Текст книги "Либретто"
Автор книги: Илья Фролов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
– Это Данила их всех положил… – ответил Вадим.
– Ахуеть… Всех. Один? – обалдел Витя.
Даня молчал.
– Спасибо, братан, – и Вадим протянул своему другу руку.
Даня пожал её и приобнял его:
– На счастье…
– Ты правда красавчик.
– Я обязательно расскажу Гене, – сказал Витя и бодро потрепал по плечу Данилу. – С первым… – Витя осёкся. Хотел поздравить «с первым духом» убитым, но это не подходило, и он выкрутился:
– Эээ… Нет, с первыми восемью духами! – Витёк рассмеялся, а колонна бодро двигалась дальше.
***
Июнь прошёл. На очередной зачистке в частном секторе, средь бела дня, разгорелась война и один боец из группы капитана Гены – погиб: пуля угодила ему в «сферу», и шея сломалась… Дом сравняли с землей, а Даня впервые увидел смерть товарища. Провожали домой Сашку Колтакова, двадцатилетнего бойца спецназа ВВ, не дожившего до дембеля 4 месяца, всей группой, а дождь шёл, будто и небо тоже оплакивало парня. Двухмесячный период «без потерь» завершился, и капитан Гена полночи просидел за письмом, адресованным матери солдата…
На Данилу пришли наградные документы «За отличие в службе» и медаль. Кэп торжественно вручил Даниле награду, пожал руку и обнял как сына. Застреленные тогда боевики оказались очень важным доказательством того, что совсем рядом, буквально под боком, начинала орудовать банда не чеченских боевиков, а арабских наемников. Пермский ОМОН с Барнаульским СОБРом в последующие дни зачистили тот район и смогли выдавить лазутчиков в лес из поселка, где дальше боевикам прищемили хвост и основательно их потрепали тульские десантники и спецназ ГРУ. В общей сложности уничтожили больше 200 духов с минимальными потерями убитыми и ранеными для себя.
Разведку в те дни не хвалили, и она не радовала. В том мало было вины разведчиков, потому что армия, прогнившая изнутри алчностью и продажностью командиров, в том числе и на самом высоком уровне, подставляла всех и каждого, а информация менялась и видоизменялась, подтасовывалась и продавалась – за деньги.
В этой атмосфере никому не было дела, как и что происходило: было ли уничтожение боевиков следствием многодневной изнурительной слежкой, разведкой, работой и прочим или просто пара пацанов, зайдя за водкой, случайно напала на след «волка» – бахнули и всё. В новостях сказали, что федеральные силы, проявив выдержку и стойкость, бандформирование уничтожили… Но для Данила это происшествие было очень важно, после него он поверил в себя и осознал, что он тут не зря, что он приносит пользу, а может даже, что он главный герой именно этого «боевика». Наверное, он им и был, а медаль стала напоминанием об этом.
За водкой в тот магазинчик ребята больше не ездили – в перестрелке хозяина убили, а лавку его сожгли до тла ко всем чертям. Это была месть боевиков за убитых товарищей: кто-то где-то кому-то шепнул, как там все было, вот и все дела. Доброго чеченца «приговорили» к смерти.
***
Весь июль месяц на позициях капитана Гены проходила настоящая снайперская война: снайпер донимал каждый раз поздним вечером либо с утра. Иногда пропадал на день или два, а затем вновь вылезал откуда ни возьмись. Лёха со своей винтовкой на базе почти не появлялся – рыскал по округе, следил, наблюдал, но ему не везло. Приходя изредка с охоты, он напивался до беспамятства и падал на свою койку, а затем исчезал так же внезапно, как и появился. Превратившись в «пса войны», он стал совершенно не узнаваем для Данилы. Война меняет человека, конечно, но себе он казался прежним насколько это возможно, а Лёшка откровенно пугал. Наверное, таким и должен быть снайпер, у которого была уже куча наград и он переплюнул всех «своих» по убитым бандитам. Но с этим «дятлом» ему приходилось возиться, и это держало его в напряжении, напряжении особом, потому что он понимал, что именно от него все ждут решения вопроса, что на нём ответственность, а у него никак не получается. В напряжении жили все, но именно его напряжение было напряжением человека, на котором лежит ответственность за невыполненную работу. А когда погиб еще один его товарищ от рук того, кого он никак не мог «добыть», то стало совсем невыносимо.
