Текст книги "Повелитель грядущего"

Автор книги: Игорь Огай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Огай Игорь
Повелитель грядущего

Игорь Огай

ПОВЕЛИТЕЛЬ ГРЯДУЩЕГО

– Не торопись, – невнятно промямлил Бэнтри. Рот его был забит сладкой соломкой и слова вываливались из него, как мусор из переполненного мусорного бака. – Давай напоследок по этому переулку, да и к дому пора.

Лайвен сдержанно кивнул и свернул в переулок, темный и грязный, заставленный у стен домов непонятными баками, заваленный рваными картонными коробками, ломаными досками и мятой бумагой.

– Доски – это плохо, – философически сообщил Бэнтри. – В досках бывают гвозди. Ты объезжай, объезжай.

Лайвен стиснул зубы и резко крутанул из стороны в сторону руль. Доска прошла между колесами, а Бэнтри громко чертыхнулся и принялся стряхивать с себя кукурузу и сахарную пыль. Сегодня Лайвена очень раздражал его непосредственный начальник. Вообще-то говоря, он раздражал его всегда, но сегодня почему-то особенно сильно. Может быть, все дело было в этой соломке. Целую смену Бэнтри жрал эту проклятую соломку, отряхивая сахарную пыль, выкидывал в окно опустевшие бумажные стаканчики и тут же просил притормозить, что бы купить в ближайшем автомате новую порцию. Хотя все-таки это вряд ли. Бэнтри всегда жрал соломку, но обычно уровень раздражения не превышал среднего бытового. Но только не сегодня...

Сегодня Лайвен по настоящему ненавидел его, хотя был он, в общем-то, ни в чем не виноват. Виновато было зеркало, в которое Лайвен глянул мимоходом сегодня утром, выходя из туалета в участке...

Нет, об этом лучше не думать! Потому что: во-первых, прошло уже слишком много времени, во-вторых, никто не сможет повторить то, что сделал он когда-то и главное ни кому это больше не может быть нужно.

И, наконец, в-третьих, все это ему скорей всего показалось. Просто он не нашел в себе силы поглядеть в это зеркало второй раз и убедиться...

Лайвен с наслаждением раздавил колесом какую-то пустую коробку и тут же уловил в зеркальце заднего вида движение.

Опять?! Снова, как утром?! Неужели все начинается с начала, после стольких лет?

Его руки сами собой сжали руль так, что побелели костяшки на пальцах, а глаза крепко зажмурились.

Все, коротко подумал он, наверное, это действительно все. Не надо мне этого... Я ведь уже почти привык здесь, и оставьте меня в покое. Восемь же лет прошло! А сейчас я открою глаза, и это окажется всего лишь машина... или пешеход... Ну, давай, на счет три...

Под колесами снова что-то хрустнуло и Лайвен открыл глаза. Это действительно была всего лишь машина. Грязная, как и все вокруг, с разбитой фарой, треснувшим лобовиком и ржавым номером, зеленого, кажется, цвета. Вывернула из какой-то подворотни и сразу прижалась испуганно к узкому тротуару.

Он тайком оглянулся на Бентри. Ничего эта жирная скотина не за метила. Не волновали его душевные переживания напарника, а волновал его кукурузный автомат, невесть как оказавшийся на этом богом забытом углу.

Эй, Бон, – прохрипел Бентри, вытянув к автомату указующий перст. Тормозни-ка здесь, я кое-что куплю.

Лайвен изо всех сил сработал педалями, и машина, как вкопанная встала посредине улицы так, что скрипнули жалобно облысевшие шины и хрустнуло что-то в коробке передач. Опять капризничало сцепление.

– Черт возьми, Лайвен, что на тебя сегодня нашло! – взорвался Бэнтри. – Ты сейчас едва не угробил нашу старушку, и набил мне шишку вот здесь! – Бэнтри показал, где ему набили шишку.

Лайвен повернулся к нему и, широко улыбнувшись, отчеканил:

– Виноват, сэр! Больше не повторится, сэр! Бэнтри скривился, потом плюнул и полез из машины.

Улыбка медленно сползла с лица Лайвена. В незакрытую дверь потянуло холодом и еще чем-то затхлым, гнилостным, пополам с бензиновым перегаром. Лайвен потянулся закрыть дверь, и в этот момент заработала рация. Рука, нащупывающая ручку, изменила направление движения и включила прием.

