Текст книги "Синдром Фредди Крюгера"

Автор книги: Игорь Желем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Игорь Желем
Синдром Фредди Крюгера

Все окна в здании были схвачены надежными решетками. Запирались каждая комната, лестничный пролет, сортир. Тишина была гнетущей – как в могильном склепе, эхо – гулким, а дверные петли скрипели так, словно кладбищенский «старатель» пытался приподнять крышку старого гроба. Это была клиника. Психиатрическая клиника. Здесь содержались только безнадежные и очень опасные больные.

Стефан был вхожим в это заведение. На последнем курсе медицинского колледжа он увлекся Фрейдом, загадкой бессознательного и ореолом таинственности вокруг больных и их целителей. Специализация была длительной и поэтапной. Стефан видел недоразвитых детей и слабоумных стариков, общался с шизофрениками, выслушивал заумный психоаналитический вздор и паранаучные теории о жизни после смерти и астральных оболочках. Вскоре Стефан понял, что совершил ошибку. Мир безумия был чуждым и непознаваемым. Он калечил больных и их врачей. «Еще один цикл – и уйду прочь, – решил Стефан. – Лечить обычную простуду, к примеру…».

В клинике его ознакомили с внутренним распорядком, вручили «персональную» связку ключей и посоветовали быть осмотрительным. Поскольку врач, работавший в тринадцатом отделении, внезапно уволился, Стефан временно занял его место. Персонал был немногочисленным. Несколько медсестер, санитары, престарелый ординатор. В тринадцатом отделении было тринадцать палат.

Ординатор встретил новичка довольно сухо.

– Стефан? – только и спросил он. И добавил – Мой тебе совет – беги отсюда поскорее. Жизнь там, за стенами богадельни!

Так они и общались – изредка и только по работе. Стефан не удивлялся. Он наблюдал за происходящим с мрачным интересом экскурсанта. Психиатры замыкаются со временем, становятся угрюмыми и все более чудаковатыми. «Индуцированное – наведенное – состояние психики, – догадывался Стефан. – Так преданный пес становится похожим на своего хозяина».

Больных Стефан и ординатор осматривали вместе. Утренний обход, впрочем, был символическим. Под охраной крепких санитаров врачи заглядывали в палаты, изредка перебрасывались с пациентами несколькими фразами – и убирались прочь. Вскоре этот ритуал утратил для Стефана значимость. Ординатор отмалчивался, а Стефан и сам понимал бессмысленность каких-либо действий. Здесь содержались даже не больные, но человеческие существа, изначально устроенные иначе – маньяки, убийцы, насильники. Они от рождения обладали иным качеством психики, изменить которое было невозможно. Их изолировали в больницах и принуждали питаться мощными антипсихотиками. Пилюли, капсулы, инъекции… Пациенты становились безвольными, медлительными, иногда плаксивыми. В таком состоянии они неспособны, к примеру, совершить убийство, но стоило прервать курс, и они опять становились иными – непредсказуемыми и чрезвычайно опасными. Шансов излечиться и обрести свободу у них не было. Они прозябали в клиниках до конца жизни.

Только доступ в тринадцатую палату Стефан получил далеко не сразу. Историю болезни ординатор прятал в отдельной папке, а палату посещал изредка – раза два-три в неделю. Стефан не торопил события. Он понимал, что у каждого есть свой собственный скелет в шкафу. После утреннего обхода Стефан изредка делал назначения, потом до конца рабочего дня смотрел в потолок или в окно с крепкими внутренними решетками. Время тянулось медленно и уныло. Шаги санитаров в коридоре, звон ключей, повизгивание дверных петель. Стефан потягивался, зевал, даже уснул однажды прямо за письменным столом. Иногда Стефан устраивал себе экскурсии по всей больнице. Палаты с круглосуточным надзором, беснующиеся пациенты… Стефан уже успел «окуклиться» – обрести в какой-то мере профессиональную черствость, без которой работать с психическими больными, увы, нельзя. Только в детском отделении Стефан терял уверенность. У него всегда возникало чувство вины, когда он видел недоразвитую пятилетнюю девочку. Она целыми днями сидела на кроватке и без устали качалась туловищем – взад-вперед, взад-вперед. Кормили ее насильно, а лечить уже отчаялись. И таких здесь было большинство – замкнутых, с пустыми глазами, не владеющих человеческой речью. Только очень немногих выводили на прогулку. Песочница, бесхитростные игрушки, скамейки, особые безопасные качели, и большая, в два человеческих роста, каменная стена. Маленькие узники следовали цепочкой за няней и напоминали выводок утят. Очень больных утят… Они не умели играться, а солнечный свет, зачастую, пугал их. Они жались к стене, нахлобучивали свои вязаные шапочки на глаза, всхлипывали. «Да уж, нет зрелища печальнее на свете…», – вздыхал Стефан. Он уходил из детского отделения подавленным и растерянным.

