Текст книги "Мужчина в меняющемся мире"

Автор книги: Игорь Кон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава третья
МУЖЧИНЫ В ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ

1. Что происходит с гендерным порядком?

Если моя философия недостаточно сильна для того, чтобы сказать нечто новое, то в ней все-таки достаточно мужества для того, чтобы считать не вполне достоверным то, во что уже так давно верят.

Г. К. Лихтенберг

Как и почему изменяется гендерный порядок в современном обществе? На мой взгляд, в мире происходит беспрецедентная глобальная ломка традиционной системы разделения общественного труда и прочих социальных функций, а также отношений власти между мужчинами и женщинами.

В доиндустриальном и индустриальном обществе «война полов» шла на индивидуальном уровне, в семье и постели, но рамки этого соперничества были социально жестко фиксированы. Мужчины и женщины должны были «покорять» и «завоевывать» друг друга, используя для этого веками отработанные гендерно-специфические приемы и методы, но они сравнительно редко конкурировали друг с другом на макросоциальном уровне. Соперником мужчины был другой мужчина, а соперницей женщины – другая женщина. Сегодня в широком спектре общественных отношений и деятельностей мужчины и женщины открыто и жестко конкурируют друг с другом. Объяснять и прогнозировать эти процессы с позиций эволюционной биологии или классического психоанализа невозможно. Однако важно иметь в виду, что конкуренция, о которой идет речь, есть также форма кооперации, от которой в конечном счете выигрывает все общество.

Если говорить более конкретно, можно выделить несколько главных тендений развития:

1. В сфере трудовой деятельности и производственных отношений происходит постепенное, но все более ускоряющееся разрушение традиционной системы гендерного разделения труда, ослабление дихотомизации и поляризации мужских и женских социально-производственных ролей, занятий и сфер деятельности. Ведущей, динамической силой этого процесса являются женщины. Во всех развитых странах доля женщин, занятых в производительном труде, неуклонно растет. Например, во Франции доля работающих женщин выросла с 51,5 % в 1975 г. до 63,8 % в 2005 г. (La France en faits et chiffres, 2006). Мужчины утратили монополию на производительный труд, женщины быстро осваивают традиционно мужские профессии и т. д.

2. Женщины постепенно сравниваются с мужчинами по уровню образования, от которого во многом зависят будущая профессиональная карьера и социальные возможности, и все чаще превосходят в этом отношении мужчин. В 2006 г. в странах Евросоюза высшей ступени среднего образования достигли, как минимум, 80,7 % молодых (20–24 года) женщин и лишь 74,8 % молодых мужчин. Среди окончивших университеты 59 % женщин (European Commission, 2008). Карьерные притязания студенток университетов все больше становятся похожими на мужские, и девушки все чаще становятся лидерами в малых группах (Eagly, Karau, 1991).

3. Параллельно этому, хотя и со значительным отставанием, меняются гендерные отношения власти. Мужчины постепенно утрачивают монополию на политическую власть. Всеобщее избирательное право, принцип гражданского равноправия, увеличение номинального и реального представительства женщин во властных структурах – общие тенденции нашего времени.

Процесс предоставления права голоса женщинам наравне с мужчинами начался лишь в конце XIX в. Первыми странами, признавшими за женщинами статус граждан, наделив их избирательными правами на национальном уровне, стали Новая Зеландия, а затем Австралия. Но даже в промышленно развитых странах право женщин на участие в выборах существует недавно. Женщины завоевали право голоса в Финляндии и в Норвегии в 1906–1907 годах, в Дании – в 1915-м, в Германии, Швеции и Соединенном Королевстве – в 1918-м и в США – в 1920 г. Во Франции женщинам пришлось ждать этого момента до 1944 г., в Италии – до 1945-го, а в Швейцарии – до 1971-го. За десять лет, с 1997 по 2007 г., женское представительство в европейских парламентах выросло с 17 до 24 %. Разумеется, для передовой Европы этого мало. Доля женщин в национальных правительствах Европы составляет одну треть (European Commission, 2008). За пределами Европы дело обстоит еще хуже: несмотря на то что женщины составляют половину избирателей, они занимают лишь 10 % мест в парламентах мира и 6 % в национальных правительствах (Хегай, 2001). Тем не менее женщины все чаще становятся политическими лидерами, и не только в развитых западных странах. Достаточно вспомнить такие имена, как Индира Ганди, Маргарет Тэтчер, Ангела Меркель, Беназир Бхутто. Это не может не менять социальных представлений мужчин и женщин друг о друге и о самих себе.

