить. День и ночь перед нашими глазами муки невинных. Мы знаем, что значит потерять город. Мы знаем, что значит освободить город. Не о кружке на карте мы думаем – о близких. О ребенке, попавшемся на глаза Гаану. О девушке, которую тащит в лес Экснер. Нет нам отдыха, нет нам сна, нет передышки – пока не скажем: освободили их от немцев, спасли. В нашем сердце незаживающая рана: боль за родину. В нашем сердце негасимый огонь: ненависть. На этом огне сгорели немцы, дошедшие до Сталинграда. Этот огонь не задуют ветры, его не погасят дожди. Он очистит нашу землю.

19 марта 1943 г.

Палач в истерике

Немцы любят прикидываться «мощными варварами». Эти захолустные ницшеанцы говорят, что они – сверхчеловеки. На самом деле это – истерические людишки. Они не жалеют других, но себя они жалеют до слез. Они издеваются над беззащитными, но когда их берут за шиворот, они визжат.

Два месяца тому назад Германия упивалась победами. Тылу перепала толика кубанской поживы. Немцы думали, что это – закуска. Это были последние крохи. Настала зима, и Германия увидела, что победы нет. Победы и не предвидится. На Кавказе немцев бьют. Сталинград не взят. Роммель покрыл в десять дней тысячу километров. В Тунисе – американцы. Сверхчеловекам не по себе.

Редактору газеты «Дас шварце кор» предложили успокоить ницшеанцев, которые явно нервничают. «Дас шварце кор» – газета не для немецких институток. Это центральный орган эсэсовцев. Казалось бы, у палачей крепкие нервы. Однако палачи бьются в истерике. Передовая «Дас шварце кор» от 29 октября 1942 года должна приободрить немцев, объяснить им, почему победа отложена на неопределенный срок.

Автор признается, что немцы «разочарованы», что их смущают «продолжительность боев в Сталинграде и медленное продвижение на Кавказе». Эсэсовец пишет: «Большевистское командование никогда не прекращает борьбы по каким-либо возвышенным соображениям, нет, большевики наступают до полного истощения и обороняются до последнего патрона… Их солдаты сражаются иногда в исключительной обстановке, когда по человеческим понятиям это невозможно. Тяжело раненные стреляют в немцев из горы трупов несколько часов спустя после окончания боя. Ежедневно случается, что пленные в глубоком тылу, раздобыв оружие, подымают его против немцев и жертвуют своей жизнью. Сражение за Сталинград – небывалое сражение… В завоеванных кварталах, давно находящихся позади линии фронта, постоянно вспыхивают новые бои… Никто не мог думать, что подобные твари способны на такие подвиги. Ни количество, людей, ни гигантский потенциал вооружения, не объясняют силы большевистского сопротивления. Другой противник не перенес бы сражений 1941 года, даже при равном количестве людей и вооружения».

Вряд ли, прочитав это, немцы успокоятся. Они увидят, что даже палачей знобит от страха. Они поймут, что немецким колбасникам никогда не одолеть России: умирающие и те стреляют в захватчиков. Немцы поймут, что завоеванные кварталы Сталинграда не завоеваны: там продолжаются бои. Об этом говорят не русские, об этом говорит орган эсэсовцев. Перепуганный палач ругается: он называет героев «тварями». Но ругань в его устах – похвала: это визг раненого хищника.

Мы читаем дальше: «На востоке происходит ужасный танец смерти большевистского зверья. Это – зверская сила природы, освобожденная большевиками. Это – держава освобожденных неполноценных людей. Перед нами непостижимое явление: до сих пор народы сражались с народами, солдаты с солдатами, а здесь мы имеем дело не с людьми, но с проявлением темных инстинктов… Это уж не война, это – катастрофа природы».

Пожалуй, ознакомившись с передовой «Дас шварце кор», немецкие колбасники ударятся в мистицизм: «Танец смерти… катастрофа природы…» Колбасник привык воевать так: в шесть часов утра немцы бомбят город, где нет зениток, в двенадцать часов город капитулирует, в шесть часов отходит первый поезд с награбленным добром, а в полночь немцы устанавливают первую виселицу. Это «нормальная война» – «солдаты сражаются с солдатами». А защита Сталинграда – это «катастрофа природы». Сверхчеловеки, перепуганные до того, что они теряют способность членораздельно изъясняться, называют защитников Сталинграда «недочеловеками». А журналист продолжает стращать: «Мы боремся против загадочных сил природы… Самая тупая, самая некультурная масса строит величайшие заводы, изготовляет самое большое количество тракторов, танков и самолетов, владеет утонченным механизмом радиосвязи…»

У колбасника пот на лбу. Он больше ничего не понимает: тупая масса и величайшие заводы! Видимо, русские заключили пакт с нечистой силой. И колбаснику неуютно. Но «Дас шварце кор» не унимается: «Наши солдаты сейчас решают вопрос – не закончится ли новый подъем нордической Европы резким диссонансом, не приблизились ли мы к пропасти, не свалимся ли мы снова в небытие?»