– Внимание, всем машинам, полицейским необходима помощь, повторяю, шестнадцатому необходима помощь, перестрелка в районе старого порта. Все кто меня слышал, подтвердите прием.

– Это третий, – послышался другой голос, – понял вас. Я на центральном вокзале, буду на месте через пятнадцать минут.

– Это восьмой, я тоже далеко и буду, наверное, вместе с третьим.

Лайвен взял микрофон, другая его рука легла на рычаг переключения передач. (Он оглянулся. Бэнтри терзал кукурузный автомат, проглотивший монету)

– Здесь пятый. (Он выжал сцепление, включил передачу. В коробке опять что-то зловеще заскрежетало.) Слышал вас отлично. Я ближе всех, в каком-то переулке у тридцать второй улицы, (Лайвен отпустил сцепление и вдавил акселератор. Снова взвизгнули шины и с шумом захлопнулась дверь.) буду через пять минут. ( Мигом проносится мимо весь этот вонючий переулок, и далеко позади остаются выпученные от удивления глаза Бэнтри.)

– Осторожней, пятый, у преступников автоматическое оружие. Шестнадцатый думает, что это тот самый Уж, не суйтесь под пулю, ждите подкрепления.

Лайвен посильнее прижал педаль акселератора и вовремя успел между идущими по перекрестку рефрижераторами. Тут он вспомнил про сирену и включил ее.

– Само собой, – пообещал он смолкшей рации, и сосредоточил свое внимание на дороге. То, что было сзади, его больше не касалось. И пусть пойдут к черту все зеркала на свете... В том числе и заднего вида... И вообще его лучше куда-нибудь отвернуть, и не видеть больше... Вот так... Пусть не мешает. А то там все время что-то движется... Не люблю зеркала, в которых что-то движется...

Старый порт. Скопище ржавых железных складов с широкими проездами между ними. Выщербленный асфальт, ржавые рельсы для старых безнадежно ржавых кранов. Гнутые столбики фонарей без лампочек. Ржавые. И ржавые, с выбитыми стеклами и фарами погрузчики и автокары без резины на колесах, стоящие вдоль облезлых ржавых стен и местами, мешающие проезду.

Лайвен сбавил ход и открыл окно. Было сказано старый порт. Но ведь старый порт большой. Лайвен еще притормозил и прислушался.

Был ветер, свистящий в обрывках проводов, была бумага, шуршащая по асфальту, был где-то тихий ржавый скрип, одинокий и унылый. И была тишина. Старая, самодовольная и тоже вроде бы насквозь проржавевшая...

Черта с два – старая! Ее нарушили только что, звуком грубым и совсем для этого места не свойственным. Слабый, короткий порыв ветра, нехотя дунувший в окно, принес холод, запах старого ржавого железа и только что сгоревшего пороха. Лайвен повертел головой, что бы определить направление и тут тишину нарушили снова.

Выстрел из винчестера.

Второй выстрел из винчестера и часто затрещали в ответ штатные полицейские хлопушки.

Третий выстрел... Нет, это уже не из винчестера. Это из винтовки. Из снайперской. Может быть даже с лазерным прицелом.

Лайвен вихрем пролетел по улице, свернул на первом же повороте на право, чуть было не вылетел в окно на мощной выбоине, свернул еще раз и едва успел затормозить перед стоящей поперек проезда полицейской машиной. Тут же что-то звонко щелкнуло в лобовик, и правый дворник исчез из виду, сбитый пулей. На стекле остался заметный след. Лайвен быстро развернулся и, образовав для себя прикрытие, открыл дверь.

Весь шестнадцатый патруль в составе сержанта и рядового был здесь, в целости и невредимости. Сержант, сидя на асфальте за своей машиной, угрюмо махнул ему рукой.

– Привет, Бон. Ты один?

Лайвен кивнул. Он захлопнул дверь и осторожно высунулся из-за капота.

– Бэнтри покупает кукурузу, – пояснил он. – Где они, Тэд? Я ни черта не вижу.

– Их двое. Вон в той штуковине без окон.

– А – а, – сказал Лайвен. – Но это точно Уж?

