Текст книги "Там, где горит земля"

Глава 9

Томас шел в казино, без особой спешки, совмещая поход с вечерним моционом и думами о службе.

Он ещё помнил времена, когда слово «казино» означало место, где предаются азартным играм и прочему недостойному разврату. С тех пор минуло немало лет, и так стали называться клубы солдат и офицеров. Предполагалось, что это места, где воины Нации высококультурно проводят досуг в беседах, воспоминаниях о достойных делах и самообразовании. Солдаты, конечно, могут пропустить по стаканчику, но опять же – в умеренных количествах, а офицер обязан являть собой пример для подражания и не должен знать с какой стороны открывается бутылка.

Так задумывалось. Как все выглядело на практике Фрикке не знал и в общем то не интересовался. Он создал личную армию, выстроил закрытый и самодостаточный мир, живший по своим законам, на которые высшее руководство закрывало глаза. Ягеры стояли особняком от армии, представляя своего рода черный ящик. Внутри что‑то происходило, причем весьма противоречащее заветам Отца Астера, но пока ягеры крушили врагов Евгеники, командование предпочитало не интересоваться подробностями. Немалую роль в таком безразличии играла личная благосклонность Координаторов, которые считали, что в конкуренции – благо, а две руки лучше одной.

Впрочем, не две, а три.

Томас шел по тренировочному лагерю, вдыхая вечерний воздух. Он с детства отличался хорошим обонянием и составил собственную карту запахов, привязанную к географии. Европа пахла бензином, типографской краской, металлом и сдобой кондитерских. То был запах прогресса и одновременно уюта, который толкал на великие свершения и в то же время манил вернуться с победой, чтобы заслуженно насладиться комфортом достойной жизни.

Англия пахла травой и сыростью. Томас бывал там дважды, и Остров ему совершенно не понравился, особенно люди, формально подходящие под строгие критерии расового отбора, но безнадёжно отравленные веками плутократической диктатуры. Будь его воля, Британия стала бы первой на очереди в тотальной утилизации, но, увы, такие вопросы были Томасу неподвластны.

Южная Америка пахла тленом и смертью, прочно укоренившимися под сенью громадных тропических лесов. Беженцы и отступившие на юг остатки армии Штатов продолжали там сражаться годами и десятилетиями, окончательно теряя даже псевдочеловеческий облик, превращаясь в крысоподобных существ. Работать в тех гиблых местах было тяжело – потери от болезней кратно превышали боевые – но интересно.

Африка… Африка пахла едва уловимым ароматом стерильной, девственной почвы. Томас работал главным образом в регионах, насквозь прокаленных солнцем, где триста шестьдесят дней в году на небе нет ни облачка. Прекрасные места для войны, потому что небесное светило действовало как естественная бактерицидная лампа, серьезно облегчая жизнь раненым.

Но самый приятный запах принадлежал, безусловно, России. Украина была хорошим местом, но, будучи превращенной в одну гигантскую хлебную фабрику, насквозь провоняла техникой, маслом и потом сервов, под этим плотным слоем едва–едва угадывался аромат пшеницы, сладкий и солнечный, как сам хлеб. Россия в этом отношении оказалась куда приятнее, хотя ей, безусловно, не хватало цивилизованности. И, выбирая место для базового лагеря «охотников» пять лет назад, Томас не колебался. Сибирь – это хвоя, мох, тонкий и одновременно пряный запах исконной, первозданной Природы.

Впрочем, главным фактором, определившим выбор, стала, разумеется, не красота природы, а её суровость. Изнуряюще жаркое лето с изобилием кровососущей мерзости с одной стороны. Зима, по–настоящему суровая, способная выжать слезы даже из солдат Евгеники, конечно, если это не ягеры – с другой. Сейчас как раз стояла зима, дополнительно усугубленная погодными аномалиями, скверная пора для отдыха, лучшее время для суровых тренировок. Тот, кто научился выживать и воевать в ледяном аду русской зимы, везде будет чувствовать себя легко и привольно.

Томас поддернул повыше высокий воротник шинели, подбитой мехом, похлопал друг о друга варежками. В этом году зима выдалась умеренно приемлемой, а вот в прошлом… Фрикке не сказал бы, что тайга так уж вымерзла, но обилие мёртвых деревьев, перекрученных, разорванных собственными соками, превратившимися в лёд, напоминало о пятидесяти, шестидесятиградусных морозах, что свирепствовали здесь год назад.

