Текст книги "Мажорная лапка (СИ)"

Автор книги: Игорь Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== 1. 25 декабря, четверг. Михаил. Руссо-европиш обыкновенный. ==========

При прочтении слушать почаще: Muse – Supermassive Black Hole (Saundtrack – Twilight). И улыбайтесь! Это помогает)))

***

Снега нанесло почти по колено. И нас с ребятами это не обрадовало. Придя утром на работу, я с тоской посмотрел на белый ужас, раскинувшийся по парапетам, лестницам и территории вокруг речвокзала. Снег только с виду лёгкий, а на самом деле через пару минут человек с лопатой взмокнет так, что позавидует лошади на свадьбе – у той хотя бы только задница в мыле.

В нашей бытовке уже переодевались Толик Селиванов и Потап Петрович – самые ранние пташки. Они оба приезжали на работу из пригорода на электричке. И успевали к приходу остальных затеять чай. Толик встретил меня сакраментальной фразой:

– Береговым матросам физкульт-атас!

– Да уж, – выдохнул я, скидывая пуховик на пошарпаный диван. – Сегодня пропотеем.

– Не ссы, прорвёмся, – отозвался Петрович, тряхнул седой головой и хлебнул горячего чая из стальной кружки. – Причал не обвалится.

От упоминания главной нашей головной боли я передёрнулся и угрюмо сказал:

– Сплюнь, старый!

– И по дереву постучи, – осклабился Толик, услужливо подставляя деду свою стриженую белобрысую макушку.

Пока я переодевался, в бытовку заявился самый поздний наш коллега – Андрей. Вроде, рядом живёт, а вот – приходит всегда последним. Но ему такую вольность прощали за работоспособность. Когда Андрюха выходит на заснеженный причал с лопатой наперевес – наступает конец снега, не иначе. Он один способен разгрести эти тонны белой гадости, пока остальные едва справляются с парадной частью территории речного вокзала. А это не мало – почти четыреста квадратных метров. Каждую зиму я назначаю сам себя на подработку, для поддержания формы и душой развеяться. В нашем офисе мне периодически становится трудно дышать. В основном из-за нескольких незамужних барышень, ведущих осаду моей персоны вот уже которую зиму. С одной стороны я их понимаю – тридцатилетний мужчина, владелец крупной судоходной компании, неженатый, хорош собой… Так мне сказал месяц назад заместитель, Сергей Витальевич Ряшинцев, здоровяк пятидесяти лет отроду, бывший спортсмен-гиревик, благополучный отец и дед, человек большой души и не меньшего пивного достоинства. С другой же стороны, ещё лет в двадцать я понял, что женщины мне до одного места, причём, не до того, о котором обычно думают. Вот уж туда они мне точно не нужны. Я по мальчикам, как говорится. Вот только знать об этом нашим женщинам не обязательно. Пока, по крайней мере.

Летом дамский энтузиазм пережить ещё как-то можно, они там в отпуска летают, на всякие шопинги отвлекаются. А вот зимой, особенно под Новый Год, от них спасу нет. Их вдруг начинает очень заботить, с кем и как я проведу праздничные каникулы… На работе проведу, кстати сказать. Это сотрудники могут позволить себе отдыхать, а начальство и в праздники пашет.

Декабрь в этом году выдался снежный, пришлось вливаться в коллектив береговых матросов несколько раньше обычного, на что Потап Петрович, как человек в курсе всего, лишь радостно пожал мою руку своей граблей и сказал:

– Ото ж как насыпало-то, Михал Андреич. В самый раз придётесь.

Это молодняк не знает, что рядом с ними снег разгребает тот, на кого они работают в поте лица. Парней брала на работу Ксюха, наш кадровик, которой я старательно приплачиваю каждый месяц за сохранение моего инкогнито. Терпеть не могу, когда до меня добирается очередной сумасшедший, которому срочно нужен “самый главный”. Даже на работе в своём офисе устроен лишь как береговой матрос. Как сказали в налоговой, принимая очередной шикарный тортик, у богатых свои причуды. Алиса Викторовна, наш персональный налоговик, четвёртая из тех, кто посвящён в мою причуду. Да, вот так и устроился. Кадровик, наш вечный береговой матрос, директор речвокзала и налоговый инспектор – четыре кита, на совести которых покоится мои покой и благополучие. Я вообще не люблю разруливать вопросы в коллективе, управлять и заниматься закручиванием гаек субординации. Вообще не имею привычки вести себя запанибрата с подчинёнными. Есть иерархия, которой и надо держаться. Хороший директор тот, кого служащие не видят. Особенно генеральный директор, то есть я.

