Текст книги "Программист"

Автор книги: Игорь Денисенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Извините, Татьяна, но нам нужно работать, – произнёс я и с глубокомысленным видом стал запихивать сетевую карту в пи-си-ай слот материнки.

– Конечно, конечно… мы уже уходим.

И только дверь закрылась….

– Чо сидим? Налетайте на пирог, пока не остыл!

Артём метнулся ставить чайник. Коля схватился за нож и стал нарезать пирог.

– Шеф, а нам можешь что-нибудь предсказать? – спросил Артем, перед тем как засунуть в рот приличный кусок пирога.

– Могу, – беззаботно кивнул я, протягивая руку за своей порцией.

– И чо у нас будет? – спросил Коля.

Но я молчал. И пауза затянулась….А потом я сказал:

– Ты Николай женишься, и жена нарожает тебе двух карапузов. Одного ты назовешь Артур, а второго Настя. (Артем хохотнул, пытаясь не подавиться пирогом). Артем станет коммерсантом, и будет держать сеть магазинов по городу. Вот как-то так…

– Понятно… А у вас шеф как будет? – спросил Коля.

– А я к тому времени уйду на пенсию, и куплю себе остров в Тихом океане.

Вот так отшутился я, а то, что было мне сообщено на самом деле, мне не то, что не понравилось. Дело не в этом….Честно говоря, даже не знал, как это расценивать, и как на это реагировать. Картинка в голове была такая. Взрослый мужчина, лет тридцати пяти, закрывает дверь офиса. И это был не я, это был явно Коля, повзрослевший, возмужавший Николай Селивёрстов.

Понедельник.

Свершилось. Сегодня по новостям объявили, что временно исполняющий обязанности мэра – Лукьянов В.С. приказом губернатора назначен мэром. А про Зеленского ни слова. Словно и не было его.

Вторник.

Врёт Книга судеб – скучно мне не будет! Да я только рожу эту увидел, как сразу заскучал. Следователь возник на пороге. И только он возник, у меня сразу оскомина во рту появилась. Кисляк такой от предстоящего вранья. Опять врать надо, что-то выдумывать. А следак вцепится бульдожьей хваткой, вынь да положь – откуда я знал, что наркошей там надо искать? У-у-у! Хотелось завыть как волку на луну. Но следователь начал что-то мямлить про каких-то свидетелей якобы видевших как я искал похищенную потерпевшую, как служебная собака взявшая след. Что якобы этим свидетелям потерпевшая, которая мать похищенной потерпевшей, сказала в том момент, указывая на меня – вот он ищет.

Мне это напомнило записи из протокола: «Рядом с трупом сидела жена трупа, а в соседней комнате были мать трупа и брат трупа».

– Господин следователь, я в чём-то обвиняясь? – выдал я, чтобы как-то прояснить ситуацию.

– Да, нет. Ни в чём вы не обвиняетесь, Олег Васильевич, – вздохнул следователь, – Тут такое дело… В нашем районе вчера пропала девочка шести лет. Не могли бы вы… Подсказать что ли… …

Педофил! – Мелькнула мысль. Как я мог про него забыть? Я конечно не народный мститель, но что-то надо было с ним решать… Доказательств у меня никаких для того, чтобы сдать его в ментовку. А самому его убирать – не готов я к убийству. За свою жизнь и жизнь своих близких убил бы конечно в качестве самообороны или превентивной меры. Но вот так, просто пойти и убить… Печёнкой чувствую, что может и надо, а нельзя мне брать грех на душу. Как говорил товарищ Бендер: «Заратустра не позволяет».

– Фотография пропавшей у вас с собой?

– Да, конечно…

Ничего не чувствую. Ребенок и ребенок. Большой лоб, маленькие глубоко посаженные глазки, мелкие косички, капризно надутые губки. Видимо перед снимком она на кого-то обиделась. Но больше никакой информации. Закрыв глаз, сжал фотографию между ладоней и расслабился. Поздно. Её больше нет. От фото не веяло таким холодом, как над залитым бетоном трупом на заводе, но то, что её нет было однозначно.

– Её уже нет, – тяжелые, словно свинцовые капли слова совались с губ. Повисла напряженная тишина. Молчал я, молчал следователь. Что девочки нет в живых, он догадывался и без моего диагноза, но он словно ждал чего-то. Понятно чего ждал – место, где, кто.

– Вы на машине?

Следователь пожал плечами, мол увы…

– Будет транспорт, можно будет покружить по городу. Ничего не обещаю, но все может быть.

Мои слова следователь воспринял как сигнал к действию и тут же набрал номер на мобильнике.

– Саня, привет, давай подъезжай к… (он назвал адрес), нужно покататься по району.

* * *

Вырулив с дворов на Пятилетку, мы повернули направо, туда, где улица Девятой пятилетки пересекалась с Мира. В обшарпанном милицейском УАЗике с гордой надписью «полиция» я сидел на переднем сиденье, всё ещё бережно держа фото меж ладоней.

– Направо.

– Твою мать! Раньше не мог сказать! Перестроится не успею!

– Тогда проезжай до Октябрьской, там направо…

– А потом куда?

– А я знаю? – окрысился я, – Не знаю пока…

Так препираясь и поругиваясь мы продвигались по городу около часа. Чувствовал я плохо и всё думал о том, почему так… Почему на заводе – могильный холод, жуть какая-то а тут нет. Потом догадался, что невинное дитя сразу ушло в рай, а на заводе была неупокоенная душа. Колесили и колесили по проспектам, улицам и переулкам, и тоненькая указующая в душе стрелка то появлялась, то пропадала. Может потому, что мы слишком быстро двигались? Не делайте мне смешно, как говорят в Одессе. УАЗик и скорость несовместимы. В конечном итоге надоело это не только мне, а в первую очередь водителю Сани, который в виду иссекших запасов слюны ей не брызгал, а только шипел на меня как удав на кролика. А во вторую очередь надоело следователю Мишину, который уже пожалел, что со мной связался и чувствовал себя дураком. Больше всего ему было стыдно перед водителем, и он боялся, что тот расскажет об этой поездке с мнимым экстрасенсом в райотделе, и выставит Мишина на посмешище. Чувствовал я это затылком, знал, что так и есть…

– Саня, ладно хватит. Давай дуй прямо до микрорайона А, а там развернемся и домой.

Саня дунул. Я молчал. Мы проезжали мимо Молодежного, когда вдруг у меня закололо в кончиках пальцев, сначала я подумал, что руки занемели фото держать, и лишь потом дошло…

– Саня! Стой! Остановись здесь! – осипшим голосом скомандовал я.

– Охренел? Где я тебе тут остановлю?! Жди до перекрестка.

У перекрестка нас встретил красный сигнал светофора. Отлично. Ни слова не говоря, я вылез из машины и пошёл назад меж тесного потока автомобилей. Сзади хлопнула дверь.

– Олег, подожди! Олежка, да подожди ты!

Мишин поспешил следом. А следом за ним пронеслись невнятные маты водителя. Типа место наше в психушке. А меня неудержимо потащило направо. К густо заросшему скверу. Стоп! Это не сквер, вспомнил я. Это старое чумное кладбище времен гражданской войны. Не знаю, правда ли, что хоронили там умерших от чумы, или другой такой заразы, но кладбище теперь почти в центре разросшегося города. И хоть земля у нас сейчас на вес золота, кладбище не трогали и под новостройки не пускали. Могил там уже почти не было видно, а черных деревянных крестов на могилах раз-два и обчелся. Не может быть сказал я себе, всё ещё не веря предчувствию… На ватных ногах я перелез, через низкий, покосившийся заборчик. Мне хотелось бежать от туда, бежать куда глаза глядят, лишь бы не увидеть то, что сейчас увижу. И в то же время что-то внутри меня, что сильнее моих страхов и брезгливости тянуло меня как магнитом. Я ошибся, это не педофил, понял я, продираясь, сквозь заросли шиповника к черному кресту, на котором что-то страшно белело…

Слова доходили до меня словно через туман густой как вата.

– Кто это мог сделать? Кто? Да не молчи ты программист! Скажи хоть что-нибудь!

– Сергеевич, да не тормоши ты парня, видишь белый как мел. Того гляди в обморок брякнется…

Это Саня оттаскивал от меня взъерошенного следователя. Этого не может быть, как молитву твердил я себе. Не может быть. Не может быть. Не могло быть черных оплавленных свечей расставленных вокруг, не могло быть чаши из человеческого черепа, наполненной кровью… Не могло быть. Никак не могло. Но было. И сердце моё готово было разорваться от боли. А мозг отказывался поверить. Приехало много людей. Они всё ходили и ходили вокруг. Беспрерывно щелкал фотоаппарат. Что-то говорили, что-то делали. А потом поднесли что-то в стакане мне и заставили выпить. И боль прорвалась наружу, слезы брызнули из глаз от неразведенного спирта, а дыхание перехватило. Я закашлялся.

– Да вы охренели!

– Во! Видишь, помогло! А ты нельзя! Не положено! Ласты склеить может…

Глава 4

Среда.

– Артём, ну что ты как ребенок? Понятно, что винду перебить проще, а извилиной пошевелить лень? Откат сделать не пробовал?

– Пробовал. Не помогает.

– Тогда смотри…, – я сел за комп, чтобы самому наглядно и точно просмотреть чего и куда, и проинструктировать Артёма по телефону.

– Забей в строку, там, где выполнить – редактирование реестра – рег эдит. Забил? Заходим в ветку «аш кей карент юзер – софтваре– майкрософ – виндоус – карент версия». Там смотри папку «рун». Нашёл? Создаем в этой папочке строковой параметр. Обзываем его лэнгвиджес бар.

– Подождите, я не успеваю…

Минутная пауза. За это время я успеваю вспомнить вчерашнюю встречу с Галиной Ивановной. Зачем я к ней поперся? Чего хотел? Понимания? Сочувствия? Понимания – да. Сочувствия – может быть. Но главное я хотел узнать, откуда такие уроды берутся и для чего они это делают.

– Сделал.

– Молодец. Теперь в поле «значение» введи «цтмонф=цтмонф. экзе.» перезагружай и будет тебе языковая панель.

Опять пауза. Жду, когда у Тёмы комп перегрузится, и станет понятно – то ли он сделал или нет. Какая бяка эта восьмая винда, такая гадость. Интерфейс гадкий, на тупого юзверя, а сама система сырая и сука глючная. Одна головная боль с этой восьмеркой.

– Есть. Значок появился.

– Вот и хорошо. Бери деньги и дуй по следующей заявке.

Тяжко нам вдвоем. Коля у меня в отпуск отпросился и я теперь по старинке всё сам разруливаю. Отвык уже… Не разруливать отвык, отвык обучением заниматься. Только вот Колю поднатаскал, а Коля обучал Артёма без моего участия, когда тот появился.

О чем это я хотел написать? Ах, да…

Галину Ивановну я нашел без труда. Четвертый дом, второй подъезд, первый этаж, дверь налево. Номер квартиры выяснить не удосужился. Открыла дверь. Посмотрела на меня, а я посмотрел на неё.

– Что случилось?

– Долго рассказывать.

– Проходи.

Прошёл. Однокомнатная полупустая квартира меня не удивила. Немного грязновато. Не то, чтобы бардак и тараканы по стенам, но не как у нас с Иркой вылизано. Помню, мама меня учила, что познакомившись с девушкой и придя к ней в дом, я должен обратить внимание на газплиту. Порядок или беспорядок в доме – дело временное, к приходу гостей все можно по углам распихать, и сделать чики-пуки. А вот газплиту хозяйка всегда моет не на показ, а для себя. Если газплита чистая, то и женщина чистоплотная и аккуратная. Вот Ирка такой и оказалась, а матери моей она всё равно не понравилась.

Сели на кухне. Чайник. Пятна на плите от перекипевшего супа. Хлебные крошки приютились у солонки на столе. Говорил я не долго, минут десять от силы. К тому же первый мой шок прошёл и рассказывал уже не так эмоционально, как воспринял сразу. Галина Ивановна реагировала, как и должна была реагировать. Охала, ахала, ужасалась, сочувствовала, как любая мать и женщина. Одного не было в её реакции – удивления. Это я почувствовал сразу и напрямую спросил: «Ритуал вам известен?» Она замялась. Ритуал ей известен не был, но нечто подобное изредка происходит. Происходит, как правило, от людей больных, у которых смертный грех – гордыня зашкаливает, и они мечтают изменить свою судьбу. Что им надо? А надо как всегда – власти и денег. Педофилам в между прочим, тоже не любви надо, а власть и силу свою показать, значительность. Хотя на самом деле люди это глубоко зачморёные, с комплексами.

Далее зашёл у нас с Г.И. разговор про колдовство и всё такое… Пересказывать не буду, но разговор тот на меня скуку навеял… Двадцать первый век на дворе, а все заговоры и заклятия. С другой стороны, как соотнести словесные и ритуальные действия – как не попытку изменить запись в информационной базе? Есть два способа. Молитва – это желание исправить ошибку в реестре, и заклятие – сделать намеренную ошибку и затереть файл, чтобы записать другую информацию. Вот поэтому небесный сисадмин к святым молящимся и колдунам колдующим по разному относится. Одни помощники, другие враги. С другой стороны, чувствую, что лукавят все эти белые ведьмы и колдуньи, что молитвами людей лечат. Молитвы их, во-первых, не традиционные, а во-вторых, давайте рассуждать логически…

Чему нас учит религия? Учит со смирением воспринимать удары судьбы. Что на всё, что в жизни происходит божья воля (читай в программе записано). А болячки нашего тела от греховной жизни, неправедных дел и мыслей (считай ошибки обращения к потерянным файлам). Отсюда следует, что молитвы с просьбами изменить судьбу (переписать программу) по крайней мере глупы, и просьба вернуть здоровье, которое мы сами подорвали просто наглость. Поэтому просить бога (небесного сисадмина) можно лишь о том, чтобы дал понимания наших грехов (ошибок) и простил те ошибки, которые мы совершили не злонамеренно (по глупости). Вот и всё о чём можно молить…

Потому попы и бычат на белых магов, что молитвы и обряды ими совершаемые один фиг от лукавого, поскольку действиями своим они операционную систему портят. Пусть мягко, не так нагло как черные, но результат один. Я вздохнул:

– И всё же Галина Ивановна, как вы думаете, эти уроды не по шибки ли божьей землю топчут?

Г.И. – со мной согласилась. Мне всё равно, как боженька мои действия расценит, но я решил затереть файл урода.

От размышлений и вчерашних воспоминаний меня отвлек Владимир Сергеевич (следователь), возникший на пороге офиса, как чертик из табакерки.

– Ну, что «Программист», как успехи? Не вычислил ещё, где нам эту тварь искать?

И этот туда же, какой я им нахрен программист? Сначала Олег Васильевич, Олег, Олежка, а теперь до кликухи скатился…

Четверг.

Вчера перед сном, снял с шеи цепочку с крестиком и приготовился к худшему. С четырнадцати лет не снимал, как окрестили в церкви. Нет. Снимал, разумеется, и периодически снимаю, чтобы цепь с мылом помыть, когда грязь меж звеньев набьется. Просто без креста на шее я спать не рискую, начинают кошмары мучить. И это не самовнушение, проверено. Иной раз после бани спать отрублюсь, крестик забуду и всё… просыпаюсь среди ночи в поту и с глазами как у совы, страдающей запором. А сегодня вот впервые сознательно без крестика спать буду. Всё потому, что нужно попытаться попасть на территорию этого сатаниста, и выяснить, где мне его искать в реале.

Во сне я оказываюсь не на старом диване, а лежу на спине, на полу в прихожей, на перекрестке всех путей хождения по квартире, и набираю в себя воздух, затем выпускаю воздух. И опять вдох и выдох. Пока не становлюсь воздухом. Руки раскинуты, грудь вздымается. И вот я не дышу, и как воздушный шарик взмываю вверх и приклеиваюсь к потолку. Медленно переворачиваюсь на живот, и, отталкиваясь от одной стены, долетаю до другой. Ничего интересного в стенах нет. И полёт по тесной квартире особо не вдохновляет, интересно само ощущение невесомости тела. Пять, десять раз я летал во сне, не помню, но техника подъема была всегда одна и та же. Лёжа на спине, правильное дыхание и подъём в воздух.

Теперь на свободу, на улицу. Лечу над ступеньками вниз, и, вылетев из подъезда, взмываю в небо. Ох! Какая красота! Это я не о пейзаже. Пейзаж скучный. Серое пятно города подо мной, без единого огонька, серое небо с серыми тучами, без единой звезды. Кругом царит вечный сумрак. И никого вокруг, ни единой живой души. Может об этом сумраке писал Лукьяненко? Не знаю. Как-то даже не задумывался. Последний раз летал, когда книг Лукьяненко ещё не читал, да и никакого синего мха я тут не видел. Красоту и восторг я испытываю от ощущения полета, от ветра омывающего тело, от возможности камнем бросится вниз и у самой земли опять взлететь к небу. Что я и делаю… Послушав внутренний компас, указывающий направление, падаю вниз, реактивным самолётиком чуть разведя руки.

И город стремительно приближается мне навстречу. Здесь эта тварь живет, чувствую я и оглядываюсь по сторонам, дабы определить, в каком районе города оказался. Что это за улица, и какой дом? Понятное дело, что табличек нигде нет. Просто по архитектуре могу догадаться. Судя по домам слева, это улица Морозова, а то здание гастроном «Ласточка». Значит… значит это дом третий от гастронома… И тут пока я высчитывал, вдруг слышу за своей спиной свист рассекаемого со страшной силой воздуха. Да же не так, вру… Свист то из-за спины, но я уже не в городе, а оказываюсь во сне на диване, и откуда-то снизу из непроглядной тьмы ко мне летит что-то ужасное, что-то, что хочет схватить, впиться в меня когтистыми лапами и увлечь навсегда вниз. И я слышу по звуку, что оно приближается, и когда уже совсем рядом – ужас пронизывает меня насквозь, и я просыпаюсь.

Липкий пот по всему телу, рот судорожно вдыхает воздух. Хорошо, что Ирка сегодня в ночь, напугал бы её сейчас. Не помню, но судя по тому, как за стеной зашевелились соседи, видимо кричал спросонья.

Пятница.

День прошел как всегда, вспомнить особо нечего. Опять заходил следователь. Постоял, по пенял с укоризной, что помочь не хочу. Потом пожелал успехов и ушел. А после обеда была одна бабуся, всё пытала меня – не навела ли на неё соседка порчу, а то ведь такая стерва, прости господи, ведьма не иначе. Это от неё у бабуси все суставы болят и в спине стреляет. А ещё вот насморк ни с того, ни с сего начался. Не знал, как от грипозной бабки отделаться, пока не запросил за сеанс тысячу. Бабка всполошилась, что у неё нет столько с собой, и вообще люди говорят, что у меня таксы нет, платят сколько могут. Я к тому времени от её бреда озверел и сказал, что её обманули – есть у меня такса! И меньше тысячи я не беру! Она перепугалась, посмотрела на меня с опаской, словно я укусить могу и, извинившись, ушла. Надеюсь, больше не придёт.

Суббота.

Сказал жене, что есть неотложное дело и встал по темноте, в три часа ночи. Такси уже ждало около дома (заказывал заранее). Проехал на такси до гастронома «Ласточка» и попросил подождать пять минут. До искомого дома дошёл пешком. Достал из сумки молоток и крупный кусок щебенки (красного гранита), и забил его молотком в решетку ливневой канализации, что на проезжей части. Проверил рукой. Сидит крепко. Затем вернулся. С Иркой был серьезный разговор. Очень тяжело было её убедить, что не на блядки я среди ночи мотался. Спать хотелось, но после таких разговоров сон не шёл. По-моему, она так и не поверила. А я так и просидел до рассвета на кухне с ноутом на столе. Смотрел на ютубе всякую хрень и курил в форточку. А на рассвете влупил дождь. Сильно влупил, мощно. Грязные потоки воды с осенней листовой заполнили улицы. Те бедолаги, что с вечера не поставили машины на стоянки, а приткнулись у обочины, теперь не могли до своих машин добраться, чтобы не замочить ноги почти до колен. И не мудрено, ведь ливневая канализация на дорогах практически не работала. Решётки позабивало листьями. И как многие в сегодняшнее утро, из дома по улице Морозова выйдет человек, и будет, матерясь, добираться до своего автомобиля. А то место, где воды поменьше, у самой решетки ему покажется предпочтительней, он ступит, но в спешке не разглядит камень, скрытый мутной водой, и когда выдернет ногу, споткнется и упадет плашмя. Чтобы попасть головой под заднее колесо медленно проплывающего по улице автобуса.

Отхлебнув из кружки остывшего чая, я посмотрел на часы в панели пуск, на часах было 8:40. Готов.

Я стер тебя сука!

Воскресенье.

Ирка со мной не разговаривает второй день. Даже и не знаю, что делать. Сегодня она ушла в дневную смену. Как неприкаянный ходил по пустой квартире и всё думал, как бы оправдаться так, чтобы она поверила. И вот ничего придумать не могу. Не умею я врать, хоть убей. Может потому и на фирме не остался работать, что говорил всегда правду, и льстить начальству не умел и главное – не хотел. А фантазировать могу, сколько угодно… Вот например:

Мелькнула мысль, что сумрак мой, это конечно не Лукьяненко сумрак, скорее вход в операционную систему из под DOSа. Поэтому архитектуру видно, а анимированное содержимое нет. Далее была мысль: Все эти предыдущие цивилизации, строившие Баальбек. А так же те крепости в Южной Армерике, используя полиганальную кладку, скорее всего так в изменении информационной базы поднаторели, что камни были легкие как пушинки, и мялись как пластилин. И никакая техника при строительстве им была не нужна. Магия рулила. Поэтому не стал Господь как обычно до этого поступать – делать зачистку от вирусов при помощи антивирусной глобальной войны. А сделал откат программы человечеству, и пошла вокруг шарика гигантская волна… Хорошо хоть Ноя предупредил.

Понедельник.

Еду на автобусе двадцать пятого маршрута и, облапав поручень, с тоской смотрю на осень за окном. Золотой листвы все меньше и меньше. Чернеющие стволы и ветки кленов с немым укором протягиваются к свинцовому серому небу. А с неба всё сыпет и сыпет мелкую водяную пыль.

 
Мне осени негромкая пора,
Причудливой листвы очарованье,
Как золота незримого гора,
И холода коварное лобзанье…
 

Прав классик. Не помню, кто сказал, но вся хандра в человеке, от семейных неурядиц и отсутствия денег. Деньги пока есть, а вот семейные неурядицы достали. С Иркой так и не помирились.

Проезжаю мимо девятого лицея и вижу припозднившуюся школьницу, нелепо ковыляющую вдоль забора. Стоп, говорю сам себе, это она ростом школьница, а похоже просто инвалид детства. Автобус минует перекресток с улицей Ленина, и метров через пятьсот я опять вижу ковыляющую личность, с нарушенной координацией движения. На сей раз это парень… Да что же такое? Два инвалида кряду? Хромая судьба. Словно намек какой. Вышел на остановке у музыкального училища и повернул во дворы. Тут квартал пешком. А там уже моя вотчина, то бишь офис. Заруливаю во дворы двухэтажных бараков, и смотрю, стоит сиротливо на лавочке непочатая бутылка «Белого медведя». Знаем, знаем. Это подростки шутят. Написают в бутылку и аккуратно крышечкой закроют. А сами за углом спрячутся. Алкаш какой увидит – хвать ту бутылку и быстрей пить, а пацаны ржут за углом.

Продолжаю движение по направлению к своему гнезду и тут из-за угла одиннадцатого дома навстречу трое с помятыми лицами и острым абстинентным синдромом на них.

– А кто это идёт? – почти радушно говорит тот, что слева.

– Здорова, братан! – восклицает средний протягивая руку.

– И вам не хворать, – настороженно отзываюсь я. Неуверенно пожимая руку среднему, который мою ладонь сжал и отпускать не торопится.

– Ты это… центр держишь? Твой вроде? – говорит он.

– Мой.

– Не обессудь, ссуди на опохмелку. Сам видишь, болеем…

– Мужики, денег нет. Не обижайтесь, пустой как барабан.

– Да чо ты жмешься? – окрысился тот, что справа.

– Он походу нас обидеть хочет, буржуй сука! – делает шаг ко мне левый, сжимая кулаки.

– Погодь, погодь пацаны… Может у него с собой нет, а бабки в конторе лежат. А? Скажи? Мы сейчас с тобой пройдем, и ты нам дашь маленько? Так ведь? По глазам вижу, что не жадный, – говорит средний, всё ещё сжимая мою руку, которая внезапно стала потной и противной. А в голове вихрем проносятся видения. Вот сейчас я резко отвечу и в результате буду инвалидом, хромающим по жизни. А всё это из-за одной бутылки.

– Конечно, – через силу киваю я, – пойдем. Дам на опохмелку.

– Вот видите парни! Я же говорил, нормальный он мужик! С понимаем! – обрадовано восклицает алкаш, и, отпустив мою ладонь, тут же вцепляется в локоть, чтобы я не убежал.

Так мы дружной компанией и двинулись дальше. А я пытался получить инфу на приятельски прижавшегося ко мне бомжа. Дважды судим за мелкие кражи, драка, воровство в магазине. За гоп-стоп не привлекался. Жена давно выгнала и, продав квартиру, уехала. Кентуется он с Мурашом (слева) и Витюхой (который справа). У Витюхи хата в одиннадцатом доме. Оттуда они с утра и выползли. Инфу получил и что мне с ней делать? Чем она мне помогла? Стоит деньги дать один раз, как они станут меня пасти каждый день да через день. И что мне от них прятаться? Прятаться стыдно, а давать деньги и быть дойной коровой – ваще западло. Получать ни за что по куполу – тоже не хочется. Спрашивается на фига я на компе в игрушки шарился? Лучше бы на карате ходил. Разозлился я сам на себя. Но тут на подходе к офису, замечаю знакомую фигуру. И решение тут же пришло само по себе.

– Вот, что мужики, – произношу я и резко останавливаюсь, – я вдруг вспомнил, что ключи от конторы дома забыл. Вы здесь подождите, а я домой сгоняю.

– Да ты издеваешься? – зло и ошарашено заявляет Витюха и тянет ко мне грязную пятерню.

– Ах, ты! – говорит Мураш и тычет меня кулаком в ухо. Я пытаюсь вырваться из цепких объятий моего сопровождающего, который пытается левой заехать мне в лицо, поскольку правой всё ещё держит за локоть, и краем глаза успеваю увидеть бегущую к нам фигуру.

– Стой! Стрелять буду! Полиция! – кричит Владимир Сергеевич, нашаривая что-то рукой под полой куртки. Вот уж не думал, что он при оружии ходит.

– Атас!

– Менты!

И я внезапно остаюсь в одиночестве, чтобы встретить запыхавшегося следователя.

– Ну, ты даешь… программист. И где ты себе только таких друзей находишь? – говорит подбежавший В.С.

– Это врагов мы выбираем сами, а друзья находят нас, – отвечаю я, с сожалением рассматривая оторванный левый рукав куртки.

Вторник.

Сижу на работе и задумчиво смотрю на монитор. День прошел, слава Богу, спокойно. Вчера в знак благодарности подкинул следователю инфу про несчастный случай, произошедший на улице Морозова в Субботу. Посоветовал пошарить хорошенько в автомобиле покойного. Сегодня Мишин позвонил и, судя по голосу, был крайне благодарен. Орудие преступления они нашли. Дело раскрыто. Но чуточку недоверия в его голосе всё же проскальзывало. Не особо он верил в несчастный случай. Но это его проблемы. Жена мне конечно алиби не сделает, но и доказательство моей причастности, он хоть тресни – не раздобудет. Ирка сегодня в ночную, и мне категорически не улыбалось сидеть одному в пустой квартире, полной недоверия и обиды. Физически ощущал эту ауру разъедающую душу и проистекающую от Иркиного молчания. Решено. Заночую сегодня на работе. Только вот пожрать чего-нибудь надо. Вздохнул, поднялся и пошёл до магазина. В магазине особо не привередничал – буханка хлеба, кусок сыра – вот и весь рацион. Чай и кофе в офисе ещё есть. Перехожу улицу, и до моего уха доносятся звуки музыки. Это Михаил Каретников на рояле в Джаз-баре лабает. Директор музыкальной школы, куда меня маманя пыталась отдать, но за неимением слуха Каретников меня тогда не взял. Сейчас говорят, берет всех, голод не тетка, на проценте от количества учеников живет. Да видать и этого не хватает, вот в баре по вечерам и играет с коллегами музыкантами. Музыкантов в Джаз-баре по вечерам когда трое, а когда четверо. Из постоянных – ударник и контрабас, а трубач там не всегда. Вот и сейчас трубы не слышно. Но играют мужики не плохо, профессионалы. Коктейли и пиво в баре дорогое, на счет коктейле не знаю, но пиво у них хорошее. Зайти что ли? Пропустить кружку? Торопиться вроде некуда, сворачиваю к бару.

