Текст книги "Зверь над державой"

Автор книги: Илья Бриз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Начальство телилось аж трое суток, но, в конце концов, дало добро. Но вот к бочке меда добавили, как сначала показалось Викентьеву, ложку дегтя – зама по оргработе. Молодой, двадцатисемилетний капитан ФСБ Логинов Александр Александрович был, судя по всему, чьим-то родственником из самых верхов. Он тут же развил бурную деятельность по розыску специалистов из «Зомби». А вот с этим оказались определенные проблемы. Профессор Шлоссер умер, его заместитель по проекту давно ушел из НИИ и занялся бизнесом. Однако Логинов все-таки нашел необходимые концы. Оказывается, у бывшего научного руководителя проекта «Зомби» была дочь, на данный момент кандидат медицинских наук, которой профессор успел передать большую часть своих знаний по проблеме. Ольга Викторовна Шлоссер сопротивлялась недолго. Узнав о возможности продолжить работы отца, она согласилась с предложением Викентьева, поставив только одно условие: привлечь к работе ее старшую подругу Екатерину Зосницкую, математика и очень, по уверению Ольги, хорошего аналитика. Викентьев не возражал. Все равно штат проекта придется увеличивать.

* * *

Вечером, после возвращения из Москвы, Юрий Александрович собрал все руководство проектом у себя в номере. Было решено обмыть первые успехи и обсудить дальнейшую работу. Дело в том, что за время отсутствия директора «Зверя» на базе Дима с Николаем неплохо продвинулись в экспериментах. Парни получили устойчивый пробой с очень низким потреблением энергии. А следовательно, тепловыделение уменьшилось настолько, что установку стало возможным не выключать вообще. Канал связи позволял без ограничений слушать радио того мира. Правда, приходилось сначала записывать сигнал, растягивать его почти в четыре раза и только потом слушать. Впрочем, для компьютера эта задача была тривиальна. Оля с Екатериной только ахали, слушая рассказ ребят о новостях «оттуда». Викентьев посмеивался себе в усы а-ля белорусский батько-президент, а Логинов слушал ученых и пытался «подбить клинья» к Ольге Викторовне, рядом с которой сидел. Перемыв косточки Марлен Дитрих и Любови Орловой, как-то незаметно перешли на перспективы. Причем не на техническую сторону «заброса», а на будущую прогрессорскую деятельность. И вот тут всех удивила Катя.

– Вы, ребята, совершенно не правы, – поглядев на Дмитрия с Колей, она убрала улыбку. – Вы собираетесь проталкивать только науку и технику, а надо заниматься не только этим. В первую очередь надо развивать экономику и политику.

– С экономикой более или менее понятно. – Юрий Александрович заинтересованно посмотрел на Екатерину. – А что вы понимаете под политикой в данном случае? Ведь работать и помогать мы будем только Советскому Союзу того мира.

– Конечно, только Союзу, тут и обсуждать нечего. – Катя чуть помолчала. – Но ведь скорость прогресса очень сильно зависит и от политики, от политического строя страны. Демократические страны развиваются быстрее.

– Э, нет, – возмутился Дмитрий. – Раньше, когда-то, может, где-то и была демократия, а то, что сейчас во всем мире творится – это иначе, чем, прошу извинения, – Дима наклонил голову к девушкам, – дерьмократией не назовешь!

– Н-да. – Викентьев скептически улыбнулся. – Хорошо, что я свой номер от подслушки защитил. Пару часов назад новую аппаратуру поставил и проверил все. Переходим к диссидентским разговорам.

– Ай, – отмахнулась Ольга Шлоссер, – давайте не отвлекаться. У Кати на эту тему очень интересные мысли есть. Пока летели, она мне порассказывала.

– Олька, ну сколько раз тебе повторять, про присутствующих в третьем лице не говорят, – отругала младшую подругу Екатерина.

– Не отвлекайтесь, Катерина Романовна. – Юрий Александрович погрозил пальцем. – Доводите до нас ваши идеи.

– Надо переводить тот Советский Союз на нормальный демократический путь развития. – Катя подвинула свой бокал Логинову и, указав ему рукой на «мартини» и «швепс», продолжила: – И не так, как у нас здесь в России.

Как «у нас в России» – никому объяснять не потребовалось.