– Точно, – подал голос второй, – Хотя попался он, конечно, как мальчишка.

– Черт возьми, Бон! Ты мог бы и не спрашивать. Посмотри на нашу машину.

Лайвен посмотрел на машину. Сама она уже не могла уехать с этого места, и дело было не только в пробитых колесах и выбитых пуленепробиваемых стеклах. Дырявый капот тихо дымился, из мотора текло что-то горячее и вязкое. Лайвен снова высунулся и посмотрел вдоль проезда. Там было какое-то низкое и почему-то кирпичное здание. В нем была одна хорошо видная отсюда железная дверь и ни одного окна. За то там были узкие вертикальные бойницы – то ли для вентиляции, то ли еще для чего – во всяком случае, держать оборону через них было очень удобно.

– Наши уже едут, – проговорил Лайвен.

– Да, – Тэд торопливо набивал обойму. – Я слышал. Еще пятнадцать минут назад. Скоро будут, надо думать. Наше счастье, что у них там только один выход.

– Ага, – второй усмехнулся – и армейский арсенал в придачу.

Он тоже набивал обойму. Тогда Лайвен вытащил свой пистолет, оттянул затвор и поглядел поверх капота. Наверное, он высунулся чуть больше, чем следовало, потому что в одной из бойниц показался толстый короткий ствол, громко бухнуло и дробь вспорола металл прямо перед его лицом. Тэд яростно чертыхнулся. Он молниеносно загнал полузаряженную обойму на место и, вскочив на колени, сделал три быстрых выстрела через разбитые окна. Его напарник рассыпал патроны и теперь трясущимися от спешки руками собирал их, сразу же запихивая в обойму. Пистолет его валялся рядом на асфальте.

Лайвен тоже встал на колени, положил руки с оружием на капот и прицелился. Тщательно и неторопливо, как в тире. Прекрасно понимая при этом, что на таком расстоянии пуля все равно потеряет скорость и собьется с траектории.

Снова громыхнул винчестер и со звоном осыпалось последнее целое стекло в машине Тэда.

– Проклятье, – проговорил тот, – Говорят, эти стекла выдерживают десять попаданий из армейской винтовки!

– Черта с два, – отозвался напарник, – Разлетелось с третьего выстрела.

Лайвен плавно потянул спуск и как всегда моргнул в момент отдачи. Он только успел заметить прозрачное облачко из кирпичной пыли совсем не в том месте, куда он целился. В тот же момент напарник Тэда, собрав, наконец, свое оружие, несколько раз подряд выстрелил, впрочем, безрезультатно. Тэд тоже прицелился, но стрелять не стал.

– Скотина, – вдруг проговорил он с чувством, – Помнишь, Бон, я говорил тебе утром, что сегодня у моего парня сегодня день рождения?

– Ну? – буркнул Лайвен, не отрывая взгляда от бойниц. Ничего он не помнил. От всего сегодняшнего утра в памяти у него осталось только то проклятое зеркало в участке на двери в уборную.

– Вот тебе и ну – обозлился Тэд. – В кои то веки собрался купить ему подарок, а эта скотина...

Он привстал и чуть ли не очередью выпустил по бойницам остатки обоймы. В ответ выстрел из винчестера со звоном выбил искры из обода колеса напротив его колена.

– Пожалуйста, тебе, полюбуйся, – он присел и снова полез за патронами.

Лайвен нехотя оторвал взгляд от здания в конце проезда и повернулся полюбоваться. Под разбитым задним стеклом машины Тэда покоилось то, что совсем недавно было, по-видимому, детской железной дорогой. Он усмехнулся, было, но тут по игрушечным железнодорожным руинам скользнула быстрая и бесшумная, как солнечный зайчик, ярко-красная точка.

– Берегись! – крикнул он и быстро присел у колеса. В тот же миг сухо треснул винтовочный выстрел, напарник Тэда вскрикнул и, оставив пистолет на капоте, согнулся, зажав окровавленное плечо.

Лайвен сплюнул, приподнялся и сделал три быстрых выстрела в сторону бойниц. Тэд, страшно ругаясь, заряжал свой пистолет. Его

напарник, упершись головой в пыльное крыло, сжимал правой рукой левое предплечье и шумно дышал. Тогда Лайвен подобрался к двери своей машины, осторожно открыл ее и вытащил из кабины аптечку.

