Текст книги "Гонка за горизонт (СИ)"

Автор книги: Илья Бриз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Так просто? – расцвела в улыбке Настенька.

– Это только со стороны кажется простым. Балансировать во время третьей сессии квалификации между лучшим временем и сохранностью покрышек очень трудно, – донельзя удивила Ирина, ответив за меня сестренке. Какой-то очень большой зверь в лесу сдох, раз она не язвит? Впрочем, как чуть позже выяснилось, я ошибался. Уже когда пожелал спокойной ночи и послал Настену чистить зубки, эта малолетняя стервочка, откинув простынку, тоже направилась в ванную в почти прозрачной рубашонке, покачивая округлыми ягодицами. Нет, ну ладно сестренка меня не стесняется, мы же родные, а эта зачем так виляет, надо признать, красивой задницей?

Уже когда сам улегся в постель – перед гонкой надо выспаться обязательно! – сам не знаю почему, но задумался. Чего-то я в женщинах совершенно не понимаю. Взять, к примеру, эту Ирку. Красивая – вот это у нее точно не отнимешь. Шестнадцать лет, но уже все при всем. У меня перед глазами внезапно появилась ее фигурка, виденная несколько дней назад, когда девчонки голышом на крыше загорали. Н-да, ни прибавить, ни отнять. И поза, даже когда задницей повернулась… А глазищи… Умная – по сравнению с той же Нэнси, хотя британка тоже не дурочка, можно сказать семи пядей во лбу. Раз как-то услышал, как Ирина сестренке довольно логично объясняла, почему Донцову и ей подобных читать не стоит. И даже в "Формуле" немного соображает – как она сегодня Настене за меня ответила? Легко находит со всеми общий язык. Вкус у нее явно неплохой, во всяком случае, несмотря на определенную ограниченность бюджета – генералы, как выяснилось, зарабатывают значительно меньше, чем автогонщики – одевается Ирина хотя и довольно скромно, но в ВИП-зонах автодромов вместе с Настеной они обе смотрятся отлично. Ничуть не хуже, чем гости других пилотов. И цацками не обвешивается, как некоторые. Если бы еще не язвила…

Во, завтра Гран-при Монако, главная гонка сезона, а я об этой стерве думаю! Все, спать.

* * *

Точность, точность и еще раз точность! Не допустить ни одной ошибки, как на старте, так и во время самой гонки.

Забрало шлема еще поднято, и чуть прохладная струя воздуха от мобильного кондиционера через толстый шланг в руках механика – температура воздуха тридцать два градуса – достаточно приятно овевает открытую часть лица. Асфальт на трассе несколько горячее – сорок шесть. Во время гонки еще немного приподнимется.

Час пробил! Подогревающие чехлы с колес сдернуты, домкраты опущены и вытащены, прощальное легкое постукивание по шлему, и механики резвенько покидают стартовую прямую, утаскивая за собой многочисленное оборудование. Опускаю забрало и первый выезжаю на прогревочный круг. Иду где змейкой, доводя температуру резины до нормы, а где, резко тормозя – карбоновые тормоза тоже рассчитаны на приличный нагрев. В каждом повороте тщательно анализирую текущее состояние трассы, соответствие текущих характеристик асфальта моим прогнозам. В тоннеле температура покрытия значительно ниже, чем под палящим солнцем. Впрочем, здесь не требуется резко крутить рулем – риск потерять сцепление с трассой не очень велик. Да и открывать заднее антикрыло здесь запрещено с две тысячи одиннадцатого года по настоянию самих же пилотов. Из-за низкой температуры здесь скользко, и обгонять все равно нельзя. Вчерашняя авария с Комуи Кобаяши подтвердила правильность этого решения. Кстати, безбашенный японец уже выписался из госпиталя. Бледный, прихрамывающий, но сидит в боксе "Заубера" перед мониторами. К самой гонке его, конечно, в таком состоянии никто не допустит. Ну, вот и "Rascasse" – последний поворот. Довольно сложный, надо признать, если проходить его на гоночной скорости. Еще несколько секунд, пока остальные машины выстроятся позади меня на стартовой решетке.

