Текст книги "Московский парад Гитлера. Фюрер-победитель"

Автор книги: Игорь Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Москва

4 марта 1942 года

Дом на набережной

Нина собиралась на службу – сидела возле зеркала и подкрашивала губы. В большой трехкомнатной квартире, где она проживала вместе с секретаршей генерала Зеермана, Ингой Никольсон, было тепло и уютно. Серый, тяжелый, многоэтажный дом на набережной Москва-реки напротив Кремля был одним из немногих, куда подвали горячую воду и электричество. До войны здесь жили известные советские военачальники, ученые и крупные партработники, поэтому у здания имелась собственная котельная и генераторная.

В советское время дом считался весьма престижным и в то же время очень опасным – слишком многих вывезли из него в 1937 году. Освободившиеся квартиры, правда, долго не пустовали – в них тут же заселялись другие генералы и аппаратчики. Близость к Кремлю притягивала многих… Сейчас в доме осталось всего несколько жильцов – остальные успели уехать в эвакуацию.

Нина с Ингой занимали квартиру на третьем этаже. Раньше здесь, видимо, жила целая семья – были детская комната с игрушками и маленькой кроватью, спальня с зеркальным трюмо и трехстворчатым шкафом, столовая с изысканной мебелью, сделанной на заказ. Во всем чувствовался достаток и благополучие.

Квартиру покинули в большой спешке, поэтому вся мебель, посуда и даже белье остались на месте. Вместе с Ниной в ней поселилась Инга – красивая, стройная блондинка с великолепной фигурой. Нина, по праву старшей, заняла спальню, Никольсон досталась бывшая детская. Сейчас Инга тоже готовилась к выходу – из ванной доносился шум льющейся воды.

Прошло два дня после того, как Нина встретилась со своим бывшим мужем. Внешне она казалась совершенно спокойной, хладнокровной и уверенной в себе, но внутри у нее бушевал огонь – материнский инстинкт боролся с чувством долга. Нина убеждала себя, что у нее, как офицера абвера, есть определенные обязательства, от которых она не может отказаться, но встреча с дочерью перевернула всю ее душу. Угасшие было материнские чувства вспыхнули с новой силой. Следовало признать, что свидание основательно выбило ее из колеи.

Если бы ей тогда удалось поговорить с девочкой… Она, наверное, нашла бы нужные слова, смогла убедить Настю, что по-прежнему любит ее… Но такой возможности ей не дали, поэтому приходилось выполнять все требования мужа. Конечно, Нина понимала, что Ян ее грубо использует, что он видит в ней только средство для достижения своей цели, но иначе поступить не могла.

Днем Нина, разумеется, старалась не показывать свои чувства, но вот ночью… И вчера, и сегодня она пролежала в кровати без сна. Воспоминания, которые, казалось, были запрятаны глубоко внутрь, вырвались наружу.

Вот она с Настенькой гуляет по их двору, и малышка, только недавно начавшая ходить, бежит за голубями. Птицы с шумом взлетают из-под ее ножек, а она весело смеется…

Вот они идут в магазин, чтобы купить папе подарок на день рождения. Кстати, универмаг находился прямо в этом доме, на первом этаже, его большие стеклянные витрины освещались вечерами, и многие москвичи приезжали, чтобы полюбоваться на иллюминацию. Нина решила подарить Яну настоящую немецкую бритву, весьма дорогую. Настя, которой тогда исполнилось только пять лет, затащила ее в отдел игрушек. Маленькая хитрюшка сказала: "Мама, давай посмотрим, что подарить Ларочке".

Лара, дочка их соседей, была ровесницей Насти и самой близкой ее подругой. Через две недели у нее действительно был день рождения, и Настя прожужжала маме все уши – нужно подарить самую красивую куклу. И вот теперь она тащила Нину в отдел игрушек, чтобы самой выбрать презент. Куклу, разумеется, купили, но точно такую же пришлось приобрести и для Настеньки. Девочка была счастлива и не расставалась с игрушкой ни на минуту – брала с собой и за стол, и в постель. Яну даже пришлось предупредить ее, что, если она будет так таскать свою Лялю во двор, то та быстро сломается и придется ее выкинуть. После чего дочка посадила куклу на кровать и стала играть с нею только вечерами.