И еще Стефан подолгу просиживал в архивах. Он поднимал истории своих больных. Некоторые из пациентов находились здесь по десять лет и более. В большинстве случаев они были весьма неприметными личностями. Это качество делало их неуловимыми и особенно опасными. Добропорядочные отцы семейств, механики, бизнесмены средней руки… Но когда тайная пружина переключала их подсознание в «режим убийцы» – они убивали без малейшего колебания. Стефан листал пожелтевшие страницы, делал пометки. Ему казалось, что он читает очень большой и страшный роман о безумии человеческом. Последней главы здесь не существовало. Ее дописывали все новые и новые соискатели на авторство…

* * *

Только через полгода старик позвал его с собой в тринадцатую палату. Стефан не обольщался. Он понимал, что это шаг вынужденный. Ординатор уходил в отпуск и попросту не мог оставить таинственного пациента без присмотра.

Ничего особенного Стефан не увидел. Обычная для этой клиники палата: крошечный душевой блок, койка, откидной столик и стул, намертво привинченный к полу стальными болтами. И, конечно же, двойная решетка на окне. На стуле сидела светловолосая девочка. Худенькие руки, ноги, лукавые ямочки на щеках, незатейливое платьице… Крепкие санитары со свирепыми лицами следили за каждым движением маленькой пленницы. Рядом с ними она казалась беззащитной и почти беспомощной. Старик справился о ее самочувствии, поинтересовался, принимает ли она пилюли или, как прежде, выбрасывает в унитаз – и пошел прочь. Уже в холле Стефан оглянулся. Санитары удерживали девочку за предплечья, но она не обращала на них малейшего внимания. Она смотрела на Стефана с легкой и почти беззаботной улыбкой. В ее глазах Стефан заприметил нечто… странное. Скрытую грустинку? Боль? Или, возможно, безумный цинизм убийцы…

– Некая Фиона, тринадцать лет, уже два года находится в клинике и очень сомневаюсь, что когда-нибудь выйдет из нее, – сообщил ординатор, когда они уселись в его кабинете. Старик приготовил отличный кофе и выставил на стол пепельницу. Стефан достал сигареты, они закурили и еще некоторое время сидели молча.

– Она… странная. Очень странная, – обронил старик, просматривая историю болезни Фионы.

«А здесь все с приветом, – подумал Стефан. – И больные, и, увы, персонал…».

– Количество ее жертв не поддается определению, – продолжил старик. – Точно установлено, что она имеет отношение к гибели семи человек. Да-да, Стефан, не удивляйся. Эта хрупкая и беззащитная, с виду, девочка убила их с чрезвычайной жестокостью. Она их разделала, как свиные туши на бойне.

– Семь человек? – переспросил Стефан.