Красные фонари стартового светофора поочередно загораются, гаснут, и – битва!

А не было ее… Была тяжелая, жутко утомительная, выматывающая работа. Ни в коем случае не допустить пробуксовки резины на выходе из медленных поворотов. Особенно вместе с боковым скольжением. Сначала направлять машину в поворот, и только потом "давить". Поймать момент и степень нажатия педали газа даже при наличии двух турбокомпрессоров – каждый эффективно работает только на своей части нагрузочной характеристики двигателя – достаточно сложно. Небольшая "турбояма" при резком нажатии все-таки присутствует. Не перетормаживать! Иначе износ покрышек превысит расчетный, и одним пит-стопом уже не обойдешься. Контролировать и контролировать в зеркалах заднего вида преследующих Росберга и Феттеля. Немцы висят на моем заднем антикрыле как приклеенные и раз за разом пытаются обойти меня, портя свою резину. Иногда даже мешая друг другу. Впрочем, Серхио еще сложнее. Он идет позади нашей "связки" в шести-восьми секундах строго в моем "медленном" темпе и держит за собой весь пелотон. Если не экономить покрышки, то даже болиды команд-аутсайдеров могут идти заметно быстрее. Первые пару кругов было еще терпимо, но потом разрешили открывать заднее антикрыло. Соответственно всем, кроме наших "Серебряных стрел". Ведь мы с Пересом единственные, у кого впереди в пределах секунды нет других гонщиков. Чуть изогнутая вправо прямая старт-финиш, где у соперников загорается на руле маленькое, но яркое табло системы DRS, вызывает просто фантастическое напряжение. Вот ведь знаю же, что даже с открытым антикрылом и включенным на отдачу запасенной энергии рекуператором обойти меня, вернуться на правильную траекторию и успеть затормозить перед первым поворотом "Ste Devote" с двухсот семидесяти до жалких восьмидесяти невозможно. В конце концов, я сам на этой прямой расходую почти весь заряд аккумуляторов системы KERS. Но правая нога в начале разгона, кажется, сама хочет еще придавить педаль газа. Нельзя. Иначе – проворот задних ведущих колес, утрата сцепления с асфальтом, худший темп набора и потеря лидерства. И очень важно поймать точный момент начала плавного, но довольно эффективного торможения. И ни миллиметра в сторону от траектории.

Феттель, хотя и был моложе своего соотечественника Росберга на пару лет, расшифровал нашу с Серхио стратегию уже где-то в конце первого десятка витков трассы и тоже начал экономить резину. Но было поздно – круга до тридцатого на этом уже основательно поистрепанном комплекте колес, поддерживая нормальную скорость, было не дотянуть никакими силами. Нико смирился несколькими поворотами позже. Мы с Пересом "сдирижировали" гонку в самом ее начале. Конечно, нам могло помешать море случайностей. "Завал" в первом повороте в середине пелотона, нервотрепка и рестарт. Авария круге на пятнадцатом-двадцатом, сейфти-кар и возможность для соперников поменять изношенную резину без потери времени. Впрочем, при таком раскладе у нас тоже были "домашние заготовки" с соответствующим изменением стратегии. Но всего не предусмотришь – это же Монте-Карло. Может быть, сказалась вчерашняя страшная авария Кобаяши – такие вещи всегда действуют на пилотов дисциплинирующе. Но в результате все пошло строго по нашему первоначальному сценарию.

Уже на девятнадцатом круге началась первая волна пит-стопов – перегруженная постоянными попытками обгонов в самом начале дистанции резина соперников начала стремительно деградировать. Двадцать одна секунда – меньше никак не уложиться – требуется в Монако для торможения, заезд при включенном лимитаторе скорости к боксам, замены колес и выезда на трассу. Соответственно, получив приличный отрыв, мы с Серхио помчались спокойнее. Да и любой гонщик скажет, что когда никто не мешает, своя скорость пусть не на много, но выше. Я даже позволил напарнику за восемь кругов догнать меня – все равно экономлю покрышки чуть лучше.

