Текст книги "Рассказы серого ворона"

Автор книги: Игорь Мелик-Фарамазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Осмотр собачки занял не более двух минут. Это была сука – абориген месяцев около девяти. Я давно хотел именно такую собаку. Даже масть моя любимая – палево – белая. Щенок был туркменского типа, короткошерстный, грубого сложения, с замечательными крупными белоснежными зубами и идеальным прикусом, объёмной мордой и великолепной головой, в дальнейшем обещающей быть ещё интереснее. При её худобе бросалась в глаза хорошо развитая грубая рельефная мускулатура. Некоторые детали продавец объяснить не мог. Почему у неё такой странный настороженный взгляд красивых карих глаз, ведь робости и неуверенности я в этой собаке не вижу? Почему она такая худая? Какой аппетит? Откуда у щенка девяти месяцев столько рубцов и шрамов на голове, плечах и предплечьях? Большинство шрамов старые, наверное, она дралась с собаками, но вот два шрама совсем недавнего происхождения, они не похожи на следы от собачьих клыков.

Да чтобы я не купил такого щенка? Фортуна вскружила мне голову.

– Да! Совсем забыл, а как её зовут?

– Офат. Её зовут Офат.

– Офат? Беда? Что это за кличка? Странно. Для наших мест это очень странная кличка. Офат – в переводе беда.

Повезло мне. За такого щенка не жаль было и больше заплатить. Порадовавшись, что в родном Самарканде не перевелись порядочные и далёкие от стяжательства люди, я расплатился, опасаясь, что продавец передумает. Хозяин собаки не передумал, и поспешно ушёл с полученными деньгами. Получив их, преподаватель сразу же перестал насильственно улыбаться, а глаза его утратили вороватое выражение, даже говорить продавец стал без заискивающих интонаций.

– Имя Офат ей очень подходит. Вот увидите. Это её бухарский хозяин так назвал.

К моему удивлению, щенок отлично двигался рядом, у левой ноги, и слушался поводка. Поживёт пока здесь, у меня в общем дворе, а там видно будет. Соседи мои никогда не были против того, что я содержал собак на общей территории. Буду её выгуливать два-три раза в день, а соседский парнишка мне в этом поможет. Днем алабайка будет сидеть на цепочке, а ночью пусть бегает по двору, но первую неделю щенок и ночью будет на привязи – собака должна привыкнуть к новому месту.

Странная собачка. Выполняет всё, что ни потребуешь, ничему не противится, поведение уверенное в себе, и в то же время такой странный настороженный взгляд. Ничего, пройдёт.

Пока обед для неё сварится, да пока остынет, пройдёт много времени. Бросив щенку четвертушку буханки хлеба, я поразился поведению собаки. Сверкнули белоснежные зубы, и кусок исчез в воздухе. Офат не сделала ни одного лишнего движения, в секунду проглотила хлеб, не подавилась, не делала усилий, просто враз сожрала четверть буханки.

Интересно, какие у неё реакции. Сейчас узнаем. Получив с руки тридцатисантиметровую говяжью трахею, собака мгновенно проглотила хрящ. Этого я не предвидел, и немедленно отошёл подальше. Убедившись, что я далеко и не смогу забрать еду, задыхающаяся Офат отрыгнула хрящ, в несколько секунд разгрызла и проглотила трахею большими кусками.

Теперь понятно. Голод. Щенок недоедал, память голода у собак очень длительная, нужно время, чтобы Офат стала нормально воспринимать пищу. Чёртов преподаватель, ничего об этом не говорил. В таком состоянии собака может разово съесть очень много корма и погибнуть. Вечерняя кормёжка рисовой кашей с мясом произвела на меня тягостное впечатление, к тому же я стал подозревать, что шрамы на голове, плечах и предплечьях собаки не от собачьих клыков, а от побоев.

На следующую ночь случилось что-то необъяснимое. Ближе к утру, какие-то пружины сознания резко подняли и посадили меня в кровати. Древний инстинкт самосохранения разбудил в долю секунды, ясность ума наступила мгновенно, благодаря дикому и злобному воплю. Что это? Окна в доме открыты, звук шёл со двора. Почему молчит собака? Она жива? Звук повторился. Это был не рёв, не вой, а нечто другое, никогда я не слышал звериного крика более дикого и злобного.

