Текст книги "Голубой болид"

Автор книги: Илья Быстров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

ВЗРЫВ В ГЛУХОМ ОВРАГЕ

Было два часа ночи, когда Остапенко, Галя, Лукич и Кравцов возвратились на дачу «Синие скалы».

Утомленная последними событиями, Галя отправилась спать, а Лукич сразу же прошел в комнату Окунева, где застал его вместе с помощниками.

– Ну, как успехи, товарищ капитан? Скоро ли вы найдете профессора Антонова? – спросил он, обращаясь к Окуневу и приветствуя присутствующих.

– Никакого результата… – ответил Окунев голосом утомленного человека.

– А я, кажется, нашел!

Лицо Лукича стало серьезным. Он рассказал о том, как они с Галей обнаружили в глухом овраге неведомый летательный аппарат, напоминающий ракету.

– Но где же профессор? – нетерпеливо спросил Окунев.

– Минутку терпения. Слушайте и не перебивайте. Сейчас расскажу все по порядку, – вынув портсигар и закурив папиросу, продолжал Лукич. – Спустившись в овраг и маскируясь в кустах, я произвел тщательный осмотр ракеты. Хвостовая часть ее заканчивается цилиндром, на основании которого имеется семь звездообразно расположенных круглых отверстий. Заглянув в одно из них, я увидел гладкую зеркальную полость трубы. Она проходила параллельно оси цилиндра и напоминала собой ствол крупнокалиберного миномета. В хвостовой части, как я понял, находится двигатель. С обеих сторон корпуса ракеты расположен ряд больших иллюминаторов с темными стеклами.

Пользуясь тем, что один из них наполовину скрыт деревом, я решил использовать его для своих наблюдений. Осторожно забравшись на ветку и слегка раздвинув листву, я заглянул внутрь аппарата. То, что я увидел, поразило меня, и я чуть не вскрикнул от радости… В отдельном отсеке ракеты на небольшом возвышении лежал профессор. По еле заметным движениям его груди я определил, что он жив. Темно-синее стекло иллюминатора и яркий свет, освещавший Антонова сверху, не дали мне возможности изучить внутреннюю обстановку ракеты и ее обитателей. Стало ясно, что профессор попал к нашим врагам и содержится у них как пленник…

– Значит Лучинский, – перебил Окунев, – уже успел донести о похищении профессора, и за ним вылетела ракета… А Лагунина замучили за измену Загориной – ведь они в Синеводск прибыли вместе…

– Вполне возможно, – согласился Лукич, – но не это главное… С этим разберутся органы государственной безопасности. Надо скорее решить, как спасти профессора Антонова? Ведь они каждую минуту могут улететь с ним.

– Надо немедленно вызвать эскадрилью скоростных истребителей, чтобы не дать нарушителю удрать за границу… Зимин! Вы поняли? Быстро на телеграф! – приказал Окунев.

– Это хорошо. Но надо сделать так, чтобы ракета вообще не могла подняться в воздух! – сказал Лукич.

– А как же это сделать?

– Я вспоминаю годы войны с немецкими фашистами и как мы боролись с их танками… Я тогда служил в пехоте – был сержантом. Нас командир роты учил так:

«Танки опасны в движении. Применяйте любые средства – бутылки, гранаты, противотанковые ружья, но старайтесь остановить их! Бейте по мотору, по гусеницам – этим вы достигнете цели!.. Экипаж неподвижного танка не опасен, он расстреляет боеприпасы и его тогда нетрудно взять в плен». – Мудрость этих уроков я не забуду – она не раз выручала нас в боях… По-моему необходимо вывести из строя двигатель ракеты. Надо подорвать его взрывчаткой!.. Лучше всего заряд заложить в трубы двигателя – они вместительны и. послужат шпурами… Вы поняли меня, товарищ Окунев?

– Да понял… Товарищ Грачев, эту задачу выполните вы, – сказал Окунев. – Для этого сейчас же надо выехать на «Водолаз» и взять там трех – четырех хороших подрывников с взрывчаткой… Указания, как действовать, получите у меня здесь… Ясно?

– Слушаюсь! – ответил Грачев.

– А после того, как двигатель ракеты будет испорчен, сразу же надо перейти к штурму! – продолжал Лукич твердым голосом. – Я договорюсь с капитаном Агафоновым. Привлечем милицию, мобилизуем бывших фронтовиков, призовем комсомольцев.

