Текст книги "Голубой болид"

Автор книги: Илья Быстров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

ХИЩНИКИ ПОКИНУЛИ БЕРЛОГИ

В то время, когда профессор Антонов со своими сотрудниками подводил итоги удачно закончившихся поисков метеорита, дежурный синеводского отдела госбезопасности старшина Захарченко, просматривая иллюстрации в журнале «Огонек», слушал радио. Только что закончился эстрадный концерт, и диктор объявил:

«Московское время 23 часа 58 минут. Передаем Красную площадь и бой кремлевских часов». Захарченко посмотрел на стенные часы и, сказав «отстают на четыре минуты», взял стул и приготовился передвинуть минутную стрелку при первом ударе часов на Спасской башне.

За этим занятием его застал вошедший в комнату майор.

– Товарищ майор, дежурный по городскому отделу госбезопасности, старшина Захарченко! – соскочив со стула, доложил старшина по-военному. – Разрешите узнать, кто вы?

Майор предъявил удостоверение и спросил:

– Где капитан Агафонов?

– У себя дома.

– Вызовите. Я буду ждать.

Старшина снял телефонную трубку и набрал номер.

– Товарищ капитан, докладывает дежурный – старинна Захарченко. Вас в отделе ожидает майор Кравченко… Капитан сейчас будет здесь, – сказал он майору, положив трубку на место.

* * *

Оперуполномоченный капитан Агафонов, войдя в свой кабинет, опустил на окнах шторы и включил настольную лампу. Достав из сейфа папку с документами, он сел за письменный стол. Майор Кравченко расположился в кожаном кресле против него.

– Что нового о Лагуниных? – спросил Кравченко.

– Есть ответ на запрос, сделанный по заявке капитана Окунева… Сегодня из Куйбышева сообщили, что Лагунины там не проживают и не работают… Вот шифровка, – сказал Агафонов, подавая бланк шифртелеграммы.

Прочитав ответ на запрос, Кравченко положил его на стол и задумался.

– Подведем итоги тому, что у нас есть, товарищ Агафонов, – после пятиминутной паузы сказал он. – Лагунины прибыли в Синеводск на день раньше профессора Антонова?

– Да. И на другой день Лагунин был в амбулатории на приеме у врача Лучинского… Это мы узнали в регистратуре. Справка наведена по заявке капитана Окунева.

– Это новость! Теперь о существовании связи между Лучинским и Лагуниным не возникает сомнений… Поведение Лучинского подозрительно. Он берет отпуск в день приезда профессора Антонова… Становится спасителем его дочери и завоевывает этим поступком расположение ученого… Узнав о бессоннице профессора, он предлагает ему средства возбуждающие нервную систему для того, чтобы Антонов чаще в ночное время выходил к морю… Он солгал о ночном дежурстве в амбулатории, а на самом деле в это время был уже в отпуску. По-видимому, он тогда должен был с кем-то встретиться. Наконец, последняя встреча Лагунина с Лучинским в бухте на лодках… Вот ответ на запрос у меня вызывает некоторые сомнения… Как вы думаете, товарищ Агафонов, не могла ли Тоня Лагунина, не желая близких отношений с Зиминым, обмануть его, сказав что они приехали из Куйбышева и работают там в системе горторга? Это вполне возможно и для девушки такая ложь простительна.

– Нет. Я сам так думал и решил проверить в паспортном столе. В их паспортах сделана отметка о прописке согласно которой они проживают в Куйбышеве на улице Льва Толстого, дом 28.

– Значит их паспорта липа?

– Выходит так.

– Что же будем делать, товарищ Агафонов? Ваше мнение?

– Я думаю надо подождать распоряжений полковника Соколова… И продолжать наблюдение за Лагуниными и Лучинским…

– Нет! Так не выйдет! – прервал Кравченко, поднимаясь с кресла. – Ждать нечего. Все ясно. Надо ликвидировать вражескую резидентуру… Слушайте мое решение, товарищ капитан!

– Слушаю и жду ваших указаний, товарищ майор, – ответил Агафонов.

– Сейчас мы с вами арестуем Лучинского. В гостиницу «Кавказ» отправьте двух-трех надежных оперативных работников с задачей не дать улизнуть Лагуниным, пока мы будем заняты с Лучинским. После Лучинского мы арестуем Лагуниных… Отдавайте распоряжения, я вас буду ждать здесь, – сказал Кравченко, усаживаясь в кресло и доставая портсигар.