Офат на цепи, даже убежать не сможет, проклятая тварь сожрёт собачку. Схватив на кухне топор и прихватив фонарь, я тихо вышел во двор, нужно было быть готовым к чему угодно. Ночь лунная, фонарь отличный, можно было разглядеть все стороны двора, тёмные углы, чердачные проёмы, испуганные лица соседей за оконными решётками, наблюдающего за мной щенка… И ничего больше, никого, кто мог бы кричать так жутко.

Офат, дура, пялится на меня и даже не пытается помочь.

Я отстегнул карабин, спустил «азиатку» с цепи. Собака настороженно наблюдала за моими действиями. Топор в моих руках придал её взгляду еще более напряженное выражение.

– Ищи! Ну!.. Где он?!

Тьфу, дура… Был бы хороший кобель…

Соседка из-за оконной решётки посоветовала запереть щенка на ночь в сарае: жалко, убьёт её чудовище. Другие соседи возражали из темноты: пусть собака бегает по двору, так будет всё-таки спокойнее.

Утром жильцы соседних дворов, и даже люди, живущие через дорогу, недовольно интересовались, какое ещё животное я привёл на общую территорию?

– То филин его летает, по ночам наших котов жрёт, то здоровые, как ишаки, собаки ходют, скоро и нас сожрут!

За меня вступились жители нашего двора, заявили, что зверь ушёл по деревьям и крышам, никого я не приводил, а собаки во дворе в такой ситуации просто незаменимы.

…Глубокой ночью резкий душераздирающий вопль перепугал людей дикостью и злобностью звучания.

Быстро, в одних трусах, и не включая фонарь, я тихо вышел во двор. Территория небольшая, пройдя ближе к кладовым, я затаился за водосточной трубой. Двор открыт, всё видно, правая рука твёрдо сжимает топор, в темноте угадывался светлый силуэт щенка. Бедная собачка…

Жуткий звериный крик раздался впереди, передо мной. Я ожидал его, и всё равно от неожиданности вздрогнул. Широкий луч осветил Офат, в свете фонаря глаза собаки горели дьявольским зелёным огнём, дикий злобный крик шёл из оскалившейся пасти, усаженной белоснежными крупными зубами.

– Офат?! Заткнись, ведьма чертова!

С досады я готов был пнуть собаку. Поздно. Невольно я сам показал соседям источник сатанинских криков.

Но как может девятимесячный щенок, да ещё сука, издавать такие дьявольские дикие вопли?

Наверное, мне что – то сможет объяснить Розык – бобо, старый таджик всю жизнь занимался боевыми «азиатами». Был он крепким стариком неопределённого возраста, то ли за последние двадцать лет он не изменился, то ли я сам стал ближе к старости, и мне казалось, человек этот всегда был старым.

Осматривая щенка, Розык – бобо не скрывал восхищения:

– Е – ха – а!… такой кучук гиде взяль? Бухара? Ну конечно, Бухара! Хороши кучук. Я думиль, их уже нет. Ти даёшь мне его ребёник? Спасибо! Это йул – той, ну… рибёник лошада на дорога…

– Дорожный жеребёнок, что – ли?

– Да! Они кравани охраняли, бежили перёд и крчали, как шайтани. Все их боялса, а они ничего не бояса. Чистие волкодави на люди не нападаит, а йул – той нападаит и на звер, и на люди, ничего не боиса. Знаишь, как деруса? Хорошо деруса, до конца, без остановка. Тогда чалавек знал, если на дорога крчит йул – той, значит идёт краван, нужно уйти с дорога, а то нехорошо будет. Последний раз я видиль йул – той лет двацить назад, тогда ещё удивилься, что такой собак ещё биль… Видищь, как били? Шрами на голова? Это за то, что воила, как шайтан. Наши мусульмани не любит, когда собаки воит и крчит. Видишь, как смотрит. Думиит, бить будут, а не прячеса, не уходит. Хороши кучук, ничего не боиса.

– Розык – бобо, ну если молодая сука так кричит, то, как ревели взрослые кобели?