4. С еще большим хронологическим отставанием и количеством этнокультурных вариаций, но в том же направлении эволюционируют и брачно-семейные отношения. В современном браке гораздо больше равенства, понятие отцовской власти все чаще заменяется понятием родительского авторитета, а «справедливое распределение домашних обязанностей» становится одним из важнейших признаков семейного благополучия. Классический вопрос «кто глава семьи?» заменяется вопросом «кто принимает основные решения?» Психологизация и интимизация супружеских и родительских отношений, с акцентом на взаимопонимание, несовместима с жесткой дихотомизацией мужского и женского. Образованные и экономически самостоятельные женщины не могут жить по древним домостроевским формулам. Хотя, как и в других сферах жизни, эти перемены затрагивают женщин сильнее, чем мужчин, нормативные представления и психология последних, особенно более молодых, образованных и городских мужчин, также перестраиваются.

5. Существенно изменился производный от социальной структуры общества характер гендерной социализации детей. Более раннее и всеобщее школьное обучение, без которого невозможно подготовить детей к предстоящей им сложной общественной и трудовой деятельности, повышает степень влияния общества сверстников по сравнению с влиянием родителей, а поскольку школьное обучение большей частью является совместным, оно объективно подрывает гендерную сегрегацию и облегчает взаимопонимание мальчиков и девочек, создавая психологические предпосылки для более равных и кооперативных отношений между взрослыми мужчинами и женщинами в разных сферах общественной и личной жизни. Одновременно это делает проблематичными традиционные представления о гендерных различиях способностей и интересов.

6. Изменения в содержании и структуре гендерных ролей преломляются в социокультурных стереотипах маскулинности и фемининности. Хотя в массовом сознании нормативные мужские и женские свойства часто по-прежнему выглядят альтернативными и взаимодополнительными, принцип «или-или» уже не является безраздельно господствующим. Многие социально значимые черты и свойства личности считаются гендерно-нейтральными или допускающими существенные социально-групповые и индивидуальные вариации. Идеальный тип «настоящего мужчины», который всегда был условным и часто проецировался в воображаемое прошлое, утратил свою монолитность, а некоторые его компоненты, например агрессивность, стали проблематичными и дисфункциональными, уместными только в определенных, строго ограниченных условиях (война, соревновательный спорт и т. п.).

7. Это способствует утверждению взгляда на маскулинность как на представление, маскарад, перформанс. Мужчины вынуждены все больше ориентироваться не только на свои собственные групповые нормы, но и на женские ожидания. Особенно это касается коммуникативных качеств и эмоциональности. В условиях жестких иерархических отношений мужская привлекательность ассоциировалась преимущественно с качествами, основанными на силе и власти. «Воспитание чувств» практически сводилось к самообладанию, нежность и чувствительность считались проявлениями женственности. Сегодня социально эмансипированные образованные женщины предъявляют к мужчинам повышенные требования психологического характера, что способствует развитию у мужчин более сложных и тонких форм саморефлексии, расшатывая образ монолитного мужского «Я».

8. Соответственно усложняются и взаимоотношения между мужчинами. Мужские отношения всегда были и остаются соревновательными и иерархическими. Однако в первобытном стаде социальный статус и репродуктивный успех самца определялись одними и теми же свойствами. По мере того как биологический отбор дополнялся и отчасти заменялся социокультурным отбором, преимущество получали не столько самые физически сильные и агрессивные, сколько наиболее умные и креативные самцы, социальные достижения которых обеспечивают более высокий статус им самим и их потомству, что, естественно, привлекает к ним и женщин. В человеческом обществе мужские иерархические системы строятся не по одному, а по нескольким не совпадающим друг с другом принципам. Отсюда – многомерность нормативных канонов маскулинности.

