Текст книги "Батальоны идут на запад"

Автор книги: Илларион Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Так в напряженной работе прошла осень, наступила зима. Мы заканчивали формирование бригады, когда 8 декабря получили новый приказ: 20-я воздушно-десантная бригада переформировывалась в 1-й гвардейский воздушно-десантный полк{5}. Вместе с другими гвардейскими полками – 11-м и 16-м, а также с 6-м гвардейским артполком 1-й полк вошел в состав 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Подполковник И. Н. Кожушко был назначен начальником штаба дивизии, а я – командиром 1-го полка.

Переформирование 20-й бригады в полк мы завершили в течение нескольких дней, так как их штаты не очень отличались. Три стрелковых батальона и артиллерия бригады целиком перешли в 1-й полк. Из 4-го батальона сформировали две роты автоматчиков, две роты противотанковых ружей, взводы конной и пешей разведки. Сильно сократился штабной аппарат. Во главе штаба полка был поставлен майор Гуторов Сергей Михайлович – отлично подготовленный офицер.

Моим заместителем по политической части был назначен майор П. Д. Терехин. Мы с ним сразу сработались. Петр Дмитриевич был человек спокойный, немногословный, внутренне собранный. Едва прибыв в полк, он сумел сколотить вокруг себя крепкий актив. Во всех подразделениях создавались партийные и комсомольские организации, партийно-политическая работа закипела.

Не было пока в полку заместителя по тылу, и я решил временно назначить на эту должность старшего лейтенанта В. И. Крайнева. Василий Иванович., старый коммунист, до войны директор крупного совхоза, много и хорошо потрудился, чтобы обеспечить формирующийся полк всеми видами материального снабжения. Давая ему то или иное поручение, я знал, что оно будет выполнено в срок. Любил Крайнев свое дело и вскоре был утвержден в занимаемой должности.

Однажды в штабную землянку вошел незнакомый мне майор. Представился:

– Майор Сологуб. Назначен вашим заместителем по строевой части.

Немногословен, взгляд открытый. Одет строго по уставу: никакого фронтового форса. На фронте с первого дня войны. Дрался с фашистами и под Москвой. Словом, кадровый командир с богатым боевым опытом.

Я рассказал Сергею Егоровичу Сологубу о наших делах и трудностях. Беспокоило нас основное командное звено – комбаты. К Виктору Григорьевичу Мыльникову, командиру 1-го батальона, у меня претензий не было. Наоборот, я имел в его лице надежную опору. Кадровый офицер, лет 30-ти, коренастый, круглолицый, загорелый, он все делал основательно. Внешне медлительный, в боевых делах, как я имел возможность убедиться, он был быстр и умел. И недаром только за один сорок третий год Виктор Григорьевич был трижды награжден орденом Красного Знамени.

2-м батальоном командовал старший лейтенант Чистяков Василий Сергеевич. Было ему 22 года, военное образование – ускоренные командирские курсы. Конечно, молодость не беда. Под Ленинградом в августе сорок первого куда более юные, 18-летние курсанты вели в бой подразделения, наспех собранные из отступавших бойцов, дрались с врагом отважно и умело, и спрашивали мы с них без скидок на молодость, неопытность и т.д. А вот старший лейтенант Чистяков был не в меру говорлив, тороплив и всеми силами стремился убедить окружающих в своих отменных деловых качествах. Такое сложилось у меня о нем первое впечатление, которое, к сожалению, подтвердилось. Чистяков часто принимал решения и отдавал распоряжения, не продумав их как следует. Бывало, увидит непорядок в подразделении, вызовет командира и, не выслушав его, принимается отчитывать. Суетился много, мелькал тут и там, видимость работы была, а настоящей отдачи не чувствовалось. И еще заметил я в нем крайне опасную для командира черту – неправдивость. Иногда из-за поверхностного знания дела он вводил в заблуждение штаб полка.

Обо всем этом я рассказал майору Сологубу и просил его взять комбата-2 под жесткий контроль. Сологуб, со своей стороны, предложил, не откладывая в долгий ящик, провести с командным составом беседу на тему "Правдивая информация в бою и ее влияние на ход и исход боя". Он кратко перечислил мне факты, на которых намеревался построить беседу. Когда мы заканчивали разговор, вошел замполит майор Терехин.

