Текст книги "Наши люди"
Автор книги: Игорь Свинаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Свинаренко Игорь
Наши люди
Игорь Свинаренко
Наши люди
СОДЕРЖАНИЕ
Пара слов для начала
Смысл – в энергии. А она или есть, или ее нет
Артем Тарасов
"Я – нормальный совок"
Святослав Федоров
"Я крупно выиграл в лотерею"
Эрнст Неизвестный
"Живу как хочу, или пусть меня убьют"
Михаил Шемякин
"Все мы – смешные актеры в театре Господа Бога"
Инна Чурикова
"Так и живу между Икшей и Канном" ............ 94
Генрих Падва
"Все адвокаты – рядовые"
Елена Образцова
"Мечтаю спеть в раю"
Юрий Никулин
"Клоунада – это материализация анекдота"
Людмила Зыкина
"Бог дал мне все, чего просила"
Рустам Хамдамов
Немой режиссер тайного кино
Игорь Малашенко
"Важно понять, что мы – Азия"
Борис Березовский
"Смысл жизни – экспансия"
Валентин Гнеушев
"Цирк превосходит все искусства"
Сергей Пашин
Новый диссидент обличает новый режим
Набоковы
"Рядом с автором "Лолиты" только Пушкин и Толстой"
Александр Кабаков
"Писатель-пророк – это вам не баба Ванга"
Михаил Фридман
Виазой от зих ди штол гехартевит
Дуфуня Вишневский
"У каждого русского в роду был цыган"
Алла Пугачева
Ночь с королевой СССР
Володя Яковлев
Блеск и продажа "Коммерсанта"
Приложение
К вопросу о гениальности и помешательстве
Вторая жизнь "по Вийе"
Краткое содержание предыдущих и последующих книг
Массой всякой дряни
и абсурда в себе я обязан книгам.
Более извращенного представления о действительности, чем в книгах,
невозможно найти.
И.Малашенко
Пара слов для начала
Смысл – в энергии.
А она или есть, или ее нет
Люди, характеры – это в жизни самое интересное, – учили нас в школе на уроках литературы. Но мы тогда не очень верили и подозревали подвох, ведь, казалось, отношения полов – куда интереснее! И вот проходит двадцать с чем-то лет этих отношений, из них выветривается свежесть и нездоровая экзотика. Оглядишься однажды вокруг – и точно: люди интересней секса! Слава Богу...
Конечно, интересные собеседники, яркие личности всем иногда встречаются. Но мне таки чаще, чем среднестатистическому гражданину, потому что я этих встреч настойчиво искал. Как в личное, так и в рабочее время. И, встретившись с таким вот могучим человеком, я не ограничивался ведением с ним одних только деликатных светских бесед, свойственных частному лицу, воспитанному и тактичному, – но задавал суровые прямые вопросы о серьезных вещах вплоть до смысла жизни. Ибо деликатность репортеру без надобности, и этикет не ему писан: он же не только собственное, пусть иногда даже и не очень скромное, любопытство удовлетворяет, но и – общественный интерес!
Так что, интересны все люди подряд – или только знаменитости? Ну, тут дело скорей не в славе, но в энергии. У кого она бьет через край, тот, чтоб потратить лишние силы, развивает бурную деятельность, часто ему все равно, чем заниматься, не зря ж говорят: "Талант, он во всем талант".
Может, самое притягательное и впечатляющее в жизни великих то, как много они делают для других. Для друзей, близких, для случайных людей, для народа или, бери выше, для человечества. Это не потому (или не только потому), что они такие альтруисты – просто и тут вырываются наружу лишние силы. Нам на себя не хватает энергии, мы свою жизнь в порядок не можем привести – а им еще и на глобальные проекты остается...
Как только в человеке пробуждается эта сверхнормативная, сверхплановая энергия (такая часто бывает у детей, отсюда разговоры о том, что каждый ребенок талантлив и интересен), он сразу нечаянно, сам собой выскакивает из общего ряда и, сам того не желая, привлекает к себе внимание, на него смотрят открыв рот и шлют ему вдогонку наемных безжалостных папарацци. И есть на что посмотреть! Он не такой, как все; они, эти все, слабые, вялые, противные, а он сильный, а потому и смелый, и ловкий, и красивый – такого легко и удобно любить!