* * *

Эхо сильного взрыва прокатилось по горам. Со дна оврага поднялось огромное белое облако. Над головами Лукича и Окунева, укрывшихся за большим камнем, пронесся вихрь. Мелкая, водяная пыль плотной пеленой окутала окрестности, и в двух шагах нельзя было ничего различить.

– Откуда это? Ведь дно оврага было совершенно сухим? – удивился Лукич.

– Да и взрыв какой-то необычный! – воскликнул Окунев.

Между тем небо посветлело, и туман стал рассеиваться.

Когда ветер разогнал его клочья, удивление Лукича сменила тревога. Дно оврага оказалось покрытым поваленными и вывороченными с корнем деревьями, но летательного аппарата нигде не было.

Лукич прыжками стал спускаться вниз. Окунев еле поспевал за ним. На пути под ногами встречались осколки серой пластинчатой массы, напоминающие битую черепицу, обломки каких-то механизмов, металлических трубок, скользкие пятна студенистой массы…

На дне оврага стоял громадный предмет цилиндрической формы около пяти метров в диаметре. Он был сплошь обрызган грязью, из-за которой не была видна его поверхность.

Лукич подскочил к цилиндру и, сняв фуражку, стал ею энергично стирать грязь. На солнце блеснула полированная поверхность стенки цилиндра прозрачной как стекло. Сверху внутрь цилиндра проходил свет, и в участок очищенной от грязи стенки можно было, как в окно посмотреть, что там находится.

– Окунев, сюда! Профессор, кажется, здесь?! – всматриваясь внутрь цилиндра и видя на его дне лежащего кверху спиной человека, позвал Лукич.

В верхней части цилиндра имелось большое круглое отверстие. Высота цилиндра была около трех метров.

Используя валявшиеся на дне оврага обломки, Лукич и Окунев соорудили подобие лестницы, с помощью которой взобрались на крышу цилиндра. Спрыгнув внутрь, они бросились к распростертому ниц человеку и осторожно перевернули его на спину. Перед ними лежал профессор Антонов. Лицо его было бледным, безжизненным.

– Жив ли? – спросил Окунев Лукича, прощупывавшего пульс профессора.

– Пульс, правда, слабо, но, кажется, бьется.

– Попробуем искусственное дыхание? – посоветовал Окунев.

После ритмичных движений грудная клетка профессора стала сама медленно расширяться и сжиматься. Кожа на лице слегка порозовела.

– Коньячку бы! – сказал Лукич. – Дело скорее бы пошло!

– У меня есть! – сказал Окунев, отстегивая флягу.

Пары алкоголя, попав в легкие профессора, вызвали раздражение. Лицо Антонова слегка покраснело, и он кашлянул, Потом, тяжело вздохнув, – открыл глаза и, посмотрев на Лукича, сказал:

– Кажется, я терял сознание?

– Да, Михаил Алексеевич, но сейчас все это пройдет… Выпейте немного коньяку – вам будет лучше.

ТАЙНА ГОЛУБОГО БОЛИДА

Пять дней профессор Антонов провел в постели. Галя, Остапенко и Лукич все время по очереди находились возле больного. Остальные не решались беспокоить его. Даже полковник Соколов, прибывший из Москвы по делу Антонова, еще не встречался с ним и проводил время в обществе Лукича и Окунева, с которыми часто выходил на катере в открытое море или сидел на плоском камне – месте похищения профессора.

Все эти дни участники экспедиции собирались по вечерам на веранде дачи «Синие скалы». Обсуждая события минувших дней, они высказывали друг другу самые различные версии похищения ученого и с нетерпением ждали, когда кто-нибудь придет из комнаты Антонова и расскажет о его здоровье.

И вот, наконец, долгожданный момент наступил. Сегодня профессор Антонов, опираясь на плечо Лукича, вышел на веранду. Тепло поздоровавшись с вставшими ему навстречу и пожав каждому из присутствующих руку, он опустился в кресло. Многое изменилось в облике этого ранее еще крепкого и жизнерадостного человека. Трехдневное заключение в ракете не прошло для него бесследно. В его шевелюре, спускавшейся до плеч, появилась новая прядь седых волос. В темно-русых усах и бородке стали заметны серебристые нити. Лицо осунулось. Нос заострился, а в светло-серых глазах появилась болезненная напряженность.