Он сказал, что подобрал во 2-й батальон, к Чистякову, заместителя по политчасти – старшего лейтенанта Новика Александра Антоновича, человека прямого, искреннего. Неправдивости он не терпит и в случае необходимости одернет комбата-2, да и вообще поможет ему выработать правильный стиль работы.

В 3-м батальоне командира еще не было. Но вот прибыла в полк из резерва группа офицеров. Беседую с каждым в отдельности. Лейтенант Грязнов, красивый брюнет с манерами заправского кавалериста – валкая походка, фуражка чуть набекрень, – произвел на меня двойственное впечатление. Внешне лих, чересчур лих. А стал с ним говорить – каждое слово у него обдумано, чувствуется сдержанность, ум, сильная воля.

Павлу Ивановичу Грязнову 22 года. С детства мечтал стать командиром Красной Армии. К мечте шел упорно. Еще мальчишкой занимался, в кружках Осоавиахима. Стал отличным стрелком и парашютистом. Закончил военное училище, четвертый год служит в армии. Прибыл к нам в полк на должность командира учебной роты. Ну что ж, думаю, с делом обучения и воспитания сержантов он вполне справится. Мало того: Грязнов – подходящая кандидатура и для выдвижения на батальон.

Посоветовался я со своими заместителями, говорю лейтенанту Грязнову:

– Командование полка решило назначить вас командиром 3-го батальона. Справитесь?

– Справлюсь, – просто ответил он. – Но прошу мне помочь...

Грязнов быстро освоился с новой должностью, стал отличным командиром батальона. Авторитет у своих бойцов завоевал непререкаемый.

Если двум из трех наших командиров батальонов было немногим более 20 лет, то командиры рот и взводные были еще моложе. Прибыла к нам, например, группа командиров-артиллеристов с краткосрочных курсов при 1-м Ленинградском артиллерийском училище. Всем им по 19 лет. Первым делом укомплектовали полковую батарею: младших лейтенантов Виктора Левченко и Ивана Коровина назначили на огневые взводы, младшего лейтенанта Михаила Сало – на взвод управления. А на другой день, раненько утром, явился ко мне командир полковой батареи старший лейтенант А. Ю. Киримов. Доложил о разных делах, потом вдруг выпалил:

– Не дело это, Илларион Григорьевич...

– Что такое?

– Детский сад дали в батарею. Их еще самих учить и учить. Дайте хоть одного солидного взводного.

– Нету, – говорю. – И вряд ли будут. Ты командир опытный, учи их, пока есть время.

Пошли мы с Киримовым в его батарею, в артиллерийский парк, решили посмотреть на юных командиров в деле. И стали свидетелями любопытной сцены. Младший лейтенант Левченко занимался со своим взводом прямо в парке, возле орудий. Мы подошли в момент, когда командир 1-го орудия сержант Скобелев пытался закрыть орудийный затвор. А он не закрывался. Подняв на младшего лейтенанта задумчивый взгляд, Скобелев изрек:

– Не поддается. Должно быть, неисправен. Сбегать за артмастером?

Скобелев – отличный артиллерист, фронтовик, пушку знал досконально. Мы с Киримовым переглянулись: "Проверяют Левченко?" Да, они проверяли своего нового командира взвода. И он, не поведя бровью, с ходу включился в предложенный ему экзамен.

– Смотрите внимательно, – обратился Левченко к окружавшим орудие красноармейцам и сержантам. – Давайте-ка поможем товарищу Скобелеву. Кто покажет ему деталь, которая называется гребенкой рукоятки затвора? Правильно! А где находится стопор гребенки? Тоже верно. Теперь товарищ Скобелев нажмет стопор, и затвор легко и плавно закроется. Ясно?

– Ясно! – несколько смутившись, ответил сержант.

Мы стояли позади зарядных ящиков, и артиллеристы нас не видели.

– Ну, что скажешь, Агабалей Юзбекович? – спросил я Киримова. – Как ведет себя "детский сад"? Старший лейтенант утвердительно кивнул:

– Хорошо ведет. Выйдет из него дельный командир.

