Текст книги "Батальоны идут на запад"

Автор книги: Илларион Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Как бы там ни было, но в такой обстановке, когда артиллерийско-минометная и даже ружейно-пулеметная стрельба как бы перемещается вокруг твоего наблюдательного пункта, командиру иногда необходимо самому пойти в боевые порядки, иначе трудно разобраться, что, где и почему происходит.

Майор Гридюшко, слышавший мой разговор с комдивом, предложил:

– Вам, Илларион Григорьевич, уходить с НП нельзя. Давайте-ка я схожу к Чистякову.

Он был прав – именно в ту минуту я никак не мог отлучиться с наблюдательного пункта. Полк оказался разбросанным на обширном пространстве. Надо было немедленно собрать его в кулак.

– Ну что ж, иди к Чистякову, Николай Минович! – согласился я с Гридюшко, зная, что он придет во 2-й батальон не наблюдателем и регистратором событий.

Хотя и воевал я с Николаем Миновичем Гридюшко не более трех недель, но твердо верил в него. Что-то в характере замполита было от педагога. Очень спокойный, приветливый, с большим чувством собственного достоинства. И это чувство он всячески пробуждал и воспитывал у подчиненных. Мне не раз доводилось наблюдать, как он разговаривает с бойцами и командирами. Они уходили от него всегда с верой в свои силы. Николай Минович и под пулями оставался таким же спокойным и рассудительным. Поэтому я был уверен, что в батальоне Чистякова, как бы там ни было трудно, майор Гридюшко поможет поправить дело.

Он ушел с группой автоматчиков и с боем пробился во 2-й батальон, причем очень вовремя. Выяснилось, что комбат Чистяков сильно контужен, его заместитель ранен. Фашисты вклинились в боевые порядки батальона, и он фактически продолжал бой тремя обособленными группами. А что касается соседа 16-го полка, то и его положение было очень трудным. Группа бойцов этого полка отошла в расположение 2-го батальона, отрезанная от своих главных сил.

Майор Гридюшко принял командование батальоном. Первым делом создал небольшой резерв из автоматчиков, которые пришли с ним, и группы бойцов 16-го полка. Обнаружив, что гитлеровцы, увлекшись попыткой окружить батальон, оставили открытым свой левый фланг, он скрытно вывел резерв и повел его в контратаку. Фашисты были отброшены, положение батальона восстановлено. Гридюшко связался напрямую с комдивом, доложил ему и о 2-м батальоне и о трудном положении 16-го полка.

Полковник Калинин сразу же позвонил мне. Видимо, доклад Гридюшко его убедил. Он приказал повернуть на Михайловку и окружающие высоты весь наш полк. Я тотчас передал соответствующий приказ Мыльникову и Грязнову.

Комдив информировал меня о последних событиях в полосе наступления 4-й гвардейской армии. 8-я и 7-я дивизии, обогнав нас, выходили к Котельве. Нашу дивизию временно подчинили 21-му гвардейскому стрелковому корпусу, который несколько левее вышел к гряде высот.

Между тем полк продолжал штурмовать Михайловку. Ввели в бой 3-й, а затем и 1-й батальоны, роту автоматчиков. Сосредоточили огонь всей полковой и приданной артиллерии. Наконец ворвались в Михайловку с юго-востока. Противник не сдавался. Более 50 самолетов ожесточенно бомбили полк, потом пошли на нас танки и пехота. Мы отбивали контратаку, как говорят, с места.

В этом бою особенно отличились пулеметчики. Расскажу о двоих из них. Комсорг пулеметной роты 1-го батальона сержант Г. И. Портной установил свой "максим" на высоте. Местность просматривалась хорошо, и пулеметчики помогли стрелкам отбить три контратаки гитлеровцев. Склон высоты был усеян их трупами. Но и наши пехотинцы теряли товарищей. Санитары вынесли из боя более 20 раненых бойцов и командиров и разместили их в сарае, что стоял на противоположном склоне высоты.