– Эй, Тэд, – позвал он, – перевяжи его, а я пока послежу за дверью.

Он перебросил ему аптечку и получил обратно заряженную обойму.

Пуля из винчестера врезалась в передок его машины, и вырванная из гнезда фара покатилась по асфальту, гремя и рассыпая вокруг осколки стекла. Лайвен быстро привстал и выстрелил еще три раза.

Сейчас же рядом запрыгал зайчик лазерного прицела, и он поспешно спрятался. Вовремя. Винтовочный выстрел сбил зеркало на дверце и сотни крохотных сверкающих зеркалец фонтаном разлетелись на много метров вокруг.

– Что б тебя!.. – не определенно проговорил Тэд и вытряхнул у себя из головы стеклянный осколок. Он вдруг прервал свою не особенно умелую перевязку и прислушался.

Лайвен тоже прислушался. Где-то на въезде в порт выли сирены. Много.

– Не прошло и года, – проворчал он и привстал посмотреть на дверь. – Гляди в оба, _ скомандовал Тэд, – Сейчас он сообразит, что их взяли всерьез и попробуют уйти, – он торопился закончить перевязку.

Лайвен сменил обойму. Сирены завыли ближе. Тэд завязал бинт узлом, так что его напарник застонал, и стал вглядываться в противоположный конец проезда, откуда должна была появиться помощь. Он даже вытянулся весь, стоя на коленях и опираясь рукой на крыло машины.

Этого ему делать не следовало. Красная точка лазерного прицела перестала метаться между машинами и прочно зафиксировалась у него на затылке.

Лайвен увидел это случайно. Что-то вдруг заставило его оторваться от ржавой, с облезлой краской, двери в кирпичной стене и повернуть голову. Он крикнул что-то предупреждающее, он бросился к Тэду через три разделяющие их метра, уже совершенно точно зная, что поздно. Слишком поздно... В такие удобные мишени долго не целятся.

Он упал на асфальт, в кровь, расшибив себе локти, схватил Тэда за ноги, стараясь повалить, укрыть его за расстрелянной машиной...

Выстрела он не слышал. Просто он почувствовал, что тело Тэда поддалось как-то не естественно легко. В том, что это было уже только тело, Лайвен убедился, когда оно ударилось раздробленным затылком о замусоренную выщербленную мостовую. Он отвернулся, что бы не видеть эту, ставшую вдруг какой-то мягкой, голову и поспешно вытер с губ соленое и теплое, брызнувшее вдруг откуда-то. Он растерянно поднялся, и что-то больно впилось в колено.

Осколок зеркала. Треугольный, с острыми неровными краями. Он лежал на асфальте и в нем должны были отражаться низкие пасмурные облака, или крыши этих ржавых складов, или еще что-нибудь земное, обычное... А в осколке были глаза. Маленькие, как и положено в таком маленьком осколке, женские и, наверное, красивые. Не отражались в зеркале – были в нем, в нем самом, в самой его глубине...

Без сомнения кто-то смотрел на него через это крохотное стеклышко, запросто помещавшееся в кулаке.

И Лайвен вспомнил, что это их он видел сегодня в большом зеркале на двери, их он видел в зеркальце заднего вида пол часа тому назад... Только там они были туманные и полупрозрачные, и их можно было не заметить и махнуть рукой, решив, что, показалось.

И еще он вспомнил-таки, как говорил ему Тэд про день рождения сына, и что собирается, наконец-то, купить ему подарок хоть в этом году...

Тихо застонал раненый напарник и Лайвен рассеянно посмотрел в его сторону, потом перевел взгляд на пистолет в своей руке, который не выпустил почему-то, а продолжал крепко сжимать.

Ну что ж, подумал он, значит, от этого ни куда не деться, даже через столько лет...

Он подобрал осколок, сжал его в кулаке и поднялся во весь рост. Правая рука сама собой разжалась и выпустила какой-то мешавшийся посторонний предмет. Незнакомая неудобная одежда была на нем, чуждая действительность окружала его. Но в руке было зеркало. Маленькое зеркальце, слабенькое, ни на что, в общем-то, не годное, но в этом почти призрачном мире годилось и такое.