– Э – э – э, как… дажи бандити не нападаит на кравон, если его охраняил йул – тои. Кучук переди и на сторона бежил, неожидани нападаит нельзя, собаки раньше нападаит. Но тепер их нет… А тогда они дорого стоил. Наши люди не любит, если собака крчит. Где будет жить собака, котори крчит хужи звер? Как зовут? Офат? Да-а… беда… Сам для себя беда… Как били, и вси равно крчит. Она не знает, что воить нильзя, поэтому так смотрит. Вирастет, потом сильни крчать будет, чем сичас. Где ты его держищь будищь потом?

Откуда я знаю, где я её держать буду? Не знаю.

Люди давно решили, что этим собакам нет места на земле. Никого не интересует, что это последний осколок ушедшей эпохи, возможно, это последняя живая частица истории.

Офат не понимала, что весь её род люди приговорили исчезнуть, сидела и смотрела на нас умным настороженным взглядом. Побои не сломили её непреодолимого желания работать, защищать, рисковать собой и служить человеку.

Найда.

Дурацкое имя, не люблю клички Найда, Дина, Герда, Инга. Счастья они не приносят, я суеверный.

Никакие собаки мне не нужны, содержать «азиатку» мне негде, нет, никакую не хочу, но… в последний раз… Нет, ну зачем мне собака с неизвестным происхождением?… Я даже родителей её не могу увидеть, но… щенок такой хорошенький… в последний раз… куплю, и всё, больше не буду.

Этого щенка – полуторамесячную суку, я приобрёл на ташкентском рынке, привез домой в Самарканд и стал подыскивать ей хозяина. «Азиатка» была замечательной, белой масти, с чёрной мочкой носа и темно – карими миндалевидными глазами. С поиском нового владельца я не спешил, щенок поживёт пока у меня и окрепнет, так будет надёжнее. За месяц пребывания в моём дворе, собака пропадала дважды, и дважды я её находил. Нашёлся для щенка подходящий хозяин.

Дядя Лёша служил в воинской части, был прапорщиком предпенсионного возраста. С первого взгляда человек этот напоминал большую тяжёлую корягу, был грузным и массивным, с лицом изрытым оспой и большими тяжёлыми кистями рук, и почему – то даже в тёплую погоду, дядя Лёша носил яловые сапоги. Щенку прапорщик обрадовался, бережно схватил его большими красными квадратными ладонями и прижал к груди. Всё складывалось удачно. Новый хозяин заведовал, в том числе, продовольственным складом и кухней – столовой, здесь щенок всегда будет сыт, жить собачка будет в складе, а выгулом для неё будет вся территория воинской части.

Часть располагалась в пригороде Самарканда, на каменистых холмах Чупон – ота, весной не густо одевающихся в невысокую траву, а позже, на азиатской жаре, имеющих вид скудной каменистой пустыни с кое– где ещё сохранившейся высохшей желтой растительностью. Скромный пейзаж и скудная флора не огорчали неунывающих сусликов – свистунов, из зверушек только они и жили на этих холмах.

В течение месяца малышку украли дважды, и дважды прапорщик на удивление быстро находил и возвращал её.

– Вот. Имя ей подходит. Я её Найдой назвал. Она пропадала, а я её находил.

– Дядь Лёш, лучше бы Вы её Муму назвали. Вместе Вы так и смотритесь. Зачем Найда?

Переубедить дядю Лёшу было трудно, но, в конце концов, он теперь хозяин собаки, а от такой клички я не ожидал ничего хорошего.

Эта невероятная по своей дикости история произошла в начале девяностых. Позже эти годы назовут лихими, я их называл подлыми, произойти это могло только в то время, тогда многие граждане восприняли этот период так, что старая власть исчезла вместе с СССР, а новая ещё не появилась и неизвестно когда появится.