Для нас тут главное – не сбиться в зависть, в депрессию, не спиться от невыгодности своего с ним сравнения. Надо постараться спокойно это пережить. Ни нашей вины, ни их заслуги нет в том, что мы так разнимся. Вот посмотрите на этот отрывок моего интервью с академиком Федоровым, бизнесменом и великим врачом:
"– Сколько в достигнутом вашей заслуги и сколько – данных природой способностей? Почему один лежит на диване, а другой преобразует пространство и время?
– Посмотришь, столько вокруг вялых людей... Но они не виноваты! У них просто сил нет. Потому что надпочечники выбрасывают в кровь мало адреналина. А гипоталамус выделяет мало гормона энергии (этот гормон, правда, еще не могут толком ухватить). Так что все предопределено – может человек сворачивать горы или нет.
– А каких сколько, вы прикидывали?
– Думаю, активных, энергичных людей – 2-3 процента. Трудоголиков больше – 15-18 процентов. Они и при социализме, при фашизме будут работать, при любой диктатуре, независимо от оплаты. Столько же, 15-18 процентов, и бездельников, они не будут работать ни при каком режиме. На этих людей устройство экономики не влияет. Им все равно, какая формация. Трудоголики будут вкалывать даже при уравниловке, а бездельника ни за какие деньги работать не заставишь. А большинство людей то сюда клонится, то туда. Выгодно работать – они работают, нет – сидят без дела. Это болото! Вот для этого-то болота и нужен рынок".
Люди, разговоры с которыми тут пересказаны и собраны, – все как один сильные, яркие и умные, они все, кажется, из этих счастливых двух-трех процентов...
Что еще? Надо сказать, что собеседников я выбирал не столько по признаку знаменитости, сколько по глубине взгляда на жизнь в стране, по особой точке зрения на то, что тут происходит. Иногда они пускают и нас чуть постоять на той точке, с которой открывается совершенно особая картинка, видная не каждому...
Как делалась книжка? Как это все было? Само интервью обычно длится часа три-четыре, ну пять. А потом еще три дня или целую неделю ходишь под впечатлением, думаешь про них не переставая, обсасываешь какие-то их словечки и фразы, – видно, они способны заряжать других своей энергией. После проходит еще месяц-другой – и ты внезапно ловишь себя на том, что дошел до смысла каких-то слов, сказанных тебе при встрече...
В общем, беседы с такими людьми – это весьма сильный наркотик. В ощутиморазбавленном виде – через вторые руки, вас ведь не было со мной на этих интервью – я пытаюсь донести его до вас.
Примечание. Тексты написаны в разное время, некоторые – давно. Обновлять их я не стал. Люди выглядят именно такими, какими были в момент нашего разговора, дата которого – в конце каждой главы. Да, прошло время. Кое-что поменялось... Артем Тарасов из дорогой ему России поехал жить обратно в свой Лондон. Святослав Федоров прошел через президентскую кампанию. У Шемякина сгорела выставка. Никулин приказал долго жить. Эрнст Неизвестный сочетался законным браком со спутницей жизни Анной... Зыкина справила юбилей. Так и что? Бульон все тот же, продолжает булькать, просто жизнь в него подсыпает все новые и новые специи, тут не угонишься...
(C)
* Артем Тарасов *
"Я – нормальный совок"
Артем Тарасов – самый знаменитый русский бизнесмен кооперативной эпохи.
С тех пор страна повидала ребят покруче и побогаче. Но уж ни у кого не было такой славы, такого красивого и такого безумного поступка, как у Тарасова. Артем прославился тем, что еще при советской власти заплатил 90 тысяч рублей партийных взносов – с трехмиллионной прибыли. По сути, он -первый советский легальный миллионер!