Секунду назад он перестал быть Боном Лайвеном, рядовым полицейским, патрулирующим улицы не самого чистого в мире города, и получавшим за это скудную зарплату. Как много лет назад он снова был сильнейшим магом полушария, с именем, которое знали все, там, откуда он пришел – Повелитель грядущего. Он как будто снова только что появился здесь, среди всего этого обильного камня и железа, которое нагромождалось повсюду, и как будто заново понял, что может здесь почти все...

Повелитель грядущего шагнул вперед, и маленькая красная точка уперлась ему в грудь. Он смутно помнил, что это означает опасность, смертельную для жителей этого мира, но какую-то второстепенную для него самого.

"Конус" приказал он, и зеркало подчинилось. Лазерный луч изогнулся, преломившись на невидимом острие, указал в землю у его ног, и сейчас же пуля из мощной снайперской винтовки расковыряла в этом месте асфальт. Опасности больше не было, и он двинулся вперед.

Медленно, не торопясь, он прошел эти сто семьдесят метров. Еще несколько раз били в конус быстрые горячие кусочки металла, и уходили в землю, в небо, в железные стены окружающие его.

Дверь тоже была из железа, обыкновенного железа, не закаленного травами и заговорами, и он даже не остановился перед ней. Конус разорвал стальные листы как бумагу, забирая из зеркала последние силы.

Один человек слева. Это только помощник, это не убийца, и Повелитель мимоходом разделался с ним движением пальца, обрушив из-под потолка какую-то тяжелую трубу. Убийца справа, в комнате за приоткрытой дверью. Не беда, что в маленьком осколке совсем уже не осталось сил, ведь есть еще руки. И он сжал их на горле убийцы. Сдавил сильно, еще сильнее, что бы не чем было дышать проклятой твари...

Лайвен резко пришел в себя. Его держали за руки, пытались разжать их, ему кричали, что бы он опомнился и вот уже кто-то нацелился садануть ему в скулу, что бы привести в чувство. Он ослабил хватку, и его сейчас же отодрали от Ужа, оттащили, затиснули в угол. Он не сопротивлялся. В комнате было полно полицейских, знакомых и не очень знакомых ребят из разных патрулей.

– Все, уже все, – сказал он им. – Отпустите, я в порядке...

Его отпустили.

– Ну, ты даешь, приятель, – сказал кто-то. – В тебя стреляли двенадцать раз, а ты хоть бы пригнулся!..

– Мы кричали, но ты же не слышал ни черта. Что на тебя нашло?.. – подхватил другой.

– Все в порядке, ребята, спасибо, – бормотал Лайвен, стараясь протолкаться к выходу.

На улице его охватил озноб, и он обнаружил, что мокрый, как мышь. Он прислонился к стене и постоял немного, приходя в себя.

Мимо провели закованного в наручники Ужа.

Лайвен заметил, что до сих пор держит осколок в кулаке, и мельком взглянул на него. Это больше не было зеркало. Теперь это был просто кусок прозрачного стекла...

И глядя на него, Лайвен вдруг ясно понял, что сегодня последний его день на этой стороне...

Было страшно даже подумать заехать в участок, и Лайвен, послав к черту предложенного ему сопровождающего, прямо на патрульной машине отправился домой. Подальше от расспросов, шума, неуместного сочувствия и назойливого восхищения, сейчас все это было совершенно не выносимо.

Дома он, не поздоровавшись с каким-то знакомым дядькой, кажется соседом с нижнего этажа, спотыкаясь о ступеньки, кое-как добрался до своей квартиры и долго соображал над ключом.

Он тщательно закрыл за собой дверь и, не снимая обуви, принялся бесцельно шататься по квартире. Потом он как-то незаметно для себя оказался в ванной, где стал машинально откручивать краны, все какие есть.

Ему было о чем подумать, но в голове было пусто, и он старательно поддерживал это состояние. Не хотелось ему сейчас думать. Ни о чем. И лучше всего сейчас подставить голову под кран с холодной водой... Вот так... И что бы попало в нос и потекло за шиворот. И глотнуть этой чистой холодной воды... Тьфу, какая гадость!..