Капитан передал информацию о снайпере командованию дивизии, прислали ребят из других войск и соединений, но ничего не помогало, пока эта сволочь сама себя не выдала – на очередном патруле кто-то заметил во дворе не убранную треногу от миномета. Зашли «в гости». Деда этого все знали – он вечно тёрся у располаги и блокпостов, интересуясь делами и настроением бойцов, новостями из дома… Не дед, а прям дедушка. Дедушка «Бом-Бом». При обыске у него и нашли эту винтовку. Привезли в расположение, немножко попытали и он все рассказал… Что специально ходил и вынюхивал, а затем стрелял в ребят. Его убили.
***
А Лёшки не было ещё три дня. Он не верил, что тот, кого он искал, мог быть обычным стариком. К тому же «прошла» информация, что боевики посылают детей, возрастом от 9 до 12 лет, к милицейским и военным блокпостам и те, подойдя близко, кидают гранаты.
Он поднялся на небольшую высоту, предгорье, и затаился в зелени. Отсюда ему было видно свои блокпосты и вообще полгорода как на ладони. Очень долго он полз к этому месту и сильно устал. Сделав все, как надо, приготовившись и разложившись, он расслабил тело на минуту. Мысли… Он не знал, когда последний раз его голова была занята какими-то мыслями помимо войны и этого ёбаного гада – чеченского снайпера.
«Мать… Отец… Сестра… Как они там?.. А я?.. Я вернусь НАЗАД или НИКОГДА не вернусь?..» – думал он. Состояние было таким, будто Лёшка пребывал под длительным и очень неприятным «кайфом». Внутри его головы всё горело огнём, а сердце, казалось, не билось вовсе. Нужна была «перезагрузка», отдых. Он прекрасно понимал, что однажды вырубится на позиции и только Бог знает, куда его это заведёт, но … Он не мог остановиться. Он даже специально не мылся и не стирался, не боролся со вшами, чтобы хоть эти твари его грызли и не давали покоя.
На какое-то мгновение он, должно быть, все-таки закрыл глаза, уткнувшись носом в приклад своей «подружки» – Снайперской Винтовки Драгунова, но какая-то неведомая сила будто толкнула его в бок, заставив поднять голову и посмотреть в оптику – к блокпосту на велосипеде подъезжала девочка лет 11. За спиной болтался какой-то рюкзак.
Ребята на посту увидели её и направили в её сторону пулемет, приказав остановиться. Он всё это видел и понимал, что происходит, без слов. Но она ехала… Кто может убить ребёнка? А кто сможет? Вадим, напрягшийся всеми своими конечностями и судорожно схватив пулемет? Даня с автоматом, что-то оравший ей и трясший головой в каске или Он – Лёха, снайпер с «железными» нервами? Ни у кого нет права на ошибку – ни у него, ни у них. Но если они не выстрелят, то погибнут, а он все это будет видеть и их смерть будет на его совести – «в чистую». ОНИ могут НЕ выстрелить и заплатить жизнью, Он не выстрелить НЕ может, чтобы они НЕ заплатили жизнью. «Пусть лучше их жизнь будет на моей совести, чем их смерть…», – успел подумать Лёха.
Девочка была уже совсем близко, сделала круг перед блокпостом, затем другой. Рюкзачок в форме мишки соскользнул с плеч в её правую руку. Она заканчивала третий круг и вот-вот должна была повернуться к блокпосту лицом. Ещё миг и она сможет швырнуть мешок!
Лёха выстрелил… Выстрел, словно щелчок бича, разрезал воздух, и пуля вошла девочке между ее грудей. Рука с рюкзаком взмыла вверх, но он так и остался в её руке, упав рядом с головой своей мёртвой хозяйки. Её глаза моргнули, она поперхнулась кровью, кашлянула и дважды тяжело с хрипом вздохнув, затихла навсегда, распластавшись на дороге в двадцати метрах от блокпоста.