Фашисты заметили движение близ сарая, их артиллерия открыла огонь. Сарай загорелся. Сержант Портной и второй номер пулеметного расчета рядовой Н. В. Добродеев кинулись в бушующее пламя. Под артиллерийским обстрелом они вытащили из сарая всех раненых и укрыли их в старых окопах. И опять бросились к пулемету, так как фашистские автоматчики уже лезли на высоту. Портной меткими очередями заставил их попятиться. Кончились боеприпасы, сержант получил серьезное ранение, его второй номер – Николай Васильевич Добродеев – был убит. На помощь приползли двое раненых – лейтенант В. И. Архипов и рядовой П. И. Тимофеев. Они передали Портному собранные у товарищей боеприпасы. Пулемет снова заработал, кося фашистов. Архипов и Тимофеев забрасывали противника гранатами. Оба героя погибли в неравном бою, а Портной, хотя и сильно ослаб от потери крови, сумел со своим пулеметом не только надежно прикрыть фланг роты, но и спасти жизнь 20-ти раненым товарищам. Командир подоспевшего на помощь подразделения насчитал на склонах высоты около 40 убитых фашистов.

А примерно в эти же часы на участке 3-го батальона рядовой пулеметной роты комсомолец А. Ф. Бумагин, физически сильный и смелый, делал очень нужную и тяжелую работу – доставлял на передовую коробки с пулеметными лентами. Ползком, с тяжелым грузом на спине, девять раз пробирался из батальонных тылов к позициям пулеметной роты и возвращался обратно. В очередном таком "рейсе" по-пластунски он остановился, чтобы перевести дух, – солнце палило немилосердно. Оглянулся и видит: примерно 20-25 фашистских автоматчиков подбираются к наблюдательному пункту комбата капитана Грязнова. А там их, судя по всему, не замечают.

Бумагин по-пластунски быстро догнал ползущих фашистов, швырнул три гранаты, открыл огонь из автомата. Гитлеровцы заметались. Грязнов, услышав стрельбу, послал своих разведчиков, которые вместе с Бумагиным ликвидировали просочившуюся к нам в тыл группу фашистов.

Вечером того же дня (25 августа) Александр Бумагин совершил воинский подвиг, память о котором всегда будет жить в сердцах ветеранов 1-го грардейского воздушно-десантного полка. Когда противник снова вклинился в оборону батальона, один из наших пулеметов замолк. Бумагин под жесточайшим огнем подобрался к нему. Пулеметчики были убиты, но пулемет исправен. Бумагин открыл огонь. Кончились патроны. Герой-комсомолец отбивался гранатами. И вот в руках осталась последняя. Бумагин подождал, когда гитлеровцы приблизятся вплотную, и выдернул из лимонки чеку... Так погиб замечательный комсомолец гвардии рядовой Александр Федорович Бумагин. Мы похоронили его на другой день близ хутора Сидорячий.

Конечно, рассказанные мной боевые эпизоды никак не исчерпывают картину боя на участке полка. Но все-таки они дают некоторое представление о напряженнейшей обстановке, сложившейся для нас 25 августа. С большим трудом отбивали мы настойчивые контратаки противника. Все комбаты просили, требовали, заклинали: "Дайте артиллерийскую поддержку! Вызовите авиацию!" Все они докладывали о серьезных потерях.

Я доложил комдиву, что в настоящий момент наступать полк не может, что нужна мощная артподготовка, авиационная поддержка и хотя бы рота танков. Только при таких условиях можно взломать оборону противника и выбить его с высот у Михайловки.

– Хорошо, – ответил полковник Калинин. – Доложу вашу просьбу комкору.

Спустя минут десять мне позвонил сам командир 21-го корпуса генерал-майор П. И. Фоменко.

– Разговаривал с твоим командиром дивизии, – сказал он. – Никаких средств усиления тебе не будет.

Немедленно переходи в наступление. Хватит лежать на брюхе.

Я резонно заметил, что, насколько мне известно, все другие части корпуса тоже лежат. Это окончательно рассердило комкора.

– Если через тридцать минут не возьмешь Михайловку, пеняй на себя, отрезал он.

Я, конечно, сразу же отправился на передовую, в боевые порядки, но выполнить приказ комкора не смог. Весь остаток дня и даже ночью мы с трудом отражали яростные контратаки противника. Лишь на следующий день, когда в бой были брошены другие части нашей дивизии, а также 68-я гвардейская стрелковая дивизия 21-го корпуса, когда нас поддержали бомбардировочная авиация и батальон танков, нам удалось сломить сопротивление гитлеровцев и овладеть Михайловкой и окружающими высотами.

После короткого отдыха полк, уже в колонне, двинулся на Котельву, где к этому времени вели бой 7-я и 8-я дивизии 20-го гвардейского корпуса. Путь наш лежал через хутор Сидорячий, куда мы еще ночью послали разведку – взвод лейтенанта Г. С. Мыльникова из батальона майора В. Г. Мыльникова. Эти офицеры не были родственниками – просто однофамильцы.

Лейтенант Мыльников получил задачу выйти на дорогу севернее хутора Сидорячий и по возможности овладеть этим населенным пунктом. Ночью взвод оседлал дорогу. Выслали разведку и к Котельве и к Сидорячему. Разведчики доложили, что на хуторе гитлеровцы.

Лейтенант Мыльников немедленно повел взвод к хутору. Бесшумно, огородами вошли в Сидорячий. В большом фруктовом саду разведчики услышали немецкую речь. Бряцали котелки и фляжки, потянуло дымком костра и аппетитным запахом мясной похлебки. Гитлеровцы собирались завтракать, ведь рассвет был совсем близко.

Недалеко отсюда на улице стояло пять больших крытых грузовиков, два бронетранспортера, к одному из них была прицеплена противотанковая пушка. Судя по транспорту, фашистов прибыло человек 100, если не больше. А у Мыльникова и двух десятков не наберется. Но он решил воспользоваться помощью двух верных союзников разведчиков – ночной тьмой и неожиданностью. Облегчало дело и то, что почти все фашисты расположились большой группой на садовой поляне, кроме часовых, оставленных у машин.

Взвод Мыльникова, окружив поляну, внезапно открыл огонь. Враг понес значительные потери, среди оставшихся в живых началась паника. Сломя голову кинулись они из Сидорячего в поле. Мыльниковцы захватили в полной исправности все автомашины и бронетранспортеры с орудием. Лейтенант немедленно организовал оборону хутора и послал донесение в батальон. Майор Мыльников приказал лейтенанту В. Н. Бондаренко (Василий Никифорович был ранен под Каплуновкой, но уже вернулся в строй) выдвинуться к Сидорячему и закрепиться к нем. В этом же направлении после взятия Михайловки, как я уже говорил, двинулись и главные силы полка.

За Сидорячим противник попытался еще раз остановить нас на пути к мощному узлу обороны, который он создал в Котельве. Случилось это так. Полк в колонне шел по проселочной дороге. Впереди, в авангарде, – 3-й батальон капитана П. И. Грязнова, с ним обе полковые батареи – 76-миллиметровых пушек старшего лейтенанта В. Г. Левченко и 45-миллиметровых противотанковых пушек старшего лейтенанта И. В. Рубина. В походном охранении двигалась 9-я рота старшего лейтенанта Н. П. Грибанова. Она первой и попала под огонь фашистов.

Грибанов моментально рассредоточил роту, быстро встали на прямую наводку обе батареи. Комбат развернул в боевой порядок и другие свои подразделения.

Справа, в лесу, засела гитлеровская пехота. Оттуда били по дороге пулеметы. А слева, в поле, в стогах замаскировались танки. С ними и завязали дуэль наши пушки. От прямых попаданий снарядов стога вспыхивали один за другим, танки вынуждены были либо отойти, либо атаковать артиллеристов в лоб, что они и попытались сделать. Однако дружный огонь восьми орудий и десяти противотанковых ружей остановил гитлеровцев. Все шесть машин были подбиты или сожжены. Фашистскую пехоту рассеяла рота Грибанова. Комбат Грязнов действовал в обычной своей манере – оперативно и решительно: ловушка, предназначавшаяся его батальону, в ходе скоротечного боя обратилась в ловушку для ее устроителей.