Прохожу в полутемное помещение бара, заранее протягивая стольник за вход секьюрити. Слегка киваю Каретникову (компьютер ему пару раз делал), и присаживаюсь за стойку.

– Привет, Татьяна! – здороваюсь с барменшой, – Кружку пива.

Барменша равнодушно кивает в ответ и нацеживает бокал. Кружек у них давно нет. Говорят, не по европейски, не цивильно. А по мне так вполне нормально. Пол литровая кружка организм больше радует, чем трехсот граммовый бокал. Достаю из пачки сигарету и прикуриваю, пока докурю – пена как раз осядет. Мельком осматриваю публику в баре. Народу не густо. Четверка парней за столом явно коктейли с водкой мешают, уж больно навеселе. Две девки со скучающим видом тянут коктейли через трубочку. Одна парочка почти у входа, мило воркуют и лукаво посматривают друг на дружку. Счастливые. Мысленно завидую им, ведь и мы с женой только недавно так ворковали, а сейчас между нами стена. Холодная такая стена из булыжников, покрытая мхом за сто лет одиночества. Вот пожалуй, и вся публика, отмечаю я про себя и затягиваюсь сигаретой. Хотя, нет. Вон около Каретникова какой-то парень трется. То ли знакомый, то ли тоже музыкант. Нет, решаю я, какой-то мало знакомый, неприветлив к нему пианист, даже спиной отчужденно топорщится. Хм… а вот и пена села. Разворачиваюсь спиной к залу, чтобы уделить внимание пиву и делаю первый глоток, а когда ставлю бокал на стойку, рядом возникает тот самый парень.

– Здравствуйте.

Я киваю в ответ. А парень словно того и ждет, чтобы завязать разговор. Неужели на пиво просить будет, мелькает удивленная мысль.

– Вы знаете. Я ведь тоже музыкант, – начинает разговор незнакомец, – на гитаре играю, джаз люблю. Его сейчас мало кто любит, но мне он по душе. Вот пришёл к дяде Мише попросится, чтобы взял меня в свою команду играть… тут.

Мне история парня понятна, и отношения Каретникова тоже понятно, лишний музыкант, значит денег меньше, поскольку делят они выручку на всех. Только вот зачем она мне? Эта история? Или парень думает, что раз Каретников со мной поздоровался, я могу за незнакомого гитариста слово замолвить? С чего бы вдруг? Поэтому я сосредоточенно изучаю содержимое своего бокала и маленькими глотками пробую на вкус холодное бархатистое темное пиво, а на парня не смотрю. Но тот не отстает, начинает мне рассказывать про историю джаза, и про то, что готов проехать в угольном ящике под вагоном до самого Орлеана. Ведь именно таким образом, и именно в Новом Орлеане можно научится играть настоящий джаз. Впрочем, есть и другой способ стать великим джазовым музыкантом… И на этой фразе парень делает паузу и выжидающе смотрит на меня. И? Я поворачиваю голову в его сторону.

– Продать душу дьяволу, – говорит музыкант, смотря мне в глаза.

– Осталось за малым – найти дьявола, – усмехаюсь я.

– Вы не подумайте, я серьезно говорю и готов на сделку.

– Успехов, – соглашаюсь я, припадая к бокалу. Пиво кончилось. Пора уходить. Шизофреники на закуску с пивом плохо гармонируют.

– Постойте! Не уходите! Я ведь знаю, что нашел кого нужно. Я к вам обращаюсь!

Едрит Мадрид! Хорошо, что он мне это не сказал, когда я пиво пил, подавился бы на фиг. Это он меня за дьявола принял?

– Дорогой! У меня как видишь хвоста нет и рога не растут, – недовольно бросаю я, направляясь к выходу.

– Да постойте же! – парень догоняет меня на улице.

Вот привязался!

– Я точно знаю, что вы можете мне помочь. Может не время и не место, но скажите где и когда и я приду.