9. Социокультурные сдвиги распространяются и на сексуальные отношения. Сексуальная революция ХХ века была прежде всего женской революцией (Кон, 2004). Идея равенства прав и обязанностей полов в постели – плоть от плоти общего принципа социального равенства. Сравнительно-исторический анализ динамики сексуального поведения, установок и ценностей за последние полстолетия показывает повсеместное резкое уменьшение поведенческих и мотивационных различий между мужчинами и женщинами в возрасте сексуального дебюта, числе сексуальных партнеров, проявлении сексуальной инициативы, отношении к эротике и т. д. То, что женщины лучше рефлексируют и вербализуют свои сексуальные потребности, создает для мужчин дополнительные проблемы. Современные молодые женщины ожидают от своих партнеров не только высокой потенции, но и понимания, ласки и нежности, которые в прежний джентльменский набор не входили. Понятие секса как завоевания и обладания отчасти сменяется ценностями партнерского секса, основанного на взаимном согласии и т. д. и т. п.

Макросоциальным сдвигам соответствуют изменения психологического порядка. Но при этом происходит не столько уничтожение половых/гендерных различий как таковых с возникновением на их месте некоего «унисекса», сколько ослабление нормативной поляризации и формирование более индивидуальных стилей жизни, которые могут соответствовать или не соответствовать традиционным стереотипам маскулинности/фемининности.

Все эти процессы очень сложны и протекают с разной скоростью.

Главным историческим субъектом и носителем социальных изменений, ломающих привычный гендерный порядок, являются не столько мужчины, сколько женщины, социальное положение, деятельность и психика которых изменяются значительно быстрее и радикальнее, чем мужская психика. Дело здесь не в более широкой адаптивности женщин (по теории В. А. Геодакяна), а в общей логике социально-классовых отношений. Любые радикальные социальные изменения осуществляют прежде всего те, кто в них заинтересован, то есть угнетенные классы, в данном случае – женщины. Напротив, господствующий класс заинтересован в сохранении статус-кво; лишь когда изменения достигают определенного порога и становятся необратимыми, происходит сначала «измена клерков», а затем и массовая переориентация бывшей элиты, стремящейся выжить в изменившихся условиях. Так происходит и в гендерных отношениях. Женщины шаг за шагом осваивают новые для себя занятия и виды деятельности, что сопровождается их психологическим самоизменением и изменением их коллективного самосознания, включая представления о том, как должны складываться их взаимоотношения с мужчинами. Хотя систематических кросскультурных исследований такого рода я не знаю, похоже на то, что и женские самоописания, и женские образы маскулинности изменились за последние десятилетия больше, чем мужские. И дело тут не в ригидности, жесткости мужского сознания, а в том, что класс, который теряет господство, не торопится сдавать свои позиции и делает это только под нажимом, в силу необходимости.

Масштабы, темпы и глубина изменения гендерного порядка и соответствующих ему образов маскулинности очень неравномерны а) в разных странах, б) в разных социально-экономических слоях, в) в разных социально-возрастных группах и г) среди разных типов мужчин.

Гендерные различия и связанное с ними социальное неравенство воспроизводятся даже в самых передовых, быстро развивающихся странах. В максимально благополучном Евросоюзе женщины получают в среднем на 15 % меньше мужчин, их значительно реже встретишь на руководящих постах, а уровень занятости женщин почти на 15 % ниже, чем представителей сильного пола. Причем этому способствуют не только традиционные привилегии и система власти, но и нормы общественного сознания. И это хорошо иллюстрируют исследования профессиональной карьеры и соотношения профессиональных и семейных ценностей мужчин и женщин.