* * *

Лучинский жил в небольшом особняке на северо-восточном побережье синеводской бухты. От улицы дом был отделен небольшим палисадником с цветочными клумбами. Вдоль забора густо разрослись кусты лавра, из-за которых с улицы была видна только часть крыши с высокой мачтой радиоантенны.

Кравченко, Агафонов и помощник оперуполномоченного лейтенант Зубов, остановив автомашину за квартал от дома Лучинского, пошли пешком. У калитки дома врача они остановились.

– Товарищ Зубов, вы останетесь здесь и будете вести наблюдение за домом, – тихо сказал Агафонов.

Пройдя палисадник, Кравченко и Агафонов поднялись по ступенькам крыльца. Кравченко нажал на кнопку звонка. Некоторое время спустя в щелях двери показался свет, раздалось шлепанье туфель, и в приоткрывшуюся дверь наполовину высунулась толстая неповоротливая женская фигура.

– Доктора нет дома, – сказала она, не ожидая вопроса.

– А где он? – спросил Кравченко.

– Он ушел с вечера и мне ничего не сказал.

– Тогда пройдемте в комнаты, гражданка, нам надо с вами поговорить.

– Скажите, с ним что-нибудь случилось? – осматривая форму офицеров, с беспокойством в голосе спросила женщина, пропуская в дом Кравченко и Агафонова.

– Вы кем приходитесь врачу Лучинскому? – спросил Кравченко, не ответив на заданный ему вопрос.

– Считаюсь домработницей, а он меня называет экономкой.

– Как вас зовут?

– Сошальская Елена Владиславовна.

– Так вот, уважаемая Елена Владиславовна, вам придется быть понятой. Мы сделаем обыск у Лучинского.

– Да что же это такое? – воскликнула Сошальская всплеснув руками. – Он у нас такой тихий, воспитанный… Никого никогда не обижал… Трудолюбивый… Честный, – запричитала она.

– Ничего. Не беспокойтесь. Нам донесли, что врач хранит дома ядовитые вещества… А это преследуется законом… Может быть это клевета и все обойдется благополучно, – успокоил Кравченко.

– Да, да, батюшка, конечно, клевета… – согласилась экономка.

Тщательно проведенный обыск в комнатах не дал никаких результатов.

– А приемник вы осмотрели, товарищ Агафонов? – спросил Кравченко, подходя к столику, приютившемуся в углу кабинета Лучинского, на котором стоял «Мир». Получив отрицательный ответ, он приступил к его осмотру. Антенна и заземление были подключены. Отключив их, Кравченко заглянул внутрь приемника и не нашел там никаких конструктивных изменений.

Между тем он заметил за столиком футляр с патефонными пластинками. Кравченко и Агафонов осмотрели их. Когда Кравченко собирался поставить футляр на место, его зоркий взгляд остановился на чем-то.

– Вот здорово! – не удержался он от восклицания, – Смотрите Агафонов! – С этими словами он взял отвод от антенны и штепсель, которым он заканчивался, воткнул в еле заметное круглое отверстие в полу. – Как видите, антенна обслуживает не только один приемник… Елена Владиславовна, а у вас есть под домом погреб или подполье?

– Как же есть, батюшка, есть – в кухне… Да только там ничего нет, кроме всякого хлама.

* * *

Стены подполья представляли собой кирпичную кладку. Здесь хранились разные ненужные для домашнего обихода вещи: сломанная мебель, пустые ящики и бочки, стеклянные банки из-под консервов и бутылки. Ориентировавшись в подполье, Кравченко и Агафонов стали освобождать от хлама стену, преграждающую направление на кабинет врача. Когда это было сделано, они с помощью электрических фонарей тщательно осмотрели ее, но ничего не обнаружили. Цемент плотно заполнял пространство между кирпичами – нигде не было ни одной щелки. Простукивание тоже не дало никаких результатов – звуки были однотонными на всех участках стены. Внимание Кравченко было привлечено четырехгранным железным костылем, вбитым в стену на уровне его глаз. С этого костыля был снят старый брезентовый плащ, который закрывал его от наблюдения при первом осмотре стены. Кравченко подергал за костыль, но он не подался, так как крепко был забит в стену. Тогда он попробовал его расшатать… Но и это не удалось – костыль не поддавался его усилиям. Обхватив костыль кистью руки, Кравченко попытался повернуть его. Каково было его удивление, когда костыль легко повернулся на девяносто градусов.

– Вот оно что! – воскликнул Кравченко и с силой навалился плечом на стену.