На свежем "супер-софте" противники, конечно, полетели значительно быстрее нас. Быстрее, но и, опять-таки, "расходнее" для резины. На тридцать первом круге Перес планово свернул в боксы. Мои колеса еще "держали" асфальт, но на новеньком неизношенном "софте" напарник поедет быстрее. Вот в этот-то момент я и нажал. При "спокойной" езде на нормальной гоночной скорости моих покрышек хватило бы еще витка на три-четыре минимум, если не больше, но я "сжег" их полностью на одном круге, выиграв у Серхио почти две секунды. Риск? Просчитанный риск. Все-таки каждый выход из медленного поворота у меня лучше. Могу. Честно говоря, с очень большим напряжением, буквально своими руками, ногами и мыслями удерживая машину на правильной траектории, но могу!

Во всяком случае, сделав пит-стоп на тридцать втором витке, я выскочил на изгибающуюся вправо "прямую" перед Пересом, и в первом повороте имел запас чуть более полутора секунд. У Серхио резина уже нормально прогрета и держит чуть лучше моей "холодной"? Но обойти себя все равно не дам. На сорок два круга "софта" не хватит? Легко и непринужденно! Ведь приличная часть из ста тридцатикилограммового запаса горючего уже израсходована – нагрузка на резину ниже. Вот тридцать два витка со старта, держа на самом деле не такую уж и маленькую скорость, на сверхмягких покрышках "Пирелли", чуть истрепанных на последнем этапе квалификации – вот это действительно была фантастика.

Соперники догнать нас к тридцать восьмому кругу, когда все тот же Нико Росберг первым свернул в боксы, не смогли. Как выяснилось, софт "держал" трассу не намного хуже сверхмягкой резины при несколько лучшей износостойкости. После окончания второй волны пит-стопов все уже было практически решено – я первый, Перес в пяти секундах сзади, Росберг третий аж в двадцати четырех секундах от моего напарника – все-таки вовремя он "нырнул" в боксы на замену резины, как первый, так и второй раз – и еще в десятке секунд от "Мерседеса" Феттель. Не помогла пилоту "Ред-Булла" почти вовремя осознанная стратегия нашей команды.

По требованию Пэдди Лоуи переключил силовой агрегат на относительно щадящий экономичный режим – мне на нем еще минимум три гонки откатывать в соответствии с техническим регламентом.

Наматываю круг за кругом, получая охренительное удовольствие от скорости, и балдею – я впереди там, где шесть раз побеждал легендарный Айртон Сенна! Бразилец, поднявшись на подиум с тринадцатого места на старте в дождевой гонке тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, потом лишь изредка делил победы с Аланом Простом. А с восемьдесят девятого по девяносто третий всегда был здесь первым! В следующем году организаторы этапа оставили поул-позишн пустой, символически отдав ее погибшему гонщику.

Серхио к семидесятому кругу постепенно подтянулся ко мне, но атаковать не пробовал – понимал, что не пущу. Преследователи тоже помаленьку сокращали отставание без всякой надежды на обгон. Хотя… Техника может отказать и на последнем круге. Такое за многолетнюю истории "Формулы-один" случалось неоднократно. Первый раз за всю гонку врубаю на полсекунды режим ЗНАНИЯ, прокачивая техническое состояние своей "Серебряной стрелы". Надо на всякий случай проверить свою подсознательную уверенность в исправности болида. Тормоза, конечно, очень хорошо изношенны, резина до финиша – осталось уже меньше двух кругов – выдержит, ни мотор, ни коробка, ни подвеска посторонних шумов не выдают.