Вскоре после этой стычки, примерно в 17 часов, штаб дивизии информировал меня, что Котельва уже занята частями 8-й дивизии. Следовательно, сосед справа обогнал нас. Слева, в полосе 21-го корпуса, наступление развивалось гораздо медленнее. Части корпуса все еще топтались перед высотами, что юго-западнее Михайловки. 11-й и 16-й полки нашей дивизии также застряли, втянувшись в вязкую, изнурительную борьбу за этот же опорный пункт.

Таким образом, полк приближался к Котельве с открытым левым флангом. Оттуда, с юго-запада, из болотистых лесов вдруг зачастили пулеметы, резко захлопали противотанковые ружья, потом ударили немецкие танковые пушки. Ясно, что наше боковое охранение вступило в бой. Появление вражеских танков заставило меня частично развернуть полк. В помощь боковому охранению срочно направил стрелковую роту, усиленную взводом 45-миллиметровых противотанковых пушек и взводом противотанковых ружей.

Полчаса спустя командир роты старший лейтенант Бондаренко доложил: подвижная группа противника рассеяна, подбиты два танка, четыре бронетранспортера, взяты пленные из эсэсовской дивизии "Мертвая голова". В бою отличились бронебойщики взвода лейтенанта Султанмурата Джапарова. Сам он, когда выбыл из строя расчет противотанкового ружья, взял это ружье и меткими выстрелами подбил "тигр".

Я приказал подразделениям свернуться в колонну, но внезапно налетела вражеская авиация. Однако охранявшие нас с воздуха истребители хорошо встретили "юнкерсов". Один из них рухнул в болото, другой, дымя, ушел за горизонт, остальные, побросав бомбы куда попало, удрали.

На подходе к Котельве полку снова пришлось развернуть авангардный батальон, чтобы отразить атаку подвижной группы противника – танков и мотопехоты. До Котельвы было рукой подать – километра два-три, и еще в ходе этой стычки я направил к селу 2-ю роту автоматчиков младшего лейтенанта Ивана Ивановича Ололенко (он заменил выбывшего по ранению Федора Федоровича Кузьмина) и взвод 45-миллиметровых противотанковых пушек лейтенанта Федора Ильича Голубенка.

С опушки леса, куда выходил полк, Котельва была хорошо видна. Большое, широко разбросанное село, все в яблоневых и вишневых садах. А над буйной зеленью садов, над соломенными крышами, верхушками телефонных столбов и шестами скворечников плыли клубы дыма. Кружились над селом десятки "юнкерсов", бомбили северную его часть. В заречной половине села – тишина.

Мы вчетвером – Гридюшко, Сологуб, Аветисов и я – тщательно рассмотрели Котельву в бинокли и пришли к выводу, что село вряд ли полностью очищено от противника. Скорее всего, он еще удерживает его южную часть. Что ж, надо подождать донесения от Ололенко. Но вот и оно. Ололенко докладывал, что рота вышла к Котельве с юго-востока. Фашисты ведут с окраины сильный пулеметный и минометный огонь. В садах, в засадах – танки. В северной части села и в центре идет уличный бой. Надо было готовиться к штурму Котельвы.

Но утром 27 августа приехал офицер связи, вручил мне приказ: полк выводится в резерв командующего 4-й гвардейской армией{9}. Почему именно один наш полк из всей дивизии? Об этом мы могли только догадываться: полк еще не втянулся в бой за Котельву и расположился сейчас как раз на стыке флангов 20-го и 21-го гвардейских корпусов, следовательно, обеспечивал этот стык.

Указанный нам командармом район находился невдалеке. Я направил туда рекогносцировочные группы, однако они были обстреляны противником и не смогли выполнить задачу. Пришлось выделять от каждого батальона до роты для очистки района от противника. Спустя 3-4 часа лес был полностью очищен. Полк расположился на площади в 5-6 квадратных километров, бойцы сразу же приступили первоочередным инженерным работам – начали рыть щели для укрытия от авиации врага.