Дяде Лёше я не докучал, заезжал в три – четыре месяца раз посмотреть на собачку и дать рекомендации. Какие рекомендации? Зачем? Она ни разу не болела, выглядела отлично, вела себя так, как нужно. По территории части «азиатка» всегда и везде сопровождала своего хозяина. В складе, возле рабочего стола дяди Лёши, было её место, тут лежала подстилка из старого солдатского одеяла, но во все другие помещения собака не входила, терпеливо ждала друга у входа. В отсутствии хозяина любимица прапорщика выполняла собачью работу: охраняла территорию в дальних сторонах воинской части – контролировала заборы из колючей проволоки. Дядя Лёша был доволен:

– Как она подросла, так местные пацаны перестали под “колючку” лазить. Надёжнее любого часового!

Мне интереснее всего было наблюдать поведение уверенной в себе суки среднеазиатской овчарки в таком сложном социуме. Каждое утро Найда приходила на КПП встречать хозяина. Ничего удивительного не было в том, что она знала и понимала, что самый главный здесь – командир. От командира она старалась держаться подальше, к нему у собаки было какое – то вежливо – почтительное отношение. Найда выделяла офицеров, с ними она вела себя благосклонно – нейтрально, а вот к солдатам отношение было несколько свойским или пренебрежительно-нейтральным, для неё это были особи невысокого социального статуса. Собака знала точно: людям не в форме на этой территории быть нельзя, если они изредка и заходили на территорию, то всегда в сопровождении военных. Но было приятное исключение: в штабе работали три женщины. Они не носили формы, от них не пахло, как от военных, они никогда не говорили так громко, как офицеры, но у них был высокий статус, даже командира женщины не опасались и не избегали встреч с ним, командир говорил с ними другими интонациями в голосе, не как с солдатами.

Эти женщины частенько приносили вкусную еду, лакомства и косточки. Кроме неё, здесь жили еще четыре собаки, их эти добрые женщины тоже угощали, но почему-то в их присутствии Найда сама становилась добрее и не могла отогнать этих собак, ведь она была их вожаком. В стаю входили три мелкие суки-дворняжки и чёрный высоконогий кобель – ублюдок, весом в тридцать – тридцать пять килограммов. Я возненавидел Чёрного с первого дня появления здесь Найды. В будущем я намеревался вязать её с породистым «азиатом», а этот кобелёк будет мешать, но дядя Лёша заверил, что в нужный период изолирует пса. Мои опасения подтвердились самым неприятным образом: чёрный негодяй покрыл полуторагодовалую «азиатку». Через год она опять принесла щенков от трусливого чёрного ублюдка. Дядя Лёша, похожий на старинный дубовый шифоньер, разводил руками, объяснял про стечения обстоятельств, сокрушался, заверял, что Чёрный “больше не будет”, но избавиться от никчемного кобеля не хотел:

– Жалко собаку, никому он не нужен, а здесь он всегда будет сыт.

К трём годам Найда сформировалась в отличную мощную суку. Она не была жадной до еды и всегда была в хорошей форме: работы много, территория части большая, приходилось много двигаться, контролируя КПП, заборы из колючей проволоки и прочие подозрительные места.

Однажды осенним утром она, как обычно, встретила на КПП хозяина, поприветствовала командира, вильнув ему два-три раза куцым хвостом, и увидела двух офицеров, короткого толстого и худого длинного, раньше их тут не было. Показывая на неё, Толстый что-то высказывал сердитым голосом, а Длинный ему поддакивал. Они боялись большой собаки. Хозяин что-то говорил им примирительным тоном, а оказавшаяся тут женщина из штабной бухгалтерии недовольной интонацией что-то отвечала новым офицерам. Интуитивно Найда поняла, что речь идёт о ней, но это были офицеры, а не гражданские, и на них была форма. Она как-то растерялась, и пару раз виновато вильнула Толстому обрубком хвоста. Хозяин поощрительно похлопал её по плечу, а Толстый и Длинный прошли через КПП, стараясь держаться от неё подальше.

Эти двое были какие-то другие, знакомые офицеры так себя не вели. Толстый при встрече с собакой выкрикивал что-то угрожающее, и прогонял её, топая ногой. Смущаясь, Найда уходила в сторону и, понимая, что человек этот не любит её, старалась обходить его стороной.

Прошли две-три недели. Толстый убедился, что облаивая гражданских людей, белая собака пугает, но не кусается, а на людей в форме и внимания не обращает, а чёрный кобелёк трус невероятный. Офицер и сам уже понял, что пастушья собака безобидна и совершил роковую ошибку.