Часть кирпичной кладки повернулась вокруг оси, и образовался проход. Согнувшись, они прошли дальше и очутились в помещении площадью не более четырех квадратных метров. Здесь стоял низенький стол с небольшой радиостанцией.

– Оказывается, Лучинский увлекается не только рыбалкой и шахматами… Он, кроме того, радиолюбитель, – пошутил Кравченко.

– И шпион, – добавил Агафонов, доставая из ящика стола шифр.

– Теперь, товарищ Агафонов, уважаемую Елену Владиславовну оставим на попечение лейтенанта Зубова, а сами отправимся к Лагуниным… Может быть, Лучинского мы встретим там?

* * *

Хотя уже было около двух часов ночи, в номере у Лагуниных не был выключен свет. На звонок вышла Тоня. Увидев в коридоре у своей двери двух незнакомых офицеров, смутилась и сделала шаг назад. Тоня была в темном костюме и, судя по ее лицу, еще не ложилась спать.

– Вам кого? – нерешительно спросила она.

– Мы к Лагуниным, – ответил Кравченко.

– Лагунины живут здесь… Пройдите.

Кравченко и Агафонов вошли в номер. Номер состоял из двух смежных комнат. Первую комнату, по-видимому, занимал Лагунин. На столе стояли пепельница с окурками, стакан с остатками кофе и начатая бутылка ликера. На спинке стула висел светлый мужской костюм.

– Где Лагунин? – спросил Кравченко, остановившись у стола и рассматривая лицо девушки.

– Он с вечера ушел в парк и еще не возвращался.

– У вашего брата есть знакомые в Синеводске?

– Пока я не замечала, но, может быть, и есть. Не может же он один гулять до такого времени, – ответила

Тоня, глядя на ручные часы.

– А с Лучинским вы не знакомы?

– Кто это?

– Хороший знакомый вашего брата.

– Ах! Я слышала такую фамилию. Это, наверное, тот доктор-рыбак, который спас дочь профессора Антонова? Нет, я с ним не знакома, но знаю… Его знает весь Синеводск, – рассмеялась Тоня.

– А скажите, Антонина Андреевна, вас так, кажется, зовут сейчас? Откуда вы с братом приехали сюда?

– Я вас не понимаю… Во-первых, меня так звали с дня рождения. А, во-вторых, объясните, что это за допрос? – вспыхнула Тоня.

– Самый обыкновенный, какому подвергаются арендованные. Вы арестованы и брат ваш также арестован! – с ударением на слове «брат» ответил Кравченко. – Теперь как следователь я повторяю свой вопрос – откуда вы приехали?

– Из Куйбышева… – побледнела Тоня.

– Из областного?

– Да.

– Вы там никогда не жили и не работали. Ваши паспорта фальшивые. Вы не Лагунина и у вас здесь нет брата. Вы заброшены сюда иностранной разведкой… Скажите, зачем вы хотели утопить дочь профессора Антонова?

– Я не хотела этого. Лагунин приказал мне познакомиться с Галей Антоновой… Он показал ее мне в день их приезда… А это – на пляже – вышло случайно… Я была уверена, что все это так закончится, – опустившись на стул, сказала Тоня и зарыдала, закрыв лицо руками.

Дав девушке успокоиться, Кравченко продолжал.

– Вы пока не сделали преступления, но были на пути к этому. Наши советские законы строго карают шпионов и изменников Родины, но наше правосудие считается с такими обстоятельствами, как, например, чистосердечное раскаяние. Конечно, это учитывается только тем, кто раскаялся до того как совершил преступление, для тех, кто еще не успел нанести ущерб советскому государству.

– Значит я могу рассчитывать на смягчение приговора?.. Меня не расстреляют? – все еще плачущим голосом спросила Тоня, отведя руки от лица.

– Уверен, что нет, если вы нам будете говорить правду.

– Я расскажу вам все, только сохраните мне жизнь. – Хорошо. Отвечайте, но учтите, что многое, о чем я буду вас спрашивать, мне известно. Мои вопросы будут отчасти испытанием вашей искренности… Прежде всего, как вас в действительности зовут?

– Моя настоящая фамилия Загорина, а зовут Антонина Васильевна. Мне оставили мое имя для того, чтобы я не путалась. Мой возраст правильно указан в паспорте – мне двадцать лет.

– Откуда вы прибыли?

– Из Западной Германии. Правда, мы оттуда вылетели на самолете, а потом, не знаю где, пересели на геликоптер, который высадил нас в горах. Мы прошли около десяти километров пешком и вышли на приморское шоссе. Сюда мы приехали на автобусе междугороднего сообщения.

