Текст книги "Год черной собаки"

Автор книги: Игорь Подколзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Блондинка встала и вызывающе тряхнула водопадом волос.

– Габи!

Поднялась шатенка и присела в книксене.

– Кэрол!

Вскочила брюнетка. Сверкнула черными глазами.

– А это – Джорджи!

Длинноносый поперхнулся, заерзал и уронил вилку. К удивлению Уварова, когда он выпрямился, то оказался совсем невысоким. Просто творец наградил его весьма продолговатым туловищем и короткими ногами.

– По-русски они ни бум-бум, – прошептал на ухо Ветлугин. – Можешь говорить что угодно, если нужно по секрету. А открыто – по-английски, ты же прекрасно изъясняешься. Видишь, никаких барьеров: ни словесных, ни прочих. Они народец современный – все естественно, как в матушке природе. – Он обернулся к сидящим за столом.

– Прошу потчевать моего сводного брата и нашего дорогого гостя, как принято у нас. Девочки! Ну что же вы, милые?

Эрика подоспела первой. На ней было легкое открытое платье какого-то переливающегося апельсинового оттенка. Подол от пояса вниз рассекали по бокам разрезы, открывающие длинные ноги в черных чулках. С улыбкой она подала Уварову пузатую рюмку. Он машинально взял и пригубил. Рот обожгло крепким коньяком. Уваров сморщился и поставил рюмку на стол. Девушка нежно обвила его шею руками. Пахнуло ароматом французских духов и теплом. По его губам мазнули ее губы.

– Браво! – Ветлугин захлопал в ладоши. – Оскоромили монаха.

Примеру Эрики последовали Габи, одетая в бордовое платье с блестками, и Кэрол, словно змея, затянутая в зеленовато-серебристое трико.

Уваров почти не пил. Так, от случая к случаю и лишь легкие вина. Сделал еще пару малюсеньких глоточков. Зажмурился и скривился.

Ветлугин метнул быстрый взгляд на своего дружка, дернул головой. Тот, закрытый спиной толстяка, всыпал в высокий бокал какой-то белесый порошок.

– На! Охолонись! – Ветлугин протянул Уварову бокал с прозрачной и пузырящейся жидкостью. – Амброзия – напиток богов, прямо с Олимпа. Не кривись – это совершенно безалкогольное.

Уваров выпил до дна. Сразу почувствовал себя легко и беззаботно, захотелось смеяться. По телу помчались тысячи мелких, щекотливо покалывающих искорок.

– Как? – Ветлугин пристально взглянул ему в глаза. – Выпьешь – и на небесах! В объятиях всех ангелиц рая. На еще, не стесняйся.

Уваров осушил второй бокал. Стало веселее, невесомее, восторг переполнял душу.

– Садись. – Ветлугин указал на место меж Эрикой и Кэрол. – С ними не соскучишься. Девочки, развлекайте, голубушки.

– Мне надо бежать, спасибо вам, – сказал неуверенно Уваров. Язык отяжелел и заплетался.

– Успе-е-ешь, радость моя. – Ветлугин взмахнул рукой, показывая часы. И пяти минут еще не прошло. Давайте лучше выпьем.

– Мне достаточно, – возразил Уваров и закрыл: рюмку ладонью. Веселье так и распирало его, рвалось наружу. Ничего подобного он раньше не испытывал. Все казались милыми и родными. Даже постное лицо Джорджи вроде обрело осмысленное выражение. – Простите, но мне пора. – Улыбаясь, попытался встать. Голова кружилась, очки соскользнули в салат. Что-то залопотал и грудью повалился на стол, будто ухнул в липкую и вязкую пучину.

Ветлугин приподнял ему веко. Жестом изобразил взмах рефери на ринге.

– Готов. Аут. Джорджи – шприц! Девки, за работу! Жива-а-а.

Девушки бросились к Уварову. Ветлугин и Джорджи отодвинули от дивана стол и начали устанавливать видеомагнитофон...

С неимоверным трудом Уваров разлепил словно склеенные веки. В висках и затылке чугунными шарами по булыжникам перекатывалась громыхающая боль. Малейшее движение вызывало тошноту. Губы запеклись. Пересохший язык распух и царапал небо. Перед глазами пелена, словно смотрел сквозь кисею в каких-то крапинках. Он лежал совершенно голый на широченной деревянной кровати. Привстал. К горлу подкатил ком. Огляделся мутным взглядом. Душно. Пахнет приторным и терпким. На теле испарина.

