Текст книги "Батальоны идут на запад"

Автор книги: Илларион Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Взвод – вперед! За мной!

С чердака по ним ударил пулемет, но всего один – два других молчали. Бойцы броском преодолели открытое пространство. Белозерцев первый исчез в проломе. Через полчаса он доложил, что школа очищена от противника, во взводе трое раненых, сержант Александр Александрович Родкин убит в здании школы. Уничтожил два пулеметных расчета, расчистил путь товарищам, но сам погиб.

Обходя подразделения, я добрался до улицы Белинского, на чердаке разрушенного дома нашел старшего лейтенанта Губина. Здесь наблюдательный пункт его батареи. Губин показал мне, где примерно проходит передний край мыльниковского батальона. Даже сверху, с чердака, трудно сориентироваться в путанице проулков, переулков, тупичков, густо заросших зеленью. Пушки батареи Губина были разбросаны по всему фронту батальона, так как здесь, в деревянно-глинобитном селе с заборчиками и плетнями, нетанкоопасных направлений нет. Проломит танк забор, свалит дом или сарай – и вот уже рядом с тобой.

– Только за сегодняшний день, – доложил начальник артиллерии полка старший лейтенант И. К. Мрыхин, – батарея Губина подбила пять средних танков, подавила шесть огневых точек, сбила с церковной колокольни вражеских наблюдателей. Рота противотанковых ружей капитана Леонида Константиновича Ильина, действовавшая отдельными расчетами в составе штурмовых групп, уничтожила шесть бронетранспортеров и пять тяжелых мотоциклов с пулеметными установками. Значительный урон нанесли противнику минометчики старшего лейтенанта Киримова (Агабалей Юзбекович командовал уже батареей полковых минометов) и полковая батарея 76-миллиметровых пушек старшего лейтенанта Левченко.

Свой доклад о действиях артиллеристов и минометчиков Мрыхин закончил довольно неожиданно:

– Крепко мы, товарищ подполковник, завязли в Котельве.

Мысль эта, как говорится, висела в воздухе. Ее в той или иной форме я уже не раз слышал от солдат и офицеров. Люди почувствовали вкус к маневренному бою. "Котельвинское сидение" никого не удовлетворяло. Да и я мысленно задавал себе вопрос: почему мы уткнулись в Котельву? Почему не обойдем ее?

В ночь на 12 сентября мы готовились к решительному штурму. Пополнили людьми штурмовые группы. В каждую кроме стрелков и автоматчиков включили бронебойщиков и саперов с взрывчаткой. Штурмовым группам определили конкретные объекты на улицах Котельвы.

Штаб полка увязал наши действия с соседями. Сам я побывал в 16-м полку Федора Михайловича Орехова и в 11-м полку Николая Бенедиктовича Оленина.

Участок 11-го полка примыкал к левому флангу грязновского батальона и оттуда тянулся на юго-восток, севернее Малой Рублевки к участку 16-го полка. И Оленин и Орехов рассказали мне, что на их участках в глубине обороны противника отмечено появление значительных групп танков. Возможно, они переброшены из Котельвы.

Утром 12 сентября мы двинулись в наступление. Снова уличные бои, снова схватки за каждый дом и двор, снова потери... Надо было что-то срочно придумать, чтобы заставить противника оглянуться на свой тыл. Решили сделать следующее...

Я отправился к лейтенанту В. В. Дудкину, во взвод конной разведки. Рассказал разведчикам, что фашисты, обороняющиеся в Котельве, располагают сейчас тыловой дорогой. Опошня – Диканька – Полтава. Это их главная коммуникация. Ее можно и должно перерезать.

– Кто пойдет добровольцем во вражеский тыл, шаг вперед! – обратился я к разведчикам в заключение.

В ответ весь взвод во главе с лейтенантом Дудкиным сделал шаг вперед. Растроганно смотрю на них: смелые, дружные ребята. Пожелал им доброго пути и боевого успеха. С тем и расстались.

Конечно, я тогда не знал, что и штаб корпуса и штабы дивизий наметили аналогичные действия, но, разумеется, куда более значительными силами. В частности, командир 5-й дивизии приказал скрытно выдвинуть на вражеские тыловые коммуникации целый батальон 16-го полка, который шел навстречу нашим разведчикам.