Вообще, с нашими матросами-дворниками бывает очень интересно работать. Наслушавшись рассказов о нелёгком житье-бытье, о ценах, коммуналке и прочих радостях, я понял, что большинство руководителей капитально оторваны от реальности. И претензия к трудягам: «Я вам плачу! Пахать!», – зачастую унизительна и неоправданна. Не по зарплате наезд, как говорится. И сегодня, двадцать пятого декабря, попивая чаёк с Петровичем ещё до прихода ребят, принял решение подкинуть матросам премиальных к Новому Году. Не обеднею.

Когда все напились горячего чая, мы с Потапом выгнали молодняк на мороз, раздав лопаты. Прихватив свои именные инструменты, вышли следом за парнями. Снега за ночь действительно выпало изрядно, почти по колено. Небо над головами и не думало светлеть. Серые хляби продолжали ронять на землю обильные хлопья. Так что, если не потрудимся, завалит по самые окна наш бетонно-стеклянный домик на берегу родной реки. Серо-стальные воды судоходной Мартышевки обегали окраину Н-ска, а через пару километров впадали в Иман, реку уже федерального значения, по которой в летнюю навигацию доставляют грузы в северные города. В этом году, удивительное дело, не только Иман, но и наша Мартышка нагло отвергла ледяные оковы и влачила стылые воды по проторенному пути.

Выйдя из бытовки, мы постояли, любуясь прозрачной пеленой падающего снега, подышали морозным воздухом, а затем решительно взялись за белое покрытие. Потап Петрович крякнул, ухватил лопату поудобнее и вгрызся в снежную гладь пыхтящим бульдозером. Судя по следам, уходящим за угол здания, Толик с Андреем решили вдвоём расчистить сорокаметровый причал. Ну и хорошо. Я повёл плечами под телогрейкой, разминая сонные мышцы, и поспешил присоединиться к напарнику. Через десять минут телогрейка повесилась на перилах центрального входа, от нас с дедом валил пар, а на душе пели канарейки, попутавшие лето с зимой. Прикинув оставшийся фронт работ, я усмехнулся. Ещё минут десять, и можно будет идти в родной кабинет, который я устроил себе рядом с бытовкой, без вывески и прочей чепухи.

С моим инкогнито в фирме вообще забавная история. Я ведь уже рассказал, что о моей персоне знают только четыре человека? Есть ещё пятый, но это уже не кит. Это титан моей безопасности, давний друг семьи и по совместительству бессменный охранник на входе в мои пенаты Аркадий, бывший фээсбешник и любитель новых сортов пива. Уж за него можно не волноваться – не сдаст. Можно бы сказать, что жизнь удалась. Но язык не поворачивается. Очень не хватало самых родных и близких людей, до боли в голове и бешенства в сердце.

Когда десять лет назад меня, детдомовца и асоциала, попытались «грузануть» бывшие владельцы вокзала на немаленькую сумму, собираясь отхапать квартиру, оставшуюся в наследство от погибших в авиакатастрофе родителей и младшего брата, Аркадий, друг нашей семьи, сделал пару звонков. Приехали ребята на конверсионном бэтээре в количестве штук десяти и популярно объяснили браткам, что жизнь штука полезная, а вот участок на кладбище для каждого одинаковый, будь у тебя хоть вся пасть в золоте. Собеседование с ветеранами Афгана так впечатлило бандитов, что они с перепугу отписали мне этот вокзал, а сами быстренько исчезли из Н-ска. Подарок судьбы я смог удержать, да ещё и судоходную фирму открыл, прикупив три дряхлых корыта, и развил до нынешнего состояния, когда можно не думать о хлебе насущном и позволить себе вот так вот, с лопатой наперевес, чистить снег у родного офиса рядом с рабочими.

Поначалу меня не волновало то, что работники не знают в лицо своего генерального, а потом это стало даже забавно. Слышал о себе столько разного за эти годы. Виталич помог оставить всё как есть, и наши дамы знают меня лишь как постоянного клиента, судовладельца и холостяка. Их стараниями я стал постоянным гостем на корпоративах компании «Судаков и Ко». А у причала постоянно мелькали три моих речных сухогруза. В итоге так и получилось, что в глазах офисных работников я оказался странным типом с замашками панибрата и нувориша. И меня это более чем устраивало – вносило в жизнь некоторый дополнительный интерес. Поразительно только, что за десяток лет никто так и не связал воедино то, что лежит на поверхности. Забавно…

Крупные хлопья снега не успевали коснуться кожи, таяли, превращаясь в капельки воды. Я подгрёб остатки снега у крыльца к стене, поддел слипшийся ком лопатой и отнёс к куче этого добра возле речного берега метрах в десяти. Вернувшись к крыльцу, с сомнениями оглядел мраморные ступеньки и помахал Аркадию. Охранник невозмутимо вынес мне из тёплого холла веник, и я принялся обметать крыльцо, надеясь, что снег всё-таки уймётся, и после обеда не придётся разгребать новый завал. Пока я ковырялся веником в щелях мраморной кладки, сзади зашуршали колёса подъезжающего автомобиля, хлопнула дверца, и хрипловатый баритон с ленцой произнёс:

– Ты бы, дядя, обмёл мои туфли.

Оба-на… Я усмехнулся, подмигнул офигевшему Аркадию, ждущему веник, напустил на себя вид работяги и развернулся со словами:

– Баре давно кончились. Могу веник дать, сами и обметёте.

У крыльца стоял парень лет двадцати пяти с аккуратной причёской на светловолосой голове и пронзительно-жёлтыми глазами, прищур которых не обещал ничего хорошего. Одет посетитель был в дорогое пальто, из-под полы которого острыми стрелками на мир смотрели брюки явно фирменного костюма и носки идеально начищенных туфель. Если бы не налёт презрения в янтарных глазах мужчины, я бы представился сразу, но чёрт меня дёрнул скривиться и добавить к уже сказанному:

– Ручонки-то не переломятся, думаю.

– Да ты знаешь, с кем разговариваешь? – процедил этот мажор.

Конечно, я знал, кто осчастливил мою фирму своим присутствием. Вениамин Андреевич Гехт, любимый племянник моего зама, сын его младшей сестры, давно укатившей в Англию, удачно выскочив замуж за мелкого дипломата. Виталич как раз вчера просил взять прилетающего на родину парня на работу, пока он не определится с дальнейшей жизнью. Ещё утром я сомневался, идти навстречу заму или ну его на фиг… Но сейчас, увидев и услышав наглеца, понял, что ни за что не упущу такой экземпляр рода человеческого. Похоже, надо мальчика приучить к российской действительности, в которой ни в коем случае не стоит судить о человеке по внешнему виду. Да и симпатичный парень. С моей ориентацией будет интересно прощупать этого «руссо-европиша» на предмет его отношения к геям. Внутри стало даже как-то тепло, а в паху отметилось шевеление. Хорош, чертяка, очень хорош. Правильные черты лица, большие глаза, буря эмоций в каждой чёрточке, огонь, а не парень… Интересно, какая у него фигура спрятана под этим пальто?

Пока я предавался размышлениям, племянник директора с чувством собственной значимости брезгливо сказал:

– Завтра ты здесь уже не работаешь, понял?

– А чего ж не понять-то? – я пожал плечами и вернулся к обметанию крыльца, рисуя в голове картинки одна горячее другой. Когда там у нас следующий корпоратив? Может, добавить в него посещение сауны? А чего, это мысль. Веник прошествовал мимо меня, брезгливо поморщившись, поздоровался с Аркадием, и они оба вошли в тепло офисного здания. Я же тихонько засмеялся, глядя на кожаный чемодан, притулившийся на крыльце с видом брошенной собаки. Ближайшие дни обещали стать очень интересными. Веник… Буду звать тебя так.

Комментарий к 1. 25 декабря, четверг. Михаил. Руссо-европиш обыкновенный.

Полностью поменял концепцию. Хорошо, что в прошлый раз не стал выкладывать всё сразу. Теперь намного интереснее стало, с моей точки зрения. Хотя, на вкус и цвет… Спасибо всем, кто так долго ждал!

========== 2. 25 декабря, четверг. Вениамин. Грязь танков не боится? ==========

Река была такая река… Словно остекленевшая, да ещё и снег валил. Выбравшись из такси, я осмотрелся. После скандала из-за помятого чемодана в аэропорту и бесконечного рассказа водителя-кавказца о его доблестном раллийном прошлом тишина просто умиляла. Половину дороги от аэропорта до Н-ска я буквально провисел на дверце старенькой «тойоты», с ужасом зажмурившись – только ралли на битой дороге с нехилым трафиком мне и не хватало по прилёту на историческую родину. Ну, мама, удружила! Дёрнул же меня чёрт ляпнуть при ней, что скучаю по родному городку! Да чтоб вы все знали – чего может помнить человек о своём двухлетнем возрасте?!

Уехали мы в Англию больше двадцати лет назад, когда мать умудрилась на каком-то выставочном съезде текстильного производства познакомиться с мелким английским дипломатом одной крупной фамилии – Джеймсом Пикериджем-младшим. Наследник руин в живописных окрестностях Букингема воспылал к маме такой страстью, что её, да и меня якорем, унесло на туманный Альбион. В общем-то, жилось нам в Британии неплохо. Я вырос, школу закончил с “А” уровнями почти по всем предметам, выучился в частном Букингемском университете на бакалавра по связи, журналистике и маркетингу. Спасибо отчиму – запихал туда чуть ли не силой. Теперь не жалею, хотя поначалу было тоскливо. «Золотая» молодёжь вокруг, то да сё… Но со временем узнал студенческую жизнь поближе, и вся позолота с оголтелых громил сползла. Оказались нормальные парни и девчонки. Именно в стенах кампуса нашего универа я и постиг главную новость своей непутёвой жизни. Мужское общество мне ближе ближайшего. Девушки, конечно, тоже ничего так – для поболтать вообще в самый раз. Но не более того. Парочка опытов закончилась плачевно, пришлось смириться и начать получать удовольствие.

После защиты диплома пошёл работать в средней руки фирму по посредническому консалтингу, где познакомился с Лероем, моим нынешним парнем. Вот с его-то подачи месяц назад у меня чуть и не случился каминг-аут в милой домашней обстановке. Пришлось врать и изворачиваться напропалую. Всё-таки отчим – человек старой закалки и к геям относится не очень улыбчиво. Да что там… Как-то раз на моих глазах устроил моральное изнасилование юному молочнику, про которого давно ходили слухи о голубоватости. У меня до сих пор мороз по коже гуляет при одном воспоминании о бледном парнишке, буквально размазанном патетикой и презрением гордого Пикериджа. Как-то не хочется оказаться в его шкуре. Да и маму расстраивать не хочется, она у меня в последнее время со здоровьем подкачала.

И вот этот гад Лерой на семейном ужине, куда я его пригласил, принялся нагло домогаться меня ногой под столом. Это было что-то! Меня аж в жар бросило, причём вовсе не от стеснительности. А потом он припёрся в мою комнату. В общем, утром нас застукали. Хорошо, хоть мы успели частично одеться. Пришлось на удивлённые вопросы врать, что рассказываю другу о России, я же там родился. Слово за слово, и мама умилилась и упросила Джеймса отправить меня к русской родне на два-три месяца. Потом были сборы, проводы, опять сборы, ещё проводы… Лерой словно с цепи сорвался. Неделю из постели не выпускал, засранец! В итоге, договорившись на работе и получив карманные капиталы у отчима, я полетел…

И вот, в преддверии Нового Года, я стою на берегу реки в заштатном российском городке, пытаясь сообразить, что дальше-то? Дядя Сергей по телефону потребовал, чтобы я сразу по приезду навестил его в офисе… Такси довезло до этого зловещего здания. Ничего так сарай – стекло, бетон, охранник у входа и запаренный дворник с веником в руках.

Поднявшееся раздражение требовало выхода. Конечно, никогда не считал достойным изводить прислугу, но здесь не Англия! Так что… Я проводил взглядом уезжающее такси, пнул дорогим ботинком покорёженный русским гостеприимством чемодан и сказал, пристально глядя в спину дворнику, облачённому в синюю спецовку:

– Ты бы, дядя, обмёл мои туфли.

Мамины стараниями и репетиторскими усилиями русским я владею хорошо, практически без акцента, хоть и прожил всю жизнь в Англии. Так что мужчина, русоволосый крепкий тип ростом с мои метр восемьдесят, прекрасно всё понял. Дворник разогнулся, тряхнул веником и обернулся, заинтересованно уставившись на меня тёмно-карими глазами. Убийственное сочетание, скажу я вам – блондин с тёмными глазами. И никогда мне не нравилось! Воображение тут же попыталось представить, как эти глаза темнеют ещё больше от удовольствия… Чего-то я даже взмок. Работяга усмехнулся, хлопнул себя веником по правой штанине и сказал:

– Баре давно кончились. Могу веник дать, сами и обметёте.

Что-то шевельнулось у меня в груди, похожее на презрение. Такие наглые типчики обычно и гнутся потом ниже всех. Я уже собрался поставить дворника на место какой-нибудь едкой фразой, когда он добавил, оттопырив мягкую нижнюю губу:

– Ручонки-то не переломятся, думаю.

Злость на собственную глупость, на перелёт, на лихача-таксиста, на этот сраный снег лавиной метнулась внутри и слетела с губ необдуманной фразой:

– Да ты знаешь, с кем разговариваешь?

Типчик прищурился, словно кот на солнышке. Остро захотелось стереть эту сладость с очень даже привлекательного лица. Ну, ничего, думаю, дядя пойдёт навстречу давно не виденному племяннику. Я с некоторым торжеством в голосе процедил:

– Завтра ты здесь уже не работаешь, понял?

– А чего ж не понять-то? – всё так же лениво ответил дворник и вернулся к обметанию крыльца. Словно я тут молча стою! Охранник проводил меня в холл, как-то странно глянув. Но взгляд этот был настолько мимолётный и не имеющий значения, что я и думать забыл о такой мелочи. Уже в холле я недоумённо остановился и спросил:

– А чемодан?

Блин! Здесь же не принято хвосты заносить за посетителями… Внутренне обсмеяв свои замашки, я хотел было вернуться за помятым «другом», когда уличная дверь распахнулась и в фойе первого этажа бодро вошёл всё тот же дворник. Он прошёл ко мне, поставил у ног позабытый багаж и невозмутимо сказал:

– Вы забыли.

– Что, уже прогибаешься? – с неким торжеством усмехнулся я.

– Ага, – кивнул дворник, лишив меня дара речи. Да он издевается! Пока я соображал, что ему ответить, охранник меня опередил:

– Ты бы, Андреич, шёл погрелся. А то вон обледенел уже.

– И пойду, чайку выпью, – согласился работяга. Я проводил его долгим взглядом, а потом спросил у довольно-таки пожилого секьюрити:

– Что за тип вообще?

– Человек, как человек, – пожал плечами тот.

Я почувствовал совсем уж запредельное раздражение. Кажется, в моей жизни появилась новая цель. Этот дворник не проработает тут больше ни часа – видеть его не хочу! Хотя нет! Это слишком просто… Надо сделать так, чтобы сам ушёл. А уж как это сделать… Одобрительно улыбнувшись собственным мыслям и лифту в двухэтажном здании, я прокатился наверх, поблуждал по фойе и коридорам и в итоге оказался в приёмной у дяди. Симпатичная секретарша тут же проводила в кабинет, где моему взору предстал солидный седоватый мужчина в неопрятном костюме. Сергей Витальевич встал из-за роскошного стола, тепло пожал мне руку и пригласил садиться в одно из мягких кресел. На стене за его спиной воронёной тенью маячил мирно повисший на ремне автомат АК-47. Я тут же спросил:

– Настоящий?

– Боевая часть удалена, это только корпус, – разочаровал дядя. – Как долетел-доехал?

– Хорошо, – сказал я, усевшись в мягкое нутро кресла. – Может, сразу к делу?

– Прыткий, – усмехнулся Сергей Витальевич, – весь в мать. Думаю, с перелёта отдохнуть захочешь?

– Успею, – я отмахнулся. – Вопрос есть.

– Что-то случилось? – дядя вскинул брови.

– Что за человек тут у вас дворником работает? Наглый такой.

– А что? – серо-водянистые глаза дяди прищурились.

– Уволь его, – прямо потребовал я.

– Ну, точно, прыткий, – усмехнулся дядя. – Как выглядит-то хоть?

– Блондин с карими зенками, лет тридцать, наглый такой.

– Если ты про Андреича, то он у нас скорее подрабатывает. У него три речных судна и судоходная компания за душой. Не последний человек в городе.

– В смысле? – не понял я. – А чего же тогда он снег метёт?

– Забавляется, – дядя вернулся в своё огромное кресло во главе директорского стола. – И с налогами там что-то у него по схеме. Мутная история, зато все наши дамы от него в восторге. Холостой же.

– Не понимаю, – в моей голове не укладывалось, как можно вот так вот взять лопату и грести снег, имея свой хороший бизнес.

– У каждого свои тараканы в голове, – непонятно ответил дядя. Я окончательно растерялся. Тараканы? В голове? Кошмар какой… Видя моё вытянувшееся лицо, дядя засмеялся, извлёк из стола початую бутылку скотча, два бокала, тетрапак сока, поставил всё это на стол и спросил:

– Ну, что? За приезд, дорогой племянничек?

Однако, Россия действительно дикая страна дикого бизнеса. Я кивнул, вспомнив тёмные глаза нахального блондина. И они надо мной смеялись. Вот же чёрт… Взбесил не на шутку. Ладно, мы ещё посмотрим, чьи акции взлетят выше. Судовладелец, говорите? Но сначала надо как-то устроиться. Всё-таки мне здесь два месяца жить.

========== 3. 26 декабря, пятница. Михаил. Методы курощения по-европейски. ==========

*«курощение» – метод отладки социальных отношений из арсенала Карлсона.

–

Наивный мальчик решил, что сможет устроить мне личный трудовой ад. Типа, сам сбегу… Утром следующего дня мы для порядка отзанимались физзарядкой на лопате, расколотив огромную лужу льда перед крыльцом и отшкрябав остатки снега с асфальта вокруг речвокзала. Внутренне усмехаясь, я терпеливо ждал, когда же молодой человек начнёт изгаляться. Петрович потихоньку ржал над моим задумчивым видом, а ребята из бригады всё допытывались, чего случилось. Я же деловито грёб снег и вспоминал вчерашний цирк, чувствуя, как настроение подкрадывалось к отметке сверхпозитива.

Веник начал атаку прямо в день приезда, в лучших традициях золушкиной мачехи. Это когда поручают кучу мелких дел одновременно, стараясь, чтобы объект атаки вконец запутался в зачастую противоречивых распоряжениях и напортачил. Не на того напал, однако.

А как всё хорошо начиналось… Для приезжего, естественно. Мне-то и без того было хорошо. До вчерашнего дня, мать его. Побывав у дяди, племяш сосредоточился на доставании меня. Похоже, моё затянувшееся инкогнито таки может выйти боком, если не мне, то заму – точно. Наверное, он решил мне таким образом отомстить за что-то давнее… Или проверить, надолго ли хватит племянника. Три раза «ха-ха»!

Первое поручение новоявленного обормота состояло в том, чтобы я перетаскал из захламлённого кабинета по правую руку от директорского кучу коробок с архивом – явно рассчитывал приютить свою пятую точку в кожаном кресле. Сам же Веник повёз на новоселье свой чемодан, как рассказал Аркадий, когда я спустился взмокший в холл после галерного труда с бумагами. Добрый друг моей семьи заботливо спросил после того, как дал расклад по «обидчику»:

– Ты уверен, что надо именно так?

– А то! – улыбнулся я. – Вот погоди, он вернётся и начнётся – то не так, это не сяк. Почувствуй себя Золушкой, называется.

– Андреич, ты бы всё-таки поберёг мальца, – покачал головой охранник. – Он же в шоке будет.

– Ничего, дядька Аркадий, – я усмехнулся кривее кривого. – Он сам напросился. И обязательно будь на корпоративе, понятно?

– А чего ж тут тупить, – бывший афганец, так и оставшийся на речвокзале после давней истории охранять мою священную тушку в память о родителях, покачал головой. – Но ты уж сильно-то не усердствуй… А вот и он.

Двери вокзала распахнулись, пропуская засыпанного снегом Веника. Он потоптался на коврике, даже попрыгал, стряхивая белые хлопья с дорогого кашемирового пальто, после чего уставился на меня и спросил:

– Надеюсь, всё в порядке? Вы управились?

– Так точно! – я нарочито по-военному вытянулся перед директорским племянником, «поедая глазами начальство». И сделал это так, что всем вокруг стало понятно, кто кого дураком считает. Уборщица тётя Клава чего-то хрюкнула себе под нос, спешно исчезнув в подсобной части холла. Аркадий невозмутимо угнездился на посту с раскрытым журналом посещений. Мы же с Веником на лифте поднялись на нужный этаж. В кабинете, когда-то отданном мною под склад ненужной макулатуры, остались только: массивный чёрный стол, кожаное кресло, тумбочка с высохшим сухостоем в горшке и презабавная картина на левой от окна стене. Пару лет назад эту картину мне подарил какой-то иностранный партнёр. Настоящий шедевр безвкусицы и маразма. Явно детской рукой намалёванные белки с пьяными харями грызли нечто, даже издали не похожее на орехи. И белки эти были красными, да на чёрном фоне. Отпад полный. Помню, я тогда ещё очень просил партнёра передать большое спасибо его сыну, нарисовавшему этот шедевр персонально для меня. Похмелье лечит влёт – только глянул на полотно, и трезвяк тут как тут.

Веник пару секунд смотрел на картину офигевшими глазами, после чего тряхнул головой и брезгливо распорядился:

– Потрудитесь убрать отсюда ЭТО…

Его «железный феликс», то бишь указующий перст, вытянулся в направлении коммунистических белок. Я тут же снял подарок со стены и вышел за дверь, где нос к носу столкнулся с Витальичем, которому и всучил полотно с укоризной в глазах. Серёга чуть не заржал и быстро уволок картину в свой кабинет. Я же вернулся в кабинет нового заместителя директора и застыл в немом обожании. Веник проникся важностью момента и с искренней заботой начал отдавать распоряжения по наведению порядка в его кабинете. А порядочно насочинял, гад. Под занавес он сказал:

– На всё у вас час.

В его глазах горели азартные точки превосходства. Но и мы не лыком шиты. Проводив начальство до дверей директорского кабинета, я развил бурную деятельность. Если это чудовище так уверено, что я не справлюсь, то можно показать ему, как он ошибается. Что я, зря что ли столько лет тут налаживал отношения с рабочим персоналом? Тётя Клава и две её помощницы выслушали просьбу и рьяно взялись за дело, перетаскав в кабинет моющее-драящее. Меня заботливо усадили сторожить кресло.

Через полчаса всё было отодраено до блеска. Пришла очередь нашего штатного рабочего дяди Кости. Одноногий мастер приковылял на своём протезе, выслушал все цэу и выгнал меня подышать свежим воздухом. То есть на подоконник распахнутого окна. На улице царило волшебство падающего снега, и просто посидеть, глядя на ткущееся полотно непогоды, оказалось настоящим подарком. Минут через пятнадцать из созерцания меня вырвало требовательное дёрганье двери. Дядя Костя с кривой усмешкой показал мне знаками, что закончил работу и удалился запасным путём – по пожарному балкону за окном. Я же торопливо распахнул дверь. В кабинет ворвался Веник с жаждой крови в глазах. Жажда осталась неудовлетворённой. Всё было сделано.

Тогда товарищ европеоид включил «свекровь». И началось… Я наслаждался тем, как грамотно он применял против меня классический сольный моббинг (по-русски проще можно сказать – травлю). То не так, тут пыль осталась (тётя Клава его за такой поклёп точно приласкала бы тряпкой по хребту, за такую крепость духа её и держу, чтобы гоняла офисный планктон), там ещё что-то. В общем, грузил меня Веник по-чёрному минут двадцать, аж взмок. Я же был «сама невозмутимость» воплоти, что выбешивало Веника всё сильнее. Наконец, он не выдержал и технично свалил назад в дядин кабинет, оставив напоследок распоряжение перекрасить потолок за полчаса. Ну точно – мачеха Золушки и та свекровь из анекдота в одном флаконе. Ну-с… С усмешкой я потёр руки. И кто тут у нас сам себе «злобный Буратино»? Перекрасить? Да мы с нашим удовольствием, по-итальянски! Дословное выполнение приказа – наше всё. Он же не уточнил, какой именно краской надо воспользоваться.

Уже через десять минут в кабинете были помпа с ведром для краски и несколько банок вонючей нитрокраски нежно-голубенького цвета. Первым делом я накрыл мебель старыми тряпками и полиэтиленом. Затем, напялив на себя особо мощный респиратор, приступил к распыливанию краски по потолку… Нанеся последний штрих особо художественным жестом, я удовлетворённо перевесился через подоконник, чтобы глотнуть свежего воздуха. Голова немного кружилась, но хули нам, кабанам? Наебёмся и лежим. Дышим, родимые. Именно в эту минуту в кабинет надумал вновь войти Вениамин свет батькович собственной драгоценной персоной. Да ещё и в том самом дорогом пальто. Мне стало искренне жаль ценную вещь, и я сказал, оторвавшись от подоконника и содрав с лица респиратор:

– Кашемир провоняется!

Лицо Веника приобрело цвет, созвучный свежему потолку. Он зажал рот ладонью, вытаращившись на меня, словно священник, случайно попавший в бордель. В потускневших от вони глазах явственно прочиталась нежно выращенная идея свернуть мне шею… Но не здесь. Когда его вынесло из кабинета, я поспешил выйти следом. В коридоре Вениамин уже настороженно нюхал рукав пальто, пытаясь определить – провонялось или не успело?

Увидев меня, он на весьма повышенных тонах начал выговор:

– Да что вы натворили?! Разве такой краской надо было красить потолок?

– Вы не сказали, какой именно, поэтому я решил, что сойдёт любая. А в наличии у нас только такая, другую надо было покупать. Про покупку вы мне не говорили, – пустился я в казуистику.

Веник стоял напротив, разевая рот от изумления. Придраться ему было не к чему, по сути дела. Я выполнил его приказ дословно. Пришлось даже поуспокаивать:

– Да вы не переживайте! Денька через три выветрится, и можно будет въезжать.

Директорский племянник сглотнул, поголубев ещё больше, и выдавил из себя:

– Свободны.

Я молча удалился, грея в груди чувство собственной важности. Счёт «один-ноль» в мою пользу. Не с тем ты связался, парень. Я ещё заставлю твои красивые глаза пылать от злости. Чёрт, а ведь действительно красивые у него глаза. Тем лучше. Вот и покажем европеоиду, кто в России лапти медведям вяжет.

Это было вчера. А сегодня его в офисе не было. К обеду я даже поскучнел – всё-таки начавшееся противостояние внесло какую-то свежую струю в застоявшуюся жизнь. Ну, а раз Веник соизволили отсутствовать, можно посетить Сергея Витальевича и обсудить корпоратив, назначенный на завтра, двадцать седьмое декабря. Суббота обещала стать знаменательной!

Уже выходя из его кабинета через час, я на пороге обернулся и повторил свою последнюю фразу:

– Вениамин должен быть на корпоративе, и точка. Ты меня знаешь, Витальич, уволю к едрене фене, и его, и тебя. Потом обратно на работу возьму и ещё раз уволю.

– Да иди уже, Михаил Андреевич, – махнул рукой директор речвокзала, – иди. Я так и знал, что это добром не кончится.