– Полиция не уверена, возможно и больше. Фиона из провинции. Такой себе глухой городишко, где все друг друга знают, и где жизнь ползет медленно и уныло, как улитка по стеклу аквариума. Там нет каких-либо военных баз, магнитных аномалий или вредных примесей в источниках. Там ничего не происходит, а люди, как это бывает в глуши, ленивые, в меру тупые и довольно плодовитые. И вот в этом идиллическом фермерском захолустье происходит убийство. Захмелевшие аграрии иногда могли устраивать драки с использованием кухонных ножей, бейсбольных бит, или, даже, оружия. Револьвером в этой благословенной стране никого не удивишь. Фермеры, однако, отдавали предпочтение кулачным мордобоям. Преднамеренных убийств не припомнят даже старожилы. Но в этот раз произошло нечто экстраординарное. Трупа, собственно, не существовало. Изнывающий от безделья шериф обнаружил на обочине дороги искромсанную одежду, впечатляющую лужу крови и мелкие кусочки человеческой плоти. Закаленный не менее кровавыми телеужасами, он хладнокровно осмотрел место преступления. По количеству ботинок, отсеченных пальцев и глазных яблок он пришел к закономерному выводу, что здесь угодили под нож как минимум два человека. Шериф почуял неладное и решил держаться от этого дела подальше. Он вызвал полицию штата и в следствии принимал участие только как экскурсовод. Это, возможно, и спасло ему жизнь.

Личности убитых установили довольно быстро. Один из них владел продуктовой лавкой, а другой работал на бензоколонке. В их крови обнаружили алкоголь, но совсем немного, как после трех банок пива. Упитанные мускулистые парни, умевшие постоять за себя. Кто-то «измельчил» их, как овощи для салата. И никаких следов, мотивов и орудия убийства! Следствие зашло в тупик. Потом на местной свалке обнаружили еще один труп. Метод умерщвления был тот же – методичное расчленение тела чем-то чрезвычайно острым. И опять никаких следов или, хотя бы, малейшей зацепки. Все шло к тому, что дело закроют, и оно будет пылиться в архиве. Следственная бригада уже собиралась уезжать, когда таинственный убийца прикончил двух детективов. Он разделал их на мелкие части прямо в служебной машине. Поднялся шум, но дело, все же, в интересах следствия сумели засекретить. Бригаду существенно усилили. Дактилоскописты, психологи, лучшие эксперты. Они топтались на месте, пока не прибыли двое федеральных агентов – такие себе «малдер» и «скалли», насмотревшиеся икс-файлов и верящие в летающие тарелки, оборотней и истину «где-то там». Как они вышли на Фиону, установить не удалось. Однажды они предложили шерифу съездить в один дом после захода солнца и кое с кем пообщаться. Шериф отвез их, но войти в дом отказался наотрез. «Все убийства происходят ночью, – объяснил шериф. – Я лучше постою снаружи с револьвером наготове. Постерегу вас… и себя». Агенты, наверное, подумали, что он обычный трусоватый провинциальный коп, ставящий им палки в колеса. Примерно через полчаса шериф услышал странный шум внутри дома, потом раздались выстрелы, истерический хохот и душераздирающие вопли. Шериф вызвал группу захвата. Дом штурмовали. Разбитые окна, взломанные двери, слезоточивый газ… Внутри обнаружили только престарелую бабку и маленькую девочку. Старуха отдыхала в своей комнате на втором этаже и была глуха, как тетерев. Она не слышала воплей. Девочка была вся в крови и бормотала что-то нечленораздельное. «Скалли» и «малдер»… Ты помнишь, Стефан, «Молчание ягнят»? Ганнибал Лектор, большой поклонник человеческой печени, убил надзирателей. Одного он скальпировал, другого распял прямо на прутьях своей клетки. Что-то подобное проделали и с «малдером». Убийца пригвоздил его лыжными палками к стенному шкафу, и «малдер» мог наблюдать, как «вскрывают» его напарницу. А потом, когда со «скалли» было покончено, наступила очередь «малдера». Убийце, однако, помешала штурмовая группа. Минут десять агент еще держался. У него было множество колотых и резаных ран. Он бредил, терял сознание, потом прошептал имя девочки и умер.

Фиону, конечно, изолировали. Детективы клятвенно утверждают, что многочисленные пятна крови на лице и одежде девочки непостижимым образом исчезли еще до того, как они доставили Фиону в полицейский участок. Эксперты даже не смогли установить, чья это была кровь – «скалли», «малдера» или Фионы. Они вообще ничего не обнаружили на теле девочки – каких-либо ссадин, царапин, сломанных ногтей! Весьма зыбкой уликой против Фионы был только предсмертный лепет «малдера». Тем не менее, девочку изолировали. Ее увезли от греха подальше в специальный федеральный центр – и убийства в городе прекратились! Следственная бригада убралась прочь, люди постепенно успокоились, а шериф вновь мог без всякой опаски собирать возле бара и в придорожных канавах бесчувственные тела захмелевших фермеров и доставлять их по месту жительства.