Оказавшись в резерве, подразделения стали приводить в порядок оружие и технику, пополнялись боеприпасами, одновременно готовились к большому торжеству – получению боевого гвардейского Красного знамени. Вручил его заместитель командующего армией генерал Г. Ф. Тарасов. Приняв из его рук алое полотнище с портретом В. И. Ленина, я от имени полка дал клятву с достоинством и честью пронести это Знамя над полями сражений с немецко-фашистскими захватчиками. Клятву повторили все воины полка. Затем я передал Знамя взводу автоматчиков из роты Ололенко. Во главе со своим командиром и со знаменосцем старшим сержантом А. И. Швецом взвод, печатая шаг, пронес Знамя перед строем полка. Генерал Тарасов поздравил нас с этим торжественным событием, а затем вручил отличившимся правительственные награды. За семь дней ожесточенного встречного боя с танковой группировкой противника в полку были награждены орденами и медалями 96 солдат, сержантов и офицеров. Георгий Федорович Тарасов поздравил и меня с награждением орденом Суворова III степени. Скажу откровенно: очень мне было приятно получить орден с чеканным портретом великого полководца. Эта награда говорила о том, что командование высоко оценило действия полка на пути к Котельве.

От Котельвы до Опошни

4 сентября полк вывели из резерва командарма и вернули в нашу родную 5-ю дивизию. А практически мы остались в том же районе, который заняли еще 27 августа – в 1,5-2 километрах юго-восточнее Котельвы.

5 сентября на окраине этого села батальоны Мыльникова и Чистякова вошли в соприкосновение с противником. Бои носили местный характер – мы выбивали фашистов из отдельных домов, улучшали позиции в предвидении скорого наступления. Южнее Котельвы, прикрывая левый фланг полка, дрался то за высотку с хорошим обзором, то за рощицу, обеспечивающую скрытые подъезды к переднему краю, батальон Грязнова. К сожалению, бои местного значения также не обходятся без потерь. В одной такой схватке был смертельно ранен любимец полка парторг 9-й роты старший сержант Николай Филиппович Воронов. В полковых документах, хранящихся ныне в архиве, есть запись: "5 сентября 1943 года в 15 часов похоронен под Котельвой скончавшийся от ран герой Воронов. Когда его тело опускали в могилу, 3-й батальон дал залп по врагу из всех видов оружия – салют в честь и память героя"{10}. Этой чести удостаивались у нас храбрейшие из храбрых. Дальневосточник Николай Филиппович Воронов был именно таким: отважным до дерзости, умным, находчивым...

8 сентября командир дивизии полковник Калинин отдал приказ: 1-му гвардейскому воздушно-десантному полку 9 сентября утром перейти в наступление, выбить гитлеровцев с южной окраины Котельвы, затем совместно с частями, ведущими бой в северной ее части, полностью овладеть селом.

Начальник штаба полка майор Аветисов, связавшись с соседями, выяснил, что они ведут напряженнейшие уличные бои. Противник подбросил к Котельве части еще двух танковых дивизий: 7-й и "Мертвая голова".

Аветисов организовал разведывательный поиск силами взводов пешей и конной разведки, поддержанных ротой автоматчиков. Разведчики обнаружили у противника сеть траншей полного профиля, минные поля, проволочные заграждения, пулеметные огневые точки и орудия, поставленные на прямую наводку, танковые засады. С юга село было хорошо укреплено, оборона врага насыщена огневыми средствами.

Провели мы и командирскую рекогносцировку местности. С нашего переднего края видна была зеленая березовая роща, что южнее Котельвы. В роще – старое кладбище. Я подумал, что противник, несомненно, сгруппирует здесь какие-то силы. Основываясь на фронтовом опыте, я примерно так представлял себе ход мыслей фашистского командования: русские, чтобы полностью овладеть Котельвой, попытаются ударить через южную окраину; когда они втянутся в село, мы в свою очередь ударим по ним с фланга, из района кладбища.

Рассуждая за противника, я для себя заметил: району кладбища – главное внимание. План наступления, составленный нами с учетом данных, полученных из штаба дивизии, был такой: боевой порядок полка строится в один эшелон; правофланговый батальон Чистякова и батальон Мыльникова в центре нацелены на южную часть Котельвы, левофланговый батальон Грязнова – на рощу и кладбище. Отдельную задачу получила 2-я рота автоматчиков младшего лейтенанта Ололенко: наступая вдоль южной окраины Котельвы, пробиться к дороге, идущей из Котельвы на юг, на деревню Любки и далее на большое село Опошню. Надо было по возможности перехватывать дороги, чтобы лишить противника его главного козыря в борьбе с нами – маневренности. Напомню, что и здесь, под Котельвой, основу вражеской обороны составляли танковые и моторизованные части 48-го танкового корпуса.

За день до наступления артиллерийские разведчики, вернувшиеся с окраины Котельвы, привели с собой мальчика. Он назвался Колей, фамилия – Чернорук. Командиру батареи 45-миллиметровых противотанковых пушек старшему лейтенанту И. В. Губину Коля сказал, что высмотрел позиции фашистских пушек и пулеметов. Иван Васильевич воспользовался помощью смышленого мальчика, указанные им цели были засечены.

Коля Чернорук остался в полку воспитанником. Сперва был ездовым в батарее Губина, потом наводчиком орудия. Войну закончил в Австрии старшим сержантом семнадцати лет от роду. Ныне живет в Котельве, коммунист, работает шофером.

Поскольку нашей пехоте опять предстояло взламывать оборону, становой хребет которой составляли танки, мы в период подготовки наступления много времени уделяли вопросам борьбы с ними. Передавать накопленный опыт отлично помогали наши политработники. Например, выпускали боевые листки с броскими стихами, которые невольно запоминались:

""Тигр" мало подбить, надо его добить и шкуру со зверюги спустить. Хоть она у него мощная, дело это вполне возможное. Оглянись на путь пройденный сколько там "тигров" стоит, тобой угробленных!..."

"Гвардеец-сапер! Если начинишь землицу огненным фаршем, танки не пройдут форсированным маршем..."

"А вы, пушкари, еще бодрей бейте из батарей. Крикни: "Не быть России в рабах!" – и бах-ба-бах: пошел по нарезам снаряд смазанный, с тобою связанный, семидесяти шести миллиметров, гудя против ветра... Вона – танки уже горят: в точку попал снаряд..."

"Важна смелость, да нужна и умелость. Ежели ты смел, да танк подбить не сумел метким ударом – смелость твоя пропала даром..."

С точки зрения поэзии стихи эти весьма несовершенны. Однако по существу своему они были для нас тем, чем должно быть слово на войне: боевым оружием. И особенно сильными и действенными эти стихи становились потому, что звучали прямо на поле боя, потому, что за каждой их строчкой – солдатский пот и солдатская кровь, потому, что политработники, парторги, комсорги, партийные и комсомольские активисты, создавшие их, личным примером доказывали единство партийного слова и партийного дела.

Я уже рассказывал о многих партийных и комсомольских вожаках, отличившихся на ахтырском рубеже. Хочется отметить еще, что парторг полка старший лейтенант Мелик Оганесович Мотосян в боях за Каплуновку и Мойку все время шел в боевых порядках 3-го батальона и был ранен в атаке. Сменивший его старший лейтенант Борис Сергеевич Белов работал парторгом тоже лишь несколько дней. За это время парторганизация полка пополнилась 84 членами партии и кандидатами. В бою под Михайловкой, когда мы дрались за командную высоту, была создана штурмовая группа. Возглавил ее первый помощник начальника штаба полка капитан Алексей Иванович Вдовин, а его замполитом стал Белов. Он сам вызвался пойти с этой группой. Действия ее были успешными, задачу она выполнила, но Борис Сергеевич Белов был тяжело ранен и надолго выбыл из строя. За храбрость отважный парторг был награжден орденом Красной Звезды.

Комсорг полка старший лейтенант Василий Кузьмич Белышев за мужество и личную отвагу также был награжден орденом Красной Звезды. Когда противник контратаковал с фланга 3-й батальон, Белышев лег за пулемет и отбил контратаку. Он был отличным командиром и великолепным организатором. Не случайно вся молодежь полка в первых же боях была принята в комсомол, а 64 лучших комсомольца рекомендованы в партию, в 1-м батальоне, например, отличились и были представлены к правительственным наградам все комсомольцы.

Такие боевые замполиты батальонов, как Д. Т. Супрунов, Н. С. Щеколкин, А. А. Новик и Л. С. Чичков, такие парторги и комсорги, как Мотосян, Белов, Белышев, Протопопов, Воронов, Виноградов, всегда и всюду, в любом бою были первыми в атаке. Естественно, они часто выбывали из строя. Но в том-то и сила истинного примера, что он зовет за собой, становится традицией, хотя того, кто его подал, может, давно уже нет среди нас...

* * *

На рассвете 9 сентября полк после короткой артподготовки перешел в наступление и скоро овладел юго-восточной окраиной Котельвы. 1-й и 2-й батальоны продвинулись с юга к речке Котелевке, и теперь лишь несколько сот метров отделяли нас от соединений, наступавших из северной части Котельвы.

Одновременно 3-й батальон овладел опорным пунктом в районе кладбища, а рота автоматчиков Ололенко продвинулась еще далее к западу и, как планировалось, оседлала дорогу из Котельвы на юг – на Любки и Опошню.

Противник в первые же часы боя понес значительные потери в людях и боевой технике. Бойцы батальонов Мыльникова и Чистякова уничтожили до 300 пехотинцев, шесть танков и две самоходки. Тем не менее гитлеровцы быстро оправились, подтянули резервы, и со второй половины дня полк был вынужден отражать сильные контратаки танков и пехоты, поддержанных авиацией. Группы "юнкерсов" и "мессер-шмиттов" – по 30-40 самолетов в каждой – трижды бомбили и обстреливали наши боевые порядки. Особенно настойчиво гитлеровское командование пыталось вернуть утерянный опорный пункт в районе кладбища.

Фашистам удалось вклиниться в оборону батальона в нескольких местах, и борьба за опорный пункт стала как бы очаговой. В роще, на кладбище, в окрестных полях и лощинах – повсюду советские воины сходились с врагом грудь на грудь, штык на штык.

8-я рота старшего лейтенанта Чиркова отбила уже три атаки. Однако в последней из них вражеские пулеметчики заняли позицию слева, за бугром, и простреливали боевые порядки роты фланговым огнем. Два комсомольца – старший сержант С. А. Пожидаев и рядовой В. И. Плюскин, взяв гранаты, поползли к пулемету. Обошли его с тыла. Вражеские пулеметчики были увлечены стрельбой и онемели от неожиданности, когда к ним в окоп спрыгнули два русских солдата. Уничтожив пулеметный расчет, Пожидаев и Плюскин открыли огонь по автоматчикам, лежавшим в цепи метрах в 15-20 от окопа. Понеся потери, немцы отошли, но вскоре окружили смельчаков. Виктор Иванович Плюскин был убит, но Степан Андреевич Пожидаев, тяжело раненный, продолжал отбиваться от фашистов. В сумерках к нему в окоп пробрались бойцы 8-й роты. Они вынесли Пожидаева в медсанбат.

Проводная связь с 8-й ротой то и дело обрывалась. То осколки мины рассекут провод, то немецкий танк намотает его на гусеницу. Связисты, ползая под жесточайшим огнем с тяжелой железной катушкой и телефонным аппаратом, сращивали кабель и возвращались на НП комбата, чтобы тут же услышать: "Связисты – на линию! Порван провод". И они опять шли в огонь и мастерски делали свое трудное дело.

Отыскивая повреждение связи на линии, рядовой Петр Филиппович Руднев наткнулся на засаду. Двое гитлеровцев кинулись на него, хотели, видимо, взять живым. Одного он заколол штыком, другого взял в плен и привел в штаб батальона. Сержант Иван Матвеевич Лутин, также находясь на линии, гранатами подорвал вражеский танк.