– А, по-моему, вы, Катенька, не правы. – Капитан вернул наполненный бокал, – Лучший строй для нашей страны – это абсолютная монархия.

Все удивленно воззрились на Логинова. Пару минут стояла тишина, прерываемая только щелканьем зажигалок. Все присутствующие были курящими.

– Ты чего, Саша? – первым не выдержал Дмитрий, они с Колей уже перешли с замом по оргработе на «ты». – Забыл, чем Николашка кончил?

– Обоснуйте, Сан Саныч. – Викентьев требовательно посмотрел на капитана.

– Так потому-то и Николашка, что дураком был. Был бы умный, у нас и сейчас бы Российская Империя была. И не просто Российская… – Логинов сделал паузу. – А Великая Российская Империя. – Последние три слова он явно выделил.

Все опять помолчали.

– Ну, для этого требовался не только умный Николай Второй, но и последующие умные цари, – прервал тишину Николай.

– А кто нам мешает попробовать в том мире? Засунем в голову Сталина монархиста Сан Саныча, и пусть провозглашает себя императором, – засмеялся Димка.

Тут уж расхохотались все.

– Нет, хотя мои предки и были дворянами, в «цари-императоры» я не хочу и не гожусь, – специально коверкая слова, ответил Логинов.

– И еще, ребята, – прервал смех Викентьев, –давайте не будем трогать Сталина. Может, на его совести и есть черт знает, сколько трупов, не знаю. Но, как сказал тот же Черчилль[4]4
  Вот в упор не помню, чьи это слова, но кто-то из известных англичан точно такое говорил… или писал (прим. автора).


[Закрыть], он принял Россию с сохой, а сдал с атомной бомбой.

– Слушайте, а ведь в предложении Александра Александровича есть смысл. – Ольга тоже подвинула свой бокал Логинову. – Монархия имеет свои ощутимые плюсы.

– Это какие же? – полюбопытствовал Коля.

– А вы знаете, что сейчас большинство стран с высоким уровнем жизни – это конституционные монархии? – ответила за подругу Катя и начала вслух перечислять. – Англия, Канада, Австралия –эти под английской королевой сидят. Швеция, Япония, Лихтенштейн, Монако.

– Ну, последнюю парочку крупными не назовешь, – перебил девушку Дима.

– Зато уровень жизни там очень неплох, – ответил Логинов.

– Вы там были? – спросила Ольга.

– Нет, – улыбнувшись, ответил капитан, – но однажды визировал экономический анализ именно по этим странам.

– Да какая разница, как они де-юре называются? Сейчас все крупные страны – это олигархии. При нынешних избирательных технологиях планетой правят транснациональные корпорации, – высказал свое мнение Николай.

– Стоп, стоп, стоп. По-моему, мы уходим не в ту сторону. Нас интересует не «здесь и сейчас», а «там и тогда». – Юрий Александрович повернулся к Зосницкой: – Катенька, продолжайте.

– Там и тогда… – повторила Екатерина после небольшой паузы. – Надо сначала разобраться, что произошло тогда здесь. А произошло следующее. Социалистическая плановая экономика под диктатурой Сталина проиграла рыночной экономике. Да, окончательно проигрыш стал понятен позже, в восьмидесятых. Но заложено это было именно в середине века. Значит, «там» сразу после войны требуется плавно повернуть СССР к рыночной экономике. Но при «диктатуре пролетариата», – Катя усмехнулась, – это невозможно. Необходимо сначала перейти к демократии.

– А как же «китайский вариант»? – спросил Логинов.

– Не пройдет он у нас в конце сороковых. Никак не пройдет, – ответила девушка. – Передать тяжелую промышленность в частные руки никто не позволит.

Они все еще долго сидели в тот вечер, споря и обсуждая и экономику, и возможную политику, пока директор проекта не разогнал всех отдыхать. Сам Викентьев, уже улегшись в постель, заново «прокрутил» в голове сегодняшние разговоры. Да, плановая соцэкономика проигрывает рыночной. Как минимум, в легкой промышленности. Хочешь – не хочешь, а переход необходим. Но под Сталиным это невозможно. А собственно говоря, почему невозможно? «Подкинуть» ему хорошего экономиста. Причем не убеждать «отца народов», а подвести к необходимому выводу. Ну и где такого экономиста найти?

