Текст книги "Мажорная лапка (СИ)"

Автор книги: Игорь Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Нурик опять оскотинился, – на лице Егора появилась гримаса готового зареветь малыша.

– Твоя карманная проблядь снова ушла налево? – во мне колыхнулась злоба. – Сколько можно, Егорушка. Пошли ты его матом за перелески, пусть ищет другие жопы себе на приключение.

Глядя на здоровяка, трудно поверить, что он предпочитает быть снизу, а его последний топ больше мозги трахал, а не то, что для этого создано… Ну, в том числе и для этого, скажем так. Нурисланчик просто издевался над этим большим циничным ребёнком, вытягивая нехилые суммы денег и удирая налево с постоянством лисы, повадившейся в курятник.

Лицо Егора снова разгладилось, в глазах сверкнули холодные льдинки гнева. Он криво усмехнулся и сказал:

– Пошли в зал. Ты оденешься, а я расскажу в это время о своей пустой жизни.

– Куда собираемся? – я и не подумал возражать. Надо, значит надо. Сколько раз он лечил компанией мою раненную очередным хахалем задницу. Пусть это и было в последний раз несколько лет назад.

– А то у нас выбор есть? – гора унылого оптимизма стянула с ног шикарные фирменные туфли и проследовала за мной в квартиру. – В это время работает только «Синьор». Хочу найти себе мальчика и оттрахать, как Тузик хозяйкину ногу – нагло и быстро.

– Мужик! – я показал ему большой палец, оторвавшись от натягивания на свою пятую точку узких джинсов.

– Ну, а чё? – осклабился Егор. – Могу я иногда побыть мужиком?

– Конечно, можешь, – поддакнул я, – но захочешь ли?

Белое «поло» плотно обхватило мой торс. Егор восхищённо цокнул языком и сказал, пялясь на меня любимого:

– Эх, если бы не наши вечные тёрки…

– Тоже по тебе скучал, – ответил я, завершая наряжаться – поверх «поло» элегантно повис тонкий кардиган сиреневого цвета. – Чай пить будешь?

– Я тебя куда тащить собрался?! – возмутился Егор. – На хрен мне твой мочиный отвар! Едем пить коньяк и жрать лимоны!

В итоге мы вышли из квартиры уже через десять минут. Брелок электронного ключа моей машины подмигнул фразой «Engine On» и пока отправился в карман зимнего кашемирового пальто с подкладом. Пеший спуск позволил нам, наконец, добраться до сути происходящего. Нурик действительно опять ушёл налево. Вот чего ему неймётся! Егор классный дядька, состоятельный, ласковый… ублюдок, однако. Такого циника я больше никогда не встречал. Мы с Горькой одногодки, жизнь его побила не меньше, чем меня, но эта гора позитива и злости прёт по жизни танком. И вот теперь, после хрен знает какой отлучки Нурика на левую случку, Егор созрел что-то поменять в своём окружении. Хотя не что-то, а кого-то будет вернее. Я даже заулыбался, представив, какой скандал закатит Нурислан, попытавшись вернуться в лоно, так сказать, семьи, где уже будет занято. Почему занято? А я не я буду, если сегодня не помогу Егору найти кого-нибудь другого. Хватит уже всяким херам тряпочным портить моему другу жизнь!

«Майбах» завёлся с полуоборота, приняв нас внутрь. Роскошный «линкольн» Егора остался сиротой возле моего подъезда. Всё-таки хорошо быть владельцем сети магазинов Ай-техники. На мажорах и модниках держится благосостояние простых коммерсантов. Ехали мы до «Синьора» всего-то минут двадцать. Воскресенье, пробок нет, небо синее, жизнь прекрасная…

В клубе было многолюдно для выходного дня. Даже напомнило пятничный вечер. Стайка накрашенных переборушек теснилась у стойки бара, привычно обсуждая последние сплетни и полоща косточки своим «спонсорам» и присутствующим. Я подволок Егора к стойке, нахрапом сдвинув «тёток» в сторону:

– Дамы, жопы не морщим! Освобождаем места! Шли бы вы уже искать себе волшебных карликов с кошельками.

– И тебе не кашлять, милый, – любезно огрызнулся кто-то из них. – Давно не был, Мишенька. Неужто решил вспомнить юность? Так мы всегда рады!

