Текст книги "Кто убил президента Кеннеди?"

Автор книги: Игорь Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

30. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Кто стрелял?

Через две минуты после убийства президента, в здании Дал-Текс на Дэйли-плаза был арестован человек, который вел себя подозрительно. Его отвели в контору, шерифа и допросили. Он сказал, что накануне прилетел в Даллас из Калифорнии по своим нефтяным делам, что в здание Дал-Текс зашел в поисках телефона, что зовут его Джим Браден. В качестве документов представил водительские права и кредитную карточку. Через три часа его отпустили, не сфотографировав, не сняв отпечатки пальцев.

Короткий протокол допроса Джима Брадена спокойно пролежал в 24-ом томе приложений к Отчету комиссии Уоррена несколько лет. Лишь в 1969 году, по чистой случайности, проверили номер водительских прав, оставленный им, и обнаружили, что имя Джим Браден этот человек официально получил лишь 10 сентября 1963 года, а до этого его звали Юджин Хэйл Брадинг. И что был он закоренелым преступником, условно освобожденным после пяти лет тюрьмы и обязанным регулярно отмечаться в полиции.

Список нарушений закона, совершенных Браденом-Брадингом (имеются в виду только те, на которых он попался), покрывал 30 лет и насчитывал 35 преступлений. Среди них: организация незаконного игорного бизнеса в Майами, кража автомобиля, укрывательство краденого, жульничество, вымогательство и т. д., и т. п. Властям были известны несколько других имен, под которыми он оперировал. С 1954 по 1959 год он сидит в тюрьме за финансовые махинации с деньгами богатой вдовы, на которой он женился в корыстных целях. Получив условное освобождение, он принимает облик солидного бизнесмена-нефтепромышленника, разъезжает по всей стране, аккуратно информируя полицию о своих поездках.

Попробуем проследить действия и перемещения этого мошенника в 1963–1964 годах.

Летом 1963 года его брак с очередной богатой вдовой, Милдред Боллман (ее покойный муж сделал карьеру и нажил состояние, работая казначеем в профсоюзе тимстеров) начал давать трещины, что было чревато для Брадинга серьезными финансовыми затруднениями.

Летом и осенью 1963 года он многократно летает в Новый Орлеан, где посещает (так он докладывал полиции) контору нефтяного геолога в кабинете № 1701 в здании Пер-Маркуэт. В кабинете № 1707 того же здания располагается контора адвоката Карлоса Марселло, который как раз в эти дни нанял для неизвестных целей небезызвестного нам Дэвида Ферри.

24 октября жена Брадинга добивается развода.

21 ноября Брадинг, в сопровождении некоего Моргана Брауна, прибывает в Даллас, отмечается в полиции и говорит, что прибыл, чтобы вести переговоры с нефтепромышленником Ламаром Хантом. В тот же день здание, в котором находилась контора Ханта, «случайно» посетил Джек Руби.

Вечером того же дня Джек Руби провел около часа в Кабана-мотеле. Это был тот самый мотель, в котором остановились Брадинг и Браун.

22 ноября, в 12.32 дня, Брадинг, как говорилось выше, был арестовал на Дэйли-плаза, но вскоре отпущен.

В 2.01 Морган Браун выписывается из мотеля и покидает Даллас. Брадинг тоже улетает из Далласа в тот же день (или, по крайней мере, так он заявил полицейскому инспектору).

Среди прочих предприятий, приносивших ему доход, Брадинг указывал нефтяную скважину в Луизиане (штат, где оперировал Карлос Марселло), дававшую ему в месяц около 1000 долларов. За ноябрь 1963 года он указал доход от этой скважины 7642.89 доллара. Вспомним, что банковский клерк заметил у Руби примерно такую же сумму наличными 22 ноября того же года (см. выше, стр. 56) и что Дэвид Ферри тоже разжился именно на 7000 вскоре после описываемых событий (см. выше, стр. 221).

В конце 1963 – начале 1964 года финансовое положение Брадинга начало стремительно улучшаться. В январе его принимают в члены шикарного клуба Ла Коста Каунтри, куда допускались только видные представители синдиката и Голливуда. Построен клуб был на заем от профсоюза тимстеров, возглавлявшегося Джимми Хоффа. Вступительный взнос – 2500 долларов. Он вкладывает деньги в различные компании: 25 тысяч в одну, 39 тысяч в другую. Он вращается в шикарном обществе, богатые вдовы снова ищут его внимания.

По данным полиции Лос-Анджелеса, Брадинг был связан со знаменитым исполнителем приговоров мафии, Джимми Фратиано. Этот Фратиано был знаком с мэром Сан-Франциско и с его помощью получил от банка в 1965 году различных займов на 105 тысяч долларов. Полиция считала, что он был замешан по крайней мере в 16 убийствах.

В 1967 году новоорлеанский прокурор Джим Гаррисон, среди прочих подозреваемых заговорщиков, указал на некоего Юджина Брэдли. Журналист Питер Нойес отправился взять интервью у этого Брэдли, но ошибся адресом и постучался не в тот дом. Хозяин дома, поняв ошибку посетителя, сказал: «А-а, вы разыскиваете того человека, который убил президента Кеннеди». Но в полицейском управлении Лос-Анджелеса Нойес увидел в картотеке подозрительных личностей карточку с такой надписью: «Эдгар Юджин Брэдли, Норт-Голливуд, Калифорния. Тот человек, которого Гаррисон спутал с Юджином Брадингом (Джимом Браденом).»

Чтобы завершить эту цепь многозначительных совпадений, следует упомянуть, что 4 июля 1968 года Брадинг находился в 100 милях от своего дома и был зарегистрирован в отеле Сенчури-Плаза в Лос-Анджелесе, то есть в 10–15 минутах ходьбы от отеля Амбассадор, где вечером того дня был убит Роберт Кеннеди.

Есть много указаний на то, что в 1970-е годы Брадинг действовал в кооперации с крупными фигурами синдиката. В том числе предполагают, что он был личным курьером Мейера Ланского, легендарного мобстера, который сумел нелегально вывезти из Америки миллионы долларов.

Несколько слов о спутнике Брадинга, Моргане Брауне. Он тоже занимался нефтяными спекуляциями, но в 1962 году его компания была лишена лицензии за неуплату налогов. В 1964 году он был обвинен в жульнической продаже акций несуществующей нефтяной скважины на 10 тысяч долларов. Когда полицейский попытался вручить ему повестку в суд, Браун накинулся на него, отнял пистолет, сорвал с него одежду, связал и начал палить направо и налево. По счастью, пули не попали в полицейского. Браун был схвачен два часа спустя в мотеле, где он забаррикадировался в одной из комнат. Он провел в тюрьме 4 года и после этого был выпущен условно.

Ах, как жаль, что эти два визитера, посетившие Даллас 21–22 ноября 1963 года, ускользнули от внимания Комиссии Уоррена. Ведь ничего не стоило бы показать их фотографии полицейскому Джо Смиту – тому самому, который столкнулся за оградой с фальшивым агентом Секретной службы. Но Смит умер в 1970-е годы, и эта возможность уже непоправимо упущена.

Еще один подозрительный персонаж был в районе Дэйли-плаза во время убийства. Джек Лоуренс в октябре 1963 года получил работу продавца в автомагазине Линкольн-Меркьюри – том самом, куда Освальд явился впоследствии прицениваться к красному автомобилю. Хотя он представил отличные рекомендательные письма из Нового Орлеана, ни одного автомобиля он так и не продал. Впоследствии выяснилось, что рекомендации были липовые.

Есть сведения, что он посещал клуб «Карусель» и был хорошо знаком с сожителем Руби, Джорджем Сенатором.

21 ноября Лоуренс одолжил казенную машину. На следующий день утром он не явился на работу, и директор стал беспокоиться.

Тридцать минут спустя после выстрелов на Дэйли-плаза Лоуренс явился в вымазанной грязью одежде, бледный, покрытый потом; он пробежал через выставочный зал в уборную, где его вырвало.

Сослуживцам он сказал, что с утра был болен, но все же пытался доставить одолженный автомобиль, однако не смог из-за образовавшихся пробок и оставил его на стоянке. Два сотрудника поехали, чтобы забрать машину. Лоуренс (в прошлом служивший в авиации и числившийся отличным стрелком) оставил запаркованный автомобиль на стоянке за деревянной оградой на травяном холме / – том самом, откуда раздался третий выстрел/.

О его подозрительном поведении сообщили полиции, и Лоуренса задержали на 24 часа. На следующий день он оставил работу в Линкольн-Меркьюри и уехал из Далласа. Протокола его допроса нет в документах и имя его не упоминается ни в одном из официальных расследований.

Кто увел расследование на ложный путь?

В ноябре 1986 года на экраны телевизоров Америки и Англии вышел шестичасовой полудокументальный фильм «Слушается дело Ли Харви Освальда». В нем приняли участие настоящий судья из Далласа, настоящие адвокат и прокурор (очень знаменитые), настоящие присяжные – 12 жителей города Далласа. Были заслушаны показания нескольких десятков реальных свидетелей – о многих из них рассказано в этой книге. Место подсудимого пустовало, но адвокат ходил перед присяжными, прижимая к груди огромный портрет Освальда, которого он ласково называл «Ли».

Присяжные – участники фильма – нашли Освальда виновным в убийстве президента. Но зрители фильма тоже имели возможность выражать свое мнение, звоня в студию по телефону во время премьеры. К изумлению создателей фильма, 85 % звонивших (а позвонили десятки тысяч) заявили, что вина Освальда не была доказана с полной определенностью (как говорят в суде, beyond the reasonable doubt).

Все это показывает, что интерес к тройному убийству в Далласе не ослабевает и что спорам не суждено утихнуть в ближайшее время.

Известный журналист; Джек Андерсон, выступивший в качестве комментатора фильма, высказал свое убеждение в том, что убийство было организовано Кастро с помощью мафии. (Это тот самый Андерсон, которому гангстер Роселли поведал всю историю еще 20 лет назад – см. выше, стр. 261). Андерсон дальше сообщил интересную деталь: сразу после убийства директор Си-Ай-Эй, Джон Маккон, поспешил к Роберту Кеннеди и провел с ним три часа в секретной беседе. На следующий день он так же надолго уединился с президентом Джонсоном.

Думается, мы вправе предположить, что на этот раз он без утайки поведал двум лидерам страны все подробности покушений на Кастро, готовившихся Си-Ай-Эй.

Попробуем теперь представить дилемму, перед которой оказались президент Джонсон и генеральный прокурор, Роберт Кеннеди. Они понимали, что если бы расследование выявило участие Гаваны в убийстве президента, Кастро стал бы решительно отрицать свою вину, но предъявил бы всему миру доказательства покушений Си-Ай-Эй на него. И его доказательства, с юридической точки зрения, были бы гораздо убедительнее: имена агентов Си-Ай-Эй, даты и места их встреч с Роландо Кубелой, зловещие орудия убийства, которыми они его снабжали. К трагической гибели президента добавился бы еще несмываемый позор. Ведь это при его власти, его подчиненные плели кровавые сети. Попробуй докажи, что он не знал о них. Смятение умов, внутренний раздор могли, действительно, довести страну до грани хаоса.

Именно это имел в виду президент Джонсон, когда, уговаривая судью Уоррена (которого он, наверняка, посвятил в тягостную тайну), употребил оборот «стране грозит утрата доверия» (см. выше, стр. 23). Во время этого же разговора президент говорил об угрозе войны и о том, что он, как главнокомандующий, приказывает судье – бывшему солдату – вернуться на службу и выполнить свой долг. Именно поэтому судья Уоррен согласился на предложенную ему роль с таким тяжелым сердцем, именно поэтому слезы блестели у него в глазах, когда он покидал кабинет президента. Но раз приняв на себя эту обязанность, он начал трудиться не за страх, а за совесть и сделал все возможное, чтобы не дать правде пробиться на поверхность. Именно поэтому он отказался забрать Джека Руби в Вашингтон для дачи показаний, именно поэтому обрывал Джеральда Форда, когда тот начинал расспрашивать Руби о его кубинских связях (см. выше, стр. 77).

Не был заинтересован в раскрытии правды и видный член Комиссии Уоррена, Аллен Даллес, – бывший директор Си-Ай-Эй. Ведь это под его руководством работники разведки завязали отношения с гангстерами, это при нем планировались первые покушения на Кастро, которые в конце концов спровоцировали кубинского диктатора на ответный удар.

Горе Роберта Кеннеди было таким глубоким, что некоторые авторы, описывая его, используют образы греческих трагедий. (Он, кстати, начал зачитываться ими в первые месяцы после гибели брата.) И, как и в греческих трагедиях, его горе было окрашено чувством вины и стыда. Ведь уже весной 1962 года он знал о готовившихся покушениях на Кастро и принял на веру заявление работников Си-Ай-Эй о том, что покушения прекращены. 9 декабря 1963 года биограф Роберта Кеннеди, Артур Шлезинджер, записал в своем дневнике такой разговор:

Я спросил его /Роберта Кеннеди/, возможно, бестактно, об Освальде. Он сказал, что не может быть серьезных сомнений в вине Освальда, но многое указывает на то, что он действовал не один, что заговор был шире и включал либо Кастро, либо гангстеров. ФБР считает, что он действовал один, но Маккон /директор Си-Ай-Эй/ думает, что стреляли двое.

Один лишь Эдгар Гувер, похоже, не был осведомлен об истинной подоплеке убийства и сбивал расследование со следа исключительно в своекорыстных целях. Он вложил в ФБР тридцать лет своей жизни. Стремясь придать этой организации облик легендарный, объявляя ее всевидящей, он заявлял, что подрывная деятельность в США подавлена, а организованная преступность – миф, созданный вражеской пропагандой. Признать, что, со всем своим всеведеньем, он проворонил заговор такого масштаба, было бы для него полным позором, крушением репутации. Уже через две недели после убийства его бюро сляпало отчет в четырех томах, сваливавший всю вину на Освальда и послуживший черновиком для Отчета комиссии Уоррена.

Видимо, Гувер воображал, что ловко водит за нос президента Джонсона, Комиссию Уоррена и ненавистного Роберта Кеннеди. На самом же деле они просто давали ему возможность вести его игру, потому что она способствовала достижению их главной цели: не дать позорной и тягостной правде стать достоянием общественного мнения. В этом они видели свой долг перед покойным президентом и перед страной. Правы они были или нет – другой вопрос.

Так как расследование велось при закрытых дверях, вся американская пресса в течение десяти месяцев могла получать информацию о самом сенсационном убийстве только из рук Комиссии Уоррена и ФБР. Когда журналист получает информацию такими крохами, он не может позволить себе роскошь критического подхода – он должен хватать и печатать то, что дают. Так и вышло, что десятки крупнейших газет, журналов и телевизионных компаний были шаг за шагом втянуты в орбиту официальной версии и продолжали бережно поддерживать ее и впоследствии (а заодно – и свою репутацию). Именно поэтому результаты расследования Комитета Стокса в 1978–1979 году, признавшего, наконец, что президент Кеннеди был убит в результате заговора, оказались практически замолчаны прессой и телевидением.

Таким образом, мы видим, что имели место не один, а два заговора: первый, рожденный злобой, подозрительностью и страхом и направленный на уничтожение президента Кеннеди, и второй, возникший из благих побуждений и нацеленный на сокрытие правды о его убийстве. Лишь трагическая ирония истории повернула эти два заговора таким образом, что в глазах многих серьезных исследователей они в течение двадцати с лишним лет выглядели как один.

Эта книга не ставит своей задачей разбирать моральные аспекты описанной драмы. Вправе ли Кастро был избрать убийство формой ответного удара, когда узнал, что американцы готовят покушения на его жизнь? Вправе ли демократическая страна включать убийство в арсенал борьбы с тоталитарными режимами? Одно ясно: открытость демократического общества никогда не позволит осуществить намеченное убийство с такой же эффективностью, с какой это может сделать полновластный диктатор. Поэтому, если не по моральным, то хотя бы по чисто прагматическим соображениям, демократическому правительству нет смысла марать себя планированием покушений. Это всегда обернется позором и поражением. Как пишет исследователь Генри Херт, несмотря на все планирование и разработки, направленные на. убийства иностранных лидеров, все имеющиеся документы, включая расследование, проведенное Сенатским комитетом /в 1975 году/, показывают, что Соединенным Штатам ни разу не удалось осуществить успешное покушение на какого-нибудь иностранного руководителя.

На примере сегодняшней политической жизни мы можем очень ясно видеть, что американские политики не поколеблются скрыть какие-то свои важные шаги от страны и народа. Администрация Рейгана считала, что помощь никарагуанским «контрас» необходима, и без шума пошла на прямое нарушение постановлений Конгресса, что привело к ирано-никарагуанскому скандалу, к увольнению Пойндекстера и Норта, к волне всевозможных расследований. В 1964 году, в случае вскрытия правды, демократическая партия не отделалась бы несколькими увольнениями. Удар по ее престижу был бы сокрушительным, и ее кандидат вряд ли смог бы снова попасть в Белый дом. Так что сейчас трудно решить, насколько мотивы Линдона Джонсона были корыстными и насколько диктовались заботой о предотвращении смуты в стране.

Другое дело – сегодня. В наши дни для тех, кто продолжает скрывать правду об убийстве президента Кеннеди, кто препятствует распространению правдивой информации об этой трагедии, оправданий не осталось.

Кто доискивался до правды?

Их объединяют расплывчатым понятием: критики Отчета комиссии Уоррена. Им посвящена эта книга, о многих из них рассказано на ее страницах. В подавляющем большинстве это рядовые американцы, которых далласская трагедия задела так глубоко, что они отказались принять утешительную ложь официальной версии. Забросив свои личные дела и налаженную жизнь, они погрузились в имеющиеся документы, стали сами опрашивать свидетелей, собирать по крохам правдивую информацию и публиковать результаты своих исследований в виде статей и книг. Приводимая в конце библиография – лишь малая часть того, что создано ими.

Поначалу американская пресса накинулась на них с какой-то несоразмерной яростью. Редакторы, обычно столь жадные до дискуссий, до столкновения полярных мнений, тут неожиданно и дружно приняли сторону Отчета. Какими только словами не поносили критиков, как только не издевались и не клеймили! Газеты и журналы охотно помещали интервью с защитниками Отчета, со следователями Комиссии Уоррена, и те не жалели красок, расписывая своих противников. Следователь Болл озаглавил свое опубликованное выступление так:

«Беспринципные журналисты лгут, передергивают и строят выводы на пустом месте». «Некоторые из выражающих сомнение, – писал он, – недостойны даже презрения». Огромный интерес читающей публики к работам критиков Либелер объяснял тем, что «все еще существует массовое умопомешательство толпы, как во времена крестовых походов, алхимиков и колдунов. Один автор написал ругательную книгу о критиках, которую озаглавил «Стервятники».

Большим разочарованием для критиков было расследование, затеянное прокурором Гаррисоном. Он так смело обвинял правительственные организации, Си-Ай-Эй и ФБР, что поначалу многие вообразили его доблестным рыцарем, защищающим правду. Прошло немало времени, прежде чем они поняли фальшивую суть этого «расследования».

Многие не были удовлетворены и результатами работы Комитета Стокса. Хотя Комитет признал наличие заговора, он все же заявил о своей беспомощности перед загадкой убийства президента. А каждый критик к тому моменту имел свою теорию, и каждый воспринял болезненно непризнание своей – выношенной и лелеемой – версии.

Характерная горечь прорвалась в письме ко мне одного из критиков, Пена Джонса:

«Мне почти семьдесят. Время уходить на покой. Но чувства мои сильны как прежде. Мы потеряли хорошую страну… В январе 1985 я, видимо, прекращу выпуск моего информационного листка /посвященного новостям расследования/. У меня просто не осталось средств… Убийцы победили. И мы потеряли нашу страну».

Я пытался разубедить его как мог. Я написал ему, что убийцы не победили. Что он и подобные ему создали атмосферу, в которой утешительная неправда не смогла выжить. Вопреки сопротивлению власть имущих, расследование продолжалось. Заговорщики начали нервничать, начали убивать друг друга, кончать с собой, умирать при загадочных обстоятельствах. Исчезли Руби, Ферри, Джанкана, Роселли, Хоффа, Де Мореншильд. Критики будили общественное сознание и таким образом заставили начать новое расследование, вскрыть новые нити. Да, писал я, вам не удалось посадить убийц на скамью подсудимых. Но страну свою вы отстояли, и она все еще прекрасна. Поверьте новому эмигранту, повидавшему другие страны, другие нравы, другие порядки.

Я писал это не в утешение старому человеку, а вполне искренне. Ибо бескорыстное и упрямое мужество этих людей было единственным светлым пятном в мрачной картине, встававшей перед моими глазами в процессе расследования. Многие из них надорвали силы в неравной борьбе, у многих жизнь пошла под уклон.

Зато сторонники официальной версии, в большинстве, сделали неплохую карьеру. Джеральд Форд стал президентом и назначил следователя Дэвида Белина в Комиссию Рокфеллера. Следователь Арлен Спектер – создатель нелепой теории «единственной пули» – заседает в Сенате от штата Пенсильвания, следователь Берт Гриффин – судья в штате Огайо. Видные телекомментаторы, защищавшие Отчет, и сейчас не потерпят в своих программах кого-нибудь, кто публично выразил бы сомнение в их прозорливости.

Естественно, что почти каждый критик должен был иметь свою рабочую версию при распутывании кровавой головоломки. И каждый постепенно так сживался со своей теорией, что все другие начинали казаться ему ошибочными. Критики читали книги друг друга, но полного единодушия между ними так и не возникло.

Свою главную задачу я видел в том, чтобы объединить результаты их усилий в единый связный рассказ о событиях. Есть в этом рассказе эпизоды и отрывки, разработанные мною самостоятельно, – в том смысле, что мне неизвестны работы, выводы которых совпадали бы с моими в этих пунктах. К ним относится идея «Руби не был в телеграфном отделении, а с утра 24 ноября караулил около полицейского управления и внутри»; вся версия гибели Типпита; включение в число подозреваемых Кеннета Кроя, Гарри Олсена, Доминго Бенавидеса, Чарльза Гивенса; версия местонахождения Освальда в последние полчаса до ареста; версия «первый выстрел в президента – сквозная рана от горла к спине»; и, конечно, заключительный вывод: инициатор убийства – Фидель Кастро. Будет вполне естественно, если многие критики отвергнут эти мои выводы, как они отвергали до сих пор выводы друг друга.

Но у меня с самого начала была дополнительная задача, оправдывавшая мой подход: рассказать об этой поворотной исторической драме наших дней русскоязычному читателю. Ведь до сих пор он мог узнать о ней только из нескольких пропагандистских брошюр, напечатанных в СССР и сваливавших вину за происшедшее на американские правящие круги, на все эти отвратительные Си-Ай-Эй, ФБР, военно-промышленные комплексы, на финансовых воротил с Уолл-стрита. Я рад, что теперь русский читатель будет иметь выбор, а также тому, что он будет избавлен от необходимости бороться с фальсификациями Отчета комиссии Уоррена и сможет сразу воспользоваться – с моей помощью – плодами трудов замечательных американцев и американок, «хранителей огня», «стерегующих дом», имена которых перечислены на странице с посвящением.

Энгелвуд, Нью-Джерси

Февраль, 1987