– А где вы первый раз встретились с Лагуниным?

– В Западной Германии за три дня до вылета. Мой начальник– капитан Лайнер – сказал мне, что я должна выполнять все требования Лагунина. Настоящая фамилия Лагунина мне не известна, но мне кажется, что он не русский.

– Вы раньше слышали что-нибудь об Антонове?

– Нет. Эту фамилию я услыхала впервые здесь в Синеводске от Лагунина, когда он сказал мне, что я должна познакомиться с его дочерью.

– Теперь скажите, какая задача была у Лагунина?

– Он не говорил мне, зачем мы приехали в Синеводск… Сегодня я спросила его: «Когда мы вернемся обратно?» Он ответил, что скоро наша миссия закончится.

– Куда он собирался пойти сегодня вечером?

– Я сказала правду – в парк. Он предупредил, что придет поздно. Я не могла лечь спать до его возвращения – меня волновали предчувствия. Я была уверена, что сегодня ночью решается наша судьба. Это настроение мне передалось от Лагунина. Он был сильно озабочен и нервничал. Ему казалось, что за нами следят ваши… Мои предчувствия подтвердились… – опять прослезившись, закончила Загорина.

Обыск, произведенный в номере Лагуниных, ничего не дал.

Кравченко взял с собой стакан, стоявший на столе в комнате Лагунина – на его стенках он обнаружил четкие отпечатки мужских пальцев. Загорину взяли под следствие. За гостиницей «Кавказ» было установлено наблюдение с целью задержать диверсанта в случае его появления.

* * *

– Вот, товарищ Агафонов, какие дела, – сказал Кравченко, сидя в кабинете у оперуполномоченного. – Оказывается, хищники покинули свои берлоги. Значит, кто-нибудь из нас действовал неосторожно.

– Но они, наверно, не откажутся от выполнения поставленной им задачи и будут продолжать преследование профессора Антонова? – предположил Агафонов.

– Нет сомненья… Но план действий им придется изменить. Сейчас наша задача усложняется. Раньше враги были у нас на виду, а теперь будут действовать из засады.

– Товарищ майор, а что вы думаете о показаниях Загориной?

– Думаю, что ей доверять нельзя… Обычно, опытные шпионы на допросах пытаются ложь подменить ложью и выдать ее за «чистосердечное раскаяние». Надо ее еще раз уличить во лжи и под тяжестью улик она может сказать правду.

Стенные часы гулко пробили три раза. Кравченко встал и протянул руку Агафонову. – Прежде чем уйти, хочу предупредить вас, товарищ Агафонов, что я должен выехать из Синеводска. Учитывайте новую обстановку, действуйте осторожно, но решительно. Обо всем новом своевременно информируйте капитана Окунева и не теряйте с ним связь.

На вторичном допросе Загорина созналась, что была посвящена в планы Лагунина, задачей которого являлось похищение профессора Антонова. Она знала, что накануне ее ареста Лагунин и Лучинский собирались ночью отправиться на лодке к даче «Синие скалы». Лучинский узнал, что любимым местом профессора на берегу моря был плоский камень. Там они рассчитывали захватить Антонова и под наркозом доставить в особняк Лучинского. Для переброски профессора за кордон намечался вызов подготовленной для этого подводной лодки. Однако в последнем Загорина была не уверена, так как Лагунин говорил ей, что его хозяева не поскупятся и на высылку засекреченного стратоплана типа ракеты.

НЕПОНЯТНОЕ ПОВЕДЕНИЕ МЕТЕОРИТА

Предостережение Кравцова об опасности заболевания лучевой болезнью было поддержано Остапенко, Галей и другими участниками экспедиции. Профессору Антонову, привыкшему неуклонно проводить в жизнь принимаемые решения, на этот раз пришлось подчиниться мнению коллектива. Фотосъемка метеорита и другие работы в районе его нахождения, которые хотел провести Антонов, не состоялись. Было решено без радиационной разведки к дальнейшим исследованиям метеорита не приступать.

На другой день экспедиция вторично вышла в море. На этот раз были взяты дозиметрические приборы[14]14
  Дозиметрический прибор – служит для определения уровня радиации на зараженных радиоактивными веществами предметах, участках местности и т. д.


[Закрыть] , необходимые для определения уровня радиации в районе предстоящих работ.