Киримов был человек требовательный и строгий. Он много занимался с молодыми командирами, и они вскоре с честью выдержали фронтовые испытания. А младший лейтенант Виктор Семенович Левченко два месяца спустя уже сам командовал батареей.

Но тогда, в январе сорок третьего, мы заканчивали курс обучения и сколачивание подразделений. Провели по три учения с каждым батальоном, затем два полковых, а 3 февраля полк в составе 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии срочно выступил на фронт. В пешем строю пройдя за двое суток около 100 километров, полк сосредоточился в Подмосковье, северо-восточнее Мытищ. Здесь мы простояли пять суток. Получили боеприпасы, продовольствие, дополнительное зимнее обмундирование и снаряжение, лыжи. Нам предстоял еще более длительный комбинированный марш на Северо-Западный фронт: стрелковые батальоны перевозились по грунтовым и шоссейным дорогам на автомашинах, артиллерия, весь конный состав, санный обоз и тылы – по железной дороге.

Штаб полка составил расчет на автомобильные перевозки, однако его пришлось на ходу переделывать, так как вместо обещанных нам 2,5-тонных грузовиков прибыли 1,5-тонные. 9 февраля наша 5 гвардейская воздушно-десантная дивизия в сумерках прошла Москву и двинулась по Ленинградскому шоссе к Калинину.

Шли мы днем и ночью, с короткими остановками. Стоял двадцатиградусный мороз с сильным ветром, с метелями. Снежные заносы затрудняли движение, сложно было с заправкой горючим – не хватало заправочных пунктов для одновременного обеспечения всей массы автотранспорта, ведь в этом марше участвовало десять стрелковых дивизий. Резервными машинами ни наш полк, ни другие полки не располагали. Весь резерв автотранспорта продвигался в хвосте общей колонны. Поэтому, если какая-то машина выходила из строя, ее убирали с проезжей части, а люди, ехавшие в ней, ждали, пока подойдет хвост общей колонны. Снова догнать свою часть они не могли – обгон при таком плотном, интенсивном движении исключался. В нашем полку из-за неисправности машины отстал комбат-2 старший лейтенант Чистяков со своим штабом и взводом связи. Догнали они полк лишь на четвертые сутки, в конце марша.

Несмотря на препятствия, которые ставила войскам суровая снежная зима, и организационные трудности, связанные с переброской такой массы войск по одной дороге, марш был проведен успешно. С воздуха нас хорошо прикрывала авиация.

12 февраля наша дивизия, пройдя за трое суток 460 километров, сосредоточилась юго-западнее озера Селигер, в районе станций Соблаго и Пено. Здесь к нам присоединились прибывшие по железной дороге тыловые подразделения, обозы и артиллерия. От места разгрузки полки дивизии двинулись на север. 15 февраля мы были уже в населенном пункте Конищево, где вошли в состав 68-й армии Северо-Западного фронта{6}. В этот день войска фронта начали наступление с целью ликвидировать главные силы 16-й немецкой армии, оборонявшие Демянский плацдарм.

Наступление развивалось медленно, противник оказывал яростное сопротивление на заранее подготовленных оборонительных рубежах. 5-я гвардейская воздушно-десантная дивизия находилась во втором эшелоне армии и в течение 25 дней не имела боевого соприкосновения с фашистами. Лишь 12 марта дивизию выдвинули в первый эшелон. Мы вышли на южную сторону пресловутого рамушевского коридора, который фашистским войскам удалось пробить от Старой Руссы через село Рамушево к своей группировке, зажатой в мешок под Демянском.

На рассвете 12 марта командир взвода пешей разведки лейтенант В. В. Китаев прислал мне донесение: "Вышли к реке Ловать напротив села Черенчицы. Обстреляны минометным огнем противника". С авангардным батальоном я выдвинулся к реке. Стояло сырое мартовское утро, была изморось. Впереди, за Ловатью, круто подымался западный берег. С нашего низкого берега ничего не было видно, кроме обгоревших остовов избушек в северной части Черенчиц. Мост через Ловать взорван, ранние оттепели уже частично разрушили ледяной покров на реке, полая вода вышла на лед.

Стоял я в ольшанике, рассматривал в бинокль высокий берёг за рекой, подступающий к нему вплотную лес, в котором противник, скрытый от нашего наблюдения, мог спокойно маневрировать резервами, оглядывал и нашу сторону плоскую, как блин, лишь кое-где покрытую кустарником. Все преимущества местности у обороняющихся, у фашистов. Подбежал связной:

– Товарищ подполковник, вас вызывает командир дивизии.

В полукилометре от реки нашел генерала Травникова и полковника Кожушко. Комдив, расстелив карту, поставил мне боевую задачу:

– Завтра, тринадцатого марта, в пятнадцать тридцать твой полк атакует Черенчицы. Овладеешь селом, двинешься дальше, на Онуфриево, оседлаешь дорогу от Старой Руссы на Холм.

Генерал Травников назвал огневые средства, которыми усиливался полк. Назвал и номера тяжелых артполков и дивизионов армейского подчинения.

– Этому бою уделяет особое внимание сам командарм генерал Толбухин, подчеркнул комдив. – Федор Иванович приказал довести артиллерийские плотности на участке прорыва до ста пятидесяти стволов на километр. А всего получишь триста стволов, считая и "катюши". Надеюсь, доволен?

Разумеется, я был доволен. Даже если не считать пушки, и минометы малого калибра, то есть "сорокапятки" и 82-миллиметровые минометы, то. и в этом случае атакующий полк получал мощное огневое прикрытие. Тревожило меня другое, а именно, что мы поздно, в 15.30, начнем атаку. В нашем распоряжении будет лишь 2,5-3 часа светлого времени.

– Зато и у фашистов не останется времени на организацию контратак, ответил Травников. – А ты за ночь перетянешь на западный берег артиллерию, поставишь орудия на прямую наводку...

Потом с начальником штаба дивизии Иваном Никитовичем Кожушко и его офицерами – разведчиками и операторами – мы уточнили некоторые детали, в том числе силы и средства противника. Кое-что, правда, надо было еще раз разведать, но в целом фашистская оборона под Черенчицами вскрыта весьма подробно. Село оборонял 38-й егерский полк 8-й немецкой легкопехотной дивизии. Егерей поддерживали 11 артиллерийских и минометных батарей. Опорный пункт составляли 22 орудийных и пулеметных дзота и 8 зарытых в землю танков. Село опоясано траншеями с множеством ходов сообщения, подступы к нему прикрыты проволочными заграждениями и минными полями. Противник хорошо использовал тактически выгодную для обороны местность. Из тех данных, которыми мы располагали, было ясно, что опорный пункт в Черенчицах – крепкий орешек. Тем не менее я считал, что у нас есть все основания быстро его расколоть.

На чем основывались эти расчеты? Прежде всего на уверенности в больших боевых возможностям "1-го гвардейского воздушно-десантного полка. В самом деле, если в памятном октябре сорок первого под Невской Дубровкой 9-й стрелковый полк, вступая в бой, имел около 1400 человек, то теперь, под Черенчицами 1-й полк насчитывал 2700 человек. Тогда мы располагали только двумя пушками, шестью минометами четырьмя станковыми пулеметами; теперь в полку 18 орудий, 36 минометов, 54 станковых пулемета. А противотанковые ружья, которых у нас под Невской Дубровкой совсем не было? Сейчас в каждом стрелковом батальоне – рота ПТР, 27 ружей да еще две роты ПТР в непосредственном подчинении командире полка.

При форсировании Невы и в боях на плацдарме 9-й полк поддерживали самое большее две-три батареи дивизионной или армейской артиллерии. Ныне, на Ловати, на 1-й полк будут "работать" около 300 стволов.

Ну, а помимо резко возросшей огневой мощи полка мне, его командиру, было ясно, что несколько месяцев напряженной учебы в тылу помогли нам превратить вчерашних новобранцев в хорошо подготовленных для боя солдат. Подразделения сколочены, штабы батальонов и штаб полка работают четко.