Когда в селе Буденновка Фридрих Шмидт терзал девушек и детей, это было «подъемом нордической расы». Когда сородич названного Шмидта в другом селе, Белополье, обогатил человечество новым изобретением – двухэтажной виселицей, это тоже было «подъемом нордической Европы». Так они «подымались» – по пожарищам по трупам, и вот они – на краю пропасти. Они боятся «диссонансов». Ведь до сих пор все разыгрывалось по нотам: плакали дети, танки давили беженцев, автоматчики стреляли в старух, Гитлер лаял, и эсэсовцы вопили «хайль». В эту дивную для немецкого уха мелодию вмешался диссонанс: Сталинград.

У редактора «Дас шварце кор» плохие нервы. Нюх у него хороший. Он воет: «Нас ждет небытие». Палач изволит выражаться чересчур возвышенно: фрицев ждет мусорная яма истории. Откуда вышли эти ницшеанцы с кошелками для сала, эти висельники, снабженные докторскими дипломами? Из небытия? Нет, из грязи, из навоза, из мусора, Туда им дорога.

22 ноября 1942 г.

Взвешено. Подсчитано. Отмерено

Десять лет тому назад, 30 января 1933 года, тирольский шпик стал властелином Германии. Десять лет тому назад в мутный январский вечер бесноватый Гитлер с балкона приветствовал берлинскую чернь. Он сулил немцам счастье. Он сулил Им жирные окорока, тихие садики с сиренью, парчевые туфли для престарелой ведьмы и золотую соску для новорожденного фрица.

Сегодня бесноватому придется выступить с очередной речью. Волк снова залает. Но никогда еще Гитлеру не было так трудно разговаривать с немцами. Праздник людоедов сорвался. Десятилетие превратилось в панихиду по мертвым дивизиям. Богини мщения, эринии, уже проходят по улицам немецких городов. Они подсовывают под двери конверты: это письма фрицев… Эринии несут весть о разгроме немецких армий на Волге, на Дону, на Кубани, на Неве. Где то счастье, которое сулил бесноватый немцам? Десять лет он царил и правил. Пришел день ответа.

Маленький человек с усиками приказчика и с повадками кликуши взойдет на трибуну, как на эшафот. Конечно, его еще охраняют верные эсэсовцы. Конечно, крикуны еще орут «хайль». Конечно, ему еще аплодируют все воры Германии и его еще обожают, все ведьмы Брокена. Но бесноватый кончится: к своим именинам он получил вместо пирога с десятью свечками десять поражений.

Он снова пролает: «Мы – немцы. Я – солдат. Большевики оказались сильнее, чем мы думали. Но мы – немцы. Но я – солдат. Зима оказалась страшнее, чем мы думали. Но мы – немцы. Но я – солдат. У меня еще есть резервы. Весной я еще наскребу дивизии. Я хочу победить». И чернь в ответ заревет «хайль».

Он продулся, этот шулер с усиками приказчика и с душой людоеда. Он промотал Германию. Он раскидал свои дивизии под Сталинградом, на горах Кавказа, в степях Калмыкии. Все, что немки породили, он способен проиграть за одну ночь. Он ведь не ест котлет, этот вегетарианец: ему нужны каждый день тысячи трупов. Он ведь не пьет вина, этот трезвенник: ему нужны каждый день тонны человеческой крови. Он ведь не курит, этот любитель чистого воздуха: ему нужны каждый день сожженные города.

Десять лет фрицы и гретхен превозносили Гитлера. Десять лет вместе с ним они убивали и грабили. Вместо кадильниц – пепелища. Вместо вина – кровь. Они жгли книги. Они травили мысль. Они придумывали новые казни. Они изобретали новые пытки. Они глумились над человеком, над добром, над свободой, над светом простой человеческой жизни. Десять лет. Теперь идет год расплаты.

Есть библейское предание. Когда тиран Вавилона, поработивший окрестные народы, пировал в своем дворце, незримая рука написала на стене три слова: «Мене. Текел. Фарес» – «Взвешено. Подсчитано. Отмерено». В тот час армия мщения уже шли к Вавилону. Грехи тирана были взвешены. Его преступления подсчитаны. Возмездье отмерено.