Он выплюнул воду и взял полотенце. Этой воде было далеко до родниковой. Он вдруг с поразительной ясностью вспомнил вкус настоящей родниковой воды и сейчас же понял, что зря. Ему нужно было остаться в этом мире, и ни чего не должно было тянуть его обратно, туда, откуда он ушел по собственному желанию, и немало потрудившись для этого.

Некоторое время он тщательно тер голову, а когда понял, что и это не поможет, отшвырнул полотенце и, аккуратно причесавшись, прошел в прихожую к большому во весь его рост зеркалу. Он купил его восемь лет назад, сразу, как только разобрался в системе здешних денег. К тому времени у него уже была квартира и все что в ней находится, но ее он заполучил своей властью. Зеркало было его первой настоящей покупкой. Только один раз он воспользовался им, сделав себе будущее на ближайшие шесть месяцев. Он тщательно спланировал эти шесть месяцев, которые должны были дать ему возможность встать на ноги в новом незнакомом мире, изучить законы, по которым он живет, познать его ценности. По истечении этого срока, он должен был навсегда перестать пользоваться Властью над грядущим. Он дал себе в этом слово и сдержал его. Это было трудно. Ему потребовались годы, что бы научиться видеть в зеркале свое отражение, а не источник силы и не дверь в другой мир. Это было трудно, но выполнимо.

Он почти привык за прошедшее время к такому положению вещей, а отвыкнуть оказалось так легко...

Лайвен посмотрел на себя в зеркале и усмехнулся. Это оказалось гораздо легче, чем он думал и чем ему хотелось бы. Хотя, казалось, он сделал все, что бы это было невозможно. Вся его жизнь на этой стороне была противоположностью его прошлого. Даже профессию он выбрал себе такую, о которой в своем мире не мог бы даже подумать. Следить за исполнением законов! Законы эти и сейчас иногда казались ему слишком путанными и многочисленными. На той стороне всегда существовал один единственный закон – закон Слова. И ни кому не пришло бы в голову следить за его исполнением.

Он должен остаться на этой стороне, но хочет ли он действительно такого исхода для себя, Лайвен уже не знал. Еще пол часа назад он был уверен, что хочет, но теперь что-то изменилось. Он словно бы вернулся на восемь лет в прошлое, и этот мир снова стал для него чужим. Он снова был какой-то ненастоящий, как плохо нарисованные декорации, весь сделанный из камня и железа, зеркала здесь были всего лишь стеклом с отражающим покрытием, а закон слова нарушался на каждом шагу, потому что ни кто, ни когда не слышал о его существовании.

Лайвен бережно коснулся зеркала кончиками пальцев и закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Они не были ни новыми, ни необычными. Как будто не было этого длительного перерыва, а был только какой-то неприятный, слишком затянувшийся сон, который должен был вот-вот кончиться и... И что тогда?

Лайвен не знал. Он только понял вдруг, что ему действительно с неодолимой силой хочется проснуться.

Я только посмотрю на нее, подумал он. Я впущу ее, мы поговорим, и я отправлю ее обратно, кем бы она ни была. А потом закрою проход навсегда...

Гладкая поверхность под его пальцами медленно потеплела, потеряла свои четкие границы, сделалась почти не осязаемой. А когда она исчезла совсем, Лайвен опустил руки и открыл глаза.

– Входи, – сказал он охрипшим голосом и отступил на шаг.

Она вошла просто и естественно, будто не грань между мирами переступила, а порог дома, где ее давно ждали и рады ее приходу.

А к каблучку ее сапожка пристал пожелтевший павший листок...

А в волосах ее блестели осенние дождинки...

А плащ ее тихо зашелестел, словно принес с собой осенний ветер, и шорох опавшей листвы, и запах мокрой коры, и вкус родниковой воды...

– Я ждала, – тихо сказала она.

– Чего? – спросил Лайвен и откашлялся. Он плохо соображал.

Она удивилась.

– Пока ты впустишь меня конечно, – Она оглянулась в проем. – Там сегодня дождь и холодно. Почему ты не впустил меня утром?

– Я... – Лайвен глотнул. Он смотрел на желтый листок на паркете, – я не мог поверить... Только я один знаю вход сюда.

– Нет, – она с интересом оглядела прихожую. – Теперь его знает Видящий мир. И он сказал мне.