– Все вы, конечно, ждете, когда я расскажу вам о своих похождениях? – сказал Антонов, окидывая взглядом присутствующих. – Извините, что я не сделал этого раньше. Мои нервы да и весь организм за этот короткий промежуток времени подверглись большим испытаниям. Кроме того, мои похождения незаурядны, и для того, чтобы рассказать вам о них, потребовался тщательный анализ тех явлений, с которыми я встретился, и тех событий, которые мне пришлось пережить.

Сделав несколько глотков крепкого кофе и закурив, Антонов начал свой рассказ:

– После игры в преферанс я решил выйти к морю, чтобы освежиться перед сном. Спустившись к берегу, я сел на известный вам плоский камень. Было очень темно. С моря дул легкий свежий ветерок. Минут десять я любовался яркими созвездиями и под монотонный, убаюкивающий шум волн погрузился в думы… Мысли мои были заняты метеоритом, поглотившим все мое внимание в последнее время. Это меня так увлекло, что я не замечал уже ни освежающего дыхания ветерка, ни шума волн, ни звездного неба.

Каждому из вас, вероятно, знакомо такое состояние, когда, увлекшись чтением интересной книги, становишься нечувствительным к окружающей обстановке. Привычный шум будто бы не доходит до вашего слуха. Не замечаешь доносящихся с улицы автомобильных сигналов, шума моторов и даже ударов маятника стенных часов, висящих здесь же в комнате у вас над головой. Но стоит только оторваться от чтения, как все эти звуки внезапно наполняют слух, и вы испытываете то же, что и при пробуждении. Как более сильная боль способна заглушить слабую, так напряженная работа нашей центральной нервной системы парализует периферийные окончания органов чувств…

Из этого состояния полного самозабвения меня вывел посторонний шум. Что-то громоздкое поднималось из воды, окутанной ночным мраком. Меня обдало солеными брызгами. Не успел я понять, что происходит, как мокрая упругая масса охватила мое тело, стараясь гибкими щупальцами лишить меня движений. Я попытался освободиться, но сильный электрический ток, прошедший по моему телу, парализовал меня. Я почувствовал, что теряю сознание.

– А вы не знали, что все это было сделано Лучинским? – спросил Окунев.

– Нет, Лучинский здесь ни при чем, – сказал Антонов. – Очнулся я в слишком необычайной обстановке. Я лежал посредине большого прозрачного цилиндра, В котором нашли меня Лукич и Окунев, в центре громадного аквариума. Слабое ровное освещение жидкости, окружавшей помещение, в котором я находился, позволяло мне видеть, что в ней происходит. Через стенку на меня смотрели четыре неведомых существа. По их движениям и действиям я понял, что они рассматривают меня и обмениваются между собой мнениями. Мои пленители имели фантастический, ни с кем не сравнимый вид. Ростом они были не более высокого человека. Голова их имела сплюснутую с боков форму и почти сливалась с туловищем. Глаза-щупальцы выдавались вперед на 20-30 сантиметров и все время беспокойно шевелились. В их зрачках светился синеватый фосфорический блеск, который временами часто пульсировал, напоминая мигание индикаторной лампочки радиопередатчика. Небольшую выпуклость в центре своеобразного лица бороздили две вертикальные щели. Ниже их помещался выступающий вперед присос с небольшим отверстием в середине. Вместо ушей эти существа имели глубокие впадины. От них вниз шли жаберные щели. По бокам длинного тела, оканчивающегося плавником, напоминающим рыбий хвост, были расположены три пары сильно развитых щупальцев. Верхняя пара, начинающаяся у головы, заменяла руки, длина которых достигала метра. Средняя пара щупальцев – короче и тоньше почти в два раза – использовалась как вторые руки. Нижние щупальцы – толстые, короткие и менее подвижные – служили для передвижения в вертикальном положении и остановок на месте. Правда, передвигаться на них, по-видимому, было неудобно, так как они чаще принимали горизонтальное положение и с большой скоростью плавали как рыбы.

– А какого цвета была у них кожа? – спросила Галя.

– Гладкая блестящая темно-серая… И замечательно то, что растительность на коже, напоминающая бахрому, фосфоресцировала. Она окружала глаза, уши, скончания щупальцев и проходила сплошной полосой по спине от головы до хвоста с плавником.

До моего слуха доносился тихий шум работающих механизмов. В моем обиталище был свежий воздух, обогащенный кислородом, поступавшим через подведенный сверху шланг. Мигающий взгляд моих пленителей утомлял меня, и я отворачивался от них. Изучая окружающую обстановку, я обратил внимание на стоявший на возвышении, примерно в 10 метрах от меня, прозрачный сосуд, своей формой напоминающий египетский саркофаг[18]18
  Саркофаг – гробница.