Фиону тщательно обследовали. Каких-либо отклонений в развитии обнаружить не удалось. Обычный ребенок. Фиона легко шла на контакт. Она ничего не помнила – ни «малдера», ни «скалли», ни, тем более, предыдущие жертвы. Косвенные улики, бред агонизирующего «малдера» и конец кровавого кошмара в городе сочли недостаточными доказательствами ее вины. Ни один суд присяжных не поверил бы, что эта маленькая девочка убила шесть здоровенных мужиков и одну женщину. Отпустить Фиону, однако, не рискнули. После года перекрестных допросов, всевозможных тестирований и проверок на новейших «детекторах лжи», ее «списали» к нам в больницу. Вот такая история.

Старик взял тайм-аут. Он приготовил новый кофе, достал из шкафа бутылку коньяка и разлил его в маленькие рюмки. Стефан вдохнул свой наперсток одним глотком. Старик вновь наполнил его рюмку, и теперь они выпили уже вместе – без тостов и каких-либо напутствий. Потом они пили кофе и курили сигареты – одна за другой.

– Вина Фионы не доказана, – заметил Стефан. – Девочку изолировали только потому, что кто-то сомневается в ее причастности или непричастности к убийствам.

– Но убийства прекратились! – напомнил старик. – К тому же, убивать «скалли» и «малдера» больше было некому.

– Почему считается, что она причастна как минимум к семи убийствам?

– Очень схожие побоища случались и в других городах – и, примерно, в одно и то же время. Кровь, растерзанные трупы… Убийства прекратились после поимки Фионы. В полиции уверены, что это не случайность.

– Но Фиона в схватке с взрослым… Нет, это невозможно!

– В том-то и дело, – согласился старик. – Убивала ли Фиона? Если убивала, то как и чем? Ведь всем жертвам она существенно уступала в физическом развитии.

– Убийства действительно происходили ночью? – поинтересовался Стефан.

– Во всяком случае, после захода солнца…

– А шум? Шериф услышал странный шум, когда агенты вошли в дом?

– Металлические… щелчки. Что-то в этом роде. Звук напоминал пощелкивание садовых ножниц. Или бряцание лезвий… Несколько тупых ножей в доме обнаружили. На кухне.

– Кто родители девочки?

– Мать была медсестрой, отец мелким бизнесменом. Они погибли через три года после рождения Фионы. Автокатастрофа. Фиону воспитывала бабка. Родителей девочка не помнит. Психических заболеваний в семье не было.

– Обычный здоровый ребенок… – удивился Стефан. – И такие убийства?!

– Поразительный случай, – согласился старик.

Стефан вспомнил убогое убранство палаты, решетки на окнах и улыбающуюся девочку. Фионе предстояло провести здесь всю жизнь. Он вздохнул.

– И как это объяснить? – спросил Стефан. – Неужели вы считаете, что ребенок мог совершить эти убийства?

– Да, считаю, – ответил старик. – Больше того – я уверен в этом. Убивала Фиона, вернее, нечто сокрытое в ней. Я наблюдаю за Фионой уже два года. У меня возникла интересная теория. Увы, пока бездоказательная…

Старик внимательно посмотрел на Стефана, как бы колеблясь, стоит ли продолжать.

– Да, я слушаю, – заверил Стефан. – Я поклонник Стивена Кинга и паранормальных небылиц.

– Синдром Фредди Крюгера, – почти торжественно объявил ординатор. – Не напрягайся Стефан, его не существует в учебниках.

– Вы смотрели этот фильм?

– Кое-что слышал, видел отрывок, но после знакомства с Фионой посмотрел фильм целиком. «Кошмар на Улице Вязов». Я, вообще-то, Фома неверующий и мистические предрассудки мне чужды. Но уж больно все напоминало мрачную голливудскую поножовщину.