Последний поворот семьдесят седьмого витка. Правая педаль "в пол", и после почти мгновенного набора полутора сотен – на меньшей скорости нельзя, суммарный момент на ведущих колесах будет слишком велик, провернет – включение KERS – меня чуть сильнее вжимает в ложемент – скорость на седьмой передаче двести семьдесят. Ноги работают строго согласованно – правая отпускает, а левая наоборот, точно дозируя усилие, жмет на педаль. Сумасшедшее торможение до восьмидесяти перед "Ste Devote". Потом снова разгоняюсь до двухсот шестидесяти и прохожу длинный левый поворот, ведущий к знаменитому казино. Понижаю передачи до третьей – меня ждет "Beau Rivage", который нужно пройти на ста двадцати. Быстрее нельзя – машина может сойти с траектории. Моя "Серебряная стрела" разбегается на маленьком участке трассы. Впереди череда поворотов "Mirabeau", "Loews" и "Virage du Portier" c быстрой сменой коротких разгонов и торможений. Вот и "Loews" – самый медленный и сложный поворот в Монако. Небольшой спуск – и я в тоннеле. Здесь всегда подстерегает неожиданная смена света с яркого дневного на не слишком яркий искусственный, к которой невозможно привыкнуть. Прохожу почти на одном подсознании, хоть и без режима. Тоннель плавно изгибается вправо, а скорость растет и растет. Вспышка – здесь снова светит палящее Солнце – но правая нога не дрогнула, удерживая педаль акселератора на упоре. Двести восемьдесят шесть камэ в час и – тормоз! Перегрузка вжимает в ремни. Мышцы шеи с заметным напряжением справляются, удерживая голову вертикально. Впереди, ставшая вчера злополучной для Кобаяши, "Nouvelle Chicane". Глаза различают все больше и больше деталей. Картинка проявляется, как фотография в растворе, становится яркой, насыщенной. Вписываюсь на шестидесяти двух, глаза боковым зрением сами фиксируют цифры на руле. Отдыхать рано – очень быстрый разгон до двух с четвертью сотен и первая часть поворота "Tabac" на четвертой передаче и чуть медленнее – сбрасываю до ста шестидесяти. Потом еще на две передачи вниз, и вторая часть виража. Опять газую. Последний поворот – "Rascasse" – очень сложный, приходится сбрасывать внутри со ста восьмидесяти семи больше сотни, и все равно есть вероятность вылететь с трассы. Совсем маленький занос – черт с ним, мне уже не надо экономить резину – ловлю машину – руки и ноги сами делают все необходимые движения – снова разгон, стартовая прямая и… финиш! Я победил в Монако!!!

А со стороны моря – оно здесь сразу за трассой – одна за другой взревывают и сливаются в громкий низкий гул корабельные сирены – капитаны многочисленных океанских яхт, следивших за гонкой прямо с палуб, салютуют моей победе…

* * *

Гимн, кубок из рук в руки от самого князя Альбера Второго и крепкое пожатие. Я в каком-то тумане. В Монако нет традиционных ступенек у пьедестала – мы стоим на одной высоте рядом и обнимаемся. Серхио и Нико по бокам от меня и, рядом с Пересом, Мартин, получивший командный кубок. Теперь следующий традиционный этап подиума. Уитмарш даже не попытался сбежать, – тугие струи шампанского, бьющие из-под наших пальцев на горлышках бутылок, для него сейчас награда ничуть не меньшая, чем кубок – «Макларен» наконец-то взял Гран-при Монако! Причем сразу золото и серебро – дубль! Пару глотков холодного освежающего напитка, и опять брызгаемся во все стороны. Алкоголь еще не начал действовать, поэтому успеваю почувствовать какой-то нездоровый ажиотаж в ВИП-зоне, которая здесь буквально в двух шагах, заметить краем глаза напрягающегося охранника. Резко оборачиваюсь… Вот троглодит! Денди, вырвав короткий кожаный поводок из ладошки Настены, с громким звонким лаем, хорошо различимым даже на фоне довольного рева болельщиков, черно-рыжей молнией, зигзагом огибая людей, несется ко мне. Не выдержал – он ведь понимает, что все вокруг радуются – и рванул. А вот я сплоховал – не удержал тяжелую бутылку в тот момент, когда пес, прыгнув, впечатался всеми четырьмя лапами мне в грудь. Вот ведь дурная привычка у Дендика прыгать от радости на хозяина. Впрочем, ведь рядом лучшие гонщики мира – реакции Серхио хватило с запасом – успел подхватить свободной рукой за горлышко. А Денди самозабвенно вылизывал мое лицо…

По пути на пресс-конференцию, когда механики из команды наконец-то, после многочисленных подкидываний, поставили меня на землю, и я ненадолго попал в руки своих… Нет, я понимаю многочисленные поцелуи сестренки по всему лицу, Валентины при всех в самый уголок губ, Катеньки с Татьяной с двух сторон одновременно в щеки, но Иркин в губы?! Притом, такой горячий???