Вернувшись из штаба дивизии в полк, я сразу же занялся вопросами разведки. Надо было обеспечить получение свежей информации о противнике в ходе предстоящего боя. Как я уже говорил, дорог здесь мало. Из Черенчиц на запад, в тыл фашистов, идет одна расчищенная дорога. Только по ней они могут подбрасывать резервы из села Онуфриево и с рокадного шоссе Старая Русса Холм. Перед самым Онуфриево эта дорога пересекает по мосту реку Редья.

Район моста – самое удобное место для наблюдения за передвижениями гитлеровских резервов в направлении Черенчиц. Сюда мы и решили заранее направить наших разведчиков.

Собравшись вчетвером – начальник штаба майор С. М. Гуторов, его помощник по разведке, старший лейтенант В. П. Бобриков, командир взвода пешей разведки лейтенант В. В. Китаев и я, – мы детально обсудили этот вопрос. Китаев получил задачу: как только, стемнеет, двинуться со взводом за Ловать, в обход Черенчиц, пробраться в тыл противника, установить наблюдение за дорогой и мостом на реке Редья, захватить в плен одиночных гитлеровцев, – но так, чтобы не обнаружить себя раньше времени.

В дальнейшем мост на Редье мог сыграть весьма важную роль не только для нашего полка. Если в ходе наступления нам удастся захватить мост неповрежденным, это во многом облегчит создание плацдарма за Редьей и для всей дивизии, и для других соединений 68-й армии. Конечно, группа лейтенанта Китаева, десять бойцов, вряд ли справится с такой задачей. Но я надеялся, что в ходе боя за Черенчицы смогу бросить к мосту, в обход села, еще и роту автоматчиков. Вместе с разведчиками они должны овладеть мостом и удержать его до подхода главных сил полка.

Получив задание, лейтенант Китаев вместе со старшим лейтенантом Бобриковым отправился к разведчикам. Надо было подготовить группу, подыскать место, где в сумерках без лишнего шума можно перейти по льду Ловать, и углубиться в расположение противника.

Между тем. подразделения полка уже выдвинулись в назначенные им районы: батальоны Мыльникова и Грязнова – в первый эшелон боевых порядков, батальон Чистякова – во второй. Подходила и приданная нам артиллерия.

На открытой этой местности, с редким и низкорослым кустарником, даже наша пехота разместилась с трудом. Хорошо еще, что ближе к полудню повалил густой мокрый снег, скрывший передвижение войск от наблюдателей противника.

Труднее было с артиллерией, предназначенной для стрельбы прямой наводкой. Чем ближе придвинешь ее к обороне противника, тем более эффективным будет ее огонь. Но, с другой стороны, и противнику легче будет с ней бороться. Тут успех или неуспех действий артиллеристов во многом предопределяет удачный выбор огневых позиций, их маскировка. А выбирать нам практически было не из чего. Огромная, с редкими кустиками и слабым снежным покровом луговина – вот и все, чем мы располагали для размещения артиллерии, предназначенной для использования на прямой наводке: 578-го истребительно-противотанкового полка, 13-го гвардейского истребительно-противотанкового дивизиона, 1-го дивизиона 6-го гвардейского артполка. Поэтому артиллеристам пришлось приложить все силы и умение, чтобы более или менее скрытно разместиться на этой луговине. Правда, в тылу у нас находился лесной массив, но он отстоял на 2-2,5 километра от переднего края противника, то есть был уже вне пределов дальности стрельбы прямой наводкой. Там размещались поддерживающая нас тяжелая артиллерия и два дивизиона реактивных минометов – "катюш".

Низменная местность не давала сколько-нибудь приличного обзора ни артиллерийским, ни стрелковым командным и наблюдательным пунктам. Мне, например, пришлось свой НП оборудовать на отлете, на правом фланге полка, так как только отсюда можно было наблюдать за полем боя.

Во второй половине дня я уже прочно обосновался на этом наблюдательном пункте и отсюда ставил боевые задачи вновь прибывшим артиллерийским командирам. С одним из них произошел казус. Он доложил мне, что его армейский артполк на подходе, просил указать район огневых позиций и поставить задачу на артподготовку.

– Сколько у вас снарядов?