В те дни, когда прапорщика на службе не было, Найду кормил солдат – заведующий столовой. Собака ела недалеко от входной двери, когда на крыльцо вышел Толстый. Сытный ужин приподнял эпикурейцу настроение. Найда ела корм, наклонившись к миске и задрав круп кверху. Помня о том, что чабанская собака не кусается, Толстый, проходя мимо, пихнул «азиатку» сапогом в зад. Собака смешно ткнулась мордой в миску, но посмеяться шутник не успел.

Пятьдесят пять килограммов жил, мышц, костей и ярости, с разворота бросились в лицо офицеру. Весельчака, успевшего прикрыться рукой, спас добротный бушлат, клыки захватили ткань рукава, а не плоть, на ногах офицер устоял. Непрерывно визжа, зовя на помощь и отбиваясь, толстяк пытался пнуть бросавшуюся на него собаку, но промахнулся. От собственного неловкого движения шутника развернуло боком, и Найда тут же вцепилась неприятелю в зад, но потрепать обидчика не могла: «азиатку» поймали за ошейник и удерживали подоспевшие солдаты, офицер же упал на бетонные ступени.

Укус в ягодицы без трёпки был не опасен, рваных ран не было, но падая на ступени, Толстый сломал два ребра. Раненого отправили на излечение. Дядя Лёша решил дождаться выхода офицера на службу и поговорить открыто, по мужски, но для себя отметил, что поведением его любимица стала какой-то другой. До этого случая собака по утрам встречала хозяина на КПП и уходила вместе с ним, почти всегда она сопровождала его по территории или они были в складе, но теперь Найда не уходила с КПП, ждала появления Толстого, и дяде Лёше приходилось звать её за собой. У входа в штаб «азиатка» со спины увидела невысокого толстяка в бушлате и побежала к нему с рычанием. Это был офицер другой части, человек обернулся, и она, поняв, что обозналась, сконфуженно умолкла, опустила голову и попросила прощения, пару раз вильнув обрубком хвоста.

Толстый перед КПП всё-таки появился, и Найда с рычанием подалась в его сторону, но прапорщик, уже готовый к такому повороту событий, увёл подругу в склад.

Офицеру повезло, он только подходил к складу, как из дверей вышла ненавистная собака. Две-три секунды она смотрела на торопливо шагающего в её сторону человека, и оценив ситуацию, ворча и порыкивая, трусцой побежала навстречу обидчику. В этой встрече уверенности Толстому добавил пистолет, но стрелком он был неважным. Первый выстрел поднял фонтанчик земли и пыли прямо перед собакой. От неожиданности Найда резко прыгнула в сторону, и вторая пуля ударила ей в голову. Собака дёрнулась, в неестественной позе упав на поджатые передние лапы, и вытянув окровавленные шею и голову. Толстый уже шагнул к белой твари, нужно было сделать еще один выстрел, в упор, на всякий случай, когда из дверей неуклюже вывалился прапорщик. В складе он насаживал черенки на лопаты, так дядя Лёша и выбежал с палкой в руке, ситуацию понял и заспешил к собаке. Вид мёртвой Найды и кровь, стекающая из её пасти, в ту минуту стёрли многолетнюю привычку прапорщика к субординации: дядя Лёша огрел Толстого черенком по голове. Ненормативная лексика и выражение лица ясно указывали на его намерения не ограничиваться только одним ударом. Толстяк попросту сбежал, с безопасного расстояния обещая поквитаться за шишку на темени.

Прапорщик принёс мёртвую собаку в склад, и уселся за рабочий стол, положив на столешник большие массивные кисти рук. Как бывает с такими большими и сильными людьми, он как – то растерялся от обиды и несправедливости, не знал, что ему делать дальше. Из тяжёлых раздумий его вывел глубокий хлюпающий вдох. К изумлению хозяина, Найда стояла на своей подстилке и часто облизывала окровавленные губы. Враз повеселевший, дядя Лёша засуетился, став расторопным, мокрой тряпкой обтирая собаку, смывал кровь, успокоился тогда, когда увидел входное и выходное пулевые отверстия, забинтовал голову любимицы и запер её на ночь в складе.

Лишь на следующий день мы поняли причину невероятной живучести собаки: пуля вошла в щёку, выбила коренной зуб, задела язык, с другой стороны челюсти повредив десну, выбила другой зуб и вышла с другой стороны головы. Большая кровопотеря была из – за повреждения языка. Раненую решено было пока из склада не выпускать, а там видно будет. Дядя Лёша категорически отверг предложение подыскать собаке другое место жительства.

Я не видел выхода в этой ситуации.

– Вы понимаете, что теперь будет? Раньше она его просто не любила, теперь Найда его ненавидит и будет на него охотиться. Она будет его искать, даже Вас собака не станет слушаться, когда увидит Толстого. Что делать?

– Придётся ему похудеть – угрюмо и непонятно пошутил дядя Лёша: командир части обещал поставить офицера – сумасброда на место.

Но на что ещё пойдёт обозлённый негодяй? На что ещё он способен?

Восток дело тонкое. В своём круге друзей и приятелей я стал интересоваться военным прокурором, через общих знакомых решил с его помощью попытаться повлиять на спятившего офицера. Справки я навёл быстро: – военный прокурор нормальный справедливый мужик, и пальба по собакам из боевого оружия, в полутора километрах от населённого пункта, ему явно не понравится. В конце рабочего дня мне обещали устроить неофициальную встречу с этим человеком, к слову добавили, что прокурор любит собак и обо мне наслышан. Но встреча эта не состоялась и не понадобилась: Толстый взял справку о гематоме на голове, написал рапорт об избиении палкой младшим по званию, и с этим пришёл в прокуратуру.

Офицер у прокурора находился недолго. Опытный в своём деле хозяин кабинета, задавал посетителю очень неудобные вопросы, и толстяк выскочил из приёмной взъерошенный и взмокший, желание подавать рапорт пропало, проблем теперь могло стать больше. Весь мир был против него, уже был разговор на повышенных тонах с командиром, прокурор выгнал вон, женщины из штаба не скрывали антипатии к нему и открыто презирали, на него, на офицера, поднял руку какой – то прапорщик, и всё это из – за какой – то проклятой собаки. Нужно избавиться от белой твари и всё наладится, главное, найти хороший яд.

Шила в мешке не утаишь. На следующий день в части знали, что получив пулю в голову, «азиатка» выжила и чувствует себя неплохо. Женщины из штаба каждый день приносили собаке съестное, осматривали зашитое выходное отверстие и жалели её. Никогда раньше собаку не кормили так хорошо и вкусно. Теперь её выгуливал на поводке дядя Лёша или его помощник солдат, в остальное время Найда была заперта. Раненую выгуливали недалеко от склада, туда же за подачками от добрых женщин стали наведываться Чёрный и три другие дворняги. Им тоже перепадали “деликатесы”. Чёрный же приходил ещё и на свидания с вожаком – подругой.

Прошло около десяти дней после ЧП, когда в двух дворняг будто бес вселился. Собаки носились по территории части, кидались людям в ноги, кружили на месте и вновь метались, не находя себе места. Надеясь на помощь людей, похожая на болонку кудлатая собачонка, вбежав в здание штаба, упала в коридоре и продолжала быстро двигать лапами, как при беге. Погибая, забившаяся в судорогах дворняга, обмочилась и испражнилась. Яд был хорошим и надёжным. В складе Найда ела из своей миски, а на прилегающей территории её кормили с рук, или из посуды, принесённой женщинами с собой, она не брала корм с земли, дворняги подобрали отраву, предназначенную для «азиатки».

Ситуация усугубилась. Штабные открыто ненавидели Толстого, один из офицеров в лицо высказал отравителю всё, что о нём думает. После визита к прокурору толстяк всерьёз опасался, что прапорщик пустит в ход свои пудовые кулаки, ведь все, все кроме его длинного приятеля – земляка, против него. Толстый чувствовал себя крысой, загнанной в угол, для себя решил, что терять ему теперь нечего, травят его из – за того, что здесь он чужой, из другой области, и нашли повод – паршивую собаку чокнутого прапорщика.

Офицер вздрогнул. Тяжелые мысли прогнал злобный собачий лай. Впереди рвалась с поводка белая собака, и выгуливающий её солдат держал ремень обеими руками. Найда была далеко, больше машинально, от страха, Толстый резко нагнулся и схватил камень. Это движение взбесило «азиатку». Неожиданно собака развернулась к солдату, дёргая поводок, одновременно замотала головой, и упав бедром на землю, вложила в это усилие вес собственного тела, и стащив ошейник через голову, широкой рысью бросилась к врагу. Целью на секунду раньше рванувшего толстяка, был бортовой грузовик, мгновенно получив навыки гимнаста и атлета, спринтер легко и свободно взлетел в кузов. Тело, гонимое и спасаемое страхом, не почувствовало боли от полоснувших по заду клыков, беглец на один миг опередил собаку, успевшую в прыжке схватить ягодницы.

Дяди Лёши в части не было. Солдаты не могли унять и увести обозлённую «азиатку». От ненависти к Толстому собаку била мелкая дрожь, роняя пену из пасти, в злобном остервенении бегая вокруг машины, Найда грызанула клыками покрышку грузовика, дикой яростью нагнав на врага ещё большего страха. Успокоили собаку женщины из штаба. Им Найда позволила одеть на себя ошейник и её повели в склад. Офицеру посоветовали не выглядывать из кузова, пока «азиатка» не будет заперта: собака постоянно оглядывалась назад, на грузовик.

Толстый пришёл через неделю, в воскресенье, в дежурство своего длинного приятеля, когда не было командира и дяди Лёши, офицер знал, что Найда до утра не будет заперта. Вооружившись пистолетами и прихватив запасные обоймы, друзья пошли на поиски собаки.

Она лежала на больших деревянных ящиках и грелась на утреннем солнышке, когда увидела приближающихся врагов. Толстый шёл торопливо, спешил короткими семенящими шажками: мешали пластыри на ягодицах. Древний азиатский инстинкт подсказал ей перемену в поведении людей, она не бросилась в атаку, а села на ящиках, поняла, что люди опять идут с оружием, опять идут её убивать.

Два выстрела хлопнули одновременно, когда «азиатка» уже спрыгивала на площадку позади штабеля.

– Попал! – радостно взвизгнул Длинный, но собаки за ящиками не было.

– Попал, вот кровь, она туда побежала, за угол.

Каратели завернули за угол, но и там «азиатки» не оказалось. Найда появилась сзади, с совершенно неожиданной стороны. Раненая, она обежала вокруг склада, чтобы незаметно сблизиться и напасть сзади, главное сблизиться и атаковать внезапно. Её выдал случайно оказавшийся здесь Чёрный, напасть неожиданно не удалось. Захлопали выстрелы. С перепугу бросившись людям под ноги, Чёрный помешал стрельбе, и Толстый второпях пнул дворнягу, но белая бестия опять исчезла. Проклятая тварь сбежала второй раз, и второй раз была ранена, но самое неприятное было то, что она не спасалась, а пыталась напасть сама.

Стрелки пошли искать раненую собаку. Приходилось часто оглядываться, ожидая нападения сзади. Это их и спасло.

С потерей крови уходила и сила, и только ненависть к двум подлым врагам поддерживала её. Офицеры вышли в конец территории, на невыгодное для собаки открытое место, дальше был забор из колючей проволоки. Найда понимала, что слабеет, нужен последний рывок, последняя атака, нужно опередить выстрелы и вонзить клыки в ненавистную физиономию и в шею толстяка.

Она атаковала на открытом месте, здесь прятаться было негде, все оставшиеся силы были вложены в этот рывок, но Длинный обернулся и увидел несущуюся на них окровавленную собаку. Сбила её пуля первого выстрела. Найда рухнула грудью на землю и поднялась уже на трёх лапах: передняя конечность была перебита, и тут же в неё, как в хорошую мишень, ударили еще две пули. Офицер подскочил к мёртвой изуродованной собаке и стрелял в упор, пока не опустела обойма.

Всё. Не стало собаки. Что ещё может произойти? Но в истории этой конец более странный, чем сама история.

Длинный приказал двум солдатам вынести труп Найды за территорию части и зарыть. Солдаты положили мёртвую собаку на кусок брезента и волоком потащили за забор. Грунт здесь очень каменистый, зарыли её неглубоко, здесь же бросили окровавленный брезент.

Ночью на могиле Найды жутко и протяжно выл Чёрный, выл да самого утра. Утром дядя Лёша пытался увести его, но пёс не уходил. Трус, подлец и эгоист Чёрный видел, как его вожак и подруга дралась с Толстым, видел, как её обижали и убивали, но он прятался, по своей природной трусости боясь вступиться за Найду, а теперь он горевал на её могиле. В эту ночь у безродного метиса навсегда пропало заискивающее выражение глаз, никогда больше он не станет принимать рабскую сгорбленную позу и поджимать хвост. Трое суток он не отходил от могилы Найды, три ночи жутко выл, горюя о своей подруге, и не притрагивался к еде, которую приносили прапорщик, только пил принесённую для него воду.

– Умрёт, наверное – до страшного равнодушно сказал дядя Лёша. Он стал вроде бы меньше размером, более корявым, изрытое оспой его лицо потемнело ещё больше.

Утром четвёртого дня Чёрный пришёл на КПП.

– Пришёл? – обрадовался прапорщик. – Кушать хочешь?

Чёрный не суетился как обычно, не заискивал, прямо и спокойно смотрел глазами уверенного в себе кобеля. Увести дворнягу не получилось, он пришёл не за едой.

На Толстого он набросился сзади, рванул клыками самое незащищённое одеждой место – бедро, тут же вонзил клыки и рванул внутреннюю сторону другой ноги. Пытаясь помочь орущему приятелю, сзади собаку за хвост ухватил Длинный. Длинного Чёрный грызанул в колено, от неожиданности и боли тот разжал пальцы, и сразу собачьи зубы вонзились в кисть его руки.

Отбежав метров на тридцать, Чёрный сосредоточенно слизал вражью кровь, почистился, с холма внимательно обвёл взглядом КПП, штаб, территорию части, оглядел место, где прожил всю жизнь, повернулся, и трусцой побежал прочь. Никогда больше он сюда не приходил.

Мучи.

Это был самый приветливый и жизнерадостный из шестерых живших тогда у меня щенков «азиатов». При встрече она обязательно должна была слегка ткнуть в руку влажным холодным носом, а встречаясь с группой знакомых щенков, она так и здоровалась – быстро тыкала в каждого мордой, из – за этой особенности назвали её Мучи – поцелуй.

Известны были три поколения её предков, внешне это была отличная породная сука – «азиатка», но месяцев с семи её возраста я стал всерьёз искать в ней черты охотничьей собаки. Закрались сомнения в её происхождении в дальних поколениях: уж очень собака любила плавать, прыгая в реку с высокого моста и бегать широкой размашистой рысью, перепрыгивая через препятствия, озадачивали и удивляли скорость движения, ловкость и выносливость этого щенка.

Мучи было девять с половиной месяцев, когда я нашёл ей нового хозяина. С моей стороны, договор с новым владельцем был обычным: соблюдать правила кормления и содержания, и ни в коем случае самостоятельно не вязать собаку, первая течка будет пропущена, а в полтора года мы её повяжем с уже запланированным кобелём.

Щенку должно было быть хорошо у нового хозяина: большой новый дом, благоустроенная территория, у богатого предпринимателя собака будет сыта, скоро ей построят хороший вольер, в таком большом дворе охрана просто необходима. Через месяц, навестив щенка и нового владельца, я огорчился тому, что не построен вольер, ведь уже начало зимы, а в подвале сквозняки. Подвальные проёмы были без дверей и окон, вход свободный, на беспривязном содержании Мучи облюбовала себе угол и спала здесь же, на земляном полу. Обещая сегодня же постелить подстилку, хозяин сокрушался, сетовал на нехватку времени, а на днях придут рабочие и за день – два построят вольер. Собачкой он был доволен, Мучи оказалась умной, послушной и хорошо охраняющей территорию. Огорчало его лишь то, что собака встретила меня слишком радостно. Почему она его так не встречает? И почему она порывается уйти вместе со мной, почему лает и кричит нам вслед?