* * *

– Не зазнаешься? – улыбка на лице Федоровича сейчас была довольной и какой-то даже благодушной. – Первый и пока единственный победитель Гран-при Монако в семнадцать лет.

– Отстань, Вадим, – попросил я, присосавшись уже ко второй чашке кофе. Голова хотя и не сильно, но побаливала. Все-таки вчера, когда отмечали победу в роскошном ресторане, совсем немного, но перебрал. Что хуже всего – мешал крепкие напитки с шампанским. Нет, с выпивкой вообще пора завязывать. График чемпионата в этом году плотный. Если каждую гонку так отмечать, то спиться недолго.

Прикончив кофе, чуть задумался, непроизвольно окидывая взглядом помещение. На кухне третьего этажа были только мы с Федоровичем – остальные давно позавтракали и разбежались по своим делам. Кто отдыхать, а кто и работать. Миска Дендика на специальной подставке – собаки не должны есть с уровня пола – была, как всегда, вылизана до блеска. Громко свистнул – Вадим поморщился и пробормотал что-то типа "Нельзя – денег не будет". Какие деньги? Солить их, что ли? Бабки должны работать! Причем не только на меня, но и на всех нормальных людей. И вообще – деньги, это только инструмент. Чем их больше – тем инструмент лучше. Для меня деньги давно перешли из количественного понятия в качественное.

Буквально через десяток секунд в коридоре послышалось бодрое цокание когтей по мраморным плиткам пола. Ручка дернулась от удара лапы, и в двери показалась склоненная на бок голова пса с заинтересованным выражением на морде.

– Купаться поедешь?

– Р-р-р-гав!

Так, с этим все ясно.

– А ты, Вадим?

– Вылезать из-под защиты кондишена?! – с деланным ужасом возмутился подполковник.

– Во, а мне, значит, в такую жару пару часов, привязанному к работающему на всю катушку мотору в три четверти тысячи лошадок, положено? Пота почти на четыре кило сошло, – отвечаю уже серьезно, но чуть лениво. Впрочем, Федорович и без моих слов это знает. Результаты взвешиваний до и после гонки особо секретными сведениями не являются. Хотя… все-таки информация не в свободном доступе. Но ведь никак не для моего менеджера закрытые циферки.

– Проблемы индейцев шерифа не интересуют, – отмахнулся Вадим.

– Тогда что? – даже без включения режима было ясно, что у подполковника есть какие-то серьезные вопросы.

– У руководства проекта созрело определенное мнение… – он запнулся, помолчал несколько секунд и только потом продолжил: – Давай хотя бы завтра. Я же вижу, что ты вымотан этой гонкой до предела.

– Вот только не строй из себя семижильного, – перебил меня Федорович при попытке возразить, – отдохни хотя бы денек. А вот завтра у тебя в кабинете, ну скажем так: небольшое совещание.

Я устал? Ну, физически – мелочь. В конце концов, первые два дня после гонки Валентина обычно не особо ограничивает мой рацион. Сама подкладывает в тарелку самые вкусные куски мяса. Психологическое состояние? Черт его знает. Вроде бы на людях пока не срываюсь. Хотя, надо признать, в последнее время мне все меньше и меньше хочется включать режим. Можно сказать – опротивело. Действительно устал?

Вытянул из кармана сотовый и, не глядя, набрал Говорушина:

– Привет, Саша! Я на пляж. Кто-нибудь из парней со мной желает?

У ребят приказ не оставлять меня без охраны ни на секунду даже в Монако. Причем приказ не только и даже не столько номинального начальства в Кремле. Потому и звоню – зачем подставлять своих же?