– Нечто сокрытое в ней, – повторил Стефан. – И вы стали изучать ее сон?

– Совершенно верно. Мне даже не пришлось снимать новые энцефалограммы. В федеральном центре Фиону обследовали с беспримерной тщательностью. Девочку разобрали по молекулам…

– Гены жестокости, насилия? – спросил Стефан. – О них столько шума в последнее время.

– Хромосомный набор в полном порядке. Никаких генов агрессивной личности. Тестирование не определяет у девочки склонности к аномальному поведению. Даже во сне, когда сознательный контроль отсутствует, никаких отклонений. Фаза быстрого сна, фаза медленного сна. Казалось бы, полная норма. Но мне показалось странным, что Фиона не видит снов. Вернее, не помнит их. Я стал проецировать кривые энцефалограмм друг на друга и в трех случаях заметил на некоторых зубцах еле приметную «рябь». Мне показалось странным, что «рябь» возникает всегда в три часа ночи и только в полнолуние.

– Три часа ночи – час Быка! – вспомнил Стефан.

– Да, мрачное время. И потом, эти лунные циклы… Я сверился с астрономическим календарем. «Рябь» становилась видимой, когда луна в ночном небе полностью округлялась. И я стал дожидаться очередного полнолуния…

Стефан вопросительно смотрел на ординатора. Он ждал продолжения. Стефан тоже был Фомой неверующим, но эта история его заинтриговала.

– Увы, меня ждала неудача, – сообщил старик. – Три полнолуния подряд я приезжал в клинику часам к двум ночи и до утра наблюдал за Фионой. Я не обнаружил ничего странного. Да, на мониторе энцефалографа появлялась «рябь» – но не более. И я забросил наблюдения, пока не догадался однажды отменить Фионе антибредовые препараты. Негласно, конечно же… Я подменил капсулы безобидным мозговым энзимом, а когда Луна опять округлилась, к трем часам ночи был возле палаты Фионы. Там в двери есть глазок и специальная ниша для подачи пищи. Ниша действует по принципу клапана, а прозрачная перегородка в ней поднимается только снаружи. Стекло очень толстое, разбить или выломать его практически невозможно. Я приволок стул, уселся перед дверью и стал наблюдать за Фионой через это прямоугольное отверстие. Вероятно, я… вздремнул. Фиона исчезла! В каждой палате горит ночник. Света вполне достаточно, чтобы различать предметы внутри. Одеяло валялось на полу, а койка была пустой! Фиона могла находиться сейчас в углу возле двери. Я пододвинулся к краю ниши. Возле душевого блока мелькнула тень, потом послышалось металлическое… бряцание. Так звенит связка ключей. Или садовые ножницы! Я вспомнил, было, рассказ шерифа о странном металлическом звуке в доме Фионы, когда раздался сильнейший удар в дверь. Видишь, Стефан, эти оспины у меня на лбу и щеках? Осколки «небьющегося» стекла вонзились мне лицо, а в нише я увидел мозолистую ладонь лесоруба и множество… ножей. Да-да, это были острейшие металлические лезвия. Они возникали из конечных фаланг пальцев. «Указательное» лезвие дернулось вверх, но я успел отшатнуться, и удар пришелся по подбородку. Опоздай я на долю секунды, и мой труп нашли бы здесь, возле тринадцатой палаты – в луже крови и с перерезанным горлом!

Ординатор ослабил галстук и расстегнул воротник. На его шее Стефан увидел белесоватый шрам.

– На этом я прекратил эксперименты, – заключил старик. – Мне стоило немалых усилий замять скандал и «оправдать» разбитое стекло и свою обезображенную физиономию. Фиона опять начала принимать лекарства, а я больше не подсматривал за ней в полнолуние.

Они оприходовали уже полбутылки, но Стефан не чувствовал эйфории. Эти убийства, Фиона… Он представил старика возле тринадцатой палаты и ладонь с кошмарными лезвиями в нише. Он почувствовал вдруг угрозу – абстрактную, но вполне осязаемую.

– Но утром вы обследовали девочку? – спросил Стефан.

