Текст книги "Понять другого (сборник)"
Автор книги: Игорь Росоховатский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
Я снова вспомнил о ней – и увидел ее.
– Не могу облегчить твое одиночество, – признался я.
– Тогда совсем не надо приходить, – ответила она устало.
– Но ты ведь ждешь меня.
– Не тебя, а его.
– Кого?
– Не все ли равно, если он никогда не придет.
– Не знаю, о ком ты говоришь.
– И знать не надо. Он – это ты.
– Но ждешь ты его, а не меня.
– Если его, то и тебя.
– Я запутался в твоих ответах. Говори яснее.
– Не могу. Сама опутанная. Ничего не понимаю.
И вдруг совсем другим тоном:
– Откуда ты взялся, милый?
Короткие рукава взлетели подрезанными крыльями, и руки – удивительные белые гибкие стебли – потянулись ко мне.
Мне было жаль ее, но все, что я мог сделать, это оборвать связь…
Большой южный порт галдел разноязыко, гудел двигателями автопогрузчиков. Вода отражала небо, и в нем, на белоснежных облаках, растекались пятна нефти. У причалов толпились, чуть ли не налезая друг на друга, белые лайнеры и черномазые буксиры, вислозадые баржи, яхты, похожие на чучела птиц, которые уже не смогут взлететь, угрюмые настороженные катера береговой охраны с зачехленными короткими стволами орудий и ракетных установок. Стрелы подъемных кранов переносили гроздья мешков и бочек из трюмов судов на берег и с берега – на палубы и в трюмы. Извивались, набухали огромные змеи-шланги, по которым прямо из нефтепровода закачивалась черная кровь земли в брюхо супертанкера «Сан-Пауло».
Ник несколько раз наведывался в бюро по найму матросов и непосредственно к шкиперу этого танкера. Коротышка увивался вокруг боцмана, и его попытки увенчались успехом.
Я уже понял, что именно на этом судне сосредоточены замыслы Кэпа и его людей, но не мог проникнуть в сами замыслы, в их содержание.
Коротышка вернулся возбужденный и доложил Кэпу, что его берут на танкер помощником механика. Кэп уединился с ним и с Ником, и они долго обсуждали план действий. Затем Кэп позвал меня и сказал, как о чем-то решенном:
– Док, пришла ваша золотая пора. На танкере «Сан-Пауло» очень нуждаются в услугах врача.
– Там кто-то заболел? – спросил я.
– Очень может быть, – уклончиво ответил Кэп. – Лучшего, чем вы, им не найти.
– А вам уже не понадобятся мои услуги? – поинтересовался я.
– Отчего же? Ваша доля в нашем деле не пропадет. Наоборот, – она увеличится после того… – он исподлобья поверх очков взглянул на меня, подыскивая подходящие слова, – после того, как команда танкера окончательно выздоровеет.
Рассеченная бровь Ника весело подпрыгнула, он раскатисто засмеялся.
Я не понял причины его веселья – видимо, Кэп сказал что-то остроумное.
– Итак, если вы не возражаете, Коротышка проводит вас на танкер, – с вкрадчивой ласковостью и, как всегда, учтиво сказал Кэп. – Я позабочусь, чтобы вы взяли с собой все необходимые инструменты.
И снова ухмылка появилась на изуродованном лице Ника. Но на этот раз в ней не было веселья. Пожалуй, она была жалкой и виноватой. В ней сквозила горечь. На короткое мгновение мне приоткрылось в этом человеке нечто иное, чем знали о нем все другие.
Коротышка явился с небольшим чемоданчиком. Поставил его у двери.
– Это послал вам Кэп. Тут весь набор инструментов, разрази меня бог.
Я поднял чемоданчик – он был достаточно тяжел, – щелкнул замком. Пружины откинули крышку. Сверкнули в своих гнездах скальпели, лазерные световоды, зажимы, стетоскоп, измерительные микроаппараты. Чемоданчик был до отказа набит инструментами и аппаратурой. Он был слишком тяжел.
– Пойдемте, док, – нетерпеливо сказал Коротышка и двинулся к двери.