[Закрыть] . То, что я увидел в нем, заставило застыть кровь в жилах и вызвало холодную нервную испарину. На дне этого сосуда, покрытом кровью, лежал обнаженный человек. Его брюшная полость была вскрыта продольным разрезом. Неведомые существа с помощью сложных операционных телеприборов, установленных внутри саркофага, рылись во внутренностях человека. Еще больше я был взволнован, когда в несчастном узнал всем нам хорошо известного Корнея Карповича.

– Вы не ошибаетесь, профессор? – не удержался от вопроса Лукич.

– Нет, не ошибаюсь.

– Значит, Лучинский и Лагунин стали жертвами этих существ, – заметил полковник Соколов.

– Часа два я наблюдал за действиями необычных хирургов, анатомировавших беднягу Лучинского, и подумал, что меня постигнет такая же участь… Что поразило меня? Когда хирурги из грудной клетки своей жертвы вынули и через соединительную камеру извлекли наружу легкие, они превратились в едва заметный комочек. Это свидетельствовало о том, что в окружающей жидкости поддерживалось колоссальное давление. Обобщив свои наблюдения, я пришел к выводу, что мои пленители – жители морских глубин.

– Но, позвольте, – попытался возразить Остапенко, – летательный аппарат гигантских размеров, наполненный жидкостью под большим давлением, сложная хирургическая операция с помощью телемеханических устройств, наконец, создание вам нормальных условий для жизни в такой неподходящей среде – ведь это высокая культура, Михаил Алексеевич! С ее проявлениями мы могли бы встретиться и значительно раньше. Ведь ученые в батисфере опускались в океан на большие глубины и, кроме глубоководных растений да моллюсков, там ничего не находили!

– Но я и не думаю, уважаемый Андрей Максимович, что это жители наших океанов. Я имею в виду гостей с другой планеты.

– Что-то невероятное, – пробурчал Остапенко. – Я допускаю возможность существования на других планетах живых существ, одаренных, как и мы, способностью мышления, но не в таком варианте…

– Хорошо! Если вы не допускаете мысли о таком варианте, придется вам напомнить положения из теорий Чарльза Дарвина, Фридриха Энгельса и других ученых-материалистов, которые занимались изучением возникновения жизни и развития природы, – сказал Антонов. – Начнем с возникновения жизни на Земле. Энгельс, полемизируя с идеалистами, доказывал, что жизнь на земле возникла самопроизвольно из неорганической природы. Как нам известно из истории развития нашей планеты, жизнь появилась и до определенного времени развивалась в морях. В процессе охлаждения земной коры вода в океанах остыла до температуры, при которой стало возможным существование в ней живых организмов. В этот период, путем сложных химических соединений неорганических веществ, в воде стал образовываться живой белок. В процессе развития он и дал простейшие живые организмы, которые, в свою очередь, развиваясь десятки и сотни миллионов лет, дали ряд видов морских животных и растений. Вследствие постепенного снижения уровня воды в океанах и горообразования эти организмы попадали в изолированные водные бассейны. Вода в них высыхала, Казалось, что все живое, в них было обречено на гибель. Но природа устроена так, что живые организмы развиваются в постоянной борьбе за свое существование, которая имеет различные формы. Одной из них является способность живых организмов приспосабливаться к окружающей среде. Наиболее слабые погибли, сильные – выжили, оставив после себя жизнеспособное потомство. Так из морских животных и растений появились новые виды, которые стали заселять сушу. В постоянной борьбе за существование эти новые обитатели суши, все более и более приспосабливаясь к ней, постепенно меняли свой облик. Именно такой путь развития видов научно доказал Дарвин.

Однако надо учесть, что многие планеты имеют атмосферу, отравленную ядовитыми газами или не содержащую кислорода. Там жизнь на суше не возможна, но при наличии океанов она могла развиваться в них. При благоприятных условиях это могло привести к появлению в океанах мыслящих существ. Подтверждением возможности такой эволюции и являются мои пленители.

– А куда они дели Лучинского? – спросил Лукич.