Хорошо, что на континенте температурные скачки были более сглажены, чем на море или в прибрежных районах. В тех регионах аномалии налетали внезапно, как ураган посреди штиля. Впрочем, там не было и таких устрашающих перепадов, доходящих до восьмидесяти, а то и ста градусов.

Холод пробирался под шинель и теплую меховую шапку. Томас ускорил шаг, чувствуя, как ровно и мерно бьётся сердце.

Как прекрасно быть здоровым и сильным, несмотря на возраст. Фрикке помнил семью очень смутно, но вроде бы все родственники умирали рано, лет в пятьдесят или около того. А Томас рассчитывал ещё, самое меньшее, на десять–пятнадцать лет активной и полноценной жизни. Достаточно, чтобы привести своих «охотников» к вершинам славы, исправить катастрофическую ошибку с профессором Айнштайном… и заслужить в бою свой протекторат.

Мысли о военных заслугах и достойном вознаграждении заставили вспомнить сиюминутные проблемы. Кроме того, тридцатиградусный мороз уже прокусил шинель, а уши ощутимо замёрзли. Томас передумал насчёт казино и отправился к штабу, попутно размышляя о насущных заботах.

Первоначально методика предполагаемого использования дивизии казалась Фрикке расточительством. Но со временем, тщательно все обдумав, он пришел к выводу, что все сделано верно. Ягеры были хороши, когда боевые действия велись сразу на многих направлениях. Но в «мире воды» фронт представлял собой четкую и однозначную линию противостояния, операции на второстепенных направлениях велись эпизодически и слабо, а тыл вполне контролировался силами полиции и армии. Там, где не было масштабной партизанской войны и просто активного сопротивления, ягерам просто не находилось работы, но бросать такой качественный инструмент – неразумно. По здравому размышлению, Координатор поступил единственно верным образом. Хотя путь превращения номинальной дивизии в настоящую оказался непрост.

Изначально дивизия ягеров насчитывала всего две тысячи человек, объединенных в три полка по два батальона. Собственно, «дивизия» и «полк» были понятиями достаточно условными, относящимися главным образом к тыловому обеспечению и постоянным базам. Основной боевой единицей стал батальон, который при необходимости надстраивался как детский конструктор всевозможными средствами усиления и поддержки. С течением времени число бойцов росло, достигнув почти семнадцати тысяч, но формально все оставалось в рамках одной дивизии.

Личный состав, начиная с самой первой роты, отбирал сам Томас и его вербовщики, притом нобиль не гнушался беседовать со многими кандидатами. Несмотря на то, что Фрикке был фанатичным приверженцем чистоты расы, в выборе рекрутов он проявлял странную и непонятную неразборчивость, вызывая естественные подозрения и обвинения. Комиссия расовой чистоты не единожды подступалась к ягерам и нобилю, но каждый раз дамоклов меч удавалось отвести в сторону. Сам Томас объяснял свою методику просто – с точки зрения психофизиологии представители низших биологических классов иногда вполне могут сравняться с настоящими людьми. Кроме того, их шкурная и эгоистичная мотивация достаточно крепка, хотя, конечно, диаметрально противоположна искренним и самоотверженным устремлениям истинных. Томас сам не заметил, как понемногу привязался к своим «славным ребятам» и со временем перестал демонстративно различать «чистых» и «нечистых». Они все были его детьми, а дивизия ягеров стала, пожалуй, единственным «космополитичным» соединением в Евгенике.

Расчет на мотивацию вполне оправдывался. Для рядового, без сертификата расовой чистоты, жителя подвластных Евгенике земель карьера «охотника» была одной из очень немногих возможностей избавиться от постоянного страха за свободу и жизнь. Попавший в ряды карателей Томаса четко знал, что у него только два пути – беззаветная служба или эвроспиртовой котёл. Батальоны непрерывно воевали, каратели гибли часто, но немногие выжившие получали определенные права, пусть и урезанные, а так же пристойную пенсию. Достаточные основания для беззаветной смелости.

Штаб штурмовой дивизии представлял собой небольшое двухэтажное здание с пристройкой для электростанции. При строительстве губернаторство Сибири постаралось на славу, руками сервов и мобилизованных аборигенов тренировочный лагерь был возведён из ничего за два месяца, по личному проекту Томаса. Стрельбища, полигоны для отработки всех возможных приемов и навыков боя, одиночного и группового. Ангары для техники… Несмотря на поздний час, здоровенные коробки танковых ангаров светились, что твой город. Томас чуть поджал губы.

Танковый вопрос оставался самым болезненным.

Объединение отдельных батальонов в настоящие полки и полноценную дивизию прошло достаточно легко, хотя и не без проблем. Но засада подстерегала новое соединение в области командного состава и бронетехники.

Рядовой и младший офицерский состав ягеров был выше всяких похвал. Отдельный батальон представлял собой самостоятельную и грозную боевую единицу. На уровне полка взаимодействие начинало пробуксовывать, а уже дивизионное командование и штаб являлись таковыми чисто номинально, поскольку занимались почти исключительно учетом, тренировкой, хозяйственной и снабженческой деятельностью. Впрочем, проблема оказалась не столь значительна, как казалась в первом приближении. Штурмдивизия не предназначалась для сложных тактических манёвров, её уделом было разнести в клочья любого противника на любом участке фронта. Поэтому требования к командирскому составу и работе штаба были не очень высоки и решились частично своими силами, а частично «дружеской» помощью армии, выделившей некоторое количество специалистов для нового детища Фрикке.

Даже артиллерийский вопрос разрешился благополучно – сказалась привычка ягеров использовать все, что под рукой, включая трофейную технику.

А вот с танками вышло нехорошо.

Конечно, ягеры пользовались самой разнообразной бронетехникой, но всегда применяли её в качестве вспомогательного инструмента, как самоходную артиллерию или бронетранспортёры. Опыта «полноценного» использования достаточно больших танковых частей в современной войне у них не было, а для наработки катастрофически не хватало времени. После долгих терзаний Томас сообщил о заминке Координатору, и тот решил задачу. Дивизия снова получила помощь со стороны, но на этот раз не от армии…

В штабе как обычно кипела работа, недостаток опыта приходилось компенсировать ответственным трудом по шестнадцать и более часов в сутки. Томас рассчитывал, что через два месяца непрерывной муштры управление его дивизии сравняется с лучшими армейскими стандартами. А превосходное качество личного состава компенсирует недостаток практического военного опыта.

Появление нобиля прошло на первый взгляд незаметно, но каждый проходящий, пробегающий мимо или просто встречный не забывал отдать честь Томасу, даже если обе руки были заняты.

– Господин нобиль!

Это был лейтенант, адъютант, молодой человек, из «армейского подарка». Выходец из аристократической семьи с безукоризненной родословной и чистотой происхождения, прослеживаемой с восемнадцатого века. Выросший в замкнутой сфере высших кругов Евгеники, юноша был шокирован бытом и традициями ягеров, впав в шок, из которого не мог выйти уже пару недель.

– Слушаю вас, мой юный друг, – снисходительно–вежливо отозвался Томас, снимая шапку. Он намеревался поработать у себя в кабинете с накладными на топливо и составить новое расписание тренировок, но ужас, застывший в глазах лейтенанта разбудил любопытство нобиля.

– Казино… – пробормотал офицер.

– Да? – неопределённо уточнил Фрикке.

– «Черные»… они решили туда пойти! – выдохнул адъютант.

– Как интересно! – восхитился Томас, сразу забыв о рабочих планах и вспомнив о намерении посетить клуб. – Наверное, и нам стоит заглянуть.

Если пробелы в части штабной работы восполнили за счет кадрового резерва армии, то танками поделились «Братья».

Собственно говоря, орден именовался «Братья по оружию», но все называли их «Черными братьями» или просто «черными», за стильную форму соответствующего цвета с серебряными нашивками и знаками. Личная гвардия Координатора вела родословную ещё со времён Отца Астера, но двадцать лет назад начала реорганизацию, относительно недавно завершённую. Если раньше это были просто отборные солдаты, выведенные из армейского подчинения, то теперь «братья» должны были стать авангардом новой, идеальной расы, воплотившей все физические и расовые достоинства. С определенного момента в орден перестали принимать людей «со стороны», комплектуя его исключительно с помощью «Фабрик жизни», с тщательнейшим отбором. Насчёт расового авангарда сказать сложно, но идеальный солдат вышел на славу.

По решению координатора штурмдивизия получила отдельный тяжелотанковый батальон из состава танковой армии «черных» и к нему батальон панцерпионеров сопровождения. Обе части комплектовались «братьями», что серьезно повышало боеспособность дивизии, но обещало специфические проблемы срабатывания «черных» и ягеров.

Казино представляло собой двухэтажное здание из дерева, на каменном фундаменте. Первый этаж занимал «клуб», на втором расположились комнаты отдыха и индивидуальных развлечений. Ещё имелся подвал, но о том, что в нем происходит, непосвящённым знать не полагалось.

Несколько мощных труб на крыше казино извергали целые снопы искр, широкие окна с двойными рамами светились праздничной иллюминацией. Вопли и нестройное пение доносились даже сквозь толстые бревенчатые стены. Ягеры гуляли. К зданию вела достаточно широкая тропа, мощёная обтесанными досками, тщательно очищенная от снега. Чем ближе к клубу, тем чаще встречались рядовые солдаты, как правило в состоянии серьезного подпития. Впрочем, даже те, кто уже перешел в состояние четвероногого существования, узнавали нобиля издалека, приветствуя его в меру сил, но с неподдельным почтением. Таковых, впрочем, было немного, но не столько в силу высокой нравственности, сколько стараниями специального патруля, собиравшего подвыпивших. Отдыхающим дозволялось многое, но случись среди гуляк тот, кому выходной был не положен, он пожалел бы, что не замёрз.

Томас краем глаза отметил страдальческое выражение, появившееся на лице юного адъютанта по мере приближения к вертепу, и слегка улыбнулся.

– Похоже, мы опередили «черных» коллег, – констатировал он.

Юноша, похоже, с превеликим удовольствием остался бы снаружи или вообще покинул место дислокации. Тем более, что Томас формально не приказывал ему сопровождать себя. Но гордость превозмогла робость. Фрикке размашисто шагал вперёд, к высокому крыльцу, скупо отвечая на приветствия, а за его спиной стучали о дерево каблуки адъютанта.

Если снаружи казино отчасти походило на большой салун американского запада, только надлежащим образом утепленный, то внутри… Каждый непосвящённый, ступивший под крышу «клуба», сразу понимал, почему ягеры так отравляли жизнь поборникам расовой чистоты самим своим существованием.

Архитектурная и бытовая эстетика Евгеники ощутимо тяготела к комбинации готики и позднего Рима. Разумеется, не настоящего Рима, а такого, каким он виделся любителям помпезности и пышности, проповедникам истинно «имперского» духа, попирающего остальной мир. Ягеры творчески переосмыслили общие веяния и перенесли «римскость» в обыденные развлечения, организуя гладиаторские бои и забеги на самодельных колесницах. При этом в противовес «римлянам» очень быстро выделилась группа «вавилонцев», противопоставивших гнилому римскому элитаризму настоящий дух веселья и анархии. Группы соперничали на всех соревнованиях, мерялись боевым счетом, но строго блюли спортивный дух состязания.

Томас скинул шинель и шапку, небрежно передал их серву, щелкнул по носу деревянную горгулью, встречавшую гостей клуба в прихожей, и шагнул в натопленный зал, пышущий жаром и адреналином. Восторженный рев приветствовал нобиля.

Учебный план дивизии строился таким образом, чтобы солдаты были постоянно чем то заняты, от подсобных работ до дальних манёвров в выстуженной морозом тайге. Поэтому в каждый отдельно взятый день «выходными» оказывалось не более полутора сотен человек, из которых половина либо лежала по казармам, не в силах шевельнуть и пальцем, либо осаждала лазарет. Зато все остальные стремились в казино, где можно было хорошо провести время, во всех смыслах и видах.

Не мудрствуя лукаво, общий зал просто разделили пополам, на полированных досках ещё сохранились следы черной полосы, сделанной специальной краской. Она условно делила помещение на «римскую» и «вавилонскую» части. В одной на стене висел большой деревянный орел, составленный из тщательно подогнанных частей. В другой высился грубо, но старательно вырезанный из цельной пихты или сосны божок. Поскольку мало кто представлял, как должно выглядеть вавилонское божество, образина больше походила на африканского идола, только с бородой. На «римской» стороне полагалось щеголять в белых хламидах, долженствующих изображать тоги, а есть и пить исключительно на топчанах, символизирующих лежанки. На «вавилонской» порядки были демократичнее, дозволялись грубые подобия стульев из цельных пеньков, вместо хламид носились мешкообразные накидки, расшитые разными разностями, преимущественно нецензурного содержания. Впрочем, члены обеих корпораций массово ходили друг к другу «в гости», так что разделение носило очень условный характер.

– Какое… распутство… – пробормотал из‑за плеча юный спутник.

– Незамысловатые развлечения скромных защитников Нации, – поправил его Томас, уверенно направляясь к единственному на всем этаже столу, стоявшему на невидимой линии, разделявшей «римскую» и «вавилонскую» половины казино. Над столом висела грифельная доска с результатами последних тренировок, на середине доски была нарисована бычья голова. Стол, равно как и три стула, предназначался строго для нобиля и его гостей. Там уже ждали кувшин с молоком, пустой стакан и девушка–серв из коренных, при виде которой адъютант неожиданно покраснел. Одета она была в длинную юбку и короткий, полностью открывающий грудь жилет. Этот, с позволения сказать, наряд дополняли многочисленные браслеты и бусы.

– Всем нужно развлекаться, – пояснил мысль Фрикке адъютанту, наливая полный стакан. Офицерик сидел едва ли не на самом краешке стула, вытянувшись как струна, не в силах вернуть душевное равновесие. Вокруг бушевало хмельное веселье, словно в середину ХХ века действительно перенесли два кусочка седой древности. Электрический свет мешался с огнем факелов, укрепленных на стенах, тени плясали на свирепой морде божка и орлиной голове с надменно выставленным клювом.

– Кто… это… придумал? – спросил адъютант, озираясь по сторонам.

– Я, – улыбнулся Томас, делая глоток. – Точнее, я подал идею в нужный момент. Когда воин относит себя к элите, ему хочется проявить себя как можно более броско. В том числе и в развлечениях. В этих стенах, – нобиль обвёл зал костистой сильной ладонью. – Он может сбросить напряжение, чувствуя себя самым большим оригиналом Нации. Рим, Месопотамия – большая часть этих ребят никогда не слышала про такие страны и народы. Но это весело, спортивно и в меру вычурно. И что немаловажно – безопасно для дисциплины и боеготовности. «Римляне» наизнанку вывернутся для того, чтобы к следующему моему визиту за этим столом прислуживала их служанка, а на доске был не бык, а орел.

Фрикке щелкнул пальцами, рядом со столом словно из‑под земли вырос ягер в рваной «тоге» с потеками вина и жира, но при этом на вид совершенно трезвый. У офицера отвисла челюсть, потому что ягер был негром. Настоящим, природным чернокожим, да ещё, похоже, с примесью семитской крови. Конечно, ходили слухи, что во время африканской кампании в «охотники» приняли некоторое количество местных, из тех, кто делом доказал пользу и силу. Но слышать – это одно, и совсем другое – увидеть прямо перед собой живого носителя самого омерзительного, растленного евгенического типа. Причем черномазый вёл себя так, словно не относился к классу, подлежащему немедленной утилизации, независимо от пола и возраста – исключения только для сельскохозяйственных и горнорудных рабов – а был ровней настоящим людям.

Томас, вместо того, чтобы убить вырожденца на месте, тихо произнес несколько неразборчивых слов. Черная мерзость понимающе кивнула, оскалилась в белозубой улыбке, наполовину прореженной золотом коронок, и исчезла так же незаметно и бесшумно, как появилась.

– О, Отец Астер… – только и сумел выдохнуть адъютант, чувствуя, как струйки пота текут по раскаленному лбу. – Но он ведь хотя бы кастрирован?

– Ни в коем случае, это плохо отразится на мотивации, физической форме и боевой подготовке, – добродушно оскалился Фрикке. – Понимаю, неприятно. Но пока Нация сражается, я сам решаю, кто может служить в моих батальонах.

Глаза нобиля сузились, он скривился в хищной, очень недоброй усмешке, устремив взор в сторону входа.

– А вот и наши новые друзья, – произнес Томас. – «Черные братья» снизошли до низменных развлечений плебса. Сейчас будет интересно.