Между тем взвод Дудкина, совершив в конном строю быстрый марш к Ворскле, двинулся вниз по реке, текущей здесь среди лесов и рощ почти строго с севера на юг, вдоль большой дороги на Полтаву. Вскоре разведчики Дудкина пересекли эту дорогу и, разбившись на две группы, атаковали противника. Одна группа разгромила фашистскую автоколонну с боеприпасами, другая захватила вражескую минометную батарею. Подорвав минометы, Дудкин со своими бойцами снова выскочил на дорогу. В фашистском тылу началась паника. Она еще более усилилась, когда в районе села Деревки наши разведчики" соединились с батальоном 16-го полка.

В это время я находился в 3-м батальоне. Стрельба в немецком тылу доносилась до нас очень явственно, мы чувствовали, что дудкинский взвод действует энергично. Вдруг капитан Грязнов доложил:

– В траншеях противника оживление. Огонь ослаб. Кажется, отходят.

Позвонили комбаты Мыльников и Чистяков. На их участках та же картина. По-видимому, враг отходит. Приказал немедленно поднимать роты и начинать преследование противника. Сам остался с 3-м батальоном, майор Сологуб пошел к Чистякову, майор Гридюшко – к Мыльникову. А донесения продолжали поступать одно за другим. Сомнений уже нет – отступают!

Началось преследование противника. Главные силы полка свернулись в колонны и, выслав походное охранение, двинулись из Котельвы на юг. Впереди то вспыхивала, то затихала автоматная и ружейно-пулеметная стрельба – противник отступал поспешно, сопротивлялся неорганизованно.

Связавшись со штабом полка, я приказал майору Аветисову доложить в штаб дивизии обстановку и мое решение. Минут пятнадцать спустя штаб дивизии вызвал меня по радио. Полковник Кожушко весело напутствовал:

– Донесение Аветисова получил. Молодцы и – так держать! Орехов и Оленин сейчас тоже пойдут вперед...

Настроение Ивана Никитовича я очень хорошо понимал: ведь целых две недели сидели мы в Котельве. И вот наконец вперед!...

Вскоре меня нагнал майор Гридюшко. Достал из кармана гимнастерки мятый листок, объяснил, что это – письмо из Германии, нашли его в селе Деревки, возле сожженной фашистами хаты. Прямо в седле прочел строки, написанные неровным, совсем еще детским почерком:

"Мои родненькие мамочка и братишка Павлушка! Передаю по низкому поклону. Сообщаю, что жива, но здоровье сильно подорвано на тяжелой работе. За семь месяцев, что я в Германии, рук не чую, очень болят. А кушать, мамочка, нечего. Дают утром 200 граммов хлеба, а вечером одну баланду, маленькую миску. Вот и вся еда. Хоть бы мне попасть еще домой, повидаться с вами, а тогда и помирать можно. Родные мои! Мне часто снится, что надеваю новые ботинки, а я уже не помню, какие они. Ходим здесь босые, оборванные. Хорошо еще, что мы здесь все вместе, вместе думаем и вспоминаем про наши Деревни... Ваша дочка Галя Крупицкая"{11}.

– Прочитал? – спрашивает Гридюшко.

– Прочитал, – отвечаю. И думаю про несчастную эту девчушку, про ее мать и малого брата... Может, их всех нет уже в живых и вот этот листок – все, что осталось от большой и дружной крестьянской семьи.

– Отошлю письмо сейчас в дивизию, – говорит Гридюшко. – Пусть размножат в типографии, чтобы во всех полках могли прочитать.

Примерно в полночь, когда полк прошел 7-8 километров от Котельвы, звуки боя впереди резко усилились. Комбат Грязнов прислал донесение: перед мостом, что на притоке Ворсклы, а также левее и правее моста противник оказывает организованное сопротивление.

На этом рубеже мы вынуждены были остановиться. Надо было, кроме всего прочего, дать людям отдых. С утра полк возобновил наступление, но успеха оно не принесло. В четыре часа дня я приказал Чистякову двинуть 2-й батальон в обход. Капитан Чистяков хорошо справился с задачей. Батальон зашел противнику в тыл, одновременно 8-я дивизия – наш сосед справа – также обошла фашистов. Они дрогнули и поспешно отступили к селу Опошня.