Глава 3

– Мы теряем темп, – сообщил Федорович.

– Темп чего? – удивился Говорушин. Командир "Иглы" к этому времени был достаточно информирован о моих возможностях, о существовании большой команды в России, о ее примерном составе, целях и некоторых этапах работы. Организация прилично разрослась. Были уже полностью "моими" несколько отделов ФСБ и ГРУ, "почищенные" от лишних людей переводом в другие подразделения. Много командиров воинских формирований в нескольких округах страны, включая столичный. И, конечно, руководство огромного на данный момент холдинга, хотя официально фирмы и банки, входившие в него, были между собой никак не связаны. Имелись свои люди в ФСО, СВР[27]27
  Федеральная служба охраны (бывшее 9 главное управление КГБ) и Служба внешней разведки.


[Закрыть] и даже чуть-чуть в насквозь коррумпированном МВД. Хотя, увы, это надо признать, в современной России из-за довольно тонкой пропаганды так называемого «западного образа жизни» – жажда наживы и удовольствий самое главное – порядочных людей во властных структурах становилось с каждым годом все меньше и меньше.

Баландин посмотрел на генерала и перевел вопросительный взгляд на меня.

– Как дети малые, – ответил на незаданный вопрос, – все парни в "Игле" давно и полностью наши.

Повернувшись вместе с креслом от стола к большому кожаному дивану, на котором сидел Говорушин, начал объяснять, одновременно продумывая слова Федоровича.

– Ну, то, что тяжелейший экономический кризис на носу, ты, Саша, знаешь. То, что готовимся к нему, желая ослабить рецессию, тебе тоже известно. В то же время сам кризис – наиболее удобный момент для захвата власти в стране, – брови Говорушина сначала удивленно взлетели вверх, затем опустились, и на его лице появилось какое-то удовлетворенное выражение. – Работа ведется как в политической плоскости, так в военной и экономической. И, самое важное – в идеологической. Людей теми или иными способами подводят к мыслям, что ситуация в стране чем дальше, тем хуже. Что ее надо менять. Процесс этот, увы, не быстрый, имеющий много этапов. Причем обладающий, если так можно выразиться, определенной инерцией. Как бы тонко не работали наши специалисты, существенно замедлить или ускорить его нельзя. Когда необходимое мнение у населения страны будет сформировано, тогда и только тогда, мы сможем действовать, – я старался объяснять популярно. Все-таки Говорушин был экспертом в несколько другой области. – Если же опоздать, то люди несколько успокоятся или просто перегорят. Точно рассчитать здесь невозможно. Мы, как выяснилось, в политической плоскости – в данном случае имеется ввиду работа со СМИ – и военной уже почти готовы, а вот экономическая ситуация в мире еще в необходимой степени не созрела. В принципе, где-то через полгода-год, если не раньше, общественное мнение в России созреет окончательно, но за океаном тоже не дураки сидят…

– ФРС накачивает мировую экономику дутыми кредитами, оттягивая падение доллара, но тем самым увеличивая будущую тяжесть рецессии, – добавил Евгений Львович. – Конгресс Штатов еще в прошлом году принял поправку к конституции, по которой их президент может сам принимать решение об увеличении лимита госдолга. Не хотят повторять историю две тысячи одиннадцатого года, когда чуть до технического дефолта не доигрались, демонстрируя якобы реальное противостояние между их ведущими политическими партиями.

– Получается, что чем раньше начнется этот кризис, тем лучше? – удивленно спросил Саша.

– Ну, раз его все равно не избежать, то где-то так. Необходимо спровоцировать его начало, – согласился Нейман и посмотрел на меня.

Так вот, значит, о чем вчера говорил Федорович. В принципе, решение этого вопроса для меня сегодняшнего элементарно. Но вот выкладывать этот способ даже своим ближайшим друзьям нельзя категорически. Но что-то ведь предложить надо? Буду думать.

* * *

– Ну, вот там-то Феттель и надерет тебя. А я полюбуюсь, – не преминула в очередной раз побольнее ужалить меня Ирина.