– По три-пять снарядов на орудие.

– И все?

– Все.

– А когда подвезут? Он пожал плечами:

– Не знаю.

Такое равнодушие меня покоробило.

– Как же я поставлю вам задачу, если ваш полк не имеет боеприпасов, чтобы ее выполнить?

– Должно быть, подвезут, – ответил он.

Стараясь остаться сдержанным, я сказал ему, что лишнее "железо" в полосе наступления мне ни к чему, что, когда он получит боеприпасы, тогда и поговорим о конкретной боевой задаче. Он ушел, а вскоре мне позвонил командарм генерал Ф. И. Толбухин.

– Не любите артиллерию, товарищ Попов? – спросил он.

Сперва я несколько опешил, потом вспомнил давешний инцидент.

– Говорят, гоните прочь артиллерийских командиров? – продолжал он. – В чем дело?

Я доложил Федору Ивановичу о наших трудностях с размещением артиллерии на огневых позициях, о том, что армейский полк прибыл практически без боеприпасов.

– Ладно, разберемся. А вообще вы правильно сделали, – закончил разговор командарм.

Час спустя по его распоряжению прибыл к нам другой армейский пушечный полк, хорошо снабженный боеприпасами. Его командир тут же получил задачу.

Подготовка к штурму Черенчиц шла полным ходом. Вслед за нами, вторым эшелоном, должен был наступать 16-й полк майора Ф. М. Орехова, за ним, третьим эшелоном дивизии, – 11-й полк майора Н. В. Оленина.

В ночь на 13 марта саперы приданного нам 3-го гвардейского саперного батальона приступили к устройству проходов в проволочных заграждениях и минных полях, прикрывавших вражеские укрепления в Черенчицах. Руководил этой опасной работой полковой инженер старший лейтенант В. М. Ваганов, – который в темноте с первой группой саперов прополз по льду через Ловать. У него имелись полные и точные данные об инженерных заграждениях в Черенчицах. Данные эти, как и сведения о силах и средствах врага, были получены совокупными действиями всех видов разведки и всех разведывательных инстанций, в том числе дивизионной и армейской.

Уже в сумерках мы собрались в штабе полка. Заслушали доклады командиров, ответственных за различные вопросы подготовки к бою. Майор Терехин доложил, что коммунисты и комсомольский актив в подразделениях нацеливают личный состав на стремительный, как говорится, – на едином дыхании, бросок через Ловать, разъясняют, что задержка на открытом льду, покрытом полыньями от снарядов и мин, грозит срывом нашей атаки. Много внимания уделяется взаимной помощи при преодолении реки, заранее заготавливаются жердевые настилы и другие подручные материалы. После этого короткого совещания я отправился в батальоны, где уточнил с их командирами различные вопросы организации боя.

Наступило утро, восток посерел. Северо-западный ветер гнал по небу низкие тучи, снег все валил и валил. Возвращаясь на свой наблюдательный пункт, мы в снежной круговерти наткнулись на группу двигающихся цепочкой людей. Впереди шагал маленький автоматчик в белом маскхалате, за ним – три фигуры в немецких шинелях и шапках. Замыкал шествие еще один автоматчик. Им оказался разведчик рядовой Виктор Семенович Нужин, а первым автоматчиком был Володя Синев, пятнадцатилетний мальчик, усыновленный нашим полком. Оба они действовали в группе лейтенанта Китаева, которая еще вечером ушла во вражеский тыл.

Лесами и болотами разведчики вышли в район моста, что на реке Редье. На опушке леса, близ дороги из Черенчиц на Онуфриево, устроили засаду. Вскоре, на дороге появились трое фашистов. Разведчики внезапно предстали перед ними, скомандовали: "Руки вверх". Немцы и не пытались сопротивляться. Отправив Нужина и Синева с пленными в расположение полка, Китаев с оставшимися восьмью разведчиками остался в засаде. Пленные гитлеровцы помогли нам уточнить данные о группировке противника.

