Текст книги "Очерки судебного медика. Опыты эксгумаций"
Автор книги: Игорь Гриньков
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Следователем был также представлен на исследование нож, обнаруженный в доме подозреваемого, хотя никакой уверенности, что именно этим орудием был зарезан потерпевший, не имелось. Слишком много времени прошло с момента происшествия, и у Салынова А. имелись возможности избавиться от улик.
Тем не менее, было проведено сравнительное исследование раны на грудине с экспериментальными следами на биоманекене – трупе такого же несчастного «бомжа». Один из законов криминалистики гласит, что сопоставлять (проводить сравнительное исследование) можно только следы на однородных объектах: не рану и представленный нож, а ту же рану и ее экспериментальные аналоги, полученные этим ножом; если реальное повреждение, к примеру, находится на хлопчатобумажной рубашке, то и экспериментальные повреждения должны наноситься на этой же рубашке; если рана иссечена из трупа, то эксперименты проводятся на кадавре (трупе – по латыни). В этих случаях неоценимую помощь оказывают судебным медикам трупы «бомжей»; единственным условием является указание в акте вскрытия о проделанных дополнительных манипуляциях, дабы в случае возможной гипотетической, хотя и маловероятной, эксгумации другой эксперт не ломал себе голову над «необъяснимыми секционными находками».
Полученные экспериментальные повреждения иссекаются из трупа, а вырезанные препараты кожи или кости проходят все этапы восстановления по методике, упомянутой выше, чтобы идентичность сравниваемых объектов была максимальной.
Сравниваемые раны (реальная на грудине и экспериментальные) оказались практически «близнецами», но говорить, что был использован именно этот нож, эксперт не имеет права, поскольку категоричный вывод возможен только при наличии индивидуальных признаков, позволяющих утверждать, что только это орудие (или оружие), и никакое иное, было агентом травмы.
В проведенной экспертизе указывалось также, что наличие множества повреждений (15) на различных участках тела потерпевшего противоречит версии обвиняемого, где он скромно упоминает все лишь о 3-х ударах, нанесенных в грудь.
В связи с тем, что в уголовном деле возникли серьезные противоречия между показаниями Салынова об убийстве им человека предположительно по фамилии Груфанов (множественные ножевые раны на теле, включая переднюю поверхность грудной клетки, с повреждением сердца; длительное нахождение тела в холодном сарае перед вывозом в балку «Аргамджа») и первичным заключением эксперта о причине смерти потерпевшего («Утопление в воде»…, …В воду был брошен живой человек, а не труп…»), следователем было принято решение об эксгумации.
30 марта 1994 года вместе со следователем Валерием Бамбаевым, экспертом-криминалистом Целинного РОВД Геннадием Гончаровым, фотографировавшим процесс извлечения трупа из могилы, и двумя понятыми я выехал на новое Элистинское кладбище.
Погода стояла, хотя солнечная, но холодная и ветреная, и, по меткому народному выражению, буквально «вышибала соплю». Моя экспертная функция была чрезвычайно проста: изъять от трупа для дальнейшего лабораторного исследования несколько длинных трубчатых костей. Для этого совсем не обязательно везти останки в морг, все можно сделать на месте, даже не извлекая их из гроба. Кладбищенский служитель помог нам найти нужную могилу – жалкий холмик земли с табличкой, на которой был указан номер.
Не хотелось быть захороненным в подобной могилке, где портрет на мраморной плите с датами начала и конца славного жизненного пути и проникновенными словами от родных и друзей заменяет растрескавшаяся дощечка с полустертыми цифрами. Хотя, по большому счету, не все ли равно!
Пока посиневшие от холодного ветра два «указника» (Бамбаев предусмотрительно прихватил их из ИВС) копали землю, поддерживая силы и моральный дух предвкушением обещанной в качестве награды бутылки водки, мы грелись в «уазике».
Наконец гроб, сколоченный из грубо обструганных и плохо подогнанных досок, был извлечен из могилы, крышка его вскрыта, и подошла пора вступать в дело мне. В традиционных резиновых сапогах (грязь по колено), в полосатой «бухенвальдской» пижаме, натянутой для тепла и гигиены поверх свитера и брюк (все равно ветер пронизывал насквозь), в медицинских перчатках, с пинцетом и секционным ножом в руках, я опустился на корточки рядом с раскрытым гробом. Представшая взору картина хотя и не вызывала никаких особых эмоций, так как была привычной и заурядной, но все же напоминала о бренности бытия и о нашем кратковременном пребывании в качестве гостей в этом «лучшем из миров».
То, что мы не ошиблись с трупом, свидетельствовали цифры на табличке и «амбарная» книга в руках кладбищенского служителя, а также отсутствие у трупа головы (результат все той же декапитации) и грудины, иссеченных экспертом при вскрытии. Все равно мы убедились, что пол и рост соответствуют аналогичным параметрам прошлогоднего трупа. Кожа, мягкие мышечные ткани и внутренние органы были полностью уничтожены процессом гниения, лишь на некоторых костях скелета сохранились остатки связочного аппарата и суставные (гиалиновые) хрящи. Каких-либо повреждений на костях не имелось, за исключением множественных переломов ребер с обеих сторон и в различных отделах: справа – со 2-го по 5-е спереди и сзади – двойные); слева – со 2-го по 4-е в передних отделах; с 5-го по 10-е в боковых отделах. Большинство переломов имели значительное угловое смещение с прогибанием концов отломков в полость грудной клетки (недаром экспертом при первичном исследовании трупа были зафиксированы разрывы пристеночной плевры). Внимательное изучение концов переломов с помощью сильной лупы убедили меня в том, что никаких царапин на плотном веществе кости и так называемой «завальцованности» (признаков, свидетельствующих, что после травмы и до наступления смерти потерпевший какое-то время дышал) не имелось. Следовательно, после ножевого ранения в сердце смерть наступила очень быстро – экскурсии легких (дыхательных движений) практически не было. Значительная часть переломов имела разгибательный характер, то есть они образовались от сильных локальных ударов предметом (или предметами) с ограниченной травмирующей поверхностью, а не при падении, что очень любят безосновательно доказывать некоторые адвокаты. И таких ударов было нанесено в грудную клетку потерпевшего не менее 4-5-ти.
Версия Салынова А. становилась все более уязвимой. Мало того, что он фактически «нашинковал» ножом тело потерпевшего, тот был еще забит (вероятнее всего) ногами, так что на грудной клетке не оставалось живого места. Вот вам и застенчивые показания о трех ударах ножом.
Мой личный опыт в судебной экспертизе научил не слишком доверять показаниям свидетелей, подозреваемых и обвиняемых. Многим из них цена – пятак в базарный день. Подозреваемые и обвиняемые, по вполне понятной логике, стараются преуменьшить свою роль в содеянном; кому же хочется сидеть «лишний» срок в ИТК (или «на зоне», как у нас повсеместно выражаются). Свидетели – тоже люди; некоторые могут внезапно получить ретроградную амнезию (потерю памяти на прошедшие события), совсем как в мексиканских сериалах, с ними могут задушевно поговорить родственники обвиняемых, как сами, так и через хороших друзей; да мало ли факторов, влияющих на такой субъективный феномен, как человеческая память…
Мне осталось выполнить кое-какие формальности, из-за которых и была назначена эксгумация. Почти беспрепятственно я вылущил из суставов правые плечевую и бедренную кости и уложил их в целлофановый пакет. Эта эксгумация оказалась самой простой в техническом смысле в моей практике.
Доставленные в лабораторию Бюро кости были обработаны: освобождены от остатков мягких тканей и связок, тщательно промыты дистиллированной водой и высушены, после чего были произведены их циркулярные распилы, а костно-мозговые каналы промыты дистиллированной водой с добавлением азотной кислоты, разрушающей костные балки губчатого вещества костей, но не затрагивающей сверхпрочный кремниевый панцирь диатомового планктона. «Промывные» воды, помещенные в стерильную посуду, были переданы в судебно-химическое отделение (заведующий Николай Васильевич Авдеев), где по специальной методике приготовили так называемый минерализат, из которого в гистологическом отделении (заведующая Тамара Петровна Громова) были изготовлены препараты на стеклах для микроскопии. Как и следовало ожидать, ни в одном из 40-ка полей зрения диатомовый планктон обнаружен не был.
Поэтому судебно-медицинский диагноз и «выводы» в моей экспертизе были предельно кратки: « Основной диагноз – Скелетированный труп мужского пола. Закрытая тупая травма грудной клетки с множественными (локальными разгибательными) переломами ребер с обеих сторон. Отсутствие диатомового планктона в костномозговых каналах длинных трубчатых костей. Сопутствующий диагноз – отсутствие головы и грудины (результат изъятия при первичном исследовании трупа 17.05.03).«ВЫВОДЫ»: На основании судебно-медицинского исследования эксгумированного трупа и лабораторных данных прихожу к следующему: 1) Диатомовый планктон в костномозговых каналах длинных трубчатых костей (правых плечевой и бедренной) не обнаружен».
Наконец-то Валерий Бамбаев оперативным и следственным путем отыскал документы, принадлежащие некоему Груфанову Петру Михайловичу, 1950 года рождения, уроженцу и жителю г. Волгодонска, без прописки и определенного места жительства, которого злодейка-судьба занесла в Калмыкию, где ему удалось устроиться помощником чабана на животноводческой стоянке старшего чабана А. Салынова (экспериментальное хозяйство КНИИМСа) и где ему в буквальном смысле пришлось сложить буйную голову.
Мне были предоставлены военный билет с фотографией 3 х 2 см, паспорт с фотографией 6 х 5 см, три любительские фотографии различных размеров (одна из них групповая), на которых было изображено лицо одного и того же человека. Фото на военном билете пришлось забраковать из-за малых размеров (при увеличении все тени и артефакты вылезут наружу, что крайне затруднит работу). Та же выбраковка постигла и три любительских снимка; качество их оставляло желать лучшего, а в двух случаях меня не устраивал ракурс съемки – лицо на них было зафиксировано вполоборота. Лучшим вариантом для таких целей служат снимки, выполненные в профиль и строго в положении анфас, т. е. паспортные и тюремные документы.
Оптимальной оказалась фотокарточка на паспорте, четкая, достаточно контрастная, с удовлетворительной проработкой деталей лица. С фотографии смотрело лицо мужчины явно славянской внешности с почти неуловимыми азиатскими чертами (а ведь на черепе расовые признаки распределились почти равномерно). При составлении словесного портрета по фотографии отмечалось: волосы на голове густые, средней длины, слегка прикрывают верхнюю часть ушных раковин и козелок (анатомическое образование перед ухом); лоб средней высоты; брови широкие, густые, прямые, с приподнятыми наружными концами; разрез глаз слегка косо-наружный; нос массивный, широкий, корень носа различим; скулы довольно хорошо обозначены; губы средней ширины; соотношение высоты носогубного треугольника с высотой подбородка – 1:1,5; подбородок массивный, выступающий вперед, углы нижней челюсти развернуты.
Сходились определенные признаки на черепе и фотографии. Ко всему прочему, возрастной интервал, определенный при исследовании черепа в лаборатории, не противоречил дате рождения, указанной в паспорте; фотография была опознана братьями Салыновыми и свидетелем Соковым-Пуней. Но требовалось экспертное подтверждение тождества.
К началу 90-х годов Главное Бюро судебно-медицинской экспертизы МЗ РСФСР под руководством моего учителя Сергея Абрамова разработало компьютерные экспертные программы для отождествления личности по черепу и прижизненным фотографиям. Бывая на семинарах и совещаниях в различных городах СССР, а затем – России, я вполне овладел этой методикой. Мешало только одно обстоятельство: в нашем Бюро не было ни компьютерного комплекса с видеоадаптером для подключения видеокамеры, ни самих этих программ. Иногда, даже зло брало; владея прогрессивной по тому времени экспертной технологией, я был лишен возможности применять ее практически, хотя большинство наших соседей (астраханцы, волгоградцы, краснодарцы, ростовчане) вовсю занимались этим делом, и довольно успешно.
Мне же до 1995 года приходилось довольствоваться «древним» способом фотосовмещения с использованием павильонной фотокамеры, которыми до 70-80-х были оснащены все фотоателье страны.
В нашу эпоху цифровой фототехники современной молодежи даже трудно себе представить эти реликты фотографического оборудования первой половины XX века, хотя должен, справедливости ради отметить, что оптика на них стояла отменная и фотографии получались великолепными, особенно в руках мастеров. Камера представляла собой деревянный ящик, установленный на треноге, в передней части которого имелись меха (так называемая «гармошка» – для грубой наводки на резкость), увенчанные оптической системой (для диафрагмирования и более тонкой доводки резкости). В задней части камеры располагалось матовой стекло, на котором в перевернутом виде виднелось изображение снимаемого объекта. В эту же заднюю часть в специальный паз вставлялась кассета с фотопленкой (большие листы, в зависимости от размеров камеры, а не современная перфорированная лента). Экспозиция производилась вручную плавным, округлым движением руки, снимавшей с объектива колпачок и также плавно и картинно возвращавшей его на место. Помните: «Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка!»
Сама процедура была муторной, так как требовала чрезвычайного терпения и скрупулезности. К тому же мешали проекционные искажения; ведь сравнивались объемный череп и плоская фотография. Ориентирных точек (одинаковых по расположению на черепе и лице, а также сравниваемых контуров было немного, что снижало объективный компонент исследования), чуть ли не на первый план выступали профессиональные навыки эксперта и его добросовестность.
Это уже на первых российских компьютерных программах TADD 2 и TADD pnt появилась возможность создания трехмерной модели черепа, позволяющая на подготовительном этапе “отсеивать” заведомо непригодные для работы черепа; для положительного результата фотосовмещения необходимо было добиться совпадения 16-ти ориентирных точек и 11-ти контуров. В более современных модификациях этих программ точность выводов стала неизмеримо выше.
С представленной фотографии Груфанова был изготовлен негатив, с которого отпечатались прозрачные, контрастные, диапозитивы размером 9 х 12 см, различной плотности. На них были размечены ориентирные точки, такие, как носолобный угол, углы глаз, корень носа, а также нижние края бровей, контур подбородка и предположительный абрис купола черепа.
Непосредственно на черепе были размечены константные (или ориентирные) точки, а сам он плотно укреплен на приспособленном для подобных целей штативе из-под фотоувеличителя соответственно ракурсу фотографии. Фотокамера располагалась примерно в 2-х метрах от черепа, на ее матовом стекле находился перевернутый прозрачный диапозитив фотографии Груфанова с уже произведенной разметкой точек и контуров.
Начались трудоемкие манипуляции, занявшие не менее 1,5–2-х часов, результатом которых было достижение совпадения всех сравниваемых объектов, как по размерам, так и по анатомическим ориентирам и изгибам контуров (на сленге судебных медиков, череп “вписался” в фотографию). Такой результат фотосовмещения считается положительным, что при соответствии возраста и сходстве словесного портрета позволило прийти к категоричному заключению.
“Выводы” звучали так: “Череп от трупа неустановленного мужчины (Заключение эксперта № 40 от 23.09.03.) принадлежал человеку, изображенному на представленной фотографии, – Груфанову Петру Михайловичу, 1950 года рождения”.
Это была моя последняя идентификационная экспертиза, выполненная столь архаичным полукустарным способом; в начале 1995 года, приобретя японский компьютерный комплекс, видеокамеру и отечественные программные продукты, мы стали работать как нормальные люди.
Первой в ряду таких экспертиз была идентификация личности известного в городе заготовителя Ч., человека не бедного, бесследно исчезнувшего при странных обстоятельствах еще в конце 80-х годов, костные останки которого были обнаружены в районе дач близ Элисты лишь весной 1995 г. Затем последовало отождествление двух граждан КНР и одного нашего земляка (по поручению Генеральной прокуратуры РФ) и другие аналогичные исследования.
Теперь предстояло связать все воедино, и следователь В. Бамбаев назначил комиссионную судебно-медицинскую экспертизу, которую с 7 по11 апреля 1994 года провели И. М. Кирюхин, председатель экспертной комиссии, эксперты (автор этих строк – секретарь и докладчик по делу) и Л. Е. Ткаченко.
Следователя по существу интересовал один вопрос – мог ли диатомовый планктон попасть во внутренние органы через раневые каналы? То есть, основной вопрос сводился к следующему: попал в воду живой человек или труп?
Проанализировав результаты всех проведенных по данному случаю многочисленных экспертиз, изучив материалы многотомного дела, которые экспертами должны учитываться, но не быть самодовлеющими (материальная часть доказательств имеет большое значение, но протоколы допросов, меняющиеся день ото дня, должны оцениваться критически, пока не подкреплены частоколом неопровержимых улик), экспертная комиссия предварила «Выводы» резюмирующей частью:
«…Характер и глубина колото-резаных повреждений, имеющихся на трупе Груфанова П. М. (проникающие в полость грудной клетки с повреждением сердца и дуги аорты), позволяют считать, что смерть потерпевшего наступила достаточно быстро после причинения данных телесных повреждений (в течение нескольких минут), о чем говорится в первичном заключении эксперта Х. № 152 от 17.05.93. (Тогда как же быть с «утоплением в воде», ведь чтобы довезти тело через степь до балки и прорубить топором прорубь в толще льда, требуется несколько десятков минут, а то и более? – примеч. автора)
Тело потерпевшего было брошено в воду в холодное время (январь), в период диатомового «минимума», т. е. в период, когда наличие диатомового планктона в естественных водоемах минимальное… …Выявленное при первичном исследовании трупа большое количество планктона во внутренних органах (легких и почке) связано с тем обстоятельством, что труп свыше 4-х месяцев находился в воде. За этот период вегетация и размножение планктона в воде достигли своего максимума, а гнилостные изменения с разрушением и распадом мягких тканей, а также наличие проникающих в полости организма множественных раневых каналов привели к попаданию диатомового планктона во внутренние органы (я лично не исключаю еще один путь «обсеменения» почки диатомеями – технически неправильное ее изъятие из трупа уже загрязненными инструментами, но это ни доказать, ни опровергнуть, к несчастью, уже невозможно – примеч. автора).
В костном мозге длинных трубчатых костей планктон мог оказаться только при наличии кровообращения, т. е. при попадании в воду живого человека. Следовательно, в воду был брошен труп…»
Пришлось кардинально изменить судебно-медицинский диагноз, который в новой окончательной редакции выглядел следующим образом:
« Основной : Проникающие колото-резаные ранения грудной клетки с повреждением легких, сердца, дуги аорты. Колото-резаная рана шеи с повреждением ветви сонной артерии. Множественные поверхностные раны грудной клетки, передней стенки живота, левой руки.
Множественные двусторонние переломы ребер с повреждением пристеночной плевры.
Сопутствующий диагноз: Гнилостные изменения трупа. Признаки длительного пребывания трупа в воде (мацерация кожи, наличие диатомового планктона в легких и почках). Отсутствие диатомового планктона в костномозговых каналах длинных трубчатых костей. Алкоголь в трупе (результаты лабораторных исследований)».
Теперь на первое место в «Выводах» выходили множественные ножевые раны с повреждением жизненно важных внутренних органов – как непосредственная причина смерти потерпевшего. Двусторонние переломы ребер с повреждением пристеночной плевры расценивались комиссией как тяжкие телесные повреждения, причиненные в результате не менее 5-ти ударов в различные отделы грудной клетки твердыми тупыми предметами с ограниченной контактной поверхностью. А самое главное – в воду был погружен не живой человек, а труп.
Таким образом, выглядела экспертная часть расследования, как видите, не очень простая.
Не менее тернистыми были и сам процесс следствия, а также прохождение уголовного дела в суде. Я хоть и не ставил перед собой цели описывать нюансы следственной работы, все же вкратце должен коснуться этого аспекта.
Еще с момента взятия Салыновых под стражу у следствия были серьезные основания подозревать Алексея в совершении еще одного преступления – убийстве с целью разбойного завладения наличностью таксиста С. 20 июня 1993 г. вблизи поселка Верхний Яшкуль, в злополучной балке «Аргамджа», был обнаружен сгоревший автомобиль ГАЗ-24 – такси, в салоне которого находился поврежденный пламенем труп мужчины. В нем опознали таксиста С., который накануне вечером взял пассажира, вышедшего из ресторана «Элиста». А. Салынов первоначально даже дал признательные показания, но потом ушел, по выражению криминалитета, «в глухую несознанку». Дело было выделено в отдельное производство, но потом прекращено из-за отсутствия веских, неопровержимых улик.
Что касается убийства на чабанской стоянке, то, как говорилось в начале очерка, Алексей Салынов мотивировал совершенное преступление тем, что был возмущен вероломным поступком неблагодарного «бомжа» Петра, ответившего черной изменой своему благодетелю, совершив кражу из карманов его одежды. Он, правда, не особо вдавался в подробности самого убийства, но обстоятельно рассказывал о том, как прятал «концы в воду»: приготовил топор, груз в виде металлического швеллера, сложил все это вместе с трупом на телегу и отвез к пруду балки «Аргамджа». Алексей даже пояснил, почему выбрал расположенный поблизости пруд: «Долбить лунку во льду легче, чем мерзлую землю». Прибыв на место, он прорубил топором во льду прорубь, предусмотрительно раздел убитого, чтобы исключить возможность опознания, на случай, если труп всплывет по весне, привязал к нему проволокой швеллер и опустил мертвое тело в воду. Одежду затем сжег. Нож – орудие убийства – отдал Юрию, чтобы тот выбросил его на свалку.
Но позже, после дачи показаний свидетеля-очевидца Сокова (Пуни) стал вырисовываться иной мотив преступления – сексуальный. Ко всему прочему, бойцы-братья Салыновы использовали Петра в качестве живой «макивары», отрабатывая на нем приемы каратэ.
И тут свидетель стал подвергаться жестокому прессингу со стороны незнакомых людей, несомненно, гулявших на свободе друзей и знакомых братцев-душегубов, был неоднократно избит, после чего у него окончательно пропала охота являться на допросы в прокуратуру.
В связи с этим в середине января 1994 года прокурором Целинного района И. Ч. Аксеновым было направлено 2 письма на имя министра внутренних дел республики. В первом он просил об активизации оперативной работы и о недопущении контактов между Алексеем и Юрием. Во втором требовал обеспечения безопасности свидетеля Сокова.
В мае 1994 года обвинительное заключение было предъявлено. Согласно ему 6 января 1993 г. после распития самогона в жилой комнате чабанской точки Алексей Салынов, что называется, «положил глаз на своего работника», выбрал его в качестве нетрадиционного сексуального объекта, для чего уединился с ним в соседней комнате. Выйдя через некоторое время из опочивальни, Алексей с бахвальством рассказал подробности. Петра, по показаниям Пуни, всего трясло от унижения и бессилия. Наступила очередь возжелать Юрию, но он получил отказ. «Отвергнутый» Юрий сбил Петра с ног и стал избивать лежащее на полу тело руками и ногами. Озверевший Алексей схватил нож и завершил дело – нанес множественные ножевые удары в тело Груфанова, в том числе и в места расположения жизненно важных органов.
Алексей Салынов обвинялся в убийстве (нанесении множественных ножевых ранений, повлекших смерть потерпевшего).
Юрий – в причинении тяжких телесных повреждений, опасных для жизни (переломы ребер, образовавшиеся в результате ударов ногами в грудную клетку жертвы).
В сентябре 1994 года Верховный суд Республики Калмыкия – Хальмг Тангч после долгих проволочек, вызванных упорным нежеланием свидетеля-очевидца Сокова являться в судебные заседания, вынес решение о направлении дела на дополнительное расследование, удовлетворив ходатайства адвокатов, усмотревших процессуальные нарушения, допущенные при расследовании.
Второе рассмотрение этого уголовного дела в Верховном суде республики закончилось, по уже устоявшейся традиции, отправлением его на очередное дополнительное расследование (как посчитала прокуратура РК-ХТ в своем частном протесте – необоснованно и незаконно).
Кроме необходимости устранения нарушений чисто процессуального характера, председательствующий счел:
– недоказанным факт, что труп, выловленный в пруду балки «Аргамджа» в мае 1993 года, и отождествленный экспертизой как Груфанов П. М., является именно этим лицом, и рекомендовал проведение идентификации личности по методу Герасимова;
– с целью обнаружения «истинного» трупа Груфанова П. М. предписывалось тщательное исследование дна всей акватории пруда с привлечением водолазов.
Мне не хотелось бы комментировать решение Верховного суда республики, но при всем моем уважении к этому органу правосудия, да и за давностью событий, я должен кое-что пояснить.
У меня, как у эксперта лично проводившего исследование по отождествлению личности Груфанова П. М., не вызывает даже тени сомнения положительный результат идентификации; мы старались делать все методологически корректно и грамотно. Если уж рассеивать сомнения ВС и предположить, что наше заключение оказалось ошибочным, то целесообразно было назначить портретно-идентификационную компьютерную экспертизу в Главном Бюро судебно-медицинской экспертизы в Москве. Там уже вовсю обкатали подобные программы и в штате имелись высококлассные специалисты. Обошлось бы это удовольствие, правда, недешево.
А маленькая «герасимовская» московская лаборатория, заваленная материалом со всей России, где по черепам реконструировались облики потерпевших, почти не работала по уголовным делам, пропускная ее способность равнялась чуть более 30 «головам» в год, да и стоимость работы была на порядок выше.
К тому же в экспертных кругах давно ходили небезосновательные утверждения, что после смерти самого Герасимова – отца метода, владевшего им виртуозно, портретное сходство, которого добивались его ученики и последователи, оставляло желать лучшего.
Метод оказался хорош для воссоздания ликов исторических персонажей, которых никто никогда в глаза не видел, но был мало пригоден для реальной уголовной практики. По сути дела, Верховный суд рекомендовал следствию обратиться к самому субъективному способу идентификации.
Что до водолазов, то, конечно, не мешало бы обнаружить на дне водоема металлический швеллер и проволоку. Грузы, прикрепленные к трупам, часто отвязываются в силу различных причин: проржавевшая проволока, неплотность крепления и т. д. Но как осуществить этот поиск практически в середине декабря?
Я глубоко убежден, что если досконально исследовать любой маломальский крупный водоем Калмыкии (как, впрочем, и по всей стране), то всегда есть шанс обнаружить в нем пару притопленных трупов – немых свидетелей и жертв преступлений прошлых лет.
По всеобщему мнению работников следствия, отправление уголовного дела судом на дополнительное расследование – первый шаг к его окончательному развалу. В случае с убийством Груфанова следствие изначально было поставлено в положение догоняющей стороны. Временной фактор, очень важный в подобных делах, был упущен не по вине следствия: напомним, само убийство было совершено 6 января 1993 года, а труп был обнаружен лишь 14 мая 1993 года.
У подельников было достаточно времени, чтобы уничтожить большинство улик: замыть следы крови в комнатах; сжечь одежду убитого; выбросить на свалку орудие убийства – нож, который хоть и был впоследствии обнаружен, но на клинке его, кроме обильных пятен ржавчины, ничего уже не имелось.
Теперь Алексей все брал на себя, утверждая на допросах, что в комнате, кроме него и Груфанова, никого больше не было, а поводом для убийства явился факт кражи Груфановым личных вещей из карманов его одежды. Опровергнуть эти показания было почти невозможно. Сексуальный мотив убийства не докажешь экспертным путем на основательно загнившем трупе, пробывшем в воде полгода.
Свидетель и «бывший» очевидец преступления Соков (Пуня), замордованный со всех сторон, отказался от своих прежних показаний и твердо стоял на своем; на момент происшествия он и Юрий находились на улице, вне помещения. Не пытать же его на дыбе или каленым железом; Уголовно-процессуальный кодекс такую форму добычи показаний пока еще не предусматривает.
Так как действия подсудимых пришлось переквалифицировать на другие статьи УК РФ, то они «ушли» из-под юрисдикции Верховного Суда Республики Калмыкия – Хальмг Тангч.
В июне 1995 года суд Целинного района РК вынес окончательный приговор.
Салынов Алексей был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 103 УК РФ (умышленное убийство), и приговорен к 7 годам 6 месяцам лишения свободы с отбыванием наказания в ИТК строгого режима.
Суд посчитал установленным факт избиения потерпевшего Груфанова Салыновым Юрием, но не добыл доказательств, что тяжкие телесные повреждения (множественные переломы ребер) причинены именно действиями Юрия.
Поэтому Салынов Юрий был осужден по ст. 206 ч. 2 УК РФ (злостное хулиганство) и приговорен к 3 годам лишения свободы с отбыванием наказания в ИТК общего режима.
Вот так завершилось очередное многострадальное дело по факту убийства, дело локальное, без соответствующего резонанса, очередное в бесконечном ряду подобных (бывших и грядущих), но потребовавшее напряженной работы оперативно-следственного аппарата и проведения массы экспертных исследований, часть из которых напрямую была связана с допущенными при первичной экспертизе ошибками, что повлекло значительные материальные и временные затраты.
На этом примере можно всласть поморализировать над природой человека (хотя это не входит в мою задачу), природой далеко не совершенной, хотя сам человек и провозгласил себя самонадеянно «венцом земного творения». С этим утверждением можно поспорить, несмотря на легион пророков, идеалистов и всяческих «устроителей жизни» и «улучшителей» человеческой натуры.