Хотя на рентгенопеленгаторных установках Антонова и имелись индикаторно-измерительные устройства, показывающие уровень радиации в районе нахождения пеленгатора при пеленговании источников радиоактивного излучения, но для радиационной разведки они не годились. Это были точные высокочувствительные приборы, показывающие дозы радиации от миллирентгена до пяти рентгенов – такие дозы безвредны для человеческого организма. Даже дозы радиации в 100-200 рентгенов могут вызвать у человека только легкое заболевание лучевой болезнью.

Когда катера подошли к месту нахождения метеорита, отмеченному на карте, профессор посмотрел на приборный щиток пеленгатора и нахмурился.

– Не работает… Может быть, мы не туда вышли?.. Надо проверить еще раз по береговым ориентирам…

– Михаил Алексеевич! – окликнул его Остапенко, катер которого находился в десяти метрах от катера Антонова. – Если верить прибору, метеорита здесь нет! Мой прибор, и то очень слабо, реагирует только на пеленге 262!

– Это ерунда, Андрей Максимович! Он должен быть здесь! – не отрывая внимания от теодолита[15]15
  Теодолит – геодезический инструмент для измерения горизонтальных углов.


[Закрыть] , отвечал Антонов. – Вы поймите, – продолжал он, закончив измерения, – что мы вчера свою засечку пеленгаторами проконтролировали обратным визированием ориентиров на берегу, и обе точки сошлись без малейшей погрешности… Сейчас я теодолитом произвел обратную засечку тех же ориентиров и определил, что мы находимся там же, где и вчера. Метеорит должен быть здесь!.. Наверное, вы торопились при установке пеленгаторов и повредили их?..

– Но почему мой пеленгатор реагирует на пеленге 262?

– Что же по-вашему метеорит как краб ползает по морскому дну и меняет места?

– Никаких результатов! – прервало спор восклицание Кравцова, сидевшего за радиолокатором в катере Антонова.

– Что у вас? – спросил у него профессор.

– Дно свободно от посторонних предметов и находится от нас на удалении 1200 метров… Радиолокатор работает превосходно – исключительно ясно передает контурные очертания не только неровностей дна, но и крупных рыб…

– Но глубина 1200 метров?.. В двадцати двух километрах от берега… Для Черного моря не многовато ли?

– По лоциям здесь отмечается впадина глубиной до 2000 метров, – заметил Лукич, подошедший к Антонову.

– Но это не меняет положения, – сказал Кравцов, – метеорита здесь нет.

– Да, здесь не может быть метеорита, – высказала свое предположение Галя. – Вчера на месте его нахождения мы видели светло-молочное пятно. Ты, папа еще говорил о химической реакции… Где это пятно?

– Михаил Алексеевич, я предлагаю не терять времени и пройти по пеленгу 262! – выкрикнул Остапенко. – Он должен нас привести к источнику радиации влияющему на наши пеленгаторы!

– Ладно. Я согласен!.. Пусть это убедит вас в том что сегодня мы вышли в море с неисправными приборами, – ответил Антонов, безнадежно махнув рукой и усаживаясь на носу катера у пеленгатора.

* * *

– Михаил Алексеевич! Я был прав! Мы находимся над метеоритом! – кричал Остапенко, повернувшись в сторону подходящего катера профессора Антонова. – А вот и то пятно, которое мы наблюдали вчера и которому вы дали свое объяснение… Пеленгатор работает безукоризненно, и в его показаниях я не сомневаюсь.

– Пожалуй, вы правы, Андрей Максимович, – оживился Антонов и с интересом стал рассматривать на поверхности моря знакомое уже светло-молочное пятно, образуемое мелкими пузырьками газа. – Сергей Васильевич, настройте радиолокатор. Я хочу посмотреть, что собою представляет метеорит, а я пока определю точку нашего стояния, – сказал он Кравцову, сидевшему у радиолокатора.

Свизировав теодолитом на каменистый мыс, далеко выдающийся в море, и на маяк, профессор проложил линии на карте и чуть не выронил карандаш из рук – так поразил его результат обратной засечки.

– Или я выжил из ума и мне надо подавать в отставку, или этот проклятый метеорит действительно ползает по дну как краб!.. За одни только сутки он переместился на целых шесть километров!.. Первый раз в жизни наблюдаю такую чертовщину! – невольно выругался Антонов, придя в возбуждение.

– Но может быть вы вчера ошиблись с засечкой? – пытаясь успокоить профессора, сказал Лукич.

– Ошибиться на шесть километров – это не на шесть метров!.. Этого быть не может! – ответил Антонов.