В авангарде полка опять шел 3-й батальон капитана Грязнова. Впереди была Опошня – большое село. И отметки на топографической карте и донесения полковых разведчиков, уже побывавших под Опошней, говорили, что она расположена на высотах. Высоты эти господствуют над долиной Ворсклы, с них далеко видны идущие с севера дороги – те Самые, по которым двигался к Опошне наш полк и другие части 5-й дивизии и 20-го корпуса.

Был поздний вечер, когда на своей рыжей лошадке по кличке Ведун я нагнал Грязнова. Говорю ему:

– Павел Иванович, Опошня фашистами сильно укреплена. Стоит на высотах, подступы к ней все простреливаются. Надо воспользоваться ночной темнотой, ворваться в село. Потеряем элемент неожиданности – трудно придется полку...

– Ворвемся, – отвечает он. – Первой пойдет рота Чиркова. Андрей Степанович – мужик железный.

Я вернулся в штаб полка, а часа полтора-два спустя впереди поднялась сильная стрельба. Грязнов передал по радио:

– Вышел к Опошне. Атакую...

Двадцать минут спустя:

– Роты ворвались в первую траншею. Захватили две противотанковые пушки...

А через несколько минут:

– Дзот противника ведет сильный пулеметный огонь. Командир восьмой роты Чирков убит. Рота залегла. Иду к ним.

Бой впереди вспыхнул с новой силой. Я торопил подходящие с марша 1-й и 2-й батальоны, приказал батарее Левченко быстро выдвинуться в Опошне (батарея Губина уже поддерживала огнем 3-й батальон). Связался по радио с Грязновым. Ответила радистка Аня Некрасова. Голос ее срывался:

– Товарищ подполковник! Капитан Грязнов... Павел Иванович... Убит!

Поскакал в батальон. На опушке леса перегнал батарею Левченко. Он разворачивал 75-миллиметровые пушки для стрельбы прямой наводкой. Там, на юге, ночной горизонт загораживала темная гора, опоясанная огоньками выстрелов. Это и была Опошня.

Над ухом засвистели случайные пули. Слез с коня, дальше к залегшим ротам пошел пешком. Заместитель Грязнова по строевой части капитан В. П. Кулемин доложил, что принял командование батальоном. Я спросил его, как все произошло. Оказывается, когда пулеметный дзот закрыл огнем дорогу, когда был убит Андрей Степанович Чирков, а его рота залегла, Павел Иванович Грязнов сам пополз к вражеской огневой точке. Он подорвал дзот гранатами. Боец, видевший подвиг комбата и тщетно пытавшийся вынести в тыл тело Грязнова, уверял, что капитан получил десятка полтора пулевых ран в грудь и живот и был уже мертв. В этот момент противник предпринял контратаку, боец был вынужден отойти к своим. Он принес лишь документы и оружие комбата.

Я приказал капитану Кулемину отыскать тело Грязнова и вынести в тыл, однако поиски результата не дали ни в этот день, ни на следующий. Не обнаружили мы его и в ближайших госпиталях. Как ни горько было, но пришлось подписать и отправить родным Павла Ивановича Грязнова извещение о его гибели. Одновременно я представил его к награждению посмертно орденом Красного Знамени. Мы тяжело переживали гибель Павла Ивановича. Полк обошло стихотворение, написанное Анной Некрасовой. Помню его последние строки:

Слава о нем никогда не умрет.

Хоть сердце ему перестало служить,

Комбат наш останется жив...

Грязновцы, вперед!...

Месяца полтора спустя, уже на Заднепровском плацдарме, я получил письмо. Почерк знакомый. Подпись: "Грязнов". Писал Павел Иванович из госпиталя, передавал приветы и поклоны однополчанам. В письме он подробно рассказал и про поединок с вражеским дзотом. Грязнов видел, что несколько бойцов и сержантов 8-й роты пытались подобраться к дзоту и подорвать его, но были убиты. С гранатами пополз к дзоту старший лейтенант Чирков, но и он не вернулся. А дзот все грохотал очередями двух тяжелых пулеметов, их трассеры низко проносились над залегшей ротой.