– Я слишком юн для ваших опытных ног! – я осклабился и послал воздушный поцелуй, на что ещё кто-то, слабо различимый в полумраке клуба, добродушно ответил:

– Чтоб тебе засранца найти, лапуля!

– Только ради тебя! – узнал я доброжелателя. – Сашулечка! Лично накормлю селёдкой и дам молочка попить.

– Пожалей человека! – возопил старый знакомый, не способный долго заморачиваться житейскими драмами. – Рвать диареей задницу – моветон! Её нужно холить и лелеять! И вставлять по-полной. Моя подойдёт?

– Обойдёшься, – отозвался я, устраиваясь на табурете у стойки. – На чужой ай-я-яй булки не раздвигай!

– Хамло ты, Миша, – грустно заключил Саша, и стайка удалилась в сторону диванчиков, где ждали своих чужие.

– Как есть хамло, – проворчал Егор, пристраиваясь рядом.

– Кто бы говорил, – усмехнулся я.

– А я чего? – вскинул брови друг. – Другие вон чё, и то ничё, а я как чё, так сразу вон чё!

– Чего пить будете? – нарисовался перед нами за стойкой Яша, неизменный бармен. На его бейджике, пришпиленном на маечку-сеточку, красовалось имя: «Фернандо». Молодой еврей внешностью вполне попадал под определение знойного южного «синьора». Егор мрачно ответил:

– Я пить не буду. Я буду жрать эту дрянь. Тащи сразу пузырь самой дорогой сивухи градусов так на пятьдесят.

Я поймал удивлённый встревоженный взгляд Яши и прикрыл глаза, показывая, что заказ стоит принять. Яша невозмутимо извлёк из-под стола бутылку ирландского виски с парой квадратных стаканов. Надо же, за прошедшие годы он не забыл мои вкусы. Рядом с виски появился кувшинчик с очищенным яблочным соком и ещё два стакана. Я никогда не мешал само виски со льдом или ещё чем. А вот запить яблочной слезой с двумя кубиками льда на полстакана сока – это кайф. Егор подозрительно плеснул в свой стакан янтарной радости, принюхался и набулькал его уже целиком. После чего обхватил тару своей мощной ладонью, поднёс ко рту и припал к жидкости с неумолимостью африканской антилопы, пьющей несмотря на жутких крокодилов перед носом. Знает же, что потом будет ого-го какой отходняк, но пьёт.

Я плеснул себе виски на два пальца, как писали в книгах середины прошлого века, и уже собрался пригубить гадость, несущую радость, когда услышал рядом знакомый голос:

– Да не помню я!

Сказано это было довольно громко. Я зашарил взглядом по столикам с диванчиками. И через пару секунд увидел довольно неожиданную парочку. Расхристанный и явно пьяный Веник что-то доказывал грустному Ваське. И сидели они за одним столом, развалившись на кожаном диване не хуже багдадских халифов, или кто у них там был? Улыбка вернулась на моё лицо. Как можно пропустить такое?! Веник уже и тут успел пристроиться! Вот же скоростная скотина! Ну, я тебе сейчас… А что это я? Сглотнув, нахмурился и озадаченно прислушался к себе. Это что, ревность, что ли? Чёрт! Мой взгляд вернулся к парочке. Урою обоих!

Я дёрнул за руку Егора, тот проследил за моим взглядом, сгрёб со стойки наше пойло, сок и стаканы, после чего мы запредельно нагло присоединились к тёплой компании. Умостившись рядом с тормозящим Веником, я спросил:

– Что за шум, а драки нет?

– Т-ты? – нахмурился мажор, усиленно моргая, словно силился что-то вспомнить.

– Я, дорогуша, – благосклонно согласился любитель виски в моём лице.

– Харрасмент тебе, что ли, впаять? – задумчиво протянул Веник. Я же тихо прифигел. Но почти тут же ответил:

– Это когда босс домогается подчинённого? Ты же у нас босс.

– Я босс? – в пьяненьких глазах Вениамина зажёгся недобрый огонёк. – Мне тут Васенька кое-что рассказал. Он, оказывается, в курсе, кто ты у нас такой.

Я недовольно глянул на гота и обомлел. Его почти загрёб под себя Егорушка и что-то тихо рокотал в красное ухо. Даже уточнять не захотелось, в курсе чего наш вьюноша. Похоже, добрые люди из его конторы успели просветить малого, ху из ху в моих пенатах. А Веник довольно улыбнулся и спросил:

– Ну так что, БОСС, как насчёт харрасмента?