– Не знаю… От сильного нервного потрясения, которое было вызвано у меня этой операцией, и от обогащенного кислородом воздуха в моей камере я почувствовал утомление и впал в забытье… Пожалуй, гибель этого несчастного сохранила мне жизнь. Я понял, что, достаточно ознакомившись с человеческим организмом на опытах с Лучинским, мои пленители решили отвезти меня на свою планету в качестве живого экспоната. Для этого в моем помещении и были заранее созданы нормальные для жизни человека условия. Мое помещение даже стали освещать, по-видимому, для того, чтобы сохранить мне зрение. Но все это не радовало, а еще больше тяготило меня. Я чувствовал себя хуже узника, у которого есть хоть маленькая надежда на освобождение. Будущее на другой планете не сулило мне ничего, кроме этой прозрачной клетки, установленной на дне океана.

Казалось, каждый ученый должен бы был мечтать о том, чтобы оказаться на моем месте. Ведь это большое счастье – побывать среди существ, которым, может быть, известны еще неведомые нам тайны природы. Но сознание того, что я никогда не смогу использовать эти открытия для еще большего процветания нашей Родины – для строительства коммунизма, которому я лично посвятил немало труда, лишало меня способности осмыслить окружающее. Все эти образы проходили мимо меня, как кошмарный сон. И только после освобождения, вернувшись в свою среду, я смог подвергнуть их анализу.

– Михаил Алексеевич, сосуд с Лучинским продолжал оставаться рядом с вами? – заинтересовался полковник Соколов.

– Да, сосуд, в котором анатомировали Лучинского, оставался на старом месте, но он уже был наполнен водой, и в нем препарировали дельфина. Потом его сменили различные породы рыб, крабы, медузы…

Однажды летательный аппарат вздрогнул, и я почувствовал, что меня прижимает к полу моей камеры. Это ощущение через некоторое время сменилось другим, будто я стал невесомым. Правда, длилось это недолго. Я уловил снова легкий толчок и понял, что аппарат переменил место… После приема пищи я уснул…

– Как же вас кормили там? – заинтересовался Остапенко.

– Через отверстие вверху, где, по-видимому, находилась промежуточная камера, соединяющая зоны высокого и низкого давления, мне опускали на своеобразном лифте питательные брикеты, которые обладали повышенной калорийностью: они быстро утоляли голод и восстанавливали силы.

Когда я проснулся, то заметил, что внутри аквариума посветлело. Жидкость, наполнявшая его, стала светло-голубой. Посмотрев на синий иллюминатор, я увидел пробивающиеся солнечные лучи. Это очень обрадовало меня. Но еще больше я был взволнован еле заметной веточкой, которая была видна за стеклом иллюминатора. Постоянно наблюдая за своими пленителями, я увидел, что сосуд Лучинского опять был наполнен воздухом. В нем бился крупный фазан.

– А как же они могли выходить на сушу, будучи приспособленными для жизни в морских глубинах? – спросил Лукич.

– Обитатели летающего аквариума пользовались скафандрами, напоминающими наши глубоководные. В них, по-видимому, также поддерживалось высокое давление. В этих «воздухолазных» костюмах, иначе их назвать нельзя, я нередко видел своих пленителей проходящими мимо меня. Когда мы поднялись на сушу, они стали приносить куски горной породы. Это еще раз подтверждало, что гости из космоса тщательно исследовали не только животный и растительный мир нашей планеты, но и ее недра…

Когда я увидел существа в скафандрах, я задумался над тем, какие средства применили они для того, чтобы доставить меня невредимым на дно моря и заключить в свою ракету, внутри которой поддерживалось высокое давление? Я пришел к мнению, что, лишив меня сознания на берегу моря, мои пленители должны были поместить меня в герметически закрываемый сосуд, подобный тому, в котором находился Лучинский. В этом сосуде должно было поддерживаться нормальное атмосферное давление и питание кислородом… Мое предположение подтвердилось. Однажды я увидел, как исследователи нашей планеты пронесли по ракете подобие носилок, на которых в прозрачном сосуде сидела лиса.

– А не пытались вы объяснить им что-нибудь? – спросил Остапенко.

– Это было бесполезно… Я чувствовал, что они сами старались передать мне свои мысли, потому что мигание их глаз-щупальцев вызывало в моем мозгу какие-то болезненные ощущения. Но оказалось, что ученый с Земли был для них тем же, чем для нас мог бы быть диковинный морской зверь, посаженный в аквариум. Разве мы смогли бы передать ему свои мысли?!

– Товарищ Антонов, а вы не видели на ракете какое-нибудь вооружение? – спросил полковник Соколов.