* * *

Пролетел еще месяц работы. За это время Дмитрий с Николаем собрали новую установку. У старой был маловат частотный диапазон и, как следствие, слишком «узкий» канал связи. Новое оборудование позволило не только слушать радио с «той» стороны, но и наладить полноценное видеонаблюдение. Вначале, правда, были сложности со звуком, но тут оперативно помог Логинов. Он предоставил в распоряжение ребят программу обработки сигнала от современного лазерного подслушивающего микрофона, рассчитанного «снимать» колебания оконных стекол. Коля Малышев провозился с ее анализом несколько часов. Затем пару дней «стряпал» свою «прогу» обработки изображения и «тамошнее» видео «заговорило». Причем Николай обошелся и без стекол, и без лазера. Достаточно было любой относительно ровной поверхности в зоне видимости. Разрешение камеры позволяло, и программа сама преобразовывала колебания воздуха, воздействовавшие на автоматически выбранную поверхность, в звук. Она же, программа, растягивала изображение во времени и «выкидывала» пустые куски, где отсутствовало движение. Смотрели запись на громадном плазменном дисплее, специально для этого подключенном к компьютеру.

За это время Ольга Шлоссер на старой установке провела серию экспериментов по «забросу». В качестве подопытных традиционно использовали белых мышей. Первые мышки гибли, как выяснилось, из-за недостаточно точно подобранных технических параметров установки. Но потом, после уточнения коэффициентов, все стало получаться. Отработав методику на грызунах, провели контрольный опыт на собаке. Взяли старую, дышащую на ладан, дворнягу и «десантировали» ее в «тамошнего» щенка, опять-таки «дворянина». Было интересно наблюдать, как щенок движется медленными, старческими движениями. Удивленно разглядывает свои молодые лапы, как будто прислушивается к себе: неужели ничего не болит? Ну и самое главное – желание не забиться куда-то помереть, а раздобыть пожрать и проверить, откуда тянется этот восхитительный запах течной суки? Впрочем, движения пса быстро превратились из медленных, старческих в быстрые и уверенные. Освоился с новым телом. Молодые ученые пронаблюдали за подопытным до позднего вечера того мира, сопровождая его действия веселыми комментариями. В темноте начавшейся ночи контакт со щенком был потерян.

Вечером, на ставших почти постоянными «посиделках» руководства проекта в номере директора Ольга Викторовна заявила, что готова к «засылке» человека и уверена в стопроцентной безопасности для «десантника». Это сообщение было выслушано с радостью и тостом за «прекрасных дам». Всеобщее воодушевление было прервано Викентьевым.

– Вот что, молодежь. – Юрий Александрович, хотя и был старше остальных присутствующих всего-то на несколько лет (кроме одного), к молодым себя не причислял. – Может, техника и готова к «забросу», а вот мы сами… – Викентьев посмотрел сначала на Женю Воропаева, привезенного Логиновым еще неделю тому назад, затем оглядел остальных и продолжил: – нет.

Катя кивнула ему. Всю эту неделю она почти не отходила от Евгения, занимаясь с ним современной историей, экономикой и политологией.

– Мы хотим перевернуть целый мир, а как правильно это сделать, мы разве знаем?

Все затихли.

– И даже не это самое главное. – Юрий Александрович еще раз окинул всех серьезным взглядом и «выдал» свою заранее подготовленную «бомбу». – Вы хоть понимаете, что мы практически будем убивать тех, в кого будем забрасывать наших «десантников»?

Наступившая тишина была поистине «гробовой». Никто даже не переглядывался. Только Викентьев неторопливо переносил взгляд с одного на другого, гадая, справятся ли ребята с этой нравственной проблемой, которую для себя он давно уже решил.

Первой, как это ни странно, прервала тишину Екатерина:

– А сколько жизней потеряла наша страна в Великой Отечественной?

– А причем здесь это? – удивился Логинов.

– А притом, что этические дилеммы, по-моему, нужно решать только с позиции наименьшего зла, – начала объяснять Катя. – Если в результате нашей работы погибнет несколько человек, но зато во много раз больше людей останутся живы…

Девушка замолчала, но дальше и так все было понятно. Все помаленьку начали оживать, обдумывая ее слова.