Все! Мое терпение, кажется, лопнуло!

Приперлась ко мне в кабинет после обеда и давай рассуждать, что полоса везения должна когда-нибудь обязательно закончиться.

– Не получится полюбоваться, потому что не поедешь ты в Канаду. Надоело мне видеть тебя все время рядом и постоянно слышать гадости. На большее-то неспособна. И вообще, собирай манатки, и чтоб духа твоего не было в моем доме! – может быть несколько грубовато, но когда-то ведь надо было укоротить эту маленькую стервочку. Хватит мне терпеть ее измывательства.

Замолчала на полуслове. Глаза раскрылись очень широко, потемнели. Вначале в них были только непонимание и растерянность, но потом… Потом она взорвалась, накинувшись на меня с кулаками!

– Дурак! Идиот! Сволочь! Гад! – ругань сыпалась из Ирины без остановки.

"Надо как-то заткнуть ее" – отстраненно подумал, отметив, что в гневе она чудо как хороша. Глаза девушки метали молнии в каких-то сантиметрах передо мной, я чувствовал вишневый запах губ и легкие прикосновения локонов волос. А затем… Сам не знаю, как это произошло. Как будто режим включился. Все вдруг стало просто и понятно, как дважды два. Я действительно самый большой дурак на свете, ведь люблю же ее. Скрываю сам от себя, но люблю. А девушка… Потому и колется все время как ежик, что очень боится быть отвергнутой.

Просто обнял и притянул к себе, сильнее ощутив божественный аромат роскошной шевелюры. Вкус ее губ напоминал что-то необыкновенное, давно забытое. Я точно обезумевший целовал Иринку, не отпуская, боясь, что это странное неземное чувство исчезнет. Пару раз трепыхнулась, обмякла, и дробь кулачков на моей спине сама собой прекратилась. Ладошки переплелись у меня на шее, а уста вдруг раскрылись. Мы целовались, прерываясь на секунды, чтобы отдышаться, и опять приникали друг к другу. Широкий кожаный диван у окна оказался весьма кстати. Ее глаза были закрыты, а ресницы мелко-мелко подрагивали. Время, кажется, остановилось, вспыхнув сверхновой…

* * *

– Не-а. Понимаешь, Дениска… – уже чуть-чуть успокоившаяся она задумалась на секунду, изящно потерев пальчиком висок. – Я уже давно привыкла к липким сальным раздевающим взглядам всяких… Чувствовать их на себе, – Ирина зябко передернулась, вспоминая. – А ты тогда просто посмотрел, мимоходом восхитился – это было заметно – и стал устраиваться в своем кресле. Потом, когда такой веселый с виду, немного выпивший – так казалось – с приближающимся новым годом поздравлял, но вдруг стал невообразимо серьезным и что-то тихо сказал папе… Ну а когда буквально взорвался и из поддатого парня превратился в могучего молниеносного воина… Сталь в глазах… – Ирина мечтательно вздохнула, улыбнулась как-то хитро, в глазах загорелись озорные искорки. Проворные пальчики вдруг взметнулись, расстегнули мою рубашку… Прижалась ушком к груди, долго слушала, подняв голову, довольно сообщила «Стучит! Все-таки живой, не каменный!» и опять надолго приникла к моим губам. Отдышавшись, продолжила: – Мне тогда сразу пришли в голову мамины сказки из детства про рыцаря на белом коне… В тебя нельзя было не влюбиться…

Никогда раньше не видел, чтобы она мне так улыбалась. Презрительную высокомерную усмешку, направленную на меня – да, но не такую улыбку. Чистую, светлую, раскрытую и… любящую. До меня, наконец-то, дошло, почему я вечером перед гонкой о ней думал. В женщинах точно ничего не понимаю, но почему не допер, что сам давно подсознательно Иришкой любуюсь?

– Знаешь, как было обидно, когда там, в самолете, все уже кончилось, а ты совершенно не обращал на меня внимания?

– А мне ты тогда показалась высокомерной стервой, не считающей возможным даже находиться рядом какому-то парню.