Часам к девяти метель стихла. В 12.30 грянула наша артиллерия. Фашистские батареи попытались было ответить, но вскоре замолчали. Шквал огня бушевал над вражеским опорным пунктом. В 15.30 я подал сигнал атаки. Взвились разноцветные ракеты, ударили "катюши", громкое "ура" разнеслось над полем боя. Батальоны Мыльникова и Грязнова бросились через Ловать. Первой выскочила из окопа на лед 9-я рота. Со своего НП я хорошо видел ее командира лейтенанта Н. П. Грибанова. Он смело вел бойцов к левому берегу. Рядом бежал младший лейтенант М. А. Сало – командир взвода управления полковой батареи. За ним едва поспевали связисты, на ходу сбрасывая с тяжелых железных катушек телефонный провод – связь с батареей.

А еще левее другие роты 3-го и 1-го батальонов, скользя, падая и снова подымаясь, упрямо двигались к дальнему крутому берегу, к Черенчицам. Вздымая воду и битый лед, рвались немецкие снаряды и мины, непрерывно стучали вражеские пулеметы. Я весь напрягся и лишь потом заметил, что делаю машинальные движения руками, как бы подталкивая подразделения: "Скорей!" Скорей! Нажмите, гвардейцы! Еще малость!..."

И гвардейцы 100-150 метров замерзшей Ловати преодолели одним броском. Однако под самым берегом, под крутизной, произошла какая-то заминка. Кричу в телефон Грязнову:

– Зачем стал? Вперед!

Сквозь грохот боя прорывается его баритон:

– Битый лед, полыньи. Грибанов идет вброд.

И верно, по грудь в воде пошли к берегу герои 3-го батальона. Высоко поднимая над собой тяжелые станковые пулеметы и коробки с боеприпасами, они передавали их по цепочке на берег. С нашей стороны их прикрыла огнем полковая батарея. Корректировал стрельбу младший лейтенант Михаил Сало. В первом своем бою, сразу попав в такую переделку, он смело шел в атаку вместе с пехотой, хладнокровно и точно направлял огонь орудий. Я для себя заметил: представить к награде.

Комбат-3 Грязнов доложил по рации:

– Все роты вышли на берег. Атакуем противника. Дайте огоньку.

Дали туда "огоньку" гаубичным дивизионом 6-го артполка. Вскоре 3-й батальон захватил часть первой траншеи на высоте севернее Черенчиц.

Первыми к вражеской траншее подошли бойцы отделения старшего сержанта П. Д. Ивчика – комсорга роты. Забросав противника гранатами, уничтожив в ближнем бою десяток гитлеровцев и двух захватив в плен, отделение овладело фасом траншеи. Успех Ивчика сразу же был использован командиром взвода лейтенантом П. К. Пупыниным. Он поднял бойцов в атаку, и вскоре комбат-3 уже докладывал мне, что эта ключевая позиция полностью очищена от фашистов, захвачены два пулеметных дзота. Кроме того, рота лейтенанта Грибанова захватила два закопанных в землю танка и, ворвавшись на позиции вражеской зенитной батареи, уничтожила ее расчеты.

Обходя Черенчицы с северо-запада, 3-й батальон выдвинулся к опушке леса, вдоль которой проходила вторая траншея фашистов. С этих позиций по роте Грибанова вели сильный орудийно-пулеметный огонь четыре дзота.

Так обстояли дела на правом фланге полка, когда солнце уже низко стояло над западным краем горизонта. На левом фланге 1-й батальон Мыльникова, успешно и почти без потерь преодолев Ловать, ворвался на северную окраину Черенчиц и стал продвигаться вдоль главной улицы села на запад, а также на юг, вдоль Ловати. Этим фланговым маневром он стремился как бы "смотать" оборону фашистов в южной части Черенчиц. Однако сделать это было непросто.

Дело в том, что гитлеровское командование, создавая в Черенчицах мощный опорный пункт – здесь находился целый пехотный полк, – основную массу огневых средств, орудий, минометов, пулеметов, сосредоточило в южной части сёла наиболее возвышенной, с крутым речным берегом и господствующими высотами в глубине.