Пацаны на посту попадали по углам в изнеможении… Лёшка с открытым ртом пялился в прицел, и он успел понаблюдать смерть ребёнка. Он убрал палец с курка и закрыл глаза. А затем открыл их снова, услышав выстрел: Данька стрелял по рюкзаку, наверное, хотел проверить, есть ли там бомба. Но рюкзак не взрывался… Через несколько минут, Данила решился медленно подойти к мёртвой девочке. Взяв рюкзак в руки, он открыл его. И ничего не произошло – там был хлеб, несколько шоколадных конфет и банка тушёнки…
Рюкзачок выпал из рук Данилы. Он перевел на девочку взгляд и вдруг узнал её – они шастали по одному из аулов в поисках жратвы, и именно её отец сказал ей принести им припасы. Она, отдавая именно ему нехитрый скарб, тогда улыбнулась… Данила понравился ей… Он не знал её имени, но как он мог не узнать ее лицо?! Столько всякой параши произошло после этого, что не до воспоминаний лиц, даже и девичьих… Он упал возле трупа на колени и заплакал, заплакал так искренне, что слёзы сплошной стеной стояли в глазах, будто вся боль и скорбь, накопившаяся за эти месяцы войны, где день идёт за неделю, а месяц за год, вытекала из него со слезами.
31 июля заканчивалось. Лёшка приполз на свою койку и проспал двое суток на одном и том же – правом боку.
***
В августе несколько дней шёл штурм Аргуна. Боевики вновь прошли «незамеченными». Пацаны из ВДВ рассказывали, что иногда они видят колонны боевиков, но имеют приказ «Не стрелять» … Что это? Политика? Тысячи ребят, положивших головы здесь непонятно за что, ведь не политики. А сколько их ещё будет, этих ребят?
Стоит только зажать боевиков и реально начать перекрывать им кислород, тут же приходит директива «Пропустить», а значит, и дать уйти. И басмачи, ровными колоннами, прекрасно вооруженные и экипированные, со смехом уходят.
Данила не знал, на какой он тут срок и эта неизвестность просто убивала его. Каждодневная борьба за жизнь изматывала, а осознание того, что каждый день может стать последним, должно было бы давно убить в нем чувство страха, но не убило…
Это произошло до того штурма. Однажды, намотав свои тонкие нервы на кулак, Данила с Вадимом и Серёгой – «металлистом», среди ночи, попёрлись за водкой в соседний аул. Они взяли с собой по одной гранате и пистолеты. Жара была жуткая в ту ночь, они не стали одевать кителя – пошли в одних майках и поверх них – разгрузки. Данила захотел надеть бронежилет, за что друзья высмеяли его, но… Хочет – как хочет. Бережёного сам Бог бережёт. Никто бы этих щуплых, дошедших «до ручки» пацанов, не принял даже отдаленно за спецназ. Что это было и к чему? Протест? Скука? Усталость? Желание погибнуть или пощекотать нервы, будто этого не хватало в их жизни итак? Зачем это надо было делать, спросил только Серёга, но и он это сделал не «с пристрастием», а так… Просто ТАК. Ребята отправились в «самоволку».
Дорогу они знали хорошо, путь был недалекий, и пацаны быстро добрались до «самогонщика». Было темно, хоть глаз выколи, но ребята отыскали нужный дом и постучались в ворота. Через минуту на крыльце появился хозяин со свечой в руке и шёпотом пригласил войти. Вошли в дом только Данила и Серёга, а Вадим схоронился под высоким крыльцом – для всех, кто бы ни был в этом доме, «гостей» было только двое.
Ребята зашли, а за ними, закрыв двери, вошел сам хозяин – старый, но ещё бодрый, сухожильный чеченец. Дом изнутри был очень тесный: с порога сразу кухня со столом посередине, слева кровать и шкаф, за печкой, напротив входной двери, был ход в другую комнату, завешенный занавеской. Ребятам хотелось обезопасить себя, осмотрев и вторую комнату, но это было не прилично в их положении простых «покупателей».
– Здравствуйте, – поздоровался Данил. – Нам бы водки…
– Говори тише, – оборвал его чеченец, – спят мои.
Данила перешёл на шёпот:
– Нам бы водки…
–Я понял, зачем вы пришли среди ночи. Хотели бы проверять меня, не любезничали бы на воротах. Сколько вам?
– Бутылок восемь.
Даня посчитал по бутылке на каждый карман под автоматные рожки на разгрузке.
– Подождите…
Чеченец скрылся за занавеской. Послышался встревоженный женский шёпот.
Чеченец оборвал его, сказав что-то резкое на своем языке.
В это момент раздался топот шагов на улице и стук в дверь. Чеченец выскочил из-за занавески с каменным лицом:
– Это не «ваши» ?..
Испугались и ребята:
– Не знаем мы, – ответил Данил.
– Спрячь нас! Быстро! – скомандовал Серёга и, достав пистолет из разгрузки, направил его на старика.
– Куда?! – провыл старик.
– Куда хочешь, иначе всем нам пиздец, – проговорил Данила и достал свой ствол. – Скажи куда прятаться и открывай двери иди.
– По ниже который, – ты, – он кивнул на Серёгу, – лезь в спальню под кровать. А ты в шкаф! – бросил он Даниле. – Тоже в спальне он стоит…
Они, наконец, зашли за занавеску, за которую так хотели заглянуть. Там стояла кровать, на которой сидела уже одевшая халат пожилая женщина и девочка лет 15, тоже в халате поверх ночнушки. Серёга забрался под кровать с гранатой в руке.
В дверь постучали настойчивее и раздался голос:
– Хозяин! Открывай блять!
Данила схватил девчонку за волосы и поднёс ей к горлу нож:
– Это точно не «наши», понял?! – бешеным шёпотом процедил он сквозь зубы. – Я заберу её с собой в шкаф. Я зарежу её там, если ты нас выдашь! Помни об этом всякую секунду, дед…
Женщина тихо завыла что-то по-своему и заплакала, протягивая к ребёнку свои руки.
– Замолчи, мать, и сиди смирно! Я спроважу их… Иди в шкаф, боец. Не нервничай… – успокоил Данилу чеченец.
Даня залез в шкаф, и приказал девочке закрыть створки. Он прикрылся ею, как щитом, поставив впереди себя, а руку с ножом обвил вокруг её шеи:
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Амина…
– Я ничего тебе не сделаю, Амина, не бойся…Малыш… – он прошептал ей это на ухо, неожиданно нежно для самого себя. И почувствовал, как она сильнее прижалась к нему спиной, а может, это он сам вцепился в неё, словно утопающий за соломинку.
Хозяин отворил двери и кухню заполнили бородатые боевики… Главарь, здоровенный мужик лет 30 – 35, оглядевшись вокруг и заглянув за шторку, не заподозрил опасности и отправил двух часовых на улицу. В доме осталось пятеро бойцов и хозяин. Шестой боевик, с пулемётом, остался в сенях, не запирая внутреннюю дверь. Боевики сели за стол. Стула было всего три и один табурет у печки, поэтому на стулья у стола сели главарь и, видимо, две его «правых» руки – остальные остались стоять, подперев стену дома.
– Ну че? – главарь бандитов взглянул на хозяина. – Угощай гостей, что ли.
Дед вёл себя достойно и ничем не выдавал своё беспокойство: он зашёл в спальню, достал три бутылки самогона и поставил их на стол. Из комода достал четыре стакана и так же спокойно выставил их перед боевиками. Всё то время, что он суетился, главарь пристально наблюдал за чеченцем. Автомат боевика лежал на его коленях.
– На отшибе живешь, – нарушил тишину главарь. – Ну вот я и думаю: дай зайду. Все равно гулял без дела. – он улыбнулся. – Я Алхазур.
– Иса, – ответил чеченец. – Закуска в сенях… – произнес Иса и двинулся в сторону сеней, но главарь остановил его:
– Сядь! – Иса рухнул на табурет у печки. – Балу нам принесёт. Правда ведь, Балу? – повысив голос, Алхазур шутливо позвал своего пулемётчика.
Тот, не говоря ни слова, занёс на кухню хлеб, банки с соленьями и кастрюлю с лагманом.
– Хорошо живешь… – с укором сказал главарь. – Хитрый, да?
– Чем Аллах послал…
– Ну, конечно. Аллах милостив…
Один из сидящих за столом боевиков открыл бутылку самогона и разлил по стаканам.
– Давай выпьем, старик, – Алхазур протянул чеченцу стакан. – Смерть неверным! – И он залпом проглотил содержимое стакана, а за ним и его товарищи.