Капитан Грязнов взял гранаты и двинулся к дзоту. До него оставалось метров 30, когда пулеметная очередь прошила тело комбата. Боли он не почувствовал только сильные толчки в руку, грудь, плечо. Грязнов швырнул гранату. Она взорвалась у амбразуры, но дзот продолжал изрыгать огонь. Павел Иванович почувствовал, как слабеют ноги, перед глазами поплыли цветные круги. Стиснув зубы, с неимоверным трудом преодолел он эти последние метры. Из последних сил приподнялся и метнул последнюю гранату в пляшущий пулеметный огонек. Что-то сильно ударило в грудь, в голову, в шею. Павел Иванович потерял сознание.

Очнулся он, видимо, вскоре. Было еще темно. Впереди смутно чернел знакомый контур дзота, но теперь он молчал. Значит, все в порядке.

Где батальон? Он прислушался. Бой гремел севернее дзота. Грязнов пополз туда, на север, к батальону. И вдруг навалилась тяжелая, неподвижная тьма...

Кто и когда вынес Павла Ивановича с поля боя, он так и не узнал. Надо полагать, сделали это наши санитары, и в ту же ночь. А поскольку состояние его было исключительно тяжелым, немедленно отправили в госпиталь. Документов при нем не было, поэтому из госпиталя нам ничего не сообщили.

Сейчас Павел Иванович Грязнов, как и некоторые другие наши ветераны, живет в городе Киржаче. Несмотря на потерю руки, продолжает трудиться.

* * *

Однако вернусь к боям за Опошню. Ночь на 15 сентября прошла в подготовке к новой атаке. Заняли огневые позиции пушки и минометы, подошел гаубичный дивизион 6-го артполка, подвезли боеприпасы. Личному составу дали возможность отдохнуть несколько часов. Штаб дивизии информировал нас, что части 8-й дивизии ворвались в Опошню с северо-запада.

На рассвете полк возобновил атаки на северовосточной окраине Опошни. Овладели несколькими кварталами. Фашисты бросили против нас пикирующие бомбардировщики, открыли сильный артиллерийско-минометный огонь. Потом перешли в контратаку 14 танков, за которыми двинулось два батальона пехоты. Пытались выбить наш полк из Опошни. Контратаку мы отразили, однако дальше не продвинулись. Не решила своих боевых задач и соседняя, 8-я дивизия. И лишь когда 11-й и 16-й полки нашей дивизии при поддержке танков обошли Опошню с тыла, противник дрогнул и начал поспешно отступать.

На участке полка обходный маневр совершил 2-й батальон. Капитан Чистяков за полгода боевых действий вырос в хорошего командира – исчезли былая суетливость, боязнь ответственности. Конечно, внимание и помощь штаба и политорганов были нужны ему и впредь, однако не в такой мере, как прежде.

Получив приказ, 2-й батальон форсировал Ворсклу, скрытно проник в тыл противника и неожиданно для него вышел к мосту у деревни Горовские Млины. Саперная рота фашистов, разбиравшая мост, была разгромлена, ее транспортные машины с имуществом захвачены. Прикрыв одной ротой фланг, Чистяков двумя другими атаковал Опошню с юга, навстречу главным силам полка. Четыре часа спустя село было полностью очищено от противника.

Большая группа воинов полка за этот бой была удостоена высоких правительственных наград. Властью, предоставленной мне как командиру полка Указом Президиума Верховного Совета СССР, я тут же, на поле боя, наградил медалями "За отвагу" и "За боевые заслуги" более 30 солдат и сержантов.