Мы делились совсем недавними воспоминаниями, целовались, хохотали и обнимались.

Оторвалась от меня и победно заявила:

– Я и есть стерва! И никуда ты теперь от меня не денешься!

Сначала поцеловал, потом долго-долго смотрел в серо-зеленые глаза, аккуратно отведя прядку светлых со слабым пепельным оттенком волос – натуральная блондинка на мою голову! – и только затем признался:

– Маленькая моя, если ты думаешь, что мне хочется от тебя куда-то скрыться, то очень ошибаешься, – какой-то я сейчас совсем косноязычный. И как раньше ничего не понял?

Теперь уже Ирина очень ласково и нежно прижалась ко мне губами. Потом чуть отодвинулась, взяла за уши, несколько раз повернула мою голову из стороны в сторону, внимательно разглядывая своими большущими серо-зелеными глазами, и, наконец, констатировала:

– Болван обыкновенный. Тебе нужно три раза все сказать открытым текстом, а потом ударить чем-нибудь тяжелым по башке. Только тогда хоть что-нибудь, да поймешь.

Она что, без всякого режима мои мысли читает?!

А вслед за тем, довольная и красивая, снова принялась душить меня в своих объятиях.

* * *

Счастлив ли или нет? Что для меня важнее, сестренка, гонки, судьба страны или Иринка?

Я валялся на своей постели, видел под достаточно ярким светом луны свое отражение в зеркальном потолке и никак не мог разобраться. Как-то все очень уж переплелось где-то глубоко внутри. Переплелось и связано. Почему я раньше ничего не понял? Ну ведь было же… Ловил несколько раз на себе изучающий взгляд чудесных глаз, иногда сам рассматривал ее исподтишка… Ирина, Иришка, Иринка… Перебираю варианты ее имени и чувствую, как морда лица становится по детски счастливой до глупости…

Только начал проваливаться в туман сна, как услышал, что кто-то тихо приоткрыл дверь в мою спальню. Причем Денди, растянувшийся на своей подстилке около входа, даже носом не повел – значит, этот кто-то, с точки зрения пса, имел полное право здесь находится в любое время дня и ночи. Собаки каким-то образом очень быстро разделяют людей на своих и чужих.

В ярком отсвете ущербного месяца сквозь распахнутые окна показалась точеная фигурка в халатике. Подошла ближе, избавилась от немногочисленной одежды и встала прямо перед постелью. Упругая грудь, изгибы тела и отливающие под луной блестящим серебром рассыпавшиеся волосы просто загипнотизировали меня. Убедилась, что все внимательно рассмотрено, гордо улыбнулась и забралась ко мне под простынку. Я провел рукой по крутой линии ее бедра, поражаясь этому чуду природы – девичьему телу. Не смог отказать себе в удовольствии скользнуть ладонями по гибкой талии немного вниз… вверх… Покрутить в пальцах твердеющие горошинки сосков, потереться носом по бархатистой ложбинке между. Первый поцелуй был очень горячим, но потом…

– Дениска, я боюсь, – шепот был еле слышен.

Сама решилась, пришла и… Иринка дрожала вся, от кончиков пальцев на ногах до макушки, прямо как желтеющий лист на осеннем ветру. А меня вдруг затопила нежность. Какая-то пронзительная нежность. Мне уже ничего не требовалось, только бы ей было хорошо. Уложил головкой себе на плечо, укрыл простынею почти до носика, гладил по спинке и напряжением мышц руки пытался укачивать. Наконец-то успокоилась. Успокоилась, дыхание замедлилось, и… заснула, прижавшись ко мне, как ребенок. А я балдел от ощущения прильнувшего ко мне ее гибкого тела.

В середине ночи проснулся от явной попытки изнасилования. Все-таки решилась настоять на своем. Насильник, точнее насильница, немедленно была мною обласкана и получила всю необходимую помощь. Я успел в закрывающихся глазах поймать блаженство, смешанное с толикой боли, и сам провалился в нирвану.

Почему некоторым маленьким женщинам в любой ситуации требуется быть сверху? Комплекс неполноценности?..