Комната – его гостиничный номер. Из кресла у журнального столика возникла какая-то тень. Поколебалась. Приняла очертания человека. Уваров узнал Ветлугина.

– Отошел? – Донеслось будто эхом издалека. – Хлебни содовой, полегчает. – Подал ему стакан.

Дрожащей рукой Уваров взял и выпил, клацая зубами о стекло.

– Задал ты мне забот, радость моя. – Ветлугин присел на кровать. Намучился с тобой выше горла.

– Как я здесь очутился? Мне что, было плохо? – Уваров свесил ноги, прикрывшись простыней. – Который час?

– Двенадцать без малого.

– Двенадцать? – Уваров вскочил. По голове словно ударили молотком. Хрипло крикнул. – Мы же договорились в пять...

– Да, двенадцать, – перебил Ветлугин внушительно. – И сегодня двадцатое.

– Ну и что? При чем тут число? – В голове прояснялось медленно.

– А то! Встретиться твоя милость должна была восемнадцатого. Поезд ушел. Референт, надеюсь, доложил шефу о том, что ты не явился. А папаша сообщил дочке, и сейчас оба в загородной обители поминают, как мне мнится, не совсем добрыми словами своего незадачливого зятька и женишка. – Он злорадно усмехнулся.

– Вы с ума сошли! – В голосе слышался ужас. – Этого не может быть! – Он бросился искать одежду. – Вы думаете, что говорите? Шутки и розыгрыши неуместны.

– Хе! Думаю ли я? А вот ты, любезнейший, видно, нет. Взгляни на часы, они же у тебя с календарем.

Уваров бросил взгляд на циферблат и убедился – Ветлугин прав. Сердце опустилось куда-то вниз, перехватило дыхание.

– Где костюм? – Его мелко трясло.

– Сядь и не гоношись. Торопиться некуда. Время вспять не течет сделанного не воротишь. Сядь! – толкнул его в грудь.

Уваров беспомощно плюхнулся на кровать.

– Ты тут такого навытворял, что не до одежды. – Ветлугин встал, прошелся по комнате и остановился против Уварова, засунув руки в карманы, выпятив круглый живот, обтянутый кремового цвета жилетом.

– Что я навытворял? – Внутри похолодело, лоб вспотел, во рту появилась горечь. Надел выскальзывающие из пальцев очки.

Ветлугин снова налил содовой и сунул стакан чуть ли не в лицо Уварову.

– Отхлебни. Мозги прочистит, понадобится шевелить ими крепко. Пей и успокойся.

– Расскажите наконец, что случилось? Я ничего не понимаю. – Он выпил содовой. Слегка полегчало. Потер виски ладонями.

– Не волнуйся и положись на меня. Теперь я твой единственный друг и, если хочешь, союзник и надежда. Не нервничай – вывернемся. Помогу охмурить твою Мэри и ее батюшку. Все утрясется. Понял?

– Ничего не понял. Что в конце концов случилось? – Голос противно сорвался. – Я вас спрашиваю?

– Третьего дня мы пили на брудершафт и лобызались будто неразлучные сиамские двойняшки. – Он скривился. – Хочешь держать дистанцию? Это не в твоих интересах, радость моя. Но я не стану подобно твоему отцу орать и возмущаться. Выставлять тебя за дверь. – Он опустился на край кровати. Сказал ехидно: – Я слышал, будто Уваровы из купеческого сословия?

– При чем тут сословие? Объясни!

– А при том, что, вероятно, порода сказывается. Вел ты себя прямо как эдакий петушистый ухарь-купчик, ошалевший от свалившегося на него сказочного наследства после почившего в бозе отче-прасола. Не перебивай! прикрикнул грубо, заметив, что ему хотят возразить. – Помалкивай и внемли. – Достал сигареты и закурил. Выпустил Уварову дым в лицо. Тот поморщился и попытался разогнать его ладонью.

– Пригласил нас в отдельный кабинет шикарного ресторана. Поназаказывал сверхдорогих деликатесов и выпивку. Два дня резвился как шелудивый щенок. Сотенные купюры разбрасывал словно пахарь зерно.