– Фиона проснулась и, как обычно, ничего не помнила. Она очень удивилась, когда увидела осколки стекла на полу и поврежденную нишу. На ладонях девочки не было ссадин. В палате я не обнаружил никаких металлических лезвий.

– Итак, синдром Фредди Крюгера?

– Иногда мне кажется, что создатель «Кошмара на Улице Вязов» где-то встречал свою «фиону»… Возможно, ночью мы «тонем» – погружаемся в бессознательное. И тут уж как кому подвезет. Спокойные течения почти незаметны, завихрения рождают кошмары, а мощные водовороты увлекают таких, как Фиона, в мрачную бездну.

– И превращают таинственным образом в убийц?

– Я не знаю, что сокрыто в Фионе, – признался старик. – Я вообще теперь не уверен, в каком мире существую.

Они засиделись. В окне Стефан увидел белесоватое бельмо Луны. На ее диске имелась полукруглая выемка. До полнолуния оставалось еще добрых полторы недели.

– Я ухожу в отпуск, – сказал напоследок ординатор. – Ты останешься опекать маньяков, убийц – и Фиону. А теперь выпьем по последней и уйдем отсюда прочь – в мир, где нормальных людей, как нам кажется, подавляющее большинство.

* * *

Человек существо любопытствующее и, возможно, только поэтому смог подняться из первобытной грязи. Час Быка, загадочные убийства, юная пленница… После некоторых колебаний Стефан подменил антипсихотики безобидным общеукрепляющим средством. Он подыскал идентичные по форме и цвету капсулы и лично вручал их Фионе. Персоналу он объяснил, что проводит с девочкой психотерапию, но на самом деле опасался, как бы опытная медсестра не подметила несколько иную маркировку капсул.

Фиона встретила его приветливо.

– Вы мой новый врач? – спросила она лукаво улыбаясь, когда Стефан впервые появился в ее палате без сопровождения.

– Ординатор временно отсутствует, – уклонился от прямого ответа Стефан. – А тебе, вообще-то, нужен врач?

– Ну, вам виднее, – заметила девочка. – Ведь это больница, а у каждого больного должен быть свой врач.

– Совершенно верно, больница, – согласился Стефан. – И я так понимаю, тебе здесь не очень нравится.

– Решетки на окнах, засовы… – вздохнула Фиона, и улыбка погасла в ее глазах. – Играть здесь не с кем. Мне даже кукол не дают.

Она тоскливо посмотрела в окошко под потолком.

– Прогулки запрещены. Посещает меня только врач. И эти санитары… Я сбегу отсюда! – заявила Фиона. – Вот увидите!

В этом Стефан очень сомневался. Из клиники для особо опасных больных еще никто не убегал хотя бы потому, что пациентов здесь надежно «притормаживали» лекарственными препаратами.

Стефан посещал тринадцатую палату дважды в день – утром и где-то часов в пять, когда уходил с работы. Фиона привыкла к нему и принимала его визиты как должное. Она глотала капсулы, потом Стефан болтал с ней о престарелой опекунше, ее бывших подругах, школе. Он пытался восполнить девочке недостаток общения, как-то скрасить ее унылое и бессмысленное существование. И еще Стефан надеялся, что Фиона постепенно раскроется, и демон безумия непременно себя обнаружит. Стефан привык к Фионе. Так привыкают к бультерьеру. Чувство опасности притупилось, и Стефан иногда пытался сдерживать себя. Он играл с огнем. Сокрытый в этой хрупкой девочке полуночный убийца мог существовать на самом деле.

Увы, десять дней «воздержания» от лекарств никак не повлияли на Фиону. В полнолуние Стефан четыре ночи кряду дежурил возле тринадцатой палаты, но ничего странного не приметил. Сон Фионы был безмятежным. Никаких подозрительных звуков или прячущихся по углам привидений. Стефан не удивлялся. Последействие лекарств могло продолжаться. В любом случае до следующего полнолуния ординатор не вернется в больницу, и Фионе представится еще одна «попытка».