Почему мы не любим карьерных женщин? Интерлюдия

Несмотря на то, что гендерная сегрегация в США официально осуждается и общественное мнение относится к подобным фактам крайне нетерпимо, по темпам своего карьерного роста и доходам американские женщины, даже при выравненных стартовых возможностях, существенно отстают от мужчин. По данным переписи, проведенной некоммерческой организацией Catalyst, хотя женщины занимают свыше половины должностей менеджеров и специалистов, среди руководящего персонала корпораций они составляют лишь 15,6 %, а среди членов советов директоров – 14,6 %. Почему? У них меньше административных способностей, или они недостаточно энергичны в отстаивании своих интересов? Чтобы ответить на эти вопрос, Catalyst при поддержке корпорации IBM провела в 2006 г. опрос 1 231 топ-менеджеров и руководителей корпораций в США (296 человек, 168 женщин и 128 мужчин) и в Европе (935 человек, 282 женщины и 653 мужчины). Главной помехой на пути женской административной карьеры оказались гендерные стереотипы.

Хотя представления о свойствах идеального лидера в разных средах неодинаковы (в одном месте от лидера ждут прежде всего умения организовать командную работу, а в другом – умения самостоятельно решать проблемы), женщинам всюду приписывают отсутствие необходимых качеств. Что бы женщина ни делала, ее всегда оценивают ниже, чем мужчину. Если деловая женщина ведет себя в соответствии с гендерными стереотипами, ее считают слишком мягкой, а если она их нарушает – слишком «крутой». Женщине все время приходится доказывать свое право на лидерство, а оценка ее деловых качеств находится в противоречии с оценкой ее личности. Если женщина привлекательна, ее считают некомпетентной, а если она компетентна, то кажется недостаточно женственной и вызывает антипатию. В этих условиях женщина практически не может выиграть. Недаром отчет Catalyst называется «Damned if You Do, Doomed if You Don't» («Если ты делаешь – ты осуждена, а если не делаешь – ты обречена») (Double-Bind Dilemma, 2007).

Серьезность этого противоречия подтверждают и экспериментальные исследования. Известно, что женщины часто получают меньшую зарплату, чем их коллеги-мужчины той же квалификации, и готовы с этим мириться. Нередко это объясняют слабостью женского характера, неумением женщины постоять за себя. На самом деле женщина часто не имеет выбора, потому что на один и тот же вопрос мужчина услышит в ответ «да», а «женщина» – «нет».

Американские психологи провели такой эксперимент (Bowles et al, 2005). В первой серии опыта 119 испытуемым представили описания мужчин и женщин, которые претендовали на получение некоей должности, причем кое-кто из них пытался выторговать себе более высокую зарплату. Все кандидаты были охарактеризованы как исключительно талантливые и квалифицированные. Испытуемых спросили, кого из них они бы наняли. В целом, кандидатов, претендовавших на более высокую зарплату, выбирали реже, чем более сговорчивых, но женщин «наказывали» вдвое чаще, чем мужчин. Во второй серии опыта новой группе из 285 испытуемых показали сыгранные актерами видеоролики, где претенденты на должность торгуются по поводу зарплаты. Испытуемые мужчины голосовали против торгующихся женщин, но прощали такое поведение мужчинам, а испытуемые женщины отвергали всех, кто торговался, предпочитая кандидатов, принимавших то, что им предлагалось. В последней серии опыта 367 испытуемым предлагалось самим войти в роль претендентов на должность и решить, принять ли начальное предложение или требовать прибавки. Оказалось, что выбор зависит от того, кто, по мнению испытуемых, будет принимать кадровое решение. Если предполагалось, что это будет мужчина, испытуемые женщины, в отличие от мужчин, предпочитали не торговаться. Если же предполагаемым вершителем судьбы была женщина, существенной гендерной разницы между испытуемыми не наблюдалось. То есть дело не в характере женщины, а в том, что она заранее знает, что с начальником-мужчиной спорить бесполезно, надо брать то, что дают.

В другом эксперименте, проведенном экономистом Линдой Бэбкок, группу волонтеров наняли поиграть в популярную словесную игру «боггл» (составление слов из выпавших на «костях» букв), обещав заплатить за потраченное время от двух до десяти долларов. Когда пришло время расплаты, всем испытуемым дали по три доллара и спросили, достаточно ли этого. Мужчины просили прибавки в 8 раз чаще, чем женщины. Во второй серии эксперимента, когда испытуемым прямо сказали, что насчет оплаты можно поторговаться, прибавки попросили половина женщин и 83 % мужчин. Это показывает, что женщинам психологически труднее добиваться повышения зарплаты.