Иса придвинул табурет к столу и выпил самый последний из них.
Пять минут спустя, ситуация перестала казаться Исе ужасной – самогон сделал свое дело. Иса даже осмелел:
– Ты чеченец, Алхазур?
– Да.
– Ну и как живётся?
– А тебе как? – Алхазур упёрся локтями в край стола. – Правоверные мусульмане сражаются за свою Родину, за свободу, и погибают каждый день от рук неверных, а ты? Сидишь и ждёшь, скотина, когда всё кончится, чтобы снова пахать свой огород и сажать картошку. Похую тебе, под кем жить и кто тебя на работу гонять будет.
– Мир, – спокойно произнес Иса, – это наивысшее счастье для старика. Старость, проведённая в мире и покое, в окружении любимых и любящих и родных людей: супруги, детей, а затем детей их детей и детей их детей… А потом тихая смерть в своей постели. Но я лишился этой возможности. Мне 62 года, и я потерял любимую дочь на этой войне. За геройство немногих – страдание миллионов, это слишком большая цена. Но я заплатил… Не видел я ничего плохого в земледелии и поедании собственных плодов со своего огорода, не видел я ничего плохого, когда работали заводы и фабрики и наш город процветал. Он не был разрушен до основания, не был залит кровью покалено, не был городом–призраком. И я рад был ходить на работу и мечтал об отдыхе. А сейчас? Что есть сейчас у ВАС? То, что началось вот так, – Иса махнул рукой в сторону окна, – так и закончится. А, может, не закончится никогда… Я заплатил своим ребёнком, и я тебе ничего не должен и не боюсь тебя, понял? – он, с ненавистью прищурившись, подался туловищем слегка вперёд и сглотнул накатившие слёзы.
– Сказать по правде, – прервал его Алхазур, – чешется у меня рука пристрелить тебя, старик. Но я тебя уважаю. Что-то есть в тебе из…прошлого, из старины. Наверное, ты просто похож на моего, выжившего из ума, трусливого старика.
Вадим лежал на улице под крыльцом и наблюдал двух боевиков. Они о чём-то говорили на своём, временами весело смеялись… Один из них зашёл отлить за крыльцо и его моча, просачиваясь чрез доски, попадала на Вадима – на его автомат, майку и лицо. Вадим стиснул зубы и терпел. Он понимал, что должен стерпеть. Если в доме тишина, значит, ребята тоже спрятались и ещё есть шанс на то, чтобы выбраться отсюда живыми. В доме тишина… «Надо ждать», – подумал Вадим.
Боевики допивали третью бутылку. Серёга лежал под кроватью и через узкую щель не плотно прикрытой занавески мог видеть край стола и главаря боевиков. Граната в его правой руке отмокла от пота, а кисть и пальцы онемели от слишком долгого и судорожного сжимания…
Девочка в руках Данилы мучительно пыталась сдержать кашель. Её тело сокращалось раз за разом и это создавало реальную опасность. Данила устал стоять и весь затек, он, что было сил, зажал девчонке рот левой ладошкой, а в правой теперь держал нож. Она слушалась, но переставала контролировать себя, особенно тогда, когда Данила решил зажать ей нос. Теперь она вовсе не могла дышать и едва заметно начинала извиваться в его смертельных объятиях, но он не мог остановиться, не мог ослабить хватку. Он даже не понимал, что вместе со ртом, он ей зажал ещё и нос. Данила оцепенел. Мысль зарезать её не появлялась в его голове, хотя нож он держал в руках именно на тот случай, когда всё пойдет «не так» и это был как раз тот случай, но он просто душил её…
– Значит, – нетрезвым голосом произнес боевик, – в доме только ты и старуха?
– Да… – ответил Иса.
В этот момент девочка пискнула и, сорвав руку Данилы с губ, громко и жадно заглотила ртом воздух … В гробовой тишине избы это было словно гром. Боевики все, как один, вздрогнули и повскакивали со своих мест, а Серёга – «металлист», наконец, швырнул ненавистную гранату в кухню. Раздался мощный взрыв, проглотив несколько человеческих воплей, и свет погас.
Вадим двумя выстрелами через деревянное крыльцо уложил боевиков, бежавших с улицы в дом, чтобы проверить, что случилось. Он выкатился из-под крыльца и сделал в лежащих боевиков «контрольные» в голову, а затем медленно двинулся в темноту сеней, за которой остервенело строчил пулемёт.
Пулеметчик, что оставался в сенях, после взрыва на кухне ринулся внутрь и начал палить в темноте из своего ПК во все стороны, буквально превращая дом в решето. Не переставая стрелять, он зажег фонарик у себя на плече: печь была разрушена – в темноте он по ошибке не той стороне дома «уделил» внимание. Не перестающий «говорить» пулемет, перенес свой огонь в спальню по стенам, шкафу и кровати, в которой старуха была мертва еще до того, как пулемётчик включил свой фонарь.
Пулемёт замолк… Боевик глубоко дышал, но лишь какой-то миг – Вадим в упор выстрелил ему в затылок, и тот с грохотом упал на пол.
Данила стоял сам не свой в шкафу и держал мёртвого ребёнка в руках. Прикрывшись им, он не «прогадал» – пулемётная очередь буквально прошила её в районе живота и груди. Пули прошли на сквозь, но бронежилет задержал их: Данила почувствовал только сильные удары по себе в тех местах, где пули прошли сквозь плоть Амины. Он ещё не знал, цел ли был он сам – он держал мёртвую девочку на руках, а её кровь капала ему на берцы и эти капли били по барабанным перепонкам, словно в колокол: «бом-бом-бом».
Данила ногой распахнул двери шкафа и вышел: воздух в доме после душного шкафа показался ему ледяным… Вадим светил на него фонариком боевика, Серёга закопошился и показал голову из-под кровати. Вадим посветил на него и подал руку:
– Вставай!..
Теперь оба товарища стояли и смотрели на Данилу, который тоже смотрел на них, но его глаза вряд ли что-то видели вокруг себя в этот момент: мёртвое дитя висело на его левой руке, беспомощно свесив свою голову и руки через его предплечье. Данила был похож на мясника – брызги крови обильно покрыли его лицо, а на полу растеклась целая лужа, и стоял он прямо в её середине.
По сравнению с Серёгой, Вадим был в настоящем шоке, ведь он даже не представлял, что тут происходило всё это время. Только спустя минуту, он более–менее осмыслил замысел своих товарищей и это его ещё больше потрясло.
– Положи её, Даня… – произнёс Вадим. – Надо уходить, брат…
Даня осторожно положил тело на пол. Лицо окаменело. Он сжал голову девочки в своих объятиях и безмолвно затрясся всем телом, будто в конвульсиях… Друзья оторвали его от остывающей Амины и пустились наутёк что было сил.
ГлаваV.
В эту же ночь от капитана Гены ребята получили отменных пиздюлей. Таким злым его не видел даже сержант за семь месяцев совместной службы. Гена орал дурниной и бил троих своих провинившихся солдат по лицам и головам чем попало, не контролируя ни своей силы, ни своего гнева. Это продолжалось минут пятнадцать.
– Долбоебы блять!!! Вы что, совсем ахуели?! – вопил он на них. – Или бессмертными себя почувствовали?! Выкроили время между часовством и сбежали… За ВОДКОЙ блять!!! – эти слова он прокричал фальцетом и вновь град ударов посыпался на буйные головы. – А если бы Вы не вернулись?.. – уже спокойно проговорил изможденный и выдохшийся капитан, грузно севший на табурет и закрывший глаза. – Тупые мальчишки… За водкой… Не ожидал я такой глупости ни от одного из Вас, – кэп уничтожающе мерил взглядом пацанов, стоящих плотным рядком плечом к плечу.
– Виноваты, товарищ капитан, – пробубнил Вадим, швыркая разбитым носом. – Не повторится…
– Конечно, не повторится. Я пристрелю в следующий раз без суда и следствия каждого ебанутого, кто покинет расположение без моего приказа. И точка. И я не посмотрю ни на чьи заслуги и награды – пуля в лоб и всё. – Он замолчал на минуту, будто принимал решение. – Собирайтесь на северный блокпост…
Ребята развернулись «кругом» и пошли на выход.
– Даже не спросишь, чья идея была? – бросил сержант Витя из своего тёмного угла.