Еще немцы топчут Европу. Еще немцы в Ростове, в Харькове, в Орле. Еще семь миллионов чужеземных рабов томятся в новом Вавилоне. Но уже на стенах дворца где немецкий людоед запивает морковку бочками человеческой крови, рука истории пишет роковые слева: «Мене. Текел. Фарес».

Разбойников, которые забрались в Сталинград, бесноватый нагло называет «защитниками Сталинграда». Он пробует поднять на пьедестал палачей, которые лихо убивали беззащитных женщин Сталинграда и которые теперь срывая с себя грязные подштанники, выкидывают белые флаги. Гитлер уверяет, что фрицы «героически сопротивлялись». Гитлер не говорит, что фон Паулюс грозил убить жен и матерей всех немцев, которые сдадутся в плен. Гитлер не говорит, что фрицы боятся сдаваться в плен, потому что фрицы никогда не видали людей: звери, они жили, среди зверей. Один из окруженных фрицев по имени Вебер 22 декабря писал своей жене: «Вчера издан новый приказ – ни одного русского не брать в плен». Другой фриц, ефрейтор Хаман, 14 ноября доносил своей самке: «Пленных мы теперь не берем. Это звучит жестоко, но поверь мне – здесь приходится быть твердым». Вот разгадка немецкого «героизма»: они не верят, что могут быть на свете солдаты, которые не бьют лежачего. Но голод не тетка, – и голод не Гитлер. Доев последних собак и кошек, фрицы все же подымают руки. Заикаясь, они лопочут: «Гитлер капут». Вот подарок фюреру к его десятилетию: стада немецких пленных с генералами за козлов и фрицами за баранов.

«Мене. Текел. Фарес» – эти роковые слова слышит сейчас вся Германия. Гитлер уже не может скрыть от немцев происшедшего. Наступление Красной Армии с каждым днем ширится. Растут валы. И немцы знают, что один из них будет девятым. Они пришли в Сталинград. Оттуда они не вышли. Они пришли на Кубань. Теперь они там мечутся. Они пришли в Воронеж. Тогда Касторное для них было только этапом. Теперь пускай ищут дорогу.

Гитлер пролает, что у него еще много резервов. Но почему он снимает дивизии из Франции, из Голландии, из Норвегии и шлет их на восток? Не от богатства тирольский Тришка латает свой кафтан. Почему немецкие самолеты, еще десять дней тому назад находившиеся в Сицилии, оказались над Сталинградом? Фриц обкрадывает другого фрица. А фон Паултюс обкрадывает фон Роммеля. Обнажен западный бок гитлерии. А весна не за горами, и вряд ли жители Южной и Западной Германии с большим восторгом думают об этой весне.

Ефрейтор 578-го полка 305-й германской дивизии записал в дневнике: «Я совершенно отчаялся. Долго ли это будет продолжаться? Раненых не уносят, они рядом. Как ужасна жизнь! Что плохого я сделал, что я теперь так наказан? Разве можно пережить такое? Ах, если бы можно было мирно жить! Я еще не могу примириться с мыслью о смерти». Это хорошая речь к десятилетию Гитлера. Ее нужно передать по всем волнам Германии. Ее нужно вывесить на всех стенах Берлина. Фриц взвыл: «Что он плохого сделал?» Он не говорил этого прежде. Нет прежде он жил припеваючи во Франции. Он убивал французских беженцев, мародерствовал, измывался над людьми. Потом его послали в Россию. Девятнадцать месяцев он спокойно убивал, грабил и вешал. Теперь он взвыл: «За что?»

За то, что в Кисловодске мы нашли пятилетнюю девочку со вспоротым животом. За то, что в Калаче мы нашли трехлетнего мальчика с отрезанными ушами. За то, что в каждом городе немцы убивают невинных. За все казни. За все виселицы. Фриц воет: «Если бы можно было мирно жить!» Поздно вспомнил, проклятый. Кто тебя звал на нашу землю? Ты мог сидеть у себя с женой. Десять лет тому назад ты выбрал Гитлера. Ты пошел за людоедом. Ты пошел во Францию. Ты пошел к вам. Ты думал 30 января, получив двойную порцию шнапса, вешать русских. Ты встретишь этот день в могиле.

Десять лет людоеда. Немцам не до плошек, не до флагов. Они угрюмо слушают, как по снегу ступают воины и судьи. Скользят на лыжах эринии. Горят ракетами в небе роковые слова. На штыках Красной Армии, как огонь в ночи, горит и разгорается жизнь.

30 января 1943 г.

Судьба шакалов

Петушиные перья

Немецкие офицеры острят: «В 1943 году мы будем на Миссисипи, а Рим передаст очередную сводку: „Вчера мы в трехтысячный раз храбро бомбили Мальту“. Итальянские офицеры отвечают на это следующим анекдотом: „Фюрер недавно позвонил дуче: „Почему вы так долго не берете Мальту?“ Дуче ответил: „Ничего не поделаешь – Мальта тоже остров…““».

Нанимая Муссолини, Гитлер, конечно, знал, кого он нанимает: память о Гвадалахаре была еще свежей. Италия объявила войну Франции за четыре дня до падения Парижа, когда французская армия была разгромлена, но тщетно солдаты Муссолини пытались прорваться к Шамберн и к Ницце. Им удалось всего-навсего занять пограничный городок Ментону. После этой воистину эпической «победы» итальянцы долго отдыхали. Гитлер торопил, но Муссолини отнекивался. Наконец сорокамиллионная Италия двинулась на крохотную Грецию. Мир увидел поучительное зрелище:, необученные, плохо подготовленные к войне греки били итальянские дивизии. Гитлеру пришлось притти на выручку итальянцам.

Легко догадаться, как расценивают немцы доблесть своих союзников. Вот письмо из Мальхова (Мекленбург) одного крупного инженера, выражающего оценку гитлеровской интеллигенции: «Я не понимаю, где все-таки итальянские солдаты? Итальянцы могли бы нам помочь большими контингентами, но они нам не помогают. В Германии все настроены против итальянцев. Они только и глядят, где бы им чем-нибудь попользоваться. Нам приходится делать хорошую мину при плохой игре. Но после войны мы им предъявим счет». Вот другое письмо, судовладельца из Бремена: «Как долго Роммель продержится в Африке – это вопрос подвоза. Если с целью концентрации всех наших сил на восточном фронте мы откажемся от африканского театра военных действий, это будет для дуче горькой пилюлей. Тогда Англия сможет предложить Италии сепаратный мир на выгодных условиях, чтобы отколоть ее от нас. Единственное место, где Италия хорошо укреплена и трудно уязвима, – это Бреннер… А вы знаете, что такое „реальная политика“…»

Отзывы об итальянских частях немецких офицеров и солдат, взятых в плен на Украине, красочны. Офицеры говорят: «Итальянцы годны только для тыловой службы… они не выдерживают артиллерийского огня… Они неизменно требуют от нас помощи»… Немецкие солдаты презрительно называют итальянцев «макаронщиками», а один немецкий ефрейтор заявил: «По-моему, итальянцы хуже румын, а уж румыны дерутся, как опытные зайцы…»

Однако пренебрежение к итальянской армии кажется Гитлеру недопустимым. Есть немецкая пословица: «Каков барин, таков и слуга». Позор чернорубашечников не придает лавров их немецким господам. И Гитлер решил прославить итальянский экспедиционный корпус, находящийся на Украине, – барин хочет доказать, что у него хороший слуга… Газета «Дейче Альгемейне цейтунт» опубликовала апологию итальянской армии: «Дивизии, отправленные в советскую Россию, носят славные имена: „Торино“, „Посубио“, „Челере“. Дивизия „Пасубио“ прокладывала путь германским танкам и отражала вражеские атаки… Зимой, во время сильных морозов, бероальеры и чернорубашечники вместе с германской пехотой отражали ожесточенные атаки…»

Слуга польщен похвалой барина. Итальянцы теперь издают газету на немецком языке «Италиен беобахтер». В этом органе полковник Каневари пишет: «Сначала наш экспедиционный корпус находился в армейской группе генерала фая Макензена, затем перешел в бронетанковую армию фон Клейста. Вспоминается приказ генерала фон Макензена, выражающий глубокое восхищение блестящим поведением дивизии „Торино“… Фюрер отметил примерное поведение экспедиционного корпуса, наградив генерала Мессе рыцарским орденом Железного креста».

Орден Гитлер выдал – это правда. Но такие же «рыцарские ордена» Гитлер пожаловал и другим битым «рыцарям», например Антонеску. Так что гордиться орденом не приходится. Сам генерал Мессе отнюдь не высокого мнения о своих солдатах. В одном из приказов он откровенно говорит, что берсальеры и чернорубашечники занимаются на Украине спекуляцией. В экспедиционном корпусе нет интендантства: итальянцы пущены на подножный корм. Они научились грабить на славу. Жители освобожденных сел рассказывают: «Немец не нашел картошку, а пришел итальянец, понюхал и сразу стал копать…» Берсальеры ходят в шляпах с петушиными перьями; несмотря на это их смертельно боятся все украинские куры: итальянцы в куроедстве превзошли даже немцев. Они исправно несут полицейскую службу: реквизируют, арестовывают, расстреливают, но в бою они показали себя классически трусливыми – это родные братья фашистов, терявших штаны у Гвадалахары, в Ливии, под Корчей.

Итальянцев красноармейцы начали бить еще в октябре. Первой получила по носу дивизия «Челере». Два ее кавалерийских полка, «Савойя» и «Наварра», на подступах к городу Сталино были разгромлены. Из 1300 человек свыше 500 были выведены из строя. Оба полка пришлось отвести в тыл. В ноябре дивизию «Челере» направили к Горловке. Ей придали 63-й легион чернорубашечников. Но легионеры запоздали на один день. Дивизию «Челере» вторично разбили. Ее 3-й полк береальеров потерял убитыми 500 человек и был обращен в бегство.

Затем пришел черед дивизии «Посубио». Ее 80-й полк, находившийся возле Горловки, был атакован нашими бойцами с тыла. Командование дивизии послало на выручку два батальона 79-го полка и две роты противотанковые пушек. Подкрепление… заблудилось. Солдаты 79-го полка были частью уничтожены, частью взяты в плен, а 80-й полк был разбит.

Не пощадили наши бойцы и дивизию «Торино»: ее 81-й полк был окружен и разгромлен. В декабре в районе Волынцево наши части разбили 82-й полк дивизии «Торино». Его должен был выручить 63-й легион чернорубашечников. На этот раз чернорубашечники не опоздали и не заблудились: их разбили под Ново-Орловкой.

С января итальянцы занимались грабежом и преследованием своих дезертиров. Лейтенант Леандро Коделуппи заявил: «Нашим солдатам опасно показывать противника, – как только они видят русских, они тотчас сдаются в плен». Очевидно, после этого Муссолини и выдал генералу Мессе крест «Савойского ордена», объявив: «Генерал Джованни Мессе дал новое подтверждение духа самопожертвования итальянского народа».

Плохие у немецкого барина слуга – правды не кроешь. Ордена орденами, синяки синяками. Петушиные перья на шляпах итальянских куроедов выглядят достаточно плачевно.

Итальянцы не трусы. В свое время «красные рубашки» Гарибальди поразили мир своей отвагой. Почему же итальянцы удирали в Ливии? Почему они опешили перед греками? Почему показали себя столь малодушными на Украине? Да потому, что итальянскому народу не по душе быть слугой немецкого барина. Муссолини, тот искренно служит Гитлеру: судьбы этих двух людей тесно связаны, – когда загорится господский дом, не спастись и дуче в его лакейской. Но итальянский народ – это не Муссолини. Рабочие Милана и Пьемонта, крестьяне Тосканы, Калабрии, Сицилии, виноделы и рыбаки, каменщики и штукатуры, трудолюбивые, веселые, простодушные люди Италии не хотят умирать за чужое и черное дело фашизма.

Что принес им Муссолини? Сначала парады, балаганные речи, жизнь впроголодь, а потом, беспрерывные войны.

Уже девятый год, как Италия истекает кровью. Полтораста граммов хлеба в день – вот ее трофеи. Где былые макароны с маслом? Их едят прусские помещики и баварские пивовары. А итальянцы, забыли, как выглядят макароны. Фашистская верхушка наживается на войне. Муссолини, хлопая себя по тучному брюху, еще рычит: «Мы боремся против плутократии!» Но Италия стала вотчиной плутократов, разжиревших на войне. Газета Муссолини «Пололо д'Италиа» пишет: «Мы ввели фашистов в правление акционерных обществ, этим мы связали прошлое с будущим. Вместо того чтобы фашизировать акционерные общества, мы превратили фашизм в крупное акционерное общество». Сказано достаточно ясно. Зачем же сицилийскому пастуху умирать, за акционерное общество, именуемое фашизмом?

Самые крупные акционеры этого общества – немцы. Они хозяйничают в Италии, как в завоеванной стране: вывозят оливковое масло, вывозят рабочий скот – итальянских рабочих, вывозят пушечное мясо – все эти «Торино» и «Челере». Все чаще и чаще слышится в Италии клич эпохи освободительной войны: «Вон немцев!» Эти слова доходят и до итальянских горемык, привезенных немцами в Россию.

12 апреля 1942 г.