Стефан наблюдал за Фионой – каждым ее жестом, словом. Иногда ему казалось, что девочка смотрит на него слишком… пристально, что кто-то другой, сокрытый внутри, тщательно его изучает. Это незримое присутствие начинало пугать Стефана. Хотя, быть может, он и ошибался. Он мог наслушаться всяких историй о гибели «скалли» и «малдера», и стать слишком мнительным.

– Ты можешь объяснить, почему ты здесь, Фиона? – спросил Стефан однажды. – Почему тебя содержали почти год в федеральном центре, а потом перевели в эту больницу?

Фиона не растерялась. Она даже не помрачнела.

– Они уверены, что я убила агентов, – все так же улыбаясь ответила девочка. – И многих других…

– Но разве не так?

– Агенты… Да подними я на них руку, они просто оттягали бы меня за уши. Или ремнем выдрали! Или я не права?

– Но ведь кто-то же их убил?

– Убил, – согласилась Фиона. – Кто-то очень крепкий и ловкий. Властелин ночи…

– Властелин ночи? – насторожился Стефан.

Фиона уже не улыбалась. Она смотрела на Стефана, как изголодавшийся уж на лягушку. Голос девочки стал низким, почти осипшим, черты лица заострились. Метаморфоза была столь внезапной и разительной, что Стефан вспомнил о санитарах. Ведь предупреждал его старик…

– Ночью все иначе, – сказала Фиона. – Мир обретает иное качество. Луна – солнце ночи – не затмевает звезды. Мы прозреваем. Мы видим планеты, удаленные галактики. Мы вдруг понимаем, что Земля вовсе не пуп Вселенной, и жизнь существует во мраке – истинном и вечном! И ночью невозможное становится возможным…

Стефан вышел из тринадцатой палаты и притворил дверь. «Вот оно, безумие, – подумал он. – Бредовая система умозаключений, не поддающаяся коррекции». Стефан задержался в клинике допоздна. Впервые у него возникли некоторые опасения, и он долго размышлял, стоит ли продолжать эксперимент. А на следующий день, с утра пораньше, Стефан был в тринадцатой палате и опять подменил лекарства. Он хотел надеяться, что подвергает опасности только себя…

Фиона, безусловно, изменилась. Она все также улыбалась и шутила, но улыбка с каждым днем тускнела, а присутствие в палате еще кого-то становилось все более явственным.

«Ничего удивительного, – пытался успокоить себя Стефан. – Шизофрения, расщепление психики. Личность Фионы раздваивается, и сокрытая внутри ее часть несет всякую чепуху о Вселенной и жизни во мраке. И о Фредди Крюгере…». Стефан выяснил, что сериал о полуночном убийце Фиона знала наизусть.

– Милашка Фредди, он так страдал, – сокрушалась Фиона.

– Это сказка, – возразил Стефан. – Вымысел. Такие фильмы в твоем возрасте смотреть не стоит.

– Вымысел, реальность… Порой, различить их невозможно. Конечно, есть много глупых историй о разных чудовищах. Но Фредди Крюгер существовал. Я это знаю наверняка!

Стефан не стал доказывать обратное. Дети верят в эльфов, троллей и Санта Клауса. Проблема состояла в том, что Фиона уверовала во Фредди Крюгера – маньяка из фильма ужасов. Впрочем, Стефан уже не думал, какие фильмы подросткам смотреть не стоит. Он следил за календарем, звездами и лунным циклом. До полнолуния оставалось три дня.

* * *

Стефан отчаянно зевал и пялился в прямоугольное отверстие для подачи пищи. Сквозь толстое предохранительное стекло он видел Фиону, единственную узницу тринадцатой палаты. Он ждал, когда наступит час Быка – три часа ночи. Медсестра ушла в комнату отдыха, а санитары играли в очко во вспомогательном помещении.