– У меня есть мнение по поводу этого явления! – заявил Остапенко. – Я допускаю то, что метеорит перемещается с места на место. Метеорит состоит из радиоактивного вещества, более других, известных нам, подверженного ядерному распаду. Можно предположить, что на метеорите и, причем на одной его стороне, есть очаги более активного распада. Эти очаги подобно атомным реакторам выделяют большое количество тепла, которое при высокой температуре воду превращает в пар. Сила, противоположная силе расширения пара, заставляет метеорит двигаться… Пузырьки, образовавшие светло-молочное пятно, возникают в результате поднимающегося вверх с большой глубины переохлажденного пара.

– Гипотеза не плохая, – согласился Антонов. – Надо это учесть при организации подводных работ, а то это может привести к жертвам… – После раздумья добавил: – За метеоритом надо вести наблюдение, а то он опять скроется от нас.

– Михаил Алексеевич! Посмотрите какой грандиозный вид имеет метеорит! – кричал Кравцов из камеры радиолокатора. – Он лежит свободно на поверхности дна на глубине 1500 метров и имеет сигарообразный контур.

– Так вот он какой гость из космоса! – через некоторое время донесся глухой восторженный голос Антонова из затемненной камеры радиолокатора, в которой помещался экран. – Вы определили размеры метеорита? – спросил он у Кравцова, высовывая голову из камеры.

– Да. Общая длина восемьдесят два метра, ширина утолщенной части – двенадцать метров… Значит объем, – прикинул он на логарифмической линейке, – около семи тысяч кубических метров.

– Это грандиозно!.. Андрей Максимович! Рекомендую посмотреть на метеорит. Таких экспонатов вы не видели в коллекции Академии наук… Замечательное зрелище?.. Сергей Васильевич, а вам сейчас же надо будет произвести несколько фотоснимков, – сказал Антонов Кравцову. – Я думаю завтра же отправить их в Москву вместе с описанием метеорита и перспективным планом предстоящих работ… У нас есть заряженные кассеты для фотокамеры локатора?

– Да, есть.

– Но вы забыли про радиационную разведку, – заметила Галя.

– Нет, не забыл. Вот дозиметрический прибор, – показал Лукич. – Уровень радиации достигает 60 рентгенов. Эта доза для нас не опасна. Но с вашей фотосъемкой, товарищ Кравцов, ничего не получится. Ваши кассеты уже вышли из строя. Известно, что даже дозы радиации в 3-5 рентгенов способны засвечивать фотоматериалы.

– Но почему здесь такой большой уровень радиации? – удивилась Галя. – Ведь между метеоритом и нами защитный слой из воды толщиною в 1500 метров!

– Ничего удивительного нет, – пояснил Остапенко. – Это пятно, на котором мы находился, как все вы согласились, является следствием реакции, происходящей на метеорите, а при этом на поверхность моря могут подниматься с пузырьками паров частицы радиоактивного вещества.

* * *

Солнце стояло еще высоко, когда профессор Антонов со своими сотрудниками возвращался домой.

– Михаил Алексеевич, давно уже мы не играли в преферанс, – медленно поднимаясь по тропинке, ведущей от моря к особняку, сказал Остапенко рядом идущему профессору. – Сегодня вечер у нас свободный, да и завтра целый день нечего будет делать. Как вы смотрите на мое предложение разыграть пульку?

– В отношении свободного времени вы ошибаетесь, Андрей Максимович… Я должен сейчас же подготовить доклад о наших наблюдениях, а Сергей Васильевич будет занят составлением эскизов метеорита… Но против пульки, вы знаете меня, я не откажусь… Правда, четвертого игрока у нас нет. А Галя?

– Это не игрок… Она быстро устает, а потом без нее доигрывать приходится… А втроем не так интересно… Лукич! – после небольшой паузы крикнул Антонов идущему впереди управляющему дачей. – Вы играете в преферанс?

– Да, немного играю, – ответил он, останавливаясь.

– Вот и хорошо. Значит, сегодняшний вечер мы можем посвятить пульке?

– Михаил Алексеевич, но я должен вылететь в Новороссийск?

– Да, я и забыл… С эпроновцами медлить нельзя… Значит, пулька не состоится?

– Разрешите мне сыграть с вами? – сказал Грачев, догоняя беседующих.

– А вы играете в преферанс, молодой человек? – спросил Антонов.

– Увлекаюсь! – воскликнул Грачев.

– Увлекаться мало, надо знать игру… Я не возражаю. Давайте сыграем.