В списках для награждения, составленных нами в тот же день, были и наши медики. Они это заслужили. Старший врач полка капитан И. А. Ващенко в трудных условиях встречного боя между Каплуновкой и Котельвой, когда батальоны были в непрерывном движении, а понятия "фронт", "фланг" и "тыл" сделались для нас весьма относительными, сумел четко наладить работу медиков на поле боя. Иван Аввакумович Ващенко, тогда молодой офицер, 27 лет от роду, стройный, подтянутый брюнет, внешне больше походил на строевого командира. Дело свое знал отменно. Под стать ему был командир полковой медсанроты старший лейтенант Владимир Ахмедович Вали-ев. В боях на ахтырском рубеже они проявили хорошую инициативу: полковой медицинский пункт построили в два эшелона. Первый эшелон во главе с самим Ващенко обычно разбивал свои палатки неподалеку от моего командного пункта. Поэтому Ващенко имел со мной постоянную связь, был в курсе всех событий, знал, где какие потери, мог обеспечить своевременный сбор и прием раненых и оказание им первой врачебной помощи. Затем раненых отправляли либо во второй эшелон полкового медпункта, либо прямо в медсанбат дивизии.

Конечно, выдвижение части медперсонала во главе со старшим врачом так близко к передовым позициям было чревато опасностью попасть даже под ружейно-пулеметный, не говоря уже об орудийном, обстрел. Зато куда более оперативной стала медицинская помощь раненым. А ведь это на войне – одно из главных.

Как сейчас, помню серенький день 14 сентября севернее Опошни. Низкая облачность, но дождя нет, видимость с наблюдательного пункта комбата-2, где я находился, – приличная. Батальон атакует высоту. Среди перебегающих бойцов и дымных разрывов мелькает тоненькая девичья фигурка с красным крестом на сумке. Вот подхватила раненого, тащит на себе в нашу сторону. Я узнал Надежду Ивановну Чечуеву, нашу Надю, как звали ее бойцы. Она в полку со дня его формирования.

Надя сдает раненого. Я подошел, поздоровался с ней. Она замотала коротко стриженной головкой, кричит мне:

– Что? Не слышу! Да, оглушил снаряд. Ну, я пойду...

И опять, легкая, проворная, перебежками туда – в огонь. В этот день Надя была дважды контужена, но осталась в строю и вынесла с поля боя 12 раненых. Забегая вперед, скажу, что сержант Надежда Ивановна Чечуева прошла с полком всю войну – от Ловати на Северо-Западном фронте до Вены. Вынесла из-под огня и оказала первую помощь более 200 бойцам и командирам. Хочется поблагодарить Надю Чечуеву и всех ее подруг за храбрость и самоотверженность. Да и не надо слов. В памяти ветеранов 1-го полка наши дорогие девчата навсегда остались такими, какими были 30 лет назад, – веселыми, ласковыми и отчаянно смелыми солдатами.

Преследуя врага

Командир 4-й стрелковой роты Степан Иванович Коновалов обладал ценным качеством – учить подчиненных без лишних слов. Это был Воин с большой буквы, и естественно, что молодежь роты – рядовые, сержанты и офицеры, – перенимая воинское мастерство командира, невольно подражала и его скупой образной речи, где каждое слово – в строку; и неторопливой, твердой походке; и умению думать без спешки, но действовать быстро. По примеру Коновалова все они, даже новобранцы, стремились хорошо овладеть не только своим личным, но и другими видами стрелкового оружия, в том числе трофейным. Оба взводных – лейтенанты Алексей Тимофеевич Яковлев и Иван Степанович Майоров – успели зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. Обоим не занимать твердости и боевой инициативы. О Яковлеве речь пойдет впереди, а сейчас – о Майорове.

Если в освобождении Опошни большую роль сыграл обходный маневр 2-го батальона, то в самом батальоне опять отличилась 4-я рота. Она первой ворвалась в Опошню с юго-востока и пробилась сквозь село к северо-западной окраине, на соединение с частями 8-й дивизии. Взвод лейтенанта Майорова в уличных боях захватил сначала противотанковую пушку, а затем и бронетранспортер со всем экипажем. Майоров обратился к командиру роты:

– Товарищ старший лейтенант, а если взвод посадить в бронетранспортер? Обогнать фашистов?

За домами виднелась дорога, выбегавшая из Опошни на запад, в осенние поля. По дороге, по ее обочинам, да и в полях большими и малыми группами, на автомашинах, бронетранспортерах и просто пешим строем, отходили гитлеровцы. Прикрывая отход, по Опошне била немецкая артиллерия, пикировали на окраину "юнкерсы".

