355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Денисенко » Программист » Текст книги (страница 12)
Программист
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 05:19

Текст книги "Программист"


Автор книги: Игорь Денисенко


Жанр:

   

Киберпанк


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Вторник.

Никогда не жалуйтесь на судьбу, не гневите бога. Бог знает, что вам нужно и сам даст. Люди словно с ума по сходили, все несут своё железо и всем нужно, чтобы работало. Мы за день запаслись работой на неделю вперед. Пашем в шесть рук и едва успеваем. Два раза гонял в подвал за расходными и железом.

Среда

Пашем как афро-пиндосовцы на галерах, и рабы на плантациях. Сегодня решил домой не идти, заночевать в офисе на диване. Ирка сегодня тоже в ночную. А я до ночи хоть пару компьютеров сделать успею. Лег почти в двенадцать и слышу, ступеньки железные на крыльце скрепят. Топчется по ним кто-то и даже шепчет какую-то бредятину. Типа трое сбоку, ваших нет. Подрываюсь с дивана и рывком открываю дверь, дверью же сбиваю с ног какую-то бабку с пачкой соли в руках.

– Ага! – зловеще говорю я, – попалась старая! Насолить мне хочешь? А иголку в косяк железной двери воткнуть слабо?

Бабка с перепугу так подорвалась бежать, что думаю, за золотую олимпийскую медаль в забеге на стометровку вполне может побороться.

Четверг.

Работа, работа, и ещё раз работа. Как завещал великий пахарь. Сегодня позвонила Галина Ивановна и сказала, что её знакомой очень плохо, и она просит, чтобы я прекратил. Будучи весь в железе и тонере, не сразу врубился про что она говорит.

– Какой знакомой? Я тут причем?

– Она человек хороший, помогает обездоленным в делах сердечных.

– Молодец. Только извините, не пойму, что от меня надо?

– А ты Олежка по глупости труды её портишь…

– Какие труды? – всё еще не въезжал я.

– Говорю же тебе, в делах сердечных, магии любовной…

– Галина Ивановна так и говорите, что привороты-отвороты. Только ничего я не мешаю, а пускаю жизнь протекать естественным образом. Кому от этого плохо?

– А тому и плохо… Молодой ты ещё, – вздыхает Галина Ивановна, – не знаешь, что такое безответная любовь.

– Значит, пусть переболеет и успокоится. А привороты вашей знакомой, есть насилие над личностью и ничего хорошего я тут не вижу.

– Нельзя быть таким жестоким. Женщину пожилую чуть до инфаркта вчера не довел.

Тут я, наконец, полностью включаюсь в тему.

– А нечего пожилой женщине по ночам мне соль на порог сыпать и землицу с кладбища! Передайте ей, что не на того напала! И ещё раз вам говорю, в таких делах всё должно быть, как суждено.

– Зря ты так… Не подумавши говоришь. Знаешь ведь, что не всё что тебе суждено, тебе по нраву, а исправить руки коротки! А ведь можно…, – ответила Г.И. и бросила трубку.

Тут до меня дошло. Про бесплодие моё намекает. А ведь раньше говорила, что нельзя исправить? Вот и пойми её… Правду она сейчас сказала, или просто от обиды мне такое выдала? А может клиентов у той бабуси поубавилось? С конкурентом решила бороться? Только какой я ей конкурент? Ни приворота, ни отворота, ни тебе порчи простейшей.

Пятница.

Собственно писать в дневник практически некогда, да и особо нечего… Работаем.

Только сегодня произошёл занятный случай. Еду утром на работу в автобусе, и села напротив меня цыганка. Уставилась на меня пристально, а потом давай языком молоть без остановки: Вижу яхонтовый мой, порча на тебе на смерть сделана, да проблемы семейные, да хвори неизлечимый, да потери денежные. Дай денежку малую, позолоти ручку, да отведу от тебя беды страшные, и т. д., и т. п.

Складно поёт, заучено, ни на одном слове не споткнется. С детства их этому учат. А я молчу, улыбаюсь, да насмешливо так смотрю на неё. Цыганка психанула и говорит:

– Не молчи! Язык отсохнет.