– Этого не может быть! – закричал Уваров. – У меня не было наличных. Вернее, имелось немного, а также чек на тридцать тысяч на акции. Где они? Чек – все, что у меня оставалось.

– Не знаю, не знаю, – Ветлугин состроил гримасу. – Никакого чека не видел. А прихоти твои оплатил я. Да-да. Влетело мне в кругленькую сумму. Еще бы, "Мартель", шампанское "Мадам Клико", зернистая икорка.

– Это ложь! – Голос опять сорвался. – Вранье. Я не мог сделать ничего похожего. Ты подстроил и подло обокрал, как мерзкий карманный воришка.

– Заткнись и слушай, раз ни черта не помнишь! – Ветлугин выплюнул сигарету на ковер. – Если кто тебе и поможет, так это я. Так что не ерепенься и не привередничай, чистоплюй.

Уваров тяжело опустился на кровать. Ноги подгибались, часто стучало сердце, он задыхался.

– Мы встретились в баре "Небеса". Ты уже был неможаху. Молчи! С тобой три девицы – дорогие жрицы любви.

– Какие девицы? Ты спятил?

– Не знаю, не знаю. – Ветлугин словно не слышал возражений. – Заказал отдельный кабинет. Пригласил нас и их. Я был с приятелем – есть свидетель. Стоило твое хлебосольство солидных денежек. Я расплачивался, ты оказался гол как сокол. Уразумел?

– Клянусь, я совершенно не знаком ни с какими девушками!

– Не клянись, бог накажет. Полюбуйся. Кто с ними развлекался? Я или твое благородие? – Он повернулся к столику и включил видеомагнитофон.

Засветился экран. Сначала показалось: на нем какой-то клубок извивающихся обнаженных тел. Затем Уваров. Цепенея от ужаса, различил трех девушек и... себя. Да-да, это был он. Глаза прикрыты. На лице идиотская ухмылка, изо рта слюни. Изображение хлюпало, стонало и взвизгивало. Не веря глазам, Уваров потянулся к экрану. Да, это, несомненно, он.

– Убедился? Но это цветочки. Заключительный аккорд был вообще сногсшибательным. Вероятно желая разделить удовольствие с близкими, ты стал требовать, чтобы я немедля отослал столь пикантные сюжетики твоей Мэри. Я, разумеется, отказался, чем и спас...

– Врешь! Негодяй! – Уваров бросился на Ветлугина. – Ты подстроил! Я тебя задушу!

Ветлугин в испуге отшатнулся, заслоняясь ладонями. Истошно вскрикнул. В комнату вбежал здоровенный детина. Скрутил Уварова и прижал к кровати. Ветлугин отряхнул костюм и зловеще усмехнулся, оскалив зубы. Процедил:

– Все, мистер Уваров, несостоявшийся муж и компаньон. За оскорбление того, кто собирался тебя спасти, ты поплатишься, неблагодарный цыпленок. Когда-то твой отец вытурил меня из дому. Оскорбили, видите ли, его моральные принципы. За деяния папочки ответ держать тебе. Долго я ждал этой минуты. До-олго. За каждым твоим шагом следил. Все выведал и вычислил. Ты преуспевал. Теперь хватит, давай-ка делиться твоей фортуной по-братски. Понял? На размышление пять минут. Или станешь беспрекословно, не рыпаясь, выполнять, что прикажу, или тотчас отправлю известные тебе картиночки твоей девке и ее отцу. Решай, радость моя.

– Мне нечего решать. Я даже не желаю разговаривать с вами. А Маше объясню, и она поймет...

– Объясню! Поймет! – перебил Ветлугин и передразнил. – Да тебя туда и на порог не пустят, наивный кутенок. Можешь быть уверен, я приму меры. Советую не выпендриваться, а передо мной извиниться. Прощу, не злопамятный. Тем более дальнейшие аферы начнем прокручивать вместе, будешь моим напарником. С твоей нареченной и тестем я утрясу – комар носа не подточит, не впервой. Ты устроишься в его фирму и станешь поставлять мне кое-какую информацию. Уж я знаю, куда ее сплавить, само собой не за так. За подобное выкладывают солидные деньжата. Сейчас это называют промышленным шпионажем, а по мне весьма доходным бизнесом. И мы с тобой...

– Никаких дел у меня с вами быть не может. Так и знайте! – Уваров вытянул шею и плюнул в его самодовольно ухмыляющуюся физиономию.

– Ах так, – прошипел Ветлугин и вытерся платком. – Ничего-о. Об этом пожалеешь. Кре-епко пожалеешь. Мы тебя обломаем как миленького, небо с овчинку покажется. На карачках приползешь, мокасины мне лобызать будешь.

Где-то внизу, под окнами, надрывно и тревожно провыла сирена полицейского автомобиля...

– Негодяй отправил Машеньке кассеты и подписал как письмо от меня. Ничего не подозревая, она включила видеомагнитофон... Маша была слабенькой и тем более болела. Она умерла от сердечного приступа... Так я лишился любимого человека, средств к существованию и цели в жизни... Где у вас туалет? Мне нужно умыться.

– Направо. В конце коридора. Вас проводить? – Фрэнк заботливо поддержал его под локоть.

– Не стоит. Найду. – Он вышел.

Несколько минут над столом висело гнетущее молчание. Затем раздался голос доктора:

– В клинику его доставили ночью, в мое дежурство. Вскрыл вены на обеих руках. Еле удалось спасти. Теперь отрабатывает за лечение. А подонок Ветлугин скрылся. Видно, почувствовал – если попадется ему на глаза, несдобровать.

– Давайте соберемся завтра, – предложил Грег. – Сегодня разговора не получится. Бедный парень, я ему искренне сочувствую. Утром отправлюсь к старому знакомому, поговорю относительно денег, попрошу в долг. Будет и реальная основа для дальнейших планов.

4. ВИЗИТ К ГАНГСТЕРУ

В подсиненном небе хлопьями мыльной пены плавали облачка. Верхние этажи пунцово поблескивали отраженным в стеклах окон солнцем. Непродолжительный дождик прибил пыль. Над мокрым асфальтом поднимался легкий парок. Он смягчал запах бензиновой гари, от нее еще не першило в горле и не зудело в носу. В мутных ручейках вдоль тротуара кружились клочки бумаги, окурки, кожура апельсинов. Пахло прелыми фруктами и дымом. Взвизгивали жалюзи витрин, хлопали двери, перекликались с хозяйками разносчики молока и газет.

В небольшом сквере среди чахлых деревьев стоял аккуратненький оранжевый автофургон. Из репродуктора на его крыше осипший голос призывал вступать в армию спасения. От чего собирались спасать – разобрать было невозможно: поблизости почти с такого же микроавтобуса неслись призывы, требующие запретить атомное оружие.

В широкой подворотне приткнулись передними колесами, будто принюхивались друг к другу, три блестящих никелем и красной эмалью мотоцикла. Владельцы их, одинаковые, как близнецы, прыщавые худосочные подростки, одетые в черные куртки из искусственной кожи, белые шлемы и перчатки с крагами, неистово жестикулируя, выясняли отношения. На багажниках машин притихли с безразличным видом круглолицые пустоглазые девчонки. На спинах нейлоновых курточек трафаретная надпись: "Собственность "огненных дьяволов". Рабская безысходность малолеток вызывала острую жалость.

Грег окликнул такси, уселся рядом с шофером – грузноватым человеком в форменной фуражке – и назвал адрес. Водитель скривился, в упомянутый район ездили неохотно, но кивнул и плавно тронул автомобиль. Покачиваясь на мягком сиденье, Фрэнк задумался.

Сколько воды утекло с той поры, когда они с Кребсом, свято веря в нужность и благородство своего дела, служили в полиции. Ему вдруг до мельчайших подробностей вспомнилось прошлое. Надежды, огорчения и первые успехи. Да-а-а. Это забыть трудно. Взять хотя бы ликвидацию банды Майка Черепа – специалисты считали операцию шедевром сыскной службы. Поздравляли. Недолгим был триумф. Грег опрометчиво, по мнению Кребса, выступил в прессе и заявил: Майк – орудие в руках крупных финансовых воротил, они-то и есть виновники и вдохновители преступления. Очень мягкий, почти символический приговор гангстерам, зато суровое наказание ослушникам его названому отцу и ему. Понижение в должности первого и увольнение из Полиции второго.

Вот тогда-то, после суда, к Фрэнку подошел брат главаря и с благодарностью вручил серебряный доллар с тремя черточками. Это было что-то наподобие пароля или векселя, по которому "Семья" обязуется трижды оказать помощь владельцу монеты. Грег рассмеялся, поняв смысл столь архаичного ритуала, не придал ему значения и подумал: никогда не прибегнет к услугам бандитов. Но судьба и обстоятельства распорядились иначе, и он уже третий раз едет к Майку за содействием. Парадокс. Стоящий вроде бы на страже закона направляется за вспомоществованием к его злостному нарушителю. Но что поделаешь, как говорят французы – такова жизнь...

Грег попросил остановить машину за два квартала от "логова" Майка Черепа. Впрочем, "логовом" он окрестил его еще до того, как побывал там, ибо представлял обыкновенным бандитским разухабистым притоном. Теперь же мысленно изменил название, решив: обиталищу гангстера больше соответствует штаб-квартира, резиденция, а то и офис.

Стрелки часов показывали десять утра.

Покинув такси, Грег дошел до перекрестка и огляделся. Что же изменилось за столь непродолжительный срок после посещения этого злачного места? Почти ничего. Правда, как показалось, исчезла зловещая мрачность и гнетущая тишина, которые придавало безлюдье той лунной ночи. Тяжелые коробки домов, оказывается, не черные, а темно-красные, словно закоптелые фабричные корпуса. Все те же пыльные улочки и напоминающие глубокие туннели, захламленные проходные дворы. Странный запах: битого кирпича и залитого водой пепелища. Какая-то заброшенность и запустение.

Людей мало. Кое-где три-четыре унылые фигуры, чаще негры или пуэрториканцы. В мусорном ящике рылась седая косматая, словно ведьма, старуха в мужском рваном пиджаке, потерявшей цвет юбке и дырявых чулках.

На вытоптанных площадках возились дети, тоже какие-то забитые и молчаливые. Нигде ни кустика, ни травинки.

Около арки – тут он когда-то подстерег и расправился с Дылдой остановился. Возникло чувство: сейчас увидит там его труп. Хмыкнув, решительно двинулся под темные своды. Разумеется, тело бандита давно убрали, однако Грегу показалось, что в метре от ниши, где он прятался в ту ночь, на растрескавшемся асфальте осталось большое жирное пятно.

Фрэнк пересек двор-колодец.

В углу бездомный бедолага вылезал из картонной коробки от упаковки электрокамина, в которой, вероятно, ночевал. На веревках сушилось белье. Два каких-то типа сидели на прислоненных к обшарпанной стене ржавых батареях парового отопления. Из-под надвинутых на глаза полей шляп виднелись зажатые в зубах сигареты.

Грег уверенно направился в конец двора, где в серой стене без окон была дверь. На ней висел ядовито-зеленый почтовый ящик. Скосив глаза, заметил: один из мужчин дернул приятеля за рукав, оба медленно повернули головы и одновременно выплюнули окурки. Фрэнк усмехнулся, отодвинул ящик в сторону и нажал на кнопку звонка условным сигналом. Подождал. Нажал снова. За дверью завозились, и она приоткрылась. Грег протянул доллар с отметинами, который когда-то ему вручил брат Майка. Встретивший был тот же самый верзила с квадратными плечами и расплющенным, как у профессиональных боксеров, носом.

И снова до мелочей повторилась прежняя процедура. Его обыскали, провели мимо бара по коридору. Наконец он очутился в приемной перед той же хорошенькой и стройной секретаршей, с добрыми, слегка грустными глазами, которую Майк называл Ритой. Аромат духов, исходивший от нее, был тем же. Девушка подвела его к двери и, открыв, слегка подтолкнула под локоть.

Майк в одиночестве сидел за столом, уперев локти в столешницу, ладони закрывали лицо.

– Здравствуйте, Майк. – Фрэнк сделал несколько шагов по пушистому ковру. – Извините, но снова пришлось вас потревожить.

– Добрый день, Грег. – Гангстер убрал ладони. Глаза расширились. Брови сперва трагически сломались, затем вытянулись и поползли к лысоватому черепу. Он присвистнул и не спеша поднялся. Гангстер еще не видел детектива искалеченным.