По собственному почину, не дожидаясь занудных напоминаний и плакатов с портретами жалких старушек, он заплатил все, что был должен, – стране, народу и даже коммунистической партии. Заплатил и спал спокойно – до тех пор, пока в 1991-м вице-президент Руцкой, второй человек в государстве, не обвинил его в краже 30 миллионов долларов. В ответ Тарасов уехал на ПМЖ в Лондон. А в начале 1994-го вдруг вернулся, как ему казалось, навсегда. Тогда как раз надвигались очередные выборы в Думу, и он приехал выставлять свою кандидатуру.
Мы встретились с ним перед тем, как он снова оставил Россию и вернулся в Лондон. Он тогда уверял, что хочет бросить бизнес – ради политики и Лондон – ради Москвы. Встреча происходила ночью на конспиративной квартире: неприятности, которые начались у него в девяносто первом, так и не рассосались, депутатского иммунитета не было – ну и приходилось быть очень осторожным. Опять в депутаты?
– Артем, зачем вам это все надо? Вы же были уже один раз российским депутатом (это еще в Верховном Совете). И ушли из депутатов добровольно; мне Сергей Филатов осенью 1991-го показывал в Белом доме ваше депутатское удостоверение и значок – вы это ему вернули по почте, с сопроводительным письмом. Теперь опять баллотируетесь. Как вы пришли к этому решению?
– Мне в Лондон позвонили друзья: "Хотим тебя выдвинуть депутатом, соглашайся!" Я решил попробовать. Они за пять дней собрали пять тысяч шестьсот подписей, что стоило, конечно, огромного труда. Я до последнего момента не верил, что это удастся.
– То есть это была идея ваших друзей?
– Ну, идея была как бы общая.
– Можно спросить, кто эти ваши энергичные друзья?
– Пожалуйста. Это ребята из фирмы "Милан" (инвестиционная деятельность) – там руководит Александр Яновский. Это и ассоциация "Нефтегаз" – структура, которой я помог выйти на внешний рынок (президент Рафиков, коммерческий директор Садеков). И отдельные люди участвовали как частные лица. Миша Борисов, например, с которым я знаком с институтской скамьи. Сейчас он преподает в Щукинском училище.
– У вас уже есть какие-то мысли о том, что вы в Думе будете делать?
– Я очень хочу участвовать в создании законодательства, которое охраняло бы права человека. Нужно, чтоб человек чувствовал себя защищенным. Это самое главное! Потому что, если человек не чувствует себя защищенным, ему плевать, сколько он пожрал, как он одет...
Я хочу сказать о том, что считаю главным. Вот что главное: вся наша жизнь до того августа девяносто первого – цепь нарушений закона. Но и дальше шло беззаконие: путч, разгон Советского Союза, снятие Горбачева -законно избранного президента. Все, что делает Гайдар, – беззаконие, и последний разгон парламента – тоже. Нельзя человеку жить там, где он беззащитен! Возникает мысль: надо защититься от этого. Каждый защищается как может. Кто-то начинает платить чиновникам и покупает полмилиции. Другой просто берет чемодан и уезжает. Ну какая еще реакция может быть на то, что завтра вам оторвут голову и никто за это не понесет ответственности? То, что я тогда уехал, – это совершенно нормальная самозащита.
Руцкой обвинил его в краже
30 миллионов долларов
– Вы тогда, в феврале девяносто первого, думали, что навсегда уезжаете?
– Нет. Я так думал: отсижусь, поработаю на Западе, а когда в России не то чтобы восторжествует правда, но хоть элементарные законы будут соблюдаться, вернусь. Я рассчитывал, что коммунизм еще лет на десять, не меньше. На десять лет я закладывался. И решил это время провести с пользой: поступил учиться в Wharton school в Пенсильванском университете в Америке, где учатся президенты компаний. Это типа наших бывших курсов повышения квалификации. Проучился там два года, и теперь у меня много друзей по всему миру – выпускников этой school.
– Когда вы уехали, тут вас долго обсуждали – было много серьезных обвинений против вас, против "Истока"...
– Да, я все помню. У компетентных товарищей были претензии к "Истоку" по программе "Урожай". Но дело в том, что вся история разворачивалась уже после того, как я ушел из "Истока" – а ушел я в марте девяносто первого. То есть я не мог отвечать за "Исток", поскольку не имел к нему отношения. Но нервы мне, конечно, потрепали.
– Сейчас все эти неприятности кончились?
– Куда там! Меня по-прежнему обвиняют в незаконном вывозе из страны тридцати миллионов долларов (на этой цифре настаивал вице-президент Руцкой). Ко мне в Лондон приезжал бандит, человек, видно, с большими связями – в подробностях знал многое об "Истоке", обо мне, о ходе следствия. Хочешь, говорит, завтра министр выступит по ТВ, по радио, хочешь – генеральный прокурор, и скажут, что ты честный человек.
– Много просил тот бандит?
– По-моему, очень много: три миллиона долларов. Я ему сказал: давай сначала снизим цену в десять раз, а потом посмотрим, что за товар. Вот Ряшенцева обелили (а ведь обвиняли в продаже танков), – думаю, после того, как он заплатил. Это опасные игры... Я пока не вижу способа бороться. И потому готов ладить даже с этими людьми. Пишите об этом, не пишите – мне все равно. Если вы прочтете когда-нибудь, что я очистился, – значит, мы с ними сошлись в цене. Да... Все-таки слишком разбогатеть – это плохо. Хотя, может, настало время, когда мы можем что-то сделать...
– "Вы" – это кто? Депутаты Думы? Да и что можно сделать – известно же, что в бедной стране обычно не бывает законности.
– Ну... Согласен. Но бороться с преступностью можно! Я знаю, как эту проблему решить в Москве.
– Так скажите нам!
– Это просто. Надо, чтоб москвичи каждый год скидывались по десять тысяч рублей, а предприятия – по сто тысяч. Тогда на каждого милиционера выйдет девятьсот пятьдесят тысяч в месяц. Хорошая зарплата! (На 1994-й год приблизительно 600 долларов. – Прим. авт.) За такие деньги люди будут работать, будут серьезно бороться с преступностью. "Бизнес – это скучно"
– Красивая идея! Но чтоб ее воплотить, надо бросить в Лондоне все ваши четыре фирмы и сидеть в Думе. Неужели наша российская политика интереснее английского бизнеса?
– Я пробовал и то и другое и потому могу со знанием дела судить: политика – это более интеллектуальное занятие, чем бизнес. Она многограннее, интереснее... В бизнесе для меня нет ничего нового! Все было: я рисковал, меня надували, я вылезал... Я знаю, что хорошо и что плохо, что сколько приносит и что чем кончается. Я знаю в России дела, за которые здесь никто еще не брался и которые могут принести сотни миллионов долларов... Но! Бизнес для меня потерял прелесть: я его весь просчитал.
– Как так? Ведь даже миллиардеры заботятся об умножении капиталов, и это им не кажется скучным.
– Деньги ради денег? Сначала – да, это может увлечь. Но дальше, на каком-то этапе, когда ты удовлетворишь свои потребности, это становится неинтересным. Я пожил бога-а-то... И понял, что особенно много мне не нужно. Я не хочу развивать свои потребности в сторону невероятных богатств. Вот один мой знакомый (не хочу называть его имя) коллекционирует виллы. У него идея иметь по одной в каждом североамериканском штате, так вот – он уже купил в двадцати восьми штатах по вилле. Ну, на фига это? Другой построил себе трехэтажную роскошную яхту, там у него к дверям приделаны золотые ручки. А у меня яхты нет – я, когда мне надо, лодку рыбацкую беру напрокат, и это гораздо интереснее... Сколько ж у Тарасова денег?
– Много?
– Да не в этом дело...
– Может, и не в этом. Но все-таки – сколько?
– Ну, я увез из России несколько своих личных миллионов долларов, они сейчас работают хорошо. На жизнь мне хва-а-тит. И на интересную работу хватит.
– Как вы устроили свою жизнь в Лондоне?
– Я принадлежу к типу людей, которые обладают капиталами, но личной собственности не создают. У меня ничего своего до сих пор нет. Ни дома, ни... Да в Лондоне и не нужна своя машина. Там кебы идут по улице непрерывным потоком, да и лимузин можно вызвать – его через две минуты подадут. А с домом вот что... Сначала я его не заводил по формальной причине – мне ж отказывали в резидентстве. Ведь мной занимался Интерпол, по российской наводке. И вид на жительство мне дали вот только недавно. А теперь опять дом не нужен – нам ведь возвращаться в Россию; ну и снимем в Москве квартиру.
Вообще я понял, что это для меня органично – не иметь собственности. Я могу купить дом. Но не хочу. Вот у меня знакомый приобрел в рассрочку пятикомнатный дом за шестьдесят тысяч фунтов (стерлингов) и выплачивает по триста фунтов в месяц. А я за аренду двухкомнатной квартиры плачу четыреста пятьдесят фунтов в неделю. Вот такая разница между нами.
– Квартира у вас двухкомнатная – в русском понимании?
– Ну нет, все-таки в зарубежном. В нашей квартире две спальни, кабинетик и большая-большая reception room. Квартира эта в престижном районе. Я там живу с женой: ее зовут Каштанова Елена Анатольевна. Она со мной давно. Мы расставались на какой-то период, потом снова сходились. Однажды, когда мы расстались, она вышла замуж. А у меня была другая женщина, которая родила мне ребенка. Потом мы с Еленой снова сошлись. Она работала у меня в "Истоке". Я ее забрал сюда к себе, когда уехал. Елена абсолютно не работает: неудобно это, потому что наше общество – это общество миллионеров. Она сидит дома и вышивает гобелены: она художник. Еще -фотографирует, делает прекрасные слайды. У нее масса аппаратуры, которая стоит дороже, чем "Lexus". И еще Елена – член всяких женских клубов. В клубах она встречается с модельерами, обсуждает важные темы: макияж и как похудеть.
– Как изменился ваш быт после Москвы там?
– Очень сильно. Главное отличие в том, что я там чувствую себя защищенным, – видите, опять возвращаюсь к той же теме. В Англии нет рэкета (уж тем более государственного), нет ограблений, можно всю ночь бродить по центру Лондона, и ничего не случится.
– Какие еще удовольствия вы получили в Лондоне, из тех, что не имели в Москве?
– Два-три раза в неделю хожу там в нормальный спортивный зал. Работаю над собой, снимаю жир с живота (вот сейчас, правда, я обрюзг, прибавил в весе килограммов десять, к сожалению). Я когда уезжал, в России ничего подобного не было. Была, когда я еще тут жил, какая-нибудь баня, с пивом и с воблой, и то это был дефицит...
В Лондоне я не хожу на пьянки в баню. А хожу, например, в свои клубы; я там в нескольких состою. Это, вообще, интересно. Там прекрасные рестораны, бассейны, спортзалы, библиотеки, в которых я люблю смотреть шикарные старинные книги. Когда приезжают друзья, веду их в клуб – как водят в музей. Есть клубы с казино, есть танцевальные, "Амадей" например. Интересно ходить в клуб "Trump", в нем столы неотесанные, а вступительный взнос 5000 фунтов. Там, кстати, собираются самые красивые женщины.
Еще я там в театры хожу – люблю мюзиклы. Читаю, по-английски. Про жизнь принцессы Дианы, Маргарет Тэтчер, Джеральда Форда. Там это самые популярные книги – биографии, и я тоже стал такие книги любить. "Люблю пельмени из пачек"
– А какие у вас там любимые рестораны? Клубные?
– В рестораны практически не хожу. Только когда необходимо – если приезжают гости. Мы дома питаемся. Но жена абсолютно не готовит, хотя раньше прекрасно готовила. У нас там микроволновая печь: купил какой-то пакет, сунул, разогрел, и все. Меня это устраивает. Прекрасная еда! Я не гурман. Мне не нужно этого – терроризировать женщину, чтобы она что-то там стряпала необыкновенное...
– Что ж у вас в Москве не было микроволновой печки?
– Нет, не было: руки не доходили! Я в Москве ел полунатуральные советские сосиски с бумагой и пельмени из пачек, это была у меня основная еда. Какой же это кайф! Я не кривлю душой. Нет, я говорю честно. Я такой человек, такого склада. Не могу адаптироваться к новому миру. Я адаптировался к России за те тридцать девять лет, что тут прожил, а потом за три года не смог перестроиться. У меня остались прежние потребности, весьма скромные. Я и водку предпочитаю всяким мартини (хотя пью мало и завидую пьющим – им легче расслабиться).
Одним словом, я совершенно нормальный "совок".
Я так скучал в Лондоне по простой русской еде – по пельменям из пачек, по соленым огурцам, по гречневой каше. В Англии почему-то нет селедки и сала, говорят, это вредно для здоровья, – а я это люблю. Там нет многих видов еды, к которым мы привыкли.
– Не может быть, чтоб не было!
– Ну, есть. Я там в конце концов нашел польский магазин, который продает что-то похожее на русскую еду. "На черта мне рубашка за тыщу фунтов?"
– В одежде у вас тоже простые потребности? К примеру, что за костюм на вас?
– Да обыкновенный костюм. Двести двадцать долларов, я его в ЦУМе купил. В смысле, в простом универмаге, в лондонском аналоге ЦУМа. Конечно, у меня есть black tie, бизнесмену нельзя без смокинга с блестящими лацканами и черной бабочки! Я должен это иметь, мне положено. Но для меня это не представляет никакого интереса. Я слышал, в Москве есть костюмчики по пять тысяч долларов – таких не продают ни в одной стране мира, потому что они никому не нужны. Ботинки мои, правда, от Баркера, это мой друг, за сто двадцать девять фунтов. Потрясающая обувь, хотя такого жуткого вида: она принимает форму ноги, обтекает ее. Когда ко мне приезжают гости, они покупают по десять пар ботинок из крокодиловой кожи, а это семьсот фунтов за пару. Но если мне жена покупает галстук за сто восемьдесят фунтов, я поднимаю скандал! Как-то мне удалось предотвратить покупку рубашки для меня за тысячу двести пятьдесят фунтов – это было на New Bond Street, где дорогие магазины. Я вовремя заметил и вытащил жену оттуда за рукав. На черта мне такая рубашка? "Самое важное в жизни – рыбалка"
– Но за хороший спиннинг, от Hartly или Folles, я могу отдать две тысячи долларов. На это мне денег не жалко. Я снасти покупаю по всему миру. У меня южнокорейский спиннинг, шведские мормышки, английский сторожок. Это единственное, что меня очень радует. Вот, собственно, и все мои большие траты.
– Вы коллекционируете спиннинги?
– Нет, я их использую, я ими рыбу ловлю. Рыбалка у меня – самое важное занятие в жизни! Куда б я ни ехал, в поездку всегда беру свои снасти. Я ловил рыбу везде, по всему миру. Самый мой серьезный трофей я добыл на Гавайских островах (я туда летал на съезд клуба миллионеров). Это была меч-рыба, голубой марлин – сто восемьдесят два килограмма. Он длиннее меня метра на полтора! Даже фотография есть, жаль, с собой не захватил. Мне предлагали сделать из той рыбы чучело, я отказался (неохота было тащить), а теперь жалею.
– И в Россию прилетели со спиннингом?
– Конечно. Вот на Волгу собираюсь. Удочки для подледного лова у меня, правда, нет, но ребята дадут взаймы. И штаны ватные обещали одолжить. После, если получится, съезжу на юг порыбачить. Заодно и дела сделаю – мне по бизнесу необходимо в Иран, в нефтяную фирму на самый-самый Персидский залив. Как вступить в клуб миллионеров
– Вы говорили, что вам трудно адаптироваться к новому. Вам трудно было поначалу на Западе, неуютно?
– Нет, мне с самого начала было легко. Я нисколько не страдал -потому что я член разных международных сообществ. Самое из них представительное – это Международный клуб молодых президентов компаний, иначе говоря, миллионеров. Он объединяет семь тысяч членов из семидесяти стран. Эти семьдесят человек контролируют капитал в три триллиона долларов. Это второй в мире капитал! (А первое место занимают США, где собрано пять триллионов.) Представляете, что это за команда? И я в ней – единственный русский!