– Видящий мир... говорил с тобой?

– Да, говорил. А ты здесь живешь?

Лайвен поднял глаза и посмотрел на нее. Что-то заставляло его думать, что он знает ее, но, убей бог, он не мог вспомнить кто она такая.

– Нет, – сказал он. – Здесь тоже не живут в прихожих. Пойдем.

Он провел ее в комнату и усадил в кресло перед письменным столом.

– Значит то, за чем ты пришла так важно, – проговорил он, – если Видящий мир позволил тебе говорить с ним.

– Очень важно, – она посмотрела ему прямо в глаза, – Мой отец собирает союз Сильных... Он очень переменился с тех пор, как вы виделись в последний раз, – добавила она тихо, опустив взгляд.

– Твой отец? – переспросил Лайвен нахмурившись. – Кто он такой?

Она вскинула на него расширенные от удивления глаза.

– Так ты не узнал меня! Я Элия, дочь Знающего тень.

Будто громом грянуло это имя в маленькой комнате. У Лайвена даже зазвенело в ушах.

– Боже, – пробормотал он, – Но ведь тебе было тогда... было одиннадцать лет. И... Ты тоже очень переменилась.

– Да, наверное, – она улыбнулась, – Мне говорили, что я кое-чему научилась, – она взяла со стола зажигалку, повертела ее в руках. – Здесь все такое не настоящее.

Зажигалка растаяла, как кусок льда на огне и стекла с ее ладони струйкой чистой воды.

– Я собственно не это имел в виду, – сказал Лайвен несколько озадаченно. Я, вообще-то, вот что хотел спросить: зачем ты меня искала?

Она снова посерьезнела.

– Ты должен остановить моего отца.

Он ждал такого ответа, но все же спросил:

– Почему?

Она помедлила.

– Ты – потому что этого больше не сможет сделать ни кто. Должен – потому что ты дал Слово. Остановить – потому что если ты этого не сделаешь, повториться эра Мечей. Я объяснила тебе все?

Лайвен кивнул.

– Куда уж больше, – проворчал он.

– Так сказал Видящий мир, когда я спросила его так же. Он знал, что ты тоже спросишь.

Конечно, подумал Лайвен. На то он и Видящий. Он знал, что я спрошу, и как мне ответить. И уж, наверное, знал мой ответ... Хотел бы я сам узнать его сейчас.

– Кто вступил в союз твоего отца? – спросил он.

– Я не знаю, – она покачала головой.

– Чем будет скреплен этот союз?

– Не знаю. Даже Видящий мир видит не все.

– С чего ты вообще решила, что твой отец собирает союз Сильных?

– Я поняла. Он говорил с Тенью.

– Сколько раз? – быстро спросил Лайвен.

Она снова только покачала головой.

– Я знаю, ты всегда хотел, что бы отец забыл свое опасное знание. Ты боялся, что когда нибудь он не сможет вовремя остановиться, и тогда он взял с тебя слово, что если это случится, ты придешь и убьешь его, пока он не сделал чего нибудь страшного. Теперь это случилось, и ты должен соблюдать закон Слова.

– Да, – согласился Лайвен, – только вся беда в том, девочка моя, что здесь закон слова не действует.

Он посидел, с минуту опустив голову на руки. Она молча ждала. Она не верила, что так бывает.

Лайвен резко поднялся.

– Идем, – сказал он обыкновенным голосом. – Дождь говоришь там у вас, надо плащ взять.

Они вступили в серый холодный осенний день, под плотные кроны молодых сосен, и мягко пружинящий ковер хвои лег под ноги. Лайвен вдохнул полной грудью и улыбнулся. Да, здесь все было в порядке. Был чистый воздух с едва ощутимым привкусом тумана, была мокрая хвоя, пьянящая своим терпким запахом, был тихий шорох дождя в ветвях и была тишина – тишина осеннего леса, в которой так много неповторимых звуков, реальная до боли в этом реальном до боли мире.

Лайвен неторопливо подошел к ближайшему дереву, осторожно потрогал сырую кору, провел по ней ладонью. Потом поднял вверх лицо с закрытыми глазами, ощутил несколько капель и сильно потер его руками.

– Черт возьми, – проговорил он, – и это все я когда-то оставил.