Поэтому и мы, заранее выбирая направление удара, стремились развить наступление полка через северную часть опорного пункта, как менее насыщенную огневыми точками и естественными препятствиями. Поэтому и для атаки Черенчиц с севера я назначил 1-й батальон капитана Мыльникова – самого опытного из наших комбатов. Задача ему выпала наиболее трудная, как показали ближайшие же часы, именно здесь сосредоточились усилия и наши и противника.

Ворвавшись на северную окраину села, 1-й батальон втянулся в тяжелый уличный бой. Правда, определение "уличный бой" не совсем точно, ибо ни самого села, ни улиц не было. Еще в боях 1942 года Черенчицы сгорели дотла, а остатки изб, бревна и даже печные кирпичи фашисты использовали для оборудования своих дзотов, блиндажей и землянок. Короче говоря, в марте 1943 года Черенчицы представляли собой гористую, занесенную снегом, с едва приметными следами пожарищ местность. И каждый клочок земли, каждый склон оврага, каждый огород вдоль и поперек, прямо и косоприцельно – все простреливалось из фашистских дзотов и других огневых точек.

Когда Мыльников доложил по телефону, что батальон углубился в Черенчицы, что захвачено уже семь дзотов и три отдельных орудия, я решил перенести свой наблюдательный пункт к нему поближе, так как с восточного берега Ловати не было видно поля боя. Со штабными офицерами, разведчиками и телефонистами мы вышли на лед реки. Он был сильно поколот, чернел множеством воронок, трещин, разводьев. Вместе с нами, несколько правее, двигались через Ловать конные упряжки с орудиями полковой батареи. Старший лейтенант Киримов поторапливал батарейцев, они быстро и ловко перебрасывали сооруженные из подручных материалов настилы через битый лед и осторожно под уздцы проводили косящих глазами на воду коней. Артиллеристы спешили к западному берегу, чтобы поддержать наступающую пехоту огнем прямой наводки.

Выбравшись по крутому откосу к Черенчицам, мы нашли возвышенность с хорошим обзором поля боя, связались по телефону с батальонами. Капитан Мыльников доложил, что артиллерийско-минометный огонь противника прижимает подразделение к земле. Фашисты контратакуют 2-ю роту, угрожая расчленить батальон и выйти к берегу Ловати.

– Командир второй роты лейтенант Бондаренко тяжело ранен, я направил в роту своего замполита старшего лейтенанта Гнездова, – закончил Мыльников свой доклад.

Картина боя на участке 1-го батальона была хорошо видна с моего нового НП. Вражеская пехота перебежками накапливалась в Черенчицах, в овражках и лощинах, нацеливаясь на левый фланг мыльниковского батальона, на 2-ю роту. Если они ее сомнут и прорвутся к Ловати, пропадут все наши усилия.

Я приказал командиру артиллерийской группы майору И. Т. Пономареву немедленно сосредоточить огонь по контратакующему противнику. Приданная нам артиллерия ударила по скоплению пехоты. В бинокль хорошо было видно, как заметались на снегу гитлеровцы.

Уже после боя выяснилось, что, когда во 2-ю роту пришли, вернее, приползли под жесточайшим огнем противника старший лейтенант П. Г. Гнездов и наш контрразведчик капитан А. В. Антропов, положение здесь было критическим: лейтенант Бондаренко, как уже говорилось, был ранен, противник из трех дзотов вел сильнейший пулеметный огонь, его пехота, обходя роту с фланга, прижимала ее к крутому берегу Ловати.

Гнездов и Антропов, перебегая от одной группы бойцов к другой, собрали роту в кулак, организовали дружный ответный огонь. Фашистская атака была отбита, и замполит, не давая врагу опомниться, поднял людей в контратаку. Немецкий дзот преградил дорогу, пулеметные очереди запылили по снегу. Рота залегла. Тогда Гнездов со связкой гранат пополз к дзоту. Он был уже совсем рядом с амбразурой, когда получил сразу два тяжелых ранения. Собрав последние силы, герой швырнул связку гранат в амбразуру. Дзот смолк. Подоспевшие бойцы уже не могли ничем помочь своему отважному замполиту – он умер у них на руках. А в разрушенном дзоте лежало двенадцать трупов, среди них – командир батальона 38-го немецкого егерского полка и два штабных офицера.