И почти воочию я увидел, как прощально помахала лапкой мечта однажды вызвать его на совещание вместе с дядей и увидеть охренение на наглой моське.

– Твои альтернативы, солнце? – подался я к мажору, разглядывая бледноватое лицо с лихорадочно блестящими глазами.

– Или ты его повторяешь, или я бью тебе морду, – улыбка на лице Веника стала удивительно зовущей, у меня даже щёки загорелись. Нихрена себе заявочка… Стоп. Что он только что сказал? Повторить? Я заржал не хуже обкуренного коня. Мелкий засранец присоединился. В этот момент Васька отдёрнулся от Егора, вскочил и почти крикнул, ткнув кулачком амбалу в грудь:

– Ты вообще охренел?! Я тебе что, нимфетка, что ли?! Пошёл на хрен!

И гот срисовался с горизонта, а Егор ошарашено уставился на нас с Веником. Я сглотнул и сказал:

– А я что? Я сам в шоке!

– Ты чего ему наговорил? – насупился Веник, глядя на Егора исподлобья.

– Просто предложил погулять в парке, сладкой ваты похавать…

В его голосе сквозила растерянность.

– Ты уверен, что говорил только про вату? – усмехнулся я.

– Ну, не только, – я с большим удивлением увидел, как обычно жёсткое невозмутимое лицо друга заливается краской. – Всё равно я его обломаю.

– Так понравился? – удивился я, чувствуя внутри что-то похожее на… радость? Неужели Егору в кои-то веки повезло. А с учётом того, что ночью Василёк рассказал мне, может быть именно Егор и является объектом его чувств? Не удивлюсь, наша гора многим западает в сердце. – Тогда только удачи, солнце!

Егор набулькал в стакан новую порцию виски, настороженно посмотрел на дозу, хмыкнул и отодвинул тару от себя в сторонку. И я окончательно поверил, что наш человек-гора заинтересовался готом. Веник же требовательно дёрнул меня за руку и прошептал горячим ветром в ухо:

– Ты будешь домогаться или нет?

– Плётки, латекс, наручники брать? – уточнил я невозмутимо, на что Веник усмехнулся и ответил так же шёпотом:

– Щас прямо здесь стану жертвой твоего домогательства! Решай. А то, по ощущениям, ночью было ни то ни сё. И жопа не болит, и член не потёрт.

Я закашлялся, успев как раз приложиться к стакану с соком. Этот парень умеет удивлять, мать его так. И смешить. Отфыркавшись, я залпом приговорил свою дозу виски, добавив к уже шумящей голове порцию дурмана, а затем просто схватил мажора за руку, встал и потянул его за собой. Веник с готовностью подскочил, качнулся и попытался изобразить стойкого оловянного солдатика:

– Чего прикажете, мон женераль?

– Хараасмент, так харрасмент, – согласился я, а в душе завертелась настоящая буря эмоций. Этого мелкого хулигана одновременно захотелось обнять крепко-крепко, нашептывая в ухо всякие милые глупости, и отыметь так, чтобы плакал от удовольствия под дым сигарет нервных соседей. А ещё что-то вязкое, родное и пушистое зашевелилось в сердце, словно учуяло часть себя. То, что совсем недавно воспринималось как кусочек пустоты, теперь стало теплеть, наполняясь ожиданиями чего-то нового. Чем-то мажор меня пронял. Захотелось выяснить – чем именно.

Мы попрощались с Егором и через гардероб вывалились из клуба в солнечный морозный день. Пришлось вызывать такси. Пока ждали, Веник успел слегка проветриться и подрастерять хмель из головы. В какой-то момент он с каким-то брезгливым интересом спросил:

– И зачем все эти маски?

Злость во мне рыкнула и отозвалась через зубы:

– А чтобы ты спросил… Какое тебе вообще дело? Только сбежал, и уже с другим шашни завёл.

– Оба-на! Ревнивый дворник с дипломом, – проворчал Веник. – И как тебе чувствовать себя серым кардиналом? Не жмёт корона?

– Неа, – уже спокойнее ответил я.