Отличился в этот день и рядовой Петр Григорьевич Золотов... Раз десять выходил он на линию, полз от НП батальона к окопам и обратно. В очередном таком "рейсе" получил ранение в руку. Превозмогая боль, срастил порванный провод, убедился, что комбат разговаривает с командиром роты. Вдруг увидел немецкий бронетранспортер. Приготовил гранаты. Когда машина приблизилась, он подорвал ее Одной связкой гранат, а другую швырнул внутрь. Экипаж бронетранспортера был уничтожен.

Вскоре Золотов заметил, что автоматчики противника сосредоточиваются в овраге западнее кладбища, как раз между позициями 8-й роты и наблюдательным пунктом комбата капитана Грязнова. Золотов снова включился в линию, доложил о замеченном комбату, тот сориентировал командира минометной роты. Через несколько минут в фашистов полетели пристрелочные мины. Золотов скорректировал огонь, и мины угодили точно в овраг. Атака врага была сорвана.

Под вечер фашисты предприняли последнюю контратаку, а мы в свою очередь бросили на ее отражение последний полковой резерв-1-ю роту автоматчиков и взвод пешей разведки. Они прибыли вовремя и помогли 9-й роте отразить натиск танков и мотопехоты. В этом бою разведчик рядовой Виктор Семенович Нужин, тот самый, который отличился на Ловати и Редье, подорвал два вражеских танка. В поединке со вторым танком герой-разведчик был смертельно ранен. Тяжелое ранение в грудь получил и командир 9-й роты Николай Петрович Грибанов. Более полугода пролежал он в госпитале. Выздоровев, вернулся в полк и командовал батальоном до Дня Победы. Забегая вперед, скажу, что сейчас Николай Петрович живет и трудится в Киржаче, а его старший сын занял место отца в Советской Армии, стал офицером.

После боя командир 3-го батальона капитан Грязнов доложил, что за этот день отбито девять вражеских контратак, сожжено и подбито семь тяжелых танков. Батальон не только удержал за собой район кладбища, но и несколько продвинулся вперед.

Первый день наступления подтвердил тактическую важность опорного пункта на кладбище. Овладев им, мы прочно прикрыли левый фланг полка от контратак с юга, дали возможность 1-му и 2-му батальонам, не оглядываясь на свой фланг и тыл, вести бой на окраине Котельвы.

Последующие два дня не принесли нам сколько-нибудь значительного успеха. Соседи справа также не продвинулись навстречу полку из северной части села. Я побывал во всех трех батальонах полка. Люди дрались геройски, упрекнуть их было не в чем. Но такова уж природа боя в крупном населенном пункте: продвижение здесь измеряется десятком-другим, ну иногда – сотней-другой метров. Такой бой отнимает массу времени и сил, потерю которых никак не компенсирует взятие данного населенного пункта; такой бой лишает хорошо организованные и подготовленные войска маневренности; словом, такой бой выгоден обороняющемуся, но никак не наступающему.

В самом деле, с 20 по 26 августа стрелковые полки 5, 7 и 8-й дивизий вырвали инициативу у врага во встречном бою и отбросили его на 25-30 километров. А потом мы втянулись в уличные бои и вот уже вторую неделю выбивали фашистов из Котельвы, и каждый шаг вперед давался кровью!

Пришел я, например, во 2-й батальон. Взвод лейтенанта Белозерцева вторые сутки лежит под огнем в садах и огородах, у школы. Здание школы – старинное. Кирпичная кладка в метр толщиной. Не только снаряд "сорокапятки", но и 76-миллиметровые пушки ее не берут. Три вражеских пулемета, малокалиберная пушка, десятка полтора-два автоматчиков поливают наших бойцов из школы шквальным огнем.

– Возьмем, товарищ подполковник, – заверил меня лейтенант. – Только бы удалось...

– Что именно?

– Сержант Родкин пополз туда, к школе.

– Один?

– Один. Может, незаметно проберется.

Ждем. Но вот из здания школы донесся сильный взрыв. Потом еще и еще. Это рвались связки ручных гранат, брошенных отважным сержантом Родкиным. Лейтенант Белозерцев вскочил, звонко скомандовал: