Текст книги "Кто убил президента Кеннеди?"

Автор книги: Игорь Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

В мае 1964 года Дин потребовал, чтобы его испытали на детекторе лжи, и провалил испытание. В 1978 году Комитет Стокса «не смог договориться о дате взятия новых показания у сержанта Дина, а ответить, письменно на посланный список вопросов он отказался».

Представляется, однако, маловероятным, что сержант Дин выдал бы своих сообщников, даже если бы Комитету Стокса удалось заставить его встретиться со следователями еще раз. Страх смерти довлел бы над ним четырнадцать лет спустя, как и в 1964-ом году. Только человек, которому нечего терять, мог бы выдать организаторов убийства. И такой человек был. Летом 1964-го он готов был дать показания. Звали его Джек Руби.

Когда 14 марта 1964-го года присяжные вынесли ему смертный приговор, многие в зале суда были изумлены. Знаменитые адвокаты продемонстрировали такую неутомимость и умелость в замазывании очевидных фактов, приглашенные ими психиатрические светила так убедительно завертывали убийство закованного в наручники человека в паутину наукообразных терминов, что зрители ждали приговора лет на пять – не больше. Но 12 жителей Далласа, которых защита и обвинение отбирали, допросив 162 потенциальных присяжных, в течение двух недель, не дали затуманить им мозги и, просовещавшись меньше двух часов, единодушно послали владельца «Карусели» на электрический стул.

Руби был ошеломлен, подавлен, испуган. Хотя ему говорили, что все еще впереди, что начат процесс аппеляции, который займет месяцы, если не годы, он не верил. Порой ему казалось, что его могут вытащить из камеры в любую минуту и повести на казнь. Поэтому, когда 7-го июня Комиссия Уоррена наконец приехала в Даллас, чтобы взять его показания, он готов был говорить.

Но при одном условии: чтобы его увезли сначала из Далласа в Вашингтон.

– Есть ли какая-либо возможность перевести меня в Вашингтон?.. Я прошу перевести меня в Вашингтон и готов пройти любые тесты, какие потребуются. Это очень важно… Джентльмены, если вы не увезете меня в Вашингтон, вы не сможете извлечь из меня того, что я знаю… Моя жизнь в опасности здесь.

Снова и снова он возвращается к этой теме, и снова и снова председатель Комиссии, верховный судья Уоррен, отказывает ему, ссылаясь на несуществующие сложности. Да, он признает, что им дана власть вызывать в Вашингтон любых свидетелей. Однако, вот ведь, Комиссия допросила в Далласе более 200 человек, и все прошло нормально.

– Но ни один из них не был Джеком Руби! – восклицает допрашиваемый

В машине Руби после его ареста была обнаружена газета двухмесячной давности, описывавшая разоблачения синдиката, сделанные знаменитым информатором Джозефом Валачи. Устав сидеть в тюрьме, не получая обещанной поддержки от своих прежних приятелей-сообщников, Валачи согласился давать показания, и ФБР обеспечило ему беспрецедентную защиту. Судьба Валачи явно занимала Руби. Нет никакого сомнения, что летом 1964 года он был готов последовать его примеру и попытаться спасти свою жизнь, выдав сообщников.

Во время допроса в общей сложности шесть раз он обращался к членам Комиссии, умоляя их забрать его в Вашингтон и обещая дать ценные показания. И каждый раз он получал отказ. Судья Уоррен даже намекал ему, что он не хочет слушать:

– Если вам кажется, что вопросы, задаваемые мною, могут в какой-то мере оказаться опасными для вас, я хочу, чтобы вы чувствовали себя вправе немедленно заявить, что интервью окончено.

Возможно, если бы следователи Хуберт и Гриффин присутствовали при этом, они бы вмешались и настояли на выполнении просьбы. Однако судья Уоррен и его главный советник Ранкин предусмотрительно не взяли этих двоих в Даллас. Когда конгрессмен Джеральд Форд пытался расспрашивать Руби о его кубинских делах и связях, председательствующий и его помощник просто обрывали его. Поведение руководителей Комиссии во время допроса Руби однозначно свидетельствовало об одном: они не хотели слышать ничего, что могло бы указать на наличие заговора.

Политические соображения текущего момента настолько доминировали в их сознании, что они оказались неспособны предвидеть ущерб, который их действия наносили духу нации, ее доверию руководителям. Правда – пусть мучительная, болезненная – сама плыла им в руки. Они были единственными, кто мог открыть ей дорогу. Но они отвергли ее.

Каковы бы ни были соображения председателя Верховного суда, каковы бы ни были его прежние заслуги, 7 июня 1964 года, в Далласе, он совершил роковую ошибку. Из-за этой ошибки сомнения, недоверие, чувство беспомощности перед торжествующим насилием надолго связались в сознании американцев с историей убийства президента Кеннеди.

12. ПОЧЕРК СИНДИКАТА

Если убийца схвачен, защита, обеспечиваемая ему преступным миром, переходит на следующую линию обороны.

Винсент Фуриэль. «Организованная преступность».

Нет, по совести говоря, Руби не имел права жаловаться на своих сообщников, кто бы они ни были. Он не был брошен один в камере. Невидимая рука помощи неустанно показывалась из мрака, то доставляя изрядные суммы родственникам и адвокатам, то подталкивая свидетелей в нужном направлении, то убивая опасных и упрямых.

Родственники Руби решили, что Том Ховард не обладал достаточной импозантностью, чтобы доверить ему защиту в таком громком процессе. Брат Эрл вылетел в Сан-Франциско для встречи с прославленным адвокатом Мелвином Беллаем.

Контора Беллая располагалась в старинном здании, наполненном шикарной мебелью и украшениями, общей сложностью на полмиллиона долларов.

Огромное окно, обрамленное газовыми горелками, открывало прохожим самого Беллая, сидящего за огромным письменным столом, под собственным портретом на стене – тоже огромным и идеализированным… На крыше здания была установлена пушка и флагшток. Победу в суде Беллай всегда отмечал выстрелом из пушки и поднятием флага с черепом и костями.

Но брата Руби он принял не в конторе. И не в своем двухсоттысячном (цена 1963 года) доме в Сан-Франциско. И не в квартире, которую он имел там же. А в уединенной резиденции с бассейном, в Голливуд-хиллс.

Еще до появления Эрла Беллай получил через своего партнера Сеймура Эллисона известие из Лас-Вегаса о том, что если он возьмется за это дело, гонорар будет порядка миллиона. В своей книге о процессе он приводит более скромные цифры: «Эрл сказал, что защита, очевидно, будет стоить 100 тысяч. Я согласился, и мы пожали руки». Он не стал уточнять, откуда семейство обвиняемого, который должен был федеральному правительству 44 тысячи неуплаченных налогов, собиралось взять такую сумму. Он был уверен в получении платы за свои труды.

Впоследствии Беллай объяснял, что рассчитывал на деньги, которые Руби должен был получить от продажи своего жизнеописания газетам, и на гонорары от собственной книги о процессе. Однако Комитет Стокса не верил, что дело ограничилось литературными заработками. Из доклада Си-Ай-Эй выяснилось, что несколько дней спустя после окончания процесса Беллай летал на один день в Мексико-сити, где встретился с адвокатом Виктором Веласкесом – фигурой темной, связанной в свое время с контрабандой наркотиков, доходы от которой шли в казну прокоммунистической партии, членом которой он состоял. Комитет Стокса считал, что Беллай летал туда для получения платы, но доказать это не смог.

«Добудь мне это дело – я жажду заполучить его, я уже ощущаю его на вкус», – просит Беллай одного знакомого, участвовавшего в переговорах. Ему еще до вылета в Даллас было ясно, что бедный Руби совершил свой поступок в момент краткого умопомешательства.

Верил ли он в это?

Трудно допустить такую наивность в адвокате, загребающем гонорары в сотни тысяч. Во всяком случае, по приезде в Даллас он получил исчерпывающую информацию о своем клиенте. Нанятый защитой частный детектив представил ему доклад, описывающий Руби гораздо точнее, чем это смогли сделать впоследствии авторы «Отчета Комиссии Уоррена». Среди прочего детектив первым делом раскопал список междугородних звонков хозяина «Карусели» за последние 6 месяцев и предупредил, что обвинение наверняка попытается сыграть на бросающемся в глаза факте: большинство звонков сделаны известным членам синдиката.

Но связи с преступным миром никогда не пугали Мелвина Беллая. Всего лишь за несколько лет до этого он защищал знакомую Руби, знаменитую исполнительницу стриптиза Кэнди Бар, обвинявшуюся в хранении наркотиков. Нанял его для защиты крупнейший гангстер Западного берега, Мики Коэн, – кумир Джека Руби, которому он старался подражать во внешности и манерах. И хотя Кэнди Бар была осуждена на 15 лет, репутация Беллая в глазах мафии от этого не пострадала. Нет сомнения, что Эрл Руби получил самые лучшие рекомендации о нем.

После того, как Беллай проиграл и процесс Руби (ему явно не. везло в Техасе), была нанята новая команда адвокатов. Они занимались апелляцией, ссорились между собой, интриговали, но так или иначе кормились у этого дела еще два с половиной года вплоть до смерти Руби в январе 1967 года. (Он умер в той же Паркландской больнице; официальный диагноз – рак.) Кто и из каких средств платил этой компании? Разобраться в этом пока не удалось никому, но надо полагать, что средства были, коли адвокат Джо Тонахил отказался выйти из дела даже тогда, когда семья осужденного заявила ему, что он уволен.

Заметно расцвели дела и у родственников и компаньонов Руби. Брат Эрл еще после удачи кубинской эскапады брата Джека смог купить в 1961 году химчистку за 120 тысяч. После 1963 года его доходы снова подскочили вверх невероятным образом, и он не очень убедительно объяснял этот факт Комитету Стокса впоследствии.

Старинный приятель, Ральф Поль, стал владельцем «Карусели», но уверял, что, ничего, кроме убытков, не получил от клуба. В своих показаниях он вообще рисует себя этаким добрым расточителем, который только и занимался тем, что дарил Руби тысячи долларов, начиная с 1948 года, и не получал взамен даже расписок. Он оценил суммарный долг, накопившийся за эти годы, в 15 тысяч. Казалось бы, теперь можно было покрыть хотя бы часть своих потерь, продав «Карусель». Но нет: мистер Ральф Поль, сей Санта Клаус из Далласа, просто подарил клуб (вернее ту половину акций, которой он владел) сестре Руби – Еве. Кто владел другой половиной акций? «Не знаем», – отвечают эти непрактичные добряки. Нам остается гадать – тo ли их интересы лежат в более высоких сферах, то ли их легальные бизнесы приносят такие гроши по сравнению с главными, нелегальными доходами, что они просто не в силах уследить за подобными мелочами.

Зато в, судьбах маленьких людей, которые так или иначе были связаны с Руби и могли оказаться нежелательными свидетелями, началась темная полоса. Выше уже было рассказано о Маленькой Линн, которая жила в страхе и носила в сумочке пистолет (стр. 34); о Ларри Крауфорде, который бежал из «Карусели» на следующий день после убийства президента (стр. 56); о Гарри Олсене, который через две недели попал в тяжелейшую автомобильную аварию, и о его невесте, исполнительнице стриптиза, убежавшей в эти дни в Оклахому вместе с другой танцовщицей, Тамми Тру (стр. 64). Джордж Сенатор тоже вскоре незаметно покинул Даллас.

Вот что пишет специалист по делам синдиката:

«Там, где полицию и окружного прокурора подкупить не удается, преступный мир берется за свидетеля. Одних запугивают, других подкупают, третьих ликвидируют. Во всех этих случаях свидетель, внушающий беспокойство, – это посторонний, случайно оказавшийся вблизи места совершения преступления.»

Исследовательница Сильвия Мейер составила список людей, так или иначе связанных с тройным убийством в Далласе, которые умерли в течение последующих трех лет. Из 17 человек только пятеро умерли от естественных причин (влючая сюда троих, умерших от сердечного приступа без свидетелей). Остальные были либо убиты, либо покончили собой, либо погибли в автомобильных авариях. Насильственные смерти составили для этой группы 70 % от всего числа смертей. Среднестатистическая цифра для Америки была в эти годы 10,12 %.

Вечером в день убийства Освальда в квартире Руби собралось пять человек: Джордж Сенатор, адвокаты Том Ховард и Джим Мартин, и двое репортеров. Неизвестно о чем у них шел разговор, но пять месяцев спустя один из репортеров был «случайно» застрелен в полицейском участке в Калифорнии (полицейский, видите ли, выронил пистолет, и тот выстрелил). Другой репортер был убит в своей далласской квартире ударом карате по шее в сентябре 1964-го. Сам Том Ховард умер от сердечного приступа в марте 1965-го.

Сообщения агентов и информаторов, а также результаты подслушивания, проводившегося ФБР показывают, что весть о гибели президента вызвала неудержимое ликование руководителей синдиката. В доме главы мафии в Найагара Фоллс (похоронная контора Стефано Магаддино) присутствовавшие поздравляли друг друга. Выражала свое удовлетворение чикагская ветвь, возглавлявшаяся Сэмом Джанканой. «Месяца через два ФБР станет снова таким, каким оно было пять лет назад, – говорили они. – Их и видно не будет. Они начнут гоняться за всякими типами из «Справедливого отношения к Кубе», а нас, мальчишек, оставят в покое».

Руководитель пуэрториканского отделения профсоюза тимстеров, тесно связанного с гангстерами, направил генеральному прокурору Роберту Кеннеди издевательское письмо, в котором извещал, что профсоюз выделит специальные средства на украшение свежими цветами могилы Освальда. Всеамериканский глава тимстеров, знаменитый бандит Джимми Хоффа, был взбешен, когда узнал, что его подчиненные в штаб-квартире приспустили в знак траура американский флаг. Он обозвал их лицемерами.

Однако ликование повсеместно было связано с изумлением: почему Джона? Почему не Роберта?

Роберт Кеннеди, вступивший в 1961 году в должность генерального прокурора, начал беспрецедентную войну с синдикатом.

Он лично добивался и обеспечил принятие пяти законов, направленных против мафии. Были объявлены преступлением деловые поездки из одного штата в другой, имеющие целью помощь рэкету или игорным заведениям; перевозка оборудования для игорных домов из штата в штат; передача информации между тотализаторами разных штатов по телеграфу. Новый генеральный прокурор назначил 60 адвокатов в отдел, занимающийся организованной преступностью и рэкетом, увеличив его на 400 %. Отдел координировал деятельность 27 расследующих агентств, до этого действовавших разобщенно. Был составлен список главарей синдиката, подлежащих привлечению к судебной ответственности в первую очередь. Первоначально в нем было 40 имен; к тому времени, когда Кеннеди оставил свою должность (август 1964-го), список вырос до 2300.

Мафия люто ненавидела нового генерального прокурора. Еще в 1962 году главарь Нью-Орлеанской организации, Карлос Марселло, которого Роберт Кеннеди на короткий срок сумел депортировать в Гватемалу, поклялся страшно отомстить. На собрании сообщников он произнес зловещую сицилийскую формулу: «Livarsi na petra di la scarpa!» («Выньте камень из моего сапога!»).

Свидетель обвинения на процессе Джимми Хоффа, Эдвард Партин, показал, что главарь тимстеров спрашивал его, что он знает о пластиковых бомбах. «Что-то нужно предпринять против этого сукиного сына, Бобби Кеннеди, – говорил Хоффа. – Добраться до него не составит проблемы – он все время разъезжает по Вашингтону в своем открытом автомобиле с этим черным псом. Все что нужно: запустить в него пластиковую бомбу, и дело с концом». Позднее планы были изменены: предполагалось взорвать дом Кеннеди со всеми, кто там находился.

Когда разнеслась весть об убийстве президента, нью-йоркский гангстер Шлиттен вскричал: «Прекрасно! Плохо только, что не убили заодно и братца Бобби».

Лидер пенсильванской мафии говорил: «Эти Кеннеди – причина всех моих несчастий. И зачем убили старшего, когда надо было убить другого, малявку».

«Как жаль, что брата Роберта не было в том автомобиле!» – вторил ему гангстер из Чикаго.

Таким образом мы оказываемся перед явным противоречием. С одной стороны, не оставляет сомнений, что убийство президента Кеннеди было осуществлено руками представителей синдиката, с использованием всех характерных для них приемов. С другой стороны, имеющаяся информация однозначно указывает на то, что острие ненависти гангстеров было направлено на Роберта Кеннеди и что, если бы мафия на своем всеамериканском собрании приняла решение перейти от слов к делу, именно он был бы выбран объектом нападения.

Некоторые исследователи высказывают мнение, что убийство президента было выгодно мафии, ибо оно подрывало власть генерального прокурора. В доказательство они приводят слова все того же Джимми Хоффы: «Бобби Кеннеди теперь просто рядовой адвокатишка… За его спиной нет больше власти президентского вето».

Думается, суждение это недостаточно обосновано. Борьба с организованной преступностью не ослабла, и сам Хоффа вскоре оказался за решеткой. (Приговор вынесен в 1964, утвержден Верховным судом в 1966; Хоффа впоследствии был помилован Никсоном в 1971 и убит мафией в 1976.) Убийство генерального прокурора было бы делом нешуточным. Но убийство президента представляется еще более опасным и дорогостоящим предприятием. Решиться на него лишь для того, чтобы ослабить власть генерального прокурора? Не похоже ли это на поездку из Нью-Йорка в Вашингтон через Даллас?

Вообще мафия крайне редко и неохотно устраивает прямые нападения на членов государственного аппарата. У синдиката есть свои правила, своя тактика, свои табу.

Он старательно избегает применять насилие против представителей закона, правительственных чиновников, журналистов… Исключением являются люди, которые принимали услуги от гангстеров и затем выступили против них. В истории США нет примера, когда удар был бы направлен против высокопоставленного должностного лица. Более того, считают, что намерение одного из мобстеров (Артура Флегенхеймера) покончить с окружным прокурором Нью-Йорка привело к тому, что он сам был убит мафией в середине 1930-х.

Убийство представителя власти всегда вызывает осложнения: вспышку общественного возмущения, активизацию полиции и ФБР, вынужденное сворачивание деятельности и, следовательно, уменьшение доходов синдиката. Деньги же – главный инструмент его власти. (Специалисты считают, что годовой доход синдиката в стране в конце 1970-х достиг 40 миллиардов, то есть в сумме превысил доходы Юнайтед Стэйтс Стил, Форда, Стандарт Ойл, Дженерал Электрик и Дженерал Моторс.) Поэтому преступный мир очень сурово карает все, что может привести к снижению барышей.

Учитывая это, мафиозный босс, решившийся бы на свой страх и риск пойти на убийство такого масштаба, должен был бы считаться не только с угрозой возмездия со стороны властей, но и с возможностью возбуждения серьезного недовольства других боссов. Никакой прозорливец не мог предвидеть, что расследование убийства президента пойдет в такой бережной и робкой манере, какую избрала Комиссия Уоррена. Риск быть обнаруженным и привлеченным к ответу был очень и очень велик. Расходы на подготовку сценария, на устройство алиби всем участникам, на подтасовку фактов, на оплату исполнителей и адвокатов для тех, кто попался, на уничтожение случайных свидетелей должны были измеряться в миллионах долларов.

Что же могло заставить серьезного мафиозного бизнесмена пуститься на такую рискованную и дорогостоящую авантюру?

Даже исследователи, считающие мафию исполнительницей убийства, теряются, когда начинают говорить о мотивах. Ненависть? Но тогда жертвой должен был бы пасть в первую очередь Роберт Кеннеди.

Попытка ослабить давление властей на преступный мир? Но за членами синдиката не водится жертвенной готовности высовываться и подставлять свою голову под бревно, падающее на всю честную компанию.

И ни один из видных авторов, писавших об убийстве президента даже где-нибудь в примечаниях не попытался взглянуть на проступающую из мрака картину под тем углом, под которым в первую очередь и рассматривается обычно деятельность мафии. Никто не посмел назвать в качестве возможного мотива деньги.

Ибо если это была просто «платная работа» (а все другие варианты, как мы видим, не выдерживают испытания логикой), то сумма должна была быть гигантской.

И какой же «заказчик» мог уплатить такие деньги?

Часть вторая.
КАК БЫЛ УБИТ ПОЛИЦЕЙСКИЙ ТИППИТ

13. ПОЛИЦЕЙСКИЙ ВСТРЕЧАЕТ СВОЕГО УБИЙЦУ

В те минуты, когда врачи в Паркландской больнице боролись за жизнь раненого президента, в другом районе Далласа, на тихой Десятой улице, на участке между Паттон и Денвер, где-то в начале второго (от 1.07 до 1.15) снова прогремели выстрелы, и полицейский Типпит упал замертво рядом со своей патрульной машиной. Расследование пришло к выводу, что убийцей был все тот же Ли Харви Освальд. Он шел по улице, внешность его соответствовала переданному по радио описанию человека, стрелявшего в президента, и Типпит попытался задержать его для допроса, но Освальд выхватил пистолет и застрелил полицейского.

Комиссия Уоррена так суммировала имеющиеся против Освальда улики:

1. Два свидетеля, которые слышали выстрелы и видели, как патрульный Типпит был застрелен, а также семь свидетелей, видевших человека с пистолетом в руке, бегущим от места преступления, опознали Ли Харви Освальда.

2. Гильзы, найденные вблизи сцены убийства, имели отметки идентичные тем, какие оставляет револьвер, обнаруженный у Освальда в момент ареста (45 минут спустя).

3. Этот револьвер был куплен Освальдом и принадлежал ему.

4. Куртка Освальда была найдена брошенной на пути подозреваемого с места преступления.

На основании этих улик Комиссия пришла к заключению, что Ли Харви Освальд убил полицейского Типпита.

Гладкие и убедительные формулировки Отчета комиссии Уоррена снова выглядят неопровержимыми лишь до тех пор, пока читатель не попытается сопоставить их с текстом свидетельских показаний в 26-томном приложении к Отчету. Когда критики Комиссии получили в свои руки этот бесценный фактологический материал, они засыпали авторов Отчета градом возмущенных вопросов и справедливых недоумений, вскрыли десятки вопиющих противоречий между словами свидетелей и выводами Комиссии. Попробуем сделать сжатый обзор этой полемики, разбив ее на три основных проблемы:

а) каким образом Освальд добирался от книжного распределителя на Дэйли плаза до Десятой улицы?

б) когда произошла его встреча с Типпитом?

в) кто видел его в этот момент?

Предполагаемые перемещения Освальда с 12.33 до 1.50 (момент ареста) 22 ноября, 1963 года

Жирной линией показаны участки пути, на которых его видели свидетели; пунктиром – предполагаемый маршрут

Между книжным распределителем и Десятой улицей

Администратор книжного распределителя, Рой Трули, и полицейский Бэйкер вбежали в здание примерно в 12.32 (две минуты спустя после выстрелов, поразивших президента) и столкнулись с Освальдом около автомата с кока-колой на втором этаже.

Управляющая домом 1026 по Норт-Бэкли-стрит, миссис Эрлен Робертс, показала, что Освальд, снимавший у нее комнату под именем О. X. Ли, заскочил домой около часу дня, пробыл у себя три-четыре минуты и сразу ушел.

В 1.16 свидетель позвонил в полицию и сообщил, что на Десятой улице, вблизи перекрестка с улицей Паттон, убит полицейский.

Далласская полиция и вслед за ней Комиссия Уоррена стремились доказать, что Освальд имел достаточно времени, воспользовавшись автобусом и затем такси, добраться до своего дома от места работы (от книжного распределителя ТРУ), взять там пистолет, надеть куртку и пешком дойти до перекрестка Десятой и Паттон, где он и был остановлен бдительным полицейским. Критики доказывали, что это было физически невозможна, а следовательно Освальд не мог быть убийцей Типпита.

На странице 88 воспроизведен взятый из Отчета план перемещении Освальда после того, как он покинул здание ТРУ (Техасский распределитель учебников). Жирными линиями выделены те участки пути, которые Комиссия считала выясненными при помощи свидетельских показаний с достаточной степенью определенности. Пунктиром отмечены предполагаемые перемещения.

Даже неподготовленного читателя Отчета должна поразить причудливость этого пути. Мы должны поверить, что человек, спланировавший и только что совершивший в одиночку дело невероятной трудности – убийство президента США, человек, который две минуты спустя был абсолютно сдержан и спокоен (показания Трули и Бэйкера), что этот человек не имел разработанного плана бегства с места преступления и начал метаться по городу, как безумный. Сначала он проходит семь кварталов на восток по улице Эльм и садится в автобус, который везет его обратно к месту преступления. Минуты через четыре он оставляет автобус, получив у водителя пересадочный билет. Он может сесть с этим билетом в идущий следом автобус, который довез бы его до самого дома на Норт-Бэкли-стрит. Но нет – он проходит еще несколько кварталов и у автобусной станции садится в такси.

Руфь Пэйн, дававшая приют семье Освальда в течение последнего года его жизни и хорошо знавшая его привычки, сказала французскому журналисту Лео Саважу: «Ли не потратился бы на такси ни при каких обстоятельствах». Конечно, данные обстоятельства были совершенно исключительными. Освальд спешил убраться подальше.

Но тогда уже совершенно непонятно, зачем он проезжает пять лишних кварталов мимо своего дома (по другим показаниям таксера – семь) и затем возвращается к нему пешком. И это при том, что на бегство у него припасено всего лишь 14 долларов.

Было единственное указание на то, что Освальд воспользовался автобусом: при аресте в кармане у него был найден пересадочный билет (трансфер). Не правда ли, какое интересное совпадение? И у Руби, и у Освальда оказываются в кармане кусочки бумаги, только что полученные ими и доказывающие, что они были там-то и там-то в такое-то время. Романисту читатель никогда бы не простил подобного однообразия приема. Но тот, кто сочинял сценарий для заговорщиков, мог не утруждать себя излишней изобретательностью: он был уверен, что следователи заглотят подброшенную им наживку «вещественного доказательства».

Критики Отчета не оставили камня на камне от построений Комиссии в отношении поездки Освальда на автобусе. Водитель автобуса Макватерс на следующий день якобы опознал Освальда в полицейском управлении, но, давая показания Комиссии, сознался, что он просто выбрал его как самого низкорослого из четырех показанных ему людей. Освальд чем-то напомнил ему одного молодого человека, который был его постоянным пассажиром. Макватерс осознал свою ошибку – и заявил о ней – уже в понедельник, 25 ноября, когда этот молодой человек, Рой Милтон Джонс, снова вошел утром в автобус и преспокойно занял свое место.

Зато и водитель автобуса, и Рой Милтон Джонс припомнили мужчину, который ненадолго входил в автобус, пока тот двигался по Эльм-стрит в западном направлении, и который по выходе из автобуса получил трансфер. Оба помнили, что этот человек был одет в куртку, причем довольно поношенную. Джонс также показал, что выглядел он лет на 30–35, роста примерно 5 футов 11 дюймов, худощавый, темные коричневые волосы, поредевшие у висков, и что на нем были брюки защитного цвета.

Комиссия не вызвала для допроса Джонса, приняла показания Макватерса в той части, где они подтверждали ее концепцию, но отвергла все остальное. Отвергла она и показания полицейского Бэйкера, утверждавшего, что на Освальде была куртка. Бедная куртка портила всю историю, потому что она не вписывалась в показания важнейшей свидетельницы, уверявшей, что она видела Освальда в автобусе: миссис Мэри Бледшоу. По невероятному «совпадению» Освальд, который только что вышел из здания ТРУ и не был замечен ни одним из сослуживцев, толпившихся у входа, в автобусе тут же напоролся на знакомую даму – он в течение недели снимал у нее комнату всего лишь за месяц до описываемых событий. (Потом она попросила его съехать, потому что ей не нравился его мрачный вид и разговоры по телефону на иностранном языке.) Ее показания являются образцом той невразумительной околесицы, которую невозможно опровергнуть, потому что она сама себя опровергает на каждом слове, но из которой Комиссии было удобно настригать отдельные предложения для подтверждения своей линии.

Миссис Блэдшоу заявила, что Освальд, вошедший в автобус, выглядел как маньяк, лицо его было искажено, рубашка вылезла наружу, на рукаве – дыра. Правда, она созналась, что рубашку с дырой на рукаве ей показали на следующий день агенты секретной службы. Другие агенты порекомендовали ей давать показания Комиссии по заготовленным заметкам, в которые она и заглядывала постоянно, потому что, как она объяснила, «я забываю, что я должна говорить». Если и записки не помогали, ответы за нее давал приведенный ею адвокат.

Не лучше обстояло дело и со вторым участком пути – поездкой Освальда на такси. Водитель такси Уильям Вэлли, заявивший полиции, что в это время дня у него был пассажир, напоминавший внешностью Освальда, простодушно рассказал потом Комиссии, что полиция заставила его подписать заявление об опознании еще до того, как ему показали задержанного. Он также сказал, что Освальд очень выделялся среди прочих выстроенных для опознания людей: он единственный вел себя вызывающе, кричал на полицейских, что они не имеют права выставлять его для опознания среди подростков гораздо моложе него. При всем этом Вэлли указал на другого человека. Если добавить сюда тот факт, что в его путевом листе этот рейс отмечен как имевший место между 12.30 и 12.45 (как раз то время, когда Освальд, по расчетам Комиссии, должен был совершать свой странный проезд в автобусе); что пассажир, которого он принял у автобусной станции, любезно пытался уступить такси пожилой леди; что на нем была куртка; и что он проехал пять (или семь) лишних кварталов мимо дома, куда ехал Освальд, станет ясно, какими средствами приходилось Комиссии латать свою версию.

Но ведь каким-то путем Освальд добрался в свой дом на Норт-Бэкли в час дня? И если он покинул его в 1.03, мог ли он пешком одолеть 11 кварталов, отделявших его дом от места убийства полицейского?

Когда был убит полицейский Типпит?

Отчет Комиссии Уоррена гласит: в 1.15. Ибо в 1.16 один из свидетелей убийства подбежал к оставленной полицейской машине и сообщил диспетчеру о случившемся. Две минуты спустя радиосообщение было послано в эфир, и патрульные машины, находившиеся в районе к югу от центра Далласа (Оак-Клиф), устремились по указанному адресу: квартал 400 по Десятой-ист-стрит.

Открываем свидетельские показания.

Доминго Бенавидес показал, что он ехал по Десятой улице в своем грузовике, когда он увидел остановившуюся патрульную машину и выходящего из нее полицейского. Потом раздался выстрел. Бенавидес немедленно свернул к обочине, затормозил и пригнулся в кабине. Прогремели еще два выстрела. Он выглянул и увидел человека с пистолетом в руках, убегавшего по Десятой в сторону Паттон-стрит. Боясь, что стрелявший может вернуться, Бенавидес просидел, спрятавшись в своем грузовике еще несколько минут. Лишь потом он вышел, приблизился к полицейской машине и попытался радировать диспетчеру.