Нина вздохнула. Она не раз задавала себе вопрос: любила ли она мужа? Он был старше ее и иногда казался совершенно чужим человеком. Ян не выражал открыто свои чувства (сказывалась прибалтийская сдержанность), но Нина точно знала, что он очень дорожит ею. А когда родилась дочь, то муж просто светился от радости. Он сам кормил и одевал девочку, спешил после работы домой, чтобы поиграть с ней перед сном, а по воскресеньям гулял с ней в парке. Конечно, Ян проявлял внимание и заботу и по отношению к Нине, покупал ей хорошие вещи, водил в театр и на концерты, и это, наверное, можно было считать проявлением любви, по крайней мере, с его стороны.

Но вот в своих чувствах Нина не была так уверена. Страсти между ними, конечно, никогда не было, но уважение и понимание присутствовали всегда. Для семейно жизни, наверное, это было важнее, чем пылкие признания…

Нина знала, какую растерянность и обиду испытал Ян, когда ему сообщили о ее решении остаться в Германии. Он, наверное, имел теперь все основания ненавидеть ее, но даже это не оправдывало его нынешнего поведения. Она бы, например, никогда не позволила втянуть дочь во взрослые игры, сделать ее предметом торга.

Нина еще раз вздохнула и убрала помаду. Оставалось лишь слегка подкрасить глаза, напудриться – и готово. Инга все еще находилась в ванной – ей можно не спешить, до места службы – две минуты ходу: спуститься во двор и войти в соседний подъезд. Штаб генерала Зеермана располагался в этом же здании, только с другой стороны, а вот Нине предстояло ехать на Старую площадь, согласовывать с Остерманом детали предстоящей операции.

Как он ее назвал? "Двуликий Янус", кажется… Что же, суть передана верно. Хотя она предпочла бы другое название – "Немезида". Грозная богиня возмездия всегда находила свои жертвы и карала их… Теперь, видимо, пришла и ее черед.

Нина вышла в коридор и вызвала по телефону служебную машину, потом подошла к ванной и громко сказала по-немецки:

– Инга, я ухожу, не забудь запереть дверь.

В принципе, в этом не было большой необходимости – дом тщательно охранялся, но немецкая аккуратность требовала запирать двери даже в этом случае.

Нина вызвала лифт, кабина медленно приползла откуда-то снизу. Спустившись на первый этаж, Нина прошла мимо охранников во двор – автомобиля еще не было. Она достала из сумочки женский портсигар и закурила. Курить Нина начала в Германии, дома, в Москве, этой привычки у нее не было.

Дома… Нина поймала себя на том, что думает о Москве, как о доме. И это после стольких лет, проведенных за границей! Германия так и не стала ее родиной, хотя она считалась фольксдойче и в Берлине у нее была собственная квартира.

Подъехал черный "хорьх". Нина бросила сигарету и села на заднее сиденье. Пересекли мост, спустились на набережную, через десять минут ее с докладом ждал Карл Остерман. Нина откинулась на сиденье и попыталась сосредоточиться на предстоящем разговоре. Что-то ее тревожило…

Она не заметила, как из-за опоры моста навстречу автомобилю метнулась темная фигура, почти сразу же раздался мощный взрыв. Машина пошла юзом и врезалась в гранитный парапет, Нина сильно ударилась головой о переднее сиденье и потеряла сознание.

Толмачевский переулок.

Сознание возвращалось медленно, толчками. Нина с трудом открыла глаза: голова невыносимо гудела, кроме того чувствовались слабость и тошнота – типичные признаки сотрясения мозга. Нина попробовала пошевелить руками и ногами. Выяснилось, что она не ранена и лежит на кровати в каком-то темном, маленьком помещении. Из-под двери виднелась полоска тусклого света и слышались голоса.

– И что теперь мы будем делать?

– А я откуда знаю? Пусть решает Павел Матвеевич. Он приказал напасть на машину и выкрасть полковника. Кто же знал, что там окажется эта баба…

– Ты документы ее видел?

– Да. Капитан Нина Рихтер, скорее всего, какая-нибудь штабистка. Хотя, с другой стороны, Остерман за ней собственную машину прислал… Только имя какое-то странное, не немецкое – Нина…

– Может, допросим ее?

– По-немецки я не шпрехаю..

– Зато я умею.

– Нет, будем ждать Павла Матвеевича.

Нина решила привлечь к себе внимание и громко застонала.

– Слышишь, никак она очнулась? Надо пойти посмотреть.

Дверь открылась, и на пороге появился невысокий, щупленький парень. Было темно, но Нина рассмотрела, что он еще очень молод – лет семнадцать-восемнадцать. Он спросил по-немецки, хотя и с некоторой запинкой:

– Принести вам воды?

– Да, будьте так любезны.

Нина решила пока не показывать свое знание русского языка. Через минуту парень вернулся с водой. Он помог ей подняться и напиться, а потом уложил обратно.

– Где я нахожусь? – спросила Нина.

– На нашей квартире.

– А мой шофер?

– Погиб.

– Что вы хотите сделать со мной?

– Это решит руководство – после того, как допросит вас. Ваша судьба, Нина, во многом зависит от того, насколько вы будете откровенны с нами.

– Вы неплохо говорите по-немецки. Неужели так хорошо учат в русской школе?

– Моя учительница была немкой и очень добросовестно относилась к своим обязанностям.

– Рада это слышать. Кстати, как вас зовут? Мое имя вы знаете, а я ваше нет. Как к вам обращаться?

– Зовите меня Михаилом.

– Очень приятно, Михаил. Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах. Мне было бы приятно поговорить с вами, узнать больше о вашей учительнице. Немцам в Советском Союзе, наверное, жилось весьма непросто…

– Нет, Эльза Карловна была настоящей советской гражданкой и жила, как все.

– Вы говорите о ней в прошедшем времени…

– Она, к сожалению, погибла.

– Ее растеряли ваши?

– Нет, – лицо Михаила скривилось, как от боли, и Нина это заметила. – Она погибла случайно. Извините, но мне пора идти.

Михаил вышел из комнаты (скорее даже чулана) и запер ее на замок. Нина осталась одна. Голова по-прежнему болела, но тошнота немного прошла. "Эльза Карловна, – думала она, – уж не Шульц ли? Моя хорошая знакомая… Тогда этот Михаил – ее ученик Миша Семенов, подпольщик и одновременно агент абвера. Удивительно, какие бывают совпадения. Значит, я нахожусь в плену у одной из подпольных групп. Интересно, кто такой Павел Матвеевич?"

Ждать в темноте, в безызвестности, было утомительно, минуты тянулись медленно. Примерно через час Нина попросилась в туалет. Второй подпольщик молча принес ей судно, а потом все так же молча отнес его. Попытка заговорить с ним не удалась – то ли он действительно плохо понимал по-немецки, то ли был просто осторожен.

Судя по разговорам, ее охраняли только эти двое. Нина обследовала чулан: дверь была достаточно хлипкой, ее можно было легко вышибить. Но, во-первых, подпольщики были вооружены, а во-вторых, она еще чувствовала слабость – ей было не одолеть двоих мужчин. К тому же ей очень хотелось познакомиться с таинственным Павлом Матвеевичем, возможно, это дало бы дополнительную информацию.

Нине хотелось узнать, зачем подпольщикам понадобился Остерман. Было очевидно, что покушение на него устроили не случайно, полковника не собирались убивать, его намеревались именно выкрасть. Зачем? Видимо, предполагался какой-то торг, значит, она могла принять в нем участие. В Нине заговорил профессиональный интерес: в конце концов, она могла в любой момент раскрыть себя, сообщить о службе в абвере и предложить свои услуги. К тому же у нее имелся запасной вариант – ее муж был одним из руководителей городского подполья, следовательно, она могла попросить связаться с ним, что также давало дополнительный шанс.

Прошло, наверное, часа два. Нина еще раз попросила пить, воду принес молчаливый Петр. Михаил, видимо, решил больше к ней не входить – чтобы не выдать лишнюю информацию. Вдруг за дверью послышались чьи-то шаги и громкий мужской голос спросил:

– Она здесь?

– Да, в чулане, – ответил Петр.

– Как, цела?

– В полном порядке, Павел Матвеевич. Может, слегка контуженная, но так вроде бы ничего. По крайней мере, общаться может – с Мишкой вот разговаривала.

– Хорошо, я сам ее допрошу.

Нина села на кровать. Дверь чулана открылась, и на пороге появился… ее муж Ян Петерсен.

– Ты? – Нина даже задохнулась от неожиданности.

– Да. Только спокойно, Нина, не делай резких движений, давай сначала спокойно поговорим.

– О чем? Мы же все, кажется, уже обсудили…

– Видишь ли, произошла досадная случайность. Мои люди получили задание выкрасть Остермана, а похитили тебя.

– Зачем тебе понадобился полковник?

– Затем же, зачем и ты – чтобы узнать план уничтожения Москвы. Кстати, тебе удалось уже что-нибудь выяснить?

– Нет, прошло еще слишком мало времени.

– Хорошо, сделаем так. Ты мне дашь номер прямого телефона Остермана, и я с ним лично говорю.

– А что будет со мной?

– Это зависит от того, что скажет твой полковник.

– Он не мой…

– Не придирайся к словам, ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Говори номер.

– К-45-33-88.

– Хорошо, я скоро вернусь, тогда и поговорим. А пока ты побудешь здесь – считай, что в гостях у меня. Если что-либо понадобится, стучи в дверь, мои люди принесут попить, поесть и… все прочее.

– Ян, можно один вопрос?

– Да.

– Почему ты до сих пор со мной не развелся? Я вчера выясняла, что наш брак так и не был расторгнут.

– Ты же умерла. Со временем мне выдали бы свидетельство о твоей смерти, а так… Представь, что случилось бы, если бы Настя случайно обнаружила справку о разводе. Пришлось бы ей объяснять, что мама жива, но покинула нас. Настя стала бы задавать вопросы, на которые я, скорее всего, не смог бы дать честные ответы.

– Все-таки ты очень жестокий человек, Ян.

– Не более чем ты, Нина. Позволь напомнить, что именно ты бросила нас с дочерью, а не наоборот…

– Я же объяснила – так сложились обстоятельства!

– Обстоятельства не оправдывают предательства, Нина, особенно по отношению к самым близким людям. Ну, ладно, не буду тебя утомлять нравоучениями, ты уже большая девочка, сама все понимаешь. Отдыхай пока.

С этими словами Петерсен покинул чулан, и Нина вновь осталась одна.

Старая площадь.

Полковник Остерман устало потер виски, голова ужасно болела, не помогла даже таблетка. Три часа назад ему сообщили, что на его машину напали – шофер убит, Нина Рихтер пропала. Все попытки разыскать ее по горячим следа успехом не увенчались. Подпольщики, очевидно, захватили Нину и хорошо спрятали. Разыскать ее в большом городе не получится, не будешь же прочесывать все дома подряд! На это нет ни сил, ни времени.

Черт, как все не вовремя, думал полковник. Сегодня мы должны были обсудить ход операции и согласовать все детали, а завтра утром она отправилась бы на очередную встречу. И тут пришло сообщение, что Нину похитили. Что это: случайность или часть дьявольского плана, придуманного подпольщиками? Нечто вроде превентивного удара… И как теперь быть? Доложить начальству о похищении – значит, поставить под удар всю операцию. Нет, этого ни в коем случае нельзя делать! Придется ждать и надеяться, что появится хоть какая-нибудь зацепка в этом странном, запутанном деле.

Ничего лучше Остерман придумать не мог. Он сморщился от приступа головной боли и позвонил секретарше – попросил воды, чтобы запить таблетку. Фроляйн Марта быстро исполнила просьбу, но по ее глазам было видно, что она уже в курсе событий. Следовательно, скоро о них узнает и ее тайный шеф – Вилли Краух. Если она уже ему не сообщила…

От этих мыслей полковнику стало еще хуже. Он с усилием проглотил таблетку, сделал глоток и поморщился – боль не уменьшилась. Внезапно зазвонил телефон.

– Слушаю, – раздраженно бросил он в трубку.

– Полковник Остерман? – поинтересовался по-немецки молодой мужской голос, показавшийся знакомым. – Вам привет от вашей сотрудницы Нины Рихтер.

– Кто говорит? – полковник показал рукой, чтобы фроляйн Марта вышла из кабинета, та поджала губы и нехотя скрылась за дверью.

– Мы с вами уже встречались, правда, всего один раз. Помните, полицейский участок в Колобовском переулке?

Карл Остерман машинально потер голову. Он прекрасно помнил ту встречу: от общения с лейтенантом Алексеем Мироновым у него осталась большая шишка, которая не прошла до сих пор.

– Подождите одну минуту, я сейчас…

Полковник выскочил в коридор и сделал знак, чтобы Марта никого к нему не пускала. Потом вернулся к столу и плотно закрыл за собой дверь.

– Слушаю вас.

– Повторяю: вам привет от Нины Рихтер.

– Я уже понял. Где она?

– У нас в гостях. Думаю, у нас появился хороший повод для встречи.

– Где и когда?

– В офицерском клубе, в бывшем кинотеатре "Форум". Сегодня, в три часа дня, вас устроит?

– Договорились.

– Но вы должны быть один. Нина пока останется у нас, в качестве гостьи…

– Хорошо, я понял, буду один.

– В таком случае, до встречи.

В трубке послышались короткие гудки. Полковник задумчиво посмотрел на телефонный аппарат. Как лучше поступить? Если доложить о звонке генералу Траубе, то тогда можно распрощаться с мечтой провести операцию самостоятельно. Клаус наверняка захочет взять все под свой контроль. Еще бы – выход на одного из руководителей московского подполья! С другой стороны, если он отправится один, без прикрытия, то велика опасность угодить в ловушку. Подпольщики явно придумали какую-то хитрую комбинацию, вот только какую?

Полковник не любил игру вслепую, он предпочитал знать (или хотя бы догадываться), какие карты на руках у противника. А тут все было не ясно. Во-первых, зачем подпольщики захватили Нину? Во-вторых, что они потребуют за ее освобождение? И, в-третьих, как это отразится на ходе всей операции?

Кроме того, был еще один фактор, с которым следовало считаться – Вилли Краух. Наверняка фроляйн Марта уже сообщила ему о звонке, значит, заклятый друг захочет узнать, с кем он встречался. Придется подумать, как оторваться от внешнего наблюдения… Лишние глаза в этом деле ему ни к чему. Особенно если это глаза конкурентов.

Остерман вздохнул. Игра становится все интереснее, но не слишком ли он рискует? Что, если подпольщики похитят и его тоже? Может быть, стоит все же подстраховаться и организовать "наружку"? Нет, решил полковник, подпольщики заметят "хвост", и тогда встреча точно не состоится. А он хочет знать, что задумали подпольщики. Поговорить действительно есть о чем…

Куйбышев

4 марта 1942 года

Ставка Верховного Главнокомандующего

Cталин мягко прохаживался по кабинету, казалось, он почти не слушал начальника Генерального штаба Тимошенко, докладывавшего о состоянии стратегических резервов – сколько новых танков, самолетов, орудий и минометов было получено за последний месяц, какое количество дивизий удалось скомплектовать и перебросить на фронт. Вождь думал о чем-то своем. Внезапно он остановился и спросил:

– Как вы считаете, хватит ли у нас сил, чтобы развить намечающийся успех?

– Так точно, товарищ Сталин, хватит, – тут же отозвался Тимошенко. – В крайнем случае, можно задействовать часть стратегического резерва Ставки – скажем, девять моторизированных и две танковые дивизии. Этого, как мы считаем, вполне достаточно, чтобы завершить окружение немцев под Москвой.

– Ну, что же, посмотрим… А что скажет товарищ Жуков? Как развивается наше наступление на Западном фронте?

Жуков подошел к большой карте, занимавшей почти всю стену в кабинете, и начал показывать:

– Части 15-й армии нанесли удар в районе Люберец и Балашихи с целью отвлечь на себя основные силы противника и сковать их боем. Наши передовые батальоны уже вышли на восточные окраины Москвы, через день-два они проникнут в город и завяжут уличные бои. Одновременно 2-я и 5-я ударные армии наступают южнее столицы – через Подольский и Наро-Фоминский районы. Их задача – поддержать части Резервного фронта, прорвавшиеся в районе Внукова. К 8-9 марта они также выйдут на окраины Москвы…

– Девятого марта? Почему так долго? – перебил его Сталин.

– Немцы отчаянно сопротивляются, Иосиф Виссарионович, – пояснил Жуков. – К тому же мы ощущаем серьезную нехватку техники…

– Хорошо, мы поможем с резервами, а что на других фронтах?

– Части Волховского фронта продвигаются севернее Москвы, – поднялся генерал Павличенко, – сразу по двум направлениям – на Истру и Красногорск. Не позднее 10 марта они выйдут в Одинцовский район и соединятся с 6-й армией Резервного фронта. Таким образом, к 11 марта мы окончательно завершим окружение немцев.

– А если они подтянут резервы и, как в декабре 1941-го, начнут контрнаступление? – спросил Сталин.

– Мы предусмотрели такую возможность, – продолжил Павличенко, – вокруг Москвы создается двойное кольцо – внутренне и внешнее. Внешнее предназначено для отражения контратак немцев, а внутренне – против действия московского гарнизона. Противник наверняка предпримет усилия, чтобы вырваться из города, но мы его остановим. Ни одна мышь, Иосиф Виссарионович, не выскочит из Москвы!

– Даже Гитлер?

Генералы переглянулись.

– Он, как мы считаем, покинет город на самолете, – ответил Жуков. – Два полка Люфтваффе готовы его прикрывать…

– Заблокируйте Москву сверху! Сделайте так, чтобы из нее действительно никто не вырвался!

– Есть, – вскочил командующий 5-й воздушной армией генерал Теплицын, – бросим все силы, если понадобится, снимем с других участков…

Сталин кивнул и решил сменить тему обсуждения:

– Что слышно о ходе операции "Вихрь"?

– Разрешите доложить? – поднялся нарком внутренних дел Берия.

– Говорите, Лаврентий Павлович.

– У нас уже есть уверенность в том, что удастся захватить шлюзы и предотвратить затопление Москвы. Но сил одних подпольщиков не хватит, шлюзы тщательно охраняют, нужны для поддержки десантные группы.

– Мы сможем помочь товарищам из подполья? – спросил Сталин. – А, Павел Анатольевич?

Начальник 4-го управления НКВД генерал Судоплатов встал и четко доложил:

– Так точно, поможем, Иосиф Виссарионович. Мы готовы выполнить любое задание командования.

– Сколько человек вы сможете дать для десантирования?

– Как минимум шестьсот-семьсот, плюс диверсионные группы, это еще около двухсот бойцов.

– Сумеете удержать шлюзы до подхода частей Красной Армии?

– Двое суток я гарантирую…

– Хорошо, этого, я думаю, будет достаточно. Подробности операции обсудим позже, а теперь вернемся к снабжению частей Красной Армии техникой. Продолжайте, товарищ Тимошенко…

Начальник Генштаба поднялся и стал зачитывать лежащие перед ним бумаги.