По узким сходням мы поднялись на корму супертанкера. Коротышка по-свойски здоровался с матросами, он успел уже со многими познакомиться. Легко касаясь надраенных медных поручней, по-молодецки взбежал на палубу, представил меня сухопарому старпому.
Старпом заинтересованно и дружелюбно посмотрел на меня, задал несколько вопросов и повел к капитану, который оказался таким же поджарым, как он, с выступающими твердыми губами, большими залысинами и внимательными изучающими глазами. Под глазами уже намечались мешки. На этот раз они свидетельствовали не столько об усталости, сколько о больных почках. Я отметил, что нефрит у капитана быстро прогрессирует, и сказал ему о необходимости диеты. Он недовольно поморщился, приложил палец к губам, прося помолчать о болезни. Позже, когда старпом ушел, извиняюще улыбнулся:
– Вы точно подметили, док. Это является лучшей рекомендацией.
– Но лучшей рекомендацией будет ваше излечение.
Он отвел взгляд:
– Это – родовой «подарок». От деда – отцу, от отца – мне.
– Знаю. Впервые вы почувствовали неладное лет восемь назад. В тропиках.
Он испуганно заглянул мне в глаза:
– Все врачи говорили о неизлечимости…
– А я этого не говорю. Считаете это большим недостатком для корабельного врача?
Он скупо улыбнулся.
– Более того, я утверждаю противоположное.
– Чтобы завоевать мое расположение и… вселить несбыточую надежду? – Его губы чуть дрогнули, и я заметил это. Капли пота выступили на высоком лбу.
Я подошел к нему вплотную, положил руки на поясницу, надавил на окончания нервов. Прежде, чем он успел опомниться, я сделал несколько движений пальцами.
– Ну как, колики прошли?
Он растерялся, одновременно прислушиваясь к своему телу и готовя ответ. Но вдруг недоверчиво-радостное выражение осветило его лицо, ставшее мальчишески-открытым.
– Пожалуй, с таким доком невозможно умереть. Итак, будем считать, что вы приступили к своим обязанностям.
На палубе меня ожидал Коротышка, чтобы отвести в каюту. Он нетерпеливо поглядывал на часы, его короткие толстые пальцы почему-то стали нервными и суетливыми. На мгновение мне почудились огонь и дым, послышался грохот взрыва. Что это? Последствия приключения в джунглях?
– Однако, док, долго вы пробыли с капитаном. А ведь нам надо спешить, черт побери!
– Почему?
– Я думал, наш Кэп сказал вам. Через двадцать минут необходимо покинуть танкер, разрази меня бог!
– Но почему?
Выражение бесшабашной пьяной ярости промелькнуло на его лице и исчезло. И снова мне почудились огонь и дым.
– Кэп ждет нас ровно в девятнадцать. Идемте поскорей в вашу каюту, черт побери!
– Но в таком случае мы заглянем в нее попозже, после свидания с Кэпом.
Его зрачки заметались, как две блестящие дробинки.
– Ладно, давайте ваш чемоданчик, я заброшу его в каюту.
Он выхватил у меня чемоданчик, слетел по трапу. Вернулся через две минуты.
– Пошли поскорее. Кэп уже нервничает, черт побери!
Я услышал то, что он произнес про себя:
«Взрыв через пятнадцать минут».
– Какой взрыв?
Он даже чуть присел от изумления:
– Разве я говорил о взрыве, разрази меня бог?!
Его зрачки-бусинки заметались еще быстрее. А я снова увидел огонь и дым…
– Ответьте на мой вопрос.
– Взрыв… (я чувствовал напряжение, с каким он ищет ответ). Взрыв негодования. Ведь Кэп нервничает, черт побери!
Он чего-то недоговаривал. Чего-то главного. И нервничал. Впервые за все время нашего знакомства я видел его таким встревоженным.
Мы сошли на пирс. С верхней палубы нам помахал рукой капитан. Чувство тревоги передалось мне от Коротышки. Я невольно ускорил шаг – наверное, поддался воспринятому желанию.
За углом ближайшей улицы нас ждал автомобиль с работающим двигателем. За рулем сидел Ник, на заднем сиденьи – Кэп. Увидев нас, Ник опустил руку на рычаг передач. Коротышка, распахнув передо мной дверку, доложил:
– Все в порядке, Кэп!
Его круглое лицо было непривычно напряженным, он к чему-то прислушивался.
Мы отъехали несколько кварталов, когда небо за нами осветилось. Послышался глухой взрыв. На этот раз все происходило не в моем воображении, а в реальном мире. Кэп оглянулся, покровительственно положил руку на мое плечо:
– Вы молодец, док.
Я сбросил его руку:
– Не понимаю…
– Сейчас поймете.
Ник заложил крутой вираж и через узкий извилистый переулок выехал на небольшую площадь. Внизу открылась панорама порта. Там, где недавно стоял «Сан-Пауло», вздымался огненно-черный фонтан. Густым дымом затянуло левую часть порта, едкий запах гари ощущался и здесь, где мы находились. Иногда долетал треск, и фонтан огня на месте супертанкера увеличивался за счет новой клокочущей струи. Тревожно выли гудки. Суда спешили отойти от опасного места, какой-то буксир столкнулся с военным катером. Возник новый очаг огня.
Нечего было и думать отбуксировать горящий супертанкер от пристани. Машины с пожарниками и солдатами мчались к порту, но вряд ли они могли помочь.
– Мы заплатили сполна, – сквозь зубы проговорил Кэп. На его щеке бешено играл какой-то мускул.
Коротышка заулыбался во весь рот, закатывая глаза. Он стал похож на пьяного и восклицал сквозь раскаты смеха, сдержать который уже был не в силах:
– Маленькая мина в чемоданчике, черт побери! Маленькая мина – и бо-о-льшой-бо-о-ольшущий пожар! Спасибо, док, благодетель вы наш!
Я уже начал понимать причину происшедшего, свою роль.
– Мина находилась в моем чемоданчике?
Молчание Кэпа подтвердили мои подозрения.
– Но вы же говорили о нефти, которая так необходима. Вы же искали ее, чтобы принести пользу людям. А теперь сами зажгли? – Это было настолько иррационально, что логические системы мозга давали сбой.
– Это не та нефть, черт побери, это плохая нефти»! – постанывал от истерического хохота Коротышка.
– Молчать! – прикрикнул Кэп, и он осекся, зажал рот рукой, давился беззвучным смехом.
– Док, помните пожар в джунглях? – спросил Кэп.
– Помню…
Мой бедный мозг все еще отказывался верить в реальность происходящего. Абсурдность превышала допустимый коэффициент. Мои муки усугублялись воспоминанием о высоколобом капитане супертанкера. Я обещал его вылечить. Теперь он избавился от всех болезней.
– Вы вовлекли и меня в это… – я не находил нужного слова.
– Иного выхода не было. Это так же верно, как и то, что теперь у вас, док, нет пути назад. Мы все связаны одной веревочкой.
Новые, неизведанные дотоле чувства просыпались во мне. И все же любопытство, желание понять, до конца постигнуть абсурдное было сильнее всего…
– Объясните.
– Уже объяснял. Месть за пожар в джунглях. Карательная акция с дальним прицелом. Око за око, мистер Святоша. Разве не так предписывает Библия?
– Значит, теперь очередь мстить – за вашими конкурентами. А затем – снова вы. И так без конца?
– Пока кто-то не победит. Окончательно.
– Окончательно – это когда не останется нефти? Или тех, кто ее добывает?
Он пожал плечами:
– Странный вы человек, док. Но, во всяком случае, мы благодарны вам. Получите свою долю сполна.
Где же вы, Михаил Дмитриевич, учитель? Почему ничего не рассказывали о таких людях? Правда, вы говорили, что мне придется встречаться с разными людьми – хорошими и плохими. Но я не мог представить, что встречу настолько плохих, абсурдно плохих. Или же ненависть всегда абсурдна? Почему вы ничего не отвечаете мне, учитель? Не знаете ответа? Или я должен пройти через это сам? Сам найти иллюстрации к вашим «Урокам политики»? Да, сознаюсь, тогда я напрасно отмахивался от них. Все люди казались мне похожими на вас, как щенку, который вырос у ласкового хозяина и которого никогда не обижали. Поэтому вы и швырнули меня в гущу? Чтобы я, получив свою долю пинков, наконец-то чему-то научился? Разве ничего другого не оставалось? Ведь я никогда – намеренно употребляю нелюбимое вами слово – не смогу забыть капитана супертанкера, которого обещал вылечить. И никогда, слышите, никогда не осознаю, как может проявлять такую абсурдную жестокость вот этот его брат по несчастью, которого, кстати, тоже называют капитаном. Что же мне делать, учитель, и почему вы молчите? Разве уже и по этому поводу «все давно сказали» и мне надо теперь самому «испробовать и посчитать варианты»?..
Я бы ушел из отряда Кэпа тотчас, если бы уже мог вычислять их действия. Но мне не хватало главного элемента в этой серии уравнений. Не мог же я оставить незаполненным такой пробел.
– Что вы намерены делать дальше?
– Восстановим буровую. Вот только…
Он раздумчиво смотрел на меня, сведя брови. Я ждал.
– Вот только придется привлечь ваших подопечных… У нас не хватит людей для такого объема работ…
– Они не сумеют обращаться с оборудованием.
– Научим. Для их же блага. Неплохо заработают, приобщатся к цивилизации. – Он говорил о том, что намеревался совершить, как о чем-то сбывшемся. – Дикари обучаются быстро, ведь память их чиста, впитывает все, что в нее бросают. Вот так, между делом, проведем психологический эксперимент.
Он взглянул на меня поверх очков, и мне показалось, будто в переносицу ткнули чем-то острым и холодным…
…Обратный путь в джунгли был долгим. Мы петляли по горным тропинкам, кружили вокруг озера, сквозь прозрачную воду которого отчетливо просматривалось каменистое дно. Кэп высылал дозорных, пытался установить, нет ли погони, не следят ли за нами.
Коротышка, утверждавший, что джунгли для него – родной дом, делился со мной своими знаниями.
– Видите, док, большой белый цветок? Это, черт его побери, ядовитый лакс. Неосторожная букашка сядет на него – уже не взлетит. Верно говорю. Цветок вытянет из нее все соки, переварит полностью, разрази меня бог! Даже шелухи не останется. А ведь какие красивые лепестки, черт побери. Если человек до них дотронется – на коже вспухают волдыри. Придумана же такая западня! Патер говорил – специально для грешников. Красивая оболочка – ядовитая начинка. И так все на этом свете, разрази меня бог! Я вот думаю: и для чего столько погибели на нашу голову понадобилось создавать всемогущему?
– Думаешь, лакс создан специально, чтоб тебя караулить? – вмешался в разговор Ник и угрюмо покачал головой.
– А для чего же, черт побери, такая пакость существует? – запальчиво спросил Коротышка.
– Ты, сам по себе, тоже бываешь опасен – и не только для лакса. Ты – сам по себе, и он – сам по себе. А когда столкнетесь, тогда и начинаете выяснять отношения. Оно, конечно, приятно думать: вот я, цаца великая, пуп на ровном месте. Да ведь это только кажется, что мир придуман богом специально для тебя. Как бы не так!
Я с интересом приглядывался к Нику, к его вдавленному лицу с нечистой пористой кожей, к толстым губам, между которыми то и дело блестят желтые, вкривь и вкось насаженные зубы. Оказывается, этот угрюмый человек, эта машина разрушения умеет иногда и размышлять. Пожалуй, я недооценивал его.
– А мне наплевать, что там задумал бог. Я смотрю со своей точки, черт побери!
– Со своей кочки, – небрежно поправил его Ник. – Все мы смотрим со своих кочек и поэтому не видим дальше собственного носа.
– Разрази меня бог, но если этот цветок создан и не на погибель нам, то, во всяком случае, он для нас бесполезен.
– Это другое дело, – согласился Ник, и тогда у меня вырвалось:
– Он не может быть бесполезным.
Три лица повернулись ко мне, три лица – три выражения.
– Полагаете, что его яд можно использовать для лекарства? – еще раз удивил меня Ник.
Я улыбнулся:
– Вы сами только что напоминали, что мир не создан специально для человека.
– И что же вытекает из этого? – поинтересовался Кэп.
– Красота уже сама по себе не бывает бесполезной. Она свидетельствует о гармонии частей, а значит, о совершенстве конструкции, о чистоте идеи. Если же говорить о красоте природы применительно к человеку, то уже само созерцание ее лечит…
– Благотворно влияет на души? – В спокойном голосе Кэпа пробивалась ирония.
– Я сказал достаточно, чтобы вы меня поняли. А соглашаться или не соглашаться со мной – это ваше дело.
Прошло всего восемь дней, а новая буровая уже готова. Неподалеку строится вторая. На первую буровую временно назначили мастером Овсяную Кашу. Под его началом находился десяток человек из племени импунов, вторую буровую ставили импуны под руководством Ника. Коротышку Кэп назначил начальником охраны, состоящей из двадцати воинов. В заместители себе Коротышка взял – не без моего совета – Касита, сына вождя. Ведь он был довольно смышленым малым. К тому же мне казалось, что тот, кто испытывал несправедливость и преследование, будет больше сочувствовать другим. Я не мог тогда знать, как глубоко ошибаюсь…
С удивлением наблюдал я, как быстро менялись импуны. Они начали напяливать на себя разноцветное тряпье, которое выпрашивали, выменивали и просто воровали у белых. Один щеголял в армейских брюках, другой – в шортах. Третьему не удалось пока достать брюк, и он обходился набедренной повязкой, но зато на шее у-него болтался шарф, а на руке – ремешок от часов.
Навыки работы прививались медленно, трудно. Зато быстро и легко импуны усвоили некоторые жесты и повадки, даже походку белых. Они научились небрежно сплевывать в сторону, как Овсяная Каша, ходить вразвалочку, как Ник, употреблять «черт побери» и «разрази меня бог».
По мере того, как я размышлял над этим «приобщением» к цивилизации, мне становилось все грустней и беспокойней. Почему люди так быстро усваивают худшее, почему так карикатурно начинается для них цивилизация? Я составлял формулы и уравнения, выводил зависимости, сравнивал с тем, что читал в книгах, и делал свои выводы.
Больше всего меня занимал вопрос: что теряют импуны в этом процессе? Как быстро? Каков баланс между потерями и приобретениями?
Я понимал, конечно, что видимое, пестрое, яркое усваивается быстрей, что импуны вначале не могут разобраться в различной ценности и значимости вещей, явлений. Импун видит, что пришельцы сильны, могущественны, и тоже хочет стать таким. А определить, в чем стоит и в чем не стоит им подражать, он еще не может…
Сегодня я долго шел за одним импуном. Его фигура и походка казались знакомыми. Но на нем были ярко-зеленые шорты, короткая малиновая безрукавка оставляла открытой поясницу. Он был обут в сандалеты и красные носки. Непривычная обувь терла ноги, он слегка прихрамывал. Вместо пояса он повязал разноцветную тесемку. На тонкой разлохмаченной веревке болталась потрепанная сумка.
Он оглянулся, и я узнал в этом чучеле Касита, сына вождя, назначенного по моей подсказке помощником Коротышки. Он отвесил мне поклон:
– Всегда рад видеть тебя, дорогой Дог!
Так импуны теперь называли меня, образовав новое имя – титул он прежнего – «бог» и услышанного от белых – «док».
– Я тоже рад видеть тебя, Касит. Как поживаешь?
– Теперь меня зовут Кас-Бос. Я большой начальник, поживаю хорошо. Никто больше не смеет меня обижать. Многие меня боятся и слушаются. И мой отец – большой начальник, почти как я. А ты как поживаешь, добрый Дог?
– Можно мне посмотреть, чем ты теперь занимаешься? – спросил я вместо ответа.
– Надо только предупредить почтенного мистера Коротышку, – уклончиво ответил он и благосклонно кивнул головой. – Пойдем со мной.
Почтенный мистер Коротышка встретил большого начальника Кас-Боса совсем не так, как тот предполагал. Только мое присутствие сдерживало Коротышку от крепких словечек и зуботычин.
– За что только тебе, черт побери, деньги платят? Ты такой же дикарь, как и эти твои родственнички, разрази меня бог! Два дня столбы поставить не можете, лентяи! Лишь воровать горазды. Извините меня, док, но эти ублюдки украли уже четвертое сверло!
Он снова повернулся к Кас-Босу:
– Иди к этим… своим, черт побери! Бей их, пытай, убей сколько хочешь, но пока не принесешь сверла, не показывайся мне на глаза! Держи!
Он бросил Кас-Босу длинный хлыст с шипами. Тот проворно поймал его, привычно свернул, поклонился:
– Не беспокойтесь. Кас-Бос все сделает. Заставит ублюдков отдать сверло. Кас-Бос знает, как их заставить.
Он направился на стройплощадку, постукивая себя по бедру хлыстом.
Я следил за ним издали.
На площадке в это время находилось несколько импунов. Четверо из них ставили столб. Кас-Бос подошел к ним, несколько минут постоял, переваливаясь с носка на носок, склонив голову набок, приглядываясь, явно кому-то подражая. Рабочие заторопились, сразу стали суетливыми и неловкими.
Я вспомнил, какими точными и изящными были движения этих людей на охоте, на ловле рыбы – всюду в привычной обстановке.
– Когда вы научитесь чему-нибудь стоящему? – закричал Кас-Бос, повысив голос ровно настолько, чтобы его слышал Коротышка.
– Мы научимся, Кас-Бос, – торопливо проговорил импун с маленькой удлиненной головой.
Я вспомнил, что видел его в лесу, среди тех, кто преследовал Касита и его невесту.
– Конечно, научитесь, Тагир. Даже ты! – обрадованно закричал Кас-Бос. – А я помогу вам!
Описав в воздухе свистящую дугу, хлыст с размаху обжег плечо Тагира, оставив вздувшийся рубец. Бедняга покачнулся, едва не выпустил столб.
– Ну, ну, шевелись! – продолжал Кас-Бос под свист хлыста, оставляющего кровавые метки на спинах и плечах Тагира и трех других рабочих.
– А с тобой у меня разговор особый, Тагир, – вкрадчиво заговорил Кас-Бос. – Ты ведь у нас лучший охотник. Умеешь читать следы зверей, как зарубки на деревьях. Можешь преследовать зверя столько дней, сколько пальцев у тебя на руке… Кас-Бос помнит твое уменье…
Тагир сжался, напряглись и задеревенели мускулы спины.
– Помнишь, как ты преследовал одного беглеца, беднягу? Догнал бы его, поймал, если бы не добрый белый Дог!
Тагир затравленно оглянулся, на мгновение наши взгляды встретились.
– Такому великому охотнику, как Тагир, нетрудно узнать, кто украл у белого начальника сверло, – прошипел Кас-Бос.
– Тагир не знает, Кас-Бос, – дрогнувшим голосом ответил бывший охотник.
– Не верю. Наговариваешь на себя, – почти ласково проговорил Кас-Бос, и я удивился его превращению.
Хлыст взметнулся снова, на мгновение обвил плечи Тагира, шипы вошли в кожу. Кас-Бос бил с оттяжкой, сдирая кожу и приговаривая:
– Постарайся, Тагир, прошу тебя, ты ведь можешь…
– Не знаю, не знаю, – стонал Тагир.
– Эй, Овал! – крикнул Кас-Бос высокому и худому рабочему, копающему траншею. – Замени Тагира. Он не может делать два дела. Мы с ним поговорим наедине в лесу.
– Не надо, – умолял Тагир.
– Кому сказано, Овал? – пригрозил Кас-Бос, и рабочий, оставив лопату, взялся за столб.
Но и Тагир продолжал держаться за тот же столб, как за спасительную соломинку. Хлыст ударил по его рукам с такой силой, что они разжались.
– Отойдем в сторонку, Тагир, – тяжело дыша, «попросил» Кас-Бос. – Так, так, иди вперед, вперед…
– Из ублюдка выйдет толк, разрази меня бог! – поощрительно воскликнул Коротышка, любуясь своим учеником. – Пойду за ними. Интересно досмотреть представление.
Я молча последовал за ним. Он удивленно оглянулся, но ничего не сказал. Через несколько шагов оглянулся снова. Словно оправдываясь, но в то же время и с нотками зависти, проговорил:
– Верите ли, док, я бы не мог додуматься до таких штучек, которые вытворяют над своими сородичами эти ублюдки.
Мы остановились за толстым деревом невдалеке от Кас-Боса и его жертвы. Не знаю, видел ли нас Кас-Бос, скорее всего, заметил, но виду не подал.
– А теперь, когда мы одни, Тагир, Кас-Бос говорит: можешь не называть вора. Но сверло верни.
Тагир не полез в ловушку.
– Как же я верну? Ведь не знаю, где оно.
На этот раз хлыст обрушился на несчастного с такой силой, что сбил его с ног.
– Ты был ловким только когда выслеживал одинокого беглеца, – приговаривал Кас-Бос. – Со многими – против одного. Теперь боишься – против многих? Украл не один, да?
Плечи и спина Тагира превращались в сплошную кровоточащую рану.
– Он забьет его и ничего не добьется, – сказал я Коротышке. – Тагир ведь в самом деле не знает, где сверло. Прикажи прекратить избиение.
– Вот как, док? Не знает? Что ж, я верю, разрази меня бог! Но тогда укажите вора сами, если вы ясновидящий.
Он заметил, что я несколько растерялся, и добавил:
– Если вы знаете, что Тагир не крал, черт побери, то вам известно, кто вор.
Послышался шум ветвей, и среди деревьев показались Овал, Мапуи и еще несколько импунов. Кас-Бос вынужден был опустить хлыст. Избитый стонал.
– Разве человек должен становиться шакалом? – грозно спросил Мапуи, надвигаясь на Кас-Боса.
– Ты способен убить родного отца, если тебе прикажут белые волки! – закричал Овал.
«Однако же, – подумал я, – они уже называют белых не богами, а волками. Быстро же происходят метаморфозы в человеческом сознании».
Кас-Бос отступал от разгневанных соплеменников шаг за шагом в нашу сторону. Коротышка вынул из кобуры пистолет. В его круглых глазах появилось веселое хмельное выражение, и я знал, что оно означает. Он был готов поупражняться в стрельбе по «живым мишеням». Я положил ему руку на плечо. Он резким движением сбросил ее.
Кас-Бос, спасаясь от расплаты, уже был рядом с нами. Мозг его излучал множество хаотических сигналов. Среди них был один – повторяющийся. Я настроился на него…
Импуны заметили нас и остановились в нерешительности. Коротышка щелкнул предохранителем.
– Теперь я могу сказать, кто украл сверло, – быстро произнес я.
– Кто же? – спросил Коротышка; готовый нажать на спуск.
– Кас-Бос! – сказал я громко, чтобы обвиняемый слышал.
Коротышка вздрогнул от неожиданности, взглянул на меня – не смеюсь ли? Убедившись, что я серьезен, спросил:
– Зачем он это сделал, черт побери?
– Чтобы поиздеваться над теми, кто когда-то преследовал его.
Вид Кас-Боса не оставлял сомнений в правдивости моих слов.
– Прости, Великий Дог. Я должен был отомстить.
Я немедленно построил в своем воображении несколько моделей поведения различных существ в данной ситуации. Модели отличались одна от другой деталями, но были разительно похожи концовками. Такими их делала сама ситуация.
Как только я менял местами жертву и преследователя, когда это было возможно, – диаметрально менялось их поведение. Голубь клевал сокола, олень растаптывал волка, не проявляя никакого милосердия. Наоборот, как я знал из опытов некоторых ученых, травоядные зачастую оказывались намного опаснее хищников. Жестокость в этом мире была не выдумкой человека, а являлась необходимостью замкнутого мира и порождала жестокость с такой же непреклонностью, с какой действие вызывает противодействие. И чтобы быть до конца последовательным, я спросил себя: а будь на месте Кас-Боса Михаил Дмитриевич? Я произвел в воображении еще пару подстановок и вздохнул с облегчением, ибо получалось, что человек мог действовать не так, как предписывала Программа экономности. И всякий раз, когда он так поступал – по своей программе гуманности, появлялась великая возможность и великая надежда.