Расслабился и Стефан. Он был почти уверен, что ему предстоят две-три бессонные ночи, и ничего особенного он не увидит. Он просто хотел завершить эксперимент. К полтретьему ночи он вздремнул. Не помог даже термос с очень крепким кофе. Стефан встрепенулся, когда в тринадцатой палате раздался шум. Звук не имел ничего общего с металлическим бряцанием. Он был глухой, низкий и напоминал стон. Стефан бросился к нише. Кровать пустовала. Измятый пододеяльник, подушка… Фиона лежала на полу. Она дрожала, как малярийный больной в очередном приступе. Губы девочки беззвучно шевелились, а в уголках рта собиралась белесоватая пена. Приступ развивался стремительно. Судорожные сокращения мышц, отек лица и шеи, конвульсии. Потом тело Фионы изогнулось дугой.

Стефан был обязан вызвать медсестру, санитаров, фиксировать больную, ввести в ротовую полость девочки расширитель, придержать язык… Но Стефан медлил. Он был уверен, что Фиона разыгрывает представление. Обычная истерия. Таким больным требуется зритель. Испарина на лбу, покрасневшее лицо, прерывистое дыхание, стоны, всхлипы, предчувствие смерти. Потом некоторые пациенты изгибаются в классическую истероидную дугу. Ее-то сейчас и демонстрировала Фиона. Это тяжелое, но вполне поправимое нарушение психической деятельности. Оно лечится. Иногда достаточно хорошей оплеухи. Впрочем, кое-что смущало Стефана. Приступ был… множественным! Каждые полминуты мышцы расслаблялись, и Фиона обессилено падала на пол. После непродолжительной паузы девочка вскрикивала и вновь изгибалась, словно таинственный истязатель подключал к ее конечностям и затылку напряжение в тысячи вольт. Даже здоровенный толстокожий детина после такой пытки уже давно бы описался…

Стефан сохранял спокойствие. Он не собирался открывать дверь палаты. Он мог сидеть до утра и наблюдать, как Фиона корчит из себя припадочную. Психические больные часто устраивали такие спектакли, но Фиона… уж слишком старалась. Она исполняла роль без малейших помарок. Несведущий человек и в самом деле мог подумать, что у девочки тяжелый приступ «черной болезни». Стефан зевнул, отвинтил крышку термоса. В смежной палате послышался шум. Когда Стефан решил посмотреть, что же там происходит, Фиона успокоилась. Судороги уже не сотрясали тело девочки, и она, даже, попыталась взобраться на кровать. «Давно пора, – подумал Стефан. – Такие упражнения довольно утомительны».

Смежную палату занимал сексуальный маньяк. Он насиловал древних старух. Он не убивал их, но случалось, что престарелые партнерши не выдерживали столь яростного и неожиданного натиска. Любителя старины отловили и заперли в клинике. Его кормили антипсихотиками, но даже в заторможенном состоянии он удовлетворял себя несколько раз в сутки. Этой ночью маньяк насиловал собственную подушку. «Его бедра двигаются, как у кокер-спаниеля при случке», – подумал Стефан и вернулся к тринадцатой палате.

Спектакль продолжался. Девочка пыталась покончить жизнь самоубийством. Из обрывка простыни Фиона скатала веревку, свернула ее петлей, набросила удавку на шею, а другой конец подцепила к изголовью кровати. Да, был такой способ самоудушения. Если пытаться присесть и упереться ягодицами в пол, петля начинает сдавливать сосуды, питающие мозг. Следует помрачение сознания, потом и полная его потеря. Тело обвисает, под его тяжестью петля затягивается все туже, и дыхание становится невозможным. Человек умирает… Но Стефан опять не верил в подлинность происходящего. Дабы покончить с собой таким образом – медленно и довольно мучительно – нужна громадная сила воли и непреклонная решимость уйти в мир иной. Стефан с грустью думал о том, что Фиона, по всей видимости, угодила в психиатрическую клинику совсем неслучайно. Эта истерика, теперь «самоубийство» на глазах у врача…

Петля сдавила шею Фионы. Девочка задыхалась. Она не пыталась привстать. Ее лицо посинело, глаза закатились, а язык вывалился на подбородок. Стефан открыл термос и наполнил чашку. «Неплохой кофе, – подумал Стефан. – Жаль, старика нет. Ему бы понравился…». Он вспомнил их посиделки за рюмкой коньяка и басни захмелевшего ординатора о синдроме Фредди Крюгера.