– А смысл?.. Думаешь, они скажут? Да и какая нахуй разница. У всех крыша едет… Но они одни из лучших, согласись?
– Да…
– До рассвета полчаса… Надо собрать бойцов и ехать туда. «Хотя бы на одном БТРе», – произнес кэп, смотря на огонь в буржуйке. – Если они там всех поубивали, бояться при свете дня нечего и надо подчистить всё. Там народу теперь будет пиздец!
– Понял…
– Ушной! – позвал он радиста. – Передай в батальон, что по данным нашей разведки, боевики были замечены на юге в ауле N. Едем смотреть что к чему.
– Есть! – отчеканил радист Миша по кличке «Ушной».
Прибыв на место, спецназ застал там весь аул и милицию. Женщины голосили, когда выносили трупы Исы, его жены и внучки, старики и дети стояли молча с суровым видом.
– Не успели, блять, по-тихому… – выругался капитан и сержант Витя расстроенно сплюнул.
БТР остановился и кэп спрыгнул с брони. Возле ворот стоял участковый в звании майора, из местных, и нервно курил.
– Что тут у тебя, майор? – спросил кэп и тоже закурил.
– Семья Исая Галиева погибла, – ответил майор. – И с ними восемь боевиков.
«Опять восемь?» – подумал кэп, вспомнив инцидент с поездкой за хлебом.
– Что думаешь? – спросил кэп майора.
– А хули, блять, мне думать?! Война идёт! – разразился майор. – Что я могу?! Но я, блять, точно знаю, что гнал этот несчастный самогон. А знаешь, кто были его клиентами постоянно, а? Русские вояки! Не твои ли были сегодня? – и майор сильно ткнул Гену пальцем в грудь. – Судя по тому, что внутри, Иса не мог этого сделать в одиночку… Бойцы, блять… Бросают посты, уходят за водкой! Свиньи! – майор зло сверлил глазами капитана Гену.
– Закрой хайло своё, клоун ёбаный, – Гена с презрением и отвращением надвинулся на майора. – У тебя тут банда шастает под носом, а ты яйцами своими в бильярд играешь, сука!
– Чоо?!.. – майор было вздумал отстоять свою честь.
– Хуй в очо, не горячо? – кэп плюнул майору под ноги. – Я боевиков посмотрю.
– Да пошел ты… – отрезал майор и отошёл.
Кэп осмотрел дом и увидел опытным взглядом всю картину происшедшего прошлой ночью. Особенно наглядно получилось, вспоминая рассказ ребят. «Поработали зачётно, ничего не скажешь… Везение и удача, конечно. Но ведь и голова на плечах есть, раз так всё произошло. Не буду наказывать», – решил про себя капитан. Осмотрел боевиков. Документы забрать не удалось, но он понял – эти бандюганы из местных, не наёмники. А значит, вполне возможно, что никого больше и нет, кроме этих. Может просто спустились с гор домой и по пути нарвались на спецназ, жаждущий водки…
Но информацию Гена всё равно передал. Он запрыгнул на броню и бойцы, провожаемые плевками и непристойными жестами, под общий гул толпы, скрылись из виду.
