Текст книги "Ермак. Начало (СИ)"

Автор книги: Игорь Валериев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

     Глава 4. Выбор пути.

     – Ха, Тимофей, а я сегодня от тебя не на много отстал! – Ромка Селевёрстов, падая рядом на землю, передернул затвор Берданки и нажал на спусковой крючок, имитируя выстрел по противнику.

     – Молодец! – я, лёжа на животе, через прицел винтовки Маузера рассматривал грудную мишень, сделанную из двух чурбаков, которая располагалась на поляне метрах в двухстах впереди. – Ты сегодня просто молодец, Ромка! Всю тропу прошёл в хорошем темпе. Я поднялся с земли и посмотрел назад, где располагалась, сделанная нами полоса препятствий.

     'Тропа разведчика', как я назвал полосу препятствий, занимала площадь чуть больше футбольного поля, и состояла из двадцати объектов разной категории сложности – траншеи, рвы, качающиеся брёвна, трамплины, горки, лесенки, лабиринты, стенки с гнёздами и выступами.

     'Ещё бы оборудовать тропу огневыми рубежами, чтобы проходящие ее могли вести на ходу огонь по появляющимся с разных сторон мишеням, и была бы настоящая штурмовая полоса спецназа, как в Псковской учебке, – подумал я. – Только на патроны денег не напасёшь! Остаётся только помечтать'.

     – А помнишь, как всё начиналось два года назад?

     – Помню, Ромка. Помню.

     Только не два года назад всё началось, а почти три уже прошло после той схватки с хунхузами. Многое произошло за это время. К основному можно отнести то, что две личности Тимохина и моя слились в одну, сохранив знания и умения обоих. Доминировала при этом, к счастью для меня, сущность гвардии подполковника Аленина. Так что в теле молодого казака теперь 'существовал' старый, матёрый спецназовец ХХI века, который иногда по щенячьи повизгивал от выброса гормонов молодого тела.

     Пока поправлялся от ранений, было время подумать о том, что мне делать дальше. Опираясь на опыт героев попавших в прошлое, вычитанный у альтернативчиков, попытался проанализировать своё положение. Проанализировал и понял, что 'попаданец' из меня получился какой-то неудачный: великих знаний, способных изменить и потрясти мир моя память не содержала; чтобы ко мне более-менее стали серьёзно относиться, надо было ещё вырасти. К тому же социальный статус тела, в которое я попал, был если уж не ниже плинтуса, то высоким назвать его язык не поворачивался. Не дворянин, не князь, не царь-государь, а так – пастух, точнее подпасок, правда, из казаков. Какие уж тут великие свершения и глобальные изменения мира и истории.

     Хотя если честно, ничего мне в истории государства российского менять и не хотелось. Да впереди русско-японская война с нашим обидным поражением, потом Первая Мировая, революции, ужасы гражданской войны, коллективизация, индустриализация, репрессии, Вторая Мировая война и такое прочее, но кто я такой, чтобы менять ход истории в ту или иную сторону. Тем более, родился, вырос и сформировался как личность я в советском обществе, которое было построено после всех этих событий. И мне нравилось то общество и то время. А вот все те события, которые произошли после развала Советского Союза, вызывали у меня сплошные негативные реакции. В общем, было о чём подумать.

     Недели три, пока не мог ещё нормально ходить из-за ранений, лежал и думал о вечной философской проблеме – роли личности в истории, точнее роли своей личности в этой возможно уже альтернативной истории.

     Как мне помнилось из прошлой жизни, спектр мнений по данной проблеме весьма широк, но в целом все вращается вокруг двух полярных идей. На основании первой идеи, основанной на теории марксизма: исторические законы с 'железной необходимостью' пробиваются сквозь препятствия, и это естественно ведет к представлению, что в будущем все заранее предопределено, и исторический ход событий невозможно изменить.

     По второй идеи: случайность всегда может переменить ход истории, и тогда, следовательно, ни о каких законах говорить не имеет смысла. Поэтому имеются и попытки крайнего преувеличения роли личности и, напротив, уверения, что иные, чем были, деятели и не могли появиться. Средние взгляды, в конечном счете, все же обычно склоняются к той или другой крайности. Таким образом, я сделал для себя вывод: от моей деятельности в данной реальности либо ничего в ходе исторического процесса не изменится, либо есть возможность изменить историю. И я буду первым человеком, который на практике проверит эти две теории.

      Теперь о себе как личности. Во время второй чеченской компании попал ко мне учебник по социальной психологии, достался от раненого бойца отряда – недоучившегося студента, которого отправили в госпиталь на 'большую землю'. Иногда, под настроение почитывал я этот учебник, пытаясь разобраться в себе и окружающих. Так в той умной книжке прочитал, что человек рассматривается как индивид, то есть единичный человек как биосоциальное существо, особь, и как личность, то есть единичный человек, как система устойчивых качеств, свойств, реализуемых в социальных связях, социальных институтах, культуре, более широко – в социальной жизни. А индивидуальность – это характеристика уникальности, неповторимости, присущей данной личности.

     Следовательно, личность – это любой человек, а не только яркий, исключительный, рассмотренный как ответственный и сознательный субъект социальной жизни; индивидуальность может быть присуща каждой личности, а не только наиболее талантливым людям.

     Вот завернул. Нельзя военным читать умных книжек. Как говорил мой взводный в рязанском десантном училище: 'Если ты такой умный, почему тельник не носишь и строем не ходишь?' В общем, всё, о чём подумал можно свести к выводу: я личность для исторического процесса и очень индивидуальная. Ещё бы не индивидуальная, в биологической особи Аленина находится две личности: моя и Тимохи. Правда, очень быстро после моего переноса стал замечать, что мысленного разговорного контакта с Тимохой мне уже не требуется. Он как будто растворился во мне. Всё, что мне надо было узнать о жизни Тимохи, как бы само всплывало в моей памяти, будто бы это происходило со мной. Это здорово облегчило мне три года назад общение с окружающими, особенно с дедом Афанасием и знахаркой Марфой, которые больше других видели изменения, происходящие с Тимохой Алениным.

     Но вернёмся к проблеме личности в истории. Итак, я индивидуальная личность, которая участвует в историческом процессе данной реальности. По одной теории, чем больше будет моё воздействие на окружающий социум, тем больше изменится ход истории. По другой теории, чего бы я не делал, какое бы 'место под солнцем' не занял, истории не изменить и всё пойдет по наезженной колее истории моего бывшего мира.

     Таким образом, если верна вторая теория, то могу делать, что хочешь. А если первая? Тут надо было подумать, что и как я могу изменить в историческом процессе. На обдумывание данной проблемы и выбора пути в этом мире у меня ушло три недели моей лежки в постели. Для начала я вспоминал всё, что знал об эпохе, в которую попал.

     Итак, 1888 год – время царствования Александра III. Насколько помнил, царствовать ему ещё до 1894 года, когда его место займёт последний государь из династии Романовых – Николай II.

     В отличие от своего сына, Александр III правителем был жёстким и достойным. После смерти императора Александра II от рук 'первомартовцев' Александр III очень быстро закрутил гайки по всем либеральным реформам отца и заявил о незыблемости Самодержавия.

     На докладе Победоносцева, в котором тот призывал нового императора, ввиду ходивших среди граждан Российской Империи мыслей о возможности избавления осуждённых 'первомартовцев' от смертной казни, ни в коем случае не поддаваться 'голосу лести и мечтательности', начертал: 'Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеют прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за это я ручаюсь'.

     Да, это не его папаша – либеральный Александр II, при котором Вера Засулич во время приёма у петербургского градоначальника Трепова несколько раза выстрелила ему в живот, тяжело ранив, а затем, несмотря на неопровержимые улики, свидетельствовавшие о совершенном покушении, суд присяжных её оправдал. В зале суда Засулич была устроена овация, а на улице её встретила восторженная манифестация собравшейся у здания суда большой массы публики.

     О таком террористам-революционерам ХХI века в нашем демократичном и толерантном российском обществе можно только мечтать. Представьте себе, губернатор Санкт-Петербурга при проверке СИЗО даёт команду о наказании подследственного, проходящего по делу против государственной власти, за то, что тот был непочтителен к губернатору. И даже пусть это будет наказание не помещение в штрафной изолятор, а виновного высекут розгами, что уже давно не используется в виде наказания в наше время. Но за это самодурство, соратник наказанного приходит на приём к губернатору и всаживает тому пару пуль в живот, а суд его потом оправдает. Можете себе такое представить? Я нет. Но такое было.

     Самодержавное же правление Александра III привело к резкому уменьшению протестных выступлений, характерных для второй половины царствования Александра II. Пошла на спад и террористическая активность. После убийства Александра II было лишь одно удавшееся покушение 'народовольцев', кажется, на одесского прокурора, и одно или два неудавшихся на самого Александра III. После этого террористических актов в стране не было вплоть до начала XX века.

     Большие успехи были достигнуты в развитии промышленности. В металлургии произошла настоящая техническая революция. Железные дороги перестали быть убыточными для казны и стали приносить прибыль, рекордными темпами шло строительство новых линий. Было проведено конвертирование государственных займов с понижением выплачиваемого по ним процента, введена государственная монополия на торговлю спиртными напитками. Введены новые таможенные тарифы с повышением пошлин на ввозимые товары. За счёт этих и других мер удалось значительно улучшить состояние государственных финансов. Существенно снизилась доля государственного бюджета, расходуемая на обслуживание государственного долга, замедлилось и дальнейшее увеличение самого долга.

     С коррупцией Александр III в отличие от своего отца боролся жёстко, так как не переносил нечистоплотности ни в делах, ни в личной жизни. Согласно его собственным заявлениям, он мог простить чиновнику нечистоплотность в делах или в поведении лишь один раз, в случае его раскаяния, а на второй раз неизбежно следовало увольнение провинившегося. Именно так он поступил с министром финансов Абаза.

     Не пожалел и своих родственников. При Александре III многие из великих князей продолжали занимать высокие посты, но некоторых он отправил в отставку, кроме того, император активно противостоял их вмешательству в работу министерств и ведомств и выдвигаемым ими различным финансовым 'проектам', в которых можно было заподозрить желание прикарманить казенные средства.

     Александр III также предпринял ряд мер по искоренению коррупции и злоупотреблений, усилившихся в предыдущее царствование. Им были введены запреты для чиновников, которых ранее не существовало: запрет на участие в правлениях частных акционерных обществ, запрет на получение комиссии лично чиновником при размещении государственного займа и другие.

     В царствование Александра III Россия не вела ни одной войны. За поддержание европейского мира этот государь получил название Миротворца. Как читал у Витте: 'Император Александр III, получив Россию, при стечении самых неблагоприятных политических конъюнктур,  глубоко поднял международный престиж России без пролития капли русской крови'. Подобную же оценку давали результатам внешней политики Александра III другие современники.

     Одной фразой можно сказать об Александре Третьем – это был образцовый правитель и настоящий хозяин земли русской и не из-за чувства корысти, а из-за чувства долга. Жаль умер рано – в 49 лет. И его революционеры-террористы достали.

     Сначала Саша Ульянов с товарищами – народовольцами убить хотели, но не вышло. Охранка хорошо сработала. Это было в 1887 году, насколько помню. А вот в год моего попаданства в эту реальность произошло крушение Императорского поезда, когда царская семья возвращалась с отдыха из Крыма в Санкт-Петербург.

     Вагон с императорской столовой, в котором находились Александр III и его жена Мария Фёдоровна, с детьми и свитой, потерпел полное крушение. Смотрел фото в Интернете. Вагон был сброшен на левую сторону насыпи и представлял ужасный вид: без колёс, со сплюснутыми и разрушенными стенами, вагон полулежал на насыпи; крыша его лежала частью на нижней раме. Когда после разрушения пол провалился, и осталась одна рама, то все оказались на насыпи под прикрытием крыши. Утверждают, что Александр III, обладавший недюжинной силой, держал на плечах крышу вагона, пока семья и другие пострадавшие выбирались из-под обломков.

     Во всем поезде, состоявшем из 15 вагонов, уцелело только пять вагонов. Вагон, в котором находились придворно-служащие и буфетная прислуга, был совершенно уничтожен, и все находившиеся в нём убиты наповал и найдены в обезображенном виде.

     Александр III, несмотря на дождь с изморозью и страшную слякоть, сам распоряжался извлечением раненых из-под обломков разбитых вагонов. Императрица с медицинским персоналом обходила раненых, подавала им помощь, всячески стараясь облегчить больным их страдания, несмотря на то, что у неё самой повреждена была рука выше локтя, и что она осталась в одном платье. На плечи царицы накинули офицерское пальто, в котором она и оказывала помощь. Только в сумерки, когда приведены были в известность все убитые, и не осталось ни одного раненого, которому не была оказана медицинская помощь, царская семья села во второй, давно уже прибывший на место крушения, царский поезд (свитский) и отбыла.

     Действительно, хозяин земли русской. Тяжело мне представить, что кто-нибудь из наших современных правителей после террористического акта, в котором они бы чудом остались живы, помогали бы вытаскивать из завалов раненых и убитых, и не уехали, пока всё не закончится.

     Почему после террористического акта, а не схода поезда с рельс по техническим причинам? Потому, что по одной из версий расследования, крушение было вызвано взрывом бомбы, которую заложил помощник повара Императорского поезда, связанный с революционными организациями. Заложив бомбу с часовым механизмом в вагон-столовую, рассчитав момент взрыва ко времени завтрака царской семьи, он сошёл с поезда на остановке перед взрывом и скрылся за границу.

     Император и вся его семья в том крушение остались живы, однако сотрясение при падении вагона и то напряжения, которое перенёс Александр III, когда держал на спине крышу вагона, спасая жену и детей, положило начало болезни почек. Болезнь неуклонно развивалась, и в 1894 году он умер от хронического нефрита почек.

     А проживи этот богатырь (Александр III имел рост 193 сантиметра, пальцами гнул монеты и ломал подковы) ещё лет пятнадцать-двадцать, неизвестно как повернулась бы дальше история. Вряд ли случилось поражение в русско-японской войне 1904-1905 годов.

     При Александре III армия и военное ведомство были приведены в порядок после их дезорганизации в период русско-турецкой войны 1877-1878 годов, чему способствовало полное доверие, оказываемое военному министру и начальнику главного штаба со стороны императора, не допускавшему постороннего вмешательства в их деятельность. В царствование Александра III было спущено на воду 114 новых военных судов, в том числе 17 броненосцев и 10 бронированных крейсеров; русский флот занял третье место в мире после Англии и Франции в ряду мировых флотов. Именно Александру III принадлежит изречение: 'У России нет друзей, нашей огромности боятся... У России только два надежных союзника – её армия и флот'.

      А вот после смерти Александра III великие князья начнут вмешиваться в деятельность военного министерства. Будут его кроить, то по одному образцу, то по другому, постоянно менять высшие чины этого министерства, чуть ли не ежегодно делать преобразования; вследствие всего этого дела армии и флота значительно расстроятся, что будет способствовать неудачному исходу русско-японской войны.

     К тому же, Александр III показал, как надо бороться с революционерами и развивать экономическую базу российского государства. Слабо верится, чтобы при нём возникла бы 'революционная ситуация', когда низы не хотят, а верхи не могут. К сожалению, всё это мечты! Моё попаданство в этот мир по данному вопросу ничего уже не изменит, поэтому и думал я почти три года назад, что надо выбирать мой путь в этом мире, исходя из моих возможностей. Древние римляне говорили: 'Там, где ты ничего не можешь, ты не должен ничего хотеть'.

     Так что же я могу? А могу я, как профессиональный военный и офицер спецназа – Родину защищать! И не важно, как эта Родина называется: Российская Империя, Советский Союз или Российская Федерация. Тем более, Тимохе Аленину кроме как дальнейшей военной службы в Амурском казачьем полку ничего больше и не светит.

     А вот здесь, поподробнее. С моими навыками и то, что уже умеет Тимоха, за шесть лет до первых трёх лет службы в полку можно будет 'слепить' образцового суперказака Амурского полка Аленина Тимофея Васильевича. Но что мне это даст? Прославлюсь на уровне сотни или полка, как отличный рубака и стрелок от Бога. И всё?! Воевать то в Китайском походе и русско-японской войне придётся по той тактике и военным приёмам, которые приняты в русской армии в настоящее время. А как же мой опыт диверсионно-разведочных операций, снайперское искусство, до развития которых ещё сто лет? Кто прислушается к мнению простого казака, пусть и лихого? Никто. Не тот статус.

     Опять всё упирается в социальный статус тела, в котором я сейчас нахожусь, и его как-то надо менять. Иначе все мои знания пропадут напрасно. Один в поле не воин. Надо каким-то образом внедрить эти знания массово. Но как? Над этим вопросом я ломал голову долго, пока не помог дед Афанасий, только помощь эта обернулась для меня большим горем.

     Глава 5. Смерть деда Афанасия.

     Рано утром я вышел на крыльцо и потянулся, глядя на встающее солнце. Лепота! Раны затянулись. Ничего не болит. Фельдшер Сычёв и знахарка Марфа вчера вечером после совместного 'медицинского консилиума' сказали деду Афанасию, что молодой казак Аленин полностью здоров. После этого Марфа почему-то поспешно уехала, а дед с фельдшером натрескались ханшина до положения риз, после чего я с большим трудом загрузил Сычёва в его тарантас и отвёз в станицу. Вернулся домой поздно ночью, забрав у атамана Селевёрстова своего коня.

     Встав рано утром, выйдя на крыльцо и потягиваясь, я думал о том, что как прекрасно чувствовать себя в молодом теле, когда ничего не болит, не ноет, не тянет. Действительно, лепота! Сальто вперёд, что ли с крыльца сделать или колесом по двору пройтись.

     Спустившись с крыльца и зайдя за угол дома, готовясь перейти на бег, я буквально наткнулся на деда, который стоял в одних шароварах и нательной рубахе, что-то внимательно рассматривая вдали.

     – Баню протопи, Тимофей, – не поворачивая головы, сказал дед.

     – Так сегодня не суббота?!

     – Протопи. Надо мне.

     Дед продолжал смотреть вдаль, но при этом глаза его были какими-то пустыми, без единой мысли.

     Не говоря больше ни слова, я отправился носить воду в баню. Налив котёл и все кадушки для холодной воды, разжёг дрова в печи и пошёл к деду с докладом, думая, чем вызвана внеплановая помывка в бане. На улице деда уже не было, и я прошёл в дом. Старый Афанасий сидел в горнице за столом, одетый в одно исподнее, а на столе перед ним стояли ларец и шкатулка, в которых он хранил бумаги и разные ценные вещи.

     – Садись, Тимофей, поговорить надо, – дед указал на табурет рядом со столом напротив себя.

     – Что-то случилось, деда?

     – Агафья моя, сыновья все трое, да сноха Катерина приснились мне сегодня. Стоят и зовут меня к себе, – дед выпрямился на табурете и положил руки на стол. – Помирать сегодня буду.

     – Ты чего, деда, с ума сошёл?! – я взволновано привстал из-за стола.

     – Сиди и слушай, Тимофей Васильевич. Да, именно, Тимофей Васильевич. Последним, ты, в нашем роду Алениных остаёшься. Перед смертью спросить тебя хочу, – дед Афанасий будто попытался просверлить внука своим пронзительным взглядом. – Кто ты?

     Я отвёл глаза и уставился в поверхность стола.

     'Всё, приплыли! – метались мысли в голове. – Видно косяков за три месяца, пока выздоравливал, много спорол, если дед не верит, что я его внук'.

     Поднял голову и, глядя деду в глаза, произнёс:

     – Я, Тимофей Васильевич Аленин.

     – Нет, не Тимоха ты! Внук иногда в тебе проглядывается, но с каждым днём всё меньше и меньше, – старый Афанасий сжал кулаки. – Не бойся, скажи. Я сегодня помру. Мне знать перед смертью надо, где Тимоха!

     – Да я не Тимоха, но я действительно Аленин, и зовут меня Тимофей Васильевич. Наш род также идёт от донской ветви потомков Ермака. Кто-то из моих пращуров твой брат, только не знаю степени того родства.

     – Что-то не пойму ничего!

     – Понимаете, Афанасий Васильевич, я родился... Рожусь... Тьфу, ты. Появлюсь на свет ещё только через восемьдесят лет. Как бы проще объяснить. Я жил в будущем, там умер, и душа моя как-то попала сюда в тело Тимохи.

     Старик откинулся назад и, быстро крестясь, произнёс: 'Чур, меня. Свят, свят, свят! Изыди, сатана!'

     Я грустно улыбнулся, перекрестился, достал из-за пазухи медный крестик и поцеловал его:

     – Не сатана я, Афанасий Васильевич, а вот кто, теперь и сам не пойму. Там в будущем я был офицером, защищал Родину. Защищал хорошо. Если сравнивать награды, то здесь я был бы георгиевским кавалером с кучей других орденов и медалей. Потом там я умер, а очнулся в теле Тимохи и принял бой с хунхузами. Сначала мы с Тимохой как бы мысленно разговаривали между собой. Когда надо было общаться с вами, Афанасий Васильевич или с Марфой, то это делал Тимоха. Но потом мы с Тимохой стали как бы растворятся друг в друге. Я теперь знаю и помню всё, что знал и помнил Тимоха, а он знает всё обо мне. Поэтому, я – это теперь Тимоха.

     – Вот оно что...!

     – Да, Афанасий Васильевич, с одной стороны я сейчас сижу и разговариваю с вами как с посторонним человеком, а с другой стороны мне хочется заплакать, обнять вас и закричать: 'Деда, не помирай!'.

     – Внучек! – из глаз старого Аленина потекли слёзы.

     – И ещё, Афанасий Васильевич, там в моём будущем Тимофея хунхузы во время этого набега убили, а здесь он, хотя и таким образом, остался жив!

     Старик встал из-за стола, обошёл его, подходя ко мне и, нагнувшись, прижал мою голову к своей груди: 'Внучек, мой!'. Я застыл, а потом моё тело затряслось от неконтролируемых мною рыданий.

     – Вот и хорошо, внучек. Поплачь... – дед гладил по голове и по спине внука, который прятал лицо в нательной рубахе старика. – Сейчас полегчает, внучек. Полегчает.

     Через некоторое время Тимохина сущность успокоилась, а старый Афанасий, ещё раз погладив меня по голове, вернулся на своё место за столом.

     – И что там будет, в будущем?

     – Страшно будет, войн много будет, крови людской реки прольются.

     – Ну, не живётся спокойно басурманам! – дед Афанасий осуждающе покачал головой. – А что здесь делать будешь?

     – Защищать Отечество! Что ещё казак может делать. Знания вот хочу свои из будущего о военных приёмах казакам передать. Я там до гвардии подполковника дослужился.

     – Кхе... Гвардия! Подполковник! – старик довольно разгладил рукой бороду. – Так ты у нас – ваше высокоблагородие, Тимоха! Хе-хе, не зря хотел тебя в военное училище устроить.

     – В какое училище?

     – Заболтался я с тобой! – лицо старого Аленина потемнело. – Времени-то чуть осталось. Слушай внимательно внучек.

     Дальше старый Аленин рассказал мне о своей договоренности со станичным атаманом попытаться устроить Тимофея в Иркутское юнкерское училище на казённый кошт, и о том, что Селевёрстов в Благовещенске разговаривал об этом с самим наказным атаманом и тот обещал посодействовать. При выпуске из этого училища по 1 разряду можно будет получить звание хорунжего и стать офицером. Только тяжело в него поступить обычному казаку. Мало кому удаётся. Также рассказал о том, что у Селевёрстова находятся три хороших строевых коня и оружие, которые он сохранил для Алениных после боя Тимофея с хунхузами.

     Потом дед Афанасий раскрыл шкатулку достал пачку кредитных билетов по двадцать пять рублей и, развернув платок, высыпал на стол кучку золотых пятирублевок.

     – Здесь восемьсот рублей, – вздохнул старик. – Семьсот атаман передал кредитными билетами. Это премия за убитых тобой хунхузов и их снаряжение от наказного атамана. Селевёрстов с казаками, сам понимаешь, всё более менее нормальное с хунхузов поменял на бросовое из станичного добра, но всё равно добре получилось. Семь сотен рублей очень хорошая премия. А сто рублей я накопил за последние годы на чёрный день. Теперь это всё твоё. На учёбу, внучек, тебе.

     – Деда! Афанасий Васильевич! Да что вы, в самом деле. Прекратите! Вам ещё жить, да жить.

     – Нет, внучек. Пришло моё время. Всё, отжил своё. Пора!

     Старик, тяжело встав из-за стола, прошёл в угол горницы, где стоял сундук, открыл его, достал свой парадный мундир с наградами и разложил его на кровати.

     – В нём меня похоронишь! Награды только перед тем как в землю опускать будете, сними. Оставь себе на память.

     Я глядел на деда, и мои глаза наполнились влагой.

     – Всё, внучек. Теперь в баню. К Богу на суд надо чистым приходить.

     Старый Аленин взял чистое исподнее, уже лежащее на кровати и вышел из горницы.

      'Чудит, старик, – подумал я. – Но хорошо, что с ним объяснился. Теперь скрывать ничего не надо. И принял всю эту невероятность дед как-то спокойно, хотя ни одной книжки фантастической не читал'.

     Я подошёл к столу. Завернул деньги в платок и положил обратно в шкатулку. Затем открыл ларец и долго перебирал, лежащие там бумаги. В основном это были выписки из церковных книг о рождении и смерти членов семьи Алениных, поминальная книга с датами помина умерших родных, наградные листы и прочие документы. Убрав шкатулку и ларец в сундук, взял в чулане самовар и понёс его на двор, чтобы наполнить водой и растопить. Дед после бани мог выпить чашек пять-шесть горячего и обжигающего чая.

     Выйдя на крыльцо, увидел, что дед с влажными волосами и бородой, в чистом исподнем уже сидит на любимой лавке у крыльца.

     – Чайку – это хорошо, – дед размашисто перекрестился. – Давай, внучек, раскочегарь самовар, да в бане приберись, а я пойду, прилягу, что-то ноги не держат.

     Старый Аленин начал подниматься на крыльцо, пропустив спускающегося внука.

     – Да! Тимофей, чуть не забыл. Домовина моя готовая на подволоке в сарае лежит.

     – Деда, ну что ты всё заладил: умру, домовина, похоронишь меня. Как маленький.

     – Цыц у меня! Ишь, голос поднял! Ещё не умер. А офицером стань, Тимоха, и науки свои полезные казакам передай. Это мой наказ тебе, Тимофей Васильевич! – с этими словами старик зашёл в дом.

     Я быстро наполнил свежей водой самовар, растопил его, потом сбегал в баню, вымел листья, опавшие с веников, которыми парился дед, промыл полы, лавки, замочил в щёлоке грязное исподнее деда и пошёл в дом. Зайдя в горницу, увидел деда лежащего с закрытыми глазами, не на кровати, а на лавке и со скрещенными руками.

     'Вот дед чудит! – подумал я. – Осталось только свечку зажженную воткнуть и можно отпевать'.

     И в тот же момент неестественная желтизна щёк на лице деда заставила меня броситься к старику и прижаться ухом к груди. Биения сердца слышно не было. Я прижал два пальца к сонной артерии на шее деда – пульса не было.

      'Этого не может быть', – метались мысли в моей голове. – Не может быть такого. Сказал, что умру сегодня, и умер. Он что сердце себе остановил?'

     В это мгновение будто что-то лопнуло в моём сознании. Упав на колени перед лавкой, я уронил голову на грудь деда и в голос зарыдал. Сколько проплакал, выкрикивая какие-то слова, не помню. Успокоившись и поднявшись на ноги, я, оторвав от холстины тесёмку, подвязал подбородок деду и вышел из дома. Потом оседлал коня и поскакал в станицу, чтобы сообщить о смерти деда станичному атаману.