– Вооружения я не видел и, судя по действиям гостей из космоса, можно думать, что они не имели агрессивных планов. Если бы они имели оружие, соответствующее уровню их научных и технических достижений, то это оружие, безусловно, обладало бы колоссальной разрушительной силой, и они не стали бы прятаться в глухом овраге, произвели бы посадку прямо в Синеводске и приступили к осуществлению своих агрессивных планов. Захватывая Лучинского и меня, они и то действовали осторожно, как охотники… Я склонен думать, что, захватив Лучинского, они допустили какую-то ошибку и доставили его на ракету мертвым. Он или захлебнулся или задохся без достаточного количества воздуха… Его препарировали, как я после догадался мертвым.

– Так же, наверное, получилось и с Лагуниным?.. Данные судебно-медицинской экспертизы подтверждают, что он умер от удушья, – заметил Лукич.

– В своих пленителях я не видел не только агрессоров, но даже допускал мысль, что они находятся на высоком уровне социальной культуры, – продолжал Антонов. – Из наблюдений было ясно, что они представляют дружный трудолюбивый коллектив исследователей, объединенный принципом равенства. Среди них не замечал начальников… Я считаю это естественным. Высокому уровню науки должен соответствовать высокий уровень социальной структуры, высшей ступенью развития которой является коммунизм.

– Но куда же исчезли эти существа после взрыва? – спросил Окунев.

– С ними произошло то же, что и с ракетой. Корпус ракеты, обладавший высокой прочностью, мог, благодаря большому внутреннему давлению, выдерживать большие внешние нагрузки. Но относительно незначительное повышение давления внутри этого гигантского аквариума угрожало разрушением его корпуса. Конструкторы ракеты не учли этого. Взрывная волна заложенного в двигатель ракеты заряда как раз создала ту перегрузку, которая оказалась губительной для ракеты. Достаточно было небольшой трещины в корпусе, чтобы давление в сотни атмосфер, подобно громадной пружине, выбросило наружу жидкость, наполнявшую ракету. Эта сила и разрушила летательный аппарат, уничтожила его обитателей и разломала механизмы. Я уцелел лишь только потому, что находился почти в центре ракеты. Разрушительные силы действовали во все стороны от цилиндра, в котором я находился, а он обладал высокой прочностью… Что же могло получиться с моими пленителями, если бы даже они очутились в таких же условиях, как и я? Они все равно бы погибли. Их так же, как и ракету, разорвало бы высокое внутреннее давление… Вы, наверное, знаете о существовании у нас в Байкале глубоководных рыб, которые при вытаскивании на воздух превращаются в бесформенную массу студня и жира? Это происходит потому, что заключенные в них под большим давлением жидкости и газы при уменьшении давления стремятся, увеличиться в объеме и разрушают весь организм, делая его бесформенной массой… То же произошло и с нашими удивительными гостями из космоса.

Поднимаясь с кресла, Антонов сказал:

– Завтра мы вылетаем в Москву! – и стал со всеми прощаться. Задержав руку Лукича, он горячо его поблагодарил:

– Вам, Лукич, я обязан своим спасением и никогда этого не забуду. Если придется побывать в Москве, обязательно заходите ко мне.

– А как же метеорит? – с удивлением воскликнул Грачев.

– Тайна голубого болида разгадана! – ответил Антонов. – Разве не ясно, что эту громадную ракету могли приводить в движение только термоядерные двигатели. Значит на ней был большой запас сильного, может быть, еще неизвестного нам радиоактивного вещества. Я уверен, товарищи, что скоро подобная ракета с термоядерными двигателями, сконструированная советскими учеными, отправится в дальний путь для исследования вселенной.

* * *

– Могу сообщить вам, что вы не зря вызвали эскадрилью наших скоростных истребителей, – сказал полковник Соколов Окуневу, задержав его на веранде. – Они в воздухе встретили другую интересную ракету и заставили ее приземлиться. Капитан Лайнер, находившийся на ней, сознался, что на ракете он должен был увезти за кордон профессора Антонова.

* * *

Прошло три дня. Столовая квартиры Антонова под Москвой была освещена. Профессор, сидя у окна, просматривал свежий номер «Вечерней Москвы». Галя и Остапенко в ожидании гостей проверяли сервировку стола к ужину. Вдруг дверь легко отворилась, и в комнату вошел стройный офицер в форме майора.

– Лукич? Что за маскарад?! – воскликнули в один голос присутствующие.

– Теперь не Лукич, а Максим Григорьевич Кравченко, – отрекомендовался вошедший, улыбаясь. – Моя секретная миссия закончена.