Мы угнездились в подъехавшую машину и поехали на место моего наполовину удавшегося розыгрыша, то есть ко мне домой. «Майбах» пришлось бросить возле клуба – виски не лучшая педаль в любом авто. Ехали недолго – всего лишь обратно к моему дому. Расплатившись с таксистом, я вытащил из салона машины осоловелого мажора, и мы вштормились в подъезд. Удивительное дело – так и не коснулись никакой из стен. Венька напористо прижал меня к стене и впился в губы тяжёлым поцелуем. Его губы, сначала холодные и твёрдые, очень быстро стали плавиться от нашего дыхания. Оторвавшись от моего шалого ответа, Веник хрипло выдохнул и сильно врезал кулаком в штукатурку возле моего лица, после чего пробормотал:

– Ненавижу. Таких как ты. Двуличных и пустых.

Это я-то двуличный?! Невольно сорвались ответные слова:

– А сам-то! Пальцем о палец в жизни не ударил. Живёшь на всём готовом. Чуть хвостик прищемили, богатая родня тут как тут, помогает, несёт всё на блюдце с голубой каёмочкой.

– Да что ты знаешь? – на лице Вениамина расцвела кривая улыбка. Он попытался одёрнуть своё пальто, но почти сразу вновь упёрся ладонями в стену рядом с моей головой: – Ты приходил домой избитый в кровь, а твоим родителям до одного места – они с друзьями празднуют контракт?

– Живые, – выдохнул я. В глазах слегка потемнело. – Да я бы с удовольствием приходил в дом к живым родителям, мажор.

Веник моргнул, стремительно покраснел и, запинаясь, сказал:

– Ещё скажи, что сирота детдомовский.

– Нострадамус, блядь, – обронил я, оттолкнул его в сторону и добавил: – Так ты идёшь ко мне или нет? Кофе в чашке с утра не обещаю, а вот в постель, да с размаха – вполне.

– Ну ты и мудак, Миша, – весело оскалился Веник. – А если после такого кофе по хлебалу настучу?

– Кажется, у нас кончились слова, – задумчиво констатировал я. – К угрозам перешли… Не находишь?

– Нахожу, – кивнул Веник, – прячу, а потом снова нахожу.

– Пошли уже, пьянь, – я обхватил его за плечи, и мы двинулись к лифту.

– От пьяни слышу, – через несколько секунд пробурчал мажор, когда перед нами распахнулись двери лифтовой кабины, выпуская на моём этаже. Ещё через пару минут мы ввалились в квартиру, где началось обоюдное издевательство. Мы словно были на одной волне. Похоже, каждому хотелось довести другого до белого каления неспешными ласками и раздеваниями. Ничего не обсуждали, не ругались, не спешили – просто, едва захлопнув дверь, начали неспешно избавлять друг друга от одежды, не разрывая губ ни на секунду. Мутноватым от выпитого сознанием я в определённый момент понял, что мы стоим в зале, на знаменитом ворсистом ковре в одних рубахах. Оттолкнув от себя мажора, нервно хихикнул и выдавил:

– Это теперь так вместо пижам и ночнушек бывает?

– Ну так сними, если мешает, – вальяжно ответил Веник, медленно стягивая с плеча светящуюся в сумраке белую ткань. Дневной свет едва проникал в комнату сквозь плотные занавески, придавая обстановке пещерную таинственность. От волны горячего возбуждения у меня перехватило дыхание. Тело у него всё-таки охренительное! Узкобёдрый, бледный, формованные мышцы, ни капли не перекачанные, тёмные пятнышки сосков, треугольник русых кудряшек в паху… И колом стоящий член, кокетливо задравший подол дорогой сорочки. Я застонал сквозь зубы, ощущая тягучую ломоту в своём каменном члене, на что Веник, словно очнувшись, тряхнул головой и самодовльно распорядился:

– Сходи в душ, подготовься!

– Сам иди, – я скинул с плеч рубашку, оставшись, в чём мама родила, согнул руки в локтях и размашисто покачал взад-вперёд тазом, намекая, кто будет сверху. Мажор сосредоточенно нахмурился, улыбнулся и сказал:

– Пошли вместе.

И мы пошли… Какой я запасливый оказался! В ванной таки нашлись резинки. И ещё кое-что. Это был животный, насыщенный, яростных секс. Парнишка оказался настоящим зверем, потным, наглым, способным стонать так пошло и развратно, что можно кончить от одних только звуков, им издаваемых.

Уже лёжа на ковре, предавшись жарким обнимашкам и дремоте, я устало напрягся, всё ещё ощущая в себе инородный предмет, и усмехнулся, задышав в русую макушку. Гадёныш высосал все соки, причём не один раз, а потом нашёл под диваном одну из моих старых постельных игрушек. И нагло оттрахал меня старым дилдо. Сколько раз мы за эти два или три часа успели кончить, без понятия, но…

Какой день, боже мой, какой долгий и насыщенный день. Чёрт возьми, почему я так безоговорочно доволен? Даже счастлив!

========== 10. 28 декабря, воскресенье. Вениамин. Слёзы, грех и извращенцы. ==========

Тело стонало и пело. Это было до того странно и непривычно, что я даже затруднился вспомнить, когда в последний раз так уставал от секса – до сладкой истомы и ломоты в каждой жилке. Чёрт! Что же Мишка со мной сделал? Я осознал, что вольготно валяюсь на пушистом мягком ковре в объятиях сурового директора-дворника, а на дворе вторая половина странного затянувшегося дня, полного ярких нервных впечатлений. Он когда-нибудь закончится? Или пусть уж не кончается… Встреча в клубе, а затем странный спонтанный секс – как это привычно и пошло. Но было здорово! Надо обязательно повторить при случае.

Я резко сел, вырвавшись из рук Михаила, и охнул от боли пониже поясницы. Надо же так голову потерять – все привычки и знания о безопасности и бережном отношении к партнёру испарились из нас обоих. Вспомнив, как трахал партнёра гелевым дилдо (особенно мишкины животные стоны), я покраснел и ринулся собирать свои вещи, раскиданные по всему залу немаленькой квартиры. Почти в ту же минуту сильные руки схватили меня в кольцо, и горячее дыхание Мишки обожгло ухо:

– Поздняк метаться, ты попался!

Я извернулся в его лапах, упёрся ладонями в твёрдую грудь и с прищуром спросил:

– И как? Попа не болит?

– Хочу ещё, – в глазах Мишки плясали бесенята. – Только на этот раз тебя, а не дурную штуковину. Ты его хоть от пыли-то протёр прежде, чем использовать?

– Не помню, – растерянно ответил я. – А тебе ли не пофиг? Похоже, ты долго ни с кем не был. У тебя там всё паутиной заросло, так проталкивать пришлось.

– Это ты к тому, что зараза к заразе не пристаёт? – брови Михаила изобразили танец в стиле “вамп-завлекух”. – Желтоглазик, а ты не оборзел?

– От борзого слышу, – отозвался я, оттолкнул его и всё-таки натянул трусы, беззастенчиво оттопырив всё, что можно.

– Какой же ты… – тихонько выдал Мишка.

– Мажор? – уточнил я, чувствуя внутри раздражение одновременно с желанием прикоснуться к его лицу.

– Кажется, пора заканчивать с этим всем, – как-то отстранённо сказал Михаил, сгрёб с дивана свою одежду и добавил: – Я первый в душ.

– Заканчивать? – не понял я.

– Мы оба этого хотели с самого начала, – спокойно сказал Миша. – А теперь всё, не правда ли?

Он словно закаменел, я же почувствовал себя в ледяной проруби. О чём он говорит? Переспали? Да, есть такое дело. Если верить ему, так даже два раза. Вот значит как? Все эти игры, пикировки, ревность и прочие радости знакомства плавно перетекли в финал, до безумия знакомый и такой простой. Всё, значит. С трудом заставив шевелиться губы, я с кривой усмешкой сказал:

– Всё, так всё. Правда, не правда, кому какая разница?

– Твоя даёшь, моя дразница, – улыбка у Миши получилась отвратительная, словно он в какую-то гадость наступил. От этого стало особенно тоскливо и обидно. Хлопнула дверь ванной комнаты. Я неровными движениями закончил одеваться, вышел в прихожую и прислушался. Из ванной доносился шум льющейся воды, в который вплетались какие-то неровные звуки, то ли стук, то ли мокрый хрип. Какого чёрта он себе позволяет! Дрочит там, что ли? Я ему не игрушка, чтобы вот так вот – оторви и выбрось! Я же видел, что не чужой ему! Вот сейчас всё и выскажу, а потом уйду к чёртовой матери. Напрягшись в ожидании сопротивления шпингалета, я рванул дверь и чуть не упал – она не была заперта. Да, душ шумел, выплескивая тугие нити воды внутри кабины, а вот Михаил…

Он не мылся. Свернувшись напряжённым клубком, он лежал на дне кабины и размеренно бился головой об акриловое покрытие. И что-то шептал сам себе. От этого зрелища во мне всё оборвалось. Я раздвинул пластиковые створки, подхватил парня подмышки и выволок на пол ванной, устеленный зелёным ковриком. Мишка и не подумал сопротивляться или прекращать истерику. Пришлось влепить парочку пощёчин. Его взгляд стал осмысленным, губы скривились и выдавили:

– Ты ещё здесь? Уходи. Всё равно же уйдёшь.

– Ты с ума сошёл?! – не выдержал я и хорошенько тряхнул его за плечи, заставив усесться.

– Я же вижу, ты хочешь уйти, – тихо сказал Мишка. – Так уходи быстрее. Чтобы я тебя больше не видел.

– Кажется, это ты хочешь, чтобы я ушёл, – почти ласково ответил я,а затем прижал его мокрую голову к себе. – Дурень с метлой! Редкостный идиот.

– Прости, – он начал успокаиваться, вновь отстранился и поднялся, не смущаясь наготы.

– И что дальше? – я поднялся следом.

– Разойдёмся, конечно, – он пожал плечами. – Прости за эту сцену. Меньше всего мне надо, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Но раз уж увидел, пообещай, что сохранишь в себе.

– Сам сохранишь во мне, – я улыбнулся, отбросил малейшие сомнения. Ещё несколько минут назад колебался, взвешивал, перебирал в голове варианты, а тут вон как получилось. – Ты правильно сказал. Пора заканчивать. Мы как-то не правильно начали знакомство.

Мишка хмуро уставился на меня. Я же протянул ему раскрытую ладонь и представился:

– Вениамин, мажор, можно Веник.

Его глаза расширились. Миша сглотнул и несколько скованно протянул руку в ответ:

– Михаил, дворник, можно директор. Ой, блядь… Просто Миша.

– Так тебя можно называть “блядь”? – изобразил я удовольствие.

– Ща в глаз врежу! – карие глаза Мишки вспыхнули. Он буквально влепился в меня и зашептал куда-то в сторону:

– Я не должен этого делать, но рядом с тобой словно теряю остатки разума. Думал, игра, то да сё, поставлю на место мажорика. Как ты сумел так незаметно влезть ко мне в душу? Все эти байки о гейской любви, они же просто плаксивое нытьё манерных пидарков, скачущих из постели в постель ради удовольствия. Они так оправдывают свою слабость к большим членам. И чтобы их было побольше разных. Я этого наелся по самое “нехочу”. Уже два года ни с кем не заводил отношений, не видел смысла трепать нервы. А тут ты…

– А тут я, – тихо пробормотал в ответ офигевший Веник в моём лице. – У вас тут совсем всё запущено, я смотрю. Прости меня, Мишка. Я начал наше знакомство по-хамски из-за растерянности, наверное. Не смог придумать ничего другого, чтобы увидеть какую-нибудь яркую эмоцию на твоём лице. Правда, сначала я увидел твою задницу в той робе. Впечатление необъятности прямо ого-го…

Мы тихонько заржали, словно оба боялись спугнуть странное тепло этой минуты.Так и простояли несколько мгновений, словно одно глупое существо. Миша прижался ко мне ещё плотнее и заговорил:

– Я сорвался из-за себя, тебя, этой страны с её законами. Из-за того, что ты сейчас уйдёшь. Ведь имеешь право. И я не смогу тебя удержать. Ты как страшный наркотик – подсел на тебя с первого раза.

– Таких комплиментов мне ещё не говорили, – деланно озадачился я, а внутри всё заалело от смущения и желания впиться в эти сухие губы, чтобы их обладатель замолчал, высказывая всё жаждой обладания. Я хотел его, жадно хотел быть в нём, ощутить в себе, стать одним целым. – Что ты со мной сделал! Я же не смогу уйти, твою мать! Так и сдохну на пороге, врастая в пол… Лишь бы быть рядом.

Разве так бывает? Чтобы в одно мгновение ты понял: вот он, тот человек, без которого твоё дыхание будет ущербным. Тот человек, рядом с которым твоё сердце безумеет и ведёт себя горным потоком – то несётся, то стелется, то бурлит, то ласково шепчет… Тот человек, без которого твоя жизнь просто посереет и поблекнет. Пусть всё это окажется ненадолго, на неделю, на месяц, на год… но испытать такое хочет каждый, что бы он или она не говорили. Мишка, Мишка, ты мой мокрый ангел. Пусть все эти Англии, дяди, Лерои и мамы растворятся на горизонте событий. Что мне до них? Я покатал на языке всем знакомые слова. Как легко говорил их до этого мгновения, и как вязко застряли они в горле сейчас. Я испуганно вжался в мишкино тело. На всё плевать, на то, что мокро, на то, что он голый, а я одетый, на шум душа, на эти мысли. Сердце так и не могло пока поверить, что МОЖНО. Можно нежиться, трепетать, скакать от радости, умиляться от счастья. Чёрт возьми, даже пылать от злости – тоже МОЖНО. Без страха, что развернётся и уйдёт окончательно и бесповоротно. Я решительно разорвал наши объятия, ухватил Мишку за плечи и хорошенько тряханул:

– Засранец с лопатой! Буду звать тебя музыкантом!

– Почему? – опешил хозяин речвокзала.

– Ты виртуозно играешь на чужих нервах!

Мой взгляд прошёлся по его груди, животу и треугольнику тёмных волосков в паху, среди которых обиженно и скорбно висел его скукоженный от всей этой нервотрёпки член. Мишка неуверенно хмыкнул, я же присел на корточки и поцеловал поникшее сокровище, которое слегка вздрогнуло в ответ на ласку. Я кровожадно облизнулся и сказал:

– Буду тебя греть!

– Мне не холодно, – отозвался Мишка сверху.

– Это не тебе, – проворчал я, – это ему.

Здорово! От этих слов мишкин член начал оживать и наливаться силой, увеличиваясь в размерах. Значит, надо ему помочь сделать это побыстрее. Язык скользнул под головку, укрытую крайней плотью, и жадно втянул детородный орган Мишки ко мне в рот. Это ещё больше придало оному сил…

Не стоит поворачиваться задом к богатырю, поняла однажды избушка, убегая на дрожащих курьих лапах от очередного воина с кожаным мечом наперевес и держась за задницу! От этой маниакальной мысли я засмеялся, уткнувшись носом в грудь Михаила. Мы опять переспали. Начали в ванной, переползли в зал, потом ещё куда-то… Как кролики, честное слово! И мне это с каждой минутой нравилось всё больше. Отфыркавшись, я приподнялся над своим директором и прошептал ему в губы:

– Ты умеешь дышать?

– Если тобой, то никакого дыхания не хватит, – проворчал он.

– Я хотел тебя попросить не звать меня мажором, – я с улыбкой уставился в его красивые глаза. – Но сейчас…

– Ты лапка, – выдал он.

– Что? – я даже слегка охренел от такого заявления.

– Понимаешь, некоторые люди носят с собой кроличью лапку на удачу, – чуть виновато сказал Миша. – А мне уже повезло, у меня есть лапка… Моя мажорная лапка. Та, что принесла мне одного наглого заносчивого типа приятной наружности.

– Кажется, понимаю, – протянул я. – Скажи, ты сможешь произнести несколько слов?

– Каких? – его взгляд потяжелел, наполняясь блестящей плотной похотью. Это сопровождалось ощутимым дополнением в районе моего паха.

– Которые я сейчас скажу.

Мы замерли. И я выдохнул эти три тонны чистейшего безумия, облачённого в невесомые одежды хрустального звука трепещущих душ:

– Я тебя люблю.

Глаза Мишки расширились, он задышал часто-часто, словно придавленный обвалом. А потом торопливо, очевидно боясь как-то обидеть промедлением или задеть раздумьями, повторил:

– Я тебя люблю… Люблю, мать твою! Парень, что ты со мной делаешь!

– Верёвки вью, что же ещё, – довольно ответил я, купаясь в жадных ладонях дорогого человека, блуждающих по телу. Пальцы скользнули между ягодицами, коснувшись уже основательно разбитого сфинктера. Я охнул и выдал, прижимаясь к Мишкиной груди:

– Извращенец! Давай, извращай меня уже! Сколько можно ждать?!

========== 11. 31 декабря-1 января, среда-четверг. Слипнется, не слипнется… ==========

Куранты в телевизоре звонко вбили последний удар в полумрак квартиры, вызвав тревожное звяканье среди ёлочных игрушек. Фужеры с шампанским стукнулись, и двое мужчин неожиданно разразились дикими воплями:

– Ура! С новым годом! Гуляем! Ура-а-а-а!

Веник швырнул пустой уже сосуд на ворсистый ковёр и запрыгнул на офигевшего Михаила:

– С новым годом! С новой лопатой!

– Засранец! – выдал бизнесмен. – Уронишь же! Дитё малое!

– Кто бы говорил? – губы Вениамина расползлись в улыбке. – Не ты ли вчера предложил пускать кораблики в душевой кабине?

– Ну-у-у-у, – Мишка даже покраснел. И таки не выдержал веса этого лося на своём бренном теле. Парни рухнули на ковёр, чудом не раздавив оба фужера. Они стали жадно целоваться, запуская руки друг другу в волосы. Больше было не подо что – оба сияли девственной наготой. В доме больше никого не было. Но весь намечавшийся кайф сдулся при настойчивой телефонной трели. Веник разочарованно сполз с Мишки – признаки жизни подал именно его сенсорник. Он нашарил телефон где-то под диваном и удивлённо уставился на экран, после чего хмыкнул и сказал:

– Однако!

Палец скользнул по блестящей поверхности экрана. Прижав аппарат к уху, Вениамин растянулся на ковре, приняв соблазнительную позу, от чего у Мишки даже скулы свело. Чуть надтреснутый баритон мажора заставил Михаила собраться с мыслями:

– Надо же, Лерой! Ты вспомнил о моём существовании.

Бизнесмен нахмурился, слушая реплики любимого. Он уже знал, что в Англии у Веника остался бывший любовник.

– Не хами, сладкий… Ты нашёл мне замену очень быстро. Так что не стоит тут говорить о чувствах.

Михаилу стало тяжело дышать. Всё-таки старые связи так просто не рвутся. Мысль что любовник сейчас разговаривает с тем, кто не так давно стонал под этим несносным полуангличанином-полурусским, не понравилась Мишке настолько, что захотелось вырвать телефон из руки парня и швырнуть в стену. Не надо, не надо… Он пока ещё мог сдержаться.

– Не лей мне сахар в уши, сладкий, а то у меня задница слипнется. А она мне нужна в рабочем состоянии… Что? Да, Лерой, да. Я позволил себе быть снизу… И не надо так орать. Я его люблю. И тебе желаю встретить счастье… Прощай.

И телефон таки отправился в стену. Михаил проводил его затуманенным взглядом, после чего хрипло спросил:

– Что там у тебя слипнется?

– Не слипнется, солнце! – гордо ответил Веник, потягиваясь на ковре. – Ради тебя я готов весь мёдом обмазаться.

– Извращенец! – Мишка уселся на ноги любимого и принялся ласкать пальцами белеющую в сумраке кожу живота и бёдер Вениамина, старательно обходя орган, к которому на самом деле стремился.

– Неа, – мотанул головой Вениамин, – не извращенец. Твоя мажорная лапка.

– Лапа, – протяжно сказал Миша, сползая с ног Веника на ковёр. – Ты ж моя лапа!

Его взгляд пристально изучал каждый сантиметр любимого тела. Взгляд словно столкнулся со встречным проникновенным взором Вениамина. Тот сглотнул и хищно рыкнул, вскидываясь на локтях. Михаил даже отпрянул от удивления. Вениамин же протянул руку и коснулся пальцами его левой щеки со словами:

– Иди сюда, директор лопаты. Ты, блядь, собираешься новый год отмечать или нет?!

Вскоре таинственные отблески на ёлочных шарах ожили картинками отражённой неги, медленно покачиваясь на волнах обоюдных стонов. И не только…

Когда три недели спустя парни вытащили осыпающуюся красавицу на улицу и сдали сборщикам макулатуры и древесины, оба парня переглянулись, и Миша прошептал на ухо Венику:

– Это она от стыда за то, что мы творим, хвою потеряла.

– Ага, – таинственно согласился Вениамин. – А так долго осыпалась потому, что в шоке была.

Они рассмеялись. А город вокруг них продолжал сновать людьми и машинами, несмотря на зиму, холод и наледь на тротуарах. Город сигналил небу дневными дымами и ночными огнями, перемещаясь во времени на спине сонной черепахи по имени “Жизнь”.