– Ну и ну, – протянул недоуменно. – Здорово вас перекорежило, простите меня. – Он вышел из-за стола и остановился напротив Грега, покачивая головой на тонкой "жилистой шее. – Кое-что до меня доходило, но, признаться, не знал, что вы расстались с кистью и оком. Сожалею, – он подал мягкую ладонь. – Искренне сожалею. Располагайтесь. – Глазами указал на кресло, в котором, как вспомнил Грег, в прошлый раз восседал Дылда.

– Здравствуйте, Майк, – повторил Фрэнк и сел. – Спасибо.

– Да-а. – В глазах гангстера промелькнуло нечто похожее на соболезнование. – Вам, очевидно, пришлось несладко. – Он вернулся к столу и несколько минут молча разглядывал гостя. – Непонятный вы человек, произнес наконец. Было неясно, жалеет ли он об этом или удивляется. Очень непонятный. Вы сильно изменились внешне, но по выражению лица убежден – остались прежним и опять носитесь с какой-нибудь благородной химерой.

– Что вы имеете в виду?

Майк пожал плечами и скривил губы.

– Какая напасть привела снова?

– Мне нужны деньги, Майк, много денег, разумеется, в долг и под любые проценты.

– Святая мадонна! – Гангстер зашелся своим необычным тихим и шелестящим смехом – словно листали страницы книги, – всплеснул руками. – Америку открыли. Со времен изгнания из рая простодушного Адама и его непутевой подруги Евы я не встречал людей, которые бы не нуждались в деньгах. Даже тем, у кого их больше чем достаточно, они всегда необходимы.

– Я избегаю долгов и никогда не просил денег, но сейчас они понадобились позарез. И очень много – двадцать тысяч. Согласен на какие угодно условия. Верну через год.

– Во-первых, – гангстер загнул тонкий палец с наманикюренным ногтем, двадцать тысяч по теперешним временам не такое уж богатство. Во-вторых, он загнул следующий палец, – я вам их ссужу. Ну а в-третьих, проценты обычные – десять.

– Спасибо, Майк, я постараюсь вернуть раньше срока. – Грег встал.

– Сидите. – Гангстер сделал жест ладонью. – Не премину заметить, никогда не отдавайте долгов раньше. Вдруг я умру? Наследников у меня нет останетесь в барыше. Отчего не спросите, почему я так быстро согласился, почти не подумав, а? – Он хитровато скосил глаза.

– Почему вы так быстро согласились? – повторил Фрэнк вопрос.

– Вы понимаете, Грег, я человек недоверчивый. Не верю не только друзьям и коллегам, но иногда даже самому себе, случается такое. – Он прищурился. – А вот вам, – развел костлявые ладони, – доверяю полностью.

– За что же мне такое исключение?

– Вы, – он нагнулся вперед и прошептал, – ненормальный. Да-да. Хотя не исключено, вы и есть единственный нормальный среди нас, чокнутых. Вы марсианин, Грег, белая ворона. И в этом ваша трагедия, их обычно, заклевывают сородичи.

– За что?

– Они не похожи на других. Если хотите – живой белый упрек своим черным собратьям. – Он опять засмеялся, словно зашелестели страницы. – И рано или поздно вас тоже пришьют. Разумеется, к моему великому сожалению. Исчезнет единственный знакомый мне реликтовый субъект.

– Лучше, если это случится попозже, – улыбнулся Фрэнк, – у меня еще есть дела на этом свете.

– Будем надеяться, но все мы под богом ходим. – Он пристально взглянул на Грега. – Кроме того, вы снова оказали мне, вероятно, того не желая, крупную услугу, а я никогда, вы уже убедились, таких вещей не забываю.

– Это когда же я вам оказал услугу? – удивился Грег.

– Когда прикончили самонадеянного выскочку Дылду.

Фрэнк побледнел и начал медленно подниматься, на лбу мгновенно выступила испарина.

– Сидите, – прикрикнул Майк.

Грег плюхнулся в кресло.

– Удивлены? – Майк засмеялся, радуясь произведенному эффекту. – Уж вам-то, криминалисту, непростительно так оплошать. Сработали грубо. Наследили, как несмышленый школяр. Это свидетельствует – решение приняли внезапно, в вас превалировали эмоции, а не расчет. Узнать, кто спровадил к праотцам эту гадину, не представляло труда.

– Но как, Майк? – Грег уже овладел собой.

– Святая мадонна. – Гангстер закатил глаза. – Вы, очевидно, находились в шоке, не отдавали отчета в своих поступках. Раскрыть убийство было парой пустяков. Я знал: вы состояли в банде этого подонка в бытность мальчишкой. Дылда – жестокая и подлая скотина, а значит, вполне достаточно, чтобы он вам не полюбился. Помните, во время предыдущей встречи я показал его вам с помощью прибора, просвечивающего стену? Он пил в баре рядом.

– Да, – кивнул Грег, – припоминаю, вы показали какого-то типа.

– Не виляйте, – Майк покачал головой. – Тогда вы заявили, что его не знаете, но на вашем лице было написано обратное – не только знаете, но и бешено ненавидите. Его убили из длинноствольного "люгера", пистолетов такой системы в тот день у посетителей имелось три, все, как у вас, без глушителя. Но два оставались на месте, а ваш отсутствовал. Выстрелы слышали мои люди, но не торопились вмешиваться. Больше того, раскрою секрет, я прекрасно знал, вы его обязательно пристукнете. За что? Да за то, что он когда-то расправился с вашим дружком. Я принял кое-какие меры облегчил вам исполнение акта мести: посылая его с поручением, сказал об этом при вас. Припоминаете, как все произошло?

– Чем он вам насолил, Майк? Мне другое дело, но вам?

– Дылда плел за моей спиной паучьи сети. Он намеревался сесть в кресло, которое предназначалось отнюдь не ему. Начал подбивать кое-кого из друзей, таких же кретинов, как сам. Ибо не понимал: не с его птичьими мозгами заправлять таким грандиозным делом.

– И что меня теперь ждет? – тихо спросил Грег.

– Двадцать тысяч из расчета десяти процентов годовых, – ответил Майк и откинулся на спинку кресла. – И знаете, почему я это делаю, когда не доверяю порой самому себе?

– Почему?

– Потому, что вы не-нор-маль-ный, – отчеканил гангстер. – И под самыми лютыми пытками не признаетесь, что смерть Дылды была мне выгодна и я, так сказать, ее санкционировал.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Из-за своей щепетильной порядочности вы не пойдете даже на предательство бандита. У вас это в крови. Оно и погубит когда-нибудь. Попомните мои слова, хотя мне вы нравитесь и я с удовольствием взял бы вас на службу.

– Это не для меня, Майк, – замотал головой Грег.

– Отчего же? – Он хитровато прищурился. – Я завязываю с гангстерской лавочкой, буду заниматься коммерцией. Удивлены?

– Вы хотите сказать, становитесь на... – он замялся.

– Договаривайте. Честный путь?

– Да.

– Не совсем, но близко к этому. Я пересаживаюсь в другой кабинет. Вкладываю капиталы в легальный бизнес, в фирму известного вам Робинсона. Стану его полноправным компаньоном.

– Это не честный путь и не легальный бизнес, а легальный бандитизм, возразил Грег.

– Пожалуй, так точнее. Тем более моим преемником здесь остается родственник – сын старшего брата, который когда-то вручил вам монету. Мы же одна семья, будет поддерживать со мной связь. Он окажется на переднем плане, а до меня не доберется ни полиция, ни журналисты, ни ваше пресловутое правосудие. Вот так-то. Кроме того, и Робинсон становится не первой фигурой в своем собственном концерне. Я ухитрился заполучить контрольный пакет акций.

– Вы сатана, Майк! – Грег смахнул пот с носа. – Как это удалось?

– У вас когда-то была невеста, очаровательная молодая, – начал неожиданно Майк. – Ваша секретарша Вирджиния О'Нейли? Вам известно, что с ней?

– Она меня бросила после трагедии с приемным отцом, когда я лежал в клинике. Заодно прихватила рукопись моего бывшего шефа Эдуарда Бартлета после его кончины. В ней тот описывал кое-какие делишки промышленников и, кажется, Робинсона.

– Вы ее любили? Впрочем, вопрос дурацкий.

– Очень, – вздохнул Грег, все больше удивляясь, куда клонит гангстер.

– А почему не пытались разыскать?

– Пытался, но она словно испарилась. Скорее всего уехала за границу, упавшим голосом ответил Грег. – Да и к чему ей калека? – Он повертел крючком, заменяющим кисть.

– Знаете, Грег, не такой уж вы выдающийся детектив, как я думал раньше. А уж психолог – вовсе никудышный. Вот старина Бартлет, ваш шеф – да вознесется его душа в рай, – действительно ас. Уж он-то бы этот клубочек размотал, каналья, по ниточкам. Талантлив был и хитер сверх всякой меры, умница.

– Чего же разматывать, когда и так ясно? Кроме того, я уже не владел частной конторой, мне не подчинялись агенты. Зато стал инвалидом и почти нищим, сидел на иждивении у старика негра.

– Но сейчас-то явились ко мне?

– Ну и что? – спросил с вызовом.

– А почему не попросили тогда денег и помощи в розыске О'Нейли?

– О'Нейли? – оторопел Грег. – И вы бы помогли?

– Тогда да, – гангстер прикрыл глаза. – Теперь нет!

– Что же изменилось, Майк? Ради всего святого расскажите. Я обещаю ничего не предпринимать. Это умрет во мне, но, может быть, хоть слегка облегчит душу. – Он прижал ладонь к груди.

– Скорее всего растравит еще больше, – возразил Майк.

– Не жалейте меня.

– Я вообще никого не жалею. Милосердие мне чуждо. – Взгляд его сделался жестким. – Очевидно, поэтому в отличие от вас, не морщитесь, Грег, я знаю, что говорю. Да-да, именно поэтому и достиг богатства и власти. Но раз хотите – слушайте, вам же хуже. Я упоминал – старина Бартлет был парень-гвоздь: мудр, хитер, умел держать язык за зубами. Никто понятия не имел, что за ценности хранились в его особняке среди аквариумов с рыбками. Одна мисс О'Нейли – тоже далеко не глупышка – об этом догадывалась. Но лишь слегка. Когда же рукопись попала к ней вместе с подлинными документами, на основании коих была написана, она поняла, что держит в своих красивых ручках. Однако не до конца. Если бы не ваше несчастье: безрассудная погоня за каким-то сумасшедшим, отдала бы ее вам – она вас любила, – и вы бы стали богатым человеком. Очень богатым. Хотя, здесь я мерю по себе, кто вас знает, какие бы фантазии полезли в вашу голову. Вы можете выкинуть беспардонный фортель – любую глупость.

– Это почему же?

– Потому что вы ненормальный.

– Вы имеете в виду... – начал Грег.

– Не перебивайте. Она любила вас, но также считала не в себе, правда, лелеяла мечту со временем обломать. О'Нейли сообразила: за документы промышленные магнаты, особенно Дональд Робинсон, выложат без разговоров солидные денежки – не один миллион.

– Миллион? – воскликнул недоверчиво Фрэнк.

– Да. И не один. Публикация их означала неминуемую гибель для Дика, и не для него одного. Старик Бартлет знал, что делал, все преподносилось неопровержимо. Вероятно, он долго и упорно собирал обличающие материалы. Где только их раздобыл, хотелось бы выяснить? – Майк мечтательно закатил глаза и продолжил: – Но ваша хорошенькая авантюристочка переоценила свои способности и недооценила моих. А самоуверенность наказуема.

– Ваших? – привстал Грег. – Ва-аших?

– Разумеется. – Майк удовлетворенно фыркнул. – Ее погубила жадность. Малышка, не соразмерив сил, слишком размахнулась – в этом ее роковая ошибка. Она начала устанавливать связи одновременно с Диком и со мной. Естественно, сразу же запуталась и в моей паутине и в сетях Робинсона. Мне она ни к чему – женщин куда более красивых у нас навалом. А вот он, как павлин, распустил хвост, а заодно и слюни, решил: очарует ее и заполучит рукопись. Как бы не так. Не по зубкам кость. В результате материалы оказались у меня, а ваша невеста – у него.

– Джин сделалась любовницей этого негодяя! – Фрэнк стиснул ручку кресла так, что захрустели суставы.

– Не уверен. Но, чем черт не шутит, когда бог спит, все возможно. Однако, мне кажется, любовью там не пахло. Робинсон, поняв, что остался с носом, взбесился. Избалованный с детства, не знающий ни в чем отказов, он раскапризничался, а тем временем материалы безвозвратно уплыли. Тогда он применил старый испытанный прием – наркотики.

– Джин стала наркоманкой? – ужаснулся Грег.

– Как ни прискорбно, да. Сломив ее волю, Дик избавился от девчонки.