«В яблочко! – восхитился про себя Юрий Александрович. – Молодец девчонка! А ведь до меня это доходило дольше».

– Ну, кстати, убийство – это слишком громко сказано, – озвучил свои мысли Николай. – Ведь память реципиента остается, я уже не говорю про тело.

– Вот только давайте не будем сейчас вдаваться в философию, – прервал друга Дима. – Сан Саныч, наполни дамам бокалы.

Вечер перешел в свое обычное русло. Как-то так получилось, что крепкое пить на практически ежевечерних встречах перестали. В ходу было сухое вино и, почти вне конкуренции, мартини со швепсом. Сидели, потягивали коктейль, перебрасывались шутками, обсуждали проделанное за день и, сами не замечая того, планировали будущую работу. Почти незаметно сложилось так, что Юрий Александрович сидел рядом с Катей, а Логинов – с Ольгой. Самые молодые из присутствующих Дмитрий с Колей уже несколько раз беззлобно подшучивали над случайно сложившимися парами. Впрочем, на фоне «безумно интересной работы», как выразилась Екатерина, узнав назначение проекта, любовные коллизии никого особо не волновали, во всяком случае, пока.

* * *

На следующий день Викентьев опять улетел в Москву. Во-первых, он должен был замерить какие-то параметры маленьким, с сигаретную пачку, прибором, изготовленным Николаем. Это требовалось для обеспечения точного пробоя в «тамошнюю» столицу СССР. Никого официально не информируя, подполковник с экскурсией прошелся по Кремлю с включенным прибором в кармане. И только после этого направился в управление за разрешением на эксперимент с участием Воропаева и с обоснованием необходимости очередного расширения штата, допущенного к секретам проекта. «Зверь» стремительно разрастался. Требовалось создать пару отделов для поиска подходящих «доноров» и их подготовки. Нужен был отдел разведки и внедрения с использованием архивов НКВД. Наконец, кто-то должен был подбирать и готовить техническую информацию для передачи ее «туда». Ну, и соответственно фонды под это все. Сам способ передачи придумал Логинов, бывший в детстве и фото-, и радиолюбителем. Оказывается, первые образцы фототелеграфа были разработаны в Германии еще до войны, и сделать вполне удовлетворительный факсоприемник на элементной базе тех лет не представляло особой сложности.

А вот как залегендировать «там» переданную документацию? Этот вопрос мучил директора проекта постоянно. Впрочем, и этот вопрос был решен довольно оригинально, правда, не самим Юрием Александровичем, а «пришлым варягом».

Приехав в управление, Викентьев был почти сразу допущен пред очи «его светлости». У генерала сегодня было благодушное настроение. Быстро просмотрев документы, он тут же подписал их и представил директора «Зверя» невысокому худощавому мужчине лет пятидесяти, который вошел в кабинет почти сразу после Юрия Александровича:

– Полковник Павел Ефимович Коган будет курировать ваш проект от администрации премьер-министра, – глядя на удивленного Викентьева, генерал еле заметно усмехнулся.

Ознакомив подполковника с соответствующим приказом, регламентирующим практически неограниченный допуск куратора к секретной информации, замдиректора ФСБ тут же вежливо проводил обоих из кабинета. Что поразило директора проекта, так это то, что генерал, который был сегодня в форме и, видимо, тоже собираясь уходить, надел фуражку, прощаясь, первым откозырял полковнику в «гражданке», как старшему по званию.

* * *

Юрий Александрович был немного знаком с Коганом. Они сталкивались во время разборки со знаменитым в определенных кругах «Энгельским пнем». Тогда нехорошие «заморские мальчики» умудрились засунуть недалеко от аэродрома наших стратегических бомбардировщиков Ту-160 в районе Энгельса контейнер с аппаратурой, прослушивающей радиопереговоры и фиксировавшей работу радиотехнических систем самолетов в обычный сосновый пень[5]5
  Реальная история в 1988 году под Прилуками.


[Закрыть].

