Текст книги "Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)"

1. Этнический состав населения Армянского нагорья и соседних областей в III–II тысячелетиях до н. э

Прежде чем излагать первые события истории Армянского нагорья, засвидетельствованные письменными источниками, целесообразно разобрать древнейшую известную нам на этой территории этническую ситуацию.

Основные принципы изучения.Устанавливая происхождение народа (этногенез), следует иметь в виду, что этнической преемственности преемственность здесь может быть троякой: физической, языковой и культурной.

Физическая преемственность означает прямое биологическое происхождение от тех или иных предков и выражается в передаче определенных внешних (расовых) признаков, которые обычно позволяют установить различные антропологические составляющие элементы (компоненты) в образовании данного народа; само собой разумеется, что ни один современный народ не может быть антропологически однородным по своему происхождению. С другой стороны, следует помнить, что если антропологический тип или типы, господствующие в данном народе, для исследователя являются важными косвенными показателями того, какие этнические группы участвовали в биологическом смысле в ее образовании в прошлом, то с общественно-исторической точки зрения антропологический тип, проявляющийся почти только во внешнем облике, не играет абсолютно никакой роли. Границы распространения [7] антропологических типов никогда не совпадают с границами народов и ареалами языков.

Языковая преемственность также указывает на историческую связь данного народа с этническими группами, которые были носителями этого же языка (или его предшественника на более ранних этапах истории; но эта связь не является непременно прямой. Распространение языков вширь, на этнически, культурно и антропологически чужеродные группы является в истории самым обычным явлением; более того, можно сказать, что распространение языка на новую территорию лишь очень редко является свидетельством действительно массового распространения там также и его народа-носителя с вытеснениемее прежних жителей. Обычно такое расширение языкового ареала доказывает лишь, что масса местных жителей смешанного этнического состава приняла язык пришлой этнической группы, который по тем или иным историческим причинам играл на определенном этапе социально ведущую роль; а это далеко не всегда означает, что первоначальные носители этого языка обладали и численным превосходством. Столь же часто встречается и обратное соотношение. Таким образом, современный народ может во многих случаях преемственно продолжать культуру преимущественно одних предков, составлявших большинство, а в языковом отношении быть преемником этнической группы, составлявшей в прошлом меньшинство среди его предков; соответственно в антропологическом отношении современные типы, распространенные в данном народе, будут в основном продолжать внешние признаки тех предков, которые составляли большинство, а не тех, которые составляли меньшинство, даже если они передали потомкам свой язык.

Наконец, культурная преемственность является наиболее расплывчатым и неопределенным понятием. Однако в тех случаях, когда тот или иной народ под влиянием определенных исторических факторов меняет свой язык, не только антропологическая преемственность, но и преемственность в материальной и духовной культуре всегда покажет, что перед нами тот же самый народ, что и раньше, хотя язык его изменился. Правда, картина здесь непрерывно меняется благодаря [8] взаимным влияниям и заимствованиям культурных изобретений, и даже модам, шагающим через этнические границы. Но учет фактора культурной преемственности предостережет нас от соблазна начинать общественно-историческую и культурную историю народа заново по той лишь причине, что сменился его язык. Если, например, тот или иной народ уже достиг уровня классовой цивилизации, то следует ожидать, что выработавшиеся у него институты классового общества сохранятся и буду развиваться дальше, несмотря на изменение языка; историю страны можно считать как бы начинающейся заново лишь в том случае, когда можно доказать, что изменение языка в данном случае связано с массовым заселением территории новым и притом стоящим на другом общественно-культурном уровне этносом, вовсе или в значительной мере вытеснившим или истребившим прежнее население.

Применительно к древним периодам истории Армянского нагорья следует помнить, что о духовной культуре местного населения в III–II тыс. до н. э. мы не знаем практически почти ничего, а в I тыс. до н. э. – чрезвычайно мало; археологические же культуры, выделенные преимущественно на основании разнообразных и меняющихся типов керамических и других материальных изделий, определялись в своем сложении множеством конкретных местных факторов, далеко не всегда только этнических, и не могут однозначно отождествляться с этническими группировками.

Эти предварительные замечания были совершенно необходимы для правильного понимания стоящей перед нами проблемы.

Археологические данные о материальной культуре жителей Армянского нагорья и непосредственно примыкающих к нему территорий в III–II тыс. до н. э. были отчасти освещены ранее другими исследователями, отчасти же мы их вкратце коснемся ниже, а здесь этого аспекта этнической проблемы мы будем касаться лишь попутно.

Антропологический состав.Что касается антропологических типов, то в нагорных областях Передней Азии издавна были распространены две малые расы так называемой европеоидной большой расы: 1) средиземноморская, [9] характеризуемая смуглым цветом кожи, темными волнистыми волосами, удлиненным носом, узким лицом и долихоцефальным черепом, и 2) балкано-кавказская раса, характеризуемая темными волосами, выпуклым носом, широким лицом, обильной растительностью на лице и на теле и брахицефальным черепом. С течением времени (особенно с начала II тыс. до н. э.), судя по довольно скудным антропологическим находкам и древним изображениям, балкано-кавказская раса все более начинает преобладать [1]1
  См. A. Gоetze, Kleinasien, 2. Ausg., München, 1957, стр. 8 и сл.


[Закрыть]. На Армянском нагорье, в Северной Месопотамии и отчасти в Малой Азии с I тыс. до н. э., а может быть и раньше, наиболее распространенным являлся ассироидный (арменоидный) вариант этой же расы. К нему, как известно, принадлежит и сейчас большинство армянского народа.

Имеющихся данных явно недостаточно, чтобы судить по антропологическим материалам об истории этнических группировок на изучаемой территории.

Языковая ситуация в III–II тыс. до н. э.Таким образом, нам предстоит сейчас обрисовать, главным образом, языковую ситуацию, существовавшую на Армянском нагорье и соседних территориях в III–II тыс. до н. э.

В горных областях центральной и восточной Малой Азии (включая Черноморское побережье), Армянского нагорья и Иранского Азербайджана в древнейшие времена известны племена и народы, говорившие на языках по по карайней мере трех, а скорее – четырех групп.

Хатты. Каски. Абешлайцы. К первой из них относятся так называемые хатты [2]2
  Они называются также протохеттами, что неточно, так как их язык не является предком хеттского.


[Закрыть](не смешивать с хеттами). Их язык известен нам по записям религиозных обрядовых отрывков в дворцовых архивах Хеттского царства, найденных на городище Богаз-кёй. К сожалению, хеттские писцы, записывавшие эти отрывки (часто с их [10] хеттским переводом), сами этого языка уже не понимали, и их записи, по-видимому, не точны; кроме того, система аккадской клинописи, применявшаяся в ее хеттской разновидности для записи хаттских текстов, была совершенно не приспособлена для передачи хаттского звукового состава; поэтому до сих пор невозможно восстановить фонологию хаттского, а это делает невозможным и достоверное решение вопроса о его принадлежности к какой-либо определенной языковой семье, так как нельзя установить закономерные звуковые соответствия между хаттским и каким-либо другим языком (простое внешнее сходство звучания слов или собственных имен, не подтвержденное выявлением определенных закономерностей, не является научным основанием для установления родства, так как оно может объясняться случайными созвучиями, очень нередкими во всех языках мира). Грамматическая структура хаттского начинает выясняться только в последние годы благодаря трудам Э. Форрера, Э. Лароша, И. М. Дунаевской и А. Камменхубер [3]3
  См. сводку литературы в ст.: И. М. Дунаевская, Принципы структуры хаттского (протохеттского) глагола, «Переднеазиатский сборник», М, 1961, стр. 63-64.


[Закрыть]; она являет черты разительного структурного сходства с северо-западными кавказскими языками (абхазо-адыгскими), что само по себе еще не доказывает родства между ними и хаттским (так как аналогичная грамматическая структура может существовать и в неродственных языках), но делает это родство вероятным [4]4
  См. И. М. Дунаевская, О структурном сходстве хаттского языка с языками северо-западного Кавказа, «Исследования по истории культуры народов Востока. Сб. в честь акад. И. А. Орбели», М.-Л., 1960, стр. 73-77.


[Закрыть]. Со стороны звукового материала грамматических показателей, как кажется, нет ничего, что говорило бы против родства хаттского с абхазо-адыгскими языками, и есть также некоторые, правда, скудные и очень спорные данные о возможной близости его и с языками южнокавказскими (картвельскими, или иберо-грузинскими). Предположительно – но без всякой гарантии в достоверности такого предположения – можно рассматривать хаттский [11] язык либо как очень древнее ответвление от абхазо-адыгской группы, либо как промежуточное звено между этими языками и языками грузинской группы.

Исследования Г. А. Меликишвили [5]5
  Г. А. Меликишвили. Наири-Урарту, Тбилиси, 1954, стр. 73, 410.


[Закрыть]и Г. Г. Гиоргадзе [6]6
  Г. Г. Гиоргадзе, К вопросу о локализации и языковой структуре каскских этнических и географических названий, «Преднеазиатский сборник», М. 1961, стр. 161 и сл. (наиболее полная сводка данных о касках во II тыс. до н.э.). Еще ранее касков связывали с хаттами Э. Форрер и П. Н. Ушаков. Иначе Е. V. Schuler. Die Каškäer, Berlin, 1965, стр. 100 сл.


[Закрыть]делают вероятным близкое родство хаттского с языком касков(или кашка) – группы племен, населявших северо-восточную Анатолию и Южное Причерноморье (Понт) в течение II тыс. до н. э. от р. Галиса (Кызыл-Ирмак) или западнее, до верхнего Евфрата к западу от совр. Ерзнка – Эрзинджана, включая долины рек Ирис (Ешиль-Ирмак) и Лик (Волчья река, Гайл-гет, Келькит). К сожалению, для суждения о языке касков мы имеем только некоторое количество названий местностей, населенных пунктов и имен лиц.

Хатты, по-видимому, заселяли нейтральную Анатолию (Каппадокию) в изгибе р. Галис (совр. Кызыл-Ирмак) в III тыс. до н. э.; к началу II тыс. до н. э. они были уже, в основном, поглощены хеттами, о которых ниже.

Ассирийские источники конца II тыс. до н. э. упоминают в связи с касками также племена абeшлайцеви урумeйцев. Относительно урумейцев речь пойдет ниже; что же касается абешлайцев, то их племенное название, как и название касков, может быть истолковано как принадлежащее к языку абхазо-адыгской группы [7]7
  Др.-армян. Гашк'(Գաշք), др.-груз. кашаг, кашаки, визант.-греч. Касахия, араб. кашак, др.-русск. косог– обозначение адыгейцев-черкесов; греч. Арsilzi, лат. Abisilae, др.-армян. Апшилк'(Ափշիլք), др.-груз. Ап'шил-эти– обозначение древнего племени и области его обитания на территории современной Абхазии, в районе р. Кодор; ср. а-ап'с-уа, а-ап'ш-уа– самоназвание абхазов. См. Г. А. Меликишвили, Наири-Урарту, стр. 70; С. Т. Еремян, Армения по «Ашхарацуйц»у, Ереван. 1963, стр. 42, 101. 129 (на армянском языке).


[Закрыть]. И это еще, конечно, не доказательство принадлежности касков и абешлайцев к абхазо-адыгской языковой группе, так как, во-первых, сходство названий может [12] быть чисто случайным совпадением, а во-вторых, история языков показывает, что одинаковые этнические названия нередко прилагаются соседями и к неродственным по языку племенам, обладающим похожей культурой [8]8
  Так, Г. А. Меликишвили (К истории древней Грузии, Тбилиси, 1959, стр. 169) предполагает, что под общим названием касков хеттские источники могли подразумевать и некоторые грузинские племена. Последние действительно жили в Понте в I тыс. до н.э. Допустимо предположить, что также и ранее здесь существовали, помимо каскского, и другие, неизвестные нам языки, как абхазо-адыгской, так, быть может, и картвельской группы, или же промежуточные. Их носители могли входить в число племён, обозначавшихся хеттами как каскские, или в число неизвестных нам по названию племен, живших к востоку от касков. Все это, однако, совершенно гадательно. Собственно грузинские племена, носители предшественника того языка этой группы, который известен нам ныне на этой территории, а именно занского (мегрело-чанского), проникли сюда, как нам представляется, позже касков. Об этом можно судить по полному несовпадению племенных названий, засвидетельствованных здесь для I тыс. – за возможным исключением одного, см. стр. 122, прим. – с приводимыми в хеттских источниках названиями каскских «стран» (племен).


[Закрыть].

Археология Понта и Колхиды III–II тыс. до н. э. совершенно еще недостаточно изучена, за исключением находок в Очамчири, рисующих культуру III тыс. до н. э., совершенно отличную от господствовавших в соседних областях.

Представляется довольно вероятным, – хотя это и не может считаться доказанным, – что на всем протяжении от центральной и западной части Северного Кавказа и Закавказья, через Восточное Причерноморье, Колхиду и Южное Причерноморье (Поит) до р. Галис (Кызыл-Ирмак) в III и, вероятно, во II тыс. до н. э. были распространены племена, либо непосредственно принадлежавшие к северо-западно-кавказской (абхазо-адыгской) языковой группе, либо говорившие на языках, родственных абхазо-адыгским, а в отдельных районах (Закавказье), вероятно, и на картвельских.

Хурриты и урарты.Ко второй группе древних народов на изучаемой территории относятся прежде всего хурриты. Древнейшим памятником хурритского языка считается клинописная надпись второй половины III тыс. до н. э., принадлежащая Тишари, царю [13] Уркеша (в Северной Месопотамии) [9]9
  A. Parrot et J. Nougayrol. Un document de fondation hurrlte, ”Revue d'assyrlologie”, XLII, 1-2, 1948. О хурритском языке подробно см. Е. A. Spelser, Introduction to Hurrian, New Haven, 1941.


[Закрыть]. Язык этой надписи, впрочем, может равно считаться и старохурритским, и староурартским, так как почти в одинаковой степени близок как к хурритскому II тыс. до н. э., так и к урартскому I тыс. до н. э. По-видимому, наиболее юго-восточным районом расселения хурритов была долина р. Диялы в современном восточном Ираке [10]10
  К тому же времени, что и надпись Тишари, относится надпись Арижена, царя Навара (севернее современного Багдада, в долине р. Диялы). Эта надпись составлена по-аккадски, но хурритское имя царя указывает на продвижение хурритов далеко на юг уже в III тыс. до н.э. Хурритские собственные имена встречаются и в шумерских документах Южного Двуречья конца III тыс., но, по-видимому, речь идет о пленных или чужестранцах, а не о постоянном населении.


[Закрыть]. Другие памятники хурритского языка и упоминания народа хурритов относятся уже ко II тыс. до н. э. и к территории от Угарита на средиземноморском побережье Сирии – на западе до Аррапхи (совр. Керкук в Иранском Курдистане) – на востоке [11]11
  Район расселения хурритов назывался по-шумерски Су-бир, а по-аккадски Субартуили Шубарту; жители этого района обозначались как шубарейцы; в источниках II и начала I тыс. до н.э. это синоним хурритов (термин «хурриты» – самоназвание, и аккадцами обычно он не применялся). Остается неясным, являлся ли термин «шубарейцы» с самого начала просто другим названием хурритов, или же он первоначально относился к дохурритскому населению, либо применялся к жителям данной области безотносительно к их языковой принадлежности. Позже термин «Субарту» применялся к данной территории и тогда, когда она уже не имела хурритского населения, а в VII—VI вв. до н.э. он засвидетельствован как синоним термина «Ассирия».


[Закрыть]. Отдельные группы хурритов, по-видимому, селились и южнее, при этом не только приводимые сюда в качестве рабов (как, например, в Вавилонии): египетские и древнееврейские источники упоминают поселения хурритов даже в Южной Палестине [12]12
  По-египетски они назывались ḫ’r.w (условное чтение хару, действительное, вероятно, хурру), по-древнееврейски – хōрӣ.


[Закрыть]. Однако южной границей массового расселения хурритов во II тыс. до н. э. нужно признать линию, проходящую примерно через район совр. г. Хама в Сирии до района совр. г. Ханекин на границе Ирака и Ирана; но при этом в пределах этой границы [14] не только во всех степных, скотоводческих районах, но и во многих районах земледельческих, с городским населением (в Финикии, Сирии, Ассирии и т. п.) одновременно имелось либо сплошное, либо во всяком случае весьма значительное семитское население. На северо-западе область распространения хурритов ограничивалась хребтом Киликийского Тавра, за которым жили уже хетты, а ранее – по всей вероятности хатты.

Гораздо труднее определить северную и восточную границы расселения хурритов.

Имеющихся письменных источников недостаточно для освещения этнической картины во II тыс. до н. э. к северу от Армянского Тавра. В нашем распоряжении есть, правда, названия местностей и племен на территории к югу от линии, которую можно провести примерно от Ерзнка – Эрзинджана до точки, где в настоящее время сходятся границы Турции, Ирана и Ирака, но их лингвистический анализ не произведен, и к тому же подобные названия местностей (топонимы) и племен (этнонимы) – очень ненадежный критерий определения языковой и этнической принадлежности населения (значение названий неизвестно, а поэтому нет гарантии, что их предлагаемые этимологии из того или иного языка не основаны на внешних созвучиях; к тому же в истории нередки случаи, когда топонимы принадлежат не тому языку, на котором говорят в данной местности в изучаемое время, а какому-либо более раннему) [13]13
  Весьма распространенной ошибкой является также безоговорочное отождествление древних топонимов со сходно звучащими современными или позднейшими топонимами. Такое отождествление вполне возможно при двух условиях: 1) если мы из независимых данных (например, из описания маршрута похода или путешествия) знаем, что данный древний топоним локализуется примерно в районе данного позднейшего топонима; 2) если фонетическое развитие языка или языков, распространенных в данном районе, соответствует именно тому изменению звукового облика древнего топонима, какое засвидетельствовано в данном позднейшем топониме. В противном случае возможны серьезные ошибки. Если, например, значение древнего топонима, – скажем, – «источник», «граница» или «холм», то без соблюдения первого условия бесполезно отождествлять его с более поздним топонимом того же звучания, так как очевидно, что «источников» (например, хеттск. Аринна[с], «границ» (например аккадск. Муцру, Мицру) и «холмов» (например, аккадск. Тӣлу) может быть множество в разных местах данного языкового ареала. Или, если мы встречаем, например, название города Мазака, Мажак, то бесполезно сопоставлять его с древним этнонимом мушки, если мы не можем доказать, что в языке, о котором здесь может идти речь, были звуковые переходы из шв зи жи из уи нольв аи а,то есть без соблюдения второго условия. Следует также проверять, не имеет ли сравниваемый топоним какого-либо нарицательного или собственного значения, которого древний топоним заведомо не мог иметь.
  Другой распространенной ошибкой является выведение топонима (названия местности, населенного пункта) из древних этнонимов (названий племен и народов). Топоним такого рода возможен, как правило, только в районах несплошного этнического ареала. В самом деле, село «Русское» возможно, скажем, в Казахстане, но не в центральной России, где все села русские. Напротив, образование этнонимов от названий населенного пункта (центра данной области или государственного образования) возможно, хотя и встречается не так уж часто.


[Закрыть]. [15]

Некоторые умозаключения о вероятном этническом составе населения Армянского нагорья в III–II тыс. до н. э. можно сделать на основании данных более позднего времени – начала I тыс. до н. э. В этот период хурритский этнос уже не занимал сплошного массива; только остаточные его ареалы сохранялись в горных и некоторых других районах территории, полукругом окаймлявшей Армянское нагорье с запада и юга: и долине верхнего Евфрата [14]14
  Области в долине верхнего Евфрата и у верховьев Тигра в ассирийских источниках начала I тыс. до н.э. обозначаются как «шубарейские», что для этого периода обозначает «хурритские»; источники упоминают здесь и отдельные хурритские имена правителей и названия местностей.


[Закрыть]и, возможно, Чороха [15]15
  Название жившего здесь племени, как в ассирийском варианте ( Дайаэни), так и в урартском ( Диауэхи) и греческом ( Таох-ой), имеет хуррито-урартское окончание ‑ини, ‑хи, причем греческая передача, которая вряд ли могла восходить к урартской традиции, вероятно, воспроизводит самоназвание. Характерно для хурритского языка и чередование начального д||т. Однако хурритские этнонимы могли бытовать в этом районе и после утери хурритского языка местным населением, и не исключено, что племя таохов с течением времени грузинизировалось (точнее, чанизировалось); а впоследствии данная территория была местом интенсивных армяно-чанских контактов.


[Закрыть]; в Сасунских [16] горах [16]16
  Цари расположенной здесь области Шубриа (название которой, вероятно, связано с этнонимом шубарейцев-хурритов) носили хурритские имена в IX—VII вв. до н.э.


[Закрыть], вероятно, в долине р. Кентрит (совр. Бохтан) [17]17
  Данные об именах собственных и расположенной здесь стране Хубушкиа (или Наири в узком смысле слова) очень скудны и противоречивы.


[Закрыть]; и, возможно, в верховьях р. Хабур; Северной Месопотамии [18]18
  Здесь в г. Гузане (совр. Телль-Халаф), еще в VIII—VII вв. до н.э встречаются несемитские, может быть, и хурритские имена.


[Закрыть]и в горах к западу и юго-западу от оз. Урмия (Резайе) [19]19
  Эта область была, по данным греческих авторов населена (по крайней мере частично) кардухами (название, видимо, хурритского происхождения); озеро Урмия носило название не Матианского или Мантианского, что связывается с этнонимом матиенов, а это название, в свою очередь, по-видимому, тождественно названию хурритского государства Митанни. По Геродоту, матиены, которых он называет в числе четырех основных этнических групп Армянского нагорья для времени около 500 г. до н.э. (III, 93-94), жили у верховьев рек Галиса I, 72; V, 49), Аракса (I, 202) и одного из притоков р. Тигра (I, 189; V, 52). Так как остальные три группы отождествляются с урартами (алародии), протоармянами (армении) и протогрузинами (саспиры), то, очевидно, матиены могут быть лишь хурритами.


[Закрыть].

Внутри этого полукруга, к северу от Армянского Тавра, вероятно уже и во II тыс. до н. э. находилась этническая территория урартов– народа, говорившего на близком к хурритскому языке [20]20
  Об этих языках см. Г. А. Меликишвили, Урартские клинообразные надписи, М., 1960; И. М. Дьяконов, Сравнительно-грамматический обзор хурритского и урартского языков, «Переднеазиатский сборник», М., 1961, стр. 369 и сл.; его же, Языки древней Передней Азии, М., 1967.


[Закрыть]и обладавшего культурой, во многом близкой к хурритской. Поэтому можно предположить, что хурриты и урарты представляли собой первоначально один этнос; лингвистические данные заставляют думать, что в начале III тыс. до н. э. предки хурритов и урартов еще говорили на столь близких диалектах, что их можно считать для этого времени хотя и разными племенами или группами племен, но принадлежавшими к этнически однородной массе: к югу от гор Армянского Тавра и в долине верхнего Евфрата племена этого этнического массива вошли в состав хурритов, а жившие далее к северо-востоку, то есть в верховьях р. Большой Заб, у озера Ван и севернее в сторону долины Аракса – в состав урартов. [17]

Еще далее к северу, в центральном и восточном Закавказье, можно предполагать существование третьей группы племен, предположительно родственной как хурритам, так и урартам, которую мы можем условно обозначить как группу этивцев [21]21
  Как указывает Г. А. Меликишвили, Наири-Урарту, Тбилиси, 1954, стр. 108-110, топонимика этого района близка к топонимике центрального Урарту. В то же время для географических названий здесь характерен суффикс ‑ иу,не характерный ни для хурритского, ни для урартского. Урартские источники нередко дают племенам этого района общее название этиуниили этиухи(‑ нии ‑ хиздесь урартские окончания принадлежности, вроде русских ‑ ецили ‑ ский). Очень предположительно Г. А. Меликишвили ставит вопрос о возможности сопоставить упомянутый «этивский» суффикс ‑ ив(точнее ‑ иу,с гласным ‑ у) с грузинским суффиксом множественного числа ‑ эб(Наири-Урарту, стр. 116; к эламскому и, возможно, луллубейскому форманту ‑ пе, ‑беон вряд ли имеет отношение). Сопоставление этивцев с утиями античных и армянских авторов, живших в современном Советском Азербайджане, и с современной этнической группой удин, живущих на границе Азербайджана и Грузин, основано только на некотором сходстве названий и доказательным считаться пока не может.


[Закрыть]. Именно к ней, вероятно, относились племена, оставившие нам замечательные памятники погребений Триалети, Кировакана и Лчашена II тыс. до н. э., указывающие на сильные культурные связи с хурритским миром [22]22
  Б. А. Куфтин, Археологические раскопки в Триалети, I, Тбилиси, 1941, стр. 78 сл.; А. О. Мнацаканян, Раскопки курганов на побережье оз. Севан в 1956 г., «Советская археология», 1957, №2, стр. 146 сл.; ср. Б. Б. Пиотровский, Урартские надписи из раскопок Кармир-блура, в кн.: И. М. Дьяконов, Урартские письма и документы, М.-Л., 1963. стр. 11.


[Закрыть]. Однако сам термин Этиуни появляется только в урартских текстах VIII в. до н. э.

То, что хуррито-урартский этнический массив занимал в III и II тыс. до н. э. всю территорию от холмистых равнин Северной Месопотамии до центрального Закавказья, вероятно еще и потому, что за последнее время выяснилась вероятность тесных языковых связей хуррито-урартской группы с северо-восточно-кавказскими (нахско-дагестанскими) языками, – особенно с их нахской (вейнахской) подгруппой, представители которой обитают ныне в центральных районах Большого [18] Кавказа, преимущественно на его северных склонах (чеченцы, ингуши, на южных склонах – бацбийцы) [23]23
  В самое недавнее время Г. Б. Джаукяном была выдвинута гипотеза о родстве урартского языка с индоевропейским (Г. Б. Джаукян. Урартский и индоевропейский языки. Ереван, 1963). Он не ставит вопроса о принадлежности урартского к самой индоевропейской семье, а лишь о родстве более отдаленного порядка между этим языком и предком индоевропейских языков – индоевропейским языком-основой. Однако вряд ли гипотеза Г. Б. Джаукяна может быть принята, так как урартский материал, которым он оперировал, в значительной мере требует пересмотра в свете новейших грамматико-лексикологических исследований, а на выводах автора лежит печать чрезмерных увлечений и некоторых натяжек; известный процент слов, общих для урартского и индоевропейских, установлен Т. Б. Джаукяном с достаточной степенью вероятия; сюда относятся такие слова, как урартск. ат‑«пожирать, истреблять», бургана«крепость», гунуше«битва» и т.п. Но это, по-видимому, должно быть объяснено доисторическими контактами урартов с индоевропейцами-анатолийцами (юго-восточной подгруппы), а не родством урартского с праиндоевропейским языком; ни в грамматической структуре, ни во внешнем оформлении грамматических показателей урартский не являет сходства с праиндоевропейским. Следует отметить, что небольшой слой лексики, свидетельствующей о доисторических контактах с индоевропейцами, обнаружен и в картвельских языках, см. Г. А. Климов, Этимологический словарь картвельских языков, М., 1964, стр. 28. Средиземноморского происхождения (через посредствующее звено?), возможно, груз. гвино«вино» (ср. др.-арм. гини, хеттск. вийана. Это слово – праиндоевропейская основа его *войно‑прослеживается и средиземноморских индоевропейских языках. – напр. латинск. винум, греч. [в]ойнон, – но также в семитских, – древнейшая форма *вайн).


[Закрыть].

Кутии и др.Языки народов и племен, обитавших к востоку от Армянского нагорья, от района южнее оз. Урмия-Резайе до Большого Кавказа, известны нам лишь по отдельным собственным именам и топонимическим названиям III и II тыс. до н. э. (для крайнего юга этой территории), а также I тыс. до н. э. (для всей территории). Даже по этому скудному материалу видно, что это был иной лингвистический ареал, в основном отличный от хуррито-урартского, хотя здесь могли быть и отдельные группы хурритов; лишь совершенно предположительно можно отнести остальные обитавшие здесь племена (наиболее южные из которых были известны вавилонянам и ассирийцам под названием кутиев) к северо-восточно-кавказской (нахско-дагестанской) языковой группе, к которой, по всей видимости, принадлежали [19] и албаны, населявшие Северный Азербайджан в I тыс. до н. э., и остаток языка которых сохранился у маленькой народности удин, живущей сейчас в двух селах на границе Азербайджана и Грузии [24]24
  См. А. Г. Шанидзе, Язык и письмо кавказских албанцев, «Труды XXV Международного конгресса востоковедов», III, М., 1963, стр. 507-518. Жившие южнее кутиев луллубеи, касситыи эламитыпринадлежали, как кажется, к другой языковой семье.


[Закрыть].

Куро-аракская археологическая культура. Как ясно из вышеизложенного, выводы о вероятном распространении хурритского этноса на север в III–II тыс. до н. э. и о существовании здесь уже и тогда родственных хурритам племен урартов и «этивцев» основаны на косвенных данных. Некоторой помощью могли бы быть археологические источники, если бы можно было с уверенностью привязать ту или иную археологическую культуру к определенному этносу. Однако хурриты, жившие на территории Месопотамии и Сирии в исторический период (II тыс. до н. э.), разделяли общую цивилизацию с окрестным семитским населением, и очень трудно сказать, какая именно археологическая культура должна здесь считаться исконно связанной именно с хурритским этносом. Некоторые особенности одежды (остроконечные шапки, колоколовидные юбочки как основная часть мужской одежды, обувь с загнутыми носками) и изобразительного искусства (фантастические животные, орнамент в виде плетенки) довольно определенно связываются с хурритами, однако и в этих особенностях культурное взаимопроникновение живших здесь народов было велико. Что же касается более ранних периодов, то между исследователями нет полного согласия даже в отношении того, являются ли хурриты II тыс. до н. э. пришельцами в Месопотамию и Сирию с севера или же автохтонами, к которым могут быть возведены еще энеолитические и неолитические культуры этого района, такие, как культура Телль-Халафа или Самарры [25]25
  Ряд исследователей связывает культуру Телль-Халафа с предполагаемым дохурритским населением, к которому, согласно данной точке зрения, первоначально относилось обозначение «шубарейцы».


[Закрыть]. Нам в настоящее время представляется более [20] вероятным, что хурриты были пришельцами, спустившимися в Сирию, Месопотамию и в долины притоков р. Тигра в течение III тыс. до н. э.

Б. Б. Пиотровский, по-видимому, склонен связывать с хурритско-урартским этносом энеолитическую керамику так называемой «куро-араксской культуры» [26]26
  Б. Б. Пиотровский, Урартские надписи из раскопок Кармир-блура, в кн.: И. М. Дьяконов, Урартские письма и документы, М.-Л., 1963, стр. 10.


[Закрыть].

Впервые обнаруженный Е. А. Байбуртяном при раскопках городища Шенгавит около Еревана и выделенный в особую культуру Б. А. Куфтиным «куро-араксский энеолит» (медно-каменная культура) в последние годы привлек к себе большое внимание как в СССР, так и за рубежом [27]27
  Обзор проблемы и постановку вопроса см.: Р. М. Мунчаев, Древнейшая культура Северо-восточного Кавказа, МИД СССР, № 100, М., 1961; В. Piotrovsky, The Aeneolithic Culture of Transcaucasia In the Third Millennium В. С., «VI International Congress of Prehistoric and Protohistoric Sciences, Reports and Communications by Archaeologists of the USSR», Moscow, 1962; К. X. Кушнарева и Т. H. Чубинишвили, Историческое значение южного Кавказа в III тысячелетии до н.э., «Советская археология», 1963, № 3, стр. 10-24; Е. И. Крупнов, Древнейшая культура Кавказа и кавказская этническая общность, «Советская археология», 1964, № 1, стр. 26-43; А. А. Мартиросян, Армения в эпоху бронзы и раннего железа, Ереван, 1965. Возможно, что в настоящее время следует делить куро-араксский культурный ареал на несколько более или менее самостоятельных подареалов; это в особенности касается более северных районов.


[Закрыть]. Ареал его распространения выявляется в настоящее время очень отчетливо: на северо-востоке он уходит за Большой Кавказ, в Чечню и северный Дагестан (правда, по-видимому, «куро-араксские» памятники здесь болee поздние, чем некоторые из найденных в Закавказье); восточная граница ареала пока намечается по линии от центрального Дагестана (Каякент) через Нахичеванскую АССР (Кюль-тепе) до западного побережья озера Урмия-Резайе (Гёй-тепе); далее ареал «куро-араксского энеолита» охватывает все центральное Закавказье, а также районы Ванского озера и верховьев р. Тигра (по данным Г. Бэрни), и самый западный район этой культуры, по-видимому, образует [21] городище Арци – Караз около Карина – Эрзурума на верхнем Евфрате и еще несколько городищ в верховьях р. Галис (Кызыл-Ирмак). Культура «куро-араксского энеолита» не проникает, по-видимому, в Понт и Колхиду, но ее ареал включает юго-западную [28]28
  Поселение Амиранис-гóра.


[Закрыть]и восточную Грузию (Внутренняя Картли) и Юго-Осетию, а может быть и Северную Осетию. В Малой Азии к западу от Евфрата и верховьев Галиса встречаются только отдельные предметы данной культуры.

Но самое интересное, что та же культура, называемая здесь Хирбет-Керакской, внезапно появляется в середине III тыс. до н. э. в Сирии (Амук, слои Н и I, Хама) и Палестине (Бет-Шеан, Хирбет-Керак и др.). В Закавказье памятники куро-араксской культуры, по наиболее достоверным определениям, в том числе с помощью радиокарбонного анализа, датируются XXIX–XXI вв. до н. э. и, следовательно, центром ее распространения нужно, видимо, считать именно Закавказье [29]29
  Высказывалось мнение, связывающее чернолощеную керамику куро-араксской и хирбет-керакской культур не с хурритами, а с хаттами; однако у нас нет достаточных данных о том, чтобы хатты когда-либо жили так далеко на юге, как Сирия и Палестина; напротив, о хурритах это достоверно известно. Правда, древнееврейские источники более позднего времени (I тыс. до н.э.) говорят о каких-то «хеттах», как об одном из элементов древнего доеврейского населения Палестины, но, при многозначности этого термина, этих «хеттов» невозможно отождествить с той или иной малоазийской этнической группировкой. Ср. О. R. Gurney, The Hittites. 2nd ed., Penguin Books, 1954, стр. 59 и сл. Самый термин «хатты» первоначально обозначал, собственно, лишь «жителей г. Хатти»; сомнительно, чтобы этнос, условно называемый нами «хаттским», носил повсюду одно и то же обозначение. Не оправдывается и попытка Б. Брентьеса (В. Brentjеs, Trialeti, Satschchere und Khirbet-Kerak, «Труды XXV Международного конгресса востоковедов», I, М, 1963, стр. 61 и сл.) выделить в особую, якобы связанную с хаттами группу черно-красную лощеную керамику, так как цвет черепка зависит в данном случае лишь от характера обжига.


[Закрыть].

Как видим, ареал куро-араксской культуры близко соответствует ареалу хуррито-урартской языковой группы, как он выявляется по историко-лингвистическим данным. В то же время было бы упрощением попросту отождествлять эти два ареала. Хурритские поселения Северной Месопотамии и области за Тигром пока не дали памятников куро-араксской [22] культуры, а с другой стороны, у нас нет оснований относить непосредственнок носителям хуррито-урартских языков, например, предков чеченцев и северных дагестанцев (несмотря на вероятное родство их языков с хуррито-урартским), хотя их территория входила в «куро-аракский» ареал (в широком смысле этого понятия).

Протогрузинские племена и вопрос о кавказском языковом единстве. Еще одна известная нам важная лингвистическая группа, в отношении которой для III–II тыс. до н. э. совершенно отсутствуют, насколько мы можем судить, какие-либо письменные свидетельства, несомненно должна была уже существовать в это время на изучаемой территории. Это – южно-кавказские (иначе – картвельские, иберо-грузинские) языки; носители их, как уже указывалось, возможно, имели известные языковые связи с хаттами и тяготевшими к ним племенами, жившими к востоку от хаттов. По лингвистическим данным, существование картвельского языка-основы следует отнести к III тыс. до н. э.; при этом он, по тем же данным, занимал компактную и, по-видимому, гористую территорию [30]30
  О вероятной автохтонности картвельских языков см. Г. А. Меликишвили, К истории древней Грузии, Тбилиси, 1959, стр. 13; Г. А. Климов, Этимологический словарь картвельских языков. М., 1962, стр. 37.


[Закрыть].

Вопрос о характере и степени, и даже о самом наличии родства между тремя группами кавказских яыков (абхазо-адыгской, картвельской и нахско-дагестанской) еще является нерешенным, и исследователи расходятся во мнениях – следует ли эти три группы считать отдельными семьями, или же ветвями одной семьи. Из древневосточных языков, как мы видели, хаттский, возможно, сближается с абхазо-адыгской группой, а хуррито-урартский – с нахско-дагестанской. С картвельской группой у обоих этих языков мало общего, кроме некоторых чисто структурных особенностей, а если общее и можно нащупать, то скорее у хаттского. Поэтому, если все три ветви (очевидно, включая и упомянутые древневосточные языки) восходят к общему предку, то существование такого общекавказского языка-основы следует отнести к очень глубокой древности: [23] в III тыс. до н. э. и хуррито-урартский, и хаттский, и картвельский язык-основа [31]31
  По глоттохронологическим данным распад общекартвельского языка-основы предположительно датируется XIX в. до н.э. (начало обособления сванского), что указывает на большую компактность расселения протогрузинских племен в III – начале II тыс. до н.э. Обособление западногрузинских (занских, или мегрело-чанских) диалектов от восточного (собственно картвельского, или грузинского) по тем же данным датируется VIII в. до н.э., что, вероятно, связано с продвижением западных протогрузинских племен в Колхиду и Понт, ранее занятых племенами абхазо-адыгской – хаттской (или промежуточной) языковой, группы; это продвижение и по другим соображениям следует датировать началом I тыс. до н.э. См. Г. А. Климов, О глоттохронологическом методе датировки распада праязыка, «Вопросы языкознания», 1959, № 2, стр. 120; Г. А. Меликишвили, К истории древней Грузии, стр. 100.


[Закрыть], и нахско-дагестанский язык-основа [32]32
  Е. А. Бокарев, Введение в сравнительно-историческое изучение дагестанских языков, Махачкала, 1961, стр. 18.


[Закрыть]не только были вполне обособленными языками, но имели уже между собой довольно мало сходства. Поэтому предположение Е. И. Крупнова о том, что культура «куро-араксского энеолита» может быть отождествлена с культурой общекавказского пранарода, представляется нам упрощенным. Однако несомненно, что – по крайней мере в северных частях ареала – «куро-араксская» культура выходила за пределы территории только хуррито-урартских по языку племен, а включала также и области носителей других кавказских языков, – во всяком случае некоторых. Если все три группы кавказских языков действительно восходят к одному языку-основе, то нужно считаться с возможностью существования в древности и языков, принадлежавших не только к грузинской, абхазо-адыгской (и хаттской?), а также нахско-дагестанской (и хуррито-урартской?) ветвям, но и к каким-то языковым группам, имевшим характер промежуточных между ними звеньев. Можно предположить, что благодаря посредству таких племен, говоривших на подобных промежуточных языках, культура «куро-араксского энеолита» нашла распространение и среди протогрузинских по языку племен. Однако вопрос о том, какие именно археологические культуры (или их подразделения) связаны непосредственно с племенами – носителями протогрузинского языка, остается неясным. [24]

Неясной остается также этническая принадлежность майкопской культуры Северного Кавказа.

Индоевропейцы.Но наряду с упомянутыми этническими массивами, – условно говоря, хаттским (он же, возможно, северо-западно-кавказский?), южнокавказским (картвельским), хуррито-урартским и, возможно, кутийско – северо-восточно-кавказским, – которые, обосновались на изучаемой территории во всяком случае не позже III тыс. до н. э., если не были здесь автохтонами, в древней Передней Азии имелись еще и носители языков другой семьи, продвинувшиеся сюда тоже в очень древние времена, но все же несколько позже остальных. Речь идет о индоевропейской семье языков, представленной в древней Передней Азии языками трех ветвей – анатолийской, индоиранской и фрако-фригийской. О последней речь пойдет специально в главах II и III, здесь же мы коснемся первых двух.

Древние анатолийцы (хетты и лувийцы). Ранее остальных на Ближнем Востоке, появились носители языков анатолийской ветви [33]33
  Об анатолийских языках см. В. В. Иванов, Хеттский язык, М., 1963, стр. 8 и сл.


[Закрыть]. Нет сомнения в том, что древние анатолийские языки Малой Азии представляют собой историко-лингвистически более поздний слой, чем, например, хаттский. Сомнение вызывают лишь время их появления и путь проникновения в Малую Азию. В настоящее время бесспорно лишь, что в самом начале II тыс. до н. э. анатолийские языки уже были распространены во всяком случае в восточной части полуострова. Из общих соображений об истории индоевропейской семьи языков следует, что они вряд ли могли появиться здесь ранее второй половины III тыс. до н. э. [34]34
  А. Кammеnhubеr, Zuг Stellung des Hethltisch-Luvischen innerhalb der indogermanischen Gemeinspraclie, «Zeltschrift für vergl. Sprachforscliung begr. von A. Kuhn», NF, 77, 1/2,1961, стр. 33.


[Закрыть]В отношении же пути их проникновения существуют две гипотезы: согласно одной, анатолийские языки были занесены в Малую Азию с Балканского полуострова, согласно другой – из Северного Причерноморья через Кавказ. Доводы в пользу восточного пути прихода древних анатолийцев довольно [25] шатки [35]35
  Т. В. Гамкрелидзе, «Хеттские языки» и вопрос о переселении в Малую Азию индоевропейских племен, «Труды Института языкознания АН Груз. ССР», Серия восточных языков, VI, Тбилиси, 1957, стр. 35-54; Е. Sоmmer, Hethiter und Hethitisch, Stuttgart. 1947. Очень шаткими представляются доводы, исходящие из заимствования хеттами вавилонской разновидности клинописи, различных особенностей администрации и культуры вавилонского происхождения, например вавилонской системы учений о гаданиях, и т.п. Очевидно, что все это не могло быть заимствовано движущимися племенными массами, но лишь тогда, когда мигрировавшие племена окончательно перешли к оседлости и поднялись в своем развитии до уровня государственности. Можно привести и некоторые соображения географического порядка: для продвижения племенных масс через Кавказ мыслимы три пути – 1) по Черноморскому побережью, 2) через перевалы Большого Кавказа, прежде всего – Дарьял, 3) через Дагестан, вдоль Каспийского моря. Очевидно, что движущиеся через Кавказ племена не могли быть земледельческими, так как для них массовые переселения на дальние расстояния через области, недоступные для земледелия, не характерны. Вряд ли индоевропейские племена Северного Причерноморья конца III тыс. до н.э. могли быть и всего лишь охотниками и собирателями – по лингвистическим данным этот этап был для них пройденным еще в эпоху праиндоевропейской языковой общности. Следовательно, передвигающиеся племена должны были быть скотоводами. Но в таком случае путь по Черноморскому побережью исключается: в те времена, и даже много позже, все склоны гор до самой береговой полосы, – узкой, каменистой и трудной для хождения, – были покрыты густым субтропическим лесом. Трудно представить себе проход больших скотоводческих масс и через Дарьял: верховая езда еще не применялась, и там, где впоследствии могли проскакивать быстрые конные отряды кочующих всадников, вряд ли могли беспрепятственно двигаться многочисленные примитивные повозки, коровы и овцы и обозы с женщинами и детьми; к тому же перевалы здесь легко могли быть оборонены горцами. Иное дело прикаспийский путь, с широкой холмисто-степной прибрежной полосой. Однако скотоводы, шедшие этим путем, вряд ли могли попасть в Малую Азию: для них естественно было бы задержаться в Азербайджане или Иране. Между тем следов пребывания носителей анатолийских языков восточнее Армянского нагорья нет. В пользу восточного происхождения анатолийцев приводится еще хеттский рируальный текст, согласно которому солнечный бог выходит из моря; отсюда заключают, что хетты когда-то жили на западном побережье Каспийского моря. Но это с тем же успехом могло бы быть и западное побережье Черного моря.


[Закрыть]. Археологически пока трудно указать на какую-нибудь культуру, которую можно было бы связать с древними анатолийцами в предположении, что они пришли в Малую Азию с северо-востока. В малоазийских археологических культурах последней четверти III тыс. до н. э. действительно наступили существенные изменения (возникновение важного культурного центра у Дарданелльского пролива – Трои VI – на развалинах менее важных поселений, которые восходили к периоду расцвета Трои II еще в начале III тыс. до н. э., и имели связи, с одной стороны, с областью чернолощеной керамики на востоке, а с другой – с эгейским миром и Балканами; гибель поселений на городищах Аладжа-хююк III и Алишар I в центре [26] Малой Азии и возникновение здесь культуры «каппадокийской» керамики) [36]36
  A. Goetze. Kleinasien, 2 Ausg., München. 1957, стр. 34 и сл., 41 и сл. Однако Т. В. Гамкрелидзе, ук. соч., стр. 49-54, склонен датировать появление носителей анатолийских языков в Малой Азии несколько более ранним временем.


[Закрыть]. Эти изменения говорят о появлении новых этнических элементов, которые можно отождествить с древними анатолийцами, – но скорее об их появлении с запада, чем с востока [37]37
  В пользу западного пути проникновения анатолийских языков в Малую Азию говорит и тот факт, что к этой группе языков принадлежал, как показал В. В. Шеворошкин, и карийский язык (Карийский вопрос, «Вопросы языкознания», 1962, № 5, стр. 97 сл.; О хетто-лувийском характере карийского языка, там же, № 3, стр. 83, сл.), между тем, традиция древности считала каров пришельцами с островов Эгейского моря; по некоторым данным, к той же группе языков принадлежал и загадочный язык нерасшифрованного минойского письма типа «линейный А» на о. Крит.


[Закрыть]. Тем не менее, вопрос о западном или восточном пути проникновения древних анатолийцев в Малую Азию должен пока считаться нерешенным. Во всяком случае, во II тыс. до н. э. они населяли большую часть полуострова Малая Азия, разделяясь в лингвистическом отношении на две подгруппы – северо-западную и юго-восточную.

Южная [38]38
  Точная локализация лувийских племен зависит от отождествления важнейшей из лувийских областей – Арцавы, сильного царства или объединения царств, нередко боровшегося с Хеттской державой (по Э. Форреру – юг и юго-восток полуострова, по А. Гётце – юго-западно-центральная его часть, по О. Р. Гэрни и Дж. Гарстангу – западная; последнему отождествлению, вообще говоря убедительному, противоречит факт принадлежности лидийского языка, распространенного здесь в I тыс., по-видимому, не к юго-восточной, а к северо-западной группе анатолийских. Лувийские собственные имена во II тыс. прослеживаются на восток до долины верхнего Евфрата.


[Закрыть]часть полуострова и горы Тавра были заняты племенами лувийцев, диалекты которых относятся к [27] юго-восточной подгруппе анатолийских языков. К той же подгруппе относился и язык палайцев, предположительно обитавших в верховьях р. Галис (Кызыл-Ирмак) [39]39
  Локализация страны Пала на крайнем севере Малой Азии, в Пафлагонии (А. Гётце), представляется менее вероятной. Однако, поскольку палайские культы были связаны с добычей серебра, возможно, что территория палайцев доходила до верховьев рек Лика и Чороха, где имелась серебряная руда.


[Закрыть].

К северо-западной подгруппе относятся прежде всего собственно хетты. Термин этот возник в науке в период, когда этническая обстановка в Малой Азии II тыс. до н. э. была еще недостаточно известна. В настоящее время выяснено, что царство, в котором господствовали хетты, называлось по его столице Хатти или, по-хеттски, городу Хаттусас) тоже Хатти (в научной литературе – «Хеттское царство»); однако язык народа так не назывался (по-видимому, он назывался «несийским»); «хеттским» же, или «хаттским» языком назывался неиндоевропейскийязык коренного населения города Хатти. Но термины «хетты» и «хеттский язык» сейчас уже слишком прочно вошли в научный обиход в применении к «несийцам» и «несийскому языку», чтобы их можно было отбросить. Поэтому, для различения коренных жителей Хатти, говоривших на языке, близком к кавказским, от господствовавшей народности Хеттского царства, говорившей на северозападном анатолийском индоевропейском языке, мы называем первых «хаттами», а вторых «хеттами». (Применение к «хаттам» также термина «протохетты» не означает, что они рассматриваются как предшественники хеттов в языковом отношении, хотя, говоря о «протоармянских» или «протогрузинских» племенах, мы имеем в виду носителей языка, из которого развился современный армянский или грузинский. Однако, во избежание недоразумений, лучше придерживаться термина «хатты»).