Текст книги "Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель"

Автор книги: Игорь Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Куйбышев

6 марта 1942 года

Ставка Верховного Главнокомандующего

"…Фашистские захватчики, предпринимая нападение на Советский Союз, полагали, что смогут быстро покончить с нашей страной – в полтора-два месяца дойти до Урала. Они не скрывали плана молниеносной войны, наоборот, всячески рекламировали его. Но события этой зимы и весны ясно показали несостоятельность блицкрига. Теперь он окончательно провалился. решительное поражение гитлеровским войскам, уничтожила немало живой силы и техники противника, окружила и ликвидировала под Москвой две армии, забрала в плен свыше 100 тысяч солдат и офицеров, освободила от ига немецких оккупантов десятки советских городов и сотни сел.

В результате немцы были вынуждены признать серьезность своего поражения и стали говорить о военном кризисе. Это не значит, что крах Третьего Рейха уже близок. Нет, гитлеровская Германия и ее армия потрясены, но еще не разбиты. Было бы легкомысленно полагать, что победа над врагом придет сама. Нет, нужны еще несколько мощных ударов, чтобы она стала фактом.

Фашистские захватчики хотят проводить истребительную войну против советского народа. Что ж, если они хотят, то они ее получат. Наша задача, задача всех командиров и политработников, бойцов армии и флота отныне состоит в том, чтобы уничтожать всех фашистов, пробравшихся на территорию нашей страны, всех до единого. Смерть немецким оккупантам! Никакой пощады врагу!"

Сталин еще раз перечитал последний абзац и остался доволен. Он отложил красный карандаш, которым правил текст, взял трубку и стал неспешно ее набивать. Кажется, получилось неплохо. С этой речью он выступит в Кремле на специальном заседании, посвященном разгрому немецких войск под Москвой. Главное, чтобы фашисты не успели при отступлении затопить город. Иначе придется забыть о триумфальном возвращении в столицу…

Вождь закурил трубку и откинулся на спинку стула, затем взял телефонную трубку и вызвал к себе Павла Судоплатова. Ждать пришлось недолго – 4-ое управление НКВД находилось в соседнем здании. Когда Судоплатов вошел в кабинет, Сталин посмотрел на него желтыми, кошачьими глазами и спросил:

– Павел Анатольевич, как вы считаете, не пора ли приступить к завершающей фазе операции "Вихрь" – высадке нашего десанта?

– Мы ждем сигнала от подпольщиков, Иосиф Виссарионович, они должны указать, какой именно шлюз необходимо захватить. Тогда и сбросим парашютистов…

– А что слышно от наших товарищей, оставшихся в городе?

– Подпольщикам удалось выйти на контакт с начальником третьего отдела комендатуры Москвы Карлом Остерманом, от него ждут поступление информации.

– Вы уверены, что сможете предотвратить разрушение канала?

– Так точно, товарищ Сталин!

– Где планируется выброска десанта?

– Предположительно, в районе Москворецкого склона, около деревни Щукино. Там канал сливается с Москвой-рекой, и, скорее всего, немцы заминируют именно это место.

Сталин удовлетворенно кивнул головой и отпустил генерала. Все складывалось как нельзя лучше. Через несколько дней немцы будут окончательно окружены под Москвой, недели две уйдет на зачистку города, и тогда можно возвращаться. Интересно, как встретит его столица? Говорят, в городе нет ни воды, ни тепла, ни света. Придется в первую очередь восстанавливать снабжение Кремля, а потом и других районов…

Сталин не любил Кремль – слишком мрачные воспоминания были связаны у него с этим каменным треугольников в центре Москвы. Смерть любимой жены, тягостные дни июля 1941 года… То ли дело – Ближняя дача! Уединенное место, где так хорошо думается и работается. Высокие сосны окружают уютный, теплый дом, дым из печей стелется по их вершинам… Зимой на мохнатых лапах лежит тяжелый снег, а весной земля под соснами усыпана желтыми иголками. Летом же воздух в парке напоен тишиной и запахом смолы, а осенью слышны прощальные крики птиц, улетающих на юг…

Вождь вздохнул и выбил пепел из погасшей трубки. Ничего, он еще вернется в Москву, и вернется победителем, а Гитлер дорого заплатит за то унижение, которое он испытал во время позорного бегства из Москвы. Фюрер за все заплатит…

Москва

6 марта 1942 года

Лубянка

Вильгельм Краух еще раз все обдумал и пришел к выводу, что полковник Остерман ведет двойную игру. Конечно, можно написать на него донос, и его, возможно, даже арестуют… Но что это даст? Карл заявит, что пошел на контакт с большевиками, чтобы разузнать их планы, то есть выполнял напрямую свой профессиональный долг. А дуболомы из гестапо опять сорвали слжную операцию абвера. Неприятностей потом не оберешься…

Нет, надо действовать иначе, решил Вилли. Он заказал служебную машину и через десять минут выехал на ней в сторону Москва-реки. Через каждые двести-триста метров приходилось останавливаться и предъявлять документы – весь центр был поцеплен: Гитлер и Гиммлер все еще находились в Кремле, и без спецпропуска проехать было невльзя.

За мостом Краух повернул направо и подкатил к большому серому зданию, в котором размещался штаб Зеермана. Собственно говоря, из всех штабных работников его интересовал только один человек – секретарь генерала Инга Никольсон. Вилли воспользовался чисто формальным поводом – необходимостью согласовать кое-какие документы, чтобы попасть в приемную командующего 5-ой армией. Конечно, он мог бы отправить документы и с нарочным, но ему хотелось лично переговорить с Ингой.

Краух поднялся на второй этаж – кабинет генерала располагался в одной из бывших квартир. Инга сидела в приемной и что-то быстро печатала на машинке. Вилли поприветствовал дежурного офицера и отдал ему бумаги. Тот удалился – понес в кабинет к начальству. Штурмбанфюрер воспользовался моментом и подошел к Инге.

– Фроляйн, вы, как всегда прекрасны!

Девушка, не отрываясь от бумаг, холодно улыбнулась. С одной стороны, Краух ей не нравился, а с другой – с ним было опасно ссориться. Между тем штурмбанфюрер продолжал:

– Мне недавно прислали мне из Швеции плитку настоящего шоколада. Не хотите попробовать?

Краух достал из портфеля небольшой прямоугольник в красивой шуршащей бумаге и протянул Инге. Та взглянули на него более благосклонно – она была сладкоежкой.

– Вилли, вы балуете меня! Но, боюсь, шоколад повредит моей фигуре. К тому же шеф не любит, когда его подчиненные принимает подарки от чужих офицеров.

– Что вы, Инга, одна маленькая плитка не испортит вашу замечательную талию! Что же касается Зеермана, то, думаю, он не станет поднимать шума из-за этого скромного знака внимания. Кстати, он на месте?

– Нет, его вызвал к себе генерал-губернатор. Генерал уехал буквально пять минут назад…

– Вот и чудесно, значит, никто ничего не узнает. Кстати, Инга, вы не хотите устроить небольшой перерыв? Обещаю угостить вас также американскими сигаретами – еще подарок из Швеции.

Инга осмотрела приемную: посетителей не было, дежурный офицер все еще не вернулся, и кивнула головой.

– Хорошо, сейчас я закончу страницу и выйду на лестничную площадку. Генерал не разрешает курить в приемной.

– Буду вас ждать.

Краух вышел на лестницу. Соседнюю квартиру занимали шифровальщики, поэтому ее дверь была плотно закрыта. Отлично, никто не помешает спокойному разговору, подумал штурмбанфюрер.

Минут через пять появилась Инга – сели на широкий, удобный подоконник. Из окна открывался прекрасный вид на заснеженный Кремль. Его золотые купола поблескивали на солнце, темные башни и стены резко контрастировали с белизной реки. "Какая красота, – подумал Краух. – жалко будет его взрывать. А что делать? Положение на фронте, говорят, ухудшается с каждым часом, возможно, придется скоро бежать. Фюрер приказал: если положение станет критическим, затопите Москву. А то, что не удастся затопить – уничтожить".

Вильгельм достал из кармана пачку американских сигарет. Это действительно был подарок, только не от мифических родственников из Швеции, а от начальника, который хорошими сигаретами, шоколадом и кофе поощрял своих офицеров. Не патриотично, конечно, зато практично: с помощью таких милых презентов его подчиненные завязывали нужные знакомства и добывали информацию. Не брезговали даже слухами. Они, кстати, оказывались иногда правдивее всех официальных сообщений.

"Слухи нельзя недооценивать, – учил молодых офицеров шеф московского гестапо Вольфганг фон Вернер. – В девяти случаях из десяти они окажутся пустышкой, игрой воображения, но в одном случае – правдой. И ради этого одного надо проверить все десять. Учитесь собирать информацию, просеивать ее, отделять правду ото лжи. Это поможет вам в оперативной работе". Вилли хорошо запомнил наставление шефа и активно завязывал знакомства, угощая своих информаторов сигаретами, кофе, коньяком или еще какими-нибудь заграничными продуктами. Вот и сейчас он намеревался получить от Инги сведения о Нине Рихтер.

Девушка курила нервно, то и дело поглядывая на маленькие часики.

– Вы спешите, Инга?

– Генерал может позвонить, мне надо быть на месте.

– Вряд ли он освободиться раньше, чем через полчаса. У фон Грота, говорят, намечается какое-то экстренное заседание, связанное с очередной операцией против подпольщиков.

– Откуда вы знаете?

– Слухами земля полнится, в данном случае ими полнится наше управление. Кстати, о слухах. Говорят, ваша соседка Нина нашла в Москве дочь, которую потеряла шесть лет назад.

– Я ничего об этом не знаю.

– Инга, со мной можно быть откровенным. Я прекрасно знаю, кто является вашим истинным шефом. Это, конечно же, не генерал Зеерман, а мой коллега, штандартенфюрер Юрген Зеллер. Но его дочь Нины Рихтер совсем не интересует, он занимается другим делом. А вот меня очень даже волнует все, что так или иначе связано с вашей знакомой. И в частности – ее семейная жизнь. Нина вам никогда не рассказывала о своем муже?

– Нет, она не откровенничала со мной.

– Так знайте: она была замужем, и у нее есть двенадцатилетняя дочь. По моим сведениям, муж и ребенок не уехали в эвакуацию, а находятся здесь, в Москве. Нина установила с ними связь или, возможно, установит в ближайшее время, и я должен об этом знать. Вы поможете мне?

– Зачем мне это надо?

– Затем, что при определенных обстоятельствах я могу быть вам очень полезен. Мой друг Юрген не слишком ценит вас как агента, а вы заслуживаете гораздо большего. Я, например, могу посодействовать вашему переводу в Германию, в один из тыловых штабов, поближе к семье и подальше от фронта.

Инга внимательно посмотрела на Крауха. Слова штурмбанфюрера задели ее за живое – девушка давно мечтала перевестись куда-нибудь в спокойное место, где можно не опасаться ночных налетов и подпольщиков. В Германии у нее остались отец, мать, маленький братишка… Инга пошла на сотрудничество с гестапо только потому, что Юрген Зеллер обещал ей перевод, но прошло уже полгода, а он не спешил выполнить свое обязательство… Может быть, Краух окажется более благодарным?

– Я не знаю, чем могу быть вам полезна… – осторожно сказала Инга.

– Просто вспомните, не заметили ли вы в последнее время что-то странное в поведении Нины?

– Она действительно изменилась – стала более нервной, но я полагала, что это связано с трудностями в работе и не лезла с расспросами. А в остальном она вела себя так, как всегда. Я же говорила, что Нина – очень скрытный человек. Я даже и не подозревала, что у нее есть ребенок… Единственное, что мне показалось странным, – она вчера принесла домой кое-какие продукты и спрятала у себя в комнате. Хотя обычно мы держим их на кухне.

– Да? И что же она утаила?

– Я заметила несколько банок тушенки, шпик, муку, соль, сухое молоко и яичный порошок. Такое впечатление, что она делает запасы на случай блокады или окружения.

– Интересно… Ну что же, спасибо за информацию. Вы очень помогли мне. Буду надеяться на дальнейшее сотрудничество.

– А я могу рассчитывать на ваше содействие с переводом?

– Если мне удастся сделать то, что я задумал, то начальство наверняка оценит мое усердие, а я получу возможность похлопотать за вас, Инга. В самом деле, что такой красивой девушке, как вы, делать на фронте? В Берлине или Дрездене вам было бы гораздо лучше. А теперь нам пора возвращаться, а то ваше отсутствие могут заметить.

Получив документы, Вильгельм спустился к машине и поехал обратно на Лубянку. По пути он размышлял над полученной информацией. Несомненно, Нина приготовила продукты для дочери и мужа, значит, в ближайшее время должна состояться их очередная встреча. Вот тут-то и надо пустить за ней "хвост"… Рихтер приведет его к подпольщикам, а дальше уже дело техники. Установить слежку, выявить руководство и внезапным ударом обезглавить верхушку московского подполя. В случае удачи улов будет отличный.

Краух довольно улыбнулся. Прав был все-таки его шеф – при правильном подходе всегда можно получить интересную информацию от секретарш. Сегодня, например, ценные сведения достались ему всего за плитку шоколада и сигарету. Дешевле не бывает.

Москва

6 марта 1942 года

Кремль

Из стенограммы совещания.

Присутствовали: Адольф Гитлер, рейхсфюрер СС Гиммлер, командующий группой армий "Центр" фельдмаршал фон Манштейн, генерал-губернатор Москвы фон Грот, командующий войсками СС на Востоке бригаденфюрер фон Блог, командующий 5-й армией генерал Зеерман.

ГИТЛЕР. Фельдмаршал, мне нужна полная и точная информация о том, что делается на фронте!

МАНШТЕЙН. На востоке части Красной Армии прорвали нашу оборону, бои идут уже в районе Измайловского леса. На юге русские наступают на Подольск и Наро-Фоминск, здесь положение особенно тяжелое – их танковые дивизии вышли в тыл 7-й армии. Попытки восстановить фронт своими силами не удались – у противника слишком большой перевес в живой силе и технике. По нашим сведениям, 2-я танковая армия генерала Баграмяна получила около 300 новых КВ, против которых наша полевая артиллерия бессильна. На северо-западе сражение идет в районе Солнечногорска, здесь русские развивают наступление сразу по двум направлениям – на Истру и Красногорск. Части 9-й армии генерала фон Зорна отходят, иначе могут попасть в "котел". Если русские займут Одинцовский район, вся наша группировка окажется в окружении…

ГИТЛЕР. Что вы предлагаете?

МАНШТЕЙН, Спасти положение может только отступление – надо восстановить фронт в 70-80 километрах западнее Москвы. Большевики каждый день бросают в прорыв новые части, их удары разрезают нашу оборону, а у моих танков почти нет горючего и снарядов. Пополнить их невозможно: железные дороги атакованы партизанами, рельсы или взорваны, или разобраны.

ГИТЛЕР. А что вы скажите, генерал?

ЗЕЕРМАН. 5-я армия уже вступила в бой на восточных окраинах города, мои дивизии несут тяжелые потери. Боюсь, остановить атаки русских не удастся… Кроме того, в последние дни резко активизировались подпольные и диверсионные группы, навязывающие нам уличные бои. Бороться с ними крайне сложно – русские внезапно атакуют и сразу же отходят в глубь кварталов, заманивая моих солдат под огонь. Мы воюем на два фронта – внешний и внутренний.

ГИТЛЕР. Как вы считаете, фон Грот, мы сможем удержать Москву?

ГРОТ. Только если удастся перебросить свежие силы из Франции и Польши, но на это уйдет как минимум пять-шесть дней, может быть, неделя. Но если мы сейчас не отойдем, то окружения не избежать…

ГИТЛЕР. Значит, вы тоже за отступление?

ГРОТ. Да, мой фюрер. Это вынужденная мера, чтобы сохранить наши силы, не допустить разгрома армий. Надо подтянуть резервы, пополнить запасы горючего, снарядов, отремонтировать технику. Позднее, в апреле или мае, мы сможем начать новое наступление на Москву. Следует признать: мы недооценили русских – они сумели извлечь урок из прошлого поражения и хорошо подготовились: добились численного превосходства, пополнили технику. Наши солдаты измотаны, среди них много обмороженных и раненых. Я считаю, что разумнее отойти…

ГИТЛЕР. Немецкие воины не привыкли отступать, для них существует только одна команду – вперед! Как мы объясним свое отступление нации?

ГИММЛЕР. Я думаю, доктор Геббельс найдет нужные слова. Мой фюрер, фельдмаршал Манштейн прав – Москву следует оставить, причем вы должны сделать это немедленно. Жизнь вождя германского народа слишком ценна, чтобы рисковать ею. Вы нужны Рейху!

ГИТЛЕР. Хорошо, я отдам приказ об отступлении, но до этого нам следует завершить еще одну операцию. Фон Блог, когда вы сможете взорвать шлюзы и затопить Москву?

БЛОГ. Все готово, мой фюрер. Инженерные части заминировали канал, осталось только отдать приказ.

ГИТЛЕР. Отлично. Как только большевики войдут в город, я прикажу взорвать его. Я полагаюсь на вас, бригаденфюрер, ваши подчиненные должны удерживать шлюзы до взрыва. А теперь обсудим план отхода на новые рубежи. Фельдмаршал, какие у вас будут предложения?

* * *

От Советского Информбюро

6 марта 1942 года в районе города Дмитрова фашисты попытались вернуть ранее утерянные позиции и предприняли одну за другой три отчаянные атаки. Наши подразделения отбили все их и нанесли противнику большой урон в живой силе и технике. Уничтожено пять танков и до батальона вражеской пехоты. На другом участке фронта гитлеровцы пытались переправиться через озеро Сенеж. Боевые подразделения Н-ской дивизии встретило их дружным ружейно-пулеметным огнем и уничтожило до 30 солдат и офицеров. Днем советская авиация совершила налет на немецкий аэродром в районе Солнечногорска и уничтожила на земле 11 фашистских самолетов. В воздушных боях сбито 6 немецких бомбардировщиков. Партизанский отряд, действующий в одном из районов Подмосковья, напал на немецкий гарнизон, расположившийся в селе Сошники. Внезапной атакой партизаны уничтожили 13 солдат. Были захвачены трофеи – бронемашина и два грузовика, а также автоматы и патроны. Добровольно сдавшийся в плен рядовой 118 полка 49 пехотной дивизии, чех по национальности, Имрек Р. рассказал: «Я проживал под Прагой. В 1939 году к нам пришли немцы и ограбили моих односельчан. Ганс Вебер захватил более 60 гектаров крестьянской земли, а его соотечественник Байер – более 150. Фашисты, по сути, превратили нас в батраков. В августе 1941 года меня насильно призвали в германскую армию. Я попал в 149-ю дивизию, находившуюся в Польше. В октябре нас отправили в Россию. В поезде мы, чехи (всего около 50 человек), твердо договорились между собою, что не будем воевать за Гитлера и перейдем на сторону русских. Фашисты были и остаются смертельными врагами нашей страны. Каждый чешский патриот должен бороться против них до тех пор, пока они не будут окончательно уничтожены». Французские патриоты взорвали под Марселем немецкий эшелон с вооружением. В Лионе в течение одного дня убито 6 гитлеровцев. На окраине Пьемона несколько французских шоферов, насильно мобилизованных для перевозки военных грузов, истребили вооруженную охрану и скрылись. Они примкнули к Сопротивлению, передав партизанам автомашины и оружие.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Москва

7 марта 1942 года

Нескучный сад

Нина шла с дочкой по парку. Это была их вторая встреча, и Настя уже немного привыкла к ней. Она держала маму за руку и увлеченно пересказывала книжку, которую недавно прочитала. Нина с удивлением узнала, что ее девочка весьма развита для своего возраста – давно проштудировала всю школьную библиотеку, а перед самой войной записалась в городской читальный зал, чтобы брать уже взрослые книги. Внезапно Настя прервала свой рассказ и спросила:

– Мама, ты больше не бросишь нас с папой?

Она спрашивает об этом уже второй раз, подумала Нина, а вслух сказала:

– Нет, доченька, я тебя никогда не брошу.

Нина все больше запутывалась в своих отношениях. Как она могла бросить дочку, отказаться от своего счастья? И еще Ян… С ним тоже все было непросто.

Что все-таки важнее – долг или семья? Еще две недели назад этот вопрос не стоял перед ней, а теперь он казался неразрешимым. Когда она в прошлый раз прижала к себе Настю, вдохнула давно забытый запах ее волос, что-то в глубине ее души перевернулось. Все, чем она занималась раньше, – сложные операции, опасные задания – все показалось ей ненужным, несущественным. Важно было только одно – ее Настя.

А когда Нина увидела, как сквозь тоненькую кожу на шее девочки просвечиваются голубенькие жилки, то просто разрыдалась. На вторую встречу она принесла целую сумку продуктов – муку, тушенку, сухое молоко. И главное – свежий хлеб, который москвичи, оставшиеся в городе, давно уже не видели. Большинство питалось сухарями или лепешками, которые пекли из муки прямо в печках-"буржуйках". Нина сделала два больших бутерброда и заставила Настю их съесть. А сама смотрела на ее худое, бледное личико и молча глотала слезы. "Что бы ни случилось, я больше не брошу свою дочь", – пообещала она себе.

Второе свидание произошло там же, где и первое, – в Нескучном саду, Нину, как и в прошлый раз, привез Алексей Миронов. Они встретились на Тверском бульваре и поехали по центральным улицам. Алексей прочти сразу же заметил слежку: посмотрел в боковое зеркало, а потом резко поменял направление движения.

– Сегодня за нами "хвост", – сухо сообщил он Нине.

Рихтер обернулась и сквозь заднее стекло увидела две черные машины, следовавшие за ними на близком расстоянии.

– Это не мои, – сказала она, – Остерман не стал бы устраивать такое представление.

– Значит, это ваши друзья из гестапо, – заключил Алексей, – придется отрываться.

Но сделать это оказалось не так-то просто. Гестаповские машины упорно висели на хвосте и не отставали. Тогда Алексей прибавил газу и рванул через проходные дворы, замелькали подворотни, узкие проезды между домами, заснеженные, неубранные переулки. На одном из поворотов он резко завернул в маленький дворик и тут же выключил мотор. Через секунду мимо пронеслись машины преследователей. Алексей снова завел двигатель и поехал в противоположном направлении, но на всякий случай еще минут десять поплутал по центру, чтобы окончательно убедиться – "хвоста" нет.

Из-за этого инцидента приехали на встречу с большим опозданием. Ян нервно расхаживал по поляне и, когда увидел "хорьх", сразу же подбежал к нему.

– Что случилось? – спросил он у Алексея.

– Немцы пустили "наружку", пришлось отрываться.

– Нина, мы же договаривались! – гневно бросил Петерсен бывшей жене.

– Не кипятись, Ян, это не наши, скорее всего, слежку устроило гестапо. Я думаю, это Вильгельм Краух. Он точно не знает, но, кажется, догадывается о наших встречах, поэтому и пустил "хвост". Вилли постоянно крутится у нас в отделе и, вероятно, что-то учуял. У него проницательный ум, и он очень опасный противник, причем как для нас, так и для вас.

– Я знаю, мне полковник уже рассказал, – нахмурился Петерсен. – Вам точно удалось уйти?

– Да, можешь быть уверен, – ответил Миронов, – я все проверил – чисто.

– Могу я теперь увидеть дочь? – спросила Нина.

– Пойдем, – кивнул Ян и повел ее к знакомой беседке.

– Вот, возьми, здесь немного продуктов, – Нина протянула мужу сумку с едой.

– Не надо, – оттолкнул ее руку Петерсен, – мы не голодаем.

– Не дури, Ян, – твердо сказала Нина и всунула ему сумку прямо в руки, – девочке нужно хорошо питаться. Ты же видишь, как она выглядит… Ей двенадцать лет, идет перестройка организма, и если она буде недоедать, то произойдет задержка развития. Неизвестно, как это отразиться на ее здоровье…

– В Москве голодают тысячи людей, в том числе и дети, – саркастически заметил Петерсен, – Настя всего лишь одна из них.

– Я не собираюсь с тобой спорить, Ян, – примирительно сказала Нина, – просто прошу – возьми продукты. Если не хочешь, можешь не есть, но покорми, пожалуйста, Настю. Не бойся, еда не отравлена, я ее сама пробовала.

Ян что-то неразборчиво пробурчал, но сумку взял. Нина наконец смогла остаться с дочерью наедине. Они сели на скамейку и стали разговаривать. Но перед этим Нина накормила Настю бутербродами. Глядя, как девочка уплетает хлеб с маслом, она впервые поняла, что в Москве действительно голодают тысячи людей. От этой мысли ей стало не по себе – ведь она тоже была причиной этого.

Нина постаралась отогнать от себя неприятные мысли и начала расспрашивать Настю о жизни. Сначала девочка отвечала неохотно – видно, еще никак не могла привыкнуть к внезапно объявившейся маме, но потом оживилась и стала рассказывать о школе, подружках, книгах, планах на будущее.

Выяснилось, что Настя мечтает о собаке – желательно большой овчарке. Конечно, она понимала, что идет война и собаку завести не удастся, но, может быть, потом… Она с каждый день гуляла бы с ней, играла, даже прошла курс дрессировки.

– Почему ты хочешь овчарку? – спросила Нина.

– Потому что это самые верные собаки, они никогда не бросают своих друзей, – тихо ответила Настя.

Нина помолчала, а потом спросила:

– Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

– Строителем, как папа, – не задумываясь, ответила девочка. – Я хочу выучиться на инженера или архитектора, чтобы заново построить все то что, было разрушено. Или даже еще лучше…

– Но, чтобы стать архитектором, нужно уметь хорошо рисовать, – заметила Нина.

– А я хорошо рисую, мама. Мои работы были на выставке в Доме пионеров. Учительница сказала, что мне нужно обязательно ходить в художественную студию, чтобы развивать способности. Хочешь, я покажу тебе рисунки?

– Да, – только и смогла выговорить Нина.

В это время подошел Ян.

– Все, пора прощаться.

Нина прижала к себе Настю и несколько раз порывисто поцеловала ее.

– Не уходи, мамочка, – девочка обняла ее руками, – пожалуйста, не уходи!

– Мы еще встретимся и будем вместе, обещаю тебе, – произнесла сквозь слезы Нина.

Ян взял девочку за плечи и отвел в фургон, потом вернулся к Нине. Она вынула сигарету и нервно закурила, пытаясь унять предательскую дрожь в пальцах. Сигарета никак не хотела раскуриваться – видимо, пачка отсырела. Нина скомкала ее и бросила в снег.

– Когда я снова увижу дочь? – спросила она Яна.

– Когда полковник передаст нам сведения о времени взрыва, – ответил Петерсен.

– Ты все еще думаешь, что он будет с вами сотрудничать?

– Да, это ему выгодно. Но на всякий случай мы подстрахуемся – ты тоже, независимо от Остермана, попытаешься добыть эти данные, награда – часовое свидание с дочерью. А теперь пора возвращаться, а то твои друзья из гестапо уже, наверное, заждались. Кстати, о Краухе – тебе придется пойти с ним на сделку, сказать, что хочешь сотрудничать с ним.

– А если он потребует от меня информацию о тебе и подполье?

– Придумай что-нибудь, сочини, в конце концов, он все равно не успеет проверить. А взамен попроси гарантий безопасности для себя и дочери. Краух должен быть уверен, что держит тебя на крючке…

С этими словами Ян усадил Нину в "хорьх", и машина покатилась к выходу из парка. Хлебный фургон с подпольщиками двинулся в противоположную сторону.

Лубянка

«Хорьх» остановился недалеко от Арбатской площади. Нина вылезла из машины и подождала, пока она скроется за углом, потом привычным путем направилась на Старую площадь. Погода стала ухудшаться – с неба повалил крупный, мокрый снег, видимость сократилась до нескольких шагов.

Не успела Нина выти на Моховую улицу, как возле нее затормозил большой черный автомобиль, из которого тут же выскочили трое мужчин – двое в штатском и один в форме штурмбанфюрера СС. Нина узнала Вильгельма Крауха. Он твердо взял ее за локоть и подтолкнул к открытой двери.

– Капитан Рихтер, вам придется проехать с нами. Не нужно сопротивляться, будет только хуже.

– Это арест?

– Нет, лишь просьба последовать в управление гестапо для личной беседы. Тему предстоящего разговора вы, полагаю, знаете или, по крайней мере, догадываетесь.

– Полковник Остерман в курсе происходящего?

– Ему, полагаю, пока незачем знать о нашей встрече.

С этими словами Вилли усадил Нину на заднее сиденье, а сам сел спереди. Машина поползла по занесенной снегом улице. Через десять минут она затормозила возле управления гестапо на Лубянке.

В здание Нину ввели под конвоем – один охранник спереди, другой сзади. Но направились они не на верхние этажи, где располагались кабинеты следователей, а вниз, в подвал. Это был хорошо рассчитанный ход – мрачные подземные камеры лишали арестованных остатков мужества. После нескольких часов, проведенных в казематах, разговор со следователем шел гораздо легче… Нина только усмехнулась – она хорошо знала об этом психологическом трюке и была к нему готова.

Спустились на два пролета вниз по железной лестнице, потом долго шли по коридору, выкрашенному унылой зеленой краской, и наконец остановились возле низкой двери. Нину втолкнули в камеру – маленькое, холодное помещение без окон, свет давала лишь тусклая лампочка под потолком. Около стены стояли двухъярусные деревянные нару, в углу было железное ведро – параша. Тяжелая дверь за спиной захлопнулась, лязгнул замок.

Нина прошлась несколько раз по камере, потом села на нары и попыталась собраться с мыслями. Что знает Вильгельм Краух? Судя по дешевым приемам, которыми он собирался напугать ее, совсем немного. Ясно, что он будет спрашивать о подпольщиках, об операции, проводимой Остерманом. Крауху ужасно хочется утереть нос полковнику и выслужиться перед начальством.

Нужно выяснить, что он затевает, а для этого следовало разыграть спектакль – притвориться испуганной, согласиться на сотрудничество… У Крауха мало времени – рано или поздно Остерман ее хватится. Главное, чтобы полковник догадался, у кого она в гостях, и принял меры. Впрочем, Карл всегда отличался сообразительностью и умел мгновенно оценивать ситуацию.

Время тянулось медленно. Хотелось курить, но сигарет не было – они остались в сумочке, которую отобрали при входе в подземную тюрьму. Нина еще немного походила по камере – три шага до двери, три обратно. Потом прилегла на нары и попыталась задремать. Ей удалось на некоторое время провалиться в нервный, зыбкий сон.

Через полтора часа загромыхал ключ и дверь распахнулась. На пороге стоял Краух.

– Извините, что заставил вас ждать, – широко улыбнулся он. – Неотложные дела, знаете ли…

– Что вы, Вилли, я вовсе не в обиде, за это время я прекрасно выспалась. Обязательно расскажу полковнику о вашем подвале, где можно так прекрасно отдохнуть…

Краух скривился, как будто проглотил лимон, но быстро взял себя в руки.

– Не нужно сообщать полковнику о нашей встрече, это в ваших же интересах, Нина, – сказал он.

– Да? Каким образом? Вы меня похитили, бросили в тюрьму, теперь допрашиваете – и мое начальство ничего не должно знать об этом? Это нарушение всех служебных инструкций, и я обязана доложить об этом Остерману.

– Послушайте, Нина, – Краух решил сменить тон, – вы же умная женщина и прекрасно понимаете, что никто вас, офицера абвера, не стал бы просто так хватать на улице и тащить в тюрьму. Для этого требуются весьма веские основания. А они, поверьте, у меня есть…