Павел Ефимович захотел ознакомиться с проектом «Зверь» немедленно. На борту самолета, за рюмкой коньяка, они разговорились. Как понял Викентьев из намеков полковника, премьер, сам выходец из спецслужб, предпочитал лично держать руку на пульсе самых важных, с его точки зрения, дел. Коган, бывший разведчик (хотя не зря считается, что они бывшими не бывают), занимался у премьера в основном вопросами авиации. Когда-то в молодости, как он сам рассказал в самолете Юрию Александровичу, пришлось ему потюкать топориком в одном французском порту, работая плотником. Одновременно он внимательно наблюдал за приплывающими и уходящими как военными кораблями, так и гражданскими судами. Анализировали полученную информацию уже в Москве, Вот тогда-то у неплохо зарабатывающего молодого французского рабочего и появилось увлечение. Он не только отлично овладел управлением спортивного самолета в местном аэроклубе, но и собрался участвовать в чемпионате Франции по высшему пилотажу. Но человек предполагает, а начальство, как говорится, располагает. За чужую ошибку, провал связника, пришлось расплачиваться многим. Самого Когана, с его «греческого профиля» носом, напоминавшим знаменитого французского президента, отозвали в Союз. Здесь уже, хорошо тогда «покрутившись», молодой капитан КГБ обменял свои французские «корочки» пилота-спортсмена с паспортными данными из «легенды» на законное пилотское свидетельство, выписанное уже на настоящую фамилию.

– С чего я тебе это все рассказываю, – начал объяснять Викентьеву полковник, они почти сразу на борту самолета перешли на «ты».

– Тогда, вернувшись из-за границы, я практически сразу в МАИ на заочное поступил, на авиаконструктора. Сразу на четвертый курс взяли, – похвастался Коган. – И с тех пор стал специализироваться в «наших» делах на авиации. К агентурной работе после чужого провала я уже был негоден, «засветился», как сам понимаешь. А у нас же дополнительные знания и умения всегда приветствовались. Здесь я и МиГ-двадцать девятый освоил, и на «Сушке» двадцать седьмой воздушный океан штурмовал. Ох, какой самолет, не машина – сказка! Много на чем удалось полетать. Но годы уже не те, врачи за штурвал не пускают, – Павел Ефимович вздохнул, – Но вот почему «сам» меня на это дело кинул, я пока не понял. Но ты не беспокойся, мешать я тебе не буду, не было таких «установок». Наоборот, чем смогу, помогу. Опыт у меня кой-какой есть.

«Темнит полковник», – подумал Викентьев. Разные слухи про Когана по управлению ФСБ ходили. Одни говорили, что он лепший друг нынешнего премьера, который ранее был президентом, а за несколько лет до того – директором «конторы». Другие утверждали, что этот простой якобы полковник набрал компромата на всю нынешнюю верхушку страны и грамотно этим пользуется. Во всяком случае, про то, что первый «демократически избранный» президент Российской Федерации был «свален» именно с помощью компромата, директор «Зверя» слышал не раз.

После приезда на базу, куратор неделю покрутился во всех отделах. Его интересовало практически все. Он всюду совал свой специфический нос. От охраны базы и до технологии заброса. Правда, как точно выяснил Викентьев, числовые коэффициенты пробоя полковник не выяснял. На ежевечерних «посиделках» он также стал постоянным гостем. На них, после появления Павла Ефимовича, разговор почему-то стал чаще съезжать на политику.

– Ну, как вы, Сан Саныч, не понимаете – Россия была, есть и будет империей. Что при царях, что при Сталине. – Коган улыбнулся. – Даже сейчас, несмотря на декларируемую демократию, мы, – он гордо посмотрел на Логинова, – мы – империя. Несколько ослабленная и немного уменьшенная в размерах. Конечно, конкретная форма власти имеет громадное значение. Но здесь это, увы, не нам решать. А вот там… – Полковник помолчал. – Там можно попробовать. И здесь вы, Александр Александрович, возможно, и правы. Монархию можно попробовать реставрировать и в конце сороковых.

Все удивленно посмотрели на Когана.

– Как вы себе это представляете, Павел Ефимович? – первой, как всегда, задала вопрос Катя.

Воспользоваться культом личности Сталина сразу после войны. Раскачать внутриполитическую обстановку при отходе от плановой экономики крыночной, что, хочешь – не хочешь, требует отказа от продекларированного социализма.

– Да, но как технически такое провернуть? – Юрию Александровичу излагаемая идея показалась интересной.