Негативная оценка женщин, пытающихся отстаивать свои интересы, связана с неодинаковой оценкой мужских и женских эмоций. Психолог Виктория Бресколл из Йельского университета показывала испытуемым видеозапись собеседования при приеме на работу, испытуемые должны были оценить каждого соискателя и установить ему зарплату. Видеозаписи были тождественными, но в одном случае соискателями были мужчины, а в другом женщины, причем в ходе собеседования они должны были выражать гнев или печаль. Оказалось, что приемлемость этих эмоций зависит от пола. Самые положительные чувства вызывает рассерженный мужчина, затем идет печальная женщина, потом печальный мужчина и в самом низу – рассерженная женщина. Средняя зарплата, которую испытуемые положили рассерженному мужчине, составила почти 38 000 долларов, а рассерженной женщине дали только 23 000. Женщина не должна проявлять гнев…

Значительно более строгие и к тому же внутренне-противоречивые требования предъявляются и к одежде бизнесвумен (Belkin, 2007). Им все время приходится выбирать: нравиться или вызывать уважение.

Профессиональная карьера женщины сплошь и рядом трудно совместима с ее семейными ролями. Большинство молодых образованных американок не хотят делать выбор между детьми и профессией. Недавний опрос в престижном Йельском университете (впрочем, с небольшой и нерепрезентативной выборкой) показал, что полностью оставить работу после появления детей собираются лишь 4,1 % из 315 опрошенных студенток (но у мужчин так готовы поступить 0,7 %) (www.yale.edu/wc/worklifesurvey).

Кроме материальных и бытовых соображений женщине приходится считаться и с болезненным мужским самолюбием. Сорок с лишним лет назад я говорил своим студенткам, что хотя женщина может быть (и нередко бывает) умнее и успешнее своего мужчины, мудрая женщина, дорожащая своей семьей, постарается этого не показывать. Недавние американские исследования свидетельствуют, что эта житейская мудрость не устарела (Dowd, 2007) и имеет значение не только при выборе постоянных брачных партнеров, но даже в таком сугубо современном явлении, возникшем в конце 1998 г., как спид-дейтинг (speed-dating, буквально – краткосрочное, быстрое свидание, а точнее – более или менее формализованная система знакомства, когда каждый участник встречи в течение нескольких минут поочередно разговаривает со многими людьми, выбирая, с кем из них он хотел бы познакомиться поближе). По мнению его поклонников, спид-дейтинг обладает преимуществами перед многими другими формами знакомства, такими как бары и дискотеки. Все его участники заведомо хотят с кем-то познакомиться, группируются по соответствующим половозрастным группам, это экономит время, избавляет от необходимости подробно представляться. Большинство людей определяют степень своей романтической совместимости друг с другом очень быстро, и первые впечатления часто бывают устойчивыми.

Группа американских ученых во главе с профессором-экономистом Реем Фисмэном (Fisman et al, 2006) изучала в течение двух лет спид-дейтинг свыше 400 студентов и аспирантов Колумбийского университета. В каждой встрече участвовало от 10 до 20 разнополых партнеров. Каждый мужчина в течение вечера разговаривал с каждой женщиной. Разговор продолжался четыре минуты и прерывался по свистку. После каждого «свидания» участники должны были решить, хотят ли они снова увидеться с данным партнером, а также оценить его/ее интеллект, внешность и честолюбие. Оказалось, что мужчины и женщины ценят друг в друге разные качества: мужчины придают больше значения женской внешности, тогда как женщины больше ценят мужской ум. В целом это соответствует предсказаниям эволюционной психологии. Одновременно подтвердилось и одно из предсказаний социально-структурной теории (Eagly, Wood, 1999): потребность мужчины в уме и честолюбии не распространяется на женщин, которые более умны и честолюбивы, чем он сам. Иными словами, мужчины не хотят сближаться с женщинами, которые умнее и честолюбивее их самих, и это ставит женщин перед трудным выбором.

Поскольку ломка традиционного гендерного порядка тесно связана с общей модернизацией общества, логично предположить, что изменение канона маскулинности будет сильнее в промышленно развитых странах Запада, чем в странах третьего мира. В общем и целом, так оно и есть. Однако темп и уровень социально-экономического развития влияют на символическую культуру общества, одним из элементов которой является маскулинность, лишь через ряд опосредствований, включая особенности традиционной культуры и другие национальные свойства соответствующей страны или этноса.

Это убедительно подтверждают многолетние кросскультурные исследования голландского антрополога Герта Хофстеде, который эмпирически сравнивал типичные ценностные ориентации людей в разных культурах по нескольким признакам, включая маскулинность и фемининность.

Маскулинные и фемининные культуры. Интерлюдия

Маскулинные общества, по Хофстеде, отличаются от фемининных по целому ряду социально-психологических характеристик, далеко выходящих за пределы собственно гендерной стратификации и отношений между полами.

Первичные ценностные ориентации маскулинных культур отличаются высокой оценкой личных достижений; высокий социальный статус считается доказательством личной успешности; ценится все большое, крупномасштабное; детей учат восхищаться сильными; неудачников избегают; демонстрация успеха считается хорошим тоном; мышление тяготеет к рациональности; дифференциация ролей в семье сильная; люди много заботятся о самоуважении.

Первичные ценностные ориентации фемининных культур, напротив, выдвигают на первый план необходимость консенсуса; ценится забота о других; щадят чувства других людей; четко выражена ориентация на обслуживание; красивым считается маленькое; присутствует симпатия к угнетенным; высоко ценится скромность; мышление является более интуитивным; много значит принадлежность к какой-то общности, группе.

Эти базовые различия преломляются и в других сферах общественной и личной жизни. Их обобщенная сводка представлена в таблице.

Ключевые различия между фемининными и маскулинными обществами (по Хофстеде)

Источник: Hofstede G. and Associates. Masculinity and Femininity. The Taboo Dimension of National Cultures. Sage Publications, 1998. P. 16–17, 175.

«Маскулинность» и «фемининность» в работах Хофстеде являются не психологическими, а антропологическими категориями. Они фиксируют различия не между индивидами, а между странами (культурами), населению которых они предъявляются в качестве подразумеваемых нормативных ориентиров, с разной степенью выраженности. Одна и та же страна может быть «фемининной» по одному параметру и «маскулинной» по другому, не говоря уже о классовых и иных социально-групповых различиях. Хотя эти свойства базируются на житейских представлениях о фемининности и маскулинности, они «работают».

При сравнении по методике Хофстеде 50 разных стран и трех регионов, включающих по нескольку стран, между ними обнаружились существенные различия, не совпадающие с уровнем их социально-экономического развития или богатства. «Маскулинными» являются Япония, Австрия, Италия, Германия, США, Великобритания, Мексика, Венесуэла, Колумбия, Эквадор, Южная Африка, Австралия, арабские страны, Филиппины. «Фемининными», имеющими низкий балл по маскулинности, оказались скандинавские страны – Швеция, Норвегия, Дания, Финляндия, а также Нидерланды, Франция, Португалия, Коста-Рика и Таиланд.

Измерение социокультурных аспектов маскулинности и фемининности имеет важные социально-психологические последствия. Например, в психологической литературе маскулинность иногда отождествляется с индивидуализмом, а фемининность с коллективизмом (другая пара применяемых Хофстеде категорий). Однако Хофстеде подчеркивает, что статистически эти два параметра независимы друг от друга, «коллективистское» общество может быть маскулинным, и наоборот. То есть каждое общество по-своему уникально.

Хотя степень маскулинности/фемининности каждой культуры исторически более или менее стабильна, она может изменяться в зависимости от конкретных социально-политических обстоятельств.