– Ещё раз так скажешь…, – серьезно произнес я, – ослепнешь.

Цыганку с сиденья как ветром сдуло. Вроде только тут она сидела, и уже у дверей на выход щемиться.

Суббота.

Вот накаркал! Нечего описывать! Работа! Вечером вчера прилетает в офис заплаканная мамаша, ребенок пропал. Со школы не вернулся. В школе она была, там видели, как домой пошел после уроков. До дома двадцать минут ходу, если с черепашьей скоростью ползти, а его уже три часа нет. Раскинул камни. Вижу живой пацан, а где и что с ним без понятия. Попытался мамашу успокоить. Куда там! Она в слёзы. Найди и всё! У меня тут завал полный, решили с ребятами в выходные поработать, чтобы разгрести, а тут она со своим мальчишкой и моя информация, что живой он – её никак не успокаивает. Говорю ей, что с друзьями где-то ходит, может в гости к кому зашел. Нет, говорит она, плохое чувствует. Плюнул и пошёл с ней. Подумал, что недолго будет, поскольку в нашем квартале и школа и дом их. Пошли к дому. Чувствую что тут он. Мамаша поднялась в квартиру – нет его. Но в доме – точно вижу. Спрашиваю: Друзья в доме есть? Есть – отвечает. Так сходите по друзьям, проверьте, я начинаю раздражаться. Пока женщина бегает по друзьям, стою у дома и чувствую, что мальчишка живой, но как-то плавает. Не знаю, как передать ощущение. Образ его словно дымкой из стороны в сторону плавает, от земли оторвался и облачком, сгустком над землёй парит. Не сразу понял, что скорее всего либо спит он, либо без сознания. Когда мамаша вернулась, сразу у неё спросил:

– Вход в подвал в каком подъезде?

– В пятом вроде…

Мы поспешили в пятый. Поломанный замок висит на дверных дужках. Темно, как сами знаете у кого и в каком месте. Запахи соответствующие этому месту. Помимо того, что в подвале гадят, и протекают канализационные трубы, тут, похоже, кошки собаки помирают регулярно. Ничего удивительного. На улице мороз. Вся бродячая живность к теплу тянется. Хорошо, хоть темно в подвале только на входе, там где-то посередине лабиринта лампочка горит. Поэтому, чуть дальше сереет, царит полумрак. Пробираемся к свету и видим сидящего на своем рюкзачке мальчишку, прислонившегося спиной к простенку. Мамаша бросается к нему и начинает трясти. Пацан явно в отключке.

– Сыночек! Артурчик! Очнись! Что с тобой! Миленьки мой! Сыночек! – просто надрывается женщина, прижимая мальчишку к себе. К запаху канализации примешивается запах какой-то химии, на земле валяется набор любителя острых ощущений: стеклянный пузырек грамм на 50, тюбик клея и целлофановый пакет. Мальчишка пытается приоткрыть глаза и начинает вяло реагировать на материнские объятия:

– а… у… хе…

Достаю мобильник и набираю скорую.

– Алло, скорая? Примите вызов. Токсичное отравление. Мальчик десяти лет. Адрес – улица Ипатьевская дом тридцать два. Квартиру не знаю… В подвале мальчишку нашли. Да. Наркоман.

– Да какой он тебе наркоман! Как ты можешь так говорить?! – гневно сверкает заплаканными глазами мамаша, и продолжает рыдать над ребенком, – Сыночек! Миленький! Очнись! Родненький!

– Давайте его на улицу, на свежий воздух, – вздыхаю я, и подхватываю мальчишку на руки.

Морозец на улице крепкий. Снег скрипит под ногами. Уже стемнело, и каждые светящиеся фары, появившиеся во дворе, мы принимаем за долгожданную машину скорой помощи, а скорая всё не едет. Мальчишка никак не приходит в себя. Через щелки век видно белки закатившихся глаз. Мысленно матерю этого недоноска, и искренне сочувствую его матери. Что с него вырастет? И вырастет ли?

Глава 9

Суббота.

Вот так в суете и промчалась дикой взбесившейся тройкой неделя. Позавчера умер Петрович. Сегодня на похоронах собралась куча народа. Наверное, около тысячи человек было. Столько знакомых лиц увидел. Однокурсников и просто компьютерщиков нашего города. Кажется, его знали все, и он знал всех. Нелепая, безвременная смерть – инсульт. Многие говорили на кладбище, что молодым умер – 53 года всего было. А по мне не скажу, что молодой, своё пожил, а то, что ещё не старый и полный сил, то да… В толпе шушукались, обсуждали, кто придет после него. Специалистов то полно, но такого, который бы налаживал мосты между деньгами и компьютерщиками ещё поискать.

Мерзлый ком земли, брошенный на гроб, гулко отозвался в душе. Вроде и не родного человека потерял, а что-то пробило внутри, выжало скупую слезу. На поминки не пошёл. Там и без меня народа хватит, да и не могу я водку пить, а объяснять окружающим – не поймут. Подумают, что выпендриваюсь, не уважаю покойного. Поэтому сразу с кладбища поехал домой. Купил пива и прежде чем сделал первый глоток, поднял бокал и мысленно простился с Петровичем. Пусть земля тебе будет пухом.

А перед сном, появилась мысль – посмотреть как там Петрович. И я уснул…

«Легкими шарами одуванчиками раскатились планеты. Гигантская гора, закрытая облаками. Понимаю, что это не гора, а скорее центр галактики, закрытый туманностями. Пытаюсь подлететь ближе, но незримая преграда меня останавливает. Перед глазами появляется бегущая строка из треугольников, кругов, квадратов, и символов похожих одновременно на буквы из иврита и санскрита. Одновременно с титрами начинает говорить на неизвестном языке некто невидимый. Прото язык. Не понимаю ни языка на каком ко мне обращаются, ни светящихся надписей. Заворожено смотрю на гору, с которой идёт Свет, охватывающий всё и разлетающийся по всей вселенной. Престол господа. Мимо меня снуют сонмы душ, занятые какими-то своими делами. Пытаюсь понять текст и сказанное мне, и смысл сказанного и написанного доходит напрямую в душу, минуя сознание:

… По какому праву ты здесь? Твоё время не пришло. Ты не вызван. Твоё место не здесь.

Молчу. Мне нечего сказать, врать не рискую, оправдаться не пытаюсь. Они правы мне здесь не место. Поворачиваю назад, лечу, и встречаю другой артефакт. Божественный свет в нём сворачивается как в водовороте и пропадает в черной бездне. Заглядываю в бездну. И… … прихожу в неописуемый ужас. Виденное почти мгновенно улетучивается из памяти, но сам шок в каком пребываю от увиденного врезается в память. Взволнованно мечусь у бездны. Это бесчеловечно! Это немыслимо! Чувства человеческие ограничены, именно поэтому видения ада описывают через пытки, через боль физическую. Действительность куда страшней. Множество мук непонятных телу, но ужасных для души. А на самом дне черной дыры неустанно работает глаз хозяина, гильотина. После увиденного начинают приходить знания о добре и зле в изначальном их понимании. Ну почему? Почему понятия божественной справедливости, понятия добра и зла, всё это доходит до нас в каком-то извращённо урезанном виде, через укоры совести и памятники письменности? Заповедей ведь оказывается гораздо больше… И логика Бога совсем несопоставима с логикой человеческой! Вот главная проблема! Нам не говорят, и никто не удосуживается объяснить ни смысл собственного существования, ни божеской логики. В возмущении летаю, мечусь, вокруг абсолютно черного пожирающего свет провала. А в сознании, как в клетке бьется мысль: За что?

Сколь ужасны должны быть грехи, чтобы заслужить такой расплаты???!

Рискую. Пролетаю над бездной. Не упал! Слава Богу! Догадываюсь – механизм прост, падаешь вниз согласно тяжести грехов. Чем тяжелей, тем ниже. Не упал, ещё ни о чем не говорит, я ведь не умер… Среди тысяч душ, покинувших этой ночью землю, Петровича я так и не увидел».

Понедельник.

Осталась неделя до нового года. Пора закупать подарки, игрушки и прочее. Ирка открыла в холодильнике сезон под названием «Не трогай, это на новый год!». Ага! Как будто мне сейчас есть не хочется, а только на новый год сёмги отведать, и красной икры, и копченого мяса и душистых хрустящих груздей. Открываю холодильник, давлюсь слюной и закрываю холодильник. То, что из него брать разрешено, слюноотделение не вызывает. Борщ, конечно, уважаю, но я его почитай каждую неделю вижу на протяжении жизни. После недолгих борений с совестью открыл холодильник. Оторвал кусок колбасы, задумчиво сгрыз. Вроде желудок успокоился, а глаза жирную слабосоленую сёмгу забыть не могут. Открыл холодильник опять, прикинул, что исчезновение одного груздя, маленького такого грибочка, в банке рыжая, возможно, не заметит. Отловил грибок и с наслаждением захрумкал. Эх! Быстрее бы новый год!

В каком там круге ада Данте чревоугодников разместил? Не помню. Постойте… вроде там «в третьем круге, где вечный дождь струится». Нет, точно не помню. После увиденного в Субботу ночью, вчера погуглил описания ада в виде воронки. Выяснилось, что Данте его так описывал. Скачал, стал читать. Куча поэтических вольностей, а по факту информации с гулькин нос. Занятно, что Данте в аду своих знакомых разместил. То ли он их там видел, то ли хотел, чтобы они там оказались, сейчас не поймешь. Одно слово – поэт. Ох, уж мне эти поэты! Если в раю с вами может и поговорят, то в аду точно не до разговоров. Всё, пора на работу ехать!

На работе ситуация стабилизировалась, наплыв клиентов потихоньку спадает. Железо своё в порядок привели, теперь будут ждать нового года, чтобы пачками выкладывать фото в социальных сетях, хвастаться перед знакомыми и незнакомыми, как они богато и весело встретили новый год. Мне порой кажется, что не для того профиль в соцсетях заводят, чтоб о судьбе знакомых узнать, а лишь для того, чтобы своей похвастаться.

Бог с ними… Сидим потихоньку работаем. Артема практически не видим неделю. Бегает по заявкам, прибегает в офис только чтобы деньги сдать и получить новые заявки и запчасти. Худо-бедно, но он в этом месяце заработал больше нас с Колей.

– И-у-и, – скромно оповещает нас дверь о приходе очередного клиента.

– День добрый! – говорит, лучезарно улыбаясь, Владимир Сергеевич, – С наступающим!

– И вас так же, – отзываюсь я, – Только рождество нынче католическое.

– А ты разве не немец?

– Не-а… В родстве немцы есть, но сам как-то не успел.

После небольшой игры слов приступаем к делу… А дело у Владимира Сергеевича такое – самоубийство. Собственно повесился художник. У творческих людей такое бывает, особенно если злоупотребляют. Повесился и повесился, дело житейское. Как говорится, тело с возу – ментам легче. Но тут открылись некие обстоятельства, которые мелькали недавно по аналогичному делу. С этими словами следователь придвинул ко мне фотографии. Нет, я не вздрогнул, поскольку при словосочетании «самоубийство художника» готов был это увидеть….На фото была странная картина, весьма по стилю и манере написания напоминающая знакомый мне «Ветер». Вот сукин сын! Гений местного разлива, хочет одним художником в городе остаться? – подумал я, рассматривая фото.

– Кхм… наш эксперт говорит, что, судя по картине, на лицо ярко выраженный признак психического заболевания. Белочка, так белочка, по пьянке всякое может быть. Но дело в том, что не так давно ещё один художник повесился, и перед смертью писал аналогичные картины. Понимаю, что белочка не заразна, но мне бы хотелось послушать, что ты скажешь…, – задумчиво произнес В.С., выкладывая на стол фото «последних картин» Тимофея Ильича, – собственно я бы к тебе не обратился, но слышал ты, что к тебе обращалась вдова покойного Васильева.

– Могу сказать следующее, – чуть помедлив, ответил я, – ни Васильев, ни Киль этих картин не писали, а писало их третье лицо, чьё психическое состояние не вызывает сомнения. Шизофрения не заразна, но совместное распитие спиртных напитков с больным шизофреником и общение с ним пагубно сказалось на состоянии и Васильева, и Киля. Но удивляет меня, честно говоря, не это…

– А что?

– Да вы меня удивляете Владимир Сергеевич, как будто не на государственной службе, а частный детектив… Оно вам надо?

Следователь смутился, и я догадался, надо. Видимо слухи пошли нехорошие. Творческие люди по натуре суеверные, не иначе как проплатили расследование.

– Приметы автора этих картин обрисовать сумеешь?

Я отрицательно покачал головой. Разумеется, я мог бы сказать, что автор этих картин живет в микрорайоне «А», в пятнадцатом доме, третий подъезд, четвертый этаж, дверь налево (номер квартиры во сне не разглядел). Автору, примерно, тридцать пять – сорок лет. Он невысокого роста 160–165 см, худощавого телосложения, блондин, голова продолговатой формы, про таких говорят «яйцеголовый», глаза голубые, характер заносчивый. Эгоцентрист в высшей степени. Все кругом дураки, один он умный, и ему надо для самоутверждения унижать других, доказывать что они дураки. Но что это следователю даст? Даже если он выяснит, что покойные общались с подозреваемым? Ни к чему следователю эта информация. Сами разберемся.

Вторник.

Наверное, надо было сдать его ментам, с грустью думаю я. Самочувствие, после сегодняшней ночи оставляет желать лучшего. Схватились мы с Ним, валялись, крутились, бились о стены, разлетались и сбивали друг друга ударами, как в фильме про суперменов. В итоге порвал я его. Но и мне от него досталось. Левая рука не слушается, под ребром болит. Такое бывает, если на сквозняке спишь с открытой форточкой. Вроде продуло. А может и продуло где, только вот холодина сейчас стоит, не открываем мы форточки. Во сне дырку он во мне сделал, размером с кулак, чуть выше сердца. Смотрю, а там не кровь и плоть, а как из паутины я весь соткан. Ниточки в разные стороны расходятся и узелки, узелки… Пытался рану во сне залечить, заштопать. Сдвинуть узелки, связать порванные нити. Вязал, вязал, сдвигал. В итоге дыру в размере уменьшил, но она осталась. Проснулся с онемевшей рукой и тяжестью на сердце. А самого любопытство так и точит, а как там он? И до того любопытство разыгралось, что хоть садись на троллейбус пятерочку и врага проведывай. Что я и сделал. Замороженным кузнечиком троллейбус скрипел и плелся по маршруту. Заиндевевшее стекло было полно следов человеческих рук. Люди не надеялись на кондуктора, а растапливали лед на стекле своими руками, что бы видеть, что за окном и не пропустить свою остановку. В памяти всплыла моя недавняя осенняя проза, когда Ирка ушла, а я ехал вот так на работу в автобусе.

«Живу в автобусе, который едет по разбитой дороге. Стою, прижатый лицом к дверям на задней площадке под завязку набитого автобуса, и вижу, как мелькает жизнь. Одни картинки сменяются другими. Бегут и пропадают за задним стеклом, замазанным грязью. И автобус подпрыгивает на ухабах и колдобинах и плюхает мутными лужами. Их брызги залепляют стекло и оно становиться всё более мутным и грязным. Сквозь сетку рыжей грязи всё больнее смотреть на прошлое. И трудно одним глазом смотреть в прошлое другим в будущее. В будущее через головы пассажиров. В будущее такое смутное и кряхтящее. И я смотрю в настоящее, в те образы что проходят. Но я не хочу их видеть. Не хочу, чтобы автобус вез меня неизвестно куда, туда… Туда, где меня никто не ждёт. Не хочу прокладывать себе дорогу локтями и ползти по головам, чтобы стать водителем и изменить маршрут. Откройте двери и дайте мне выйти! Дайте мне выйти…»

Такие вот были мысли тогда, и я их запомнил, потому, что твердил про себя: Дайте мне выйти! Дайте мне выйти!

Наверное, отчасти я лукавил сам перед собой, известно мне, куда везет автобус, конечная остановка у всех одна – смерть. Но не из боязни смерти я не могу просмотреть своё будущее. Чувствую, что дела мои нынешние, суета эта бесконечная, напрасны. Как покупка офиса, квартиры, благоустройство это. Всё это временно, и, по сути не нужно. Поскольку впереди будет то, что перечеркнет все эти хлопоты. Но я всё сомневаюсь, сомневаюсь в своих силах, в будущем, в том, что способен изменить проторенную дорожку, а потому плыву по течению… Конечно, можно было сказать Ирке, что не стоит сейчас заниматься благоустройством, как и квартиру эту покупать, но у меня нет ничего, кроме смутных предчувствий. А предчувствия – слабый аргумент.

Третий этаж в панельном Ленинградском доме. Маленькие комнатки и отсутствие балконов. Практически пустая, но одновременно захламленная квартира. Это надо так вещи раскидать в почти пустой хате? – подумал, толкнув не запертую дверь. Сердце замерло в предчувствии увидеть куски трупа, раскиданные по комнате и брызги крови на стенах. И я с облегчением вздохнул, когда увидел мужика в трусах сидящего на диване перед телевизором.

Живым он оказался и стопроцентно здоровым, только вот овощ овощем. Сидит и глазами пустыми на белый свет лупает. Меня не видит и никак не реагирует. Пощелкал пальцами перед его носом. Ноль эмоций. Вышел из квартиры и прикрыл за собой дверь. Увидеть, увидел, но вопросов от этого не убавилось. И что это было? Душа моя путешествует во сне или нечто другое? И что сейчас с ним после порванной в клочья души? Может душевно больной и есть самое правильное название?

И хоть мне требовался отдых как никогда (совершенно разбитое состояние), но себе я в этом не признался, а отбыл на работу. А тут что? А дураков работа любит… Приехал поздно, проспал, да и пока в микрорайон съездил. Пришел, а Коля зашивается. Не в том смысле, что от алкоголизма кодируется, а в том, что не успевает компьютеры делать. Ставит проги на два сразу, и начинает тупить, говорит:

– Шеф, кряк на автокад четырнадцатый не идет. Полчаса уже бьюсь… Запарился коды вводить. Пишет, что левые, и не берет.

Присел рядом с Колей и стали тупить вдвоём, пока через минут пятнадцать не вспомнил, что надо под администратором кряк запускать.

Среда.

Явление Христа народу, есть такая картина у Иванова, а у меня оно случилось сегодня. Не явление само собой, а лицо Христа на распятии и с терновым венцом, было наколото на груди у клиента, и виднелось из-за расстегнутой рубахи. Шарфиков, не смотря на мороз, клиент чурался, и помимо татуировку на груди была выставлена на показ широкая золотая цепь с крестом. Золотой крест лицо Христа частично закрывал. Исходя из размера изображения и пропорций, оставалось предположить, что распятие у клиента наколото на всю грудь, и до пупа. На заднем плане само собой церковь с куполами, количество куполов равно количеству ходок. Куполов я конечно не видел. Просто предположил, поскольку имел счастье лицезреть такое тату полностью на городском пляже у одного пляжника.

– Слышь, земеля, тема есть. Перетереть нужно…, – сходу заявил обладатель креста, и синих от наколок пальцев.

– Говори, – отозвался я, сразу предполагая предложение купить чего-то свеже ворованное.

– Пойдем, выйдем, – предложил гость.

– Лады.

Под настороженный взгляд Николая, который так и вопрошал – не вызвать ли полицаев, я вышел с клиентом на улицу.

– Чего хотел?

– Да тут вот, – сказал расписной как пасхальное яйцо мужик и вытащил из кармана небольшую мятую женскую фотографию. Над крыльцом вывеска центра хоть и светилась, но света давала мало. Как в том анекдоте про Штирлица: Свеча горела, но света не давала. Штирлиц задул свечу и Света дала.

– Знаешь, что… Видно тут плохо. Пойдем внутрь, там и поговорим, – сказал я, ёжась от пронизывающего холодного ветра.

Прошли на кухню и тут он, комкая слова, и запинаясь (куда только понты делись?), попытался объяснить ситуацию. С этой тёлкой (фото женщины) он какое-то время жил, потом отдыхал у хозяина и оживленно переписывался, а теперь вот откинулся, а её по прежнему адресу нет. Куда съехала, никто не знает? Пришел он ко мне, поскольку слышал от верных людей, что по фото найти могу и вообще… Вот это «и вообще» между строк как я догадался, было скрытым вопросом, а стоит или её искать? Мобильник её номер недоступен, то ли сменила, то ли случилось с ней чего, а может просто «коза пользованная» от него прячется….

Несколько минут вглядываюсь в фото женщины. То ли буфетчицей она работает, то ли поварихой, но факт, что с дрожжами дело имеет. И зубы хорошие… С плохими зубами такое личико не наешь. Впрочем лица как такового не вижу, а вижу страх, который она перед этим мужиком испытывает. И общалась из за страха, и письма писала из за него. Хотя уже тогда с другим мужиком жила, и сожителя своего припугивала, что мол, выйдет Лешка и зарежет их обоих. И даже кайф от страха того частично испытывала, гордилась, что мужик её нынешний прежнего боялся и шёлковый перед ней ходил. Странно это всё… Никак не пойму людей. Живут не в любви, абы как. Живут просто, что так им удобно. Мужикам удобно иметь ту, которая накормит и постирает, а женщинам, чтоб деньги приносил главное. И ведь часто не приносят, а пропивают, и хозяйки из тех, у которых грязное белье кучами по углам лежит и баланда вместо еды, и всё равно живут, без смысла, без любви, по привычке… Симбиоз никчемностей. Собственно, это их дело. Но они плодят детей, продолжателей семейных традиций, детей, растущих как трава, без присмотра, без обучения и без любви. А этот весь синий, блатной, вроде и жизнью битый дальше некуда, а всё любви хочет. И дело ведь не только в сексе, секс он и у проститутки получит без проблем, а в отношениях.

– Хм…, – глубокомысленно промычал я, а потом продолжил, – Не хочу тебя огорчать, но искать её, смысла нет. Уехала она из города. Замуж вышла.

– Так и знал с-с-сука, – проскрипел зубами клиент, – Ладно братан, давай! Про то, что я к тебе приходил не трепись никому…

Клиент потрепал меня по плечу и поднялся на выход. Ага! – подумал я, – Сейчас объявления напечатаю и расклею, что некий Леха ко мне заходил свою бабу искать. Мания величия у Лёхи.

– Я тебе чо должен? – опомнился он уже у дверей.

– Ничего.

– А ладно…, – сказал он на, секунду задумался, и вдруг достал из внутреннего кармана серебряный браслет с зеленым камнем и положил на прилавок, – Мне эта цаца без надобности, а тебе пригодится… Леха должником никогда не был и не будет!

Хлопнули двери, обдав меня морозным воздухом, и только после этого я отошел. А ведь надо признаться заклинило меня на миг. Показалось, что тот самый браслет. Всё ещё не веря своим глазам, подошёл, взял в руки, хорошо прощупал и просмотрел браслет. Сначала расстроился, потом рассмеялся, и отдал браслет Коле, пусть своей девушке подарит на новый год. Браслет и вправду был серебряный, но не работы Карла Фаберже как мне сдуру показалось, а нормальной, можно даже сказать хорошей зоновской работы из технического серебра, зеленого бутылочного стекла вместо камня и разухабистой 583 пробой. То ли по ошибке зэки на серебре пробу золота поставили, то ли просто другой не было.

Четверг.

Рука отнимается, и сердце давит второй день, силы на исходе. Поэтому вчера ночью занялся починкой себя любимого. Присмотревшись к структуре серебристой, слабосветящейся паутины, из которой я соткан, понял, что связанные кое-как нити и сделанные где попало узелки – не есть хорошо. Всполохи сигналов проходящих по ним, где-то тормозят, а кое-где просто не проходят. Странно, такое ощущение, что внутренне похож на электрическую схему, сильно разветвленную схему. Распустил узелки вокруг отверстия на груди и стал аккуратно все реставрировать. Выравнивать. Чтобы все было пропорционально, гармонично и геометрически правильно. И так увлекся, что не знаю как, а через дырку в груди залез уже во внутреннюю полость и стал ровнять узелки там. Смотрю, какой-то лишний узелок и нить наперекос из-за него. Не долго думая, порвал нить, развязал узел и, вытянув нить, привязал, как должна быть, как, на мой взгляд правильнее. И так уровень за уровнем, постепенно ползал взглядом по своей сущности. Сомневаюсь, что эта структура душа. Скорее, какая-то оболочка. Не нравится мне название – астральное тело, но другой аналогии не знаю. Очень долго латался и выравнивал, до тех самых пор, пока не проснулся. И так и не помню – доделал ли работу или нет?

Проснулся с трудом, но в теле бодрости было хоть отбавляй и ничего не болело. И я подумал, что пора уже начать верить в свои силы и проводить операцию «Ы». Чтобы никто не догадался. Накидать схему в уме, потом просчитать вероятность при помощи информации сверху, и так потихоньку, пробуя разные варианты, прийти к беспроигрышному варианту. С такими мыслями и прибыл на работу, тем паче, что работа перешла в приятную стадию – сбор денег за проделанную работу. Захожу в офис и вижу мрачного как туча Артема возлежащего на диване, как Пушкин после дуэли:

– Ты чего-то сам не свой?

– Не румяный, не живой…, – продолжил цитату Коля.

– Зуб болит, – прошипел Артем.

– С…, – только произнес я, как Коля подхватил.

– Скушай заячий помет, он ядреный, он проймет…

– А вот и нет! – перебил я Колю, – в данном случае поможет свеже обоссаный подорожник. Елена Малышева так и рекомендует!

Пятница.

Мы тут подумали, и я решил, что сегодня последний рабочий день в этом году. Хватит. Амба! Всё равно народу много уже не будет, подежурим по одному на выходных, Завтра посидит Коля, а после завтра Артем, а тридцать первого до обеда я в офисе переконтуюсь. Посчитал выручку, выдал ребятам и, судя по их лицам, они бы уже сейчас сорвались с места в карьер и побежали тратить. Стоически сидим до вечера. А вечером только я стал собираться домой, как прибежала заплаканная бабуля и начала меня грузить по полной программе.

Сижу, смотрю на фото пацана лет 16–17 и чего-то понять не могу, как его могли загрести за убийство двадцати пяти летней девушки. Нормальное лицо, не уголовное, даже драки за ним не наблюдаю. А судя по словам бабули, он дал показания, что после употребления спайса задушил незнакомую девушку. Наркотики понятное дело ещё никого до добра не доводили, но не наркоман он сто пудов. И убийства я за ним не чувствую. О чем сразу бабушку извещаю. А она начинает меня уговаривать, чтобы я дал показания в милиции… тьфу, в полиции. Начинаю объяснять, что мои показания к делу не пришьешь. И тут вдруг вижу картинку. Стоит пацан на коленях, со стволом у затылка и ему некто объясняет ситуацию, что либо он берет труп на себя, либо ему не жить. А если будет артачиться, посадят в пресс-хату, где его моментально опустят. От такой перспективы пацан ясное дело потек, как вода между пальцев и всё подписал. Охренеть! Это что же? Его меты так напрягли? Только у них такие возможности – посадить. Хотя тип с пистолетом в моем видении в гражданке, но скорее всего форма у него есть и пистолет этот табельный. Вариантов всего два: либо он так с раскрываемостью борется; либо сам девку замочил и на пацана вешает.

– Извините, тут небольшая неясность… У вас нет случайно фотографии погибшей девушки?

Бабуля оказалась предусмотрительной и фото девушки мне предъявила по первому требованию. Сморю фото покойной, и мрак тяжкой потной лапой наваливается сверху и давит на мозг и давит… Грязь, боль, беспросветность. Как можно так жить? Девушка древнейшей профессии, однако, умудрилась сделать карьеру в своём деле и дорасти до содержательницы публичного дома. Смерть от удушья, тут всё верно. С крышей повздорила, платить не захотела. Вот тут её карьера и кончилась… Теперь на её месте стоит та, что платить будет исправно. Смерть предшественницы – показательный урок. Непонятен другой момент. Пацана то зачем прессовали? Одним не раскрытым делом больше, одним меньше. Непонятно…

Честно говоря, я даже как-то растерялся. С одной стороны надо помочь, а с другой стороны как помочь, если убийство мент и совершил? И я чисто на автопилоте набрал номер:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю