Текст книги "Прародина Русов"

Автор книги: Игорь Рассоха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

5.5. Экспансия индоевропейцев на юго-запад

6. Индоевропейская этническая общность распалась уже в результате далеких переселений и завоевательных походов носителей среднестоговской культуры.

Д. Я. Телегин так пишет об этом: «Среднестоговская культура была, видимо, основным компонентом в сложении ямной, с которой находилась в тесном генетическом родстве. Пути сложения ямной культуры в разных частях обширной территории от Днепра до Волги носили несколько различный характер, но лучше всего этот процесс прослеживается в междуречье Днепра и Дона, где распространены памятники среднестоговского типа. Высоко развитая скотоводческая культура Среднего Стога заметно влияла на развитие более западных земледельческих культур, в частности на культуру Кукутени-Триполье. Причем эти влияния распространялись далеко на запад, вплоть до Нижнего Подунавья, где на поселениях культуры Кукутени появляется значительный процент типичной среднестоговской керамики раннего периода (Дрегушени). М. Гимбутас расценивает появление на Балканах среднестоговских и новоданиловских влияний как «первую волну» проникновения степной курганной культуры в область «старой земледельческой Европы». Очень выразительную картину проникновения среднестоговской культуры на Балканы рисует в своей последней работе и X. Тодорова [67, с. 223–225]. Весьма вероятно, что среднестоговская культура, где возник шнуровой орнамент, появились боевые молоты, а лошадь впервые в Европе была приспособлена к верховой езде, сыграла важную роль в распространении этих достижений среди многих племен эпохи меди-бронзы Старого Света, что весьма важно, в частности, при постановке вопроса первоначального сложения индоевропейской общности» [66, с. 310–311].

Н. Я. Мерперт специально подчеркивал, что как раз в конце энеолита на смену постепенному расселению племен пришли далекие походы и военные завоевания, причем решающую роль здесь сыграли как раз индоевропейцы: «К концу энеолита, на рубеже IV и III тысячелетий до н. э. (по калиброванной радиоуглеродной шкале – ближе к рубежу V и IV тысячелетий до н. э. – И.Р.) роль военного фактора еще более усилилась. Заметная культурная смена на больших, издавна заселенных и высокоразвитых территориях Юго-Восточной Европы свидетельствует о значительных перегруппировках населения с безусловным притоком крупных новых групп. Весьма показательны здесь резкие изменения в Балкано-Дунайском районе, где в этот период многовековое последовательное развитие взаимосвязанных раннеземледельческих культур было прервано и сменено формированием ряда также взаимосвязанных, но абсолютно новых культур с иной – центрально– и восточноевропейской – ориентацией импульсов и основных связей. К числу их могут быть отнесены баденская культура, культуры Бубани-Хум II, Чернавода I–III, Челей, Эзеро, ранний бронзовый век Македонии. С ними же и определившими их процессами передвижений европейского населения к югу и юго-востоку связано, как я полагаю, и формирование культур раннего бронзового века Эгейско-анатолийского района (Полиохни I–III, Троя I и последующие). В то же время сформировавшиеся в восточноевропейских степях большие скотоводческие группы (древнеямные племенные объединения) начинают активно вторгаться в раннеземледельческие центры.

Темп, направленность, масштабы передвижений конца энеолита, значительное усиление военного фактора заметно отличают их от предшествующих расселений…Теперь это уже не только сегментация с постепенным, последовательным и прочным расселением, но и быстрые перемещения значительных масс населения, объединенных в пусть временные, но мощные племенные союзы, созданные для ведения боевых действий… Целью войны становится как борьба за наиболее продуктивные территории, так и прежде всего за насильственное отчуждение прибавочного продукта (грабеж). Одной из основных форм миграций этой модели можно считать военное вторжение » [70, с. 26–27, 12–13].

X. Тодорова действительно рисует исключительно яркую картину гибели высоких культур расписной керамики на Балканах. Она специально подчеркивала, что энеолитическое население Балкан не знало коня. К началу IV тыс. до н. э. X. Тодорова относит первое массовое нашествие на Балканы кочевых племен среднестоговской культуры, которые оставили, в частности, в Болгарии погребения с охрой и каменные скипетры в виде конской головы. Наряду с ухудшением климатических условий она считает нашествие этих кочевников основной причиной гибели блестящих энеолитических культур Балкан. Нашествие из района среднестоговской культуры докатилось также до Олтении и Трансильвании [рис. 14]. Эти разрушительные нашествия и послужили историческим рубежом перехода от энеолита к раннему бронзовому веку. Причем X. Тодорова специально оговаривает, что это нашествие не следует смешивать со значительно более поздним вторжением носителей ямной культуры [67, с. 223–225, карта IX]. Д. Я. Телегин также четко отделяет первые индоевропейские нашествия на Балканы и Дунай от позднейшего вторжения туда носителей позднеямной культуры [229, с. 15].

«По единодушному мнению румынских исследователей, культура Чернавода I является результатом вторжения в Нижнее Подунавье степных пастушеских племен, которые в последней четверти IV тыс. до н. э. (по калиброванным датам – на рубеже V–IV тыс. до н. э. – И.Р.) потеснили, а местами сменили обитавшие здесь племена Гумельницы и Санкуцы…Это своеобразная культура. Керамика (миски, округлотелые горшки, амфоры с ручками) темного цвета, иногда лощеная, с обильной примесью ракушки в тесте. Орнаментированных сосудов мало, встречается узор в виде перевитого шнура; гребенчатого украшения нет. Население Чернаводы I было земледельческо-скотоводческим. Костей лошади мало, как и погребений, которые, видимо, были бескурганные…Генетическая линия Чернаводы I затем продолжается в культуре Чернаводы III, времени ранних курганов» [229, с. 12].

Чтобы попасть на Балканы, среднестоговцы должны были пройти через территорию трипольской культуры. Со своими ближайшими соседями – трипольцами – индоевропейцы торговали и воевали много веков. Очевидно, что часто их взаимоотношения бывали вполне мирными и дружественными. Характерно, что на многих поселениях среднестоговской культуры часто находят фрагменты керамики Триполья [2, с. 309]. Однако с течением времени, уже в среднетрипольский период, начинается массовое проникновение индоевропейцев на территорию трипольской культуры. «К концу среднего периода или на этапе перехода от среднего к позднему трипольская культура претерпевает резкий упадок, проявляющийся, в частности, в значительном сокращении территории ее распространения, а следовательно, и населения…Все известные к этому времени варианты локализовались на ограниченных, отдаленных друг от друга территориях. Основная же часть ареала, ранее занятого трипольскими племенами, к началу позднего периода пустовала» [266, с. 147].

Скорее всего речь должна идти о завоевании, синхронном с гибелью высоких культур Балканского полуострова: «Третью группу среднего периода культуры Триполье-Кукутени образуют памятники сабатиновского типа в Южном Побужье. (…) Отмечаются их тесные контакты со степным населением Северного Причерноморья. (…) Это сосуды, изготовленные из глины с примесью дробленой раковины, нередко остродонные, украшенные орнаментом, аналогичным среднестоговскому. В отдельных случаях они явно привозные, в других – местные подражания иноземным образцам. Со степными влияниями связывается и распространение на трипольских памятниках каменных наверший булав и скипетров в виде стилизованной головы коня, обычно трактуемых как символ власти [рис. 15]. Они обнаружены как на памятниках Побужья (Березовское), так и далеко на западе (Хэбэшешти I). По мнению отдельных исследователей, скипетры воспроизводят голову коня с примитивной уздой типа намордника» [65, с. 204]. «Их находки совпадают по времени с распространением «ракушечной» керамики. Именно в это время весьма ощутимую роль в процессе развития карпато-дунайских культур начинает играть степной компонент» [227, с. 12].

Вообще вызывает сомнение правомерность отнесения значительной части т. н. «позднетрипольских» памятников именно к трипольской этнокультурной общности. Скорее всего это уже были « метисные » культуры, возникшие в результате индоевропейских завоеваний. Относить эти культуры к трипольским так же неправомерно, как если бы мы относили Мексику XVII–XVIII столетий к «позднеацтекской» культуре:

«Тесным взаимодействием с древнеямными племенами и влиянием традиций последних исследователи объясняют появление курганного обряда у позднетрипольских племен, распространение в их среде ряда специфических форм инвентаря и шнуровой орнаментации посуды, само формирование сложной и многокомпонентной усатовской группы. Сложение усатовской группы для данной территории явилось завершением длительного процесса инфильтрации степных скотоводческих групп в среду энеолитических земледельцев. (…) Бескурганные (Выхватинцы I, отдельные могилы Усатово I) и курганные (Колодистое, отдельные курганы Усатово I) могильники позднего периода открыты пока только в южных районах, где практиковался обряд трупоположения. (…) Хорошая сохранность черепов из Выхватинского могильника позволила установить, что антропологический тип трипольцев сходен со средиземноморским типом, распространенным в то время на Балканах и в Подунавье. Вместе с тем в краниологическом материале содержатся признаки влияния со стороны племен степной полосы Восточной Европы [рис. 16]. М. С. Великановой выявлены и различия антропологических типов женских и мужских черепов, что может свидетельствовать о механическом смешении разноэтничных групп населения» [65, с. 230, 223].

Между прочим самые авторитетные зарубежные археологи, такие, как М. Гимбутас, Т. Сулимирский, В. Думитреску, вообще отрицали трипольский характер «позднетрипольских» культур [304, с. 154]. По мнению Т. Сулимирского, позднетрипольские городская и киево-софиевская группы принадлежат к кругу культур шнуровой керамики [305, р. 79–82].

В специальной монографии о «позднетрипольской» усатовской культуре, указано, что в ее керамике кухонная посуда с примесью измельченных створок раковины абсолютно преобладает, составляя свыше 80 % , причем значительная часть этой посуды украшена шнуровым орнаментом. Подчеркивается, что «некоторые черты усатовского керамического комплекса могут быть объяснены лишь как результат внешних влияний. Прежде всего это относится к кухонной посуде. Кухонная керамика с примесью ракушки привнесена в трипольскую среду племенами среднестоговской культуры» [124, с. 80, 100]. Если 80 % обычной бытовой керамики имеет отчетливо индоевропейские этнические черты, то можно утверждать, что и население здесь было минимум на 80 % индоевропейским. Тем более, что в домашнем стаде лошади составляли 10–15 % [124, с. 112]. Усатовцев иногда считают предками древних греков [128, с. 35]. Между прочим, в «позднетрипольскую» эпоху (на этапе С II – γΙΙ) и на тех 20 % посуды трипольского вида происходит «почти полный отказ от господствовавшей до этого знаковой системы …полный отказ от схем росписи и форм посуды, употребляемых до этого» [231, с. 226]. Так что усатовскую и подобные ей культуры следует называть не позднетрипольскими, а индоевропейскими после трипольскими, посттрипольскими.

«Возможно, это касается не только усатовских памятников Одесской области, но и родственных им т. н. позднетрипольских го́родских материалов Восточной Волыни, о чем свидетельствует значительное повышение роли скотоводства (в частности, коневодства) и численное преобладание керамики с веревочным орнаментом» [267, с. 40].

Такой же «метисной», индоевропейской по языку была, по нашему мнению, и более ранняя нижнемихайловская культура в Северной Таврии, образовавшаяся от смешения кеми-обинских племен Крыма со среднестоговцами: «Для всех памятников раннего этапа характерна керамика, близкая к ранней среднестоговской (квитянского типа), и керамика с темной подлощенной поверхностью. Наблюдается перенесение признаков одной на другую, что привело к созданию смешанных форм, культурная атрибуция которых не всегда может быть определена безошибочно» [233, с. 325]. «В нижнем слое Михайловки найдено значительное количество черепков позднего (шнурового) этапа среднестоговской культуры» [229, с. 13]. Именно в этой среде зародилась традиция изготовления каменных могильных стел-памятников , которой индоевропейские народы придерживаются до сих пор.

Впрочем, все, скорее всего, было еще проще. Дело в том, что сама кеми-обинская культура, скорее всего, тоже была с самого начала индоевропейской: «Анализ погребального инвентаря и обряда Мариупольского могильника и погребений кеми-обинской культуры дает нам основание считать, что последняя сформировалась на основе неолитических памятников типа Мариупольского могильника» [299, с. 324–325]. Или другое мнение, не менее характерное: «Вопрос о взаимотношении кеми-обинской культуры с ямной, учитывая сходство погребального обряда, близкий тип керамики, наличие антропоморфных стел и синхронность существования на одной территории еще ждет своего решения» [309, с. 16].

Характерно, что на энеолитическом поселении Новорозановка на реке Ингул «горизонт показал последовательность культурных остатков типа балки Квитяной [ранний этап среднестоговской культуры], затем остатков типа Среднего Стога II совместно с Трипольем, этапа В _II-С _I, а также совместно с материалами нижнемихайловского типа» [242, с. 61].

5.6. Экспансия индоевропейцев на запад и север

Пока шла речь о юго-западном направлении экспансии среднестоговцев, в сторону Балкан и Малой Азии. Можно предполагать, что практически в то же время началась и их экспансия в лесные области к западу и северу от индоевропейской прародины. Вполне вероятно, что первые проникновения среднестоговцев на север происходили значительно ранее распространения культур шнуровой керамики: «Обычай степных племен домешивать в глину ракушки распространяется далеко на север в лесную зону. Керамика с примесью толченых раковин часто встречается на первом этапе развития волосовской культуры. Керамика с раковинной примесью появляется в Подмосковье» [230, с. 165].

Однако здесь эта экспансия, вероятно, имела характер не столько военного завоевания, сколько постепенного проникновения, подобного освоению европейцами лесных районов Северной Америки, но значительно более медленного: «Украшение посуды шнуровым орнаментом впервые использовали среднестоговские племена…Не исключена возможность, что в период наибольшего проникновения на северо-запад среднестоговские племена внесли своеобразный импульс, который привел к появлению наиболее ранних образцов шнуровой керамики у местного населения лесостепного Правобережья, в частности круглодонных горшков типа Бурты-Зеленки в Каневском Поднепровье и нижнем Поросье…Как известно, шнуровая орнаментация глиняной посуды широко распространяется в Европе в эпоху ранней бронзы, где во второй половине – конце III тыс. до н. э. [с учетом калиброванных дат – уже с конца IV – начала III тыс. до н. э. – И.Р.] на большой площади сложилась область так называемых культур шнуровой керамики – среднеднепровская, подкарпатская, городско-здовбицкая, фатьяновская, злоцкая, саксонско-тюрингская, чешско-моравская и другие» [2, с. 154, 157, 156].

«Во второй половине III – начале II тыс. до н. э. [с учетом калиброванных дат – уже с конца IV – начала III тыс. до н. э. – И.Р.] в составе населения Восточной и Средней Европы произошли значительные изменения. Они были вызваны расселением среди местного поздненеолитического населения скотоводческо-земледельческих племен, культуры которых получили название культур шнуровой керамики, кубков, ладьевидных топоров, одиночных погребений, боевых топоров и др. Ранние памятники этих культур обнаруживают значительное сходство в формах и орнаментации глиняной посуды, типах каменных орудий, в погребальном обряде, что позволяет объединить их в культурно-историческую общность племен шнуровой керамики, которая занимала в Европе огромную территорию – от Волги на востоке до берегов Рейна на западе и от Южной Скандинавии на севере до Швейцарии, Чехословакии, Поднестровья и Среднего Поднепровья на юге. На территории распространения племен шнуровой керамики в результате включения в их состав местного субстрата возникло более 20 родственных культур и культурных групп с локальными особенностями. (…)

Для племен шнуровой керамики характерны курганные и грунтовые захоронения в скорченном положении, глиняные сосуды эсовидной формы и шаровидные амфоры с короткой шейкой и двумя ручками-ушками в наиболее широкой части тулова, орнаментированные отпечатками шнура и нарезными линиями, а также боевые каменные сверленые топоры. …В состав домашнего стада входили крупный и мелкий рогатый скот, свинья, лошадь. Племена шнуровых культур выращивали пшеницу, ячмень, овес и другие злаки. Они жили на сравнительно небольших поселениях в наземных или немного углубленных прямоугольных жилищах столбовой конструкции. Предполагается существование у них и наземных срубных жилищ. (…)

Большинство исследователей считают, что культуры шнуровой керамики не имели ничего общего с поздненеолитическими культурами Волго-Окского бассейна, Верхнего Поднепровья, Восточной Прибалтики, Южной Скандинавии и Средней Европы. На этих территориях племена шнуровых культур пришлые, они расселились среди местного населения. Сходство предметов, происходящих из разных мест расселения племен шнуровой керамики, не оставляет сомнений в том, что эти племена имели общего предка. (…) С появлением племен шнуровой керамики и боевых топоров на территории Восточной Европы начался бронзовый век» [73, с. 35]. «Очевидно, эта культурная общность культур с боевыми топорами и культур шнуровой керамики относится к индоевропейской семье народов» [74, с. 75].

Это и были носители «древнеевропейской» группы диалектов, включая древнейший германо-балто-славянский. В то же время очевидно, что далеко не все из тех «более 20 родственных культур и культурных групп» положили начало какой-либо из ныне существующих групп индоевропейских языков, т. е. многие из них не оставили прямых потомков.

Здесь следует еще подчеркнуть, что к северу и особенно к северо-востоку от территории Украины на протяжении всего бронзового и раннего железного века сохранялось преобладание потомков неолитического населения, предков финно-угорских народов – племен ямочно-гребенчатой керамики. Даже проникшие с запада в междуречье Волги, Оки и Камы индоевропейские фатьяновские племена растворились среди местных аборигенов: «Фатьяновцы, как теперь полагают, соединились с местным населением, и этот симбиоз стал субстратом населения следующей культуры» [313, с. 132]. И позднее, во II тыс. до н. э., племена ямочно-гребенчатой керамики даже вновь продвинулись на Левобережную Украину в виде марьяновско-бондарихинской культуры [310, с. 213].

По всей видимости, причины такой стойкости культурных традиций угро-финнов коренились вовсе не в их военном превосходстве, а в их ориентации на экологические условия таежной зоны, вообще не на земледелие, а на охоту, собирательство и рыболовство лесной полосы. В бронзовом веке климат был, возможно, даже более континентален, чем сейчас. Так что земледелие к северо-востоку от Украины было вряд ли возможно, в особенности на бедных подзолистых почвах. И скотоводство в зоне густых лесов тоже не может быть основой хозяйства. Так что индоевропейцы не очень и рвались на север. Хотя пример той же фатьяновской культуры показывает, что они там все же появлялись и жили среди местных племен.

Очень странное возражение против «среднестоговской» концепции выдвинуто в статье С. В. Кончи: «В конце концов ни М. Гимбутас, ни кому-либо из тех, кто разделял ее взгляды, так и не удалось убедительно продемонстрировать проникновение степного населения или его потомков западнее и севернее левобережья Среднего Дуная» [223, с. 84]. Ведь приведенные выше цитаты о проникновении потомков среднестоговского населения «от Волги на востоке до берегов Рейна на западе и от Южной Скандинавии на севере до Швейцарии, Чехословакии, Поднестровья и Среднего Поднепровья на юге» взяты из официального справочного издания по археологии. Причем вряд ли все авторы и редакторы этого издания были единомышленниками Марии Гимбутас.