– В несколько этапов, – начал объяснять полковник. – Первое. Разрешить многопартийность. Далее, когда свежесозданные партии начнут бороться за реальную власть, необходимо допустить несколько контролируемых неудачных попыток переворота.

– А перевороты разве в те годы были возможны? – спросила Ольга.

– Еще как. – Павел Ефимович задумался, вспоминая. – В нашей истории именно в те годы их было два.

– Три, – поправил Викентьев.

– Правильно, Юрий Александрович. – Коган благодарно кивнул: – Два удачных и один неудачный.

– Первый – это арест Берии в пятьдесят третьем, – блеснул знаниями Николай.

– Да, и приход к власти Хрущева, – поддержал друга Дима.

– А второй? – спросила Катя.

– Вот второй был неудачным, – ответил за Павла Ефимовича Логинов. – В пятьдесят седьмом Маленков, Молотов и Каганович попробовали сместить Хрущева. Не вышло у них. А вот третий переворот, в октябре шестьдесят четвертого, у Брежнева, Подгорного, Шелепина и Косыгина получился. Брежнев тогда быстро подсуетился и, «задвинув» Подгорного и Шелепина, встал во главе страны.

– И это все внутри одной партии! – перехватил разговор полковник. – Н-да, политика Сталина «разделяй и властвуй»… И, как его не стало… А теперь представьте себе, что партий несколько. Там такая грызня начнется! Причем происходит это все на фоне резкого изменения форм собственности и приличного подъема уровня жизни.

– А с чего вдруг этот уровень поднимется? – удивился Дима.

– Вот это, как раз, достаточно просто, – без промедления стал объяснять Коган. – Во-первых, благодаря нашей информационной помощи, держава выйдет из войны со значительно меньшими потерями. Затем, по той же причине, новые для них технологии должны дать приличный эффект. Ну и, наконец, заставить Запад платить за эти технологии. Плюс, новые территории.

– Какие территории? – удивился Николай.

– А вот здесь надо подумать. Горло пересохло. – Полковник протянул свой бокал Логинову, традиционно занимавшемуся напитками. – В первую очередь соответственно Германия. Конечно, она не войдет в состав Союза, но, минимум, лет тридцать будет под полным контролем. Далее, Иран и Турция. Другие страны. Но, я думаю, подробно эти вопросы нам рано обсуждать.

Викентьев слушал полковника молча, но периодически хмурился при упоминании Сталина и других партийных деятелей.

– Ох и возненавидит запад Советский Союз после всего этого, – высказалась Ольга.

– Их проблемы, – ответил Коган. – Россию, СССР и, затем, опять Россию не любили там никогда и любить не будут. Так уж исторически сложилось. Сначала «просвещенная Европа» не могла понять, откуда «эти русские» взялись и куда они с «немытым рылом» в «калашный ряд» лезут. То бишь, суются в высокую европейскую политику. Потом вдруг они, русские, оказываются не бедные и не слабые. А в двадцатом веке вообще, мало того что посмели поставить все с ног на голову (я имею в виду строй), так еще за тридцать лет превратились из аграрной в промышленную державу, заимели ядрен-батон. Нас все эти века не понимали и, как следствие, боялись! А кого боятся, тех не любят. Ну, да и хрен с ними, с их «любовью». Сейчас главное, чтоб было, за что бояться. Главное, чтобы их «культурные ценности» не стали ценностями наших детей.

– Павел Ефимович, – решилась спросить Екатерина после недолгого молчания, – но ведь, вы-то нерусский?

– Как это, не русский? – удивился полковник. – Я русский… – Коган сделал паузу и продолжил: – Еврей. Катенька, поймите, в нашей стране русский – это не национальность, это принадлежность к державе. А я… Родители здесь на кладбище лежат… – Он опять помолчал. – Россия – моя родина. Может быть, и не вся, но Ленинград – Санкт-Петербург, где родился, – это точно. Так что за державу мне не меньше вашего обидно.

В комнате повисла тишина. Затем кто-то щелкнул зажигалкой, прикуривая, Логинов принялся наполнять бокалы, исполняя свои обязанности виночерпия…

– Я на вас удивляюсь, как говорила моя бабушка, – прервал тишину Павел Ефимович.

– Моя говорила, перестаньте мне сказать, – со смешком добавил Дима.