В этот клуб я попал чисто случайно. В восемьдесят девятом тогдашний президент клуба (они меняются каждый год) приехал в Москву и пришел в МГУ на встречу бизнесменов. Мы с ним познакомились, завели беседу, в ходе которой он случайно узнал, что капитал моего кооператива "Техника" – семьдесят пять миллионов рублей. По официальному курсу – шестьдесят две копейки за доллар – это было сто миллионов долларов. "Да ты же наш! – говорит он. – У нас как раз стомиллионный ценз! Я тебе даю рекомендацию!" Ну, меня туда и приняли.
Выдали мне, как всякому члену клуба, секретный каталог со списком посвященных и их домашними телефонами. А наши ж везде! В какую приличную страну ни приедешь – там обязательно кто-то есть из клуба. Ну и запросто звонишь человеку домой: "Хэлло, Джон, это Артем с двадцать восьмой страницы!" Он меня встречает как родного, еще ничего обо мне не зная -кроме того, что мы оба из этого клуба, – но этого достаточно! Или, к примеру, узнаешь по этому каталогу, кто в какой стране занимается нефтью, звонишь...
Потом, еще бывают съезды членов клуба, раза четыре в год. Проводятся в разных странах – Тайвань, Америка, Австралия... А один съезд вообще проходил на пароходе "Queen Elizabeth" – мы плыли по океану и заседали. Съезд – это что? Лекции, знакомства, общение, отдых. Приглашаем туда в гости самых интересных людей мира. Однажды Горбачева позвали выступить у нас. Он потребовал пятьдесят тысяч долларов. Мы не дали, и он не приехал. Ну и зря. Отказался от возможности пожить в пятизвездочном отеле, увидеть несколько тысяч миллионеров – от молодого Крайслера до президента "American Express". А вот Джеральд Форд, в отличие от Горбачева, прилетел и выступил, причем бесплатно. Хорошая вещь – этот клуб! Правда, в пятьдесят лет ты автоматически вылетаешь из клуба, ведь он для молодых президентов.
Этот наш клуб что-то вроде масонской ложи. Я не могу о нем особенно распространяться. Скажу только, что встречался там с принцем Чарльзом, обедал за одним столом с Дэном Куэйлом, вице-президентом США. Ездил в Женеву к своему приятелю Эдмонду, его фамилия – немножко Ротшильд.
Так что – нет, одиноко мне там, на Западе, не было. Я поехал туда домой, у меня большая семья международного бизнеса. "В Россию я к себе приехал"
– Кстати, о семейных делах: помню, когда вы уезжали в разгар своих неприятностей, то сильно переживали за сына, – он ведь оставался в Москве.
– Сын – это боль страшная. Я такую сентиментальную вещь скажу, может, конечно, не поверят. Когда я уехал, одно из самых острых впечатлений, самое осязаемое воспоминание, как Филипп меня на прощание обнял. Я чувствовал его руки на своих плечах очень долго. Это страшно осязаемое воспоминание. Конечно, сейчас он просто чужой ребенок, и чужой папа к нему приехал (ему было полтора года, когда я уезжал), хотя смотрит в глаза родственно. Но я не поцеловал, не обнял его, мне показалось, что мальчишке это было бы неприятно: пришел чужой дядька лысый и лезет с нежностями. Поэтому – что говорить? Я хотел бы здесь быть, как вы понимаете. Да... Я ему звонил сюда из Лондона, спрашивал: "Что тебе привезти в подарок?" Он говорит: "Привези мне дом". – "Какой дом?" – "Ну, – говорит, – дом, чтоб я мог там прятаться. У нас теперь в Москве столько плохих дядей, я их боюсь, от них прятаться надо..."
Для меня это был шок! Я пошел на Regent Street, в большой игрушечный магазин, и купил игрушечный дом, сборный, куда помещается ребенок. Привез, собрал его в центре квартиры – мальчик был просто счастлив.
Вот такое у меня было настроение, когда я собирался в Россию. Я все знал про то, как тут живется, – но ничего я так остро не переживал, как этот разговор с сыном. О чем еще тут говорить?..
– Может, вас только из-за ребенка в Россию тянет?
– Ничего подобного. Не только! Моя жизнь – здесь. Я здесь родился, жил. Та жизнь – хорошая, но чужая. Там многого мне не хватает. Да, там нет сына, но там мог бы появиться другой сын, не в этом дело. Я вам говорю: я не к сыну – к себе приехал.
– У вас нет чувства, что за время эмиграции вы отстали от жизни?
– Абсолютно нет. Потому что все мои вечера – это наушники. Это "Свобода", это российские станции, которые удается поймать. А фильмы русские почему-то не привозят. Кого я только не просил – никто не везет!
– А как вашей жене нравится эта идея – переехать из Лондона в Москву?
– Конечно, она не хочет сюда возвращаться. Говорит: "Куда я поеду, зачем?" У нее с первого дня в Англии началось перерождение. Теперь жена в десять раз лучше меня по-английски говорит, хотя, когда приехала, понимала в два раза хуже. Она сейчас больше англичанка, чем россиянка. Это физиологическое: женщины быстрее адаптируются.
Но, конечно, она меня не оставит и вернется из-за любви ко мне.
– Как вам показалась Россия? Как вам нравятся русские – после разлуки, после всего?
– Я ж говорю – я к себе приехал. Американцы и англичане тоже интересные, я согласен, но русские – это свои, а те чужие. Чужие – и все. Это беда моя или что... "У нас – хорошо, наше – лучшее в мире!" – это ж нам с детства вдалбливали. И мы впитали российский стиль жизни... Там, на Западе, люди ставят в квартире джакузи в шестидесятиметровой ванной комнате. Зачем, ну зачем? Не понимаю я этого... Не надо мне джакузи. Мне больше нравится туалет с гвоздем и чтоб к гвоздю была приколота газетка...
1994
HHH Святослав Федоров HHH "Я крупно выиграл в лотерею"
Новые времена мало изменили Святослава Федорова. Он все такой же -глыба, матерый человечище, титан. Несколько поменялся только его статус: он теперь не просто выдающийся хирург, но и по совместительству крупный капиталист. Будучи несомненным хроническим трудоголиком, он с не меньшей страстностью развлекается: лошади, мотоциклы, путешествия по планете, охота на разных зверей...
С Федоровым мы беседовали у него на работе, в институте. Там у профессора очень удобные апартаменты: кабинет, а при нем еще комната отдыха с книжными полками, картинами и охотничьими трофеями на стенах, с тренажерами и двухпудовыми гирями – и ванной.
Такое впечатление, что хозяин тут живет... Хронический трудоголизм
– Святослав Николаевич, вы действительно живете тут?
– Нет, но времени провожу немало: ведь я трудоголик. Работа мне не в тягость: я – существо творческое, я себя ощущаю художником. Я как будто рисую картины и наслаждаюсь ими; только вместо картин у меня другое: сделанные мною дела. Их много!
Вот сейчас, например, я становлюсь адмиралом. Купил пароход "60 лет Октября", его заканчивают переоборудовать под плавучую клинику. Беру в аренду еще одно судно – "Алексей Толстой", приценяюсь к "Константину Симонову".
Еще мы открываем клинику в Сан-Марино, создаем новый крупный банк и свое предприятие по переработке древесины, будем гнать ее на Запад. Кроме того, у меня сельскохозяйственное производство в Протасове – семьсот коров! Я провожу в деревню газ и канализацию. Квартиры даю сотрудникам – по двести метров общей площади. Виллы им строю – по двести пятьдесят метров.
Ну, институт и операции – это само собой.
Все, что я делаю, – это такой великий социальный эксперимент: могут ли люди в России работать и жить не хуже, чем весь остальной мир?
– И какой же ответ?
– Могут, конечно. Если б только нас не грабила мафия...
– Какая именно? Их ведь много сейчас.
– Я имею в виду самую главную мафию, с которой труднее всего бороться, – у нее ведь и армия, и милиция с ОМОНом. Эта мафия хуже гангстера, который встречал бы меня каждый вечер после работы и отнимал все.
– Да, про ваше недовольство и правительством, и лично Чубайсом все знают. И все помнят, что вы отказались от кресла премьер-министра.