***
А через несколько дней боевики снова поразили своим появлением, казалось бы, из ниоткуда. Удивили появлением и количеством – что-то в районе двух сотен их было. Заняли Аргун и окопались в нем. Несколько дней шёл штурм, задействованы были спецназ ВВ, СОБР, ОМОН, танкисты, артиллерия, да и в общем, «вся королевская рать» …
Во время боя за один двухэтажный дом, Данилу контузило близко разорвавшийся миной. Спецы засели на первом этаже, пытались выдавить боевиков со второго, и Данила выскочил на улицу, чтобы зашвырнуть гранату в окно. У него это получилось, но в тот момент, когда граната залетела в окно к боевикам, и ударила та самая мина: Данилу подбросило в воздух и перевернуло, слетела каска и кроссовки, он упал лицом вниз и лежал в позе спящего… Вадим с сержантом Витей, под прикрытием пулемёта, затащили Данилу без сознания обратно внутрь помещения, а вторая группа взяла второй этаж и заодно весь первый подъезд. Если бы не бронежилет и каска, Данила бы не выжил – ноги покоцало, но кости были не задеты. Данилу наскоро перевязали и его срочно надо было эвакуировать, а возможности не было. Серёга и Вадим, рискуя жизнями, дотащили его до близ стоящего танка, под его прикрытием вынесли товарища из зоны огня и передали в тыл. Даня не приходил в сознание, но был жив…
Серёжа в том же бою, спустя всего несколько минут после выше описанных событий, заработал орден Мужества, накрыв своим телом залетевшую к ним гранату, но она не разорвалась. Когда его, обмочившегося, пацаны подняли с пола и поставили на ноги, сняв с него каску, чтобы облить водкой, Серёга был совершенно седой…
Много было раненых в тех боях. И убитые были: погиб, совсем недавно получивший звание майора, «капитан Гена» – его «снял» снайпер. Погиб связист Миша – осколок гранаты аккуратно вошел ему в основание черепа и Миша так и не успел донести послание о том, что их командира больше нет и им нужно отходить, потому что их окружали, надо было откатиться назад, чтобы потом начать всё с начала…
Вадим с сержантом Витей руководили оставшейся без «головы» группой. Благодаря им, люди остались живы, а группа осталась мобильной и боеспособной, потому что под прикрытием танков и СОБРа, вовремя отошла. Не было ни одного, кто бы не получил ранение – серьёзное или нет – но так или иначе пострадали все. Мало толку от спецназа в открытом поле, ведь заходить надо было с открытого места.
При поддержке авиации, удалось погасить сопротивление боевиков – следующие дни проводились только зачистки.
Данилу самолётом с другими ранеными со всех родов войск отправили в госпиталь в Ростов-на-Дону, а в конце сентября потрепанных бойцов сменили всех: кого по сроку службы, потому что большинство служило с начала войны, кого – по ранениям и заслугам. Из тех, кто прибыл в мае, остались все, кто был жив и мог держать в руках автомат. Только Серёгу отправили в отпуск, можно сказать, насильно: командование дивизии надеялось, что через сорок дней отпуска, пыл его остынет, он отдохнет и принесёт пользу этой войне, готовя молодых глубоко в тылу.
Сержант Витя тяжело переживал потерю своего друга Гены… Он не пожелал оставаться под командованием нового человека и тоже поехал домой – до дембеля ему оставалось каких-то полгода. Из близких друзей остались воевать дальше только Вадим и Лёха – они решили дослужить свои 9 месяцев.
Приехал новый командир, вошёл в курс всех дел и через несколько дней Вадим и Лёха остались совсем в новой группе.
Тяжело терять тех, кого любишь. Даже если эти люди живы, но их нет с тобой рядом… От этого то место, где ты живешь, тускнеет, и даже ты сам уже не тот, что был раньше.
Вадим очень скучал по Даниле. По началу даже кусок в горло не лез, а жизнь потеряла смысл: каждодневные операции и зачистки превратились в один сплошной затяжной сон, и Вадим перестал считать дни – стал человеком войны… Но практически постоянно он видел тени своих товарищей: тут вот капитан Гена сидел и думал, глядя на огонь; тут вот сержант Витя читал книгу… «А тут, на броне, со мной, сидел мой друг», – Вадим закрыл глаза, а когда открыл их, рядом с ним сидел совсем другой солдат.
«До встречи…», – мысленно простился он с Данилом и, должно быть, в этот момент только и отпустил его.
Глава VI.
Даниле присвоили досрочно звание старшего сержанта, в госпитале его «настигла» очередная награда – прощальный «Привет» от капитана Гены … За тот случай в ауле он ребят не только не наказал, но и представил к наградам. Для Данилы эта награда была медалью «За отвагу».
За то время, что он лечился, получил пару коротеньких писем от Вадима: всё было хорошо ТАМ, у них… Серёга – «металлист» написал, что поступает в институт МВД. Командование дивизией само предложило ему эту судьбу и подписало рапорт. Данила был искренне рад за своего друга и постоянно вспоминал ту песню, которую тот пел в поезде. В очередном письме Серёге, Данила попросил его написать слова. В то же время, в госпитале, долгими бессонными ночами, он осознал, что те две погибшие девочки навсегда останутся в его памяти. Это было его крестом, который он должен был нести по жизни, то, что все приносят с войны, но у всех «свой» ад. Для Данилы он был – таким…