Рота еще вела бой на улицах Опошни, но Коновалов поддержал инициативу лейтенанта. Приказал:

– Веди взвод на Иордановку. Захвати и держись за нее зубами, пока мы тебя не поддержим.

Майоров посадил своих бойцов на бронетранспортер, прицепил к нему трофейную пушку и двинулся к Иордановке. Шел сильный дождь. Где полевой дорогой, а где толкая бронетранспортер по размокшим глинистым полям, взвод Майорова преодолел более*-12 километровой ворвался в Иордановку.

Тылы немецко-фашистского пехотного полка, стоявшие в деревне, охватила паника. Солдаты и офицеры разбежались. Майоровцы захватили конный обоз, более 20 автомашин с военным имуществом, склад с боеприпасами. А главное, организовав тотчас же круговую оборону, они закрыли отступающим фашистам дорогу из Опошни на запад.

Противник трижды атаковал Иордановку, но пробиться через нее не смог и был вынужден, бросая тяжелую технику, обходить деревню стороной. В этот момент замполит 2-го батальона старший лейтенант Александр Антонович Новик привел в Иордановку подкрепление – роту противотанковых ружей старшего лейтенанта Степана Федоровича Ясницкого. Они прибыли очень вовремя и уже совместными усилиями отразили четвертую атаку противника. Не пробившись через Иордановку, фашисты попытались отойти параллельной дорогой, которая шла от Водяной Балки севернее Иордановки. Но Ясницкий быстро выдвинул на эту дорогу два взвода ПТР. Бронебойщики из засады подожгли шесть грузовиков. Гитлеровцы бросили автомашины и разбежались.

Через несколько часов, когда главные силы полка вошли в Иордановку, я стал свидетелем разговора двух замполитов – Новика и Гридюшко. Новик рассказал о рейде Майорова на Иордановку, о самом командире взвода, который лично подорвал гранатами танк и два бронетранспортера, о его бойцах и сержантах. Упомянул фамилию Руденького.

– Не тот ли доброволец из Котельвы? – спросил я.

– Он самый.

– Отличился?

– Да, – ответил Новик. – Спас лейтенанта Майорова от верной смерти. В упор застрелил фашиста...

Невольно вспомнил я дождливый день в Котельве, пожилого, в потрепанном пиджаке мужчину. Его привел ко мне старшина Локтев. Доложил:

– Товарищ подполковник, этот человек хочет видеть командира полка.

Спрашиваю:

– Что угодно?

– Возьмите в полк.

– Не могу. Я ж не районный военком.

– Товарищ командир! – убеждал он. – Пока устроится у нас военкомат, время пройдет. А мне ждать нельзя.

– Что так?

– Мстить буду. Жинку фашисты убили. Перед самым приходом Красной Армии.

– Стрелять умеешь?

Он вместо ответа распахнул пиджак, и на сатиновой черной рубахе я увидел аккуратный серебряный крестик. Солдатский "Георгий".

– За первую мировую войну, – пояснил он. – За то, что в рукопашной загородил ротного, принял немца на себя и заколол.

Федор Степанович Руденький (так его звали) рассказал, что прямо из старой армии пришел в 1917 году в Красную гвардию, из нее – в Красную Армию, воевал под командованием Климента Ефремовича Ворошилова в Донбассе и под Царицыном, потом на Дону и Кубани. Он был старый солдат, и я не мог не уважить его просьбу – принял в полк добровольцем. Руденький оказался мастером ближнего боя. В первой же рукопашной, под Деревками, он заколол двух гитлеровцев, потом, в Опошне, еще одного. И вот в Иордановке Федор Руденький, как и 29 лет назад, опять спас в бою жизнь офицера. Мы представили его к правительственной награде.

В то время как правый фланг полка благодаря стремительным и дерзким действиям 2-го батальона выдвинулся за Иордановку, левый фланг несколько отстал. 3-й батальон вел здесь напряженные бои за село Большие Будищи. Задержка была вызвана целым рядом причин. Во-первых, Большие Будищи стояли близ -дороги на Полтаву, то есть на направлении, которое противник оборонял с особенным упорством. В пользу обороняющихся была здесь и местность: и Большие Будищи и знаменитый гоголевский хутор Диканька (на него наступали части 8-й дивизии) расположены на высоком и крутом взгорье. Проливные дожди сделали северные скаты горы почти неприступными: в жидкой глине увязала и пехота и тем более тяжелая техника. Ну, а во-вторых, на действиях 3-го батальона заметно сказывалось отсутствие его командира Павла Ивановича Грязнова и двух опытных ротных – Николая Петровича Грибанова и Андрея Степановича Чиркова. Заменивший Грязнова капитан В. П. Кулемин пока еще нуждался в постоянной помощи и контроле.

Весь день 16 сентября полк вел напряженные наступательные бои на рубеже Водяная Балка, Иордановка, Большие Будищи. В сумерках противник открыл сильнейший огонь из орудий и минометов. Минут 20 продолжалась артподготовка. Причем канонада гремела и на участках соседей справа и слева. Потом все сразу стихло. Я приказал комбатам подготовиться к отражению вражеской контратаки. Прошло 5, 10, 20 минут. Тихо. Что такое? Видимо, артобстрел – просто шумовая маскировка. Из штаба дивизии подтвердили: да, маскировка. Противник, введя нас в заблуждение, выиграл время и теперь отходит.

Начали преследование. Однако на организацию его опять-таки потребовалось определенное время.

В результате фашистам удалось оторваться от нас, выйти из боевого соприкосновения. Значит, они смогут в относительно спокойной обстановке занять новый рубеж обороны.

Тьма, дождь, чавкает грязь под копытами наших коней. Продвигаясь в эту ночь за батальоном Мыльникова, сменившим в первом эшелоне батальон Кулемнна, я обсуждал сложившуюся ситуацию с Гридюшко, Сологубом и Аветисовым.

– Надули нас фашисты, – вздохнул Гридюшко. – И могут надуть еще раз.

– А что делать? Чем ответим?

Сологуб предложил заранее во втором эшелоне полка и во вторых эшелонах каждого батальона готовить отряды преследования. Пехоту сажать на конные повозки, усиливать артиллерией.

– А не лучше ли использовать трофейные автомашины? Как во взводе Майорова...

– А где шофера?

– Есть шофера, – вмешивается в беседу Аветисов. – Штаб выявил в полку всех, кто умеет управлять автомобилем, трактором, комбайном. Два сержанта даже аэроклубы в свое время окончили. Всего набралось восемнадцать человек.

Я приказал Аветисову вывести этих людей в резерв и с завтрашнего дня, подобрав им квалифицированных инструкторов, организовать занятия по автоделу.

– Через неделю они поведут машины, – заверил Аветисов.

– Через два дня, – поправил я.

Сейчас, из дали времен, эти двухдневные курсы шоферов, созданные на фронте в ходе наступления по Левобережной Украине, кажутся малоправдоподобными. Но так было. Двое суток спустя бывшие водители тракторов и комбайнов стали водителями трофейных автомашин. И в последующих боевых делах наших отрядов преследования они, эти водители, сыграли свою роль.

Быстрое продвижение вслед за отступающим противником зависело подчас и от того, сумел ли командир вовремя накормить своих бойцов и дать им необходимый отдых.

У нас, благодаря постоянным заботам моего помощника по материальному обеспечению капитана В. И. Крайнева и его аппарата, питание личного состава всегда и всюду было обеспечено. Даже в самые трудные моменты боя Василий Иванович пунктуально, дважды в день, кормил бойцов горячей пищей. Хуже обстояло дело с отдыхом. Полк, за исключением недели, проведенной в резерве командарма, уже месяц находился в непрерывных боях, в первом эшелоне дивизии. Когда фронт был более или менее стабилен, нам удавалось организовать батальонам поочередный отдых. А сейчас полк опять находился в непрерывном движении, мы преследовали противника в пешем строю. Тут – будь ты хоть в первом, хоть во втором эшелоне – поспать не удастся. Разве что на ходу. Но это ведь не отдых. А измотавшийся, утомленный постоянным недосыпанием солдат при всем его желании не может выполнить боевую задачу на уровне тех высоких и жестких требований, какие предъявляет к нему война.

В этом отношении жизнь вскоре преподала нам запомнившийся урок. Мы только что вывели во второй эшелон батальон Кулемина. Вместо него выдвинулся вперед батальон Мыльникова. И когда перед закатом фашисты провели опять мощнейшую артподготовку с целью скрыть свой отход, Виктор Григорьевич Мыльников тотчас двинул роты в преследование. Успех превзошел все ожидания. Еще до полуночи батальон прорвался в глубину обороны противника на 10 километров, с ходу овладел населенным пунктом Балясное, отрезал фашистам пути отхода.

Необходимо было немедленно развить успех, а кроме того, подтянуть второй эшелон и тыловые подразделения, иначе между ними и главными силами мог образоваться большой разрыв. Я приказал вызвать в штаб полка капитана Кулемина, а его батальону свернуться в колонну и марш-броском догнать главные силы. Да, я, конечно, помнил, что батальон Кулемина третьи сутки не имел нормального, хотя бы 4-5-часового сна, но выхода у меня не было. Как командир полка я обязан был держать все свои силы в кулаке-Связной, посланный в 3-й батальон, доложил, что в назначенном, месте никого не нашел. Пришлось ехать на розыски майору Сологубу. Сергей Егорович отыскал и привел 3-й батальон. – В чем дело? – спрашиваю.

– Спали, – коротко ответил Сологуб. – И штаб весь спал и командир.

Командование полка было вынуждено строго наказать и комбата и его начальника штаба. Но и сами мы сделали для себя соответствующие выводы, а именно: в ходе преследования необходимо любыми мерами обеспечить людям минимальный отдых.

Противник, отступая, продолжал действовать по шаблону: отскочит километров на 5-8, закрепится на промежуточном рубеже, день-два обороняет его; потом, перед вечером, производит огневой налет по нашему расположению – и опять отскок на те же 5-8 километров. Однако мы то и дело нарушали этот стройный порядок. Вторые наши эшелоны и в полку и в батальонах имели наготове отряды преследования. Только противник открывает огонь, эти отряды выдвигаются вперед, к намеченным заранее маршрутам... Только фашисты начинают свертываться в колонны, а наши отряды уже обгоняют их параллельными дорогами, вступают с ходу в бой, не позволяют закрепиться на очередном рубеже.

Мы продолжали наступать по Полтавщине в общем направлении на юго-запад, к Днепру... Выйти к его берегам в числе первых – эта цель воодушевляла и звала вперед всех нас – бойцов, сержантов, офицеров. Однако для того, чтобы добиться главной цели, надо было каждый день решать частные боевые задачи и решать их энергично, инициативно, стремительно.

В тылу противника, параллельно линии фронта, тянулся целый ряд рокадных дорог – железных и шоссейных, а также естественных оборонительных рубежей по рекам Псел, Хорол и Сула. Конкретные наши боевые задачи и состояли в том, чтобы, преследуя фашистов, седлать эти дороги, прорываться к мостам и захватывать их. В отдельные дни темп продвижения полка превышал 20 километров. Естественно, что локтевая связь с соседями часто нарушалась, и только информация штаба дивизии помогала нам ориентироваться в обстановке на данном участке фронта.

Громадную роль при преследовании играла инициатива командиров подразделений, вплоть до самых мелких. Зачастую прорыв взвода или роты в глубокий тыл противника оказывал решающее влияние на выполнение задачи всем полком.

18 сентября противник попытался задержать полк перед шоссейной дорогой Полтава – Шишаки. Комбат Мыльников немедленно бросил в обход 3-ю роту старшего лейтенанта П. В. Алекшенкова, усиленную взводом противотанковых ружей лейтенанта М. Г. Насонова. Петр Васильевич Алекшенков действовал очень грамотно. Стремительно обойдя фашистов с тыла, неожиданно для них ворвался в деревню Ландыри, что на Полтавском шоссе. Особо отличился в этом бою рядовой Василий Иванович Никитин. Забравшись на чердак дома, где была оборудована вражеская огневая точка, он подорвал гранатами пулемет вместе с расчетом. В короткой схватке противник в Ландырях был уничтожен, и вскоре весь 1-й батальон, а за ним и полк вышли на дорогу Полтава – Шишаки.