– Именно, – улыбнулся Коган, – как только в интеллигентном обществе речь заходит о национальности, точнее, именно о евреях, все как воды в рот набирают.

– А почему? – спросила Ольга. – Я, вот, сама наполовину немка, но тоже иногда замечаю странное отношение к евреям.

– А ничего странного, – Дима опять улыбнулся. – Последние пару тысяч лет цивилизация была под «пятой», если так можно выразиться, христианской религии. У нас даже летосчисление от «Рождества Христова». И все это время церковь твердила, что евреи во главе с Иудой – нация подлых и жадных предателей. Забывая, что сам Христос и все его тринадцать апостолов – евреи. Плюс, в то же послевоенное время, в Союзе – неофициальный государственный антисемитизм.

– Слушай, ты, еврей недорезанный. – Николай засмеялся, они с Димой подружились еще до института, и Коле не раз приходилось отстаивать честь своего значительно более слабого друга в уличных драках. – Сам же знаешь, я за тебя горло кому угодно перегрызу. Давай-ка, не уводи разговор в сторону. Павел Ефимович, так что надо делать после неудачных переворотов?

– После спровоцированных переворотов, – поправил Коган.

– А их надо еще провоцировать? – удивилась Катя.

– Обязательно. – Полковник прикурил сигарету, затянулся и продолжил: – Нельзя давать заговорщикам полностью закончить подготовку, труднее будет подавить переворот. Но вот расписать эти неудачные попытки в СМИ надо будет со всей красочностью. Соответственно поднимется волна народного гнева с требованием запретить все партии. А как тогда управлять страной? Как выбирать правителей? Провести референдум. Конечно, инициатива должна быть организована снизу, о конституционной диктатуре«Отца народов». Вот вам и абсолютная монархия, которую вы так хотите, Сан Саныч. – Коган, улыбаясь, подмигнул Логинову.

– А вы опасный человек, Павел Ефимович, –после недолгой паузы сказала Екатерина. – Вот так, за несколько минут, составить такой план…

– Ну, это даже не план, это скелетная схема, один из возможных вариантов, – отмахнулся полковник. – Понимаете, Катенька, если просто проанализировать, что в те годы творилось… «Отец народов» разделял спецслужбы, заставляя их решать одни и те же задачи, бесконечно и злобно конкурируя друг с другом. Постоянные интриги, борьба за место возле Сталина, борьба за власть… Власть, построенную на крови тысяч и тысяч.

– И ты считаешь, во всем виноват Сталин? – прервал свое молчание Викентьев.

– О, вот только давай не будем, Юрий Александрович, искать виноватых. Возможно, окажись ты или я на его месте, творили бы то же самое. – Полковник хмыкнул. – Времена тогда были такие. Или ты, или тебя. Это вина, в меньшей степени, конкретных людей. Это следствие прогресса. Человечество слишком резко перешагнуло от слабости перед природой к власти над ней. Планета вдруг стала ощутимо меньше. Мировоззрение, как отдельных людей, так и всего общества, просто не успевало перестраиваться в соответствии с реалиями.

– Да вы еще и философ, – восхитилась Катя. –А вы, Павел Ефимович, не боитесь, что мы своим прогрессорством только ухудшим положение там?

– Еще как боюсь, но только не в том случае, если мы сможем очень четко контролировать ситуацию.

– А как это сделать? – спросил Воропаев. Он практически не принимал участия в разговоре. После постигшей его трагедии Женя стал очень замкнутым и молчаливым.

– Вот здесь нам и потребуетесь вы, Евгений. Десантируетесь в одну из ключевых фигур и будете с нашей помощью стабилизировать положение.

– В Сталина меня закинете? – решил уточнить Воропаев.

– Упаси боже! – засмеялся Коган, – Вас, молодого человека, в старика. По-моему, это нонсенс. И вообще, подбор кандидатуры реципиента без участия и согласия донора считаю недопустимым.

– А не рано ли мы собрались контролировать ситуацию, которую еще не создали? – опять задал вопрос Викентьев. – Ведь еще и бита информации не передано.

– Да, время поджимает, там ведь уже лето тридцать седьмого, а мы еще ничего не сделали, – подтвердила Катя.

– Ну, а кто мешает? – полковник выдержал паузу, улыбнулся. – Завтра с утра приступаем к варианту «Бог из машины».