Текст книги "Баловень богов"

Автор книги: Игорь Шахин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

3. Ангелья. В синклинали

Если же земля вашего владения кажется вам нечистою, то перейдите в землю владения Господня…

Ветхий Завет. Иисус Навин. Гл. 22

Женщина переживала как бы два состояния одновременно: нелепость своего положения и чувство никогда раньше не ведаемой тревоги.

Нелепым казалось то, что вот уже несколько месяцев она оторвана от всего мира. Скажи ей кто, что не одна оказалась в такой ситуации, все оказалось бы гораздо проще. Было очень не по себе, хотя она и знала, что силовики ничего страшного не допустят. Они мастера на все руки. В долю секунды успокаивали самый мощный вулкан, еще быстрее поворачивали цунами в глубь океана, а уж о всяких там таяньях, наводнениях и оползнях и говорить нечего. И все же, все же… Тревогу порождало нечто другое, происходившее в ней самой, в ее безоблачной ранее душе, в образе мыслей. Взять телетрансляции внешней жизни, пусть теперь отрывочные, но достигавшие ее капсулы, – они были точно такими же, как и раньше. Но теперь они вызывали скуку, почти тоску. И как она могла это раньше так любить?

Окажись она сейчас рядом с подругами по многодневному заточению, то смогла бы их, или они ее, или все вместе друг друга убедить в том, что никакой катастрофы и в помине не было, а эта их изоляция от мира есть всего лишь полезный для всего общества эксперимент… Всеобщий самообман, он – как счастье.

Но такого общения не могло быть. Провалившаяся часть тектонической платформы погрузила их на большую глубину, а боковые плиты гор сомкнулись над ними, словно створки автоматических дверей горизонтального лифта, надежно придавив собой полторы тысячи прочнейших капсул с женщинами-доноршами. Спасало их то, что каждую охранял и берёг от всех внешних сил индивидуальный аппарат полного жизнеобеспечения. Он считался вечным и неуничтожаемым.

Общество Ангельи с первых дней своего возникновения надежно ограждало от всех катаклизмов каждого своего гражданина. Никто еще за тысячи лет ангельянской истории не умер насильственной смертью.

Да и знали ли тут вообще что-нибудь о смерти?! Даже об одиночестве тут не имели ни малейшего представления, ведь ежесекундно от каждого к каждому поступала вся информация обо всех – «я во всем и все во мне».

Ужас одиночества давно бы уже доконал женщину, но он постепенно превратился в незначительную досадную помеху, благодаря бывшему в ней все эти дни и никогда до этого не испытываемому смешанному чувству радости и тревоги. В ней рос, развивался и заявлял о себе неизвестный мир нового существа.

Глядя изо дня в день сквозь невидимый подрагивающий колпак силового поля на прожилки, изломы глубинных планетных пород, в которые ее, как и других донорш, ввергла неумолимая космическая сила, женщина воображала струи водопадов, извивы древесных ветвей, стремительный и прерывистый полет птиц. Внешний мир словно бы никуда и не исчезал. К тому же их было уже целых два мира – тот, что жил перед очарованными глазами, и тот, что пульсировал внутри нее, под благоговеющим сердцем. Но ребенок рвался наружу. Этому было уже пора.

4. Ангелья. Совет

И сделал… пять столбов… и обложил верхи их и связи их золотом, и вылил пять медных подножий.

Ветхий Завет. Исход. Гл. 36

В подобающем случаю зале, торжественном, с тщательно продуманной акустикой и всевозможными подсветками, усиливающими впечатление святости места, собрались Хранительницы Незыблемых Законов, представлявшие все расы планеты – желтую, черную, белую и красную.

Спинку трона каждой из них венчали уходящие к высокому потолку каменные прямоугольные колонны из желтого, черного, белого и красного камня. На них в первый день сотворенья Ангельи появились тексты Незыблемых Законов, повторенные четырехкратно, на каждой колонне – на своем языке. Этих языков теперь никто, кроме самих Хранительниц, не знал и не помнил. Современный способ обмена информацией был гораздо проще и удобнее. Зачем и кому нужны все эти многотрудные, многочисленные слова, когда так легко было мыслить картинками, кадрами обо всем, происходящем вокруг?! И еще легче и проще мысленно всем этим обмениваться!..

Тексты на колоннах своим содержанием были схожи, как четыре капли воды, кроме одного-единственного закона – Закона Постоянного Пребывания. Желтой расе предписывалось жить на материке каменистых и песчаных пустынь, черной – на экваториальном материке солнечных дождей, белой – в нижних и высоких широтах лесов и снегов, красной – в глубоких долинах продольных гор.

Еще в центре зала возвышался сиреневый трон и такого же цвета колонна, но на ее гладкой, почти зеркальной поверхности не было ни единой буквы. Но странность того, что она вообще в этом зале наличествовала, никого не будоражила, не провоцировала на создание гипотез и теорий о ее предназначении, на поиск ответа на вопрос: «Для чего она?».

Это безразличие объяснялось тем, что на каждой из колонн среди тысяч строк была и такая: «Возжелавший открыть дверь в необъясненное Незыблемыми Законами откроет путь в гибель цивилизации». А гибели всем своим сородичам никто, естественно, не желал, поэтому не открывали ни эту «дверь» сиреневой колонны, ни многие другие двери…

На Совет приглашены Спортсмены, Творцы, Производители Благ, им предписывалась роль – наполнить содержанием первое и главное действие Совета, который собирался четыре раза в год, чтобы вынести на всеобщий, всепланетный обзор эту, незыблемо повторяемую тему «Всепланетная Премия».

Три месяца художники, поэты, музыканты, драматурги, актеры, спортсмены состязались, выявляя лучшего из лучших созидателей Радости и Света. Спортсмены, а ими были почти все жители Ангельи, не стремились к рекордам высоты, скорости, силы – все рекорды соревнований за многие тысячи Спартакиад достигли пределов человеческих возможностей и были стабильны. Следовало пробежать, прыгнуть, поднять, выполнив все свои действия каким-то особым образом. Только так можно было стать Победителем.

Победители спортсмены получали право перехода в сословие Силовиков или Творцов. Победители творцы выбирали себе или быть низшим сословием, чтобы снова заняться спортом, или сословие Ученых, что бывало так редко, или уйти в Производители Благ, чтобы ни с кем и никогда уже не состязаться в спортивных играх. Оставалась возможность продолжать заниматься творчеством, но это – не на всю жизнь, а лишь до той поры, пока не наваливалась телесная усталость. То же самое происходило и в сословии Силовиков. Телесная усталость означала конец жизни.

Производители Благ, среди них тоже случались победители Лучших Благ, получали возможность перехода в сословие Творцов, но они традиционно оставались зрителями, и лучшие из них – те, что уже много раз побеждали, входили в жюри Спартакиады.

Призвали на Совет лучших Ученых и главных Силовиков-спасателей. Они являлись всего лишь зрителями первого акта. Для их действий был приготовлен второй акт, тайный для планетян, – «Донорши и космический катаклизм».

С момента кометной трагедии это был уже четвертый Совет года. Его на этот раз вела Хранительница Незыблемых Законов красной расы. Образы, которые она излучала на всех сопланетян, звучали бы так:

– Девяносто дней мы, очарованные талантами блестящих музыкантов, художников, поэтов были переполнены счастьем сопереживания их неповторимому творчеству! Мы сопереживали каждые новые повороты их мыслей, образов, каждый нюанс их чувств!

Мы радовались веселым фантазиям неподражаемых спортсменов. – Бурные, самые бурные аплодисменты – ангельяне особо ценили юмор, рождавшийся в ходе состязаний атлетов! – И вот, через несколько мгновений станут известны Победители, и мы снова окунемся в непредсказуемое таинство выбранного ими Нового Пути.

Счастливцы, угадавшие в лотерею всех Победителей, будут введены в сословие Хранителей Незыблемых Законов, и когда-нибудь кто-то из них окажется на одном из этих четырех тронов…

Последнее являлось большой ложью во имя большого блага.

Красная Хранительница произносила речь традиционную, составленную кем-то давно и навсегда из одних и тех же слов, образов. Но всякий раз миллионы телезрителей планеты воспринимали ее как в первый раз. Они вновь и вновь волшебным образом умудрялись наполнять эти речи своим свежим, неповторимым смыслом. Еще бы! Три месяца, изо дня в день они с огромным напряжением чувств следили за телетрансляциями фантазий, не переставая любить и любить их авторов, ведь все эти фантазии в те моменты были частью каждого ангельянина.

В это время художник Белль шел вдоль ночной прибойной волны, слушал ласкающие его душу сложные ритмы прибоя, пытаясь мысленно оформить их в воображаемую картину, составленную из зигзагов математических функций. И это временами ему почти удавалось, но всякий раз линии, сбрасывая с себя буквенную и цифровую кожуру формул, быстро извиваясь, словно змейки, выскакивали из мысленной оси ординат.

Наконец-то картина линейных извивов и буквенно-цифровых кружев выстроилась в общий ритм, но осмыслить ее целиком пока не удавалось, мешала телетрансляция Совета.

Белль решил загадать, если ночные тучи три раза подряд закроют одновременно три луны, свисающие над морем и бегущие своими отраженьями по волнам тремя сверкающими дорожками, которые сходились конусом в его сторону, то он станет Победителем. Станет… И это будет означать то, что его Новый Путь будет реализован в сословии Ученых – этих легендарных исследователей абстрактной жизни символов, превращающих абстрактное, нематериальное в реальные заводы, фабрики, машины, автоматы, приспособления, необходимые Производителям Благ… Легендарных Ученых… Никогда не транслируемых на глазные экраны ангельян.

Одновременно с пеной прибоя, с искрящейся в зеленоватом свете мокрой галькой он видел и происходящее в зале Совета, как видел раньше и Спартакиады, и чествование былых Победителей, и множество иной информации, ежесекундно транслируемой на сетчатку глаз каждого жителя планеты. Никто ни разу за всю жизнь не пропускал ни одной трансляции по одной простой причине: ангельянским ученым удалось удлинить жизнь каждого на треть за счет сна.

Никто давно уже не спал и не знал, не помнил, что это такое – сон. Но каждый знал, что много лет назад в скрижали Незыблемых Законов, впервые за всю историю человечества, была добавлена строка: «Во снах разум и чувства рождают чудовищ». Содержание слова «чудовище» было равнозначно содержанию слова землян «смерть», но и слово «земляне» было близко по значению ангельянскому слову «чудовища», которые раньше являлись во снах и смущали счастливых людей своей непонятностью.

– Я – Победитель… Я – Победитель, – машинально вслух произнес Белль, и трижды луны вошли в тень облаков и вышли из них. И змейки линий, означавшие самые разные математические функции, замерли в осях ординат, сложившись в осознанную, прочувствованную, до конца понятую картину.

То, что высказал вслух Белль, явилось глубоким откровением его души, и оно тут же было уловлено электронным мозгом Всепланетного Интеллекта.

Именно так все всегда и происходило. Каждые три месяца этот электронный мозг улавливал неосознанные откровения участников состязаний всех сословий, расставлял их по рангам и – никаких жюри! – называл Победителей. Но об этом не догадывались ни Белль, ни его «соперники», ни все те, кто во все времена был до них. О Всепланетном знали только Хранительницы и некоторые посвященные из ученых. Кого из них посвящать или нет – выбирал сам Интеллект по правилам, издавна вложенным в его электронный мозг.

– Победитель – художник, – объявила Красная Хранительница, – Белль из Приморья! – Овации… о! какие овации… И далее: – Выбор художника не угадал никто!

Тишина благоговения охватила и зал, и всех жителей планеты. «Не угадал никто» означало лишь одно – этого ангельянина ощутить, почувствовать во всем его громадном масштабе или математически обозначить, вычислить было не под силу не только самым ушлым, но и всем вместе взятым жителям планеты. И это означало, что отныне Белль введен не просто в само сословие Хранителей Законов – Управителей, но и в верховную группу, в которую редко когда попадали представители мужского населения.

Белль на своем берегу споткнулся ни обо что и тут же, в одно мгновение, мысленно легко перетасовав в мозгу змейки математических функций, все для себя объяснил: «Все мои картины объединяла тонкой, неосознанной паутиной чьего-то замысла Вселенская скука».

Последняя картина, родившаяся в мыслях и чувствах, пусть не успевшая попасть на холст, объединила все его предыдущие реализованные и нереализованные замыслы, приобрела сиреневые оттенки и уже не означала Скуку. То, что было ему неведомо секунду назад, стало в одночасье обыкновенным, привычным, словно он жил с этим годы и годы.

«Суть всех Хранительниц, – думал он, – Вселенская тоска и скука со всеми оттенками зеленого цвета. Как же они себя до такого состояния довели?» На это ему еще предстояло ответить, а пока… Пока волновал вопрос, который надо было разрешить именно в эти мгновенья: «Почему нигде, и никогда, и никем на планете не использовался сиреневый цвет? Запрета прямого не было. Лишь порой излучали его из себя во время штормовых разрядов воды океана. Так-так… Ясно! Магия сиреневой колонны! Ее таинственность!»

Необъяснимых тайн на планете не то что не любили, но всегда остерегались.

5. Ангелья. Тайный Совет

И сказал фараон всем египтянам: «Пойдите к Иосифу и делайте, что он вам скажет».

Ветхий Завет. Бытие. Гл. 41

Всепланетный Интеллект продолжал выдавать имена Победителей сезона, на этот раз – осеннего, и транслировать фрагменты лучших их действий, транслировать и воспринимать обратную связь – душевную реакцию каждого жителя планеты – от мала до велика.

Всепланетный жил и дышал их счастьем, их радостью, рожденной роскошью живописи, музыки, поэзии, игры актеров, выдумкой и изобретательностью спортсменов, великолепием самой природы планеты.

Полная и почти абсолютная радость. Почти. Небольшой дискомфорт вносило то, что не было обратной связи от полутора тысяч донорш, упрятанных космическим внедрением в слои тектонической плиты северного материка планеты, покрытого толстейшим вечным льдом. Но и этот дискомфорт будет через пару дней устранен. Создатели Всепланетного сейчас примут решение, как всегда единственно верное и бесспорное, и донорши, вместе с теми, кого родят (чудно это – родят! Всегда зародыши изымались из донорш на первой стадии роста и дети остальные шесть месяцев развивались в специальных инкубаторах), н-да, родят… войдут в двустороннюю связь с Интеллектом планеты.

Всепланетный транслировал и радовался. Транслировал, но не все! Впервые за всю историю Ангельи Совет четырех Хранительниц уже в третий раз за этот неполный год самоизолировался, впервые за тысячи лет воспользовался этим Законом, казалось, навсегда затерянным среди многих Незыблемых: «Случится никем и никогда не испытываемое. Служители призовут Ученых держать Совет. И Совет этот тайный. И примут решение, и донесут его всем, не хваля и не придавая ему значения. Это – предопределено».

Красная Хранительница изложила Закон и простерла руки в сторону Ученых мужей. Выбранный ими для оглашения единственно верного решения вошел в круг Хранительниц и, оказавшись спиной к сиреневому трону, стал как бы равным всем четырем, объявил:

– Решение, утвержденное Тайным Советом в первый весенний день – не форсировать ситуацию, оставив донорш в капсулах даже после того, как Силовики-спасатели смогут к ним пробиться, – было единственно верным. Дети развиваются нормально. Капсулы не активизировались, они контролируют ситуацию.

Второе решение, принятое нами в первый летний день – не отключать капсулы от всеобщих телетрансляций, – тоже было единственно верным из многих вариантов. Донорши существуют в привычном для них моральном климате, нет деформаций их психики. Иначе это повлияло бы на развитие плода и капсулы давно бы на это отреагировали, сменив местонахождение.

То, что от донорш нет обратной связи, – это большой плюс для всего общества: «Тот, кто не ведает, тот счастлив», – вещатель невольно процитировал один из Незыблемых Законов. – Сегодня, в первый осенний день, когда мы знаем, что случится через сорок восемь часов… – Здесь его прервали. Все четыре Хранительницы склонили головы, словно бы говоря Ученому: «Изложенное тобой не отступает от известной нам истины: трехмесячные зародыши были бы благополучно извлечены капсулами-коконами из донорш, как это происходило уже миллионы раз, если бы не взрыв Кровавой Кометы. Цель капсул – спасать живое, и они выбрали полюс, лед, тектонический разлом, ведь экватор от того мощного удара мог начать разваливаться… Все нам известно. Долго вещаешь!»

Ученый понял наклон судьбоносных голов адекватно, поэтому перешел к изложению окончательного решения с очень короткими пояснениями:

– Капсула есть совершенная искусственная материнская утроба. Процесс изъятия прерван катаклизмом. Перед капсулой возникли две цели, исключающие одна другую. Первая – изъять зародыш. Вторая – вытолкнуть из себя доноршу. Капсула смоделировала новую цель – сверхцель: спасать живое. Этим живым была донорша и ее плод.

Эта программа, «сохранение живого», прервется в конце шестого месяца их заточения – срок окончательного развития ребенка, готового выйти в свет, и это будет через сорок восемь часов. Капсула откроется, но лишь на мгновенье, чтобы сразу же нейтрализовать опасность для живых существ, исходящую от мертвых базальтов. Снова включится программа «сохранить живое».

Спасатели сейчас рядом с капсулами, но есть риск того, что они ничего не успеют предпринять за то мгновенье, на которое капсулы приоткроются…

Есть два решения. Первое – оставить все, как есть. Второе – создать в синклинали безопасный мир, подобие мира того, что есть здесь, на поверхности планеты. Пусть это будут субтропики.

Хранительницы:

– Если принять первое решение, то мать и тот, кто родится, будут жить в капсуле до полного старения, пока не наступит естественное умирание их тел! Так ведь? А души – информационные сгустки?!

Ученый:

– Для капсулы живым является лишь тело. Она в момент смерти живого раскроется и выпустит душу, затем – другую…

Хранительницы:

– На выполнение второго решения потребуется затратить такое количество энергии, что придется на год-другой очень ослабить работу энергетического щита планеты!

Ученый:

– Других вариантов не существует.

Хранительницы понимали, что энергетический щит – это гарантия счастливой жизни ангельян. Даже эта мощная космическая бродяга, Кровавая Комета, благодаря щиту не смогла навредить планете, разве что внесла небольшой сбой в программу работы полутора тысяч зародышевых капсул.

Необходимо было утверждать первое решение, но оставалось небольшое сомнение: ученые предполагали, хотя и ничтожно малую, почти не существующую вероятность изменения информационных полей матерей и детей с отклонением от ангельства. Одно успокаивало – ни первый, ни второй варианты не противоречили Незыблемым Законам. В одном из них сказано: «Нет решения? Положись на судьбу». Из этого следовало: надо бросать жребий.

6. Баловень. Пещера

Если Бог есть, то чудес не существует, ведь невозможно сотворить то, чего не знаешь…

Я, Втор

Здесь он уже однажды был и сразу же узнал этого размалеванного мелом и сажей придурка, который верховодил людьми, танцующими под ритмичные удары его дубинки.

«Еды просят. Много. Сразу. И почти что даром. За умственные и физические усилия одной-единственной охоты возжелали результатов трех охот. Что ж, этот их, как они называют, Колдун чувствует возможности Баловня и намеренно заставляет своих просить больше, чтобы иметь возможность получить хотя бы то, что крайне необходимо… Талантлив, обормот!»

Подспудным чувством тот улавливает ведущий ритм пульсации огня, то бишь самого Баловня – эти деревянные гуки так сладко ложатся на жизненный ритм! Баловень не мог не выказать Колдуну своего удовольствия – полыхнул в полпещеры. Люди испуганно шарахнулись к стенам, Колдун несколько раз встряхнул пальцами в сторону костра, прошамкал себе под нос звуки, несуразные для людей племени, и уже для всех произнес:

– Будет охота. Будет буйвол. Дух Огня услышал вас!

«Ты смотри-ка, как лихо завирает, – восхитился наглостью Колдуна Баловень. – Ишь ты, «услышал вас»! Вы пляшите себе под его дудочку, а он якобы все устроит вам в лучшем виде. Одно слово – мракосвет…»

Не было еще такого места, в котором побывал Баловень и, чтобы там не оказалось хотя бы одного мракосвета. Любопытные существа… Так и норовят влиться в Баловня, даже не предполагая, что с ними может в таком случае произойти!

…Люди, укрывшись шкурами, приобняв теплыми лапами своих детенышей, постепенно засыпали. Колдун ждал полного сна. Он чуял. Он что-то такое чуял. Один раз он уже это чуял, когда был совсем молодым и резвым. Молния ударила в дерево, и оно вспыхнуло. Соплеменники кинулись врассыпную, а он стоял у дерева и сомневался – так уж ли ужасен огонь? И огонь ослаб, перестал обжигать и лишь приятно грел. Юноша набрал в горсти остывшие угли и окунул в них лицо. Затем подобрал тлеющую ветку и отнес ее в пещеру. Испугать? Похвастаться? Согреть? И то, и другое, и третье…

С той поры огонь навсегда поселился в пещере, а соплеменники признали его избранность. Нет-нет, вожаком был другой, самый быстрый и сильный! А Колдун являл собой непонятность, и это вызывало у всех опаску и повиновение, ведь тот говорил с огнем.

Вот и теперь Колдун навис над малиновыми углями с перебегающими по ним язычками огня и напрягся чем-то таким непонятным внутри груди. «Ага! Изволил захотеть пообщаться, – усмехнулся Баловень. – Ну-ну… И вот так со всеми этими колдунами всегда: пульсируют желанием необъемным и неназываемым. Ну хочется тебе чего-то, ну – подумай, поразмысли, что из этого получится не только сегодня, но и завтра, и еще позже. Назови это свое хотение и, потрудившись, получи его! Нет же, хочется чего-то такого… Вот и этот бедолага!

Уж как ему хочется, а чего именно – и сам не может понять. Если подумать за него, то так и так получается, что желает еще большей власти. Куда уж ему больше? Чуть что, так сразу все люди племени просят его призвать в союзники то духов дождя, то – ветра, то – охоты…»

Не без помощи Баловня Колдун еще тогда, будучи юнцом, кое-что уловил, усвоил. Повелевать духами ему, конечно, не по силам, но приводить их на некоторое время в небольшое замешательство – это получалось, и нередко. А когда те переставали на несколько часов хлопотать о подвластных им явлениях природы, люди племени успевали удачно поохотиться. Они всегда точно знали, чего хотели. Трудились и получали. Да еще и духи в нужное время не очень-то мешали – это было немалым облегчением, так что Колдуна ценили и признавали его власть.

Баловень попытался за Колдуна сформулировать его желания. Мало что вышло. Что-то смутное и с претензией на чудо. «Чудо» – именно это слово венчало все туманные помыслы Колдуна. Для самого Баловня такого понятия не существовало, как не существовало для него ничего необъяснимого там, где запутывались люди. Все, что бы ни сделал Баловень, для них оказалось ничем иным, кроме чуда. И тут важно было не нарушить девственную психику людей, а с другой стороны, поверни он их мыслительный процесс в обратную сторону, от выводов к созерцанию, – никто бы из них ничего странного и не почувствовал, и не заметил.

Чудо чуду – рознь. Тут надо было выбрать что-то впечатляющее, но не слишком, чтобы в результате людям случилась бы какая-то польза.

Вот только Плантаторы относились к его инициативам не очень одобрительно. Они убеждали его всякий раз, чтобы тот, при встрече с людьми, совершенствовал одно-единственное умение: выявлял мракосветов и улавливал то, что называется мотивами того или иного их поведения. Но последнее время все эти выявления и улавливания стали приедаться и из него начинала фонтанировать инициатива.

…Баловень принял решение. В оставшееся до пробуждения людей время он направлял языки пламени на лежащую возле костра каменную глыбу, служившую накопителем тепла, направлял так, что из-за перегрева от нее отваливались некоторые части. Постепенно она превращалась в невиданную для людей фигуру, походившую на жернов, стоящий вертикально. Просыпающиеся люди видели в центре пещеры чудо: рядом с костром возвышался в половину человеческого роста круг, возле которого подпрыгивал Колдун.

Последний штрих – Баловень удалил с основания «колеса» каменный шип, служивший последней подпоркой, и оно покатилось от костра по наклонному полу пещеры в сторону выхода. Колдун – следом. Люди, гонимые любопытством, – за Колдуном.

Выкатившись из пещеры, «колесо» набрало скорость и помчалось вниз по склону, подминая траву, разрывая кусты, расшугивая зверюшек и пташек, ломая на своем пути мелкие деревца. Вприпрыжку рядом бежали люди, подбирая готовые, уже наломанные дрова… За эту шутку Баловень получил от Плантаторов самый большой в своей жизни упрек. Но, что поделаешь, это колесо уже покатилось, а за ним и другие.