– Здесь все теперь не так, как было, когда ты уходил, – сказала Элия.

– Почему?

– Разве ты не видишь? Земля чувствует беду. И лес чувствует беду, и небо тоже. Как ты можешь не видеть этого? Весь наш Мир чувствует беду.

– Я ни чего не вижу, – Лайвен вздохнул. – Я слишком долго здесь не был.

– Это ни чего, – просто сказала она. – Ведь теперь ты снова здесь.

– Да, я здесь, – повторил Лайвен. Он повернулся к дереву спиной и вдруг выкрикнул, что было силы: – Эй, лес! Это говорю я – Повелитель грядущего! Я вернулся, и пусть об этом знает весь Мир! Я вернулся, что бы сдержать свое Слово, и я сдержу его, или потеряю свое имя! – Он сделал резкое движение рукой в сторону висящего в воздухе в десяти шагах от него прохода, через который еще была видна полупрозрачная прихожая его тесной квартиры.

И проход треснул, и опал множеством осколков беззвучно и медленно, как опадает разбитое в воде зеркало. И не осталось ни чего, ни в воздухе, ни на мокрой лесной подстилке...

Только вдруг дунул невесть откуда взявшейся ветерок, и дождь на мгновение зашумел сильнее... Или это сосны шевельнули своими кронами и стряхнули вниз лишнюю воду.

– Хорошо, – сказала Элия, – А теперь поехали к тебе в замок.

– Ко мне в замок? – переспросил Лайвен и тут же спохватился. – Да, ко мне в замок. Где мы находимся? Нет, подожди, я сам.

– Ты как маленький ребенок, – сказала она, – Но я тебя понимаю.

Она повернулась к нему спиной, подняла перед собой руку с раскрытой ладонью. Где-то рядом мягко ударили по опавшей хвое копыта, и из-за деревьев послышалось радостное ржание.

– Вот эта белая – моя, – сказала Элия с гордостью. – Я зову ее Птицей. А этого коня ты узнаешь?

– Узнаю, – сказал Лайвен.

Он шагнул вперед и протянул к коню руку. Тот радостно всхрапнул, переступил копытами и потянулся мордой к ладони.

– От куда же ты здесь взялся, дружище, после стольких лет? – спросил Лайвен, трепля его за гриву.

– Мы сохранили его для тебя, – пояснила Элия, – Он спал все это время. Сначала отец думал, что ты скоро вернешься, а когда он заговорил с Тенью, я сама стала следить за твоим Крылатым.

– Спасибо, – сказал Лайвен, – Теперь бы еще вспомнить, как держаться в седле.

Элия озорно улыбнулась и легко вскочила на свою Птицу.

– Ты уже знаешь, куда нам ехать? – спросила она, расправив плащ.

– Да, я вспомнил, – пробурчал Лайвен, взбираясь в седло, – Мой старый замок вон в той стороне, но где-то тут должна быть проезжая тропинка, так что поедем мы сюда, – он показал рукой. Крылатый под ним нетерпеливо переступал ногами и удивленно косил глазом. Для него не было этих восьми лет разлуки, и он помнил на себе совсем другого наездника.

– Тропинка? – удивилась Элия, трогая поводья, – Ты хорошо это помнишь? Сегодня утром, когда я искала твой проход, мы с Птицей пробирались сюда глухим лесом.

Лайвен рассмеялся.

– Нет, Элия, девочка моя, эту тропинку я помню хорошо. По ней я выезжал из нашего Мира. И именно по ней я сейчас собираюсь въехать обратно.

Она пожала плечами и послушно направила свою лошадь вслед за Крылатым.

На тропинку выехали довольно быстро, и Лайвен сразу не задумываясь больше, свернул в нужную сторону. Это была старая тропа, узкая, обросшая по сторонам высоким развесистым кустарником. Было видно, что ею давно не пользовались. Много лет она зарастала сорной травой, ее засыпала хвоя и осенние листья, сломанные зимними ветрами ветки, и теперь все это скрывало землю, и теперь тропу можно было узнать только по окаймлявшим ее кустам. Ехать рядом не было ни какой возможности, и разговор утих. Только мерно шумел редкий дождь, и глухо стучали по мягкой подстилке копыта.