Помимо национально-культурных особенностей, нормативные каноны маскулинности и ориентированное на них поведение варьируют в зависимости от социального положения и образовательного уровня людей. Как уже отмечалось выше, более образованные мужчины стесняются примитивной, грубой маскулинности, их ценностные ориентации и стили жизни выглядят более разнообразными, они охотнее, хотя далеко не все и не во всем, принимают идею женского равноправия и готовы идти ей навстречу. Это объясняется не только образованностью: зачастую у этих мужчин практически нет выбора, потому что женщины в их среде более эмансипированы и самостоятельны, грубая сила их отталкивает, так что мужчины вынуждены идти им навстречу. В рабоче-крестьянской среде традиционный канон маскулинности значительно сильнее и его не стесняются декларировать публично. Психологически, на индивидуальном уровне анализа, соответствующие установки зависят не столько от личного социального статуса взрослого мужчины, сколько от той среды, в которой он провел свое детство и юность, эти ранние влияния, как правило, не изглаживаются последующим личным опытом.

Не менее важный водораздел – социально-возрастной. Многие свойства традиционной маскулинности, в частности агрессивность и сексуальность, подразумевают, в первую очередь, подростков и молодых мужчин. В антропологической литературе существует даже понятие «синдром молодого самца» (Daly, Wilson, 1994), проявления которого более или менее сходны у разных видов животных и предположительно связаны с повышенной секрецией тестостерона. Сходства в поведении самцов-приматов и молодых мужчин подробно описывались этологами. Однако у животных самец и в старости должен оставаться агрессивным, чтобы защищать свои права. У людей длительная родительская и семейная опека, а также правовой порядок делают это не столь необходимым, накопленный или унаследованный социальный капитал и статус надежно охраняются общественным порядком, хотя выработанные в юности привычки и репутация помогают мужчинам и позже.

Молодые мужчины представляют собой особую социально-демографическую группу, которая по своим физическим (мускульная масса, физическая сила, гормоны), поведенческим (стадность, высокая соревновательность) и психологическим (любовь к риску, отсутствие заботы о личной безопасности, пренебрежение к собственной жизни, желание выделиться, склонность к девиантности) свойствам отличается как от женщин, так и от старших мужчин. Выраженность этих черт зависит больше всего от возраста, но также и от социального статуса (женатые мужчины меньше холостяков склонны к риску и авантюрам, нарушению правил). Тем не менее усвоенные в юности стереотипы и идеализированные образцы маскулинности сохраняются в сознании многих взрослых мужчин независимо от их собственного реального образа жизни, вызывают ностальгические чувства и нередко симулируются, на чем искусно играют средства массовой информации, поп-арт и имидж-мейкеры.

Выбор того или иного канона маскулинности имеет и свои личностные, индивидуально-типологические предпосылки. Соционормативные образы создаются и поддерживаются культурой, но разные каноны маскулинности неодинаково импонируют разным типам мужчин и имеют свои психофизиологические, конституциональные основы. Классический образ мачо создан по образу и подобию могучего доминантного Альфа-самца. Такие люди существуют и сейчас, составляя, по предположению российского этолога А. И. Протопопова, от 10 до 20 % мужчин (эмпирических подтверждений этого я не встречал). Хотя в современном обществе этот канон стал отчасти дисфункциональным, его носители продолжают считать себя единственными «настоящими» мужчинами, создают собственные сообщества и находят сферы жизни, где такие качества можно проявлять безнаказанно и получать за это одобрение (война, силовые виды спорта) и т. д. Поскольку перечисленные свойства филогенетически самые древние и на них ориентирована любая мальчишеская и юношеская субкультура, их поддерживают многие мужчины, которые сами не принадлежат к этому типу.

При этом многое зависит от конкретных политических ситуаций. Войны, политические кризисы и другие события, вызывающие подъем национальных чувств, увеличивают спрос на героев-воинов, повышая ценность традиционных маскулинных качеств. Национализм и религиозный фундаментализм – самые мощные противовесы цивилизационной «феминизации» социокультурных ценностей в современном мире. Под видом защиты традиционных духовных ценностей они способствуют возрождению культа архаических форм гегемонной маскулинности. Это характерно для любых разновидностей фашизма. Культ сильной власти, дисциплины, державности, вождя и нации практически сочетается с культом агрессивной маскулинности, направленной против «женственной» и «слабой» демократии. В том же ключе работает и протестная маскулинность. Например, исламский терроризм подает себя как возрождение истинно мужского начала в противоположность разложившемуся и феминизированному Западу.